355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сирил Майкл Корнблат » Синдик » Текст книги (страница 1)
Синдик
  • Текст добавлен: 3 октября 2016, 21:45

Текст книги "Синдик"


Автор книги: Сирил Майкл Корнблат



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Сирил Корнблат
Синдик

Ни разу до 14-го февраля Правительство не объявляло чрезвычайного положения. Поводом для этого послужила бомбардировка с воздуха и уничтожение 2-й роты 27-во бронетанкового полка, дислоцировавшегося в Нью-Йорке, в Форт-Джордж Хилл. Местные главари Синдика заняли и закрепились в школе Джорджа Вашингтона, причем им с энтузиазмом помогали учащиеся, сотрудники этого учебного заведения и жители по соседству. Главным у них был Томас по кличке «Наркоман» из Кливленда, обладавший холодной головой и организационным талантом, которые на его тридцать пятом году жизни сделали из него лакомый кусочек для столичной полиции. В пять часов пятнадцать минут утра 1-й батальон 27-го бронетанкового полка занял позиции в районе: 1-я рота – в районе 190-й улицы и Сент-Николас Авеню с задачей не допустить подтягивания резервов к школе со стороны близлежащей станции метро; 2-я, 3-я и 4-я роты заняли оборону в закрытых позициях на склоне Форт-Джордж Хилл, готовясь к атаке. В пять часов двадцать пять минут утра шестнадцать танков Паттона 2-й роты двинулись на школу, а 3-я и 4-я роты остались в резерве. Задачей этой танковой атаки 2-й роты было окружить школу с трех сторон и открыть огонь в случае, если телефонные переговоры с Кливлендом не принесут удовлетворительного результата.

Пост наблюдения у кливлендцев находился на башенке этой школы. Увидев, как радиоантенна первого танка поднялась над склоном холма, часовой по телефону передал приказ летчикам, ожидавшим на аэродоме Синдика, расположенном за пределами семимильной зоны. Эти летчики, прекрасно обученные за годы их летной практики на грузовых авиалиниях, в 5-26 были уже в воздухе, но на этот раз на борту их самолетов было не спиртное, сигареты или другое барахло. Через три минуты они сбросили бомбы на танки 2-й роты; кливлендские гангстеры уничтожили командный пункт 2-й роты; начался огневой контакт. Еще до того, как все это кончилось, Северная Америка уже восхищалась точностью удростью стратегического расчета.

Историческое заявление кливлендцев «Это великий для нас день!», смерть их главаря при штурме Форт-Тоттена, жесткая хватка Амадео Фалькаро, раздача чинов и привилегий, допросы, мир, предательство, казнь врагов, Лас-Вегасский Договор и единый фронт Крими и Синдика против Правительства, предательство О'Тула из Континентал Пресс и кровавая схватка за этот главный нервный узел, решительный марш на Балтимор…

Б. Эрроусмит Хинд «Синдик – Краткая история»
 
Когда заговоры твои
Не дают тебе власти.
Не пей из колодцев
И не требуй наследства.
 
 
Ты можешь ставить ловушки
Из лозы на оленя и кролика.
Но не охоться с отравленным пином,
Смочившем острие твоего копья.
 
 
Та, что ненавидишь ты.
Упала с трона.
Хватай быстрей тех кузнецов,
Неси им смерть.
 
 
Пока тринадцать лун
Тринадцать раз не сменят себя в небе,
Ты не должна знать мужчины.
Та, что в тебе – царица,
Она вздымает стяг.
 
Из Инструкций для ведьм, год издания 2150.

Никогда не было написано истинной истории будущего – этот факт, по-моему, доказывает, что история не может считаться наукой. Астрономы не могут решить задачу трех тел и бросаются на задачу четырех тел. А каждый данный момент истории является задачей по меньшей мере двух миллиардов тел. Попытки упорядочить историю путем манипуляции с символами вместо реальных сторических фактов, по-моему, изначально обречены на неудачу. Я могу долго анализировать выпадение осадков, загрузку транспортных потоков, рождаемость, использование патентов, но никогда в жизни мне не удастся оценить значение фурункулов у Карла Маркса – даже зная, в конце концов, что стафилококковая инфекция за этой знаменитой бородой смогла изменить тоталитаризм двадцатого века. Что касается собственно патологии, этот список можно продолжать до бесконечности: эпилепсия Юлия Цезаря, гастрит Наполеона, паралич Вильсона, алкоголизм Гранта, сухорукость Вильгельма Второго, нимфомания Екатерины, парез Георга Третьего, глухота Эдисона, слепота Эйлера, заикание Бурка и так далее. Неужели можно найти глупца, который бы утверждал, что наш сегодняшний мир был таким же, если бы все эти Маркс. Цезарь, Наполеон, Вильсон, Грант, Вильгельм, Екатерина, Георг, Эдисон и Эйлер были бы другими? Таким образом, за пределами исторической науки остаются те допущения, которые делаются на основании игнорирования факта существования фурункулов у Маркса – и так с каждой исторической теорией, которые, по крайней мере, известны мне.

Утверждаю ли я, что история, прошлая и будущая, непознаваема? Что мы должны блуждать в потемках, поскольку невозможно разработать никаких точных и полезных планов? Нет, не утверждаю. Я лишь выражаю свое отвращение к носителям крайних позиций, к обладателям истины в последней инстанции, к хранителям огня. Таких хранителей огня никогда не волнуют вопросы цели и средств ее достижения, которые одолевают каждого из нас. Они совершенно уверены, что их цели – самые правильные, и поэтому выбор средств для их достижения становится тривиальным. Мы же, все остальные, совершенно не уверены, что у нас есть общее решение для исторической задачи двух миллиардов тел, то есть это скорее заставит нас задуматься о выборе средств для достижения наших целей…

Ф.У.Тэйлор
Организации, Символизм и Нравственность

Глава 1

Чарла Орсино учился этому делу с самых азов, но он не мог похвастаться особо хорошими результатами. В его венах была лишь капля или две кропи рода Фалькаро – достаточно для того, чтобы дать ему эту возможность, и недостаточно, чтобы этих возможностей было побольше.

Учитывая благорасположенность Ф.У.Тэйлора, опекавшего его с тех пор, как он потерял своих родителей во время взрыва в 83-м году реактора Брукхэвен, он мог бы достичь довольно высокого положения в агентстве по найму колл-герл (девушек по вызову) Алки, Хорсуайр, или в любом другом деле, к которому он проявил бы склонность. Но в свои 22 года в один из весенних дней он просто находился на дежурстве в качестве бэгмена (посредника между полицией и преступным миром), приписанного к 101-му полицейскому участку Нью-Йорка. Обычно эту работу выполняли молодые члены Синдика – нельзя полагаться на копов, если хочешь надавить на клиентов и положить навар в свой карман.

Он спокойно относился к этой отнюдь не неприятной рутине вымогательства. Голова его была занята утренней тренировкой в поло, где он чуть было не опозорился.

– Добрый день, мистер Орсино, рад снопа видеть вас. Не желаете ли кружечку холодного пивка, пока я подготовлю деньги?

– Нет, но все равно спасибо, мистер Лефко, ведь вы знаете, что я сейчас тренируюсь. Если хотите, я мог бы и вас туда пристроить. Семь сообщений, не так ли, по 10 долларов за каждое?

– Все точно, мистер Орсино, и как только мне удастся отделаться от этой семерки в Хили, я сразу же к вам вернусь; все эти леди поставили на лошадку по кличке Хартмаус, они думают, что это ну просто прелестная кличка, причем поставили они вскладчину. Через минутку буду.

Лефко помчался к телефону, и, пока Чарлз рассеянно изучал толпу весело болтающих, делающих ставки игроков, позвонил куда-то другому букмекеру («Мистер Орсино, вы выходили на поле только ради шутки, чтобы зря потратить мое время? К черту, сэр, у вас только 50 передач на тайм, а вы должны считать их!» Он беспомощно улыбнулся. Старик Джилби, профессиональный спортсмен, просто выходил из себя, когда какой-нибудь тупица портил игру, которую он так любил. Чарлз тогда был уверен, что лошадь Бенни Грашкина через минуту выдохнется – она уже довольно подозрительно фыркала – и что он забьет легкий юл, как вдруг Бенни сменил лошадей. Но тут Джилби засвистел, его не интересовала твоя изощренная логика. «Черт побери, сэр, когда же вы, молокососы, зарубите себе на носу, что перед тем, как ходить, надо научиться ползать! А теперь продемонстрируйте-ка мне командное движение к воротам – именно командное, мистер Орсино!»)

– А вот и мы, мистер Орсино, и как раз вовремя. Там идет седьмой.

Чарлз пожал им руки и покинул атмосферу пронзительных воплей «Хартмаус! Хартмаус!», которые издавали эти уставившиеся в экран леди.

На последнем этаже Здания Синдика Ф.У.Тэйлор – для Чарлза дядюшка Фрэнк – вел неприятный разговор с высоким сутулым стариком. Торнберри, президент Чейз Нэшнл Банка, кое-что обнаружил, и Ф.У.Тэйлор был от этого сам не свой.

Он сердито ворчал:

– Если еще раз, Торнберри, это повторится, вы вылетите со своего тепленького местечка. Когда уважаемый член Синдика изволит прийти к вам за кредитной линией, вы дадите ему кредит без всяких этих дурацких рассуждений о гарантиях. Вы, банкиры, похоже, думаете, что у нас здесь Средние Века и что ваши паршивые клочки бумаги все еще обладают их черной магией. Можете оставить свои иллюзии по этому поводу. В это не верит никто, кроме вас. Неумолимые Экономические Законы вымерли так же, как и Дагон и Иштар, причем по той же причине. Предметов поклонения больше не существует. Вам, банкирам, больше никого не удастся отпихнуть в сторону. Вы существуете только для удобства, как в карточной игре присутствует банкомет, который сам участия в игре не принимает. Сейчас важно то, что существует Синдик. А в Синдике важно то, что он руководствуете я своей собственной моралью и что народ в нее верит. Это ясно?

Торнберри что-то невнятно промямлил о спросе и предложении.

Тэйлор ехидно рассмеялся.

– Спрос и предложение. Урим и Туммим. Покажите мне предложение, Торнберри, покажите мне… Черт, у меня нет времени заниматься повышением вашей квалификации. Запомните, что я вам сказал и не спорьте. Неограниченный кредит для членов Синдика. Если они выйдут за его пределы, мы исправим положение. А сейчас выметайтесь.

И Торнберри вышел со старческими слезами на глазах.

Когда Чарлз Орсино вошел в кабачок матушки Магиннис, у хозяйки вытянулось лицо.

– Всегда приятно видеть вас, мистер Орсино, но боюсь, на этой неделе вам не доставит удовольствия видеть меня.

Она всегда выражалась иносказательно.

– Почему же, миссис Магиннис? Я всегда рад поприветствовать заказчика.

– Все дела, мистер Орсино. Все дела. Простите меня, если я скажу, что не могу представить, как я обойдусь без 25 долларов из кассы. Могу дать только 15, и то…

Чарлз выглядел мрачно – мрачнее, чем он чувствовал себя на самом деле. Такое случалось ежедневно.

– Вы представляете себе, миссис Магиннис, что этим вы подводите Синдик? Если каждый будет вести себя подобным образом, что тогда люди Синдика смогут сделать для вашей защиты?

Она вся светилась лукавством.

– Я думала, мистер Орсино, что такой молодой человек, как вы, должен иметь подход к девушкам…

В этот момент из задней комнаты почти незаметно появилась дочка миссис Магиннис и начала с видимым безразличием протирать стойку бара.

– Конечно же, любая молоденькая леди сочла бы честью провести вечер с молодым джентльменом из Синдика…

– Может быть, – проговорил Чарлз, быстро продумывая этот вариант. Он, конечно, с гораздо большим удовольствием провел бы вечер с девчонкой, чем на новой постановке Шекспира, как он планировал ранее, но здесь были свои сложности. Во-первых, это было бы взяткой. Во-вторых, он мог влюбиться в нее и проснуться в один прекрасный день, имея миссис Магиннис в качестве тещи. А одна эта мысль вызывала у него тошноту. В-третьих, он уже купил билеты для себя и телохранителей.

– Ладно, что касается денег, – сказал он, решившись, – на этой неделе пусть будет 15. Если на следующей неделе ваши дела все еще не улучшатся, я буду вынужден заглянуть в ваши бухгалтерские книги – посмотреть, все ли там в порядке.

Она поняла намек и покраснела. Отдавая 15 долларов, она сказала:

– Думаю, что это не понадобится. Надеюсь, что дела пойдут получше.

– Тогда ладно.

Чтобы показать, что он пришел по-хорошему, он задержался на минутку и спросил:

– Как дела у ваших мужей?

– Когда как. Алфи эту неделю в поездке, а у Линии снова разыгрался радикулит, но он еще может стоять у стойки, попозже, когда народу не так много.

– Скажите ему, чтобы он заскочил в Медицинский Центр и сослался на меня, миссис Магиннис. Может, они чем-нибудь ему помогут.

Она рассыпалась в благодарностях, и он вышел.

Было приятно иметь возможность что-то сделать для хороших людей; было приятно брести по освещенной солнцем улице, отвечая на приподнятые в приветствии шляпы и дружеские обращения. (Это командное движение к воротам было просто сутолокой, но не по его вине, совсем не по его. Владек ударил но мячу со всей силы, послав его на правый край: они затормозили и, натянув поводья, бросились в защиту, чтобы снова сформировать сзади «V». когда Джилби снова дал свисток).

Нервный юноша из Нью-Йоркской Нэшнл Пресс Сервис столкнулся в своей работе с первым кризисом. На линиях Канзас-Сити – Нью-Йорк, Хили – Нью-Йорк и Бостон – Нью-Йорк одновременно мигали тревожные огоньки. Он стоял, будто его парализовало.

Его инструктор молниеносно взял управление на себя и разблокировал связь с руководством. Лицу с печатью гения, появившемуся на экране, он продиктовал: – Линии Хили, Бостон и Канзас-Сити – именно в этой последовательности, Микки.

Микки ответил: «О'кей, дружище», – и исчез.

Инструктор повернулся к юноше.

– Не знал, что делать? – задал он умный вопрос. – Пусть это тебя не волнует. В следующий раз будешь знать. Ты обратил внимание на порядок приоритетов?

– Да, – еле слышно выговорил парнишка.

– Сначала Хили, поскольку это самое важное. Мы получаем большую часть наших доходов от обслуживания конюшен, ведь мы начали свою деятельность исключительно с сети передачи ставок на бегах. Обычно клиенты конюшен платят за это заблаговременно, но для них это безболезненно. Никто не вынуждает их улучшать породу, ведь верно? Во-вторых, линия Бостон – Нью-Йорк. Когда не работает Фей Граунд, это линия широкого доступа. От таких общедоступных линий у нас нет никакого дохода, цены слишком низки, но мы следим за ними ради тех людей, что нас поддерживают. В-третьих, Канзас-Сити – Нью-Йорк. Это тоже линия широкого доступа, но с одним коммутатором на территории Крими. С чего бы это нам вырубать себя ради Ригана и его компании, но после того, как две другие будут исправлены и отлажены, мы займемся и ими. Теперь понял?

– Да, – ответил парнишка.

– Хорошо. Только не переживай.

Инструктор ушел поработать со счетами, хотя они могли и подождать; он не хотел, чтобы выглядело, будто он придирается к мальчишке. Он подумал, действительно ли парень все понял, и пришел к выводу, что вряд ли. В конце концов, как он мог понять? Нужны годы работы на линиях связи, чтобы обладать этим чувством. Мотивация меняется постепенно. Ты начинаешь с желанием пробить себе место под солнцем и кое-что заработать. И только через многие годы ты постепенно понимаешь, что работаешь ты совсем по другой причине. Здесь хорошая компания, которая использует тебя по делу. Пусть Синдик процветает. Заказчики платят за свое удовольствие, и слава богу, ты видишь, что они его получают или разоряются, пытаясь его получить.

По пути к зданию 101 участка у Чарлза горели уши от воспоминания о яростной тираде, последовавшей за свистком Джилби. «Мистер Орсино, интересно, это все-таки ваша обязанность как капитана команда потребовать, чтобы опасный мяч выбили в аут? Невзирая на то, что мистер Владек так выбил мяч, что мог случиться опасный рикошет?»

Старик, конечно, был прав, но мяч был уже основательно побитым, на нем были заметные выбоины. На тренировках суетиться было нельзя – особенно с 18-дюймовыми стальными мячами, продававшимся по 30 долларов за штуку в специальных магазинах.

Он прошел между двумя зелеными фонарями, освещавшими вход в участок, и бросил свой чемоданчик на стол сержанта. Сержант сразу же начал несчастным голосом:

– Мистер Орсино, я не люблю беспокоить вас личными проблемами наших людей, но я думаю, что вы могли бы присоединиться к нам со 100-долларовым подарком для отличного молодого парня. Это патрульный Гибни, 7 лет службы на 101 участке без единого замечания. Одна благодарность за раскрытие кражи со взломом, а другая – за поимку на месте преступления воришки в конюшнях Лефко. Гибни женат уже пять лет, у него двое прелестных ребятишек, и вы знаете, на них нужны денежки. Сейчас он снова хочет жениться, он без ума от этой девчонки, его первая жена не возражает, она говорит, что помощь в доме пригодится, и он хочет устроить грандиозную свадьбу.

– Если он хочет устроить ее на ату сотню, ради бога, – сказал Чарлз, улыбаясь. – Передай ему мои наилучшие пожелания.

Он разложил пачку денег на две ровные стопки, добавил к одной из них сто долларов, а вторую сунул в карман.

Он заметно истощил ее в Здании Синдика, без всякого аппетита пообедав в одном из его кафетериев, и отправился к себе в меблированные комнаты. Там он прочел главу из последней книги Ф.У.Тэйлора – дядюшки Фрэнка – «Организация, Символизм и Нравственность», не поняв из прочитанного ни слова, принял душ и вытащил свой вечерний костюм.

Глава 2

Стройная миловидная девушка вошла в нелепо обставленный кабинет в Здании Синдика и обратилась к седому старику с орлиным носом, как будто вынося приговор:

– Мой дорогой предок, – начала она с преувеличенным старанием.

– Ради бога, Ли, не называй меня предком! Это звучит так, будто я уже умер!

– Ты вполне мог и умереть в том смысле, о котором ты говоришь!

– Ладно, Ли. – Он выглядел задетым, но старался не подать виду.

– О, я не хотела тебя обидеть, Эдвард…

Она пристально изучала выражение его лица, и тон ее изменился.

– Послушай, ты, старый дьявол, тебе не удастся меня одурачить. Твои чувства нельзя задеть даже тупым топором. Ты меня ни во что не впутаешь! Это все равно, что послать кого-нибудь на смерть. Кроме всего прочего, оба раза это были несчастные случаи.

Она повернулась и начала манипулировать с большим полукруглым экраном, в фокусе которого находилось большое сложное кресло. Экран освещали три синхронизированных проектора.

Старик вкрадчиво проговорил:

– А что, если это были не несчастные случаи? Том Мак-Герн и Боб были хорошими ребятами. Лучше них никого не было. Если это проклятое Правительство выбивает нас по одному, что-то надо предпринимать. А ты, похоже, единственный человек, который в состоянии это сделать.

– Начни войну, – горько проговорила она. – Выбей их с морей. Не так ли пел Дик Рейнер, когда я была еще в пеленках?

– Так, – с грустью подумал старик. – И он все еще поет ее, когда ты в… том, что сейчас носят молодые леди. Пообещай мне кое-что, Ли. Если последует еще одна попытка, ты нам поможешь?

– Уверена, что следующей попытки не будет, – сказала она. – Это я могу обещать. Да поможет тебе Бог, Эдвард, если ты попытаешься кого-нибудь обмануть. Я уже тебе говорила и говорю еще раз, что это – почти наверняка смерть.

Чарлз Орсино изучал себя в трехстворчатом зеркале.

Вечерний костюм был новым; он надел и ремень для пистолета. Кобура плотно прилегала к поясу; фигура после его восемнадцатилетия не изменилась, лишь грудная клетка с тех пор увеличилась так, что портупея застегивалась только на последнюю дырочку. Ладно, надо будет подождать; вечер обойдется ему недешево.

Пять телохранителей! Он даже поморщился при этой мысли. Но к этому нужно привыкнуть и не замечать.

Он предался недолгим мечтам о встрече в театре с хорошенькой девчонкой, с девушкой, которая будет думать, что он интересный, респектабельный и замечательный игрок в поло, с девушкой, которая, к счастью, оказалась в прямом родстве с семейством Фалькаро, со всеми теми влиятельными связями, которые стоят за этим…

Из интеркома раздался чей-то голос:

– Машина подана, мистер Орсино. Я – Хэллоран, старший телохранитель.

– Прекрасно, Хэллоран, – ответил он небрежно, как раз так, как он утром отрепетировал в ванной, и поехал вниз.

Лимузин был великолепен, а телохранители прекрасно оснащены. Один из них общался со старшим довольно запросто, а с остальными – несколько более отстраненно. В то время, как Хэллоран вел машину, Чарлз болтал с ним о пьесе, а именно о Юлии Цезаре в современном прочтении.

Их прибытие в фойе театра Кастелло сенсации не вызвало. Пять телохранителей – это немного, даже учитывая, что, похоже, там не было больше людей из Синдика. Тем более для прелестной девушки Фалькаро. Чарлз перебросился парой слов с директором телестудии, с которым был немного знаком. Директор разъяснил ему, что театр умирает, что Гарри Тремэн – он играл Брута – создал замечательный сценический образ, но плохо читает текст.

Здесь Хэллоран прошептал ему на ухо, что пора занимать места. Хэллоран весь светился от радости, словно поросенок, а Чарлз все не мог выбрать момент, чтобы спросить его, почему.

Орсино занял место у прохода, Хэллоран сел напротив, тоже у прохода, а остальные уселись рядом, спереди и сзади.

Поднялся занавес, и на сцене появились декорации «Нью-Йорк – улица».

Первая картина, «убийца времени», как ее иногда называют, предназначенная специально для того, чтобы опоздавшие смогли занять свои места, а закашлявшиеся – остановить кашель, представляла собой трехмерное изображение Тайме Сквер со стилизованными намеками на офис по связям с общественностью на авансцене.

При появлении Цезаря Орсино вздрогнул, а по залу прошелестел восторженный шепот. Цезарь был загримирован под Френча Летура, одного из воров в законе давно прошедших дней, технически непревзойденного, но из тех, кто слишком держит нос по ветру. Это обещало быть интересным.

– Тс-с! Цезарь говорит.

И – на авансцену, где прорицатель – консультант по связям с общественностью – давал предостережения, презрительно игнорируемый Цезарем-Летуром, а прожектора попеременно освещали Кассия и Брута по ходу их предвосхищающего события диалога.

Вначале Брут стоял спиной к залу; он понемногу поворачивался…

– Что значат эти крики? Я боюсь.

– Народ венчает Цезаря.

И тут замечаешь, что Брут – это Фалькаро, сам старый Амадео Фалькаро, с бородой, орлиным носом и густыми бровями.

Ладно, посмотрим. Должно быть, это что-то вроде вымученной аналогии с Лас-Вегасским договором, когда Летур предпринимал усиленные попытки объединить Крими и Синдик, а Фалькаро боролся против этого, соглашаясь лишь на кратковременный, чисто военный союз.

Чарлз почувствовал что-то вроде сожаления о том, что главная роль не у Фалькаро, но должен был согласиться, что Тремэн играл Фалькаро с огромной мощью. Когда снова появился Цезарь, этот контраст стал еще заметнее: Цезарь-Летур был суетливым, охваченным страхом человеком. Остальные заговорщики, участвовавшие в первом действии, оказались все как один славными парнями; Орсино подумал, что все в порядке и понадеялся, что сможет немножко вздремнуть. Но в этот момент Кассий произносил:

– Ты верно понял ценность Марка Брута.

– Мы без него не можем обойтись.

– Все правильно до невозможности, – подумал Чарлз, борясь с зевотой. Жизнь ради Синдика и так далее, но в версии, претендующей на интеллектуальность. Вежливо и отчуждено, наподобие менуэта в стране грез. Иногда, после встречи с какой-нибудь девушкой, например, стоявшей у кромки поля для поло, он думал, насколько действительно великое прошлое было благородно и отчуждено. Трехлетняя Чистка Амадео Фалькаро, должно быть, вылилась в море крови. Две тысячи расстрелов за три дня, как свидетельствуют учебники истории, добавляя мимоходом, что Чистке подвергались неисправленные и неисправимые головорезы, чья полезность оказалась в прошлом, кто не мог смириться с тем, что впереди их ждало Созидание и Организация.

Здесь Хэллоран дотронулся до плеча Чарлза.

– Антракт, сэр.

Как только упал занавес, и остальная публика начала вставать, они прошли по проходу, и тут произошло невозможное.

Хэллоран шел первым; Чарлз следовал за ним, а четверка телохранителей окружала его со всех сторон. Как только Хэллоран достиг двери в конце прохода, ведущей в фойе, он повернулся к Чарлзу. На его лице отразилось что-то непонятное. Буквально через секунду Орсино осознал, что Хэллоран вытаскивает пистолет из кобуры.

Шедший слева от Чарлза охранник тихо пробормотал: «О Боже!» – и бросился на Хэллорана как раз в тот момент, когда из пушки старшего телохранителя раздался выстрел. Она представляла собой ствол 45-го калибра, с глушителем. С правой стороны в ярде от правого уха Чарлза раздался выстрел из другого пистолета, уже без глушителя. Две фигуры в начале прохода начали медленно оседать, и в зале поднялся крик. Кто-то громко прокричал:

– Сохраняйте спокойствие! Это все часть пьесы! Не паникуйте! Это относится к действию!

Человек, кричавший эту тираду, подошел к двери прохода, замолчал, посмотрел, вдохнул запах крови и свалился в обморок.

Какая-то женщина начала стучать кулаком по охраннику справа от Чарлза, крича:

– Что ты сделал с моим мужем? Ты застрелил моего мужа!

Она имела в виду потерявшего сознание мужчину; Чарлз оттащил ее от охранника.

Каким-то образом они выбрались в фойе, и за ними туда бросилась остальная публика. Три телохранителя пытались их сдержать. Орсино обнаружил, что он оглох на правое ухо, и подумал, что это должно пройти. Это все мелочи но сравнению с другими заботами. В него выстрелил Хэллоран. Телохранитель, которого звали Вельтфиш, принял пулю на себя. Телохранитель по имени Доннел уложил Хэллорана.

Он спросил Доннела:

– Ты давно знал Хэллорана?

Доннел, не спуская глаз с толпы, сказал:

– Пару лет, сэр. Он был в нашей команде, парень что надо.

– Поехали отсюда, проговорил Орсино. – К Зданию Синдика.

В огромном черном лимузине он мог забыть об этом ужасе; он мог надеяться, что со временем эта сцена сотрется в его памяти. Да, это не поло. Это выстрел был направлен в цель.

Лимузин затормозил перед массивной громадой Здания Синдика. Его проверили и пропустили на площадку Свободного Входа. Лифт бесшумно поднимал машину с пассажирами через этажи, отданные отделам Церковного Алкоголя, Исследований и Испытаний Спиртных Напитков, Транспортному, Аудита и Контроля, Очистки и Красящих Добавок. Приема Волонтеров-Женщин, все выше и выше, через отделы и подотделы, в которые Орсино не заходил ни разу, хотя члены Синдика и думали, что он там бывал, пока не остановился на этаже, индикатор которого свидетельствовал, что это отдел «Принудительного взыскания платежей и Связей с общественностью».

Было только без четверти десять вечера; Ф.У.Тэйлор должен был бы быть еще на месте и работать. Чарлз проговорил:

– Подождите здесь, ребятки, и пробормотал в дверь условную фразу. Дверь распахнулась.

Ф.У.Тэйлор говорил в диктофон со скоростью пулемета. Выглядел он очень уставшим. При входе Чарлза его недовольное лицо повернулось к двери, но сразу же недовольство сменилось радостью.

– Чарлз, сынок! Присаживайся! – Он выключил диктофон.

– Дядюшка…, – начал Чарлз.

– Как здорово, что ты зашел. А я думал, что ты в театре.

– Я был там, дядюшка, но…

– А я работал над подготовкой следующего издания «Организации. Символизма и Нравственности». Нипочем не отгадаешь, кто меня на это вдохновил.

– Конечно не отгадаю, дядюшка. Дядя….

– Старик Торнберри, президент Чейз Нэшнл. Он имел наглость отказать в кредитной линии молодому Мак-Герну. Банкиры! Ты не поверишь, но люди привыкли им прощать то, что они забирают их собственность, урезают их доходы, буквально порабощают их. Людям это нужно. Точно так же им нужны недорогая выпивка, табак и шмотки, красивые женщины и возможность выиграть у своей судьбы; а наши предки помогли им. Ты знаешь, предки наши в свое время насмехались над этим. Их называли уголовниками, когда они распределяли товары и услуги по цене, которую люди могли выдержать.

– Дядюшка!..

– Помолчи, сынок, я знаю, что ты собираешься сказать. Им больше не удастся дурачить народ! Когда они поняли, что с них довольно травли и ограничений, они выросли в своих главах.

Людям была нужна свобода выбора, и Фалькаро с друзьями поднялись, чтобы привести их в Синдик и Крими, и они сбросили Правительство в море.

– Дядюшка Фрэнк…

– Из-за которого им иногда до сих пор удается беспокоить наши города на побережье, – продолжал Ф.У.Тэйлор. Он был весь поглощен своей темой. – Тебе бы следовало послушать лепет этого старикана. Последний из старых банкиров, и они заслужили то, что получили. Они сами виноваты. В них было то, что они называют laissez-faire, и это некоторое время работало, пока они не начали халтурить. Им потребовались такие штуки, как протекционистские тарифные ставки, налоговые льготы, субсидии – регулирование, регулирование, регулирование, и все это должен был делать кто-то другой. Но с обеих сторон было достаточно банкиров, чтобы этим другим был не он. Принуждение росло, как снежный ком, и Правительство потеряло поддержку общества. Есть такая штука, которая называется обязательства перед народом и которую я не буду здесь объяснять, только скажу, что это нечто, написанное на бумаге, и это страшно поднимает стоимость чего угодно. Ладно, ты можешь мне верить или не верить, но они не только не уничтожили этот клочок бумаги или стерли написанное на нем. Он действовал до тех пор, пока простой народ не имел доступа к приятным сторонам жизни.

Дядюшка…

Перископ осторожно выглянул ив воды у Си Айленд, Джорджия. С другого конца перископа находились капитан Ван Деллен с Североамериканского Военно-Морского Флота, тощий, как гончая собака, и тучный низкорослый командор Гриннел.

– Можно было бы подойти и поближе, Ван, – сказал тихо Гриннел.

– Это упражнение не доставит вам никаких серьезных забот, – ответил Ван Деллен. Гриннел был очень близок г несколькими адмиралами, и обычно Ван Деллен обращался с ним очень осторожно, вместо того, чтобы ставить его на место. Но это была его лодка, и ни один агент из отдела морской разведки не будет ему указывать, как управлять подводной лодкой.

Гриннел рассмеялся этой маленькой шутке.

– Я бы назвал это маскировкой, – сказал он, поглаживая себя по животу, – но ты знаешь меня слишком хорошо.

– С таким морем, как это, у тебя вообще проблем не будет, – проговорил Ван Деллен чисто деловым тоном. Он пытался придумать какую-нибудь соответствующую моменту фразу, чтобы признать меру опасности, которой собирался подвергнуться Гриннел. Ведь у него не было в запасе ничего, кроме быстрой реакции, агентурной сети и пары пистолетов. Но в голову приходило что угодно, вроде «Слава Богу, скоро я избавлюсь от этого сволочного коротышки социократа. Когда-нибудь при первой возможности он меня убьет, если ему представится возможность выйти сухим из воды. Слава Богу, что я конституционалист. Мы не впутываемся в подобные дела – или все-таки впутываемся? Никто никогда мне ничего не объясняет. Я просто управляю этой субмариной. А эта маленькая сволочь в один прекрасный день станет адмиралом. Но я тоже буду адмиралом. Я башковит, весь в маму».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю