Текст книги "Корабль неспасенных (СИ)"

Автор книги: Сима Кибальчич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

– Постоянно об этом твержу! Кстати, я готова к ускорению, капитан. Отдашь приказ?

– Стартуй, солнце!

Воронцов откинулся на ложементе, готовясь к временному дискомфорту. Равномерно придавило, и умный материал утянул тело в защитные объятия. Наиль уселась сверху. Ну ее! Переделать на мужика, что ли? Чтобы не соблазняла. Трахаться хотелось так, что смущающей картинкой в памяти выстреливали даже голые ягодицы гомункула. Страшноватые и малопонятные выверты его собственной психики.

Наиль кругом права. Но компьютеру формальной логики достаточно, а человеку – нет. В крутое яйцо хомосапиенс сварится, чтобы разобраться в чем дело. Нормальная такая практика: ответов нет, но человек все ищет и ищет, лезет нежным пяточком под дерн, а там не трюфели – одни твари кусачие.

Квантовый компьютер бога не ищет, даже когда совершенствуется. А люди вселенную кросс-переходами утыкали, а все к богу взывают. Церковникам даже учение менять не приходится, так, по мелочи. Человечество как искало архангелов, так и ищет. И бесов. Имя которым – легион. Космический гомункул на этот легион сильно смахивает. Сломанное устройство. Сегодня выкинуть, а завтра от трансцендентной неудовлетворенности сбежать в иллюзии.

Челнок выравнивал скорость, кокон ложемента распался, возвращая Воронцова в реальность.

– Знаешь, я поговорю с личностями и расскажу им друг о друге. Интересно, какая выйдет реакция. Осознание проблемы – это же метод терапии?

– Тебе бы самому для начала понять, чья это проблема, Павел, и кому ее пора осознать.

Сам себе создал воплощение бывшей жены. Шагаем по тем же граблям, теперь квантовым.

– Нечестный прием.

Она фыркнула и взялась растворять себя в воздухе. Последними исчезли отнюдь не ямочка на подбородке и ироническая улыбка, а переброшенные через Воронцова ножки. А они чья проблема?

Космический психопат, язвительный компьютер и чувство, что застрял во сне – не слабый расклад для игры в угадайку. Работа, работа и работа – лучшее лекарство от бессмысленного поиска смыслов.

Глава 6. Украденные жизни

Пленник, затянутый в ту же черную химткань, сидел на подогнутой ноге и держал между пальцев тонкое стекло вращающихся кружков пульта. С этой приладой и модулятор пространства можно запустить, если уметь, конечно.

Наиль устроила гостю ретро-экран – призму метров на пять посередине каюты. Около сотни каналов загрузила разного рода мишурой из запасников: фильмы, видеоклипы, обучающие программы. Имитация телевидения так себе, швами наружу – ни единого репортажа или новости. Но пленник выглядел удовлетворенным или слишком хорошо держал себя в руках.

– Как тебя зовут?

Смешно каждую встречу начинать с одного и того же вопроса. Или страшно. Сколько впереди таких шизоидных циклов. Молчание затягивалось, но больше походило на поиск верного ответа – Воронцова рассматривали изучающе.

– Женя. Мы вроде знакомились.

С кем он только не знакомился. Но тот, кто первый раз произнес имя Женя, не был настолько спокоен. А кто откликнулся на это имя последний раз и вовсе выглядел испуганным.

– Это неправда.

– Неправда? Почему?

Словно вставляет ногу в приоткрытую дверь и пытается вломиться сам. Не Женя и не больной яростью Игорь свет Иванович, другой…

– Либо ты отвечаешь, либо я ухожу. И правильный ответ я знаю.

Ни малейшего движения, даже кружок пульта застыл в руке.

– Хорошо, Павел, – вытягивает он кривую ухмылку. – Мое имя Марк Рынски. Устраивает такой ответ?

Круг замкнулся с пугающим щелчком в голове. Три имени, три спутанные истории в одном неживом существе.

– Почему назвался Женей?

– Ты сам так назвал меня в прошлый раз. Сказал – Женя. Потом одел, ткнул в зеркало и вытащил за борт. Раз получил ответ – ответь сам. Как я оказался на твоем корабле, и что ты собираешься со мной делать?

– Пока ничего. Хочу разобраться. Ты знаешь, кто такой Женя?

– Кто такой? – Марк запнулся в явном замешательстве, но быстро взял себя в руки. – Я много стал забывать. И не слишком уверенно себя чувствую. Фрагменты, обрывки в голове.

Думает, должен ли признаваться, что знает Женю, или сказать, что имя просто так повторил. Второе может быть правдой. Сознания психов с размножением личности не знают друг друга, а провалы в памяти – классическая симптоматика.

Воронцов начитался кусков из разных справочников, но курса по психиатрии, чтобы загрузить напрямую в мозг, в политеке не нашлось. Наиль, правда, на счет Воронцова высказалась, что допускать психов до психиатрии – все равно, что пропитывать сахарный песок сладким сиропом. Метафоры у квантового разума незамысловатые, но обидные.

– Вот и расскажи эти обрывки. Как оказался на корабле. О себе.

– О, это скучно, уважаемый Павел.

Взялся ерничать. Не выйдет.

– Мне не скучно, поверь. Особенно интересно про бурение, самоубийство, рецидив и контроль. Про Игоря, Женю и прыжок с небоскреба. Знаешь такую историю, Марк?

Опять это выражение на заплатках лица – нарочито слепленная маска. С разбегающимися ниточками трещин. Решает, выпустить ли слом на поверхность? Манипулятор, как назвал его Игорь. Хотя все сознания могут врать, и даже доминирующая личность, если она, конечно, существует.

– Припоминаю, – принял он решение не упираться. – А откуда знаешь ты, дорогой Павел? Не помню, чтобы исповедовался под звездами.

– Ну вот и расскажи свою историю, а потом я скажу откуда.

– Не слишком гостеприимно с твоей стороны. Сначала держать без одежды, потом взаперти и требовать ответов. Ты меня боишься или не доверяешь?

Тон такой искренний и укоряющий. Если бы еще и внешность располагала. Но она безнадежно отталкивает. И нет причин стыдиться собственной жестокости. Тем более – раскрыть объятия.

– Нет. Просто думаю, стоит ли с тобой возиться или просто выкинуть за борт. Поэтому рассказывай. Может, разжалобишь.

Уголки губ расползлись в кривую улыбку. Пульт в короткое движение отлетел в сторону. Напряжение собиралось вокруг Марка электричеством, злым и веселым.

– Все складывается, веришь ли, интригующим образом. Я лечу с небоскреба и вроде бы умираю. По ту сторону жуткая тишина и не менее жуткий холод. Потом занавес падает, и я на космическом корабле, который вроде как идет на Землю. И на всем дурацком корабле только один чудаковатый чувак. Он то запирает меня, то таскает за собой, как куклу. Знает обо мне больше меня самого и требует еще больше. Вот я и думаю, если выбросишь наружу, может поинтереснее мультик покажут.

В словах пряталась своеобразная истина. Существом, не сомневающимся в реальности происходящего, была, наверное, только Наиль. Сексуальный искусственный интеллект. Но Воронцов погружаться в распахнутую Марком бездну не собирался.

– Все это твои проблемы и тараканы, парень. Справляйся с ними сам.

– Я стараюсь, дорогой Павел, как могу, стараюсь. И еще, почему у меня такая страшная кривая рожа? Может, побилась при падении? И в добавок провалы в памяти. Не помню, как очутился в этой каюте, не помню, как тащили меня от выхода в открытый космос. Класс! Либо я окончательно обезумел, либо моя жизнь круче всякого кино. Но тебе, командир неизвестно куда летящего корабля, интересна самая скучная ее часть.

– Очень! Поэтому переходи к делу. Если не решил-таки прыгать наружу.

– Да понял я, – кивнул он нехотя, – значит, история про бурение и самоубийство? Знаешь, как это бывает, когда твоя жизнь вроде как не твоя?

– Не особо, со своей пока управляюсь сам, ну... или так думаю.

– Вот и я врал себе, что управляюсь. Что чую вокруг запах роз, а не дерьма. Пацаном хотел учиться игре на гитаре, но с пропорциями кисти не подфартило. Вот тетушка и приписала к скрипке. С плаванием тоже не вышло. Дыхалка с рождения слабовата, чтобы рассчитывать на победы. Да и к чертям победы. Но когда все вокруг твердят, что твой выбор сделает тебя неудачником, то отступаешь. А дальше все по накатанной. Если пойти в дизайнеры с моими задатками образного мышления, то придется в творческих муках рожать даже штамповки. А вот конструктор получится идеальный. Точный расчет, оценка прочности материалов, оригинальные технические решения, – все уже вписано в мою кровь, и успех обеспечен.

Я и правда стал лучшим. Могу быстро рассчитать, как пройти сквозь самые сложные породы. Сделать игольное ушко в каменной толще со слоями разной прочности. Добраться до ценного, ничего не нарушив и не потеряв. Мои способности оценили точно, и я получил ровно то, на что мог рассчитывать.

В какой-то момент подумал, и черт с этим, зато могу забраться на пост повыше в сырьевой компании. Раз собой не командую, буду другими. Но нет, не прошел тест на должность. Знаешь, есть такая дрянь – эмпатический фактор. Он у меня, видите ли, недостаточный. Руководить людьми не положено. Чуйки на хомо сапиенсов не хватает. Ты что-то там о себе воображаешь, а какая-то абстрактная система правил не позволяет даже дохнуть в сторону. Только поднимешь голову, как ее раз – и в лузу.

Последней каплей стало, когда заявил участие в проекте по прямой доставке энергии магмы. Работать планировалось на Африканском континенте. Знал, что буду первым кандидатом. И проектик такой грандиозный. Генеральный вызвал, я подумал для согласования деталей. А оказалось – отказ.

Шеф сидел, распустив галстук, весь кислый и вроде как извиняющийся. Мямлил, что длительная работа в таком климате как-то там подгадит моему здоровью. Слишком высокие риски показала очередная вычислительная система. Благополучие человека – наивысшая ценность, а значит, проектик, куда я так рвусь, мне противопоказан. И начальник – человек с высоким эмпатфактором – меня к нему не подпустит. Сиди тихо, дыши в тряпочку, и тебе подгонят индивидуальную норку для всестороннего процветания.

Еле из конторы вышел, ног не чуял от бешенства. Домой пришел, дверь входную даже не прикрыл, ботинки на полку не сунул. Просто свернул петлю и узел к седьмому позвонку притянул.

Неудачная вышла попытка. А знаешь, что бывает после неудачной попытки самоубийства, дорогой Павел?

– Бог миловал.

– Вот сразу видно, не из нашего ты времени или там измерения. Такие корабли у нас не строят, чтобы голым внутри расхаживать и киношки смотреть. Поэтому расскажу тебе, как гостю из будущего. Убивать себя в процветающем обществе – это плевать в глаза собственному счастью и предавать Родину. Сразу и в одном флаконе.

Но ничего. Если оступишься – сделают легкую эмоциональную коррекцию. Как говорят: минимальную комплексную корректировку в связи с обнаружением патологии. Общество заботится о заблудших овцах. Воли к самоубийству не останется, отчаяние не будет накрывать всякий раз, когда укажут на место.

Откорректировали меня и прямо радоваться стал тому, как удачно складывается жизнь. Омерзительное чувство – всему вокруг радоваться. Такое омерзительное, что снова хочется покончить с собой. Эта мысль щекочет внутри аж до смеха.

От Марка волнами шла энергетика безумия. Пальцы плясали на диванной подушке. Ломаная мимика завораживала и напрягала одновременно.

– Ерунда какая-то, – Павел растер ладонью лоб. – Как радость может вызвать омерзение?

– О! Просто понимаешь, что стал не похож на себя прежнего. Готов кричалки орать от того, как жизнь хороша. Но это не ты, совсем не ты. Это с тобой сотворил заботливый доктор. Смотришь на себя со стороны и противно от того, что видишь не себя. А это жизнерадостно пыхтящее над чертежами создание убить не жалко.

Я так разозлился, что даже провел маленькое социологическое исследование, наковырял циферок. Чуть более десяти процентов населения из поколения в поколение управляют территориями, ресурсами во благо большинства, обеспеченного всем необходимым . И продлевают себе жизнь до двухсот с лишнем лет. «Поколение вечных» – так говорят об этих стариканах. А семьдесят пять процентов – так называемое общество стабильности – живет по выписанному с детства билетику, но без права посещать самые увлекательные аттракционы.

Жаловаться им вроде и не на что, полный пакет благодати определен заранее: еда, развлечения, технологии и путешествия – всего с избытком хватит. Но все они – ничтожные рабы. Если, конечно, не занесет сквозняком в пятнадцать процентов везунчиков, которые сумели пробиться, куда хотели. Вообрази теперь, командир, как омерзителен сам себе, когда знаешь, что искренне радуешься рабству по полученному тобой жребию. Пускаешь слюни благодарности, когда делаешь работу, для которой генетически предназначен.

– Но это же достойная работа. Она тебе интересна.

Марк коротко хихикнул, откидывая голову назад. Неуютно сидеть рядом с ним, словно может взорваться в любой момент. Смять ударной волной.

– Достойная. Интересная. И ты рад. Как только начинаешь радоваться судьбе, становишься еще большим рабом. Отчаяние от предопределенности и омерзения к себе и себе подобным рождает новую жажду самоубийства. Нет, неправда, тогда мне захотелось убивать. Уничтожить машины и выпустить кишки «поколению вечных». Они украли у меня время, жизнь и эмоции. Но оружие не достать, да и каждый курок на электронном контроле.

Я не первый, кто пытался убить себя. И далеко не последний. Хотя все же забрался на крышу и сиганул вниз. И, не поверишь, капитан, – опять неудачно.

– Да, сложновато поверить. Зацепился карманом за карниз?

– Очень смешно. Нет, меня поймали. В сетку спасательного дрона. Она не слишком-то заметна сверху. Да и когда голова кружится от ужаса и восторга присматриваться не будешь. Оказывается, пока я метался в поисках истины, с меня не спускали глаз. Ценный специалист, технический гений, бла-бла-бла. Не визуальный контроль даже, а просто стандартный имплантат здоровья. Автоматически вызывает скорую помощь в случае сбоя жизненных показателей. После первой попытки его настроили на расширенный биомониторинг, но мне не сообщили. Стоило впасть в возбужденное состояние, как в Центр профилактики социально-психологических нарушений поступил сигнал и задействовались дроны наблюдения. В общем меня спасли. И повесили веселенькое клеймо самоубийцы-рецидивиста.

– Бред какой-то, – не выдержал Воронцов. – Будто это преступление, за которым следует наказание.

– Конечно! Напряги извилины, капитан. В мире, где каждый машинный винтик и программное приложение работают на осчастливливание маленького человечка, что может быть ужаснее преступления этого человечка против собственного счастья? Это разрушает саму основу идеального общества. Ферштейн?

– Ясно. А второй раз ты решил прыгать с крыши ради публичности? Громкий протест?

– О, да! Что-то в этом роде. Но я бы назвал это отчаянным хохотом ненависти к себе и ко всем остальным.

– И что же происходит с рецидивистами? Еще одна коррекция?

– Нет, рецидивисты требуют повышенной заботы общества. Наблюдательные браслеты, интенсивный биомониторинг, дроны скорой помощи поблизости. Частное пространство остается только между простыней и одеялом. И еще к тебе прикрепляют наблюдателя. Контролера. Им стал лейтенант из Центра профилактики социально-психологических нарушений при полицейском департаменте. Игорь Иванович Климов.

– А Женя? – не выдержал Воронцов.

– О! Женя. Смертельно опасная игрушка.

Рассказ Марка отдавал театральщиной. Хотя, подергивание века, движение плеч и нервное постукивание пальцев по невидимым клавишам выглядело даже слишком человеческим. Космический монстр не был монстром, а если и был, то совсем родной породы. Психосапиенс. Плюющийся гневом осколок ушедшей эпохи. Круче реконструкции и постановок. Воронцов слушал, верил и ничего не мог поделать со своей доверчивостью – уж очень живо рассказана история.

– Расскажи, что случилось между тобой и Женей.

– Ха! Скукота, дорогой Павел. Про то, как один изобретательный и лишенный эмпатфактора рецидивист втирался в доверие к своему наблюдателю. Хотел ослабить контроль и закончить то, что планировал – самоубийство…

– Поджечь себя и спрыгнуть с крыши?

Марк запнулся и глянул выжидательное, словно ждал деталей вопроса или раздумывал над правильным ответом. Потом продолжил нарочито спокойно:

– Игорь Климов делал свою работу. Обрабатывал данные моих перемещений с браслета. Приходил ко мне домой, не слишком часто, но регулярно. Задавал идиотские вопросы по протоколу. Иногда его несло, и приходилось выслушивать истории о таких же, как я, больных на всю голову самоубийцах. Или о попойках с дружками из отдела. Байки, в которых лейтенант звезда и герой. Я прогнулся пару раз, угостил винишком, почесал по шерстке его мужскую доблесть. Он поверил, что я вполне адекватный мужик. Даже в гости позвал. Потрындеть и выпить. В общении подопечного с наблюдателем видят что-то вроде социализации рецидивистов. Это приветствуется. Большого навара от дружбы я не видел. Пока не увидел Женю.

– И что это изменило?

Марк вытянул ноги и принял небрежно расслабленную позу.

– Знаешь, что такое Климов? Самец во всей красе. Сексуально-тестостероновая бомба. Так и хочется быть послушным, чтобы погладил по шерстке. Не мне, конечно. А у Женьки свой престранный мультик в голове. Ребенок кого-то из генетического истеблишмента местного разлива, но выпал из обоймы. Наверное, поэтому жизнь стала не мила. Главное, Женька – спец в программировании живого материала. И я раскрутил на помощь, пока Игорь, идиот, считал, что контролирует нас обоих.

– Вы с Женей организовали акцию самоубийц?

Марк добродушно развел руки и покачал головой.

– Я похож на пафосного революционера? Надрывать пупок ради того, чтобы не просто сдохнуть самому, но и помочь другим? Нет, мы с Женей просто присоединились к празднику. К широкому народному гулянию, когда всех сетками не переловишь.

– Но зачем такому спецу нужен ты, чтобы убить себя?

– Всем кто-то нужен или что-то нужно. Компания, воодушевляющая идея. Только сильный принимает тяжелые решения сам и один. Остальным подавай мотивацию, групповую терапию, массовую забастовку или руку помощи с фигой в кармане. Какая разница зачем?

– Не жалеешь, что утянул собой?

Марк облизнулся мечтательно, даже голодно. Безумие вспыхивало в нем все ярче и заметнее. Черты лица рассыпались, теряя всякую общность.

– А знаешь, командир, я довольно быстро понял, что общего между мной и Игорем. Контроль. Чертов мир лишал нас права на контроль, пришлось выдирать его силой. Климов играл с нами, неудавшимися самоубийцами, и держал дома интересную игрушку. Мне подчинялись механизмы, способные прошить насквозь планету. Но этого недостаточно. Общество не пустило меня порулить. Осталось распорядиться жизнью и забрать у собственного контролера любимую забаву. Нет, я не жалею. Но знаешь, что странно?

Воронцов промолчал, сглатывая горечь во рту. Почему, казалось бы, пострадавший от несправедливости человек вызывал такое отвращение?

– Странно то, что в отражениях уродливой образины угадываются мои черты и рожа Игоря, а еще… Женькины глаза, один точнее. И цвет волос. Словно высшие силы впечатали эту парочку в меня. Жуть, не находишь? Объясни, почему я так выгляжу? А, дорогой капитан Павел?

Кто бы ему самому объяснил. Вывернутые души, приправленные безумными желаниями. Воронцов поднялся. Марк дернул головой и рассмеялся. Смех быстро перешел в хохот, его затрясло, голос срывался:

– После всего оказаться вместе... я, Игорь и эта подлая девка.

Воронцов схватил за плечо, наклонился, чтобы поймать взгляд и прошептал:

– Успокойся. Почему девка? Женя – девка? – сглотнул, набрал в грудь воздуха и добавил совсем другим тоном, – Женя, ответь мне, ты слышишь?

Марк разом захлебнулся и замер, настороженно вытянул шею. Через мгновение в глаза Воронцова заглянуло совсем другое существо.

– Я слышу, – тихо шепнули губы. – Не верь ни Марку, ни Игорю. Они врут, и они опасны.

Воронцова как ледяной водой окатили.

– Женя?

– Не говори им про меня. Что я рядом.

– Где рядом?

– В темноте и все слышу. Они не простят мне.

– Чего?

– Смерти. Предательства. Это они устроили.

– О чем ты? – нервно выпалил Павел.

– Чтобы тысячи горели. А я помогла. Я тоже виновата.

– Что ты такое говоришь? Ты девушка? Вот же, черт!

– Верь мне. Помоги.

Немыслимое создание протянуло руку к отступившему Воронцову. Тело сковала странное окоченение и выдавить из себя обещание или утешение не удавалось. Стало еще хуже, когда Женя медленно сползла с дивана и уткнулась лбом вниз живота.

– Не надо, – собственный сиплый голос прозвучал как-то помимо воли.

За склоненной головой с перепутанными прядями черных и каштановых локонов открылся бугорок позвонка. Ее черные или каштановые? Взгляд скользнул по опущенным плечам, свернутой фигуре. Вдруг поразившей хрупкостью.

До предела переполненный эмоциями, Воронцов почувствовал, как на него обрушилось жаркое цунами. Понесло прочь. В голове зашумело, окружающее пространство сошлось на фигурке у ног. Мысли вытеснялись жгучей мужской потребностью. Губы ощущались языком как шершавая пемза.

– Ты поможешь? Не бросишь, капитан звездолета?

Взгляд снизу-вверх. Яркий, пронзительный в разности глаз.

Воронцов сглотнул раз, другой, горло оставалось сухим. Постарался сфокусироваться, собраться, сделать что-то правильное. Но идея ускользала. Слишком завораживало то, что происходило сейчас. В обезумевшем воображении он уже запускал пальцы в россыпь волос.

В пределы! Он, землянин, колонизатор и инженер, хочет космического гомункула. Пандору, мать ее, в бесполом обличии. Отпихнуть бы к чертям. Нет, не может. Слишком близко предчувствие удовольствия, слишком явственно тяжелеет в паху. Сердце ускорилось, щеки полыхнули.

Поднятое лицо завораживало неправильностью линий, в калейдоскопе черт разом проступали беззащитность и угроза, мягкость и подавленная злость. Воронцов потянул руку к бледной щеке, дотронулся. Проклятие! Какой же он похотливый мужлан.

Рывком отпрыгнул в сторону, развернулся и быстро вышел из каюты.

Глава 7. Во все тяжкие

Воронцов блокировал удар, припадая на колено. Толкнул вправо скользящий по лезвию вражеский меч. Мокрая спина и чавкающая под ногами грязь вперемешку с зелеными стеблями. Бросок вперед слишком медленный, как из вязкой глины. Ног все равно что нет, странно, что еще подчиняются. Можно просто сдаться и сдохнуть, не насиловать сознание. Но есть извращенное удовольствие в рубке.

Удар с силой, плашмя о клинок, чтобы покачнулся зашитый в грубую кожу здоровяк. Толчок правым плечом и всем телом под ключицу. Туша валится. Почти. Успел врезать, сука, в скулу до черных всполохов. И вдвоем в сцепке рухнули в черно-зеленый бульон. Оглохший от адреналина Воронцов ударил рукоятью меча по морде с серой щетиной. Сочный хруст, и кровь брызнула в глаза, залепляя картинку. Запах ее, пьянящий, мерзкий, мешался с болотным душком.

Опираясь на меч, он попытался подняться. Оружие скользило в руке, уходило в землю. Слева метнулась тень. Не успел даже дернуться. Застрявший меч, потерянный кинжал – проклятье. Короткая яркая боль и ослепляющая вспышка. Запаха собственной смерти и не почуешь.

– Ну и сколько раз тебе надо сдохнуть, чтобы упокоиться?

– Отстань, женщина! Я развлекаюсь.

Картинка развлечений печальная. На древнем поле брани горы трупов и в их числе его собственная обезглавленная тушка. Шею двухметровый хлыщ разрезал аккуратненько. Сам он застыл в полете за клинком, пока Наиль не спеша приближалась. Ишь ты, переступает кровищу, морщит носик.

– Ну, я не женщина, а ты ни разу не рыцарь и даже не воин. Ты инженер, Воронцов.

«А еще, как выяснилось, похотливый козел», – прошептал он про себя.

Хотя Наиль и так это знает. Подошла вплотную и задрала голову, рассматривая. Воронцов плюнул и устало уселся на землю. Датчики погружения на организм уже не воздействовали, но усталость осталась. И внутренняя неудовлетворенность.

– И долго собираешься так развлекаться?

– Пока не надоест. Я нужен?

– Пока нет. Сколько раз ты хотел бы погибнуть? Я добавлю сложности, ускорю процесс.

Улыбка задорная. Сияющие солнцем глаза и волосы. В этой осенней хмари, как маячок радости. Пигалица стервозная.

– Не стоит. Обойдусь штатной программой. Хотел почувствовать, какого фига можно хотеть себя убивать.

Она фыркнула и сложила руки-веточки на груди.

– Дурак ты, командир. Кто ж так проверяет. В драках только больше жить хочется.

Вот, проклятие, развели мудрых машин.

***

Светлые локоны расползлись по бедрам и извиваются на красной простыне.

– Садись сверху.

Воронцов потянул девку за предплечье. И она послушно приподнялась, заползла на бедра. Тяжелые груди качались в такт судорожным вдохам, в ложбинке поблескивали капельки пота. Соски большие, как лениво расползшиеся чернильные пятна с бесстыдными шариками.

– Сделай так, чтобы я видел, – глухо бросил, помогая приподнять бедра.

Она откинулась. Чуть подрагивающие губы и вздернутый подбородок. Любимая картинка между развернутых ног. Но слишком нежно. Хочется жестче, быстрее, и он дернул девку на себя. Сжал зад и подбросил.

Они отчаянно совокуплялись. Шлепки становились громче. Звук возбуждал, как будто рядом кто-то есть и аплодирует похотливой гонке. Блондинка наклонилась, елозя по нему грудью. Сейчас, еще немного. Впился поцелуем в опухшие губы и кончил. Что ж, совсем не плохо. Куда лучше, чем уродец в чёрном на коленях.

И почему это создание неотступно лезет в голову и на изнанку век, стоит их прикрыть?

– Удовлетворил похоть?

Ха! Неуемный корабль тут как тут. Но открывать глаза не хотелось. На откинутой руке он ощущал голову светловолосой партнерши.

– Подглядывать нехорошо, девочка!

– Ты загружаешь мои программы, облепляешься волокном, я не могу не видеть тебя, разве что промолчать.

– Вот и молчи. Если твои комментарии понадобятся, я обращусь.

– Знаешь, когда ты не просто создаешь иллюзию, а подключаешь тело, я ловлю твое удовольствие. Щекочущий сбой показателей и краткий, рождающий хаос взрыв.

Воронцов открыл глаза. Наиль уже сидела на краю кровати и водила по его телу невесомой ручкой. Подходила бы раньше. На секс втроем. Имела бы его в мозг, пока он драл виртуальную блондинку.

– Убери цыплячьи лапки. Я пристрастился к имитациям людей. Могу и на тебя позариться.

– Вряд ли получится. Не смогу тебя и себя удовлетворить.

– Мозг – барьер удовольствию. Сама твоя расчетливая суть противоречит удовольствию.

– Вовсе нет. Мозг и есть удовольствие. И оно у меня бесконечное. Ему не нужно извергаться наружу.

Воронцов натянул на себя простыню. Блондинка приподнялась на локте, безмолвно участвуя в их разговоре. Загрузку Наиль не остановила.

– Вот объясни мне, такая умная, как я мог пожелать какого-то космического монстра. Любовался на его мятую рожу сверху.

Наиль утешающе провела ладонью по щеке. Потянулась острым носиком к уху.

– Ты преувеличиваешь мою способность объяснять людские странности. Но тебе он определенно нужен.

– Растворись в дальних пределах, Наиль. Пойди лучше поиграй с нашим гомункулом.

– Как прикажете, капитан. Только не пожалей потом.

***

Музыка влетала в Воронцова тысячей легких бабочек, делала невесомым, способным парить. Растворение лучше секса и драки. Оно превращает тебя в ноту размером с космос, дрожащую на струнах вселенной. Это ничто и все сразу. Мысли и сомнения не имеют никакого значения. Ничего не имеет, кроме музыки.

– Павел, представляешь, твой пленник пожаловался на жажду и выхлебал литр воды. Даже кофе запросил, видимо, по старой памяти.

Слова мешают звучать музыке внутри. Дергают за ниточки нервов.

– Кофе? М-м, эволюция – это хорошо. Значит, становится человеком.

– Не думаю. Скорее, более совершенной имитацией.

– Плевать.

– Не хочешь посмотреть на его поведение?

Ему есть на что посмотреть куда более прекрасное. Любимая фуга Ньюльсана на орбите нежно-голубой Земли. Паря в пространстве, он видел, как от планеты тянутся бутоны причудливых фантастических цветов. Следуя легкому дуновению музыки, они приоткрывают головки, бросая осторожные взгляды в черноту космоса. Сплетаются стеблями и тянутся к лениво открытому оку Луны. Чуть удивленному, но по-прежнему грустному. От Земли цветы растут к звездам, раскрашивают космос, дают мертвому дыхание и хрупкую остроту нот.

– Поведение… Зачем мне это?

– Я подкидывала ему разные предметы. Выпустила бродить по кораблю.

– Ты много себе позволяешь, Наиль.

– Развлекаюсь. Пока ты играешь сам с собой. И уже слишком долго играешь, заметь.

Времени для музыки не существует. Впрочем, как и для любого истинного наслаждения. Можно закрыть глаза и лететь на качелях глубоких аккордов, а можно любоваться тем, как Земля обрастает цветочной короной. Жизнь и пустота гармонично соединяются, переливаясь в воображаемых формах. Никакого значения не имеет странное существо в корабле

***

– Командир, вы отсутствуете уже неделю. Может, погрузить вас в сон? Или так и будете бродить по виртуальной реальности, пока не вернется дрон?

Голос резкий, совсем не девчачий, выбрасывает из медитации. Проклятье! Корабль им категорически недоволен. Музыка еще звучит, но пузырь блаженной невесомости лопается, и краски блекнут.

– Извини, Наиль. Отключай все. Возвращаюсь.

***

Водяной душ – это то, что сейчас нужно. Выходишь не такой хрустально чистый, как от ионного, но освежает по-настоящему. Химткань на взбодрившееся тело лепить не хотелось, проще накинуть халат.

Наиль ждала, взобравшись на спинку кресла. Решила сменить прическу и щеголяла коротко стриженой макушкой, совсем похожая на пацана. Брючки натянула узенькие, с какими-то финтифлюшками по бокам. Но выражение лица сосредоточенное, деловое, посередине каюты растянута голограмма. Бери управление, мол, командир. Воронцов нахмурил лоб и с полной серьезностью всмотрелся в данные.

Челнок висел у края звездной системы, позиционируя себя по квазарам. Черная дыра объедалась пустотой теперь очень и очень далеко от них. Маяки для дрона запускали по следам в обратный путь каждые тридцать земных часов. Наиль перешла на режим консервации, и свет звезд, наполняя паруса, стекал в кладовые. Беспокоиться следовало только о трех душах гомункула. Не заскучали ли?

– Как поживает наш гость?

– Пишет себе письма. И пытается разобраться, как мной управлять.

– Ничего себе я отстал!

Наиль подобрала ноги и покачала головой.

– Ну что ты, дорогой. Ты очень даже преуспел. Замочил девяноста двух соперников и больше сотни раз погиб сам. Оттрахал пару десятков девиц и прослушал бессчетное количество арий. Так что по шкале интенсивности обогнал нас так примерно на месяц.

– Ладно, кончай издеваться. Ты представляешь, как мне это выслушивать из уст малолетки. Расскажи лучше подробно, что было в мое отсутствие.

– Как ты рухнул в глубокую загрузку, денек было тихо. Существо, видимо, ждало, что ты к нему явишься. Слегка психовало, но без вредительства. Потом разоралось, требуя тебя к ноге. Пришлось вступить в диалог: бросила пару текстов, что капитан занят, управляет кораблем в режиме глубокого погружения. Соврала только наполовину. Сообщила, что заявленные потребности будут удовлетворяться. Оно всякое просило: выпивку, от которой не хмелело, девку, с которой я обломила, скафандр, чтобы по космосу прогуляться. Ну и Женю время от времени требовало.