Текст книги "Всё о жизни чайных дракончиков"
Автор книги: Смит Уайт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)
– Как вы понимаете, финансирование уже отозвано, и изменить своего решения я не могу. С другой стороны, подача заявок закрыта, и нанять новую спортсменку мы тоже уже не успеем. Тем более, как мне доложили, все стартовые взносы внесены еще при подаче заявки, так же, как и денежное довольствие для команды переведено на счета Центра, и вы сможете их использовать. Все, вплоть до влета в сезон. Это означает, что вы не получите ничего сверх, но и имеющихся средств вполне достаточно, чтобы пробиться дальше. Так что сейчас я предлагаю следующее: мы вернемся к этому разговору после влета в сезон. И если вы справитесь – детально обсудим объемы финансирования вашего участия в кубке, госпожа Эйдераанн, бегунья от Сердца Золотых Крон.
Вышеупомянутая госпожа Эйдераанн одновременно с ни разу не неупомянутым господином Дейраном резко встали, и оба почти синхронно отдали знаки благодарности и прощания. А я оглянулся на мастера Райхара, на его дракончика. Я впервые в жизни чувствовал себя голым, хотя вроде и одежды-то почти не носил. Я чувствовал себя опозоренным, хотя не понимал причин. У меня в душе словно что-то сломалось, и какой-то вращающийся механизм, отыскав случайно душу, скреб по ней с диким скрежетом, и мне было неудобно дышать.
Низко повесив голову, буквально каждой чешуйкой ощущая налипшую на меня стадионную грязь, чуть не трясясь от нее, я проковылял по скатерти мимо своего великолепного коллеги, неприятно потрясенного моим поведением. Конечно же, как и я сам.
Когда мы вышли на улицу, Эйдераанн и Дейран радостно защебетали, а я молча вызвал себе курьера.
– Куда вы? – спросил меня Дейран, ожидавший, очевидно, что путь назад мы проделаем вместе на весело дребезжащем трамвае под латунные блики на искристом снеге. – Мы с Эйдераанн едем в Центр – мне назначен экзамен на квалификацию главного механика, а Эйда и мастерица ДиДи попытаются нанять тренера. Поедемте вместе!

– Дейран, – мягко обратила внимание юноши на себя бегунья, – без главного механика нас не допустят к следующему старту, поэтому я должна буду все-таки подать заявку на него на случай, если что-то случится на твоем экзамене.
– Конечно! – успокоил ее молодой механоид, нежно взяв при этом за плечи. – Все будет в порядке теперь! Ты лучшая в мире бегунья, ты сделаешь всех их, вот увидишь! Господин дракончик, подтвердите ей, что…
– Кем я с вами становлюсь?! – горько обвинил их я, перебив. – Я из-за вас опускаюсь до постыдных вещей! Это все ненормально! Из-за всего этого я перестаю быть чайным дракончиком! Вы оба маленькие, глупые, не понимающие, что вокруг происходит, дети! Вы уничтожаете все вокруг! Вы только что уничтожили меня!
Глава тринадцатая: про чай
Остаток дня я провел в моем любимом «Об алом и аромате», где до самого вечера занимался только и исключительно тем, что грел чай посетителям толстяка-хозяина. Я почти что терапевтически проводил время в благодатных жидкостях чудесных заварок, отобранных в чайную карту этого заведения, за исключением нескольких штук, лично мной. Притом с некоторыми из них мне еще не доводилось работать, так что я самозабвенно изучал то, как именно ведет себя безупречно-рубиновый или искристо-лазурный настой, проходя сквозь мои чешуйки. Правда, достойного напитка для моей соленой карамели в этот раз не выдалось, но ее время еще придет.
Я насыщал чай в огромном чайнике «на компанию» для стайки молоденьких подружек, собравшихся после лекций при предприятиях. Я помогал в выборе старенькому мастеру, пришедшему на ежегодную встречу со своим учеником, уже давно нашедшим свою дорогу и теперь рассказывавшим, как у него дела. Участвовал в быстром, но далеко не деловом обеде мужчины и женщины (тут, похоже, имело место свидание за спиной официальных супругов, но радость пары от этого не становилась менее искренней). Мне даже повезло стать свидетелем предложения руки и сердца. Излишне застенчивый юноша, к общему удовольствию, согласился.
Прекрасный чай: бирюзовый, желтый, коричневый, синий, белый и черный, о… чай успокаивал и снова наполнял меня жизнью, смыслом. Мне казалось, что нечто страшное и пустое выхолаживало меня изнутри на этом проклятом стадионе и поселяло в душе мелочный нервный тремор. И только сейчас и здесь я возвращался к равновесию.
Ближе к позднему вечеру, когда Вайерр освободился от своих дел, мы заняли с ним один из непопулярных столиков. Мне хозяйка поставила удобный для ведения бесед чайничек, наполнив его очаровательной заваркой «Лунные аллеи», а у владельца заведения приняла заказ на обстоятельный ужин с мясом и вином.
– Ну, что ты мне расскажешь? – прокряхтел хозяин, уже скучая без жаркого, и я пожаловался ему на жизнь, не жалея патетических эпитетов.
– Ну… если тебя это все так гнетет, почему бы в таком случае не уйти оттуда? – лукаво предложил он.
– Куда? – воскликнул я. – Это последнее предложение Центра. К тому же я узнал, что в Полотне я числюсь как «шустрый» – ужасная личная характеристика для дракончика! Такого не возьмут в приличное место, а сегодня я и вовсе уничтожил свою репутацию! Бегал там… как кот какой-нибудь или… кролик с шоколадом в зубах, и это видели, все видели, понимаешь?.. Считай, что у меня больше нет репутации…
– Ну, раз так, чего бы не уехать из города? Вон кафе твое уехало, я тоже порой подумываю. Может, давай? Дернем вместе. Говорят, где угодно выгоднее, чем здесь, – предложил мне, уже зная заранее ответ, мой друг. – Что, не хочешь?
– Из города я никуда не уеду, – выученно отвел глаза я.
– Город больше не расширяется, скоро здесь станет невозможно строить бизнес. Многие уже сейчас говорят, что вот-вот начнется отток жителей и Золотые Кроны станут тем еще захолустьем.
– Мне все равно, что говорят. Я буду здесь жить, и я здесь открою кафе, – вздохнул я весьма сокрушенно, – а потому не могу терять в деньгах.
– Да куда тебе столько денег? – воскликнул толстяк, как раз когда ему подали ужин из отличных продуктов, стоивших ему почти всей дневной выручки от ресторана. – Ты же чайный дракончик, тебе же и тратить-то некуда!
– Во-первых, я только что сказал, что я собираюсь открыть собственное заведение, но и прямо сейчас расходов у меня достаточно: нужно кормить этого проглота Дейрана, постоянно использовать курьеров для себя и мастерицы ДиДи…
– Ты… называешь драконицу по литеральному имени? – прохихикал Вайерр, но я, стоически пропустив это мимо ушей, продолжил:
– …Покупать хоть какой-то чай, чтобы не сдохнуть там от тоски и вся эта банда тоже не скатилась в клиническую депрессию, да и всяческие комбинезончики, дополнительные мастерские чистки… лакомства Пудингу, который скорее Пирожок… кстати, их нужно купить по дороге…
– Ну, друг мой, – отдал мне беззлобно знак пренебрежения толстяк, – одновременно удовлетворить все интересы очень редко когда получается, и если тебе нужно поддерживать свою семью, то…
– Чего? – скривился я от поцарапавшего мне уха слова. – Семью? Где ты нашел у меня семью?
– В числе прочего, – поучительно сообщил мне хозяин ресторана, выкладывая огромную ложку соуса на пышущее ароматным паром горячее мясо, готовое растаять на языке этого чревоугодника, – семья – это когда ты делаешь то, что тебе не хочется ради тех, кто от тебя ничего не требует.
– Но они только и делают, что требуют от меня того, сего… с этой своей Кейррой…
– И ты хоть что-то сделал для нее? – осведомился Вайерр, и я, приосанившись, сообщил о своих успехах:
– Нет.
– А за Эйду просил тебя кто-нибудь?.. Но ты тем не менее оставил свои надежды на работу в высшем обществе, лишь бы она влетела в сезон. Знаешь, дружок, семья – это не про то, как долго ты кого-то знаешь и из каких передряг вы выбирались вместе, то про дружбу. Семья – это данность, когда сердце выбрало и даже не подумало спросить на входе ни послужной список, ни резюме.
На этом я совсем приуныл.
Мы проболтали еще с полчаса, пока мой дорогой хозяин легкомысленных зеленых обоев не закончил со своим необъятным ужином, и я отправился назад, на стадион. Курьер, заскочив в товары для домашних любимцев, прикупил для Пирожка корма, а мне – книгу по уходу за котами, доставил меня на привычное место наблюдения, и я его отпустил. Спортсменка опять бегала в рано опустившихся сумерках.
Приперся Пирожок, один раз с бьющей через край игривостью тронул меня лапой и сразу же завалился на бок, делая при этом вид, что приглашает меня почесать ему пузико, но на самом деле готовый в любой момент схватить и начать трепать. Я сразу его раскусил.
Тихо, с хвоста, подошел Дейран и с тяжелым вздохом сел рядом. Я поднял на него взгляд.
– Мне нужна ликра, чтобы поднастроить работу Чая, и тогда Кейрра закончит свое перенасыщение. После этого можно будет подавать заявку в Паровые Долины. Я понимаю, что вам тяжело здесь, но… эта работа ведь не навсегда, мастер дракончик. Давайте приступим прямо завтра с утра. Провозитесь здесь неделю и… все, станете свободны.
– Я вот… – начал я, переменив опорную лапу, – я вот как раз об этом и хотел с тобой поговорить. Ты же понимаешь, что все это, все, что сейчас происходит с тобой и между тобой и девушками… что это не навсегда?
– О чем вы говорите, мастер? – спросил меня парень, взглянув даже не устало, а как-то до крайности печально, словно он сам во всю эту историю с Кейррой и с Эйдераанн в период с десяти до полуночи переставал верить и смотрел на мир без глупого оптимизма.
– Я… я, Дейран, говорю о том, что даже если тебя возьмут главным механиком, то работа на Эйдераанн все равно тебе не по зубам. Если она добьется своего и станет чемпионкой, то ее окружит слава и ты просто потеряешься в ее новой жизни. А если не добьется, то жизнь ее прожует и выплюнет – ее просто не будет здесь, на стадионе, а тебе она, как я понимаю, выше бедер абсолютно безразлична. То же самое и с Кейррой: та уедет или в свои Паровые Долины, или в город-насытитель, а мы ведь оба знаем, что ты точно не поедешь с ней. И что бы ты ни чувствовал сейчас и как бы остро ни ощущал свою привязанность к Кейрре или Эйдераанн, драконице или тому парню внутри Кейрры, который никуда не спешит… что бы ни творилось у тебя внутри – это не про твою настоящую жизнь. Это все пройдет.
Дейран вздохнул и посмотрел перед собой, на стадион. Эйдераанн бежала по кругу. Кейрра там, вдалеке, в зоне для лечебной физкультуры, пыталась научиться правильно ставить ноги при ходьбе.
– Понимаете, – снова вздохнул Дейран и посмотрел мне в глаза, – чай ведь тоже всегда выпивают.
Я рассмеялся. Впервые за этот вечер, за день, неделю, за многие месяцы, которые я провел в тягостном ожидании каких-то несусветных каверз от судьбы-злодейки с тех пор, как узнал о закрытии своего родного кафе, впервые с тех пор мне стало легко и чисто. Чай! Чай ведь тоже всегда выпивают до дна, а если чай не выпит, то это же плохой чай!
И в этот момент меня добыл Пирожок. Дейран постарался его схватить, совершенно неудачно, и кот бросился наутек, а парень, перегнувшись через перила, крикнул Эйдераанн, что Пирожок опять взялся за старое.
Несносное животное помчалось со всех ног по ступеням вверх, потом выскочило в коридор, перебралось на другой сектор, выше, еще выше, и я сам не заметил, как оказался на самом-самом верху. У меня перехватило дух.
Здесь гудел ветер.
От былого веселья не осталось и следа – все смыл обездвиживающей ледяной волной очень и очень обоснованный ужас, а кот примерился, как для прыжка, азартно потоптался на месте, оттопырив попу, подбирая момент и не жалея времени на то, чтобы я успел проникнуться всей безысходностью своей несчастной будущности.
И потом Пирожок, дай Сотворитель, чтобы все у него в жизни ладилось, прыгнул с самой крыши стадиона вниз. Мной вперед. Прыгнул, расправил механические крылья, поймав этим какой-то там (восходящий, наверное) поток и… начал падать с грацией утюга.
Нас закрутило так, что я перестал соображать, где верх, где низ и куда нас тащит. В какую-то секунду я понял, что ветром нас задуло назад и мы сейчас приземлимся носом в трибуны, но потом молодой котик все-таки правильно расправил свои протезные крылья, в них ударил воздух снизу, и мы резко ушли вверх.
– Мы летим! – крикнул я, сообщая ему эту новость. – А ты умеешь летать? Ты знаешь, что ты делаешь? Мы же летим! Мы летим, и я тебя ненавижу!
Кот мне, разумеется, не ответил. В первый момент этого странного полета, в какую-то неуловимую секунду неотвратимого ужаса, доходящего до предела и, словно великий Хаос у грани мира, перерождающегося в тело мира, я ощутил в безотчетное счастье. Такое острое и такое неожиданное – не испорченное ни запланированными ожиданиями, ни заготовленными оценками полноты. Оно ворвалось в самую серединку моего сердца леденящим душу восторгом и там и осталось, нежно стихая по мере того, как мы опускались вместе с вальсирующим снегом, а Дейран с Эйдераанн, перекрикиваясь, пытались нас поймать.
Осмыслив их действия, скорее похожие на панику, чем на азарт, мои собственные экзальтированные эмоции нехотя уступили место новому, пока еще озадаченному испугу, и скоро действительно кот утратил контроль над полетом и все стремительно пошло наперекосяк.
– Эйда! На другую сторону! Другую! – крикнул что было мочи Дейран, и Эйдераанн побежала, то и дело задирая голову вверх.
Я поймал себя на мысли, что в тот момент во мне жило и остро пульсировало одновременно два страха: мой собственный страх разбиться о твердь чуть ли не на смерть, а второй, потаенный, страх какого-то второго помысла – за ноги Эйдераанн. Я боялся сейчас так, что готов был пожертвовать какой-то частью моей собственной безопасности за уверенность, что с ее ногами все будет хорошо, и это само по себе, к слову, тоже пугало меня.

Когда до вытянутых вверх пальцев Эйдераанн нам оставались буквально считанные сантиметры, Пирожок резко повернул, почти в то же мгновение попадая в неловкие руки Кейрры, осмелившейся от беспокойства за нас сделать пару шагов в сторону от тренажера. Она сама не осознала, чего добилась этим.
Эйдераанн налетела на нее в следующее мгновение, и мы все вместе оказались на упругом покрытии зоны лечебной физкультуры. От страха друг за друга ни живы ни мертвы.
– Вы пострадали? Вы пострадали? – не скрывая панику в голосе, спрашивала драконица, метавшаяся по одному из тренировочных брусьев Кейрры. – Дейран, беги скорее! Я не уверена, что они в порядке! Дейран!
– Я поймала Пудинга и господина ДраДра, – весело ответила Кейрра снизу, утирая кровь, пошедшую носом. – Все хорошо, мастерица ДиДи!
– Я тоже в порядке, – более-менее спокойно ответила Эйдераанн, сев на колени, посмотрела на кота и тихо сказала: – Его зовут Пирожок.
Черный кот не дался ей в руки, и из неумелых объятий Кейрры тоже ловко вывернулся.
Он, так и держа меня зубами за шиворот комбинезончика, потрусил к бегущему к нам Дейрану и, остановившись в паре метров от парня, положил меня на дорожку и снова призывно завалился на бочок, требуя ласки в награду за свое проворство. Я попытался встать, но лапы у меня дрожали и подгибались. В глазах темнело.
– Несносный кот! – обругал его Дейран и потянулся, чтобы проверить, как у него дела с крыльями, и тут же обратился ко мне: – Вы как?
– Я умираю, – признался я честно, а потом добавил: – Отнеси меня к Чаю и не давай Пирожку никаких лакомств, пока не выясните, кто, когда и чем его кормит – кстати, я тоже ему купил еды.
Глава четырнадцатая: про Чай
К Чаю меня, конечно, отнесли, но в саму цистерну я на ночь глядя не полез, а полез я туда непосредственно среди ночи. Что именно заставило меня проснуться глубоко затемно и отправиться в непростое путешествие ко включающему свет в емкости кнопелю – я, признаться честно, вряд ли мог сказать с абсолютной точностью. Но причине такого поведения, в чем бы она ни крылась, противиться я не стал.
Нужно отметить, что с тех пор, как Дейран лишился трех четвертей своей знаменитой коллекции трудоустройств, его холостяцкое логово стало куда как лучше подходить для присутствия чайного дракончика: на столе он прибрался, столешницу отдраил, стены помыл, протер все бра и трубы, а также почистил потолок.
Я не уставал напоминать, что все поверхности, каких только теоретически может коснуться чайный дракончик, обязательно следует держать в чистоте, потому что любое загрязнение, способное испортить какой-нибудь мой механизм или, того хуже, шкуру – это очень дорого. А как мы все понимаем, никакой нравственный стимул не способен поддержать искреннее рвение лучше, чем угроза лишних расходов. Поэтому в этот раз мои ночные похождения по степени драматизма, к счастью, не шли ни в какое сравнение с первой ночью в этих стенах.
Пока Дейран спал, я деловито включил свет, проскользнул под кровать. Устроившийся у него в ногах молодой кот приподнял при моем приближении голову, но я посмотрел на него строго, выразив этим свой далекий от игривого настрой, и животное снова уткнулось в собственную шерсть, мягко обняв себя черным хвостом.
Суть моей работы, как вы знаете, заключалась в том, чтобы «научить» ликру Кейрры поддерживать в чае насыщенность. Для этого ее ликре требовалось, во-первых, получить, а во-вторых, поддерживать специальный чайный признак самостоятельно.
Признак этот, как следует из естественного хода вещей, содержался у меня в ликре, однако из-за разницы в объемах ликроносных систем я не мог контактировать с Кейррой напрямую. А случись такое – девушка бы мигом выкачала из меня всю мою собственную ликру и заменила бы своей, что выбило бы меня из колеи на пару месяцев, если бы вовсе не сломало изначальную ликроносную систему.
Поэтому, по мысли Дейрана, мне следовало сначала наладить Чай, с чьей ликроносной системой я мог контактировать безболезненно. Тот бы сделал особенно высоко насыщенный чайный раствор, и уже из него насытилась постепенно бы ликра Кейрры.
Этот план, не потерпи он на первом же этапе полный крах, был бы, как ни крути, идеальным.
Добравшись до цистерны и ступив на прогретое стекло, я задумался на мгновение о том, что́, собственно, кроме шуток, я сейчас, в такое время и в таком настроении, здесь делаю. Почему, невзирая на собственные множественные громогласные протесты, я все же продолжаю работать и с Чаем, и с Кейррой? Допустим, речь идет о моей репутации и карьере, и, допустим, я таким образом хочу просто выслужиться перед Центром, доказывая, что не отлыниваю от работы, но тогда почему я собираюсь приступить к задаче посредь ночи? Ведь Дейран спит, и того, как я стараюсь, никто не видит и не оценивает.
Задавшись этими вопросами безответно, я, издав глубокий вздох, принялся откручивать одну из пробок на узком горлышке, необходимом для забора проб из емкости. Пробку там еще давно открутил Дейран – на случай, если мне вдруг спонтанно захочется поработать, и сейчас она держалась чисто символически, так что хлопот мне не доставила.
Аккуратно отпустив ее и проследив, как она, съехав по гладкой поверхности, натянула цепочку, оберегавшую ее от того, чтобы упасть и потеряться, я вздохнул, осознавая, какой глупостью планирую заняться, и направился внутрь.
– Вы не спите в такой час? – окликнул меня голос сзади.
Понимая, кто это, я изо всех сил попытался подавить еще один вздох, но вышло у меня плохо, так что я поспешил повернуться.
– Как видите, госпожа. Смею ответить, что тем же можно пожурить и вас, а потому незамедлительно осведомлюсь о причине таких проказ.
Драконица улыбнулась, почему-то очень напомнив свою воспитанницу, и подошла ближе. Она, поднимаясь, выглядела так, словно совершала обыденную прогулку.
– Ночью многое видится по-другому, и я часто использую эту ее призматическую особенность для того, чтобы обдумать все, что меня беспокоит. Теперь позвольте полюбопытствовать о ваших мотивах.
– Я… – мне почему-то не хотелось ей открываться, хотя, казалось бы, напротив, я имел хороший повод похвастаться. – Я подумал поговорить с Чаем.
– Изнутри?
– Да, с вашего позволения, – произнес я тоном, заканчивающим беседу.
Поняв, что будет мешать, драконица действительно сделала шаг назад, но, прежде чем развернуться и удалиться, сказала мне:
– Это опасно.
Это действительно было опасно, и, если уж говорить честно, теперь, когда это обстоятельство оказалось вытащено на свет, я больше не мог его игнорировать и снова бросил взгляд на лаз в цистерну, теперь беспокойством. Я выдохнул:
– Не думаю, что мне что-то действительно грозит, госпожа. В конце концов, я собирался всего лишь осмотреть Чай поближе и предложить ему свою помощь в насыщении ликры. Скорее всего, он согласится, поскольку понимает собственную ущербность, и я закончу с этим приятно для всех заинтересованных лиц.
– И все же, многое может случиться, – напомнила мне собеседница и порывисто подняла изящную голову кверху, туда, на уходящие под потолок пустые трубы умершего завода, так, будто бы мы любовались звездами. – Мне нравится гулять ночью, потому что ночь – это время, когда можно не замечать многих условностей, не заканчивать начатые днем диалоги и не продолжать настаивать на своем в спорах, а просто, к примеру…
– …Выпить чаю, – улыбнулся я. И снова поймал себя на мысли, что улыбаюсь. – Вы… побудете здесь?
– С вашего позволения, – отдала она знак принятия, – и, если будет нужно…
– Позовите на помощь. Не лезьте сами, – предупредил я, и она согласилась.
С этим я направился к горлышку технического отверстия, забрался на него и только там почувствовал ритмичную вибрацию, исходящую от драконицы. Она повторилась, и я, запомнив последовательность, без труда понял, что она только что сообщила мне свое настоящее имя. Я ответил.
Уже проникнув внутрь емкости, я повторил про себя, словно смакуя на языке и каждой своей насытительной чешуйкой: «госпожа ДиДи», потом – настоящее имя, удар за ударом. Еще через мгновение токсичный для каждого механоида ликровый раствор с головой поглотил меня.
И тут я понял, что раньше никогда не бывал в настолько открытых водных пространствах. Снаружи емкость, конечно, выглядела внушительно, но это все равно не шло ни в какое сравнение с тем впечатлением, какое она производила изнутри. Отсюда она представала целым огромным миром, где оказалось не так и сложно затеряться. Но, выдохнув, я сосредоточился мыслями на Чае.
Я и подумать не мог о том, чтобы повторить прошлую нашу встречу с попыткой насильственного насыщения, поскольку осознавал, насколько хрупок, по сравнению с этим ловким и сильным големом, без устали насыщавшим здешнюю ликру. А потому аккуратно, понимая, что ДиДи с той стороны услышит нас, простучал по стенке сосуда: «Привет!»
Мне не ответили. Тогда я, чувствуя особенную магию ночи как особого безвременья, повторил: «Привет! Я здесь, чтобы отдать тебе чайный признак!»
«Уходи», – получил я ответ и в глубине души понял, как один чайный дракончик понимает другого, что уйти действительно следовало бы, но я все равно попробовал еще раз: «Я просто хочу, чтобы ты начал насыщать настоящий чай».
«Я так и поступаю».
«Нет! То, что ты сейчас делаешь, это не чай. Что угодно, но только не чай!»
«Почему?»
«Его нельзя пить».
«Чай – это не то, что пьют. Чай – это то, что я насыщаю».
«Нет, чай предназначается именно для питья, ведь это то, что собирает вокруг себя, то, что сближает разных по духу и взглядам существ и помогает им найти общий язык!»
«Это – Я».
«Ты… ты мог бы делать настоящий чай, производить растворенное в чашке волшебство, наполняющее мир культурой, объединяющее души! – я не нашелся со следующей репликой, но, как только Чай показался мне на глаза, проявившись множеством своих насытительных щупальцев из мутного раствора, выпалил, словно защищаясь от этого зрелища: – Ты мог бы стать достойным, а только все портишь!»
Чай уставился на меня всем своим безглазым естеством.
«Кто ты такой, чтобы меня судить?» – спросил он, выстучав этот вопрос по стенке емкости и поставив при этом одну из многих насытительных лап совсем рядом со мной. Я опять почувствовал, что каждую букву нашего разговора через вибрацию ощущает застывшая с обратной стороны цистерны драконица. Требовалось дать точный ответ: «Я – эксперт в чае».
«Но не во мне. Я – Чай, и вы не знаете меня».
«Еще как знаю», – простучал я ему, сделав для целей ответа еще шаг вперед, и, когда он фыркнул и повернулся, чтобы исчезнуть, я подготовленным заранее, продуманным движением прыгнул к его насытительному щупальцу и попытался соединиться с ним ликрой.
Поймать его механику в довольно неловких объятиях мне удалось, но дальше началась та же самая кутерьма, что и при нашем первом контакте: Чай яростно пытался скинуть меня, извиваясь и колошматя всеми оставшимися конечностями по ликровому раствору и тому щупальцу, за которое отчаянно, без всяких надежд произвести ликрообмен, хватался я.
Я ясно осознавал, что попал в серьезную, грозящую мне травмой, если не смертью, переделку, и понятия не имел, как из нее выбираться. Мертвой хваткой, со всеми преданными мне ужасом силами, я вцепился в Чай, даже не пытаясь оторвать морды от его механики и поразмыслить, где мы находимся и как мне следует действовать. О том, чтобы составить какой-нибудь план, и речи не могло идти – я даже на секунду вперед не пытался подумать: все мои чувства и помыслы сплавились воедино в пульсирующей, холодящей идее о том, что я в опасности и что я могу умереть.
Кошмар окончился внезапно, словно его обрубили острым тяжелым ножом: Чай застыл, словно парализованный, и только несколько секунд спустя я понял, почему это случилось. Насытителя держала настоящая живая цепь из здешних мелких големов, на которых так любил охотиться наш черный пушистый зверек с двойным именем. А наверху этой хитрой цепи стояла моя ДиДи, беспокойно всматриваясь в белесую непрозрачную жидкость.
На негнущихся лапах я подполз к ближайшему техническому голему, державшему Чай, и собрался уже уцепиться за него, покинув навсегда это опасное место, но что-то не дало мне бездумно сделать это. Я застыл на какую-то долю мгновения, осознавая пережитый только что ужас, а потом пустота, образовавшаяся после ушедшего страха, заполнилась злостью.
В остававшуюся мне секундочку, пока големы еще держали моего горе-коллегу, я приблизился к ближайшему ликровому клапану и победоносно, с гордостью, произвел ликрообмен. И только после этого как можно неспешнее вернулся к цепочке из големов, обхватил лапами ближайшего и позволил вытащить себя наружу.

Драконица все так же, в уже знакомой мне беспокойной манере, прохаживалась у горлышка, ожидая, пока я вылезу. Я выбрался, поблагодарив своих спасителей, и обратился к ней, укоризненно наклонив голову:
– Ну что же вы… рисковали?
– Да я… нет, я… организовала просто, – сказала она и, проследив за тем, как я обернулся на бодро выбирающийся из цистерны поток мелких големов и еще раз поблагодарил, добавила: – Пойдемте… пойдемте в нейтральную ликру, нужно хорошо…
– Да, верно, нужно отлично почиститься, чтобы никому не причинить вреда, – подхватил я ее мысль и, когда она уже повернулась, застыл в остром и ясном ощущении какой-то новой странной лакуны внутри.
Я понял, отчетливо, словно уколом, понял, что мне в душе чего-то не хватает. И это само по себе отчего-то показалось мне прекрасным.








