Текст книги "Всё о жизни чайных дракончиков"
Автор книги: Смит Уайт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
Глава двадцать первая: про Чай
Добраться от пита до нашего небольшого чайного предприятия нам с Пудингом оказалось довольно сложно из-за потока посетителей, хлынувшего в перерыве спортивного состязания в коридоры за напитками, перекусом и в поисках общения.
Меня весь этот гомон откровенно пугал, и, хотя кот пробирался вдоль стенки с категорически независимым видом и задранным вверх хвостом, я попытался как можно лучше спрятаться в его шерсти и трижды пожалел, что сунулся в эту толпу. Раньше огромные коридоры стадиона казались мне гротескно пустыми, и все это пространство просто требовало заполнения, но сейчас, когда на дружеский увеселительный матч к нам пожаловало целое предприятие, занимавшее в городе несколько кварталов (не знаменитый Род, конечно, но тоже что-то крупное и очень известное в профессиональных кругах – производитель линз и зеркал вроде бы), я чувствовал себя так, словно все эти механоиды вторглись в мое личное пространство.
Хорошо, что в самом моем доме их, к счастью, не появится, и я спокойно проведу вечер с Кейррой и Чаем, и, может статься, даже с госпожой ДиДи, и та не станет злиться на меня.
«Вообще, – рассуждал я с Чаем четверть часа спустя после того, как мой ездовой кот добрался до пункта назначения и получил заслуженное и выверенное по рекомендациям умной книжки лакомство, – мне не очень понятно, почему ДиДи постоянно злится на меня и почему я всегда этого жду. Я понимаю, что во многом не оправдываю ее ожидания, но мне кажется, что в главном я как раз и не подвожу».
«А что главное?» – спросил меня Чай в меру заинтересованно, и я, отметив, что ему стали нравиться мои рассказы о всяческих неурядицах, какие мы переживаем на пути к кубку Эйлира и поиску чайного признака для экстракта.
«Главное – это хорошее отношение к Кейрре, забота об ее интересах. Я пекусь об этой девушке и не понимаю, почему ДиДи это не одобряет».
«А может, – предположил Чай, немного изменив траекторию и перестроив порядок движений, – в этом все и дело: она ревнует вас как наставника Кейрры, ведь приглашали вас совсем не для этого и учить вам следовало не ее, а меня?»
«Ой, я не собираюсь вас ничему учить, что за глупости! – отмахнулся я, даже не озадачившись поразмыслить над этим серьезно. – Вы, как и я, прирожденный специалист своего дела, вы оказались правы в день нашей первой… – я скривился, вспомнив в деталях действительно первую встречу, и поправился: – …В день нашего первого разговора: чай – это именно то, что вы насыщаете, а то, как потреблять это и к чему приспосабливать, уже вопрос культуры, не больше и не меньше».
«Если вы в самом деле так думаете, господин, то я полагаю, что могу открыть причину, по которой вашим надеждам на мой счет не суждено сбыться», – сообщил Чай вежливо и спокойно, чем заставил всего меня обратиться во внимание.
Скажи это кто-то другой, кто-то из детей, кто-то, к кому я отношусь снисходительно, я бы и ухом не повел, но Чай – существо, имевшее право на мое уважение, поднимавшееся из самой его сути, из нашей общей сути, и потому любую его причину и любую его мысль я готовился выслушать с благодарностью за доверие, о чем я ему и простучал.
«Юный Дейран, мой создатель причинил мне и великое зло, разлучив меня с моим братом и оставив здесь, лишив права выбора места работы, права решать за себя. Конечно, я симпатизирую молодой Кейрре, в какой-то мере даже разделяю ее мечты, но…»
«У нее нет собственной мечты», – отстраненно заметил я, наблюдая за силуэтом девушки сквозь мутную жидкость и толстое стекло. Кейрра тренировалась с термосами – с заваркой в стиле Пустых Озер, или «щелчковой заваркой». Ее ручки и шея казались отсюда совсем тоненькими. «Она работает очень усердно, работает, насколько только хватает ее сил, и, если слишком много внимания обратить на ее обыкновение разговаривать цитатами из бархатных книжек, то может показаться, что она работает ради очень большой, ради прорывной мечты. Это все… наша мечта: ДиДи, Дейрана, моя теперь… ваша тоже в какой-то степени. Она хорошая, наверное, она добрая, просто… она не ее. А доля Кейрры здесь – только страхи. Страхи и ответственность перед теми, кто ей помогает. Это называется бремя любимого ребенка».
«Мне жаль юную Кейрру, но я не могу помочь механоиду, грубо разлучившему меня с братом, заточившему его, заставившему делать ужасные вещи…»
«Он насыщает признак скорости для Эйдераанн, – простучал я. – Делает своего рода чай скорости. Мы не разговаривали, но, возможно… он счастлив, хотя мне это неизвестно точно. Точно, я думаю, никто не знает».
«Так или иначе, я не выйду отсюда без него».
Я посмотрел вверх, на крышку емкости, на толщу ядовитой жидкости и спросил: «Так это ваша тюрьма? Вы сами себя заточили, чтобы никто не мог к вам подойти?»
«Да… думаю, это тюрьма», – согласился со мной Чай, поразмыслив. Он мерно двигался внутри.
«Но вы продолжаете работать над ней».
«Она, – отозвался Чай, и это показалось мне словами существа, живущего многие тысячелетия, – мой единственный акт искусства».
Когда я, уже глубокой ночью, думая доспать на Пирожке, выбрался из емкости, меня уже ждала мастерица ДиДи. И я понял, что она все же опять мной почему-то недовольна.
– Я хотела бы, чтобы вы представили учебные планы Кейрры, – набросилась на меня драконица с ходу. И я, посмотрев на нее устало, примирительно наклонил голову:
– Но сейчас же ночь, добрая госпожа, а ночью, как вы говорили сами, стоит забыть о тревогах, гложущих нас при солнечном свете.
– Мне хотелось бы, – с видом вежливого терпения повторила она, – чтобы вы показали мне учебные планы, листки и стратегии, по которым вы планируете учить мою девочку.
– Вы прекрасно знаете, что у меня нет никаких планов. Я не учу ничему Кейрру. Я ее балую. Потому что мне это приятно.
– Вы… понимаете, что для нее крайне важно сейчас…
– Нет, – честно оборвал я ее, – не понимаю, что для нее сейчас важно. Но я вижу, что вы давите на нее и заставляете делать то, чего она, возможно, не хочет.
– Я давлю на нее, – произнесла драконица, явно с трудом признавая сам факт давления, – только в отношении профессии, но профессия – это еще не вся жизнь.
– То есть как это «профессия еще не вся жизнь»? – возмутился я искренне. – Профессия именно и есть что вся жизнь, потому что в жизни ты должен знать, что нужен и важен, и ничто, кроме признания в профессии, не даст точного знания об этом!
Драконица терпеливо вернула беседу в прошлое русло:
– Самое главное для Кейрры и сейчас, и потом – не стать приложением к чему-то большому, не потерять свою личность…
– Как, например, сейчас? – спросил я и по секундному замешательству драконицы обо всем догадался. – Вы постоянно подменяете ее желания и ее стремления своими. Но однажды она уедет в Паровые Долины совсем одна и….
– Она не останется одна там. Мне одобрили заявку на пересечение межей. И я поеду с ней, потому что я люблю ее и не позволю, чтобы все, кто клялся ей в любви, ее бросили.
– О ком это вы сейчас говорите? О Дейране? Так их отношения – это тоже ваших лап дело?
– Вы не имеете права лезть в их отношения, – процедила сквозь зубы она.
– «Лезть в них прежде вас» – вы хотели сказать?
– Вы должны просто дать от себя чайный ликровый признак и исчезнуть! – сверкнула глазами драконица, чем нешуточно разозлила меня, и я, низко припав к стеклу цистерны, из этой агрессивной, готовой к прыжку позиции сорвался на крик:
– Вот так?! Знать свое место, да?! А как же ваш собственный чайный признак? Почему вы утратили его? Повреждение шкуры давно можно было устранить! Вы прячетесь за собственной неполноценностью, как за ширмой, которая всегда оправдает и вашу слабость, и вашу страсть к власти! Кейрра – отдельная полноценная девушка! От вас – отдельная! И она не должна заполнять вашу внутреннюю пустоту! Если вы пострадали при чистке, то вам следовало обратиться в страховое общество! Заменить шкуру и жить дальше! Вот так просто!
Я иссяк, устыдившись своего поведения, а драконица не обиделась на мои слова. Не разозлилась и даже ни на шаг не отступила. Она сказала мне мягко:
– На моих глазах умирала маленькая девочка. И никто на черной и белой земле не хотел за нее вступиться, а все, что имела я, это была страховка за шкуру.
Я выпрямился. Не могу сказать, что история Кейрры и мастерицы ДиДи чем-то меня потрясла или удивила хотя бы немного – я ждал чего-то именно в этом духе. А потому я вместо прощания грустно подвел итог нашей беседе:
– Вы спасли ей жизнь, но сейчас, нависая над ней в прямом смысле, не даете ей жизни, – я выдохнул. – Знаете, право слово, не стоит нарушать правила, вами же и введенные, это делает невозможным доверие. Сейчас ночь, а ночью…
– Мне хотелось бы знать, что вы здесь, – произнесла вдруг драконица, и ее одновременно скованный и резкий голос пресек последний мой слог, – и ночью, и днем. Что вы с Кейррой.
– Именно с Кейррой? – уточнил я, не удержав дрогнувший в надежде голос, и получил ответ:
– Именно с ней.
На этом мы расстались, пожелав друг другу довольно сухо спокойной ночи. Хотя прекрасно понимали, что спокойно мы ее уже никак не проведем. Я даже не разбирал, что́ чувствую кроме усталости. И тем более я не знал, почему оглянулся на тихий уголок Кейрры прежде, чем подняться наверх. Мастерица ДиДи уже исчезла из вида, но я был уверен тем ясным, сверхъявственным образом, какой не вызывает сомнений и переживаний, что этой ночью мне приснится, что она обернулась, пока я уходил. И что этот сон будет вещим.
Утром я понял, что имели в виду наши механики под обтекаемым понятием «обвес»: все соперницы Эйдераанн стояли на старте, снабженные каким-то подобием механических ботинок и усилителей позвоночника, крепившихся к основанию шеи и плечам и оставлявших у каждого созерцавшего их некоторое визуальное послевкусие доспехов. По сравнению с ними, одетая, как обычно, Эйдераанн выглядела уязвимой, и мне стало за нее страшно.
В этот раз зрителей набралось довольно много, не меньше нескольких сотен, и они почти полностью заполнили целый сектор стадиона и даже край соседнего, хотя, нужно признать, это, конечно, не шло ни в какое сравнение со вчерашней толпой.
Препятствия впереди оказались вполне условные – просто планки на уровне бедра поперек прямоугольной конструкции. Через них следовало перепрыгивать. Кое-где имелась имитирующая ямы разметка, а также специальные полукруглые металлические тумбы для демонстрации маневров вбок – столкновения были возможны именно на этом этапе. Сама дистанция увеличилась вдвое.
Участницы встали на старт, я зажмурился, когда распорядитель подал сигнал, и открыл глаза только к середине забега. Эйдераанн умчалась вперед, оставив всех далеко позади. Ее ближайшая соперница отставала на корпус или два, хотя бежала при этом с небывалой быстротой. Я увидел, что это та самая Нейдойкеенн, напарница Кьертарьярр, и ей будет так несложно толкнуть Эйду и избавить свою команду от конкурентки, если только она поравняется с ней.
Перед финишем она начала ускорение и действительно догнала Эйду. У меня в этот миг сердце ушло в лапы, но мгновение, когда они бежали рядом, прошло, спортсменка оставила Эйдераанн позади, ничем не задев мою девочку, а вскоре потеряла лидерство и безнадежно отстала.
Эйда завершила забег и без лишних вопросов удалилась в гараж. Дейран и Эйхнар последовали за ней. В этот раз второй забег являлся последним, и на него Эйдераанн вышла с небольшой задержкой.
Дали старт, и Эйда замешкалась, не сумев быстро выбраться из общей массы спортсменок. Я видел, как ее задели, но потом она начала уходить вперед. Она ускорялась, ускорялась и ускорялась. Все, что она делала в этом забеге, – набирала скорость. Больше всего это походило на один бесконечный рывок перед финишем. Я знал, что с ней что-то не так, я это чувствовал.
Она пересекла финишную черту, оставив второй номер далеко позади себя. Механики, предчувствуя беду, как и я, сразу же устремились к ней, игнорируя приятную послефинишную возню. Эйдераанн, совсем бледная, обернулась к ним и сказала:
– Дейран, мне больно.
А затем потеряла сознание.
Глава двадцать вторая: про чай
Я находился на плече у Дейрана, когда Эйда упала. Не знаю почему, но прежде, чем я успел что-то почувствовать или подумать, я уже спустился по одежде юноши и перебрался на девушку. Мне показалось, что только так я смогу ее защитить и что она нуждается в моей защите.
Подоспели дежурные медики, и кто-то из них, осмотрев Эйдераанн бегло, достал из врачебного саквояжа шприц с лекарством и приготовился его ввести, но его руку перехватил со всей своей бескомпромиссностью Эйхнар Ужасный.
– Что это у тебя там? – поинтересовался он.
– Обезболивающее, – ответил врач, глянув на нашего механика поверх очков.
– Нет-нет-нет, обезболивающее ей нельзя! – поспешил вмешаться Дейран, опустившись на колени рядом с нами и почти неосознанно взяв Эйду за руку.
– У нее перелом ноги, господа, – возразил доктор, но руку со шприцом отнял, – ей нужно в больницу. Возможно, даже на операцию. Мне очень жаль, жаль, правда! Но она уже никуда не побежит.
– Да врешь, – отозвался Эйхнар.
Отстранившись, а я краем глаза заметил, что к нам приближается Пирожок, подвозя в своей густой шерсти мастерицу ДиДи, и понял, что очень рад ее сейчас здесь видеть. Эйхнар тем временем рыкнул на собравшуюся вокруг толпу:
– А ну пошли прочь отсюда! Все! Прочь!
– Послушайте, она потеряла сознание от боли, и, не давая лекарства, мы рискуем ее здоровьем, – парировал доктор, обращаясь уже скорее к Дейрану, по которому было видно искреннее беспокойство за здоровье подруги, и тот, готовый сделать все, лишь бы ей помочь, начал поспешно отдавать знаки согласия, кажется, вообще толком не слушая и не слыша, что происходит вокруг.
– Если госпитализация, на ваш взгляд, необходима, – вмешалась госпожа ДиДи, и все одновременно посмотрели на нее, повинуясь громкому голосу и приказному тону, – то, значит, мы поедем в больницу немедленно. Времени терять не будем. Но в отношении лекарств, пока Эйда еще не снялась с кубка Эйлира, решение принимать может только ее тренер, а в его отсутствие – она сама. И это правило мы все должны уважать, если не желаем судебного преследования. Верно?
– Да… – согласился Дейран, окончательно потерявшись между мыслями о том, что без обезболивания Эйде угрожает опасность, и о том, что обезболивание разрушит ее спортивную карьеру, – да… да.
– Значит, едем в госпиталь? – уточнил с некоторым облечением доктор, обернувшись на подошедшего как раз грузного медицинского голема, пригодного для транспортировки раненых, даже если они в спортивных обвесах.
Дейран беспомощно отдал знак согласия, Эйхнар сверкнул глазами на ДиДи, но она ответила им обоим:
– Все в порядке, я поеду с ней. Будьте на связи, я передам по ликре, как дела. Хорошо?
Все согласились, и голем забрал Эйду вместе с так и оставшейся на ней драконицей. Распорядитель, который, как оказалось, все это время находился рядом, сообщил нам, что отметил отсутствие посторонних инъекций, а дальше будет ориентироваться на официальные отчеты из госпиталя. На этом все более-менее успокоились, толпа рассосалась, мы тоже потянулись назад. Я проследовал за всеми, взобравшись на Пирожка, которого, правда, пришлось покинуть из-за того, что котику приглянулся какой-то из мелких големов, и он счел своим долгом за ним погнаться, а отвлечь его обещанием нового лакомого кусочка я не решился, потому как умные книжки не советовали так часто ими потчевать.
– Дейран, – обратился я к юноше, когда мы добрались до пита, и, поскольку паренек не обратил на мой оклик внимания, повторил погромче: – Дейран!
– Да? – обернулся он, побледневший, рассеянный. – Да, мастер?
– Я… говорил с Чаем недавно и узнал, что он очень злится на тебя за то, что ты не даешь ему общаться с братом, работающим на Эйду…
– Мастер, – оборвал меня Дейран, обессиленно опускаясь на табуретку механика рядом с опустевшим креслом. К нам беззвучно вкатилась Кейрра, – давайте чуть позже. Сейчас не время, пожалуйста. Я не могу о Чае сейчас.
– Все будет хорошо, – нежно сказала Кейрра, коснувшись его плеча, а Ужасный Эйхнар, прошедший на кухню, крикнул оттуда:
– Иди-ка ты, малыш, на жеребьевку, пока там корабль не уплыл. Нужно, чтобы кто-то следил за тем, чтобы нашу сирену не сняли с участия на основании одних слухов.
– Да, верно, – согласился юноша, ободряюще похлопал по руке пытавшуюся обнять его Кейрру и вышел.
Девушка, когда дверь закрылась за ним, тихо попросила у меня разрешения дождаться вместе с нами новостей, и я не нашел повода ей отказать. Из кухни все это время до меня доносились становившиеся все более и более яростными щелчки кнопкой чайной машины, завершившиеся, наконец, криком:
– Да почему у вас тут все не работает в это идиотском городе?! А? – за этим последовал грохот, с которым, по всей видимости, пнули сервант: – А?!
– Работает, – громким, но спокойным голосом ответил я, накрыв собой задрожавшую ладонь Кейрры, – просто не так, как вы привыкли. Ваш чай, уже заваренный, там, в термосе справа, осторожно – это крепкая заварка, впрочем… – это я сказал уже под знакомый удручающий шипящий звук, – как разбавлять, вы помните.
Услышав еще один подозрительный шорох, я пробежался по подлокотнику кресла Эйды и заглянул в кухню, чтобы вовремя остановить Эйхнара, уже взявшего в руки коробочку.
– Эта соленая карамель моя. Не трогайте ее, пожалуйста, – и, проследив за тем, чтобы он молча убрал упаковку туда, откуда взял, отметил глазами, что пачка не вскрыта, – спасибо.
Сделав себе напиток, механик, уже больше не разговаривая с нами, вышел в зал и принялся что-то делать со своим прототипом. Кажется, улучшать.
Мы с Кейррой посидели немного над теорией интервалов «щелчковой заварки»: тридцать секунд на девяноста градусах, затем полторы минуты на семидесяти для сорта «Снег на ресницах», полторы минуты на пятидесяти градусах, потом пятнадцать для «Тайны протянутой руки», «Замкового камня» и так далее. Раз уж время оказалось свободным, я предложил Кейрре снова попробовать поддержать насыщение чая волосами под моим контролем на этот раз, но опять вышло кисло, слишком кисло для того, чтобы пить, пусть и в меньшей степени, чем раньше.
Позже мы съездили пообедать в столовую, где поболтали с уже знакомой мне хозяйкой. Та долго нам сочувствовала в связи с тем, что Дейрана выгнали отовсюду, кроме нашей команды, вот она бы обязательно сделала наоборот, потому что другие команды ей совсем не симпатичны, не то что мы… Новостей все не поступало.
Я часто обращался к здешней ликре и чувствовал Дейрана в пределах ликрового квартала (тот то и дело касался заводи по своим причинам), но он молчал. День, наполненный тянущейся тревогой, казался каким-то особенно пустым.
Стемнело рано. Мы вернулись в пит, где Эйхнар продолжал работать над ему одному понятными вещами. Вслед за нами вскоре пришел Дейран. Стряхнув с ботинок снег, он зачем-то щелкнул рычажком чайной машины, тщетно, как и всегда.
– Жеребьевку мы провели, – сказал паренек, – и ДиДи передала новости из госпиталя. Новости такие, – он глубоко вздохнул, запихнув руки в карманы, – нога у Эйды не сломана, но в органической части бедра, сразу над механикой, трещина. Бежать она не сможет.
– Ясно, – отозвался Эйхнар Ужасный, – это из-за нашего нового механизма. И я тебе скажу больше: вторая нога у нее полетит скоро точно так же. Если этого и можно избежать, то я пока не знаю, как именно…
Дейран стряхнул снег с плеч и сел на свою табуретку, глядя прямо перед собой. Ни у меня, ни у Кейрры не нашлось ни единого слова, чтобы его поддержать. Молчание снова нарушил главный механик:
– Ну, давай, поплыли, – окликнул он Дейрана, копаясь с ликровым замком в какой-то неприметной шкафной двери, – у нас не так много времени на то, чтобы привести все в порядок перед финалом.
Дейран поднял на него тяжелый взгляд, и Эйхнар снизошел до объяснений:
– Если мы не продолжим участие, то лично я останусь без работы. Не знаю, как ты, а меня лично это не слишком устраивает.
– Она не может бежать, – тихо, почти угрожающе произнес Дейран, – и за два дня кость не заживет!
– Но за четыре-то немного схватится. Прорвемся! Просто найдите замену на следующий забег!
– В этой команде только одна спортсменка!
– Найди вторую! Дай объявление в Центре – и набежит толпа! Нам не нужно побеждать в следующем забеге, нас устроит четвертое место! Да я хоть эту вот, – он указал на Кейрру, силясь вспомнить ее имя, и та ласково подсказала, – в обвесы запихну, и она пробежит!
– Замены может делать только тренер, – все так же спокойно, уже находясь за гранью какого-то выстраданного до самого конца отчаянья, пояснил Дейран. – Мы оставили заявки на тренера, и к нам никто – из всех Золотых Крон никто – не пошел. Просто потому, что они ненавидят Эйдераанн!
– Значит, уволь ее! Значит, найди тренера где-то еще, – прошипел Эйхнар, и я заметил, что он пошатнулся при этом, – значит, стань тренером сам к завтрашнему дню! Я здесь, в этом ужасном, застрявшем без расширения душном городе, не для нее, и не для тебя, и не для команды, а для работы! Работу нужно делать!
– Мне кажется, вам уже достаточно пить, – резюмировал Дейран, поднявшись на ноги с угрожающим видом.
– А мне так не кажется, – зло ухмыльнулся главный механик и открыл наконец ту дверь, с которой сражался.
За ней находились полные обвесы Эйдераанн. Они выглядели потрясающе.
– Ты не прикоснешься к ним своими пьяными пальцами! – вспылил молодой механоид и поспешил к ухмылявшемуся с какой-то потусторонней злобной самоуверенностью Эйхнару.
Я отвернулся, но начало драки не пропустил: Дейран с первого же удара промазал, и Эйхнар его толкнул. Молодой механик, в попытке удержать равновесие, отступил почти до самой внешней двери, но в итоге все же растянулся. Эйхнар к нему подскочил в пьяном азарте, но Дейран успел встать на ноги и как следует тому врезал. Отлетев назад и еле удержавшись на ногах, Эйхнар задел кнопку, автоматически поднимающую широкую гаражную часть двери, и, тут же напав на Дейрана, сильным ударом вытолкнул того наружу. Дейран упал, проехавшись по свежей наледи до самой беговой дорожки, Эйхнар оказался рядом с ним в считанные секунды, поднял за одежду и ударил снова, а потом повторил это еще разок. Дейран пытался сопротивляться, но безуспешно, хотя, наверное, от холода у Эйхнара уже прояснилось в голове, и он перестал бить молодого механика. Он что-то кричал и на него, и на нас… а в драку продолжал лезть только Дейран, я не различал ни единого слова, поднималась буря.
– Кейрра, – попросил я, – закрой дверь, милая, не нужно смотреть на это.
– Мы должны это остановить, – уверенно сказала она, и у меня потемнело в глазах при одной мысли, что моя девочка поедет туда, где снег, где дерутся эти два огромных, опасных для нее существа, а я слишком маленький, чтобы защитить ее.
– Кейрра, не нужно тебе туда, ты ничего там не сможешь сделать. Послушай, Дейран – он… он любит, точнее, он не любит…
– Он не любит меня? – переспросила девушка, обернувшись ко мне, и у меня пересохло в горле. Я попытался подобрать слова:
– Нужно понимать, – попытался найти слова я, отчаянно жалея, что поднял эту тему, – что, возможно… возможно, он… возможно, не любит тебя.
– Это он так сказал или это вы считаете, что Эйдераанн лучше подходит для него, чем я? – спросила меня Кейрра прямо, не дрожа, не умоляя взглядом, ничего не боясь, хотя я видел, как сцепились ее пальцы, как напряглись мышцы шеи, как заблестели глаза.
– Родная…
– Вы – так считаете?
– Кейрра! – крикнул Дейран оттуда, из снежной бури, и она оглянулась на него. Эйхнара уже ни рядом, ни поблизости не было. – Кейрра, я не видел на Эйде амулета, когда ее забрали в больницу. Она без него не справится! Финишная линия как раз проходила здесь – наверное, она потеряла, нужно поискать!
Я слышал отчаянье в его голосе. Страшное, совершенное отчаянье, какое бывает, когда уже нет и не может существовать ни единого осмысленного действия и ты пытаешься сделать хоть что-то, хоть чем-то помочь тому, что исправить уже невозможно.
– Ты слышишь? – напомнил я о себе очень тихо, и Кейрра ответила мне:
– Да, я слышу… – ответила она странным, каким-то бумажным голосом.
– Кейрра, здесь такой снег! Помоги!
И Кейрра поехала вперед.
– Нет! – крикнул я ей. – Остановись! Ты не имеешь права решать за себя сама!
Она остановилась, но не повернулась ко мне, а только спросила:
– Почему?
– Потому что даже я не знаю, как правильно поступить! Ты не можешь сама решать за себя не потому, что я хочу держать тебя в клетке! – сам запутавшись в пульсирующих в моей ликре отчаянных чувствах, я приостановился, понимая, что второго шанса у меня не будет, и повторил тише: – Ты не можешь сама решать за себя не потому, что я хочу держать тебя в клетке, а потому, что я не знаю, безопасен ли будет для тебя твой собственный выбор. Все очень сложно впереди, все очень тяжело, моя малышка, поверь, даже я не знаю, как правильно!
Кейрра молча поехала вперед, и я побежала за ней по подлокотнику кресла.
– Остановись, милая, остановись! Ты даже проехать туда не сможешь, ты застрянешь колесами! Ты же слышала, ты все слышала сама: он любит ее, он не любит тебя! Не любит!
Кейрра посмотрела на меня, обернувшись в коляске:
– Есть много причин помогать.
Добравшись до кнопки, регулирующей гаражную дверь, она нажала ее и начала двигаться под опускающиеся ролеты.
– Кейрра! Ты заморозишь ноги! – крикнул я, перебирая лапами, забывшись, не понимая, что не успею догнать. – Кейрра, остановись!
Подлокотник кресла Эйды кончился, я прыгнул, раскрыл крылья, надеясь хоть этим себе помочь, но не справился, после секундного парения просто шлепнувшись на бугристый бетонный пол, и засеменил, перебирая своими маленькими лапками, к ней:
– Нет там этой ее ракушки! Она ее продала, она ее отдала как взятку, и ее обманули! Это бессмысленно – там ничего нет! Ты ничего…
Меня оборвала заблокировавшая выход дверь.
Я открыл и закрыл рот, под языком чувствовалась странная горечь. Она скопилась и в горле, и ниже, в груди. Я сделал еще пару шагов вперед, словно бы этим мог оказаться ближе к моей дорогой девочке, которая только что стала настоящим чайным дракончиком. Большим чайным дракончиком, каким мне никогда не быть, и почему-то, по какой-то неизвестной никому в мире причине, это оказалось никак не связано с чаем.
Я опустил голову, даже не зная, что чувствую.
И в этот момент послышался звонкий щелчок сработавшего самовольно рычажка. Из кухни заурчала чайная машина. Вода в ней начала весело булькать, согреваясь.
– Спасибо, – сказал я ей, – спасибо. Спасибо.
И понял, что так же, как я научился вопреки конструктивным особенностям улыбаться, я теперь плачу.
