Текст книги "Жизнь и времена Горацио Хорнблауэра, знаменитого героя морских романов С.С. Форестера"

Автор книги: Сирил Паркинсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

Другие капитаны думали, что Сойер таким хитрым образом избежал тягот и скуки блокадной службы. В течение нескольких дней он наслаждался чувствами удовлетворения и собственной значимости, поглядывая на своих офицеров с благосклонностью, которая даже граничила с симпатией. Чувство облегчения, которое они при этом испытывали, передалось команде и в течение недели показалось даже, что «Слава» все-таки счастливый корабль. Однако обстановка вновь (и очень резко) изменилась к худшему, как только газеты донесли весть о назначении командующим Флотом Канала лорда Сен-Винсента. Вскоре после этого стала широко известна история о том, как один капитан воскликнул: «Не дай, Боже, чтобы Средиземноморская дисциплина была перенесена во Флот Канала!» Особенно любопытно, что эта фраза была произнесена за столом, в присутствии лорда Бридпорта, на его флагманском корабле, а тот, кто ее произнес, не получил даже выговора. Возможно, капитану Сойеру и повезло, что он не присутствовал при этом. Если бы подобные речи достигли ушей лорда Сан-Винсента, он мог бы подумать, что Флот Канала находится на грани бунта. Адмирал также мог обрушить свой гнев на капитана, который повредил свой корабль и использовал полученные повреждения в качестве оправдания для того, чтобы провести три недели на берегу. Уяснив это, капитан Сойер вновь вернулся к своей теории о том, что столкновение произошло в результате заговора офицеров. Атмосфера на «Славе» резко ухудшилась, и в ее кают-компания во время обратного перехода к Уэссану царило мрачное отчаяние.

Лорд Сан-Винсент поднял свой флаг на рейде Спитхеда 2 мая, а 5 мая вышел к Уэссану на линейном корабле «Виль де Пари». Капитаном флота при нем был сэр Томас Траубридж, а флаг-капитаном – сэр Джордж Грей. Флот находился на позиции до 17 мая, после чего корабли стали на якорь в районе укрытия флота – бухте Тор. При этом «Слава» потеряла фор-стеньгу, что не улучшило репутации Сойера как специалиста морской практики. Уже 9 июня командующий флотом написал первому лорду Адмиралтейства, Эрлу Спенсеру, требуя, чтобы «Слава» была переведена в куда-нибудь в другое место. Это письмо стоит того, чтобы привести его полностью:

Корабль Его Величества Ville de Paris

Вблизи от Черной Скалы

9 июня 1800 г.

Мой дорогой лорд!

Полагаю, что могу без преувеличения сказать, что вполне информирован об уровне подготовки всех офицеров, которые служат под моим флагом. Некоторые из них, здесь, у Уэссана, также хороши, как те, которых можно найти на Средиземном море. Другие могли бы быть более дисциплинированны и деятельны – и это именно те, которые, как можно предположить, пользовались благосклонностью моего предшественника.

Некоторые офицеры в достаточной степени подготовлены для того, чтобы командовать линейными кораблями – как это и должно быть. Некоторые же, чьи таланты оцениваются очень высоко, на самом деле никогда в жизни не были способны воспитывать и управлять шестью-семью сотнями людей, подобных тем, из которых состоят наши команды, несмотря на то, что некоторые из этих офицеров и отличились в свое время в качестве командиров фрегатов. Полное пренебрежение требованиями дисциплины на некоторых кораблях Флота Канала длительное время было притчей во языцех. В настоящее время предприняты некоторые шаги по оздоровлению ситуации. Состояние флота, боеготовность которого до последнего времени была крайне низкой, сегодня уже несколько превышает средний уровень. Некоторые капитаны, пригодные лишь для Гринвичского госпиталя, смещены. К сожалению, остаются другие, которые не способны командовать не то, что линейным кораблем, но даже и шлюпом. Один из таких – Сойер со «Славы», который не может управлять своим экипажем, постоянно изыскивает смехотворные оправдания недолжному исполнению своих обязанностей и постоянно производит впечатление страдающего вялотекущим слабоумием, утверждая, что его офицеры составляют против него заговоры. Распущенные разговоры, которые ведутся в офицерских кают-компаниях, действительно являются бичом многих других кораблей, но я рад, что лейтенанты «Славы» пытаются, по крайней мере, исполнять свои обязанности. Идиотское маневрирование этого корабля, которое привело к столкновению с «Драконом» – вот за что Сойер должен нести личную ответственность. Если эти ошибочные маневры являются следствием плохой морской практики, то я должен полагать, что Сойер – такая же старая баба, как и сам Бридпорт. Если же, как считает Траубридж, они стали результатом попытки повредить корабль и получить таким образом возможность остаться в базе, то поведение Сойера недостойно, и он должен предстать перед трибуналом. В настоящее время уже слишком поздно расследовать эту аварию, тем не менее я вынужден просить Вашу Светлость дать указание, чтобы «Слава» была исключена из состава Флота Канала и направлена на выполнение той службы, для которой жалкие способности капитана Сойера могут быть признаны достаточными. Полагаю абсолютно необходимым распорядиться этим кораблем как непригодным для службы в боевом строю и задаюсь вопросом, должен ли его капитан и дальше сохранять свое командование.

Имею честь пребывать преданным и послушным слугой Вашей Лордовской Светлости – Сен-Винсент

Таким образом, лорд Спенсер мог снять Сойера с должности, однако письмо лорда Сен-Винсента совпало с получением депеши от сэра Ричарда Ламберта, вице-адмирала с Ямайки. Он просил прислать ему новый линейный корабль взамен «Элизабет» (74 пушки), который был построен в 1769 году, а в настоящее время признан негодным к дальнейшему несению службы. Сэр Ричард также предлагал, чтобы корабль, следующий на замену, получил приказ высадить десант в бухте Шотландца на Санто-Доминго и атаковать форт на полуострове Самана, который прикрывал место якорной стоянки, используемое испанскими каперами, оперирующими в проливе Мона. С Ямайки невозможно было неожиданно атаковать это место, так как все перемещения кораблей с этого направления были бы своевременно обнаружены, а плавание в наветренную сторону заняло бы много времени. Подход же нового корабля мог бы быть проведен незаметно для наблюдателей с Гаити, плыть бы в этом случае пришлось бы с наветренной стороны и, следовательно, повышались шансы застигнуть каперов в месте их якорной стоянки. Первый лорд решил выслать «Славу» на смену «Элизабет». Возможно, он полагал, что Сойер сможет лучше действовать самостоятельно, чем в составе флота. В любом случае, рейд на полуостров Самана должен был стать его последним шансом, а если атака провалится, Ламберту было поручено отослать его обратно в Англию. Кроме этого, «Слава» была новым кораблем, каковые и рекомендовались для посылки в Вест-Индию, а лорд Сент-Винсент не мог даже смотреть в его сторону.

Были подготовлены соответствующие приказы, один – во Флот Канала, с указанием направить «Славу» в Плимут, другие – в доки и продовольственную комиссию, с тем, чтобы она была снабжена всем необходимым на шесть месяцев плавания и, наконец, последние, предписывающий капитану Сойеру прибыть в Кингстон на Ямайке, с заходом в бухту Самана. Эти последние (и секретные) приказы были запечатаны с указанием вскрыть их по достижению определенной широты. То, что линейный корабль направляется в Вест-Индию, могло быть очевидным, однако его конкретные задачи оставались неизвестными даже Сойеру до тех пор, пока он не выйдет в море. Стоя на якоре в Хемоазе, «Слава» полнилась догадками и разговорами о дальнейшей судьбе. Многие предпочитали Вест-Индию блокаде Бреста, но третий лейтенант, мистер Хаггинс, был уже по горло сыт «Славой». Он ходатайствовал о медицинском обследовании, на котором ему удалось убедить комиссию, что его здоровье серьезно подорвано. Как он рассказывал позже, вся штука заключалась в том, чтобы «заболеть», наглотавшись табака за час до начала работы медицинской комиссии. На смену Хаггинсу прибыл лейтенант Уильям Буш, на год старше Хорнблауэра стажем.

Предыдущим местом службы Буша был шлюп «Дельфин», который нес конвойную службу между Хамбером и Северным Форлендом, так что лейтенант видел в Вест-Индии возможность продвижения по службе. Единственное, чего он не мог предвидеть, так это того, что командир «Славы» фактически безумен. Нам неизвестно, что именно лорд Сен-Винсент сказал Сойеру при их последней встрече, но это привело к полному расстройству рассудка последнего в такой степени, что он был уже не способен командовать кораблем. Многие капитаны приветствовали бы перевод в Вест-Индию, но Сойер воспринял свои нынешние приказы естественным продолжением своих неудач во Флоте Канала.

Уже во второй раз ему достались нелояльные офицеры, люди, которые смеялись у него за спиной, более того – их рассказы о капитане могли достичь флагманского корабля. Если бы не они, его корабль был бы лучшим на флоте! Некоторое время Сойер относился к Бушу благосклонно, как к единственному (пока) не вовлеченному в заговор, но вскоре уже думал о нем также плохо, как и об остальных. Единственным утешением ему служила уверенность, что обитатели нижней палубы – на его стороне. Сам он начинал свою морскую карьеру на баке и был убежден, что уж матросы-то способны отличить настоящего моряка от выскочек – денди в офицерских мундирах. Таким образом, его политикой стало тиранить офицеров и мичманов, завоевывая таким образом популярность среди матросов. «Слава» вышла из Плимута 14 июля 1800 года, а ситуация на борту с каждой неделей становилась все хуже. Не смотря на свое явное сумасшествие, капитан все еще обладал практически неограниченной властью, достаточной для того, чтобы сломать жизнь своим офицерам. Простого обвинения в мятеже было бы достаточно для того, чтобы трибунал высказался в оправдание действий капитана. Офицеры были в особенно сложном положении, не имея возможности противодействовать неправильным действиям капитана и опасаясь даже разговаривать друг с другом на темы, которые занимали все их мысли. Уверенности, что у капитана есть свои шпионы среди матросов, было достаточно, чтобы кают-компания погрузилась в тяжелую тишину. Правила предусматривали, что в случае болезни капитана командование кораблем переходит к первому лейтенанту, однако решиться на такой отчаянный шаг было непросто, так как скорее всего это привело бы всех, кто решился бы в этом участвовать, к гибели.

Прежде всего, это зависело от мужества корабельного врача, а мистер Клайв был запуган так же, как и остальные.

6 августа «Слава» шла курсом, предположительно, на Антигуа, в районе которого, как ожидалось, должна была через десять дней подойти к берегу на расстояние прямой видимости. Атмосфера же на корабле к этому времени стала настолько напряженной, что лейтенанты (за исключением мистера Смита, который был вахтенным офицером) собрались ночью в трюме. Подобная тайная встреча была почти актом мятежа, карой за который была бы смерть. Неожиданно собравшиеся были предупреждены одним из «юных джентльменов» – мичманов, мистером Уэллардом, что к месту сходки приближается капитан. Офицеры быстро разошлись. Бакленд и Робертс вышли на главную палубу по переднему трапу, Буш прошел в корму по нижней орудийной палубе, а Хорнблауэр вместе с Уэллардом поднялись на верхнюю палубу по главному трапу. Узнав каким-то образом о происходящем, капитан вызвал капрала – начальника караула морской пехоты и послал мистера Хоббса (исполняющего обязанности артиллериста) с двумя матросами арестовать бунтовщиков в трюме. Морские пехотинцы, по команде капитана, спустились в кормовой люк, но капрал не успел отойти и десяти футов от подножия трапа, когда услышал звук падения тела. Поспешив обратно, он нашел капитана, который, очевидно, упал в люк, лежащим у нижней ступеньки трапа. Помимо того, что Сойер был оглушен, у него был сломан нос, два ребра и ключица. Позже он стал бредить и мистер Бакленд официально принял командование кораблем.

В общих чертах ход всех этих событий не без труда можно установить по тексту рапорта, направленного позже вице-адмиралу сэру Ричарду Ламберту с различными приложениями, из материалов следственной комиссии, а так же по собственному донесению адмирала в Адмиралтейство. У историка же, в конце концов, создается впечатление, что расследование могло производиться тщательно, а свидетельские показания могли быть точными, однако многое осталось недоговоренным. Похоже, что отчаянная ситуация была разрешена благодаря достаточно удивительной случайности. Но не слишком ли она походила на промысел Божий, чтобы действительнобыть случайностью? Мы можем предположить, что нет. Прилагаемая схема может прояснить, как ситуация представлялась офицерам «Славы».

Согласно официальному заключению, капитан Сойер в возбуждении наклонился к отверстию люка, выкрикивая команду капралу, который спускался по трапу на нижнюю пушечную палубу. При крене корабля он потерял равновесие, рухнул в люк и упал в трюм, получив при этом телесные повреждения, от которых уже так и не оправился. Из офицеров, которые больше всего желали бы смерти капитана, только один – Хорнблауэр – находился на верхней палубе, когда произошел этот несчастный случай. По общему признанию, его постоянно сопровождал Уэллард (волонтер 1-го класса), но этот самый мальчик был главной жертвой садистских наклонностей капитана и шесть раз за короткое время до этого подвергался беспощадной порке за воображаемые проступки. Даже если Хорнблауэр и помог капитану свалиться в люк, Уэллард, как свидетель, был слишком заинтересован молчать об этом. Конечно, не было доказательств, что Хорнблауэр присутствовал при несчастном случае. По его собственным словам, они с Уэллардом в это самое время шли в корму, выйдя из главного люка, и в темноте не видели, что именно произошло. Больше ни одного свидетеля не объявилось, и в этом не было ничего удивительного, так как все происходило ночью – предположительно, все – кроме вахтенных и непосредственных участников этих событий – спали. С некоторым облегчением мистер Бакленд объяснил падение капитана несчастным случаем и составил рапорт, подтверждающий это заключение – один из тех рапортов, которые начальники воспринимают с одобрением.

Приняв временное командование, мистер Бакленд прочел открытые ранее Сойером приказы и изменил курс в направлении бухты Шотландца. Прибыв туда днем 18 августа, он подготовил корабль к бою и обстрелял мыс Самана. В вершине бухты на якоре стояли каперские суда, однако они находились под защитой форта на мысу и батареи на противоположной стороне бухты, которые держали фарватер под перекрестным огнем. Бакленд ввел «Славу» в бухту, но случайно посадил ее на мель, превратив линейный корабль в мишень для пушек, стреляющих раскаленными ядрами. Поскольку это произошло во время набирающего силу прилива, представлялось возможным сойти с мели, заведя якорь с кормы и затем выбирая якорный канат. В конце концов это удалось, корабль отверповали из бухты и вывели из-под огня. Тем не менее, девять человек было убито, включая мистера Робертса, двадцать ранено, а корабль получил повреждения. Положение осложнялось еще и тем, что капитан Сойер все еще был жив. После своего падения в люк он окончательно сошел с ума и представлял собой беспомощное и жалкое существо, испуганное и одинокое, истерзанное беспричинным страхом и бесконечными приступами мании преследования. Однако, по словам корабельного врача, оставалось фактом, что капитан мог пойти на поправку, превратившись в еще более жуткого маньяка и поставить своих лейтенантов перед трибуналом, состоящим из старших офицеров. Бакленду в этом случае пришлось бы обосновывать свое решение о принятии командования вместо капитана. Более того, он и все остальные могли быть обвинены Сойером в мятеже, в неподчинении приказам, в подрыве дисциплины. В этом случае они были бы счастливы отделаться увольнением со службы – многие попали в тюрьму или даже были повешены за меньшие проступки. Успех в выполнении приказов, отданных Сойеру, означал бы меньшую вероятность того, что адмирал уделит слишком пристальное внимание тем обстоятельствам, при которых Бакленд принял командование. Неудача вызовет гораздо больше неприятных вопросов, на которые придется отвечать – а пока неудача было единственное, чего Бакленду удалось достичь. Его ошибкой, как он уже понял, была попытка прорваться в бухту Самана при свете дня. Если бы «Слава» приблизилась к берегу в темноте и высадила десант на рассвете, форт мог бы быть захвачен прежде, чем испанцы успели бы проснуться. Но теперь весь эффект от внезапности нападения казался безнадежно утраченным.

Но так ли это было на самом деле? И в эту минуту мрачных размышлений, когда «Слава» уже снова вышла в море, подошел Хорнблауэр с предложением атаковать вновь. Он указал на то, что после отражения дневной атаки испанский гарнизон будет более спокоен, чем раньше, когда им явно угрожала опасность нападения. Он отметил, что ветер был попутным, если двигаться в бухту Шотландца и что возвращение после захода солнца даст Бакленду возможность высадить десантный отряд с морской стороны полуострова Самана. На рассвете форт мог быть захвачен, а его пушки не дали бы приватирам уйти из бухты. И все это могли сделать сотня моряков и восемьдесят морских пехотинцев. Бакленду подобный план показался крайне рискованным, но для него это оставалось единственным шансом избежать катастрофы. Он весьма неохотно согласился, развернул корабль и снова взял курс на бухту Шотландца. Мистер Буш был назначен командовать десантным отрядом, а Хорнблауэр стал его заместителем. Матросы и морские пехотинцы были проинструктированы, подготовлены и вооружены, шлюпки – подготовлены. Было уже темно, когда они высадились незамеченными, темно, когда они с трудом карабкались на крутой берег и темно (пока не взошла Луна), когда они, наконец, за два часа до рассвета увидели форт.

Они отдохнули после марша, развернулись и затем, с первыми лучами утреннего света, Буш отдал приказ к атаке.

За считанные минуты форт был взят, а сотня мужчин и два десятка женщин захвачены в плен. Понадобилось некоторое время для того, чтобы «Слава» достигла бухты Самана, но батареи, которые мешали ей это сделать всего сутки назад, теперь находились в руках британцев, вместе с печами и оборудованием для каления ядер. Когда каперы предприняли попытку покинуть место якорной стоянки, то первая шхуна села на мель и была взорвана. Три остальных судна повернули и вышли из-под обстрела. Вскоре после этого, 19 августа, со стороны испанцев пришла шлюпка под парламентерским флагом. Испанский комендант просил, чтобы были отпущены женщины, раненые и те из пленных, кто даст слова не воевать больше против англичан. К тому времени, как предварительные переговоры были завершены и перемирие заключено, «Слава» вошла в бухту и встала на якорь вне пределов досягаемости пушек батареи. Пока она оставалась на этом месте, каперы были заперты на своей стоянке. Ведение переговоров стало возможным благодаря знанию Хорнблауэром испанского языка. Скоро также стало известно, что комендант – полковник Вилльянуэво – готовится к полной капитуляции. Оказавшись перед угрозой нападения негров, восставших в глубине острова, и будучи отрезанным от моря, он предпочел сдаться британцам.

Мистер Бакленд оказался в трудном положении. Он достиг победы, которая может повысить его престиж перед адмиралом в Кингстоне. Теперь ему будут задавать гораздо меньше вопросов о том, как и почему он принял командование. Он вполне мог рассчитывать на продвижение по службе. С другой стороны, теперь он был обречен связаться с решением сложной проблемы международных отношений. В результате все, чего ему удалось достичь, могло быть потеряно из-за малейшей ошибки в дипломатии. Он слишком мало знал о ситуации, сложившейся на Гаити, а полученные им приказы, полные предостережений от возможных ошибок в подобных делах, при этом не проясняли ситуации, в которой лейтенант, временно командующий линейным кораблем Его Величества, теперь находился. Бакленд был хорошим моряком и дисциплинированным офицером и был готов (как он сам думал) командовать кораблем. Чего он не предполагал, так это того, что капитан Королевского военно-морского флота должен иметь хотя бы общее представление о высокой стратегии и хоть немного разбираться в иностранной политике. Собирается ли Британия оккупировать форт на Гаити? Касается ли англичан проблема испанцев, которых могут вырезать восставшие негры? Какова политика Британии по отношению к Туссену Лувертюру, вожаку восставших? Будет ли признано желательной поддержка испанского влияния на острове в противовес французской?

Помимо всех этих сомнений, Бакленд прекрасно знал, что дальнейшее пребывание «Славы» в бухте Самана усиливает риск вспышки желтой лихорадки среди ее команды. Решать приходилось быстро, а Вилльянуэва требовал предоставить его войскам и судам право свободного прохода на Кубу или в Пуэрто-Рико. Не накажут ли Бакленда, если он пойдет на это? Должен ли он настаивать на безоговорочной капитуляции? Но тогда придется снова сражаться – и тут еще эта желтая лихорадка… Так что же делать?

Именно Хорнблауэр предложил сделать следующий ход, который состоял в установке девятифунтовой пушки на позицию, с которой ядра могли достигать места якорной стоянки каперских шхун. Это потребовало значительных усилий, но мистер Буш организовал перевозку с предусмотрительностью и большой энергией. После нескольких выстрелов, которые показали, что каперские суда на стоянке в бухте уязвимы и абсолютно беззащитны, испанцы согласились на безоговорочную капитуляцию, которая и была подписана 21 августа. После того, как гарнизон сложил оружие, около тридцати офицеров, с полсотни женщин и четыреста солдат были погружены на «Славу». Три приза, с небольшими призовыми командами на каждой, включая судно «Ла Гадитана», были отданы под команду Хорнблауэра. Укрепления Саманы были взорваны, а пушки с них приведены в негодность и сброшены в бухту. С попутным ветром флотилии понадобилось бы меньше недели, чтобы достичь Кингстона, но, похоже, в реальности на это понадобилось несколько больше времени. «Слава», вышедшая в море 24 августа, была страшно переполнена людьми, а в дополнение к недостатку пространства добавлялась нехватка пресной воды и продуктов. Особые проблемы порождало наличие на борту женщин и детей, которым следовало делать некоторые послабления; но даже и мужчин-пленников нельзя было постоянно держать в духоте трюма, и время от времени их выпускали на верхнюю палубу – прогуляться и глотнуть немного свежего воздуха. С учетом раненных в предыдущих операциях (двадцать девять человек) и шестидесяти моряков, выделенных в состав команд на захваченные призы, на «Славе» ощущался острый недостаток экипажа, особенно, если учесть количество пленников, которых приходилось стеречь. Тем не менее, в течении нескольких дней все обстояло благополучно и обычные меры предосторожности были несколько ослаблены.

Утром 27 августа, корабельный хирург, мистер Клайв, доложил мистеру Бакленду, что капитан Сойер проявляет признаки выздоровления. С момента трагических ночных событий ему постоянно давали опиат, и теперь он уже был спокоен настолько, что его можно было освободить из смирительной рубашки, в которую он все это время был заключен. Его меньше мучили кошмары, переломы начали срастаться, а ушибы – заживать. Как-то он удивил ухаживающего за ним юнгу вопросами, где команда и чем она занимается. Когда несколько часов спустя он снова заговорил, то похоже, все повторяя свои оправдания перед лордом Сент-Винсентом. «Ваша Светлость, это была ошибка сигнального офицера… Они все против меня… Я могу представить свидетелей, Ваша Светлость, которые слышали, как они вступили в заговор». Многое из того, что он говорил, было бессмысленным бредом, но, по крайней мере, он уже не мычал от страха. Если процесс выздоровления будет продолжаться, отметил мистер Клайв, капитан Сойер может быть в состоянии давать показания следственной комиссии. Он даже сможет пролить немного света на инцидент, который с ним произошел, конечно, со своей точки зрения. Все это дополнительно осложняло ситуацию и делало ее еще более опасной. Тем же вечером мистер Бакленд передал Хорнблауэру приглашение прибыть на «Славу» с докладом. Не сохранилось никаких данных о том, про что они говорили, но, скорее всего, Бакленд вновь (и уже не первый раз) спрашивал Хорнлауэра, не может ли тот что-либо рассказать о том, какСойер упал в люк.

Вероятно, Хорнблауэр снова сослался на то, что ничего нового об этом случае сказать не может. Он вернулся обратно на «Ла Гадитану» и плавание продолжалось. 29 августа маленькая флотилия рассчитывала прибыть в Кинстон, однако в ночь с 27-го на 28-е пленные на «Славе» взбунтовались против своих тюремщиков и овладели верхней палубой корабля. Предположительно, нескольким женщинам удалось получить свободу в обмен на обещания проявить свою благосклонность к двум часовым, стоящим на посту у мичманской кают-компании. В поднятой суматохе удалось сбежать нескольким пленным-мужчинам. Этого было вполне достаточно, чтобы освободить испанских офицеров, настоящим вожаком на этом этапе стала мулатка – жена одного из офицеров с каперов. В результате достаточно беспорядочного сражения, некоторые (но не все) пленные, сумели завладеть оружием. Мистер Бакленд был весьма удивлен, когда его захватили в плен прямо в каюте. Мистер Смит был убит на своем посту – на шканцах. Мистер Буш попытался собрать команду «Славы», однако был несколько раз ранен и брошен умирать на верхней палубе. К счастью, выстрелы были услышаны на «Гадитане», где Хорнблауэр также обратил внимание на то, что «Слава» вдруг резко привелась к ветру. Он сделал то же самое, одновременно выслав шлюпки для того, чтобы собрать команды с других призовых судов. Каждый из приз-мастеров получил приказ перерезать все шкоты и брасы, прежде чем покинуть свое судно. Во главе шестидесяти человек, половину из которых составляли морские пехотинцы, Хорнблауэр подвел «Гадитану» к борту «Славы» и повел свой отряд на абордаж. Испанцев застали врасплох и, прежде чем им удалось организовать сопротивление, Хорнблауэр отбил корабль, очистив верхнюю палубу и загнав пленных обратно в трюм. Во время боя, перед или после контратаки, кто-то из испанцев, по-видимому, проник в капитанскую каюту и перерезал Сойеру глотку. Так или иначе, капитан был найден мертвым, а ирония судьбы состояла в том, что люди, столь безжалостно поступившие с беспомощным сумасшедшим, пощадили Бакленда, который также был найден ими лежащим в кровати. Странные вещи иногда случаются в самом сердце битвы! В том, что призы затем были вновь взяты англичанами под контроль, не было ничего удивительного – пленные на них просто не успели наладить бегучий такелаж.

«Слава» вместе со своими призами пришла в Кингстон 30 августа, и Бакленд передал свой рапорт адмиралу. К его огромному облегчению, об обстоятельствах помешательства Сойера его особо не расспрашивали. На самом деле, сэр Ричард Ламберт знал о Сойере намного больше, чем Бакленд мог себе представить, получая известия как от Лорда Сент-Винсента, так и от лорда Спенсера. Фактом, привлекшим внимание адмирала, было то, что сам Бакленд во время восстания пленников был захвачен им прямо в своей койке. Что касается других лейтенантов, то один из них был убит, а второй настолько изранен, что ему пришлось наложить пятьдесят три шва. Капитан Королевской морской пехоты Уайтинг также был убит, его младший офицер Меррик – также, а штурман Карберри был доставлен в госпиталь с лишь сомнительными шансами на выздоровление. В противоположность этому, исполняющий обязанности командира не получил ни царапины, а корабль для него отбил Хорнблауэр. Да, Бакленд неплохо проявил себя в бухте Самана, а «Гадитану» вполне можно было принять в состав эскадры в качестве восемнадцатипушечного шлюпа, но ведь под конец он чуть было не потерял «Славу». В конце концов, адмирал сказал Бакленду, что будет назначена следственная комиссия, начало работы которой, при необходимости, будет отложено до тех пор, как мистер Буш не выздоровеет настолько, чтобы быть в состоянии давать показания. Тем временем на «Славу» будет назначен новый командир. Это обещание некоторое время еще питало надежды Бакленда на повышение, однако капитан Джеймс Когсхилл с корабля Его Величества «Баклер» (28 пушек) на следующий день появился на шканцах «Славы» и огласил приказ о своем временном назначении. Предстояло назначить еще двух лейтенантов, и Хорнблауэр знал, что теперь он будет третьим – заметное повышение для того, кто еще недавно был пятым.

Следственная комиссия собралась на борту «Славы» 7 сентября, под председательством капитана Армитеджа с флагманского корабля. Мистер Бакленд был первым свидетелем и уже вскоре очутился в трудном положении, давая объяснения об обстоятельствах, при которых пленным удалось захватить «Славу». До этого момента перспективы его карьеры были еще неясны, однако следующие вопросы и ответы стали для нее решающими:

Председатель Комиссии:

– Что же произошло вечером 27 августа?

Мистер Бакленд:

– В середине вахты я проснулся от странного шума за стеной моей каюты. Некоторое время спустя дверь рывком распахнулась, и внутрь ворвались четыре или пять человек. Как только они вошли, я узнал в них военнопленных.

Председатель Комиссии:

– Где было ваше оружие?

Мистер Бакленд:

– Моя шпага и пистолеты висели на гвозде в переборке.

Председатель Комиссии:

– Могли ли вы до них дотянуться?

Мистер Бакленд:

– Да, сэр, но я не успел за них схватиться. Мужчина с тесаком подскочил ко мне и приставил лезвие к горлу. Остальные в это время связали меня полосами разорванных простыней и оставили лежать в каюте.

Председатель Комиссии:

– Чем вы можете объяснить, что вас пощадили, в то время как лежащий больным капитан Сойер был убит?

Мистер Бакленд:

– Я только могу предположить, что на него напала другая группа пленников, более ослепленных яростью битвы, нежели те, что атаковали меня.

Председатель Комиссии:

– А может, потому, что он пытался оказать хоть какое-то сопротивление?

Мистер Бакленд:

– Об этом мне ничего неизвестно.

Председатель Комиссии:

– Сколько времени прошло с того момента, как вы в первый раз услышали шум до того как пленные вошли в вашу каюту?

Мистер Бакленд:

– Несколько минут. Должен пояснить, что шум и беспорядки среди пленных – а, в особенности, среди женщин, размещенных на полубаке – не были чем-то неожиданным. Я полагал, что с этим справятся вахтенные на палубе.