Текст книги "Всё о жизни чайных дракончиков"
Автор книги: Смит Уайт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)
Глава девятнадцатая: про чай
Вечером я наблюдал, как Эйдераанн наворачивала круги по стадиону. Ее длинных светлых волос больше не существовало, и только ровный хвостик метался в такт шагам из стороны в сторону. Эйхнар смотрел за ней, потягивая что-то из термостакана. Я даже приблизительно знать не хотел, что именно. Когда Эйдераанн пробегала мимо него, он почти всегда наклонялся вбок или приседал, для того чтобы посмотреть на ее ноги, а в остальное время просто следил за тем, как она двигается Кейрра, находясь на своем месте, занималась лечебной физкультурой. Кажется, у нее получалось день ото дня все лучше и лучше. Я чувствовал, как во мне пульсирует эта странная стадионная ликра, заставляя меня куда-то двигаться и чего-то хотеть. Наверное, именно под ее воздействием я все больше думал о своем собственном кафе, все четче и четче прорисовывая его в мыслях.
– Вы сегодня опять ночевали у Чая? – спросил меня Дейран.
Он подошел и сел рядом совершенно незаметно для меня.
– Да, но мне там не отдохнуть, и я уже вторую ночь досыпаю на Пирожке, – пожаловался я и поспешил напомнить: – Ты плохо обо мне заботишься.
– Извините. Я стараюсь как могу, но у меня не все получается.
– Ты брал пробы из ликры Чая? Есть там нужный ликровый признак?
– Брал, – вздохнул Дейран, – чайного признака внутри так и нет, но по какой-то причине его ликра стала более насыщена признаком скорости.
– Это еще что такое? – недовольно переспросил я, потому что в мои планы не входил никакой признак скорости, там числился только чай.
– Особенный ликровый признак. По нему в детстве отбирают спортсменов. Он позволяет ликре производить каждое действие механики быстрее. Я… вообще-то изначально я хотел помочь Эйдераанн насытить этим признаком ликру, собрал для этого Чай, но… «скоростных» дракончиков не существует. Только чайные, – он грустно мне улыбнулся.
– А зачем Эйде признак ликры, который у нее и так есть? – спросил я на автомате, но, оглянувшись на мчавшуюся по кругу девушку, все понял. Молодой механик, однако, моего озарения не заметил и, опустив взгляд себе по ноги, признался:
– Ну, – щеки Дейрана при этом слегка порозовели, – ну, конечно, изначально у нее не имелось своего признака скорости. Я помню, что мы познакомились с ней, когда она была совсем крохой, а я чуть постарше. Она в тот день плакала, потому что ее не взяли на занятия. Тогда она еще не знала, что из-за ликры. Но она все равно бегала. Каждый день. Потом мы чуть подросли, я достал для нее у своего мастера ликровую ракушку. Такую… крошечную штучку, она насыщает внутри себя какой-то один признак до очень высокой концентрации, его можно впрыснуть себе. Держится недолго, но на день-другой хватает.
– Ах вот что там у нее на цепочке! – догадался я.
– Да, это стало ее талисманом, – признался Дейран.
– Эти штуки дорогие?
– Тогда (я учился на ликровых дел механика) у мастера их сотни хранились, валялись просто так – их очень несложно делать, но сейчас их оборот жестко ограничен из-за нечистоплотных дельцов, и, получив такую, можно задорого продать на черном рынке.
Вспомнив распорядителя, я невольно скрипнул зубами, но поскольку говорить, что ракушку Эйда отдала зазря, я, само собой, Дейрану не хотел, то поспешил перевести тему:
– Так… ты с младых ногтей занимался должностным подлогом?
– Главное, что Эйду приняли на обучение в спортивный дом, и с тех пор она больше никогда не плакала, – ответил Дейран, уже не стесняясь улыбки. – Ликровый признак – это ведь такая мелочь, мастер, ее недостаток скоро стал всем известен, но у огромного количества механоидов признак скорости насыщается в родной ликре, а меж тем у них нет и сотой доли чутья и воли к победе, какие заложены в Эйду, вот и все.
– И ты уже в детстве это знал? – чуть укорил я его.
– Да я как-то всегда это знал, – светло вздохнул в ответ Дейран, – всегда. Никакая часть нашего тела не делает нас теми, кто мы есть. Ничто в отдельности вообще не делает и не может сделать нас самими собой. Я всегда хотел, чтобы Эйда бежала, чтобы Кейрра оставалась свободной. Может, – он резко опустил голову, спрятав лицо в ладонях, – мастер, может быть так, что я одновременно люблю двух механоидов?
– Я не исключаю, что ты одновременно любишь два своих проекта, Дейран. И не умеешь отделять свою любовь к проекту от того, на ком проект реализуется.
Мои слова прозвучали как-то слишком спокойно и как-то слишком холодно. Юноша поднял на меня взгляд и пристально посмотрел. Так мы, глядя друг на друга, провели некоторое время.
– Я хочу очистить ликру Чая, сбросив на изначальные, родные признаки, – перевел разговор Дейран. – Я… знаете, я, – он снова отвел взгляд, и я понял, что парень опять сейчас заговорит о том, что глубоко его трогает, – так сильно хотел помогать кому-то. Исправлять то, что сломано, но мне всегда казалось мало просто чинить механизмы. Мне хотелось приводить в порядок ошибки, возникающие между ликрой и… ну… этой штукой, которая делает нас чем-то большим, чем то, из чего мы состоим.
– Признаком эмерджентности, – сформулировал я то, что он описал. Дейран улыбнулся:
– Душой.
– Слушай, – предложил я ему, – думаю, нам нужно запустить Чай непосредственно к Кейрре, и я бы мог перебраться к ним, пока не наладим насыщение.
– Нет-нет! Исключено, – при этих словах Дейран окончательно скинул с себя всякую мечтательность. – Он умудряется все вокруг себя делать ядовитым, и Кейрра не может в этом находиться всю ночь. Тем более что она носит ребенка.
– Ты такой молодец, Дейран, что вспомнил об этом, но она его всю свою жизнь, видимо, будет носить, поэтому ориентироваться на это никакого смысла нет. Когда-то нужно уже делать следующий шаг: пусть она и Чай со мной вместе по очереди находятся в какой-то емкости с новой пустой ликрой. Вдруг появится чайный признак? Не сразу, но, – я снова посмотрел на светлый хвостик Эйдераанн, словно маятник на часах самой жизни, мотающийся из стороны в сторону, – но шаг за шагом они добьются этого. Кто знает – вдруг даже и без меня – просто за счет необходимой фильтрации чайного раствора, ведь чай-то, по сути, – та же сушеная ликра, а если еще точнее – сушеный чайный ликровый признак.
Дейран вздохнул и снова опустил голову. Мимо нас, словно отлетевший от ветки механический лист, вниз пролетел Пирожок. Он катал очередную свою добычу и постепенно изучал маховый полет.
– Как у этого кота вообще появились крылья? – наконец озвучил я всякий раз поднимавшийся во мне вопрос, проследив за тем, как юноша дернулся к парапету и убедился, что котик приземлился безопасно. Обернувшись, он мне ответил:
– Это я сделал. Как-то… ну, просто так получилось. Спину все равно пришлось протезировать, ну я и… немного увлекся.
– А с Кейррой у вас тоже так? Просто как-то так вышло и ты увлекся?
– Ну да. Я раньше никогда не задумывался о том, почему я поступаю так или иначе, просто делал. Но сейчас… Меня, знаете… мучает один вопрос: а что, если я в реальности действительно никого не люблю?
– Ты и…
Я попытался понять, что именно за чувство сейчас родилось у меня в груди и завладело моей душой. Оно казалось мне карим, терпким, глубоким, но я не мог дать ему одно из каких-то заранее заготовленных имен вроде грусти или радости. Скорее, оно походило на ощущение длинной дороги, когда свет бесконечной вереницы фонарей отражается в окнах трамвая, по очереди приближаясь, освещая их и уходя в небытие, когда ты чувствуешь, что вокруг разворачивается твоя история, что ты – словно герой повествования или пьесы, застыл в задумчивости, пока оркестр сообщает зрителям правильное настроение музыкой. И ты понимаешь, что твоя роль и твое долженствование сейчас, что само твое место – оставаться недвижным в вагоне, скользящем сквозь снег, смотреть за окно и чувствовать, что повествование твоей жизни, как янтарные пятна фонарного света, проносится мимо тебя в особенном ритме замершего времени.
Я очнулся от мыслей и договорил:
– Мой мальчик, ты не обязан кого-то любить. В мире вообще нет чувств, которые ты, или я, или кто-то другой обязан испытывать, и, Сотворитель свидетель, пойми: обязанности чувствовать не существует. Ты не можешь обещать любить, или презирать, или гневаться всю свою жизнь. Ведь чувства всегда возникают и исчезают помимо наших желаний. Главное – отдавать себе отчет, что́ именно и к кому ты испытываешь, чтобы не обманывать того, другого, чтобы никто и никогда не сломал своей жизни из-за того, что ты назвал любовью простое желание помочь.
– Мне кажется, – иронично отметил Дейран, оторвавшись от перил и приблизившись ко мне, – что вы неравнодушны к Эйде, с романтической стороны.
И, ну что же, он не ошибся. Я посмотрел на то, как Кейрра делает неуверенные, буквально сантиметровые шаги в сторону ободряющего ее Эйхнара, пока Эйдераанн отдыхает после тренировки, прогуливаясь по стадионной дорожке.
– Ну… это такое… мимолетное чувство, ближе к яркому очарованию, в нем нет глубины… Оно, дай ему пару недель, пропадет без всякого следа, я даже не хочу на нем задерживаться. Жалко, конечно, что ты никак не хочешь посмотреть выше ее ног, но знаешь, – цокнул я языком, положив грустно на лапы голову, – в любви есть такая подлость: ты постоянно любишь не тех и не так, как тебе этого хочется.
Глава двадцатая: про чай
Мы все меняемся. И это часть жизни. Жизнь изменчива, как изменчив в действительности чай. Я часто упоминал, что чайный дракончик находится в чайнике или чашке затем, чтобы вкус чая оставался неизменным на протяжении всего вечера, но, на самом деле, это не так. Далеко не так. Глубоко не так. Насыщенно – не так.
Чайный дракончик остается внутри чайника или чашки для того, чтобы чай изменялся синхронно тому, как во время чаепития изменяетесь вы сами: мы немного корректируем и температуру, и насыщенность в зависимости от того, как идет беседа, какое настроение у гостей, как быстро или как медленно чай пьется. И именно из-за этого выверенного изменения всем кажется, что дракончики поддерживают чай таким же, каким его заварили.
Но жизнь такова, что нас меняет каждое чаепитие. Нас меняет все: каждый порыв ветра, каждый блик латунных листьев на мерцающем снегу, каждый звонок трамвая на повороте. Шорох затворяющихся окон, взгляды, мимолетные прикосновения, день, протекший так же, как и сотни предыдущих дней, меняют нас… Нас меняет каждый глоток чая. Все это насыщает нас вкусом жизни.
Я думал об этом, пока, устроившись на ободке опустевшего заварочного чайника в пите Эйдераанн, следил за тем, как Эйхнар копается с каким-то механизмом, собранным им за эти ночь и утро.
– Что это? – спросил я у него наконец.
– Копия коленного сустава нашей красотки, – кинул он мне в ответ таким тоном, будто задал загадку.
– Завтра ждет старт с препятствиями, – пояснил Дейран, – нам нужно решить, как именно Эйдераанн побежит – налегке или в обвесах.
За стенами нашего в меру уютного обиталища шумела, словно живое море, толпа, поддерживавшая команды на дружеском корпоративном матче между двумя цехами. Мероприятие это, заявленное, как целиком увеселительное, тем не менее привлекло много зрителей, для удобства которых на трибунах даже пришлось включить отопление.
– А какая разница? – спросил я, обращаясь, скорее, к главному механику, чем к младшему.
– Разница в реакции ее травмированной ноги, – ответил мне адресат. – Наша детка попробовала провернуть один хитрый фокус с суставом. Идея бы вывела нас в лидеры, сделай все опытный механик. Но – такая беда – Эйде никто не помог. Из-за этого все и пошло не так. Исправить это можно, только заказав нужную протезную деталь, а это долго-долго, мы еле втиснемся в межсезонье. Сейчас все держится на честном слове и заплатках из мелких големов – мы их подновляем перед каждым стартом, но заплатка есть заплатка, и все ухудшается, так что сейчас нам нужно не только опередить соперников на каждом отдельном этапе дистанции, но и опередить время, с которым разрушается ее механика. Двойная гонка.
– Кьертарьярр ее не толкала, самого толчка и не требовалось, – подхватил Дейран, – она просто хотела заставить Эйдераанн сделать неоптимальное движение, и тогда, не сориентируйся Эйда так ловко, сустав мог бы полететь совсем. Интересно, как эта тварь узнала, что́ у нас за проблемы…
– Ой, да об этом все только и говорят! Поливают вас помоями на каждом углу и смеются в голос, – легко подхватил Эйхнар, отхлебнув от наводящего на меня ужас напитка, в этот раз приготовленного мной же самим. – Думаете, почему я вас нашел-то? Из-за пересудов, а пересуды услышал, потому что протрезвел, а протрезвел, потому что деньги кончились…
Его последние слова потонули в реве толпы, отметившей какое-то особо удачное событие в игре. Я видел, что Дейран вспыхнул, желая вставить какое-то замечание, но опередил его:
– Так, ну и какая разница – в обвесах бежать или нет?
– Все просто: обвесы защитят колено Эйды, но замедлят ее скорость, – ответил механик.
– Не очень понимаю, – признался я, – разве эти самые обвесы не должны увеличивать скорость бега? Это же те красивые штуки, в них еще всегда изображают бегунов на открытках и…
– Да, верно, «те красивые штуки», – согласился Эйхнар, – и они нужны, чтобы спортсмен во время взятия препятствия меньше нагружал ногу, ну и, конечно же, быстрее бежал, как без этого, но они и весят немало. В итоге прибавка к скорости не такая и большая. Те части механики, которые разгружает обвес у Эйды, работают и без того достаточно хорошо, спасибо Храмовым прототипам, так что мы можем рискнуть, понадеявшись, что новой травмы не будет. Теперь смотри, – он протянул последнюю гласную и посмотрел на меня так, будто приготовил трюк, – Эйда привыкла тренироваться без ликрового признака скорости, это преимущество, и к тому же никто не ожидает, что улучшение ее коленного сустава работает, а оно, – он, не скрывая гордости, куда-то ткнул на своем прототипе, и тот начал двигаться с сумасшедшей скоростью, – работает! Все вместе это легко позволит Эйде показать лучший результат на одной родной механике, избавившись от всего того, что другим спортсменкам как раз и улучшает результат. Парадокс настройки ликры. Вот как это называется.
– Значит, скорость против безопасности, – подвел я итог. – С одной стороны, предстоит отбор, но с другой – у нее будут неопытные соперницы, – пораскинул мозгами я. – Конечно, безопасность сейчас важнее.
– Ну не скажи, – протянул Эйхнар, – всякие неопытные девки числились у нее в соперницах раньше, но сейчас они уже все ушли.
Полюбовавшись мелькающим механизмом, он сказал Дейрану:
– Вот как это должно работать. (Толпа на стадионе, словно бы в одобрение этих слов, опять заревела.) Твоя Эйда в прикладной механике молодец. Решение изящное, но простое. Инженер с образованием на такое никогда не решился бы, у него в голове куча правил, и действует он как по рельсам, ни шага в сторону. А Эйда ваша хорошая, подзаборная. Как я.
– Да, работает хорошо, – согласился Дейран, бросив взгляд на то, как мелькает механика, – вот только, как вы правильно заметили, у Эйды нет признака скорости, чтобы выдавать такое быстродействие.
– Ну, так и здесь нет, – Эйхнар отхлебнул, – если заправить, будет еще быстрее, в два раза! Я же сказал тебе – молодец твоя Эйда, что надо девчонка. Девчонка высшей пробы. К тому же, – он посмотрел на молодого механика с прищуром, – не нужно врать, что Эйда не использует признак скорости. Она тренируется без него, это правда, но…
С этими словами он пнул то самое Эйдино «зубоврачебное» кресло, все еще являвшееся центром всей композиции нашего гаража, и боковая крышка безликой прямоугольной металлической части, на которую я до того никогда даже не обращал внимания, считая ее просто пьедесталом, упала на пол. За ней я увидел стеклянный сосуд, а в нем – голема. Дейран покраснел, я вопросительно поднял брови, а Эйхнар Ужасный пояснил:
– Я открутил винты ночью, чтобы все выглядело эффектно.
– Дейран, что это такое? – тихо спросил я, не то чтобы ругая его, потому что в действительности я не понимал, что именно происходит, как это расценивать и чем оно может нам грозить, но юноша выглядел настолько виноватым, что одно это сбивало с рационального восприятия.
– Это механический насытитель вроде того, с которым вы работаете, – тихо сказал он, и я воскликнул:
– Это Чай!
Меня поддержала толпа радостными криками и скандированием: «Молодцы!»
– Ну, своего рода «Чай скорости», – отдал знак неопределенности старший механик, – все думают, что у Эйды нет родного признака скорости, оборот «ракушек» давно ограничен, да и спортсмен с ликрой, насыщенной таким жестким способом, не пройдет предстартовый контроль, так что многим кажется, что Эйда – просто чудо во плоти, верно, мой мальчик? Ее результаты представляются феноменальными, а она сама – эталоном стойкости и упорства. Но в реальности на самые важные старты она берет признак скорости в нормальных, производимым здоровым организмом объемах и соревнуется с другими спортсменками на равных.
– Мы никого не обманываем, – ощетинился Дейран.
– Вы не нарушаете правил, – поправил его Эйхнар, – но вы играете на общественном мнении, ловко используя в своих целях имидж красивой девушки, преодолевшей физическое увечье и подбирающейся к кубку Эйлира. Неплохое подспорье при поиске спонсора.
– Мы не получаем за это денег! – воскликнул Дейран, но старший механик, подняв со стола кружку с чаем, тут же его осадил:
– Ой ли? Мастер Сердца, этот Райхар, ваш основной спонсор, заморозил новые поступления средств, но разрешил пользоваться уже переведенными, что, по сути, означает полноценное спонсирование влета, а это немалая сумма, так что у него имелись весьма и весьма серьезные основания выкинуть в мусор такие деньги!
– Организационные взносы за старты нельзя вернуть, – не сдавался юноша.
– Это для Лиги обойщиков их нельзя вернуть! Сердце уж как-нибудь бы договорилось!
– Он поверил в нас, – тихо произнес молодой механик, опираясь на эту мысль, как на последний островок твердой почвы под ногами.
– Он захотел резонанса! Формирования положительного образа! Что очень полезно для мастера Сердца, который не может найти энергию для того, чтобы как следует расширить город! У него нет достаточного веса в обществе, флер новизны уже стерт, а репутация еще не наработана, вот он в нее и вложился! Ваша Эйда – символ стойкости, железная сердцевина воли Золотых Крон. Он так же, как и вы, прикрылся имиджем преодолевшей невозможное инвалидки, потому что этим слишком просто манипулировать, верно?
– А вот и другой вопрос, – подал голос я, и оба механика одновременно повернули головы, – кто насыщал этот Чай ликровым признаком скорости изначально? Ведь у тебя, Дейран, его нет.
Дейран отвел глаза, и в этот раз я безошибочно понял, почему. В момент осознания у меня в груди родился странный гибрид жалости и отвращения к нему. Я произнес:
– Это же Кейрра. У Эйды, посвятившей всю свою жизнь бегу, нет родного признака скорости, но он есть у Кейрры, хоть и бесполезен для нее. Поэтому Эйда вынуждена принимать унизительную ситуацию: она спонсирует своего возлюбленного, а тот у нее на глазах тратит все эти деньги на другую женщину и не стесняется нагло просить еще и еще, – я вздохнул, отвел глаза и закончил: – И именно поэтому волосы Кейрры постоянно перенасыщают чай. Вот почему он всегда выходит кислым.
Повисла тяжелая пауза. И пока она длилась, Эйхнар уже привычным мне движением разбавил чай пивом, состряпав столь полюбившийся ему парадоксальный напиток. Чайная машина отказывалась с нами сотрудничать до сих пор, и, чтобы он мог это сделать, я применил метод холодной заварки: заварка со специальными добавками настаивалась четырнадцать часов.
А потом Эйхнар Ужасный изрек:
– Ну, с этим разобрались, давайте теперь вернемся к старту.
– Я… понял, что использование ликрового признака и улучшение коленного сустава гарантируют нам победу, – тихо сказал я, пытаясь вернуться в прошлое русло беседы.
– Победу ничто не гарантирует, – также тихо отозвался Дейран. – Кубок Эйлира – один из самых престижных соревнований, и ради влета все средства хороши. Если до атаки додумалась Кьертарьярр, то и другие додумаются.
– Значит, нам тем более нужно делать упор на безопасность, – сделал я вывод, заставивший Эйхнара паскудненько усмехнуться:
– Не вырвется в лидеры – ее просто сметут. Шлеп – и нет нашей Эйды!
– Погодите, – возразил я, – но ведь если кто-то толкнет Эйдераанн на беговой дорожке, то эту спортсменку дисквалифицируют.
– Ага, – прыснул смешком главный механик, – только спортивный бег – игра командная, и Эйде противостоят команды побогаче ее: Род-из-под-Золотых-Крон, Паровые Долины, Хребет Мира, Ангары Восходящей Луны… просто Луна в этом сезоне! Опять же – Сердце Золотых Крон.
– Но это же мы – Сердце Золотых Крон.
– У многих больших предприятий по несколько команд, и вторая бегунья Сердца – поперспективней нашей Эйды. Она тренируется на специальной базе, вместо того чтобы прозябать здесь, как мы. Словом, богатых команд много, и у всех них – по две-три спортсменки. Так что одной они могут пожертвовать, – он обернулся ко мне, – одной на всех.
Он снова завел свой механизм, дав ему сделать несколько итераций и сразу за этим увеличив скорость. Я понял его мысль, но она, при всем уважении к амбициям Эйдераанн, показалась не более чем забавной.
– Сговор команд? Чтобы уничтожить Эйдераанн?
– Она восходящая звезда, и все при ней, – пояснил Дейран серьезно. – Можно иметь какие угодно технологические улучшения в механике, но победа все равно в голове. В тело той же Кьертарьярр природа заложила больше предпосылок бежать лучше Эйдераанн, но она не может лучше бежать. Я уверен, что все знают, что мы используем признак скорости для серьезных стартов, но феномен Эйды это не отменяет, и они смеются над нами сейчас потому, что боятся в реальности! Боятся!
– Ну… – философски протянул главный механик, отставив свой жуткий напиток, – у нас тут все-таки кубок Эйлира – здесь важно все: и тело атлета, и мозги, и… техника. Без техники никуда. И у нас такое сумасшедшее преимущество по технике… – Эйхнар повернул рычажок, отступил на шаг и сложил руки на груди, исподлобья глядя на то, как металлический сустав мелькает со скоростью, едва различимой для глаза. – …Было бы, не травмируйся Эйда.
– Мы думаем, – резюмировал Дейран, – что нужно вообще не ставить обвесов и, наоборот, максимально облегчить Эйде ноги. Для того чтобы она заняла лидирующую позицию сразу и на ней же и финишировала.
– Но если кто-то ее действительно толкнет, – еще раз повторил я, – то ее карьера на этом закончится. Не произойдет никакого восхода ее звезды, и мечты Кейрры в этот же момент рухнут, потому что ты потеряешь свою последнюю работу и деньги кончатся.
– О да, если Эйда оступится, вы тут, ребятки, потеряете все, – согласился Эйхнар Ужасный, лаская взглядом работающий механизм. – Победа или поражение, все или ничего. Или нет, не так, – он принял позу важного повествователя, прежде чем продекларировать: – Ничего или надежда на ничего, но попозже. В этом весь спорт, обожаю его!
