Текст книги "Фундамент для сумасшедшего дома"
Автор книги: Синтия Хартвик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)
Глава 33
КРЫША ЕДЕТ
Психиатры говорят, что многие нервные расстройства, особенно депрессии, исчезают в военное время. Если у человека настоящая беда, то все остальные, менее важные неприятности, отступают на задний план.
Я ничего не знаю о военном времени, но некоторое подтверждение вышесказанному получила через пару месяцев после неудачного посещения тренировки по джиу-джитсу.
Я все больше мрачнела. У меня было слишком много времени лелеять свои неудачи, так как все остальное благодаря моим удачливым клиентам в моей жизни шло довольно гладко.
Да, Дебора немного повздорила со своими друзьями геями после скандала в баре, но они все равно остались друзьями. Моего юридического вмешательства не потребовалось.
Все члены клуба провели этот сентябрь, радуясь теплой погоде и копаясь в своих садах. Я, если забыть о привычной тоске, вспоминаю этот период как славное время, напомнившее мне школьные годы. Все было спокойно, даже мои родители с уходом духоты перестали ругаться. В первое воскресенье октября я сидела на веранде родительского дома, думая, что осень в этом году будет поздней.
Я не была счастлива, но осеннее тепло без изнурительной духоты было приятным и превращало меня в маленькую девочку, радующуюся продолжению летних каникул.
Но уже 7 октября 1987 года теплая осень дохнула на нас арктическим холодом.
Я сидела за столом и писала письмо хозяину дома Агнес, когда в кабинет стремительно вошла Хэйди. У нее была привычка слушать новости по радио.
– Думаю, нам надо срочно включить телевизор, – сказала она, снимая наушники.
Я прошла вслед за ней в нашу приемную, где стоял телевизор, который мы с ней иногда смотрели, работая допоздна, например, не желая пропускать старый фильм с Кэри Грантом. Мы включили канал Си-эн-эн.
– …где падение курса акций на бирже достигло немыслимого предела, – были первые слова, которые мы услышали.
Когда ваше основное занятие в жизни следить за инвестициями своей семьи и лучших друзей, эти слова являются последними словами, которые вы бы хотели услышать в жизни. Это все равно что услышать, что «рентген кое-что обнаружил в вашем организме».
Но я честно признаюсь, что не впала в панику.
Я слышала потом от многих брокеров в Нью-Йорке, что люди в этот день просто цепенели, обхватив головы руками, и не могли пошевелиться. Со мной случилось то же самое. Никакой паники, просто тебя как будто оглушили чем-то тяжелым по голове, и ты просто чувствуешь тошноту и впадаешь в летаргию.
Прошло примерно пятьдесят восемь лет с Великой депрессии 1929 года. Почти никто из современников уже не помнил, что это такое. Но нам пришлось быстро в этом разобраться. Я выслушала новости и запомнила необходимые цифры.
У меня в голове постоянно работал калькулятор, настроенный на индекс Доу-Джонса 88
Индекс Доу-Джонса – фондовый индекс, рассчитываемый по котировкам акций на Нью-Йоркской фондовой бирже.
[Закрыть] и его последние показатели. Похоже было, что мы теряли около трех тысяч долларов в минуту. Возможно, даже больше.
Я велела Хэйди обзвонить всех членов клуба и попросить их немедленно прийти в офис.
– Не пугай их сильно, но скажи, что это срочно, – сказала я.
– Сделаю, – ответила Хэйди, направляясь к телефону.
На нее в таких делах можно было положиться.
Я вернулась к себе и позвонила Алексу Лэндсгаарду, нашему брокеру, чтобы узнать его мнение.
– Ты видела последние сводки по телевизору? -. спросил он спокойно.
– Ох, да. Насколько все плохо?
– Что ж, это может стать настоящим обвалом, но я так все же не думаю.
– Когда ты узнал об этом?
– Примерно два месяца назад. Если акции будут по-прежнему падать…
– Держать? – перебила я его, испугавшись.
– Я бы держал. Если твои женщины могут себе это позволить.
– Сколько мы уже потеряли?
Я услышала щелчки калькулятора.
– Чуть больше семисот тысяч долларов.
– Господи Иисусе!
– София! – шутливо возмутился Алекс, притворяясь шокированным моим богохульством. Это сработало. – Ладно, не паникуйте. Хорошо? Пока будем держать. Но ты должна посадить всю банду рядом и убедиться, что они знают все церковные гимны.
– Хорошо. Позвони, когда что-нибудь выяснишь.
Это казалось чудом, но члены клуба были необыкновенно оперативны. Хэйди начала их обзванивать в девять тридцать пять утра. В одиннадцать пятнадцать в офис влетела запыхавшаяся Дебора, распространяя вокруг себя запах духов и шампуня. Она была последней.
Сейчас трудно себе представить, насколько была не развита связь в 1987 году. Не было ни сетевой торговли через Интернет, ни прямой видеосвязи с брокером. Только Си-эн-эн, телефон и испуганные взгляды, бросаемые друг на друга.
Так вдруг случилось, что именно в этот день, когда мы поняли, что теряем наши деньги, они перестали быть для нас абстрактными. Они стали вдруг до ужаса реальными. Теперь те деньги, о которых нам ежемесячно докладывала Вероника, перестали быть просто цифрами на бумаге. Они превратились в удобные дома, новые машины и отпуска в Европе. Они были самым безопасным, что мог нам предложить этот мир.
Наше богатство улетучивалось. Так как мы больше всего вкладывали деньги в стремительно растущие компании, наши потери были огромными. В десять тридцать, когда я позвонила Алексу второй раз, индекс Доу-Джонса упал на двенадцать процентов, а мы опустились на двадцать два процента. Взлетели как бабочки и упали камнем на дно.
Женщины были сильно взволнованы, и не без причины. Я доложила, что в среднем каждая из них потеряла этим утром сто сорок тысяч долларов. Для какого-нибудь маклера на фондовой бирже это была просто цифра. Для них это была катастрофа.
Первой в офис пришла Марта с кругами под глазами и крепко сжатыми губами, затем появилась сильно взволнованная Долли, чье настроение ухудшалось с каждой новой сводкой новостей по телевизору. Затем по очереди подтянулись остальные. К этому времени стало понятнее, что случилось в стране.
Спустя какое-то время в экономических журналах появились научные статьи с объяснениями, почему это все стало возможным. Желающие могут ознакомиться с ними. Но Мне лично интересно описать, как члены клуба пытались понять, что происходит и что им теперь делать.
Я не помню точно, кто произносил те или иные слова в то утро. Но, к чести женщин, могу поклясться, что ни одна из них не обвиняла другую. Они горячо спорили, но не переходили на личности. Откровенный страх в их голосах действовал мне на нервы. Я боялась, что они потребуют немедленно продать все акции, чтобы спасти оставшиеся деньги.
Проблема была в том, что большинство наших инвестиций было вложено в компании, занимающиеся теми производствами, в которых мы мало разбирались. Выбрать из них те компании, от акций которых надо избавляться в первую очередь, а какие оставить, было крайне трудно. Лучше всего состояние женщин может объяснить такая метафора. Когда Агнес робко сказала, что падение цен должно когда-нибудь остановиться, Долли довольно мрачно заметила: «Даже останки взорвавшегося в воздухе «Боинга» долетают в конце концов до земли».
Может быть, она и не хотела вкладывать в это столько сарказма, но ее слова накалили атмосферу, и спор вспыхнул с новой силой. Долли в панике размахивала руками и кричала, что мы должны все быстро продать, чтобы спасти хоть что-нибудь.
Паника усилилась, когда в офисе появилась Вероника, которая пришла позже и без приглашения. Она тоже заявила, что надо немедленно все продавать. У меня возникло какое-то неприятное чувство: казалось, она радуется тому, что женщинам грозит такое стремительное разорение. Разумеется, это была чушь. В конце концов, именно благодаря клубу она в последние годы неплохо зарабатывала, но тем не менее я не могла отделаться от этого неприятного ощущения.
Мы спорили минут сорок. И чем дольше мы спорили, тем больше денег теряли. Все понимали ситуацию, поэтому говорили все быстрее и быстрее, пока в комнате не возник какой-то смешанный словесный гул.
Цены упали еще на четыреста пунктов, и было ясно, что они уже сегодня не поднимутся.
Чтобы прояснить ситуацию, скажу, что за то, чтобы держать акции, были я, Скай, Дебора и, возможно, Марта. За немедленную продажу – Долли и Вероника. Сомневающимися, но больше склонными к продаже – Глэдис, моя мать, Мэри и Агнес.
Возможно, Долли тоже просчитала про себя ситуацию.
– Хватит разговоров, – вдруг сказала она. – Пора голосовать. Продаем мы свои акции или нет?
И вдруг Агнес робко подняла руку, чтобы привлечь наше внимание. Когда Марта дала ей слово, она довольно неуверенно спросила:
– Вы уверены, что мы все продумали?
– Что ты имеешь в виду? – уточнила Марта, зная, что Агнес страшно стеснительна, и нацелясь поторопить ее, чтобы сэкономить драгоценное время.
– Ну, может быть, это и глупо, но разве не правда, что… ну, что самое лучшее время покупать наступает тогда, когда падают цены? Я имею в виду, что, когда мы слышим, что в магазине распродажа по сниженным ценам, разве мы все не бежим со всех ног в магазин?
Пока опешившие женщины переваривали услышанное, я вдруг вспомнила историю обогащения Ротшильда. Один из английских представителей этой семьи сделал тогда огромное состояние. У него была устроена ускоренная курьерская связь для получения новостей с битвы при Ватерлоо. (По-моему, в ней даже участвовали почтовые голуби.) Когда до него дошли первые неутешительные вести о ходе битвы, он стал продавать акции.
Все знали, что у Ротшильда есть возможность получать самую свежую информацию, и подумали, что Англия проиграла битву. Возникла паника, и на бирже произошел обвал. Когда цены максимально упали, Ротшильд купил столько акций, сколько сумел, фактически прибрав к рукам экономику всей страны. А потом пришло второе известие, которое Ротшильд получил раньше всех, что Наполеон разбит.
Так Ротшильд за один день стал самым богатым человеком в мире.
Мораль сей басни такова, что, несмотря на очевидность некоторых критических ситуаций, за ними всегда прячется нечто хорошее, что невозможно разглядеть с первого взгляда. И если у вас достаточно крепкие нервы, вы всегда можете извлечь пользу из всеобщей паники.
Пока я обдумывала это, спор достиг апогея. Вероника, не скрывая своего пренебрежения, наскочила на Агнес:
– Что за чушь ты тут несешь?
Но Агнес оказалась неожиданно тверда.
– У нас есть список! – громко заявила она всем остальным. Она имела в виду тот список, куда мы заносили компании, в которые хотели бы вложить деньги. – И мы можем сейчас его использовать. У нас есть на это время, пока биржа сегодня не закрылась, и мы можем выбрать четыре или пять компаний, акции которых упали ниже остальных, и купить их на все оставшиеся деньги.
– Но это же все, что у нас есть! Все наши деньги! – закричал кто-то. Я не поняла, кто именно. Но уверена, что все мы подумали то же самое.
Скай, которая всегда хорошо соображала, громко поддержала Агнес. Она даже вскочила на ноги.
– Подумайте своими куриными мозгами, разве может вся экономика страны рухнуть внезапно за один день?
Мы все сидели минуту молча, изучая, видимо, возможность внезапного падения экономики страны по лицам друг друга. Долли, заметила я, смертельно побледнела. Я не могла понять, почему она сегодня волновалась больше всех, но это было именно так.
Затем одна за другой женщины согласно закивали головами.
Марта поставила вопрос на голосование, и все, кроме Долли, проголосовали за вложение оставшихся денег в акции.
И каждая про себя решила, что если они окажутся не правы, то всегда остается возможность просто застрелиться.
Глава 34
ВОЗВРАЩЕНИЕ УСПЕХА
Мы последовали неожиданному совету Агнес. Вернее, последовали, но в несколько усложненном варианте. По совету Алекса я продала наши самые дорогие акции в полдень и через два часа купила их же уже на 20 процентов дешевле. Потом, изучив список, мы купили акции пяти новых компаний почти по себестоимости. Это была самая большая «послерождественская распродажа» на Нью-Йоркской бирже.
Естественно, все акции поднялись в цене через несколько месяцев приблизительно в четыре раза. Не надо было быть очень умным, чтобы разбогатеть на акциях в течение следующих одиннадцати лет после обвала 1987 года. Вам надо было только вложить свои деньги хотя бы в воду, и они возвращались к вам, увеличиваясь примерно от 15 до 40 процентов каждый год.
Но только к тем, у кого оказались прочные нервы в тот холодный октябрьский день. И женщины оказались на высоте. Даже Долли после первого голосования успокоилась и изменила свое мнение, и только гораздо позже я поняла, какого мужества это от нее потребовало.
***
После обвала на бирже наступили великие перемены. И не только потому, что мы все вдруг поняли, насколько реальны на самом деле наши деньги. Просто денег оказалось так много, что их стало опасно хранить просто на счету. Мы должны были решить, куда их можно потратить.
Это был довольно трудный выбор. Легко спустить пятьдесят долларов в ресторане. Труднее решить, что лучше купить – новую машину или новый трактор, построить новый дом с бассейном или с тренажерным залом.
Для многих женщин выбор оказался еще сложнее. Не все, что сопутствует успеху, приятно и легко переносить.
Один из моих любимых поэтов сказал: «Даже победа иногда может обернуться поражением». Превращаясь в богачей, мы отдаляемся от своих старых друзей и соседей. И нам приходится ломать головы над тем, как не потерять их совсем.
Именно поэтому в маленьких городках и в сельской местности Среднего Запада до сих пор есть семьи, которые скрывают свое богатство. Фермер-сосед, живущий в развалюхе и работающий на старом тракторе, может на самом деле оказаться миллионером.
В разные времена люди по-разному относятся к богатству. К сожалению, восьмидесятые годы были суровыми как для фермеров, так и для промышленных рабочих Среднего Запада. Все, что мы видели в новостях по телевизору в те годы, только усиливало всеобщее уныние.
И посреди этого уныния и паники члены Независимого женского клуба Ларксдейла делали инвестиции и сказочно богатели. Старое выстраданное житейское правило, что без прилежного труда нельзя стать богатым, больше не работало. И женщины были живым подтверждением этому. Они нашли гораздо более быстрый и приятный путь разбогатеть. Для них эти годы стали годами настоящего расцвета.
Я до конца не понимала, как может измениться положение членов клуба среди друзей и соседей, пока мы не пережили тот «черный четверг». Было четыре тридцать дня, когда Долли, вставая, сказала: «Обвал на бирже или нет, но Боз уже наверняка проголодался и устроит мне скандал». За ней ушли все остальные. Мы с Хэйди остались еще на пару часов оформлять документы и следить за новостями. В семь часов правительство объявило, что мировая экономика выстояла. Значит, клуб опять выиграл.
Мы закрыли офис и тоже пошли по домам. Вернее, я направилась в супермаркет, чтобы купить еды на ужин.
В этом магазине всегда толпился народ. Так было и на этот раз. Передо мной в кассу стояли трое мужчин среднего возраста. По виду они напоминали водителей грузовиков. В руках у них были банки с пивом и упаковки жевательных резинок.
– Слышали, что творится на бирже? – спросил один из них.
– Да. Правда, здорово? Может, эти богатые ублюдки хоть раз в жизни подумают о чем-то более серьезном, чем цвет машины, которую хотят купить, – ответил другой.
– Ты прав, черт возьми. Хотел бы я, чтобы они все потеряли свои денежки. Пачка резинки и сигареты «Мальборо», сынок, – сказал третий.
Кассир, молодой парень, пробил чек и дал ему сдачу, никак не отреагировав на их слова.
Мужчины вышли. Но меня их слова преследовали весь вечер и заставили задуматься.
Глава 35
ЗАВОД ЭЛЕКТРОННОГО ОБОРУДОВАНИЯ
Я думала о разговоре в супермаркете и неделю спустя, когда в Ларксдейле взорвалась бомба.
До 1987 года беда обходила стороной наш город. Наш единственный крупный завод электронного оборудования продолжал работать во многом благодаря семье Халворсен, в руках которой был сосредоточен контрольный пакет акций завода. Эта семья сделала очень многое, чтобы удержать завод на плаву.
Они тратились и на благоустройство города. Я даже знаю, что старый Джейкоб Халворсен вложил все свои личные сбережения в то, чтобы спасти завод от остановки. Часть этих денег пошла на экспериментальную лабораторию, которой руководил Майк Мейтлэнд, муж Мэри. Здесь разрабатывались новые модели электронных кассовых аппаратов и терминалов для кредитных карточек, что составляло основную продукцию завода. Завод никогда не был в лидерах, но благодаря новым разработкам Майка и не сходил с дистанции, в то время как другие промышленные предприятия Среднего Запада одно за другим вылетали из седла.
Но в августе 1987 года Джейкоб Халворсен, последний из сыновей основателя завода, умер от сердечного приступа, который случился прямо на поле для гольфа. Его не успели довезти до госпиталя. Учитывая преклонный возраст и постоянное нервное напряжение последних лет, это никого не удивило.
Единственными наследницами старого Джейкоба были две его дочери. Через двенадцать дней в городе стало известно, что они согласились продать завод какой-то нью-йоркской промышленной корпорации. Говорили, что обе дамы договорились о продаже прямо в день похорон, но, скорее всего, это лишь грязные слухи.
Естественно, никто не собирался взваливать на себя тяжелую ношу по спасению завода, которую тянул старик Джейкоб, спасая город от безработицы и запустения. Обе они впоследствии переехали в Эдинбург.
Так что к концу сентября весь город бурлил, гадая о будущем завода.
В октябре стало известно, что корпорация уже скупила почти две трети промышленных предприятий Среднего Запада, собираясь превратить их в крупную промышленную империю. Наш завод собирались перепрофилировать, уволив при этом одну пятую часть рабочих. В принципе это не так много из двадцати пяти тысяч работающих на заводе, если это не касается одного из пяти ваших родственников, друзей или знакомых.
И это было только началом.
Глава 36
ХОЛОДНОЕ РОЖДЕСТВО
В общем кризисе страны середины восьмидесятых годов пять тысяч человек были каплей в море. Все даже радовались, что уволят немногих.
Пока за неделю до Дня благодарения эти люди действительно не оказались без работы. Думаю, им было не до благодарения в этом году. Члены клуба разрывались от желания помочь и переводили многочисленные анонимные взносы на счета нуждающихся семей, но это тоже было каплей в море.
Во всех остальных семьях нашего городка в этот день, как обычно, прошел традиционный праздничный обед. Затем наступила предрождественская лихорадка. Для многих семей это были довольно грустные дни.
У меня жизнь разделилась на два мира. Один был в Миннеаполисе, где жила Марси и ее друзья, которые сметали в магазинах все в подарок себе и своим друзьям. Другой мир существовал в Ларксдейле, где все было более старомодно, почти в диккенсовском стиле, с украшениями из фольги и самодельными подарками. Во всех витринах появились новые ценники, и многие жители разглядывали их, прикидывая, насколько туже им придется затянуть пояса в этом году.
Мои родители к этому времени находились в самом разгаре холодной войны, которую спровоцировал экономический спад в стране. Мой отец в семейных спорах размахивал, как флагом, своим рабочим происхождением тем горячее, чем труднее ему было удержаться на работе. Моя мать, сбережения которой тем временем росли, предлагала ему в ответ вообще бросить работу, уверяя, что денег благодаря удачно сделанным инвестициям хватит им до конца дней. Иногда, думаю, она была слишком заносчива, что могло вывести из себя даже святого, тем более что на отца даже в спокойном состоянии мать действовала теперь, как красная тряпка на быка. Наивный, он не знал, что мать тщательно скрывает истинные размеры своего богатства из страха совсем его добить.
На Рождество домой приехали мои братья, чтобы принять участие в праздничном обеде, церковной службе и традиционном обмене подарками. Но атмосфера в доме была нервной и печальной, хотя родители старались изо всех сил. Они даже заключили между собой перемирие на дни праздника, но подавленные эмоции только усиливали напряженность в доме. Это было очень холодное Рождество, и мы мерзли, распечатывая подарки, ежились во время позднего ужина и совершенно окоченели, когда провожали братьев в аэропорт.
Лучшим рождественским подарком для меня в тот год стала возможность подключения компьютера к Интернету, чтобы переписываться с Милтоном, моим однокурсником и любимым корреспондентом. Вместо того, чтобы писать друг другу раз в неделю длинные письма, мы теперь при желании могли обмениваться короткими посланиями по электронной почте хоть несколько раз в день.
Милт, который к тому времени сделал блестящую карьеру в своей престижной юридической фирме, приглашал меня на праздники в Нью-Йорк, пообещав оплатить поездку и показать мне город. Но я ответила, что стала жуткой провинциалкой и любой большой город вызывает во мне отвращение. На самом деле я уже давно для себя решила, что Милт устраивает меня именно в таком качестве – остроумного, отзывчивого и невидимого собеседника.
Но очень возможно, что мне не особенно нравилась идея провести праздники в обществе своего однокурсника, который добился значительно большего, чем я, имея то же образование.
Пока Милт проводил время в праздничной круговерти многомиллионного города, распивая шампанское в хрустальных бокалах в компании блестящей, остроумной молодежи в лучших ресторанах Нью-Йорка, я торчала на заседаниях женского клуба и даже пыталась спасти рождественский праздник в детском читальном зале публичной библиотеки Ларксдейла.
Конечно, уговаривала я себя, все дело в почве, на которой ты вырос. Но если есть на свете занятие более противное, чем растягивать рот в улыбке во время разговоров о новых образцах вышивок крестом и гладью, то я просто его не знаю.
Это был тяжелый крест, но я несла его с терпением христианской мученицы.
