Текст книги "Глупышка (ЛП)"

Автор книги: Синди Майлз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

20. Сломленная

Мои глаза распахнулись, и я несколько раз моргнула, чтобы разглядеть что-нибудь в серой утренней дымке, которая окутывала мою комнату. За окном шел дождь. Ветерок прошелся по моей коже, и я посмотрела на свои плечи. Я лежала голая, укрытая простыней. Прошлой ночью мы с Браксом занимались любовью. Я протянула руку туда, где он вчера лежал, но нащупала только холодное, пустое место рядом с собой.

Подскочила с кровати, завернувшись в простыню и всматриваясь в другой конец комнаты:

– Бракс?

В ответ – тишина.

Схватила телефон с прикроватного столика – никаких сообщений и пропущенных звонков, мой взгляд внезапно притянула его сумка, которая стояла застегнутая возле противоположной стены. Может быть, он пошел за завтраком? Вчера он не говорил ничего про тренировку, но знал, что мы со Стивеном поменялись сменами и у меня сегодня выходной. Он так же, как и я, бегает по утрам, но не под дождем же? И разве бы он не разбудил меня? Что-то мучило и грызло меня, где-то в глубине души. Было ли это разочарование? Да, скорее всего. Я думала, что проснусь в крепких объятиях Бракса. Куда же он пропал?

На меня нахлынули воспоминания о прошлой ночи. Я вдруг вспомнила каждое прикосновение, каждый поцелуй и его губы, ласкающие меня. Детали прошлой ночи навечно врезались в память. На моем лице тут же расцвела улыбка. Я встала, обернулась в простыню, и пошла в душ. Может быть, он вышел за кофе, а я так крепко спала, что не услышала, как он уходит. Запрокинула голову назад, позволяя горячим струям омыть мое лицо. Почувствовав приятное жжение между бедер, я снова улыбнулась, вспомнив, что вызвало это жжение. Господи, так вот из-за чего был весь сыр-бор.

Я завернула мокрые волосы в полотенце и вышла из душа, затем подобрала с пола джинсы и натянула их на себя, выбрала чистую майку и одела ее через голову. Вытерла полотенцем волосы, позволяя мокрым локонам свободно упасть на плечи, чтобы просохнуть на воздухе, затем вытащила учебник по физике и улеглась на живот. Мне нужно было готовиться к очень сложному экзамену, предстоящему в понедельник. Время шло, а моя концентрация была буквально равна нулю. Прошел час. Полтора часа, а от Бракса все ни слова.

Когда я поняла, что перечитываю страницу второй, третий раз, я захлопнула книгу, отложила ее в сторону и взяла в руки телефон. После жалких попыток убедить себя, почему бы и не написать Браксу и в то же время не показаться жалкой, я все же проиграла битву и написала смс:

Я: Привет, Бостон. Ты где?

Я ждала, пялясь на маленький экран своего устаревшего телефона, но после пятнадцати минут без ответа от Бракса я решила, что если останусь сидеть в комнате, то просто изведу себя. Поэтому взяла свой учебник по физике, сумку и пошла в библиотеку, чтобы позаниматься там. Где бы ни был Бракс и что бы ни делал, он обязательно напишет мне смс, как только освободится. А пока мне нужно заниматься – выбора нет.

Кампус был тих, так же как и улицы, когда я шла по лужайке к массивной трехэтажной библиотеке Уинстона. Перед выходом я натянула рубашку и толстовку, чтобы не промокнуть. На улице не было холодно, но все же было прохладнее, чем обычно, скорее всего, из-за сырости после дождя. Я шла и смотрела по сторонам в поисках Бракса. Куда, в конце концов, он делся? После такой прекрасной ночи, после того, как мы разделили постель, это...Это так на него не похоже, просто взять и оставить меня одну. Сегодня ведь суббота. Куда он мог пойти?

Подойдя к библиотеке, я поднялась по лестнице, толкнула входную дверь и вошла в прохладный холл, сняв толстовку. Улыбнувшись библиотекарше, сидящей за стойкой в виде подковы, я прошла мимо, к тихому закутку в астрономической секции. Села за столик, повесила толстовку на спинку стула, достала учебник из сумки, открыла его, проверила еще раз телефон – никаких сообщений. Переставила телефон на вибрацию и принялась за учебу. Я никак не могла отделаться от мыслей о Браксе. Несмотря на то, какой полноценной я чувствовала себя прошлой ночью, сомнение начало прогрызать дыру в моем мозгу. Я закрыла глаза, вытесняя негативные мысли, прежде чем они сведут меня с ума. Я была просто смешна. Наверняка что-то случилось, он просто не хотел меня будить и тихонько ушел. Что бы ни задерживало его, чем бы он не занимался, он не мог воспользоваться телефоном. Это ведь может быть все что угодно, рассуждала я. ФИЗИКА, Бомонт! У тебя большой тест на носу. Молчаливо выругавшись, я стала заниматься.

Некоторое время мне это удавалось, примерно до полудня. Физика – один из моих сильных предметов. Убедившись, что я повторила все свои заметки и прошлась по всем помеченным страницам, я сто раз подняла телефон, чтобы проверить, не пропустила ли я смс от Бракса из-за тихой вибрации. Сообщений не было. Я встала, собрала свои вещи и вышла на улицу.

Теперь я начала волноваться. Пока я шла обратно в общежитие, в голову лезли дурацкие мысли. На улице все еще было пасмурно и серо, когда я добралась до дверей общаги. Дождь уже просто моросил. Как только я вошла в комнату, мой взгляд сразу же опустился на кровать, и в памяти вспыхнули воспоминания о прошлой ночи с Браксом. Он ушел утром, оставив меня одну, и с тех пор от него ни слуху, ни духу. Я кинула сумку на пол, рядом с его, и плюхнулась на кровать. Я лежала и смотрела на свои руки, вспоминая, как я прикасалась к его бархатистой коже, как он прикасался ко мне.

И сходила с ума.

Наконец я решила, что больше не могу просто так сидеть в комнате, я стянула джинсы и сапоги, переоделась в шорты и майку для бега. Общая комната была пуста, за исключением девушки, которая сидела на диване и читала какой-то роман. Я вышла на улицу и побежала по дорожке. И побежала быстро, в надежде избавиться от страха, который терзал меня. Моросящий дождь не останавливал меня, на самом деле, дождь помогал мне ни о чем не думать, пока я бежала по главной улице, мимо обсерватории и парка. Было приятно чувствовать, как горят мои мышцы, поэтому я продолжала бежать, но внезапно обнаружила, что приближаюсь к Спортивному комплексу. Я не была удивлена пустотой, ведь было дождливо, сумрачно и день клонился к вечеру. Люди сидели в своих квартирах, домах, комнатах в общежитии, они смотрели телевизор, учились, красили ногти, готовились к предстоящим вечеринкам. А где был Бракс?

Решив обежать спортивный комплекс вокруг, я побежала трусцой по дорожке. Никого не было вокруг, комплекс был пуст. На улице была одна лишь я, сумасшедшая, решившая, что пробежка под дождем – отличная идея. Мои волосы промокли насквозь, коса потяжелела и билась о мою спину при беге как кусок каната. Чем быстрее я бежала, тем сильнее мне жгло легкие. Я бегала около двух часов, моя кожа была скользкой от дождя, а одежда – мокрой насквозь. Наконец я остановилась возле гигантского тополя, росшего около бейсбольной площадки, вытащила телефон из кармана. Мне пришло одно сообщение, и оно было от мамы:

Привет, детка. Я соскучилась по тебе. Перезвони, когда будешь свободна. Целую и обнимаю.

Я засунула телефон обратно в карман и побежала дальше. На этот раз по дороге из кампуса. Я выбежала за пределы кампуса и повернула в сторону города и просто...Просто бежала. Несколько машин проехало мимо меня, а дождь все не заканчивался, от него я промокла до костей, но мне было все равно. Что-то случилось, я чувствовала это, клянусь.

Мои Найки были полны воды и хлюпали, когда я бежала мимо старой, белой деревянной церкви, и шпиль этой церкви пронзал затянутое тучами небо. Я свернула на боковую улицу и повернула назад, по дороге в кампус. Я бежала по дорожке возле Ригли парка, где меня впервые поцеловал Бракс у фонтана, как вдруг его голос окликнул меня:

– Грейси, подожди.

Я резко развернулась и в тот момент, когда мои глаза заметили Бракса, облегчение захлестнуло меня. Я побежала к нему, стоявшему возле фонтана, и просто не смогла сдержать улыбку:

– Эй, привет! Вот ты где, Бракс. Слава Богу!

Я остановилась прямо перед ним и внимательно посмотрела на него, он стоял как статуя. Шок и страх пронзили меня, когда я увидела его разбитую губу, рассеченную, кровоточащую бровь и белую майку, забрызганную кровью, а джинсы вообще полностью были в крови. Я посмотрела на его кулаки – они были разодраны и сильно кровоточили. Бракс не смотрел на меня:

– Что случилось, Бракс?

И вот, когда он наконец посмотрел мне в глаза, я вдруг почувствовала страх и ужас, как будто кто-то со всей силы ударил меня в живот.

– Нам нужно поговорить, Грейси, – его голос был напряжен и резок, как будто говорил вовсе не он.

Я посмотрела на него сквозь все еще моросящий дождь, и мои внутренности сжались, когда я спросила:

– В чем дело?

Он не прикасался ко мне, даже не подошел ближе – добрых три фута разделяли нас. Страх буквально приморозил меня к земле, пока я ждала его ответа. Бракс посмотрел куда-то вдаль, сосредоточив взгляд на чем-то непонятном вдали, затем опустил глаза себе под ноги, а потом медленно, очень медленно поднял глаза на меня. Я чувствовала перемену в его поведении, что-то было не так, я была уверена в этом.

– Ничего не выйдет.

Недоверие и нежелание верить перехватили мое дыхание. Я могла только смотреть, неужели он это сказал, может я что-нибудь не так расслышала?

– Что не выйдет?

– Черт, – пробормотал он себе под нос и отвернулся, обхватив себя за шею обеими руками. – Ты и я, у нас ничего не выйдет, – он посмотрел на меня. – Ты хорошая девушка, но я не встречаюсь с девушками, Грейси, особенно с хорошими. У меня никогда не было отношений.

У меня перехватило дыхание, как будто я свалилась с дерева и приземлилась на спину. Было больно дышать, я не знала, как реагировать на его слова. Не знала, что говорить. Стыд и позор захлестнули меня, ведь я открылась ему, доверилась.

– Хорошо, ты не встречаешься с девушками. Так что все это время и потом прошлая ночь было…

– Ничем. Это было ничем, Грейси, – его острый смешок и холод в глазах заставили меня вздрогнуть. – Просто старой доброй университетской традицией – “Замани и переспи”.

Жар и онемение прошли сквозь мою кожу, я не чувствовала своих губ, тошнота подкатила к горлу. Я посмотрела на него, на его разбитое лицо:

– Ты ведь это не всерьез, – мой голос казался слабым, и я ненавидела себя за это.

– Нет, Грейси, я серьезно.

Бесчисленное количество эмоций застряли у меня в горле и сжали его. Где-то глубоко внутри я чувствовала слезы, но я не дам им волю, мои глаза останутся сухими. Я не знала, что происходит, но чувствовала, что произошло что-то ужасное, а Бракс не говорил мне. Что бы это ни было, оно победило, оно побило его.

Я подошла ближе, но Бракс даже не шелохнулся. Я посмотрела вверх, в его призрачные глаза, наблюдая, как капли дождя капают на его уже и без того мокрые волосы, и как они стекают по его лицу, и не увидела в его глазах ничего, кроме пронизывающего холода. Тем не менее злость исходила от него волнами, она шла в противовес с его обидными словами. В любом случае, он принял решение, а я не собиралась умолять о чем-либо кого бы то ни было. Я успокоила свое дыхание, стараясь изо всех сил скрыть тот факт, что мое сердце только что разбилось напополам. Я сумела взять себя в руки и не без усилий продолжила смотреть ему в глаза. Несколько минут я изучала его, внезапно что-то мелькнуло в его глазах. Сожаление? Думаю, я никогда не узнаю, что это было.

– Я оставлю твою сумку возле входа в общежитие, – я посмотрела на него еще раз, – в последний раз – затем развернулась и пошла по лужайке к кампусу. Я шла и не оборачивалась, шел он за мной или нет, я не знала. Просто не могла обернуться, просто не могла показать свою слабость, ведь однажды я уже показала ее, к черту все! Больше я этого не сделаю.

Дойдя до здания Оливера Холла, я подбежала ко входу, быстро провела картой-ключом по двери и зашла внутрь. Я бежала по лестнице, перепрыгивая через ступеньку, заставляя мои легкие чуточку больше жечь, прежде чем я наконец добралась до своей комнаты. Войдя, схватила его сумку, все еще стоявшую у стены, и побежала обратно вниз. Под любопытными взглядами двух девчонок, сидящих на диване в общей комнате, открыла входную дверь и поставила сумку Бракса на тротуар, даже не посмотрев на улицу – ждет он или нет. Я просто поставила сумку, закрыла за собой дверь и побежала обратно в комнату. Внутри стянула с себя мокрую насквозь одежду и, войдя в душ, позволила удушающей боли вырваться наружу под струями воды. Я согнулась и рыдала, рыдала, пока не заболело горло, и из душа не потекла ледяная вода – тогда я заставила себя успокоиться. Приказала своим эмоциям замерзнуть, стать как лед. Но это не сработало. В тот момент, когда я вышла из душа, завернутая в полотенце, в тишине моей комнаты на меня навалилось горе – позор и еще больше унижения, а в конечном итоге – отрицание и нежелание верить во все случившееся. Было больно, очень больно, чертовски больно. Я так сильно рыдала в дУше, что больше у меня не осталось слез, ничего не осталось, кроме тупой боли в животе, которая не ослабевала и не проходила.

Зазвонил телефон, и я поспешила ответить. Мое сердце ушло в пятки, когда я сказала:

– Привет, мам.

– Что случилось?

Боль в животе не проходила, меня как будто рвали изнутри. Я хотела заплакать просто от того, что услышала ее голос, но у меня больше не было слез. Я втянула побольше воздуха и мне вдруг захотелось оказаться в кругу семьи, я не хотела говорить о произошедшем вот так по телефону:

– Могу я приехать домой?

– Детка, что случилось? – спросила мама с паникой в голосе, затем она вздохнула так, как будто обо всем догадалась. – Никогда больше не задавай таких глупых вопросов. Конечно же, приезжай домой, я буду ждать тебя.

Я не такая и обычно не бегу от проблем. Но это...Этот неожиданный вихрь эмоций с Браксом? Мне было больно думать о нем. А о том, чтобы остаться в комнате, где всего несколько часов назад мы занимались любовью, просто и речи не шло – я просто не смогу. Быстро натянув на себя свои любимые потертые джинсы, майку, рубашку, влезла в сапоги, надела на голову шляпу, положила несколько сменных вещей в сумку, взяла телескоп и подошла к двери. Затем развернулась, подошла к кровати Тессы и написала ей записку, положив ее на подушку. Я знала, что моя соседка плохо отреагирует на новости обо мне и Браксе, и я бы предпочла, чтобы она услышала обо всем от меня лично.

Выйдя на улицу, я заметила, что сумка Бракса пропала, и боль пронзила меня еще глубже. Я подошла к своему грузовику, закинула вещи внутрь, поблагодарила Бога за то, что мои колеса были на месте, и забралась внутрь.

Мысли не давали мне покоя, пока я сидела в грузовике все еще на парковке, держась за руль, как будто от него зависела моя жизнь. Ведь дом не облегчит мою боль? Господи, как же больно. После того, как я наконец кого-то подпустила к себе. Я отдала Браксу не только свое доверие, но и свое сердце. Не важно, знает он или нет, но я любила его, любила по-настоящему. Неужели я и вправду была не более чем жертва их дурацкой “Замани и переспи”? Неужели Бракс может вначале говорить мне прекрасные слова, смотреть на меня с таким изумлением, реагировать на мои прикосновения с такой яростью, с такой жаждой, а потом в один миг превратиться в холодного, черствого человека с наплевательским отношением к моим чувствам? И это после того, как мы раскрыли друг другу свои тайны, после того, как он назвал меня “моя”? Как он так быстро смог измениться? Я завела двигатель, переключила передачу и поехала прочь, оставив Уинстон позади.

Когда я подъехала к городским огням, моя слезная система, похоже, восстановилась.

Я проплакала всю оставшуюся дорогу до Джаспера.

21. Южный комфорт

Когда свет фар моего грузовика упал на до боли знакомую гравийную дорожку нашего ранчо, у меня внутри все перевернулось. Тоска по дому, о которой я до этого и не подозревала, заставила мое сердце сжаться сильнее: я не была дома всего два месяца, а такое чувство, будто несколько лет. Свет от фонаря отбрасывал мягкий желтый луч на крыльцо, на котором сидела моя мама, покачиваясь взад-вперед. Она встала и спустилась по ступенькам мне навстречу, а когда я вылезла из кабины, крепко сжала меня в своих объятиях. От нее пахло ее любимым шампунем с жимолостью и кожей. От этого знакомого и такого любимого запаха мне стало еще хуже. Я крепко обнимала маму, и мои слезы тихонько капали ей на плечо.

– О, детка, – сказала она и, взяв мое лицо в свои руки, обеспокоенно на меня посмотрела. – Что случилось?

Я вздохнула:

– Это долгая история.

Мама улыбнулась:

– Детка, я уже подготовила термос с кофе и готова тебя выслушать.

Мама взяла сумку с переднего сиденья и, повесив телескоп на плечо, направилась к дому. Поднявшись на крыльцо, она положила сумки у двери, взяла две чашки, налила туда некрепкий, сладкий кофе и мы вместе сели на качели. В два тридцать утра тишину нарушал только скрип цепи, шелестящие листья тополей на ветру, стрекот кузнечиков и мой голос, пока я рассказывала маме все про Бракса Дженкинса. Сэди Бомонт слушала тихо и не перебивала меня – сильное плечо, на которое можно опереться. Господи, как же все это мне было нужно. Наш разговор позволил мне выпустить наружу поток эмоций, с которыми я так сильно боролась.

– Я открылась ему, – сказала я тихо, едва ли не шепотом. Оттолкнулась носком сапога, и качели качнулись. – Он так яростно защищал меня, так старался оградить от Келси, – я покачала головой и посмотрела на маму. – В его глазах целая вселенная, мам. Когда он смотрит на меня, создается впечатление, что он видит меня насквозь. Как будто знает, о чем я думаю и что чувствую. Его сегодняшние слова просто не укладываются у меня в голове, в сердце, да они просто не имеют смысла, – я уставилась себе под ноги на доски крыльца. – Особенно после прошлой ночи, ведь я рассказала ему все о случившемся с Келси прошлым летом, а потом мы…– я остановилась на полуфразе, и мои глаза снова наполнились слезами. Приложив руки к сердцу, вдруг вспомнила про кольцо, которого больше не было на моем пальце. – Мне больно вот здесь, мам. Правда больно, как будто сердце рвут на кусочки, – я сильно зажмурила глаза, пытаясь прогнать слезы. – Я старалась не влюбляться в него. Очень сильно старалась, – тыльной стороной ладони я вытерла слезы. – Но все же влюбилась, я люблю его, мам, – покачала головой и стала ковырять дырку в джинсах на коленке. – Ты можешь поверить, что я была такой дурой? Не понимаю, как я могла, только лишь приехав в колледж, сразу же увлечься каким-то парнем, – встретила мамин взгляд, усмехнулась и вздохнула. – Естественно, это все было незапланированно.

Мама притянула меня к себе и поцеловав в макушку сказала:

– Милая, это всегда так, – она посмотрела на меня, смахнув слезу с моей щеки. – Но вот что я тебе скажу: мне не верится, что Бракс так все закончил, особенно после всего, что ты мне рассказала. Здесь лишь два варианта: либо у мальчика холодное сердце с глубоко зарытыми проблемами, с которыми ты бы не хотела познакомиться, либо произошло что-то еще, чего ты не заметила. Парни совершают идиотские поступки, поверь мне, уж я-то знаю, – она повернула мое лицо к себе. – Сейчас мне очень хочется врезать ему в глаз, – она устало вздохнула и толкнула качели. – Одну вещь мы, Бомонты, уяснили себе на всю жизнь: лишь только Бог за нами присматривает, – она похлопала меня по колену. – А мы – друг за другом. Я знаю, тебе больно, милая, ведь я тоже чувствовала эту боль, а он просто сукин сын, вот и все, – она отвернулась. – Но ты усердно трудилась, чтобы оказаться в университете. Ты – самый сильный человек, которого я знаю, – ее глаза показались мне стеклянными в желтоватом свете фонаря. – И ты не можешь позволить Браксу или Келси отнять это у тебя, Оливия Грейси. Я сейчас говорю не только о твоей стипендии, – она приложила руку к моей груди. – Я говорю о том, что у тебя здесь, детка. Твой свирепый лев, – она обхватила мое лицо обеими руками. – Ты пойдешь дальше, схватишь его за хвост и резко дернешь, – она улыбнулась. – И замочишь его, только тогда сможешь пробить себе дорогу через все это дерьмо, с высоко поднятой головой и с гордостью пройти через это. Вот как ты сможешь выжить. Поверь мне, милая. Уж я-то знаю.

Я посмотрела на маму, изучая ее лицо – каждую морщинку, огибающую веером ее прекрасные карие глаза, изучала ее высокие скулы, ее сильный, гордый подбородок и брови, делающие лицо таким выразительным. Она достаточно настрадалась за свою жизнь. Мой отец бросил ее с тремя детьми и едва выживающей лошадиной фермой. Он разбил ей сердце, но не сломил дух. Зная обо всем, видя, какой сильной женщиной она стала, мои силы вернулись, а дух поднялся из небытия.

Я крепко-крепко обняла маму. Как будто через крепкие объятия ее сила может перетечь в меня. Я прижалась к ней:

– Спасибо, мам, именно это мне и было нужно.

– Что, черт возьми, здесь происходит? – Дед Джилли толкнул дверь с москитной сеткой и она скрипнула, когда он выходил на крыльцо. Майка Техасского Рейнджера была измята, а его любимые штаны были заправлены в ковбойские сапоги. Он сфокусировал свой взгляд на мне, а потом на маме, и нахмурился:

– Лив, что происходит? – Я не люблю это его выражение лица. – Почему вы двое меня не разбудили? – Он кивнул на пустые стаканчики. – У вас еще остался кофе?

Мама встала и, мягко подтолкнув его к креслу возле качели, сказала:

– Присядь, я принесу тебе кружку. Она приехала посреди ночи, поэтому мы тебя не разбудили, – мама взяла наши кружки и пошла в дом.

Дед молча изучал меня, затем, спустя минуту, покачал головой:

– Посреди ночи, да? Это все из-за проклятого мальчишки, да? Ну что, так и будешь сидеть там или встанешь и обнимешь своего любимого деда?

Хоть мне и было до сих пор больно, грубое, но правильное предположение дедушки заставило меня слегка улыбнуться. Я встала, крепко обняла деда, села обратно на качели и сказала:

– Вроде того.

Он хмыкнул, потер свои большие мозолистые руки о колени.

– Вроде того, говоришь, как бы не так! Кто он такой, что натворил? Если хочешь, я сделаю пару звонков.

Я покачала головой, смотря на своего разъяренного деда. Сделать пару звонков – значит поднять всех Техасских Рейнджеров на уши:

– Не, деда. Не нужно никуда звонить.

– Клянусь, вы, ребята – лунатики, – сказал мой младший брат Сет, выходя на крыльцо. Он подошел ко мне и плюхнулся на качели прямо рядом, обняв меня за плечи:

– Все это как-то связано с тем, что над твоим грузовиком поработали какие-то придурки? Или это все из-за того парня, с которым ты встречаешься?

– Что ты сказал? – спросил Джилли, затем перевел взгляд на меня.

– Лив?

Я глянула на Сета:

– Болтун, – я вздохнула и, улыбнувшись деду, сказала: – Это была просто шутка. Кто-то снял колеса и шины на моем грузовике и поставил его на кирпичи. Забросил шины в багажник и снял все это на видео, а затем выложил на Ютуб. Но это никак не связано с причиной моего приезда.

Джилли выругался:

– Мне категорически не нравится то дерьмо собачье, которое происходит у тебя в университете, Лив, – он начал вставать. – Мне все же нужно сделать парочку звонков.

– Сядь, пап, – сказала мама, выходя на крыльцо с подносом кофе. – Не нужно никуда звонить, ты меня слышишь? – Ее взгляд смягчился. Понимающий, всезнающий мамин взгляд. – С Оливией все будет в порядк. Ей меньше всего сейчас нужно, чтобы в общежитие завалилась кучка пожилых рейнджеров.

– В таком случае я не сдвинусь с места, пока кто-нибудь не объяснит мне, что, черт возьми, здесь происходит! – сказал Джилли. – И я сейчас вовсе не шучу!

Дед смотрел на меня, не отрывая взгляда в ожидании рассказа, и этот взгляд дал мне понять, что и я тоже не сдвинусь с места, пока не расскажу ему и Сету, почему приехала из Уинстона посреди ночи. Поэтому я начала свой рассказ, чувствуя себя, на этот раз, немного увереннее после разговора с мамой, и, конечно же, опуская интимные подробности, о которых ни один мужчина не должен знать. Особенно это касается чересчур заботливого младшего брата и бывшего Техасского Рэйнджера – деда.

Джилли и Сет молча меня слушали, – а это уже само по себе чудо – и к тому времени, как мой рассказ подошел к концу, а эти двое вставили по свои пять копеек, кофе закончился и уже стало рассветать, Сет притянул меня к себе, на свою сторону качелей, и сказал:

– Ничто так не лечит душевную боль, как тяжелая работа.

Сет поднял мою руку, перевернул ладонью кверху, и, проведя по моей ладони большим пальцем, сказал:

– Черт, деда, тебе срочно нужно потрогать ее бархатные ручки.

Дед поднял голову, и я впервые заметила легкую небритость у него на подбородке:

– Ты можешь мне помочь сегодня с очисткой стойл.

– Сегодня все мы будем работать с несколькими новыми жеребятами, – добавила мама. – Тебе станет легче от их объездки, да и братья всегда будут рядом.

Она была абсолютно права.

После того, как все немого вздремнули, мы с Сетом отправились в загон. Сет взглядом указал мне на одного жеребенка не очень яркого окраса. Он навострил уши, внимательно слушая каждое слово, которое говорил Сет, как будто понимал его. Глаза Сета встретились с моими, и я внезапно поняла, каким взрослым и привлекательным стал мой брат всего за несколько месяцев моего отсутствия.

– Итак, этот парень, – начал Сет, одновременно выгребая навоз из стойла и перекидывая его в кучу посреди прохода, затем замер и, оперевшись локтем о древко лопаты, продолжил. – Этот татуированный игрок в бейсбол, крутой парень из Бостона. Ты влюблена в него, да?

Его слова ударили под дых, мне было больно это слышать, но я взяла себя в руки, вздохнула и ответила:

– Да, – нагребла навоз на лопату, скинула его в кучу, снова нагребла. – Полагаю, что да.

– Я на это не куплюсь.

Я замерла и посмотрела на него:

– Что ты имеешь в виду?

Сет пожал своими широкими плечами:

– Я не знаю, сестренка. Судя по тому, что ты рассказала, он полностью увлечен тобой, и то, что ты знаешь про его прошлое... – Он снова пожал плечами. – А потом вдруг внезапно он говорит тебе: "Поцелуй меня в зад, я не встречаюсь с девушками", – он рассмеялся и сплюнул на землю. – Прости, сестренка. Но вся история кажется мне слишком поверхностной, и я не куплюсь на это.

– Ну, – я продолжила вычищать стойло. – Что есть – то есть, и у меня просто не хватает духу или даже энергии, чтобы продолжать обсуждение, – я посмотрела на него. – Мне слишком больно, чертовски больно, Сет.

Мышцы на челюсти Сета напряглись, когда он повернулся и посмотрел на меня удивительно взрослым шестнадцатилетним взглядом, и сказал мне внезапно нежно:

– Я это вижу.

Мы покончили с очисткой стойл и причесали всех лошадей, когда наконец появились Кайл и Джейс. Оба были ужасно злыми из-за того, что сотворили с моим грузовиком и еще больше от того, что я им ничего не сказала. Если честно, очень здорово, когда тебя поддерживают, но я больше не хотела разговаривать на тему моего разбитого сердца, или про мой искалеченный грузовик. Все, с меня хватит, обе темы закрыты. И тяжелая работа, кажется, начинает помогать. После маминого завтрака из жареных яиц, бекона, печенья с домашним клубничным вареньем, мы отправились объезжать четырех жеребят. Когда очередь дошла до меня, все братья, кроме Джейса, а также мама и Джилли, уселись на забор, в то время как я села в седло. Жеребенок просто умом тронулся из-за того, что я на него села. Он стал носиться по кругу загона, безостановочно при этом брыкаясь. Я держалась изо всех сил, уговаривала его и, крепко стиснув бедра, пыталась успокоить, но он и ухом не повел. Сегодня он навряд ли успокоится. Как только я подумала, что упаду, он тут же скинул меня, и довольно сильно. Я врезалась лицом в ограждение, и Джейс тут же плюхнулся на колени возле меня прямо в грязь.

– Лив, ты в порядке? – спросил он и, откинув в сторону мою косу, помог сесть, затем взял меня за подбородок и стал осматривать травму.

– Да, в порядке, – ответила я, внезапно подумав, что мне нравится эта боль от падения, ведь она отозвала боль от моего сердца.

Кайл спешился и, присев на корточки возле нас, сказал:

– У тебя будет здоровенный синяк.

А мне было все равно.

К концу дня все четверо жеребцов были объезжены, распряжены и причесаны. Мама приготовила на ужин тушеное мясо и картофель, было так здорово сидеть за столом в кругу родных и любимых. Настолько хорошо, что я уже наперед знала, что завтра мне будет сложно уехать, сложнее, чем в первый раз. Нужно было заниматься и готовиться к тесту, но мне не хотелось, чтобы мои старшие братья уезжали так рано. Оба жили в пятнадцати минутах езды от ранчо, но мама прекрасно знала, что если они будут рядом, то я не смогу заниматься, поэтому сказала им уматывать. Это было одно из ее самых любимых слов.

Я занималась на крыльце с разложенными повсюду тетрадями и книгами, читала и перечитывала свои записи, пока солнце не село, и мне стало слишком темно. Тогда я встала с качелей, потянулась и зевнула, подумав о Браксе, но поморщилась от тут же вернувшейся боли. Я знала, что боль не уйдет, тем более что завтра я вернусь в кампус. Дверь открылась, и на крыльцо вышел дед:

– Не надоело тебе пялиться в учебники? – спросил он, но тем не менее уселся в кресло-качалку.

Я улыбнулась и, закрыв книгу, сказала:

– Да, сэр, надоело! Я как раз уже закончила.

– Хммм, – Джилли как всегда был с хвостиком и в шляпе, он натянул шляпу поглубже, прямо на брови. У него были добрые глаза, мягкого карего цвета с огоньком внутри. Его глаза так противоречили внешней напускной жестокости. Хотя для семьи его сердце было всегда широко открыто:

– Должно быть, небо сегодня будет ясным. Только идеальные звезды будут стоять на пути.

Я тут же улыбнулась на не слишком тонкий намек деда:

– Звучит идеально.

Джили посмотрел на меня, прямо в глаза:

– Позволь-ка мне кое-что тебе сказать, Лив. Я хочу, чтобы ты на время забыла про свою боль, иначе не поймешь мои слова, – он качнулся в кресле. – Я прекрасно понимаю, как ты сейчас себя чувствуешь. Сердечная боль самая ужасная, просто адская. Её никак не вылечить, таблетки в этом случае не помогут, – он откинул свою шляпу на спину, так что я прекрасно видела его лицо, – искреннее, сердитое и полное мудрости. – Единственный мужчина, который будет идеально тебе подходить – тот, который пожертвует всем ради того, чтобы быть с тобой. Под “всем” я подразумеваю все, что важно для него, лишь бы удержать тебя рядом. Не взирая ни на что. В противном случае, – он потер подбородок, – парень ничего не стоит, даже чертового пенни, он просто дерьмо собачье. И он тебя не достоин, Оливия Грейси. Помни об этом.