Текст книги "Сумка с миллионами"

Автор книги: Скотт Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

3

Я проснулся около восьми утра. Сара уже встала. Я слышал, как шумит вода в ванной, Сара принимала душ. Некоторое время я лежал под теплым одеялом и слушал шум воды. Было так уютно, что не хотелось вставать.

В доме моих родителей всегда, когда включали воду, начинали громко шуметь трубы. Когда я был ребенком, Джекоб как-то сказал мне, что это стонут и пытаются выбраться призраки, замурованные в стены. И я поверил брату. Однажды мои родители пришли домой довольно поздно. Они были пьяны и начали танцевать на кухне. Мне тогда было шесть или семь лет. Я проснулся от шума и побежал на кухню. Я застал их как раз в тот момент, когда они, обнявшись, наклонились в своем веселом танце и отец случайно, не рассчитав расстояния до стены, пробил в ней небольшую дырку. Это оказалось сделать не так сложно, так как стена, а вернее перегородка, была очень тонкой, из картона. Я, испугавшись, бросился в свою комнату и принес комок газеты, чтобы скорее заткнуть дырку и не дать призракам пробраться на свободу. Увидев меня, худого, испуганного, сонного ребенка в пижаме, судорожно засовывающего бумагу в дырку, родители рассмеялись. Они долго не могли остановиться, ведь зрелище это было действительно уморительное. Тогда впервые мне стало стыдно. Но теперь, спустя много лет, вспоминая то утро, я уже не злился на родителей за то, что они посмеялись надо мной. Теперь я чувствовал ностальгию по тем дням, еще в полудреме я понял, что очень скучаю по родителям, что мне искренне не хватает их. И я погрузился в легкий полусон… почему-то мне стало казаться, что в тот момент в доме были не мы с Сарой, а мои родители… мама, молодая, беременная была в душе, а папа ждал ее, лежа под одеялом на кровати в комнате, где царил полумрак зимнего утра, и слушал шум воды в трубах.

Я всегда старался вспоминать родителей молодыми. Как правило, вспоминал счастливые моменты начала их совместной жизни. Это даже были больше не воспоминания, а фантазии. Дело в том, что я родился незадолго до того, как хозяйство пошло на спад и все начало рушиться. Так что мои настоящие воспоминания были не такими уж и безоблачными и приятными. Когда я достиг сознательного возраста, родители уже начали довольно часто выпивать, и хозяйство таяло на глазах.

Когда я видел отца живым последний раз, он тоже был пьян. Однажды утром он позвонил мне в магазин. Он был как будто смущен и чем-то обеспокоен. Отец попросил меня заехать к нему, когда будет свободное время, и посмотреть его счета. Я, конечно, согласился, хотя сам, признаться, чувствовал некоторую неловкость. Однако одновременно с этим просьба отца в некоторой степени льстила мне. Дело в том, что он никогда раньше не просил моей помощи.

Вечером того же дня я прямо с работы поехал на ферму. У отца был небольшой кабинет, вход в который проходил через кухню. Так вот, следующие минут пятьдесят я провел, изучая финансовое состояние хозяйства. Отец хранил все чеки и счета в большой кожаной папке, в ней была куча разных бумаг, подсчетов и записей всех расходов. Практически все бумаги отец заполнял чернилами, а не карандашом, поэтому, если он делал ошибку, что, кстати, случалось довольно часто, ему приходилось все зачеркивать, из-за этого в бумагах творился ужасный беспорядок. Так что единственное, что я ясно понял после изучения этих документов, было то, что мои родители скоро окончательно потеряют ферму.

Я знал, что у родителей проблемы, но я даже представить не мог, что все зашло настолько далеко. Они были должны всем – компании, поставляющей электричество, воду и телефонную связь, страховой компании, доктору и правительству. Хорошо еще, что у них не было домашнего скота, потому что тогда они были бы должны платить еще и налог. Кроме этого, родители должны были заплатить за ремонт комбайна, еще у них был долг за топливо, зерно и удобрения. Лишь бегло просмотрев чеки, я понял, что родители никогда не смогут заплатить за все это… Но, к сожалению, было и еще одно, не менее серьезное обстоятельство. Мне на глаза попался чек, из которого следовало, что отец взял огромную ссуду в банке под залог дома и земли. Он взял слишком крупную сумму, не смог правильно распорядиться ею и потерял эти деньги. Срок платежа истекал через пару недель…

Прежде чем сказать об этом отцу, я внимательно изучил все бумаги, записал на отдельном листе все долги, расходы и доходы. Все это время отец сидел позади меня и наблюдал за моими вычислениями. Родители уже поужинали, и теперь отец пил виски. Дверь кабинета была открыта, я слышал, как мама мыла посуду на кухне. Когда я наконец положил карандаш и повернулся к отцу, он улыбнулся мне. Отец был крупным, грузным мужчиной с большим животом. Он уже начинал лысеть. Глаза у него были светло-голубые и на полном лице казались совсем маленькими.

– Ну что? – спросил он.

– Они лишат вас права выкупа заложенного имущества, – сказал я. – Сомневаюсь, что они дадут вам времени хотя бы даже до конца года.

Я был уверен, что отец ждал от меня такого ответа, он должен был знать, что все идет именно к такому финалу. Хотя, наверное, в глубине души он все равно надеялся, что я смогу найти какую-нибудь лазейку, что-нибудь такое, чего он, человек необразованный и несведущий, не знал и не мог использовать.

Выслушав меня, отец встал, подошел к двери, закрыл ее, снова сел на стул и поинтересовался:

– Что можно сделать?

Я развел руки в стороны:

– Думаю, мы уже ничего не можем сделать. Слишком поздно.

Отец нахмурился:

– Ты говорил, что можешь все просчитать. И даже высчитав все, ты не можешь помочь?

– Отец, у вас с мамой слишком много долгов. Шансов выплатить все – нет. А если не выплатить, банк заберет дом и землю.

– Они не заберут мою ферму.

– Ты был в банке? Разве они не…

– Банки, – фыркнул отец, – ты что, думаешь, что я отдам свою ферму какому-то банку?

И в этот момент я понял, что отец пьян. Нет, не сильно, конечно, но достаточно для того, чтобы он почувствовал приятную теплоту в венах, достаточно для того, чтобы притупить все чувства и затормозить реакцию на все происходящее.

– Выбора нет, – добавил я.

Отец отмахнулся.

– У меня куча вариантов, – сказал он, встал со стула и поставил на него свой стакан. – Ты видишь только эти чертовы цифры, а это ничто, это ничего не значит…

– Отец, – перебил я, – ты должен будешь…

Он покачал головой:

– Я ничего не должен.

Я замолчал.

– Я пошел спать, – сказал он. – Я еще не в кровати только потому, что думал, что ты сможешь что-нибудь придумать.

Я вместе с ним вышел из кабинета, пытаясь придумать, что сказать, ведь еще оставались вопросы, которые было необходимо обсудить как можно скорее. Например, вопрос о поиске нового жилья. Однако, признаться, я даже не предполагал, как начать этот разговор. Это был мой отец, но я не мог помочь ему… а только дать совет.

Мама уже перемыла всю посуду и теперь чистила кухонный стол. Я подумал, что она, должно быть, с волнением ждала окончания нашего разговора. Когда мы вышли из кабинета, мама уронила губку и пошла к нам навстречу. Отец прошел мимо нее, не сказав ни слова, и направился к лестнице, которая вела на второй этаж. Я было пошел за ним, но мама остановила меня.

– Нет, Хэнк, – шепотом произнесла она. – Все в порядке. Ему просто надо поспать.

Мама взяла меня под локоть и повела к двери. Она была хрупкой, но сильной женщиной, и если она хотела, чтобы кто-нибудь сделал что-либо, она умела недвусмысленно показать это. В тот день она явно дала мне понять, что мне пора домой.

Перед тем как я ушел, мы постояли пару минут на пороге. На улице моросил то ли дождь, то ли мелкий мокрый снег. Было довольно холодно. Мама включила фонарь на крыльце.

– Ты знаешь? – спросил я.

Мама кивнула в ответ.

– Вы говорили о том, что теперь делать?

– Мы уже все решили, – тихо ответила она.

Ее спокойный тон и протест отца заставили мое сердце сжаться. Мне показалось, что они даже не понимают масштабности проблем, с которыми им пришлось столкнуться.

– Мам, дела плохи, – сказал я, – нам придется…

– Все будет хорошо, Хэнк. Все обойдется.

– Мы с Сарой можем дать вам пару тысяч, можем взять ссуду на свое имя. Я поговорю с кем-нибудь в банке, и мы обязательно что-нибудь придумаем.

Мама покачала головой.

– Мы с отцом не хотим, чтобы вы приносили какие-нибудь жертвы. Не волнуйся, все будет хорошо, – добавила она, улыбнулась и подставила мне свою щеку.

Я поцеловал ее, она открыла дверь. Я понял, что мама больше не хочет говорить о произошедшем и помощи моей не примет. Она прогоняла меня…

– Будь осторожен. Скользко, – сказала она напоследок.

Дождь барабанил по машине. Я сел за руль. Фонарь на крыльце погас, как только я захлопнул дверцу.

На следующее утро я с работы позвонил отцу. Я предложил ему приехать в город, чтобы мы вместе сходили в банк и поговорили с менеджером. Отец отказался. Он поблагодарил меня за беспокойство, добавил, что, если ему понадобится моя помощь, он сам ко мне обратится. Отец заверил, что у него все под контролем и положил трубку.

Это был наш последний разговор. Через два дня родители погибли.

Сара выключила воду, и, как будто чтобы заполнить внезапную тишину, в голове прозвучал тихий голос: ты забыл съездить на кладбище.

Было первое января… это означало, что мы с Джекобом впервые за многие годы не навестили могилы родителей в канун Нового года. Теперь все мои мысли были заняты вопросом о том, насколько важен был этот пропуск. Я думал о том, что мысли о родителях, память о них важнее самого посещения кладбища. Признаться, я не мог найти ни одной причины, по которой наше присутствие на кладбище обязательно в определенный день. Разве этот ритуал мог что-то изменить? Кому от этого было лучше? И, в конце концов, задержка в один день вряд ли так важна. Мы с Джекобом могли бы съездить на кладбище вечером, всего лишь на двадцать четыре часа позже, чем обещали. Я был уверен, что, учитывая сложившиеся обстоятельства, отец простил бы нам опоздание.

Однако буквально секунду спустя я вдруг осознал, насколько был важен ритуал посещения могил родителей. Насколько было важно то, что раз в год мы с братом выделяли один и тот же день специально для того, чтобы почтить память отца и матери. Этой традиции был уже не один год. И все это время нам удавалось оградить этот день от всех посторонних дел… Так было до вчерашнего дня.

Итак, я начал думать о том, как можно искупить нарушение традиции. Пожалуй, единственное, что пришло мне сейчас в голову – так это увеличить количество посещений кладбища в следующем году. Когда Сара вышла из ванной, я думал о том, что надо будет ездить к родителям каждый месяц.

Кроме желтого банного полотенца на голове, на Саре ничего не было. У нее так набухла грудь, что смотрелась даже как-то нелепо и смешно на ее миниатюрной фигуре. На фоне бледного тела ярко выделялись темно-вишневые соски.

Она придерживала рукой полотенце, чтобы то не упало. Все ее тело казалось каким-то неуклюжим и неповоротливым. Однако, несмотря на это, в ней все еще оставалась грация, грация женщины, носящей восьмимесячного ребенка.

Сара медленно, вперевалку, подошла к окну и раздвинула шторы. Комнату наполнил серый свет. На улице было облачно и, должно быть, холодно. На деревьях не было ни листочка, все вокруг погрузилось в зимнюю серость и мрачность.

Я закрыл глаза. Сара взглянула на кровать и, наверное, подумала, что я еще сплю. Она сняла с головы полотенце, наклонилась и начала вытирать волосы. Я украдкой наблюдал за женой. Очертания ее тела были особенно четкими на фоне тусклого утреннего света, падающего на нее из окна.

– Мы забыли съездить на кладбище, – сказал я.

Сара удивленно посмотрела на меня. Она все еще стояла, наклонившись вперед и опустив голову. Потом она еще пару раз быстро провела полотенцем по волосам, выпрямилась и обернула полотенце вокруг себя.

– Можете съездить сегодня вечером, – предложила она, – после того, как ты вернешь деньги в самолет.

Сара подошла ко мне и прилегла на край кровати, опираясь на локти. Я присел, чтобы лучше видеть ее. Жена посмотрела на меня и приложила руку к губам.

– Боже мой, – воскликнула она, – ты весь в крови.

Я дотронулся до лба. Шишки, как ни странно, почти уже не было. Но вместо нее я почувствовал корку запекшейся крови, которая покрыла практически весь лоб.

– Видимо, ночью шла кровь, – заметил я.

– Больно?

Потрогав рану, я покачал головой:

– Почти не чувствуется.

Сара кивнула, но ничего больше не сказала.

– Представь, если бы она клюнула меня в глаз.

Сара пододвинулась ближе и осмотрела рану. На ее лице было какое-то странное, рассеянное выражение. Наверное, она думала о чем-то, явно не связанном с моей раной.

– Ты должен сказать Джекобу, что собираешься вернуться к самолету. Может, ему стоит поехать с тобой.

– Зачем?

– Так будет лучше. А то не хватало еще, чтобы он или Луи случайно проезжали по той дороге и заметили твою машину в парке. Они могут подумать, что ты что-то задумал и хочешь их обмануть.

– Они не увидят. Я съезжу туда и успею вернуться прежде, чем кто-нибудь из них проснется.

– Хэнк, это простая предосторожность. Мы должны предугадывать возможные события заранее и предотвращать нежелательные.

Я подумал над словами жены и кивнул. Сара внимательно на меня смотрела, как будто ждала, что я начну спорить. Когда она поняла, что я не собираюсь этого делать, она нежно погладила меня под одеялом.

– Мы не скажем ему, что вернули часть денег, – произнесла она. – Ты спрячешь их в куртку и один сходишь к самолету.

– Хочешь сказать, что он может потом съездить туда и украсть эти деньги?

– Почему нет? Джекоб обычный человек… он вполне может поддаться такому соблазну. Или он может рассказать об этом Луи. А тот точно украдет деньги, – заметила Сара и взбила руками волосы, которые, мокрыми, казались темнее, чем были на самом деле. – Мы можем быть спокойны, только если ни Луи, ни Джекоб не будут знать об этом. А мы должны быть уверены, что деньги останутся в самолете, потому что только при таком условии будем в безопасности.

Сара сжала мою руку:

– Хорошо?

– Хорошо, – ответил я.

Она улыбнулась, повернулась и поцеловала меня в нос. Я почувствовал запах ее шампуня, кажется, он был цитрусовым.

В ответ я поцеловал Сару в губы.

Я встал и направился в душ. Сара надела темно-зеленое платье для беременных и пошла готовить завтрак.

Я включил воду и, пока она нагревалась, подошел к зеркалу, чтобы посмотреть, что у меня там со лбом. В центре раны красовалась небольшая дырка, размером с угревой рубец. Вокруг ранки запеклась кровь. Я смотрел на себя в зеркало до тех пор, пока оно не начало запотевать. Тогда я снял пижаму. Странно, но я почувствовал какую-то тяжесть в теле…

Прежде чем залезть в душ, я заметил, что в ванной не было ни одного полотенца. Когда я открыл дверь, я увидел Сару. Она стояла спиной ко мне. Перед ней на полу лежал пустой мешок, а деньги были разложены на ковре.

Услышав, что я вошел в комнату, она оглянулась на меня и, как будто виновато, улыбнулась. Когда я увидел эту улыбку, у меня мелькнула подозрительная мысль. Я понимал, что это глупость, так как не ожидал увидеть жену в спальне, раскладывающую деньги, я думал, что она внизу на кухне. Мне сразу же стало стыдно, и появилось ощущение, что я незаслуженно обвинил и заподозрил в чем-то Сару.

– Мне нужно полотенце, – сказал я.

Я, абсолютно голый, стоял на пороге комнаты. Честно говоря, я чувствовал себя неловко, так как вообще не любил ходить по дому раздетым, даже когда оставался один, не говоря уж о присутствии жены. Я стеснялся своего тела, без одежды я чувствовал себя некомфортно и как будто незащищенно. А Сара, как ни странно, наоборот, любила ходить голышом, особенно летом.

– О, Хэнк, – ответила она, – прости. Я забыла принести тебе полотенце.

Однако, сказав это, она с места не встала. В обеих руках она продолжала держать по пачке денег.

Я уже было шагнул в коридор, но остановился и спросил:

– А что ты делаешь?

Она кивнула в сторону мешка:

– Я хотела убедиться, что они лежат не по порядку.

– По порядку?

– Если эти деньги украли из банка, то купюры должны быть новыми. Кроме того, там обычно их складывают по порядку, по номерам серий. Если бы это было так, мы бы не смогли тратить эти деньги.

– Ну и что? Как они лежат?

Сара покачала головой:

– Деньги старые.

Я посмотрел на деньги, они были разложены на полу и аккуратно разделены на стопки, в каждой стопке по пять пачек.

– Тебе помочь сложить деньги обратно?

– Нет, – ответила Сара, – я считаю их.

– Считаешь?

Она кивнула.

– Но мы уже пересчитали их. Джекоб, Луи и я пересчитали деньги вчера вечером.

Сара пожала плечами:

– Я сама хочу это сделать.

Когда я вышел из душа, Сара уже была внизу. Я слышал, как она чем-то занималась на кухне. Я подошел к кровати, наклонился, отодвинул один пустой чемодан. Мешок лежал на месте, точно так же, как я его оставил прошлой ночью.

Я пододвинул чемодан на место, оделся и пошел завтракать.

После того как мы поели, я позвонил Джекобу и сказал ему, что надо снова съездить к самолету.

– К самолету? – переспросил Джекоб. Судя по голосу, он только что проснулся и его явно мучило похмелье.

– Нам надо вернуться и проверить, не оставили ли мы там какие-нибудь улики, – пояснил я.

Я звонил из кухни. Сара сидела рядом, вязала свитер малышу и слушала наш разговор. Деньги, которые я отсчитал прошлой ночью, лежали на столе перед женой.

– А что мы могли там оставить? – поинтересовался Джекоб.

Я представил его в этот момент. Сонный, небритый, он, наверное, лежал на кровати, в своей небольшой квартире. Скорее всего, он еще был одет, точнее, он вообще вряд ли раздевался этой ночью. В комнате, должно быть, было темно и пахло пивом.

– Мы вели себя неаккуратно, – ответил я. – Надо вернуться и проверить, все ли в порядке.

– Думаешь, мы могли все-таки что-то оставить?

– Например, Луи бросил там банку из-под пива.

Джекоб явно устал и говорил тихо и медленно:

– Банку из-под пива…

– Да, кроме того, я трогал покойника. Надо положить пилота так, как он лежал до нашего прихода.

Джекоб вздохнул.

– И я мог измазать кровью пол в самолете.

– Кровь?

– Да, из раны на лбу. Сам знаешь, по образцу крови вычислить человека проще, чем по отпечаткам пальцев.

– Господи, Хэнк, никто и не заметит пары капель крови.

– Нельзя рисковать.

– Я не собираюсь идти всю…

– Мы вернемся, – перебил я брата, повышая голос. – Я не буду рисковать деньгами из-за твоей лени.

Эти слова я сказал еще более сердито и раздраженно, чем собирался. И это немедленно произвело соответствующее впечатление на обоих моих слушателей. Сара удивленно посмотрела на меня. Джекоб замолчал.

Я улыбнулся Саре, чтобы успокоить ее и показать, что все в порядке. Она продолжила вязать.

– Я заеду за тобой, – сказал я Джекобу, уже немного спокойнее. – А после мы съездим на кладбище.

Джекоб зевнул, потом этот звук перешел в стон, который, в свою очередь, через пару секунд обратился в слова:

– Хорошо…

– Через час, – уточнил я.

– Позвонить Луи?

Я засомневался и посмотрел на жену, которая уже почти закончила вязать желтый маленький свитерок. Честно говоря, у меня не было никакого желания провести утро в компании с Луи.

– Не стоит, – ответил я. – Ему можно не ездить.

– Но можно я ему сообщу, что мы поедем?

– Конечно, – ответил я. – Это же общее дело. Самое худшее сейчас – это начать скрывать что-то друг от друга. У нас не должно быть секретов.

Мы с Сарой никак не могли придумать, как спрятать на мне деньги так, чтобы Джекоб их не заметил. Было пятьдесят пачек, это все равно что пытаться спрятать на мне пятьдесят небольших книг. Мы набили деньгами карманы, засунули несколько пачек в рукава, в носки, за пояс. Конечно, со стороны было заметно, что я явно пополнел в определенных местах. И даже несмотря на это, у нас осталась еще пара пачек, для которых мы никак не могли найти более менее подходящего места.

– Что-то я сомневаюсь, что это сработает, – наконец сказал я.

Мы все еще находились на кухне. Я был в куртке, мне становилось жарко. Одежда, набитая деньгами, казалась особенно тяжелой. Двигаться было крайне неудобно, я чувствовал себя каким-то роботом.

Чтобы не оставлять отпечатков на деньгах, мы с Сарой были в перчатках.

Сара стояла в нескольких шагах и внимательно смотрела на меня. По выражению ее лица было ясно, что ей совсем не нравилось то, что она видела.

– Может, тебе просто взять мешок.

– Мешок? – переспросил я. – Я не могу нести деньги в мешке. Что я скажу Джекобу?

Я расстегнул куртку. Три пачки сразу же выпали из наших незатейливых тайников. Сара наклонилась и подняла деньги.

– Может быть, тогда просто вернем немного меньше, чем пятьсот тысяч? – предложил я.

Жена проигнорировала мои слова.

– Я знаю, что надо делать, – заметила она и быстро пошла в комнату.

Я остался ждать ее на кухне. Наверное, я напоминал набитое чучело. У меня даже руки не сгибались.

Сара вернулась через пару секунд, держа в руках небольшой рюкзак.

– Это для переноски детей, – объяснила она и протянула мне рюкзак. Это был нейлоновый рюкзачок фиолетового цвета с рисунком динозавра. Саре он очень нравился.

– Я выбрала его по каталогу, – добавила она.

Я снял куртку, надел рюкзак и ослабил лямки так, чтобы он оказался на животе. Сара сложила деньги в полиэтиленовый пакет для мусора, чтобы было в чем оставить их в самолете, и положила его в рюкзак. Я надел куртку и застегнул ее. Конечно, живот у меня явно увеличился, но дутая куртка довольно сносно это скрывала.

– Выглядишь немного потолстевшим, – улыбнулась Сара, тыкая меня в живот, – но Джекоб вряд ли скажет что-нибудь по этому поводу.

– Потолстевшим… я выгляжу как беременная женщина, – сказал я. – Как ты.

Ашенвилл – маленький и далеко не самый симпатичный городок. В нем всего две улицы. Одна – Главная, а вторая называлась Тайлер. Эти улицы пересекались примерно под прямым углом и разделяли город на четыре небольших округа. В каждом округе было свое муниципальное учреждение – ратуша, продуктовый магазин «Рекли», храм Святого Иуды и Ашенвиллский банк. Весь остальной город – это однообразные одно– или двухэтажные постройки, налепленные по обеим сторонам улиц: полицейский участок, пожарная служба, небольшая бакалейная лавка, газовая служба, аптека, закусочная, магазин скобяных товаров, прачечная, две таверны, магазин для охотников, пиццерия.

Все дома были обветшалого серого цвета, который всегда нагонял тоску и грустные мысли. Краска, которой когда-то были покрашены дома, давно облупилась. Между оконными рамами жители, как правило, набивали газет. Наличники на большинстве домов покривились, ставни скрипели от сильного ветра, в некоторых крышах зияли черные дыры, кое-где залатанные шифером. Словом, атмосфера и обстановка в городе была крайне пессимистичной.

Доход этого бедного городишки держался на фермерском хозяйстве. Свой расцвет он пережил лет шестьдесят назад, до наступления кризиса. С 1930 года город начал потихоньку увядать. Численность населения уменьшалась с каждым годом, фермы разорялись, земли пустовали. Постепенно жизнь здесь начинала замирать.

Я подъехал к магазину скобяных товаров, над которым снимал квартиру Джекоб, примерно в половине десятого. Весь город еще спал. По дороге мне встретились лишь пара пешеходов.

На улице сверкали разноцветные огоньки, все было украшено игрушечными Санта-Клаусами, снеговиками, северными оленями и другими рождественскими украшениями.

Джекоб ждал меня на улице вместе с Мери Бет. Увидев его, я вздохнул с облегчением – мне не пришлось подниматься к нему. Я очень не любил бывать у брата. Его жилище каждым своим сантиметром напоминало о материальной несостоятельности своего хозяина, а мне было крайне неприятно осознавать это. Джекоб жил в нищете: плохое освещение, поломанная мебель… объедки на столе. От мысли, что брат живет в этой квартире, ест и спит там, я чувствовал нечто среднее между жалостью и презрением. Должен сказать, это одно из самых неприятных чувств, которое я испытывал в своей жизни.

Пару раз я пытался помочь брату. Но, к сожалению, мои попытки ни к чему хорошему не привели. Последний раз это было семь лет назад, как раз после несчастного случая с родителями. Я предложил ему временную работу шофера службы доставки продуктового магазина.

Когда мы были детьми, нам часто привозили продукты на дом. Тогда водителем такой машины был какой-то странный, медлительный крупный мужчина с монголоидными чертами лица. Он с трудом объяснялся по-английски; постоянно жестикулировал и кивал головой. И никто никогда не понимал, что он пытался сказать. Все это было так давно, я уже и забыл про этого чудака, но только не Джекоб. Он почему-то прекрасно это помнил, и когда я предложил ему эту работу, брат ужасно разозлился и накричал на меня, сказал, чтобы я убирался из его дома и больше никогда не приходил. В то мгновение мне даже показалось, что он хотел ударить меня, но сдержался.

– Я просто хотел помочь тебе, – сказал я.

– Помочь? – презрительно усмехнулся Джекоб. – Знаешь, как ты можешь помочь мне? Оставь меня в покое, Хэнк. Отстань от меня.

Вот так заканчивались практически все мои попытки помочь брату.

Джекоб посадил собаку на заднее сиденье, а сам сел рядом со мной. Он тяжело дышал через открытый рот, как будто только что пробежался по лестнице. В руках он держал пластмассовый стаканчик с кофе. Усевшись поудобнее, Джекоб достал из кармана завернутый в жирную бумажную салфетку сэндвич, щедро приправленный кетчупом, и сразу же начал его есть.

Мы выехали на дорогу. Я наблюдал за братом, пытаясь оценить его состояние. На Джекобе была его красная куртка, яркий цвет которой сильно подчеркивал бледность его лица. Он явно не брился и не расчесывался, очки его были заляпаны грязью.

– Ночью вы праздновали с Луи? – спросил я.

Все это время я чувствовал тяжесть рюкзака на животе. Куртка, которая прикрывала его, даже касалась руля. Мне казалось, что это было слишком заметно. Я еле-еле сдерживался, чтобы часто не смотреть на свой живот.

Джекоб кивнул и ничего не сказал, потому что его рот был набит едой.

– Хорошо повеселились?

Он снова кивнул и вытер рот рукавом.

– Где были?

Джекоб прожевал и глотнул кофе. Я заметил, что от кофе даже не шел пар, значит, он был уже холодным. От этой мысли мне снова стало не по себе.

– В развлекательном центре в Метаморе, – ответил Джекоб.

– Ты, Луи и Нэнси?

Он кивнул, и мы замолчали. Мери Бет вытянул морду вперед и положил ее на плечо Джекобу. Мы уже выехали за черту города и направлялись на запад. Вдалеке показалась крыша старого амбара Дуайта Педерсона.

Утро было тихим и серым, температура едва ли была ниже нуля. Если пошел бы снег, как обещали синоптики, стало бы влажно и слякотно.

Я хотел было заговорить, но передумал. Джекоб доел свой сэндвич, скатал салфетку в шарик и положил ее на бардачок. Я брезгливо взглянул на нее.

Было кое-что, о чем я хотел спросить брата, но боялся, что он может неправильно меня понять. Наконец, я собрался с мыслями и спросил:

– Как думаешь, Луи рассказал Нэнси?

Джекоб пожал плечами и спокойно ответил:

– Да оставь ты его в покое.

Я посмотрел на брата, надеясь понять что-нибудь по выражению его лица, но Джекоб смотрел в окно.

Я выехал на обочину и остановил машину. Пес соскочил с сиденья.

– Он сказал ей, да?

В этот момент мы оказались где-то около того места, где вчера считали деньги. Поблизости не было никаких домов, на дороге не было ни одной машины, вокруг было пустынно.

Джекоб посмотрел на меня. Он выглядел очень уставшим.

– Хватит тебе, Хэнк. Давай уже поедем и разделаемся со всем поскорее.

Я завел машину и отъехал немного от дороги. От резкого движения Мери Бет отбросило назад. Он, взвизгнув, упал на сиденье.

Ни я, ни Джекоб не обратили на собаку никакого внимания.

– Рано или поздно ему все равно придется рассказать, ведь так? – спросил Джекоб. – Как, по-твоему, он будет пользоваться своей долей денег, не объясняя ничего Нэнси?

– Ты хочешь сказать, что она уже все знает? – поинтересовался я и глубоко вздохнул, чтобы взять себя в руки, потому что почувствовал, что в моем голосе проскальзывают нотки паники.

– А ты что, ничего не говорил Саре?

– Конечно, нет.

Джекоб внимательно посмотрел на меня, как будто ждал, что я передумаю и изменю ответ.

– Так он сказал ей или нет? – снова спросил я.

Джекоб продолжал смотреть на меня. Мне показалось, что он задумался о чем-то.

– Я ничего не знаю, – наконец ответил он и отвернулся к окну.

Я ждал. Я был уверен в том, что Луи все уже рассказал Нэнси.

Точно так же, как и я рассказал все Саре. И Джекоб знал это. Я думал о том, насколько важным и серьезным может быть то, что Джекоб солгал мне, я солгал ему в ответ, при том, что мы оба знали правду и прекрасно понимали, что происходит. На секунду эта ситуация показалась мне смешной, и я улыбнулся.

Джекоб махнул рукой в сторону дороги.

– Поехали, – сказал он. – Пора заканчивать с этим.

Мы ехали той же дорогой, что и вчера вечером – сначала переехали мост через Андерс-Крик, потом проехали мимо фермы Дуайта Педерсона. У дома Педерсона сидела собака, колли. Она залаяла на машину, когда мы проезжали мимо. Мери Бет залаял ей в ответ, да так громко, что мы с Джекобом даже вздрогнули от неожиданности. Потом пес завилял хвостом и посмотрел в окно на оставшуюся позади собаку.

Когда мы доехали до места, я поставил машину рядом с сугробом, в который вчера влетел Джекоб.

Честно говоря, я был шокирован, увидев следы, которые мы оставили после себя прошлой ночью. Целая тропа вела прямо от дороги в лес. Любой, даже просто проезжающий мимо человек абсолютно точно заметил бы ее. А слева от дороги тонкая тропа лисьих следов вела к ферме Педерсона.

– Ты здесь оставишь машину? – поинтересовался Джекоб. – Прямо на таком видном месте?

Я быстро обдумал слова брата. Да, он, конечно, прав. Но у меня тоже не было других вариантов.

– А ты знаешь, где здесь можно спрятать машину? – спросил я.

– Мы могли бы доехать до входа в парк и оставить ее снаружи.

Я покачал головой. Об этом варианте я уже подумал и понял, что он не подходит. Я тут же вспомнил все причины, по которым я отклонил этот вариант:

– Во-первых, ворота закрыты, – сказал я. – Кроме того, мы можем заблудиться, если попытаемся найти самолет без вчерашних следов.

Джекоб взглянул в сторону моста:

– Мне все равно кажется, что оставлять здесь машину опасно.

– Но вчера-то оставляли.

– Вчера мы не знали, что там, в лесу.

– Джекоб, не волнуйся, все нормально. Мы быстро. Одна нога здесь, другая там.

– Может, ее все же стоит отогнать?

Я заметил, что Джекоб начал потеть, его лицо уже покрылось испариной. Только тогда я понял, что он вовсе не переживает за то, что кто-то может увидеть машину. Он просто не хотел идти к самолету, потому что, видимо, помнил, что эта прогулка – не из легких, а сил у Джекоба явно не было.