Текст книги "Жизнь и времена Горацио Хорнблауэра, знаменитого героя морских романов С.С. Форестера"

Автор книги: Сирил Паркинсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

6. Командир фрегата

Из Портсмута Хорнблауэр каретой поехал в Лондон, где и доложился в Адмиралтействе в расчете обеспечить за Бушем должность первого лейтенанта. Его обращение было успешным, Буш как раз был свободен (о чем Хорнблауэр знал) и возникла лишь небольшая дискуссия о других назначениях: мистера Джерарда вторым лейтенантом и мистера Кристэлла – штурманом. После того, как его основная цель была достигнута, Хорнблауэр продолжил свое путешествие в Мэйдстон, где он встретился с мистером Ходжем, своим поверенным и узнал, что мистер Бернетт все еще жив, а поместье Смоллбридж-Мэнор еще более запущено, чем когда-либо. Напомнив, что он по-прежнему заинтересован в приобретении этой недвижимости, Хорнблауэр поехал в Чатем, где и закончил свое путешествие в гостинице «Под золотым петушком». Вызванный на верфь 16 февраля, он узнал, что оснащение «Лидии» заканчивается, и что между 23 февраля и концом месяца фрегат должен встать в док для замены медной обшивки.

«Лидия» была кораблем пятого класса средних размеров, построенная в Уолвиче в 1796 году по проекту сэра Уильяма Рула. При водоизмещении в 951 тонну и длине в 143 фута, она была вооружена двадцатью шестью 18-фунтовками на батарейной палубе, восемью 9-фунтовками на шканцах и двумя 12-фунтовками на баке. Ее штатная команда составляла 274 человек, а стоимость строительства – 19 070 фунтов стерлингов. После посадки на мель в устье Шеннона, ее прежний командир был снят с должности за пренебрежение своими обязанностями, а корабль поставлен в ремонт. Фрегат вновь вошел в строй, как и было согласовано, 12 марта 1807 года.

22 марта «Лидия», наконец, вышла из Чатема и 24 марта прибыла в Портсмут. Мария приехала на борт, чтобы повидаться с мужем и осмотреть корабль, и Хорнблауэр воспользовался случаем, чтобы отпустить остальных офицеров на берег. Лично для него это был период сравнительного благополучия, так как он получил свою долю призовых денег за взятие «Кастильи»: это не было состоянием, но все же составило порядочную сумму, так как два командира английских кораблей разделили между собой одну восьмую стоимости захваченного испанского фрегата. Теперь Хорнблауэр был лучше одет, на его столе появилось серебро, а скромные желания Марии были более чем удовлетворены. В полученных им приказах было указание следовать на Мальту, приняв на борт капитана Королевского флота Оуэна Гриффитца и мистера Джона Уизиншоу. Под большим секретом ему сообщили, что планируется оккупация Александрии английскими войсками. Капитан Гриффитц был экспертом по совместным операциям, посылаемым для руководство собственно высадкой. Мистер же Уизиншоу был гражданским инженером, которому предстояло выяснить возможности прокладки через Суэцкий перешеек канала, который бы соединил Средиземное море с Красным. «Лидия» должна была присоединиться к экспедиции у Мальты, оставаясь затем в Александрии столь долго, сколько потребовалось бы для обеспечения работы мистера Уизиншоу, а затем – доставить его (уже без капитана Гриффитца) обратно в Портсмут. Их Лордовские Светлости предполагали, что «Лидия» снова вернется домой к концу августа, после чего она потребуется для выполнения особой миссии. После того, как два пассажира поднялись на борт, Хорнблауэр снова распрощался с Марией и отплыл из Портсмута 28 марта 1807 года.

Чтобы ни предполагали приказы Хорнблауэра, по-видимому, в них вкралась ошибка, так как экспедиция в Александрию отплыла к месту назначения уже задолго до этого – отплыла, когда сама «Лидия» еще стояла в Чатеме – так что теперь возле Мальты не было флота, к которому Хорнблауэр мог бы присоединиться. Более того, когда 11 июня «Лидия» достигла Александрии, оказалось, что этот исторический порт, по крайней мере, на некоторое время, находится в британских руках – капитану Гриффитцу больше нечего было делать. Перед мистером Уизиншоу, напротив, стояло интересное задание, к тому же такое, при выполнении которого ему мог помочь Хорнблауэр. До конца июля Хорнблауэр узнал кое-что о Египте и еще кое-что – об инженерном искусстве, в то время как мистер Уизиншоу немного научился навигации и, гораздо больше, древней истории. Содержание его отчета не представляет интересов для целей этого повествования, но зато опосредованно объясняет, почему «Лидия» была послана со столь необычной миссией. Суэцкий канал античных времен внимательно изучался не только с целью его воссоздания, но и в качестве примера, с технической стороны, постройки чего-то подобного в Панаме. Кое-то в правительстве и, возможно, даже в Кабинете, вынашивал мысль о развитии водного пути через перешеек, очевидно, через озера Манагуа и Никарагуа (очевидно, этим государственным деятелем был Джодж Каннинг, глава казначейства военно-морского флота с 1804-го по 1806 год, чья последовательная политика в отношении испанских колоний имела большое значение. Он ушел со своего поста задолго до того, как Хорнблауэр получил свои приказы, однако вся схема, по-видимому, была им разработана и получила одобрение еще в 1806 году).

Будучи молодым лейтенантом, Горацио Нельсон также был послан для изучения этих возможностей в 1780-м году. Его экспедиция пыталась достичь озера Никарагуа по реке Сан-Хуан, несомненно, с целью захвата города Гранады. Попытка провалилась, однако сама идея осталась, в особенности того, что касалось повторения подобной попытки уже со стороны тихоокеанского побережья. Подобный план представлялся более реальным в 1807, поскольку появились сообщения об анти-испанских волнениях в районе залива Фонсека. После захвата этой территории, возможно, с помощью местных колонистов, надлежало решить следующую проблему – определить собственно маршрут нового пути и наиболее подходящие средства транспортировки. На карте соединить существующие водные пути при помощи относительно короткого канала представлялось особо трудным делом. Обсуждаемая концепция была та же, что привела в будущем к сооружению Панамского канала – разумное решение сложной проблемы. Однако если одни государственные мужи были заинтригованы возможностями Никарагуа, то другие были в этом проекте не заинтересованы,и среди этих, последних, весьма вероятно, были старшие офицеры – члены Совета Адмиралтейства. Они не могли понять, например, что общего Никарагуа может иметь с победой над Наполеоном. Эффект их вмешательства носил троякий характер. Во-первых, они сократили масштабы экспедиции, направляя всего один корабль вместо четырех, как было ранее запланировано. Во-вторых, они выделили для нее всего одного инженера, правда, обладающего опытом работы на каналах Эйр и Кальдер. И, наконец, в третьих, они решили (как мы это уже видели), что этому инженеру для начала надо посетить Египет. Здесь в древние времена также был канал, соединяющий запад с Востоком и эксперт мог бы узнать что-либо полезное для разрешения подобной проблемы. В целях соблюдения секретности ни Хорнблауэру, ни Уизиншоу ничего не было сказано о никарагуанском проекте. Они были коротко ознакомлены с ним уже после своего возвращения в Британию.

Как и было предусмотрено, «Лидия» пришла в Плимут к 25 августа. Пока ее ремонтировали, оснащали и снабжали всем необходимым для далекого плавания, мистер Уизиншоу съездил в Лондон, где ему и рассказали про Никарагуа – в обстановке особой секретности. Результатом стало то, что он наотрез отказался туда ехать. Возможно, он знал о Центральной Америке несколько больше, чем его потенциальные работодатели из Адмиралтейства. Возможно, он даже встречался и разговаривал с кем-то из числа участников экспедиции 1780 года. Каковы бы ни были его источники информации, он достаточно знал о Никарагуа, чтобы выступить против этой поездки. Их лордовские светлости могут поискать для этого кого-нибудь другого, и их новому избраннику останется только пожелать удачи – видит Бог, она ему понадобится! Бормоча что-то себе под нос о непроходимой тупости официальных лиц, мистер Уизиншоу вернулся в свой родной Ланкашир. Не подыскивая ему замены, их Лордовские светлости попросту решили, что Хорнблауэр отправится один. Он имел известность блестящего навигатора и решительного человека, а к тому же бегло говорил по-испански. Без сомнения, он найдет, что предпринять, когда окажется на месте. Из соображений безопасности Хорнблауэру рассказали весьма немногое, однако отправили его в поход с запечатанными приказами, которые он должен был открыть лишь после того, как покинет Мадейру.

Содержание приказов, когда Хорнблауэр, наконец, открыл их 19 ноября, возлагало на него следующие обязанности: он должен был установить связь с землевладельцем доном Хулианом Альворадо, чьи земли лежали вдоль западного берега залива Фонсека. Дон Хулиан собирался поднять восстание против Испании и Хорнблауэр должен был доставить и вручить ему пять сотен мушкетов со штыками, пятьсот патронташей и миллион патронов. Он также должен был поддерживать восстание, не исключая финансовой помощи (с собой Хорнблауэр вез пятьдесят тысяч золотых гиней, что отравляло его существование в течение всего путешествия) и признать суверенитет дона Хулиана над любой территорией, которую последний смог бы завоевать. Далее, подходя к сути дела, Хорнблауэру сообщалось, что одно из ответвлений залива Фонсека, называемое (по всей видимости) Эстеро Реал, почти вплотную подходит к внутриматериковому озеру Манагуа, которое, в свою очередь, сообщается с озером Никарагуа и, далее, с рекой Сан-Хуан, впадающей в Карибское море. При помощи дона Хулиана, Хорнблауэр должен был разведать этот путь через перешеек и сообщить свои соображения о мерах по улучшению этой коммуникационной линии – посредством канала или каким-либо другим образом.

Лишь после того, как это задание будет выполнено, Хорнблауэру разрешалось атаковать испанские суда с сокровищами в Тихом океане, но даже и в этом случае он должен был всемерно избегать нанесения ущерба местным жителям, которые могли быприсоединиться к мятежу. Хорнблауэра также информировали, что испанцы патрулируют залив Фонсека, используя для этого двухдечный корабль «Нативидад» (50 пушек), который «Лидии» (36 пушек) предписывалось захватить, утопить, сжечь либо иным образом вывести из строя. Таким образом, нападение на корабль, почти вдвое превосходящий «Лидию» по числу орудий, было всего лишь как бы дополнением к основной задаче, которая начиналась с создания нового королевства, а заканчивалась прокладкой нового пути через перешеек. Заключительный параграф предостерегал от того, дабы преждевременно дать знать испанцам о своем присутствии. Для этого предписывалось избегать подходить к берегу на дальность видимости от мыса Горн до самого залива Фонсека, что само по себе представляло навигационную задачу, решение которой было бы под силу едва ли одному капитану из ста. Подобную программу можно было бы, как минимум, назвать нескромной. Тем не менее, первый шаг был самым простым, по крайней мере, на первый взгляд – доставить груз оружия и боеприпасов определенному лицу и при этом преждевременно не обнаружить своего присутствия.

Секретность этого похода было легко поддерживать, пока «Лидия» находилась в Атлантике. 28 ноября она прошла острова Зеленого Мыса, на Рождество пересекла экватор и 12 января достигла Рио-де-Жанейро. В то время, как Португалия находилась под властью французов, Бразилия по-прежнему принадлежала королю Португалии, с которым Британия заключила союз. Таким образом, Хорнблауэр не испытывал затруднений с пополнением запасов продовольствия и воды в Рио. Португальским властям он сообщил, что располагает приказами патрулировать в районе устья Ла-Платы. В ответ португальцы сообщили ему, что им все об этом известно, что было спланировано новое нападение на Монтевидео, и что они вполне понимают нежелание британцев оставить эти попытки. Хорнблауэру, конечно же, было известно про неудачу экспедиции Попхэма в 1806 г., так же, как и о еще одной неудаче 1807 г. Очередная попытка, таким образом, не была невероятной, хотя Хорнблауэр точно знал, что ничего подобного в ближайшее время не планировалось. Тем не менее, его история была принята на веру (и, конечно же, обросла подробностями), так что теперь можно было не бояться, что кто-либо из его офицеров или команды о чем-либо проговорится, так как им ничего не было известно об истинных целях экспедиции. Это был период его жизни, когда за ним закрепилась слава молчаливого и хладнокровного ревнителя дисциплины, который отдает краткие и четкие приказы, но при этом ничего не говорит о своих будущих планах. Он вышел из Рио-де-Жанейро 4 февраля, 10 заправился водой на Фолклендских островах, тогда необитаемых, после чего двинулся к мысу Горн. Он впервые увидел мыс Горн 17 апреля, был снова столкнут противными ветрами в Атлантический океан и увидел эту мрачную скалу вновь (и уже в последний раз) 30 апреля. С тех пор он уже не видел побережья Южной Америки до тех самых пор, как 18 июня 1808 г. вошел в залив Фонсека.

В совершении этого настоящего навигационного подвига Хорнблауэру способствовало счастье, чем он в полной мере и воспользовался. Лишь немногим британским навигаторам удавалось до этого обогнуть мыс Горн, а многие из тех, кто все же совершил это, в своих рапортах указывали на крайне неблагоприятные погодные условия. Капитану Куку в этом смысле повезло, так как он оказался у мыса Горн в январе – в разгар лета Южного полушария – а Хорнблауэру почти столь же повезло в апреле. Отсюда плавание в северном направлении, без подхода на дальность видимости берега (например, у Кито), было делом далеко не легким, однако навыки, приобретенные Хорнблауэром в обсервациях по Луне, позволили ему привести «Лидию» в залив Фонсека даже без длительного плавания вдоль нужной параллели – проверенного веками метода выхода к нужной точке побережья. Незадолго до окончательного подхода к берегу, 1 июня, Хорнблауэр достиг трехлетнего стажа в капитанском списке, что давало ему право теперь носить два эполета вместо одного. В этот день он пригласил своих офицеров на торжественный обед в честь годовщины битвы Достославного Первого Июня (1794 г). Буш провозгласил тост за нового «старшего капитана», а все присутствующие подумали, что, возможно, Хорнблауэр отметит это событие, рассказав им о цели предстоящего плавания. Однако, вежливо поблагодарив своих офицеров за добрые пожелания, Хорнблауэр практически ничего им не рассказал. Когда 18 июня «Лидия» осуществила свой удивительно точный – или удивительно счастливый – подход к берегу, только ее командир знал, где находится корабль. Все, что он сказал при этом, было: «Приготовиться к бою!» и затем, чуть позже: «Зарядить и выдвинуть пушки!»

Приготовленная таким образом к встрече любой опасности, «Лидия» вошла в бухту с начинающимся приливом и бросила якорь на глубине семи саженей. Первая фаза операции была закончена.

Исполнение второй фазы, как скоро стало ясно Хорнблауэру, было связано с куда большими сложностями. Дон Хулиан Альворадо был все еще жив и по-прежнему возглавлял восстание. Ему даже удалось установить эффективный контроль над районом к югу от Ла Либертад. Проблемой было то, что приобретенная таким образом власть буквально свела его с ума, и он провозгласил свое божественное происхождение под именем «Эль Супремо». Тем не менее, союз с этим маньяком был просто жизненно важным, поскольку «Лидии» необходимо было обеспечить запасами по крайне мере, на восемь месяцев – чтобы хватило на обратный путь в Англию. К счастью, у Хорнлауэра было оружие и боеприпасы, в обмен на которые ему удалось выторговать у людей «Эль Супремо» (помимо воды) достаточное количество рогатого скота, свиней, хлеба, сахара, кофе, табака и даже… рома. Он все еще выгружал оружие и загружал припасы, когда прибыл гонец с известием, что с поста наблюдения расположенного в горах, заметили «Нативидад». Хорнблауэр рассчитал, что испанский корабль может войти в бухту к полуночи. Вместо того, чтобы выйти в море, как это сделали бы многие капитаны на его месте, Хорнблауэр перевел «Лидию» к новому месту стоянки, в укрытое от посторонних глаз место за островом Меангуэрра. Когда «Нативидад» подходила в лунном свете, «Лидия» неожиданно появилась, словно из ниоткуда, подскочила к борту испанца, и дала всего один бортовой залп. Вслед за картечью последовала волна атакующих, которые в несколько минут очистили верхнюю палубу, в то время, как нижнюю палубу очистил десант со шлюпок фрегата, атаковавших «Нативидад» с другого борта.

Как позднее рассказал Хорнблауэру один из испанских офицеров, за свои двадцать лет службы на Тихоокеанском побережье «Нативидад» всегда отделяли от возможного противника, как минимум, четыре тысячи морских миль. Таким образом, испанский корабль был захвачен на удивление легко. Грустным следствием из этого было то, что «Эль Супремо» тут же потребовал передать «Нативидад» ему в качестве ядра будущего флота, который он хотел направить против Ла Либертад. Хорнблауэру оставалось лишь согласиться и оказать содействие в осуществлении операции, которая закончилась с полным успехом и стала прелюдией к последующей атаке «Эль Супремо» на Сан-Сальвадор. Оставив «Эль Супремо» с его новой игрушкой, Хорнблауэр повел свой фрегат в Панамский залив – частично выполняя диверсию в пользу «Эль Супремо», частично для того, чтобы нарушить испанское торговое судоходство в этом районе. Прежде, чем «Лидии» удалось кого-нибудь перехватить, она сама была перехвачена испанским люггером под белым парламентерским флагом. Испанский офицер с люггера сообщил Хорнблауэру, что Британия и Испания теперь находятся в состоянии мира. Более того, теперь они – союзники! Наполеон захватил короля Фердинанда, заменив его на испанском троне своим собственным братом Жозефом. Остатки испанского правительства заключили союз с Георгом III, в результате чего для фрегата Его Величества «Лидия» теперь были открыты все порты Южной Америки. Хорнблауэр еще надеялся, что все эти сведения – фальшивка, но люггер доставил ему также депеши: одну – от английского адмирала с базы на Подветренных островах, пересланную по суше через Порто-Белло, а другую – от вице-короля Перу. Эти документы, без сомнения подлинные, полностью проясняли ситуацию. Между делом выяснилось, что вице-королю не было известно ни о захвате «Нативидад», ни про успешную кампанию «Эль Супремо» в Генеральном Капитанате Гватемала. Это было ужасно! Строго исполняя полученные приказы, Хорнблауэр своими действиями привел к созданию исключительно сложной проблемы, способствуя местной революции против одного из союзников Британии. Его не могли отдать под трибунал за точное исполнение полученных приказов, но зато легко могли вышвырнуть со службы – просто для того, чтобы умиротворить вице-короля. Он оказался в тяжелой ситуации, а третье письмо, полученное вместе с двумя первыми, вовсе ее не облегчало. В нем было сказано следующее:

«Цитадель Панамы

20 июля 1808 г.

Леди Барбара Уэлсли направляет свои поздравления командиру английского фрегата. Она надеется также, что он будет столь добр, чтобы доставить ее вместе с горничной в Европу, поскольку леди Барбара полагает, что в результате вспышки желтой лихорадки в Испанском Мэйне, она не сможет возвратиться домой более желательным для нее образом».

Имя «Уэлсли» произвело моментальный эффект, но другие проблемы, навалившиеся на Хорнблауэра, давили его настолько сильно, что он почувствовал лишь преходящее раздражение подобной вызывающей и, по сути, просто невыполнимой просьбой. Испанский офицер выразил свое облегчение, так как смог передать свои известия до того, как «Лидия» встретилась с «Нативидад». Лучшим ответом на это замечание стал приказ Хорнблауэра вывести пленных из канатного ящика – сцена, которая привела в смущение всех присутствующих. И только теперь он узнал самое плохое: знаменитый манильский галеон с сокровищами отходит из Акапулько в следующем месяце, а «Нативидад» под флагом восставших будет поджидать его. Захват груза этого галеона, стоимостью в миллион или даже больше, будет чувствительным ударом для правительства и укрепит дух восставших, для борьбы с которыми у Испании в этом районе не было ни кораблей, ни людей. К тому времени как «Лидия» бросила якорь в Панаме, Хорнблауэр уже понял, что ему придется еще раз вступить в схватку с «Нативидад», но на сей раз не обладая преимуществом неожиданности. Он все еще размышлял над этим, когда ему пришлось непосредственно столкнуться с леди Барбарой, которая прибыла на борт – со своей цветной служанкой и багажом – преспокойно считая, что ее просьба не можетне быть удовлетворена. Хорнблауэр был настроен отослать ее на берег, однако нашел, по крайней мере, три причины, по которым этого делать не следовало.

Во-первых, леди Барбара попала в Панаму из-за случайностей войны. Она ездила в Вест-Индию, и пакетбот, на котором она плыла, был перехвачен испанским приватиром и приведен в Порто-Белло. Здесь она оставалась в качестве пленной, пока не началась эпидемия желтой лихорадки, во избежание которой она переехала в Панаму. Во-вторых, более чем вероятно, эпидемия все же достигнет Панамы. И, наконец, в-третьих, она носила фамилию Уэлсли и, следовательно, привыкла всегда поступать по-своему. Для пост-кэптена без влиятельных связей заиметь себе врагов среди членов семьи Уэлсли было равнозначно профессиональному самоубийству. Хорнблауэр вынужден был пригласить леди Барбару на борт, хотя можно предположить, что он проделал это несколько неуклюже. Присутствие леди на борту боевого фрегата должно было доставить массу неудобств, и уступка ей капитанской каюты было лишь одним из них. Более того, кораблю предстояло вступить в бой, а после этого (в случае удачного исхода схватки) – еще и обогнуть мыс Горн, что, возможно, было еще опаснее. А что, если «Лидия» будет захвачена и леди Барбара попадет в руки фанатиков «Эль Супремо»? Опасности подстерегали ее со всех сторон, и можно было простить ей, что желтую лихорадку она полагала наиболее реальной угрозой.

Мы можем сомневаться, слышал ли вообще Хорнблауэр до этого случая о существовании леди Барбары и наверняка он не мог воспользоваться источниками, чтобы почерпнуть о ней более подробную информацию. Фактом, однако, является, что она была наименее значительным членом весьма известной семьи. Гаррет Уэлсли, первый граф Морнингтон (1735–1781), женившись на Анне Хилл, имел от нее несколько детей – начиная с Ричарда (р. 1760 г.) и далее: Артур (умер в младенчестве), Уильям, Френсис (также умерший), Анна, еще один Артур, Джеральд, Генри, Мери-Элизабет и (последняя) – Барбара, родившаяся в 1781 году. Ричард, второй граф и первый маркиз, был обречен сделать блестящую карьеру в политике, Генри играл значительную роль в дипломатии и стал первым бароном Коули, а второй Артур (р. 1769 г.) позднее стал лучшим воином своих дней. Барбара была гораздо моложе своих знаменитых братьев, она родилась перед самой смертью отца, в тот период, когда их, скорее бедная, семья вынуждена была перебраться из Ирландии (с их родины) в Найтсбридж. Барбара не унаследовала состояния, но когда блестящий Ричард в 1797 г. уехал в Индию, чтобы занять там пост генерал-губернатора, он взял с собой и младшую сестру. В ту пору ей было восемнадцать лет, она была привлекательной и очень живой девушкой, а значит, могла рассчитывать выйти замуж за лучшего мужчину, какого только можно было найти в Индии. Тем не менее, она вернулась из Индии в 1799–1800 году, так и не выйдя замуж, в сопровождении своего брата Генри, который был личным секретарем Ричарда. В наследство от одного из кузенов ей досталось небольшое имение в Ирландии, куда она и выехала, чтобы ознакомиться со своими новыми владениями. Леди Барбара пробыла в Ирландии несколько лет, проводя большую часть времени у родственников в Дублине, а затем (в 1806 г.) получила еще одно наследство – на сей раз небольшую плантацию на Ямайке. Заядлая путешественница, она решила поехать туда лично. Захват судна, на котором она путешествовала, положил конец этой попытке, и теперь ей хотелось просто вернуться домой. Вот почему леди Барбара оказалась на борту «Лидии».

Мы не располагаем описанием Барбары Уэлсли в именно этот момент ее жизни. Тем не менее, так случилось, что именно она упомянута в письме леди Бессборо к лорду Гренвилю, написанном годом ранее:

Брокет-хаус

Суббота, 18 июня 1808 г.

…Самая большая новость, которую я могу тебе рассказать, и которая сейчас более всего занимает наше общество, состоит в том, что Палермо, лошадь Дона, вопреки всем ставкам выиграла на скачках в Аскоте (Доном называли лорда Борингтона). Лорд Джерси купил ее, и все мы ожидаем, в ужасном напряжении, подробностей, о которых мы, наверное, услышим в ближайшие два месяца. Я приехала сюда сегодня в надежде, что перемена общества поможет мне немного от депрессии, которой я страдаю в последнее время. Прекрасная погода несколько развлекла меня, однако я не могу сказать того же о визите находящейся здесь же леди Барбары У., которая, похоже, должна была выйти замуж за старшего сына лорда Брендона. К сожалению, лорд Брендон написал ее старшему брату в таком стиле, поблагодарив за честь, которую тот оказал ему подобным предложением, что обидел всю семью, в результате чего предложение было сходу отвергнуто. Я не встречалась с леди Б.У. ранее и должна признать, что не испытывала к ней поначалу симпатии, за исключением легкого удивления тем, что она еще до сих пор не замужем. Она несколько выше среднего роста, с темными волосами, прекрасной кожей, серо-голубыми глазами. Правда, ее лицо представляется несколько длинноватым, а нос – несколько слишком властным, как на чей-либо вкус. Она была в Индии со своими братьями, и все полагали, что вернется оттуда замужней дамой. Однако этого не случилось, хотя предложения вряд ли были нежелательны – поговаривали, что она была слишком самоуверенной и недостаточно хорошенькой. Вначале я была склонна поверить, что все это так и есть, однако позже, после более близкого знакомства, нашла, что она может быть настоящей красавицей, если ее немного расшевелить, и что она более застенчива, чем это кажется. Насколько мне известно, в ее юные годы ее семья была бедна, и им было трудно жить на уровне, соответствующем унаследованным ими титулами. К тому же их семья весьма многочисленна и она, как самая младшая, скорее всего, пропустила несколько возможностей в погоне за состоянием. Все мы ее полюбили и все надеемся, что ей удастся составить удачную партию, прежде, чем она станет слишком похожей на старую деву (полагаю, что ей уже порядочно за 25).

Вчера я обедала у Салли – были ее муж, лорд Эрскин, лорд Ярмут, принц, лорд Лаудердейл и некоторые другие знакомые. Принц Уэльский был совершенно не в настроении, он смог сказать буквально три слова и ничего не ел. Мы же, оставшиеся, не могли найти более важных тем для разговоров, кроме как о дуэлях и выборах в Йоркшире…» (Письма лорда Гренвиля, 1781–1821 гг., Том II, стр.253)

Существует также одно или два упоминания о Барбаре в книгах, написанных о двух ее более знаменитых братьях, однако все они бросают лишь немного света на ее характер. Да и «Б.У.» из «Писем лорда Гренвиля» с тем же успехом могут быть инициалами другой женщины – например, Беатрис Уиллоуби. Можно не сомневаться, что Хорнблауэр просто не понял Барбару при первой встрече, полагая ее слишком самоуверенной и властной. В его воображении она была женщиной, вращающейся в самом изысканном обществе, с детских лет привыкшей к моментальному исполнению всех своих капризов. Он не мог знать, что перед своей кончиной ее отец был практически банкротом, и что ко времени ее рождения все англо-ирландские Уэлсли могли рассчитывать в жизни только на собственные силы. Ее скорее надменные манеры происходили не от большого богатства, а от титулованной бедности, доказательством чего была одна-единственная цветная горничная, с которой она путешествовала. Настоящая леди имела бы с собой свиту, по крайней мере, из дюжины служанок и никогда бы не удовлетворилась капитанской каютой, которую (неохотно) уступил ей Хорнблауэр. Конечно, он не мог отказать леди в ее просьбе, полагая ее более влиятельной, чем это было на самом деле, но с неуклюжей грацией сообщил ей при этом, что по пути в Англию кораблю придется вступить в бой, а поход вокруг мыса Горн может быть тяжелым. Тем не менее, леди Барбара осталась на борту и присутствовала при том, как «Лидии» пришлось сражаться с «Нативидад» во второй раз.

Хорнблауэр вышел из Панамы 24 июня, оставляя вице-королю планирование операции по реконкисте Панамы (в которой испанцам сопутствовал успех, так как им удалось разгромить «Эль Супремо» в Сан-Сальвадоре, а позже повесить этого сумасшедшего в Панаме), и направился к северу, в точку, где «Нативидад» мог рассчитывать на перехват манильского галеона. С несколькими пленными испанцами-навигаторами, командой, составленной из головорезов «Эль Супремо» во главе с «вице-адмиралом доном Кристобалем ди Креспо», которого они до смерти боялись, «Нативидад» отнюдь не казался простым противником в предстоящей схватке. Хорнблауэр тщетно искал корабль мятежников в заливе Фонсека, попробовал его обнаружить в заливах Эль-Либертад и Чамперико и, наконец, 20 июля 1808 г. увидел «Нативидад» в заливе Тегуантепек. Был сильный шторм, как это часто случается в здешних водах, и Хорнблауэр считал это преимуществом, так как полагал, что на «Нативидад» не смогут открыть пушечные порты на нижней палубе. В начале маневрирования более верткий британский корабль имел преимущества, но в результате обмена бортовыми залпами «Лидия» лишилась бизань-мачты. Дважды фрегат разворачивало кормой под продольный огонь противника, но матросам Хорнблауэра, приложив сверхчеловеческие усилия, все же удалось обрубить остатки упавших снастей и восстановить контроль над управлением. При следующем обмене залпами «Нативидад» потерял фок-мачту. Теперь оба корабля лежали в дрейфе вне зоны досягаемости пушек, и победа должна была достаться тому из них, кто первый сможет восстановить готовность к схватке.

На борту «Лидии» царил настоящий ад: шторм был в самом разгаре, корабль набирал воду через пробоины, полученные у ватерлинии, по главной палубе перекатывались разбитые пушки, пятьдесят человек были убиты или ранены и со всем этим надо было разобраться, прежде чем корабль вновь сможет маневрировать. Мало-помалу все проблемы были более или менее разрешены, для заделки пробоин под днищем фрегата был подведен пластырь из парусины, пушки закреплены, такелаж исправлен, четырнадцать убитых – похоронены за бортом и, наконец, с огромным трудом в шпор на кильсоне была установлена временная бизань-мачта. До захода солнца «Лидия» была готова возобновить схватку, но этому помешала смена погоды. Хорнблауэр остался на палубе и провел ночь на установленном тут же стуле, зная, что с рассветом «Нативидад» может быть уже вне зоны видимости. Ночью ветер несколько стих, так что можно было поставить паруса. Теперь все зависело от того, насколько точно Хорнблауэр сможет разгадать, что задумал Креспо.