Текст книги "Дочь короля"

Автор книги: Симона Вилар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

Прямо передо мной высилась начатая башня – главное строение будущего замка. По местной традиции, она возводилась шестиугольной, стояла на мощном фундаменте с подвальными помещениями, а ввысь футов на тридцать уже поднимались гладкие стены из известняка. Уже была завершена арка главного входа, украшенная узорчатым архивольтом[43]43
  Архивольт – каменный резной бордюр, обрамляющий арку двери или окон.


[Закрыть] с резными колоннами по обе стороны, но, если судить по количеству штабелей заготовленных материалов – камня, брёвен, досок и извести, – до окончания работ было ещё далеко. А вокруг высились гигантские ряды возводимых стен с выступающими башнями, и верхние их края, как и донжона, были покрыты сеном и навозом, дабы уберечь от мороза ещё свежий раствор.

К нам с Утрэдом приблизился хорошо одетый молодой мужчина, угостил меня круглыми рождественскими пряниками.

– Где ты отыскал такое чудо, Утрэд? – говорил он, улыбаясь, и в его речи слышался лёгкий иноземный акцент. – Настоящая серебристая фея из тумана.

Я смущалась от его откровенного заигрывания, хотя и говорила себе, что следует научиться не бояться мужчин. Да и Утрэд держался с ним приветливо, представил мне его, как Саймона Француза – главного мастера на стройке. Я стала расспрашивать его о работах. Он удивился:

– А вас это интересует?

Конечно, раз я собираюсь стать тут госпожой. Но ему-то я этого не сказала. Однако Саймону польстило моё внимание, и он охотно стал объяснять. Строительные работы всегда замирают за месяц до Рождества, ибо построенные зимой стены обычно разваливаются. Дело даже не в холодах, а в том, что перерыв на несколько месяцев даёт раствору возможность осесть. Иначе нижние ряды кладки, в которых раствор ещё не затвердел, не выдержат огромного веса верхних и деформируются. Всё, что можно сделать зимой, – это заготовить лес и тёсаные блоки известняка к следующему сезону.

Этот парень знал своё дело, и я невольно заслушалась. К тому же на стройке и вокруг царила такая добрая, праздничная атмосфера. Я видела домики строителей, украшенные рождественским плющом, видела весело играющих ребятишек, слышала запахи стряпни. Здесь царили самые что ни на есть рождественские настроения, и никто из этих людей не знал, что севернее, в фэнах, назревает мятеж, а я, по сути, являюсь его главой. Даже моё имя им ничего не говорило, они просто поздравили меня с Рождеством и пожелали счастливого пути.

Если от Гронвуда я уехала умиротворённая, то с каждой милей, приближавшей нас к Незерби, меня всё более охватывал страх. Я то и дело просила помощи у всех святых, жизнеописания которых учила все эти годы.

Утрэд тоже волновался, но пытался бодриться.

– Взгляните вокруг, миледи. Какие тут тучные нивы, какие густые рощи. Если малость повезёт... – Он тут же поправился: – Если Господь поможет, то всё это вскорости станет вашим.

Солнце уже висело над горизонтом – морозное, багряное, разливавшее яркие полосы света среди лиловых облаков. Вокруг лежали бескрайние, припорошённые выпавшим после Рождества снегом, чистые поля. То тут, то там светились огоньки жилищ, к небу тянулись струйки фиолетового дыма. В другое время мне бы понравилась эта картина, но сейчас этот ничем не нарушаемый покой только раздражал. Будь сейчас буря, ветер, снег – это бы больше соответствовало тому, что я испытывала. И когда Утрэд указал кнутовищем на деревянные частоколы у реки и заявил, что это Незерби, я даже заколебалась – не повернуть ли назад?

 
Любовь – это война, и в ней нет места трусам.
 

А я ехала бороться за свою любовь. И гордо вскинула голову.

Во дворе бурга Незерби горели огни, суетились слуги. Утрэд спешился и помог мне слезть с седла. Я пошатнулась – от долгой езды верхом всё тело онемело. И ещё я услышала ароматы кухни и поняла, что вновь голодна.

Расспросив у челяди о леди Риган, Утрэд повёл меня в сторону от главных построек, туда, где возвышалась кухня. Над её пирамидальной кровлей поднимался густой дым.

– Погоди, Утрэд. Зачем нам эта леди Риган? Мне нужно свидеться с шерифом.

Утрэд замялся, почесал щёку концом кнутовища:

– Дело в том... В общем, йоль принято отмечать одним мужчинам. Если же там появится женщина, могут подумать о... э-э...

Он мялся, а я начала сердиться:

– Говори, во имя всего святого! Если что-то не так, то я вообще не понимаю, зачем мы приехали.

– Ладно, – он махнул рукой. – Всё равно иного выхода у нас нет. Но сперва я всё же сведу вас с леди Риган, а уж она разберётся, как быть. Ведь я говорил ей о вас.

Леди Риган – женщина, которая живёт в доме эрла Эдгара, как его хозяйка. Почему? Ведь она всего-навсего вдова его брата. Бесплодная вдова, а значит, не заслуживающая уважения женщина, не исполнившая своего основного долга, не родившая мужу наследника. Но Утрэд говорил о ней с почтением, и получалось, что моя судьба зависела от неё. Я уже испытывала неприязнь к этой женщине, даже тайно ревновала. Что нашёл в ней Эдгар, раз оставил при себе и дал все права хозяйки?

Однако, увидев леди Риган, я успокоилась. Эта женщина оказалась стара и некрасива. Но это была настоящая дама. Даже настоятельница Бриджит не умела держаться с таким достоинством. Леди Риган же стояла среди кухонной суеты как королева. Крепкая, надменная, властно отдававшая распоряжения. Вокруг чадили огни, что-то готовилось, повара проносили на вертелах огромные туши, тут же разделывали мясо, толкли в ступах, громыхали котлами и сковородами. И всем тут управляла эта некрасивая толстуха. Но как она была одета! В платье из самого дорогого синего сукна с серебряной вышивкой по подолу. Голову её украшал обруч, обтянутый синим бархатом и расшитый речным жемчугом, а на плечи ниспадало лёгкое шёлковое покрывало. Клянусь небом, мне ещё ни разу не доводилось видеть столь нарядной женщины – и это на кухне!

Я видела, как Утрэд приблизился к ней, стал что-то говорить. Слуги проносили мимо огромное, как щит, блюдо с залитой соусами свининой – на меня прикрикнули, оттолкнули к стене. Я испугалась, почувствовав себя здесь не к месту. И наверное, такой вот – растерявшейся, затравленно озирающейся, ничтожной – предстала я перед леди Риган. Её тёмные глаза осмотрели меня с ног до головы.

– Это и есть твоя хозяйка, Утрэд?

Нас тут же окружили любопытные, но леди Риган сердито на них прикрикнула:

– Разве вам нечем заняться? Я слышу, что-то пригорает.

Она повернулась к Утрэду, кажется, велела ему остаться здесь и перекусить с дороги, а меня жестом пригласила следовать за собой.

Мы пересекли просторный двор, поднялись по наружной лестнице в стороне от главного входа и оказались в помещении с бревенчатыми стенами. Повсюду висели связки сухих трав. На столе возле очага были расставлены блюда и кувшины, к которым, похоже, ещё никто не притрагивался.

Леди Риган указала мне на лавку у стола:

– Думаю, вам будет неплохо подкрепиться с дороги.

Я села, но не стала есть. Из-за двери в соседний покой доносился шум, крики, смех, бренчание струн. Но леди Риган не спешила вывести меня к гостям и представить хозяину. Вместо этого она придвинула мне тарелку с отбивными, пюре из горошка и горку пирожков.

Я была очень голодна, но под изучающим взглядом хозяйки не могла проглотить ни кусочка. К тому же она подала мне белоснежную салфетку, столовый нож и ещё какой-то предмет, наподобие маленьких вил – это чтобы не испачкать руки, как она сказала. Нас в монастыре учили красиво, благопристойно есть, но что делать с этими вилами, я просто не знала. Она это поняла и объяснила. Однако от этого я почувствовала себя грубой мужичкой и лишь надменно поглядела на неё:

– Благодарю, но я не голодна.

– Разве? А мне показалось, что вид у вас совсем измождённый. Выпейте хоть вина – оно вернёт краску вашим щекам.

Вино было тёмное, густое и сладкое, как ягоды. Но когда я опорожнила кубок, леди Риган глянула на меня с удивлением:

– Ого, девушка. Разве вам не говорили, что южные вина не пьют как родниковую воду? Да ещё и на голодный желудок.

Я поняла, что опять делаю что-то не так. И сердито сказала – разве не она сама предложила мне выпить? По нашим традициям, я бы проявила неуважение к хозяйке, не приняв чашу. Она отвела взгляд, пробормотав только, что совсем не то имела в виду, но теперь мне непременно следует поесть, иначе я опьянею.

– Миледи, – начала я, – мне не совсем ясно, отчего вы тут потчуете меня, а не проводите к лорду шерифу.

Тут она сказала, что ещё не имела возможности переговорить о случившемся с Эдгаром. Да и сейчас время не самое подходящее, а вот через пару дней она непременно все сообщит и постарается представить меня. Я слушала её, но в голове у меня зашумело, приятное тепло разливалось по телу, и вместе с тем появилось раздражение.

И тогда я стала объяснять, как мне нужно, чтобы Эдгар вступился за моих людей, чтобы заставил Ансельма понять, что крестьяне бедствуют и их стычка с Уло – лишь ответ на его беззакония.

Она печально глядела на меня:

– Боюсь, леди, что вы просто несмышлёныш, который впервые столкнулся с тяготами жизни.

– Нет, не впервые. Я и раньше защищала своих людей. Просто я последняя в роду, и кроме меня больше некому за них вступиться.

– Это благородно. Но разве вы прибыли только за этим?

Я возмутилась. Эта женщина явно не глупа, но по какому праву?.. И почему решила, что выполнение столь важного для меня вопроса должно откладываться по её воле?

– Миледи, у меня каждый час на счету, я не могу ждать.

– И всё же придётся.

– Вы не желаете свести меня с шерифом? Тогда я пойду к нему сама.

Я попыталась встать, но она удержала меня за руку. Стала что-то объяснять про старые обычаи на йоль, говорила, что женщинам лучше не появляться на пиру, пока мужчины не отдадут дань традициям. Я смотрела на неё, но плохо понимала. Из внутренних покоев по-прежнему долетали взрывы хохота, выкрики, хриплое пение. Этот шум мешал мне сосредоточиться на словах леди Риган. Почему-то у меня появилось ощущение, что эта женщина, имеющая на непонятных правах такую власть в усадьбе, просто не хочет, чтобы я встретилась с Эдгаром. Наверное, она, старая и некрасивая, не желает, чтобы я, Бог весть откуда появившаяся девчонка, встала меж ней и красавцем Эдгаром. А ведь она даже не догадывается, что я приехала, по сути, свататься. И всё твердит что-то про йоль.

Я надменно поглядела на неё:

– При чём тут йоль? Нас в монастыре учили, что это старый богомерзкий обычай, сохранившийся со времён язычества.

Она странно поглядела на меня:

– Ах да, я и забыла, что вас вырастили в монастыре. И на вас монашеское одеяние. Но почему-то вы не выглядите монахиней.

И опять этот её оценивающий, чуть насмешливый взгляд, который так меня раздражал. Я сказала:

– Я и не монахиня, миледи. И не хочу выглядеть монахиней. Конечно, у меня нет таких красивых одеяний, как у вас, но я рассчитываю понравиться эрлу Эдгару.

Её брови изумлённо взметнулись. В глазах насмешка. У меня путались мысли, но я поняла, что сказала что-то не то. По крайней мере, ранее я не собиралась ей это говорить.

– Во имя Господа! – улыбнулась Риган.– Итак, вы, птенчик, рассчитываете пленить Эдгара Армстронга? Для того чтобы он взял вашу сторону в мятеже?

– А вы были бы против?

– Воистину так. Незачем ему впутываться в это дело. Он и так не в ладах с аббатом из Бери-Сент-Эдмундса. Я даже не знаю теперь – имеет ли мне смысл устраивать вашу встречу. Вы мятежница, девушка, и то, во что вы хотите его вовлечь...

– Так вы против? О, я поняла это сразу! А если я скажу, что прибыла составить с Эдгаром договор о браке меж нами? У меня нет ни отца, ни иного старшего родственника, чтобы сделать это за меня, а мой опекун Ансельм – мой враг, и только Эдгар сможет защитить меня...

Кажется, я опьянела. Говорила то, что и не намеревалась. И говорила несвязанно, путано объясняя зачем-то ей, как Эдгару будет выгоден брак со мной. Но леди Риган меня перебила:

– Вот что, дитя, у тебя ничего из этого не получится.

– Отчего же? Из-за вас? Вы сами решили женить его на себе?

Её лицо побледнело. Она встала:

– Я вижу, либо вы пьяны, либо вас в монастыре не научили хорошим манерам. Что же до меня и Эдгара... Скажу только, что есть немало дам и девиц, какие хотели бы видеть его своим супругом, но у них нет на это шансов. Как нет ни у меня, ни у вас.

– Мне надо встретиться с ним! – почти кричала я.

Я резко встала и шагнула к двери во внутренние покои. Но леди Риган опередила меня, загородила дверь:

– Ради Бога, не надо туда входить. Это для вашего же блага. Вспомните, в вас течёт кровь великого Хэрварда, и вы не должны себя вести как беспутная девка.

– Слышите? – прервала я её.

Там, за дверью, куда она не желала меня впускать, раздавалось пение. И пели о моём деде Хэрварде.

Я вдруг ощутила прилив какой-то безрассудной отваги.

– Вы не посмеете помешать мне, леди Риган. Там мои собратья саксы. И они славят Хэрварда. Так что пропустите меня, если не желаете, чтобы я учинила скандал.

Что бы я учинила, уж не знаю. Но, кажется, готова была на что угодно. И поняла ли это Риган или ей просто надоело бороться с опьяневшей послушницей, но она неожиданно отошла.

– Чёрт с тобой, девушка. Иди. Попробуй сама среди пьяных мужчин добиться своей частицы славы... или позора.

И я оказалась на галерее, идущей вдоль обширной саксонской залы. Замерла. Меня обдало теплом, дымом, запахами жаркого, вин и разгорячённых тел. Я вцепилась в перила, смотрела.

В двух очагах пылало высокое пламя, его отблески освещали резные столбы залы, заваленные снедью столы и людей за ними. Бородатых, пирующих, поющих, смеющихся. Сквозь завитки дыма я смотрела на них и постепенно поняла, что здесь одни мужчины и мужчины эти изрядно навеселе. Более того – сильно пьяны. Я видела, как они опорожняют огромные кубки, что-то кричат, едят. Кто-то боролся, кто-то пытался плясать. Иные спали, уронив головы в тарелки с объедками.

Я испугалась, у меня даже появилось желание вернуться, убежать... Но тут я увидела Эдгара. Он сидел во главе длинного стола и смеялся. Я не смогла отвести от него взгляда – таким красивым показался он мне, словно окутанным золотым сиянием. Пламя очага бросало золотые отблески на его волосы, отросшие и небрежными завитками обрамлявшие лицо и шею, на его свободную рубаху, сшитую из какого-то необычного переливчатого материала. И его лучезарная, сияющая улыбка.

Я прижала руку к груди, где бешено колотилось сердце. Разум подсказывал, что лучше уйти, но душа моя пела, и я вдруг поняла, что должна подойти к нему... прямо сейчас. Я ведь так долго мечтала, как предстану перед ним и он наконец увидит меня... узнает, что я есть на свете и что я люблю его.

Внезапно кто-то цепко обхватил меня сзади, пьяно смеясь мне в волосы. Какой-то мальчишка. Я оттолкнула его и побежала по галерее туда, где вниз вела лестница. Теперь путь к отступлению был отрезан.

Внизу в дверь вносили блюдо с жареным кабаном.

– Тор! Тор![44]44
  Праздник йоль посвящен языческому богу Тору; считается, что в эти дни он скачет по небу в колеснице, запряженной кабаном с золотой щетиной, и основным ритуальным блюдом в этот период является свинина.


[Закрыть] Сейчас мы отведаем мясо твоего вепря! – кричали вокруг.

Я проскочила под блюдом, но кто-то схватил меня за руку, сорвал накидку.

– Смотрите – женщина! Тор послал нам красавицу на йоль.

– Женщина! Девка! – закричали вокруг.

Меня хватали со всех сторон. Толкали, подняли на руки, почти кидали друг другу и хохотали. Я была словно беспомощная кукла, ощущала их руки на своём теле, меня щипали, кто-то обслюнявил мне губы.

Я стала визжать, вырываться. Увидела перед собой чьё-то худое бородатое лицо и отчаянно вцепилась в него ногтями. Незнакомец разразился проклятиями, стал заваливать меня на стол. Но рядом толпились другие, толкались, мешали ему.

Они были словно черти из ада. Этого я не ожидала. Под руку мне попалась обглоданная кость, и я стала бить ею по головам.

– Пустите! Вы не смеете. Я внучка Хэрварда!

Я как-то вырвалась от них. Увёртываясь, вскочила на стол и прямо по столешнице побежала, перепрыгивая через кувшины и груды снеди, туда, где сидел Эдгар. Он смеялся, словно не замечая, как они хватали меня. Похоже, он обратил на меня внимание, только когда я оказалась перед ним.

– Вот так так, – только и молвил он, увидев меня перед собой на столе.

Я же соскочила вниз, оступилась и вмиг оказалась сидящей у него на коленях. Обняла его, прижалась. Вокруг кричали. Я же молила, едва не плача:

– Не отдавайте меня им. Ради Пречистой Девы – не отдавайте. Я ведь пришла к вам.

И вдруг почувствовала, что он поднимает меня и несёт. Расталкивает их и несёт меня на руках, как ребёнка. Я и ощущала себя ребёнком, испуганным и беззащитным. Но он уже держал меня у своей груди и мог спасти от целого света.

Он легко взбежал со мной по лестнице, мы оказались на галерее, противоположной той, откуда я вошла. Он нёс меня, а внизу что-то кричали, смеялись. Но никто нас не преследовал. А потом Эдгар ударом ноги открыл дверь, и мы оказались в комнате – самой роскошной комнате, какую я только могла себе представить: огонь в очаге освещал тканые драпировки на стенах, кровать на возвышении в складках вышитого полога, чан с водой, над которым поднимался пар с ароматом душистых трав. Здесь было тихо. Стало тихо после того, как Эдгар плечом захлопнул дверь и, не выпуская меня из рук, сел на шкуру, покрывавшую широкое ложе.

Он смотрел на меня восхищённо и удивлённо. Убрал разметавшиеся волосы с моих щёк.

– Святые угодники! Да какая же ты красавица, девочка.

Я вдруг улыбнулась счастливой глупой улыбкой. Но почему-то отметила, что он сказал это на нормандском. И сама перешла на этот язык:

– Так я нравлюсь вам?

– Ты лучшее, что я мог получить на йоль.

И тут он как-то нежно приблизил своё лицо к моему. Я так и не поняла ничего в первый миг. Только что его глаза были так близко, близко, заслоняли весь мир, потом его ресницы опустились, дыхание слилось с моим, уста сомкнулись... И я поняла, что это поцелуй. Мои губы затрепетали и разомкнулись, я ощутила вкус губ Эдгара, жар его дыхания. Мы стали едины... но меня больше не было. Я растаяла, исчезла, а весь мир превратился в жар и упоительную слабость. И где-то, словно музыка, прозвучал стон – и я с удивлением поняла, что это мой стон.

Задыхаясь, дрожа, я отскочила. Боже, как это вышло, что я так сразу сдалась? Это недопустимо... Где мой разум?

– Да ты никак девственница, моя прекрасная фея?

Как он это понял? И как мне стыдно!.. Я еле нашла силы поднять на него глаза.

– Не будьте со мной грубы, сэр. Да, я девственница.

А он вдруг расхохотался. Откинулся на ложе и смеялся, смеялся, смеялся. Это разозлило меня, но и заставило собраться.

– Моё имя Гита Вейк, – проговорила я, стараясь перекрыть его хохот. – Вы слышите, я Гита из монастыря Святой Хильды!

Всё ещё смеясь, он приподнялся:

– Из монастыря?

Казалось, это развеселило его ещё больше.

– Я Гита, внучка Хэрварда! – почти кричала я. – Да выслушайте меня! Мне необходимо, чтобы вы женились на мне.

– Я именно это и собираюсь сделать, – вдруг сказал он. – Мы поженимся прямо сейчас.

Ничегошеньки я не понимала. Смотрела, как он поднимается. И вдруг пошатнулся, едва не упал, удержавшись за столбик полога.

– Что с вами, сэр? Вам плохо?

– Что ты, детка. Мне очень, очень хорошо. Иди ко мне.

Но я решительно затрясла головой:

– Нет, сначала выслушайте меня.

И я заговорила так поспешно, словно от того, успею ли я выложить все до конца, зависела моя жизнь. Говорила, что у меня владение в восемнадцать наделов земли[45]45
  Надел – 120 акров.


[Закрыть] и хоть большая их часть находится в фэнах, но летом фэны превращаются в прекрасные пастбища и мои люди разводят там ценных тонкорунных овец. К тому же на сухих участках крестьяне накашивают столько сена, что его хватает до марта. Твердила я и о строительном лесе, о кремнёвых шахтах. И ещё, что через мои владения проходит дорога в Нортгемптон. Ему ведь нужна эта дорога?

Я внезапно осеклась, когда Эдгар принялся стягивать через голову рубаху. Багровые блики скользили по его плечам и груди, подчёркивали мощь рук, рельефную лепку мускулов и тонкую талию.

– Что вы делаете, сэр?

– Я жду тебя, моя красавица, – он протянул ко мне руку. – Чёрт возьми, девочка, говорили ли тебе, какая ты красавица!

У меня голова закружилась от его слов. И ещё я ощутила смущение, однако это смущение было необычным – эдакое восхитительное бесстыдство.

– Тогда, если я вам нравлюсь... Я ведь внучка Хэрварда. Вы не можете просто так обесчестить меня. Вам, сэр, придётся жениться.

– Конечно, конечно.

Он прищёлкнул пальцами.

– И сейчас мы выпьем за это.

У стены рядом с ложем стоял сундук с плоской крышкой, покрытый сукном. На нём я увидела блюдо с красными зимними яблоками и кувшин с вином. Эдгар, чуть пошатываясь, подошёл к нему и налил в кубок, причём и пролил изрядно.

– Иди, выпьем, девочка. За твою девственность и нашу брачную ночь!

Я подошла. Боялась ли я его? Он смотрел на меня восхищённо, ласково, и меня от этого бросало то в жар, то в холод. Что со мной происходит? И почему я сама рассматриваю его, не опуская глаз? Где мой стыд? И всё же его тихий хриплый голос, его сильное мускулистое тело притягивали... Мне даже хотелось дотронуться до него. И ведь он пообещал сделать меня своей женой.

Я взяла у него кубок, и он чокнулся со мной кувшином. Я собралась с духом.

– За нашу свадьбу, милорд.

– За свадьбу, так за свадьбу.

Это было не то вино, каким угощала меня Риган. Оно было светлым, чуть кисловатым, но приятным. От испуга или от жара в камине, но меня мучила жажда, и я с удовольствием опорожнила кубок. Видела, как Эдгар поставил кувшин на место, смотрит на меня. И стоит так близко...

– Swete[46]46
  Милая (сакс.)


[Закрыть], – шепнул он уже по-саксонски. – Какая ты милая.

Это был мой родной язык. И от его звука все стало проще. Голова кружилась. Стены покоя словно раздвинулись, и всё труднее удавалось собраться с мыслями. Я хотела только одного – чтобы сэр Эдгар обнимал меня и чтобы это длилось вечно!

И всё же я должна была сказать ему все.

– Выслушайте меня, сэр. Я не просто так пришла к вам. Аббат Ансельм мой опекун, но он разоряет моих крестьян, и они были вынуждены взяться за оружие. Вы должны помочь им, понимаете?

– Конечно, конечно. Всё, что пожелаешь, моя красавица.

– Тогда вы должны запретить ему вводить войска в фэны. Должны предотвратить кровопролитие. Когда я буду вашей женой, вы будете иметь на это право.

Я торопливо объясняла ему это и всё время пятилась от него, так как он наступал на меня и мы кружили вокруг лохани с водой. И как он смотрел на меня! Меня пронизывал жар от одного его взгляда. Я слабела. И в конечном итоге оказалась у стены, а он упирался в неё обеими руками, склонился, не сводя с меня особенного, покоряющего взгляда своих синих туманных глаз. И я сдалась. Со мной творилось что-то странное. Он был так близко, удерживал меня, но не касался, лишь смотрел... И смотрел так, что я почувствовала себя глубоко потрясённой. У меня слабели колени, стучало сердце, губы мои пересохли.

– Сэр, я буду вашей. Я не строптивица... Но и вы пообещайте мне, что защитите моих людей.

Я дрожала. Он был серьёзен и не сводил глаз с моих губ. И наконец привлёк меня к себе:

– Не бойся, малышка. Я буду терпелив и очень нежен с тобой...

Он снова меня поцеловал. И снова мир исчез, и я сама обняла его, робко, покорно, но через миг уже мои пальцы сплелись на его спине и я прильнула к нему. Поцелуй... Мы словно вращались в звёздной ночной пустоте, где не было никого, кроме нас, кроме прикосновения губ и рук, звуков дыхания, пульсации крови...

Я и не знала, как это... как это восхитительно! Мной овладело какое-то сладкое безумие. Я касалась его волос, плеч, груди, упругих мышц живота. Я смотрела на него... И он позволял мне смотреть. Я слышала его тяжёлое дыхание.

А потом я вновь оказалась у него на руках, и он бережно уложил меня на мех покрывала.

– Лунное сияние... – прошептал он, пропуская сквозь пальцы мои волосы.

Я и не знала, что способна на такие ощущения, я словно заново училась познавать своё тело. Тело... грешная плоть – так нас учили в монастыре. Но теперь я знала, зачем человеку дана эта плоть. Это было как прилив... Вал за валом поднимались во мне. Я дрожала и горела одновременно. И со мной был Эдгар! Он целовал, ласкал меня, и ему это нравилось.

Я и не заметила, когда он раздел меня. Наверное, мне должно было стать стыдно, но я не испытывала стыда. Я видела восхищение в его глазах, и мне хотелось, чтобы он смотрел на меня. И дотрагивался... Дотрагивался то почти невесомо, то сильно, так что я стонала. Теперь я сама отвечала на его поцелуи, сама целовала его, словно бросая вызов. Словно требуя... сама не зная чего. Я вновь начала стонать. Его прикосновения, его поцелуи... на груди, бёдрах, даже там, где я и представить не могла. Но почему-то я все ему позволяла. Боже, я бы умерла, если бы он этого не делал.

– Пожалуйста... – шептала я, и словно какая-то необъяснимая сила выгибала меня. – О, пожалуйста.

Его тяжесть... Он и я так близко... В каком-то сиянии я вижу его улыбающееся лицо над собой. И с удивлением ощущаю боль.

– Мне больно.

Я скорее удивилась, чем пожаловалась.

– Скоро это пройдёт. Потерпи немного, мой ангел.

Боль утихла. Я поняла, что отныне принадлежу ему. Он во мне. Но он не двигался, лишь по-прежнему были нежны его губы. И ещё я ощущаю тепло в глубине себя, и, когда Эдгар чуть подался от меня и тепло стало уходить, я не смогла сдержать невольный всхлип. Но он не ушёл, вернулся в меня, и я блаженно вздохнула, обнимая его и не замечая, как стала двигаться с ним в унисон.

– Самая прекрасная, чудесная моя, радость моя... Я люблю тебя.

Я плакала от счастья. В его тесных объятиях я совершенно потеряла голову, по телу словно прокатывались сжигающие волны, нас потрясал слившийся в единый порыв ритм тел, ритм сердец, стучавших так близко... Это был вихрь, вторжение, исступление, и наслаждение росло, пока я не вскрикнула, ослеплённая водопадом из звёзд и негой тумана...

Я слабо различила его лицо над собой, нежное, покрытое бисеринками пота, с волнистыми, прилипшими ко лбу прядями. Он улыбался.

– Откуда ты такая, моё лунное чудо?

Я прикрыла глаза и уткнулась в его плечо. Мне было так хорошо, так спокойно... Я согрелась. Кажется, заснула. Но в какой-то миг открыла глаза. Эдгар спал рядом, обнимая меня. Он укрыл меня мехом, и я вся была в тепле его рук, его тела. А вот мои рука и плечо несколько озябли. Я оглянулась. Огонь в очаге догорел, и лишь багряно рдела куча углей. Как сладко пахло шишками. Наверное, я долго проспала.

Я повернулась к Эдгару, и меня затопило счастье. Как он хорош. Мой мужчина, мой возлюбленный супруг. Рот у Эдгара нежный, с мягким изгибом, словно у ребёнка. Изгиб шеи ещё нежнее, мягче, а тени от длинных ресниц веером лежали на смуглых щеках. Была в нём некая, почти девичья красота, но тело он имел сильное и крупное, тело настоящего мужчины, с большими плечами и мощными ногами. И этот контраст тронул меня невыразимо. И ещё меня приятно удивил его запах – он пах цветами, далёкими экзотическими цветами чужих краёв. Я знала об этих восточных притираниях – амбра, мускус, алоэ. Но так трогательно и приятно, когда от мужчины исходит аромат цветов. И так волнительно.

В покое, однако, становилось холодно. Я осторожно разняла обнимавшие меня руки и на цыпочках подошла к очагу, стала накладывать на уголья поленья. Мне было холодно, но и мучила жажда. И очень хотелось есть. Я взяла с блюда на ларе одно из яблок и с удовольствием съела. Потом ещё одно и ещё. Постепенно мысли мои стали проясняться. Я заметила, что в доме стоит тишина и, предвещая новый день, горланит где-то петух. Утро нового, самого необычного для меня дня. Дня, когда я стану супругой мужчины, который первым меня поцеловал, овладел мной. Того самого, о котором я столько мечтала!

Но почему-то мне вдруг стало тревожно. Состоится ли наше венчание? Но ведь Эдгар же мне обещал! Как-то странно, бездумно обещал, словно это его совсем не касалось. О, Пречистая Дева! Он ведь не может отказаться от меня теперь, после того, что было меж нами!

Эдгар спал, а мне в голову лезли самые странные мысли. Этот дикий йоль, по сути вакханалия и пьянка. Насколько был во хмелю шериф? Я ведь сама видела, что он пьян. Но я не знала, насколько опьянён может быть мужчина. До сих пор я имела дело лишь с подвыпившими крестьянами, когда их по праздникам угощали в монастыре. Но здесь... Я вспомнила пьяных саксов в зале усадьбы. Нет, мой Эдгар совсем не таков. И всё же это его непонятное веселье, беспечность...

Наконец я решила, что глупо среди ночи сидеть нагишом перед огнём. Вернуться к Эдгару, ведь я уже принадлежала ему? Нет – между нами больше не будет близости, пока мы не обвенчаны.

Глупо? Возможно. Но сегодня я вообще мыслила иначе. Я отдалась ему, чтобы он захотел жениться на мне. И потому, что сама хотела этого. Так хотела!

На меня вдруг обрушился стыд. А когда я заметила у себя на внутренней стороне бёдер следы крови, стало ещё хуже. Поразмыслив немного, я залезла в лохань. Вода была почти остывшей, и я, стуча зубами, поспешила поскорее выбраться оттуда и одеться.

За ставнями всё громче кричали петухи. Утро. И что теперь? Этой ночью я стала женщиной Эдгара, и если он хоть немного чтит наши обычаи, то должен будет жениться на мне. Я же должна вести себя как его жена и хозяйка.

Собравшись с духом, я вышла из комнаты. В полутёмном зале было тихо. Здесь все спали. Стараясь производить как можно меньше шума, я спустилась вниз, перешагивая через развалившихся кто где спящих, пошла к выходу. У дверей лежала большая собака, и она зарычала на меня. Я остановилась.

– Уйди. Ты хороший, но уйди.

Я говорила тихо, но замерла, заметив, что спавший на скамье под стеной мужчина стал подниматься. Сел, тупо уставившись на меня. Я увидела его исцарапанное лицо. Это был один из тех, кто вчера набросился на меня. Он поднял руку, таращился, тыча в меня пальцем. Я живо вспомнила, что вчера мне грозило, и меня обуял страх. Что, если...

Я почти машинально взбежала по лестнице на противоположную галерею. Где-то здесь была дверь, через которую я вошла. Не эта ли? На пороге я оглянулась. Заметивший меня мужчина спал, привалясь к стене и свесив голову.

Я перевела дыхание и толкнула створку двери.

В небольшом покое на скамье неподалёку от очага спала леди Риган, закутавшись в широкий плащ. Но едва скрипнули петли, как она поднялась и окинула меня пристальным взглядом:

– Вот и ты, девушка. Или уже не девушка?

Я ощутила стыд. Чувствовала себя как послушница, пойманная в опочивальне с лишним одеялом.

Помоги мне, Боже!

Напустив на себя невозмутимый вид, я проговорила:

– Миледи, мой супруг сэр Эдгар, когда проснётся, наверняка пожелает перекусить. Я его жена и обязана предугадывать желания мужа. Но я пока слабо ориентируюсь в усадьбе. Не поможете ли мне?