Текст книги "Ангел тьмы"

Автор книги: Сидни Шелдон

Соавторы: Тилли Бэгшоу
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

Пробудившись от привычной апатии поразительным воздействием, произведенным на присяжных, особенно женщин, показаниями Софии Баста, Уильям стал агрессивным, явно намереваясь вцепиться добыче в горло.

– Мисс Баста, когда вы назывались чужими именами исключительно с целью выйти замуж и потом убивать беззащитных стариков…

– Протестую! – завопила Эллен Уоттс. – На каких основаниях, ваша честь? Она призналась в этом под присягой!

– Протест отклоняется. Можете закончить вопрос, мистер Бойс.

– Когда вы изменяли имена и внешность, это наверняка требовало немалой подготовки?

– Не понимаю.

– О, думаю, что понимаете. Перед каждым преступлением вам приходилось делать пластическую операцию и придумывать и заучивать новую биографию вашего персонажа. Практиковаться в произношении, находить место работы, заводить друзей. То есть создавать базу, на которой можно было бы устроить встречу с будущей мишенью, после чего приняться за обольщение.

Эллен снова вскочила.

– Я не услышала вопроса.

– Вот и вопрос. Сколько времени это требовало? Чтобы стать Анджелой, Трейси или остальными?

София поморщилась.

– Точно сказать не могу. Иногда месяцы. Иногда годы.

– Значит, вы проводили месяцы, а иногда годы, тренируясь, готовясь к следующему убийству?

– Все было не так.

– Да? И как же?

– Фрэнки увозил меня после… – Она замолчала.

– После убийства?

София кивнула.

– Предполагалось, что нам нужно навестить мою сестру. Мы собирались найти ее вместе. И каждый раз переезжали. Новые имена должны были означать новое начало. Они не были частью плана.

– Нет, были, мисс Баста. Скажите, когда вы встретили сэра Хейли, вы уже знали, что собираетесь выйти за него?

– За него вышла Трейси.

– Вы и были Трейси, мисс Баста. Знала ли «Трейси», что ее настоящий муж, Фрэнсис Манчини, намерен убить сэра Пирса?

– Я… не…

София в панике огляделась, словно лисенок, окруженный стаей разъяренных гончих. Мэтт Дейли стиснул подлокотники кресла. Оставьте ее в покое! Прекратите мучить!

– Знаете, мисс Баста! Прекрасно знаете! Трейси помогла Манчини пробраться в дом на Честер-сквер. Выключила сигнализацию, верно?

– Да, – прошептала София едва слышно. – Но вы не понимаете. Она не могла иначе. Пришлось. Фрэнки…

– Да-да, мы слышали, Фрэнки «заставил ее это сделать». Мисс Баста, разве неправда, что вы добровольно и активно участвовали во всех этих убийствах?

– Неправда.

– Что вы и Манчини вместе планировали убийства за несколько месяцев или даже лет?

– Я уже сказала, все было не так.

– Что больше всего возбуждало вас сексуально, мисс Баста? Фантазии, связанные с изнасилованием? Или возможность наблюдать зверские убийства невинных людей?

– Протест!

– Отклонен.

Судья просто любовался собой. Он долго ждал, пока обвинение заставит эту суку подергаться, и сейчас не собирался снимать ее с крючка.

– Отвечайте на вопрос, мисс Баста!

Впервые за все время София неожиданно позволила себе вспышку гнева.

– Я не возбуждалась, мистер Бойс! – крикнула она. – Меня насиловали и избивали. Заставляли выполнять желания извращенца! Он твердил, что, если я не выполню его приказания, он сделает то же самое с моей сестрой! Изнасилует, будет пытать и убьет! Если вы считаете, что это доставляло мне наслаждение, значит, безумны вы. Не я!

Эллен Уоттс схватилась за голову.

Уильям Бойс позволил себе легкую улыбку.

– Позвольте напомнить, мисс Баста, что у вас нет сестры. Но то, что вы употребили местоимение «я», – весьма ценно. Больше вопросов не имею.

Все посчитали, что проведенный Бойсом перекрестный допрос Софии Баста нанес непоправимый ущерб защите подсудимой. «Лос-Анджелес таймс» выразилась весьма недвусмысленно: «Впервые в истории криминальных процессов даже не слово, а одна буква имела такое сокрушительное воздействие на ход дела».

Одним яростным взрывом София развеяла все сомнения в своей виновности, так тщательно культивируемые защитником, показав жестокую реальность: расщепление личности у Ангела Смерти не что иное, как хитрая игра. Но если ее болезнь – притворство, не срежиссировано ли все это защитой?

Эллен Уоттс постаралась исправить неприятное впечатление, вызвав назначенного штатом тюремного психиатра, чтобы дать оценку психическому состоянию Софии. Доктор Люси Пеннино была хорошим психиатром, давшим однозначное заключение: Баста определенно страдает параноидальной шизофренией. Состояние ее, как у многих шизофреников, было цикличным, приступы начинались и заканчивались, и ее сознание сейчас, во время процесса, было более ясным, чем в моменты убийств, когда она не принимала стабилизирующих препаратов, как сейчас.

– Человек, страдающий подобным недугом, крайне подвержен постороннему влиянию – не важно, плохому или хорошему. Мэтью Дейли, например, имел весьма положительное воздействие на Софию в облике Лайзы Баринг. Во время моих встреч с мисс Баста она описывала их отношения как искреннюю любовь. Повстречай она мистера Дейли до первого убийства, а не после четвертого, я, как профессиональный психиатр, считаю, что никаких преступлений вообще бы не произошло.

Речь была прекрасной. И тем более трогательной, что Мэтт неприкрыто и не стыдясь плакал в инвалидном кресле. Но при взгляде на каменные лица присяжных стало ясно, что свидетельство мисс Пеннино немного запоздало.

Неудивительно, что заключительная речь судьи Муньеса была построена на контрастах черного и белого и звучала настолько жестко, насколько позволял закон.

– Вопрос не в том, господа присяжные, были ли София Баста и Фрэнсис Манчини несчастны в детстве. Кроме того, вы не обязаны спрашивать себя, имели ли обвиняемые психологические проблемы. Вам ни к чему понимать их мотивы, их отношения или что-то, происходящее в этих извращенных умах, кроме одного: убили ли они этих четверых предумышленно? Если вы считаете именно так, значит, необходимо их осудить. Мы уже знаем, что Фрэнсис Манчини и София Баста совершили страшные преступления и были пойманы в тот момент, когда пытались убить еще одного человека. Призываю вас понять: если бы их не схватили, мистера Айшега уже не было бы в живых. И несмотря на его страстные чувства к мисс Баста, правда заключается в том, что мистеру Дейли тоже повезло выйти из всего этого живым. Если бы благодаря редкостной решимости директора Магуайра они не были пойманы, убийства продолжались бы, возможно, еще десять лет. Еще больше невинных мужчин распростились бы с жизнью при невообразимо кошмарных обстоятельствах, преданные и зарезанные женщиной, которую любили, и считавшие, что их любовь взаимна. Суд не услышал убедительных слов раскаяния от обоих ответчиков.

Здесь очень много говорили об их психическом состоянии, особенно о состоянии мисс Баста. В свете вышесказанного я обязан напомнить, что с точки зрения закона нет никакой разницы, считала ли она себя кем-то другим в то время, когда намеревалась убить очередного мужа. То же самое относится к мистеру Манчини. Если вы уверены, что такое намерение было, вы должны осудить преступников. А теперь можете удалиться для вынесения приговора. Всем встать.

Как только обвиняемых увели, публика начала расходиться. Дэнни обратился к Дэвиду и Мэтту:

– Могу я пригласить вас на ленч?

Айшег выглядел усталым, а белый как простыня Мэтт – тяжело больным. Его трясло, как в лихорадке.

– Нужно убираться с Беверли-Хиллз, пока не налетели репортеры.

– Спасибо, но не могу, – покачал головой Дэвид, собирая записи и засовывая в портфель. – Сегодня вечером лечу в Индию.

– До вынесения приговора? – изумился Мэтт.

– Ничего не поделаешь. Присяжные могут заседать не один день, а мне нужно вести дела.

– Вы действительно считаете, что они могут заседать несколько дней? – с надеждой спросил Мэтт. – То есть они ни в чем не уверены?

– Думаю, они абсолютно уверены, – вздохнул Дэвид. – Но им нужно совершить необходимые действия, чтобы взвесить все доказательства, вот и все. На одни замечания Бойса может уйти неделя!

Он пожал руку Магуайра, изо всех сил стараясь сдержать эмоции.

– Спасибо. Муньес сказал правду. Если бы не вы, я уже был бы мертв.

– Не за что. Уверены, что не хотите остаться на ленч?

– Абсолютно. До свидания, Мэтт. Удачи.

Дэвид вышел из здания суда, сел в ожидавший его лимузин с тонированными стеклами, при этом растолкав выкрикивавших вопросы репортеров, напоминавших гигантский рой оводов.

Мэтт Дейли ошеломленно смотрел ему вслед. Дэнни прекрасно знал это выражение после многочисленных встреч с жертвами жестоких преступлений. Мэтт был в шоке. Суд и стрессовая ситуация почти доконали его.

Дэнни стал толкать кресло к служебному, предназначенному только для полиции выходу.

– Пойдем, приятель. Я должен вытащить тебя отсюда.

Они поели в крохотной еврейской закусочной на Силверлейк, находящейся всего в шести милях от здания суда, но в целом мире – от мыльной оперы под названием «Азраил». Дэнни заказал сандвич с жареной говяжьей грудинкой и куриный суп с лапшой для Мэтта, а также кружку горячего сладкого кофе.

– Они хотят казнить ее, верно?

Дэнни отложил сандвич:

– Возможно. Да. Мне очень жаль, Мэтт.

– Это я виноват. – Слезы вновь заструились по щекам Мэтта, капая в суп. – Не начни я писать этот идиотский сценарий, не обратись к тебе, ее никогда бы не нашли.

– Неужели ты это всерьез? – ахнул Дэнни. – Если бы не ты, умирали бы люди. Ни в чем не повинные люди. Эту женщину нужно было остановить.

– Я мог бы это сделать. Ты слышал психиатра. Если бы мы с Лайзой ускользнули, как планировали, если бы добрались до Марокко и исчезли, Фрэнки не смог бы убивать без нее, а она и мухи не обидела бы, если бы не он.

– Может, так. А может, и нет. Вспомни, ты понятия не имел, что Лайза замешана в этих убийствах. Интересно, как бы ты отреагировал, если бы знал?

Мэтт не колебался.

– Я бы простил ее. Я бы понял.

– Она убила твоего отца, Мэтт. Поэтому ты и занялся этим делом. Эндрю Джейкс не заслужил такой смерти. Помнишь? Никто не заслуживает подобной смерти.

– Нет, – упрямо бросил Мэтт. – Это Манчини убил моего отца. Лайза запуталась. Она считала, что защищает сестру. И никогда не хотела, чтобы это произошло.

Очевидно, в уговорах не было смысла. Он не собирался убеждать Мэтта, да и сама эта тема болезненно волновала беднягу, а ведь именно этого Дэнни надеялся избежать, когда повез его на ленч. Поэтому он заговорил о другом:

– Как Клер?

– Хорошо. Только, полагаю, устала меня терпеть. Нелегко жить с братом-калекой, если у тебя двое детей и муж, о которых нужно заботиться.

– Она готова сделать для тебя все, – заметил Дэнни. – Даже я это вижу. Ты счастливчик.

«Да, счастливчик. Это как раз обо мне», – подумал Мэтт.

– Она считает, что мне необходим психотерапевт.

– А как считаешь ты?

– Какая разница? – пожал плечами Мэтт. – Если Лайза… если они…

Он задохнулся, не в силах продолжать, но Дэнни домыслил остальное. Если они казнят Софию, ему незачем будет жить.

Присяжные могли этого не знать, но они выносили приговор не двоим, а троим.

– Может, тебе следует вернуться к работе, Мэтт? Сделать этот чертов документальный фильм! Ведь у тебя достаточно материала, никто не изучил это дело лучше тебя. Сейчас люди умирают от желания узнать подробности. Ты можешь сделать целое состояние.

– Мне не нужно состояние, – искренне ответил Мэтт. – Не нужно, если я не могу купить Лайзе свободу.

– Ты ведь хочешь рассказать правду, верно?

– О чем ты?

– Ты хочешь, чтобы люди знали, что произошло на самом деле? Лучшим способом будет снять кино. Донести истину до сознания миллионов людей. Таким образом ты сумеешь ей помочь.

Впервые на лице Мэтта появилось нечто вроде надежды. Его долг – рассказать правду о Лайзе. Обо всех. Хотел Дэнни того или нет, но сейчас он бросил ему спасательный круг.

В этот момент зазвонил мобильный Дэнни. Это был Лу Ангеласто, старый приятель еще по службе в ЛАПД.

– Что у тебя, Лу? Я только что вышел на ленч со своим другом. Можно я перезвоню в десять?

Мэтт наблюдал, как удивление на лице Магуайра поочередно сменялось недоверием и паникой.

– Мы ни за что не успеем. Силверлейк… Может, пришлешь машину? Да, буду крайне благодарен. – Скороговоркой сообщив адрес закусочной, Дэнни отсоединился.

– Все в порядке? – спросил Мэтт.

– Вроде бы… нет… не совсем. – Дэнни вытащил две двадцатки, уронил их на стол и поспешно встал. – Присяжные уже вернулись. С приговором.

В комнате 306 царил настоящий хаос. Люди сражались за лучшие места. Телеоператоры дрались за доступ к предназначенной для журналистов галерее, используя тяжелые камеры в качестве оружия. Многие уже покинули знание суда, поскольку никто не ожидал такого скорого приговора. Но когда пришло известие, что жюри вот-вот вернется и судья Муньес через несколько минут объявит начало заседания, все помчались назад, на Беверли-Хиллз, нажимая на клаксоны, как нетерпеливые гонщики. Уже через четверть часа Бертон-уэй был забит, как шоссе 405 в час пик. Даже на тротуарах толпился народ, собравшийся вокруг двух гигантских выносных экранов, на которые должна была транслироваться процедура вынесения приговора.

Для дела международного масштаба было удивительно, как быстро жители города «присвоили» себе ответчиков, считая Софию Баста и Фрэнки Манчини чуть ли не своими. Всем вдруг стал небезразличен и Эндрю Джейкс, богатый престарелый арт-дилер, первая жертва убийц. Ведь все началось в Лос-Анджелесе. Со времен процесса над Оренталом Симпсоном, бывшим профессиональным игроком в американский футбол, обвиненным в убийстве жены и ее любовника, внимание всего мира никогда не было так безраздельно приковано к системе правосудия этого города. Для жителей было крайне важно, чтобы виновные понесли заслуженное наказание. Хотя толпа не требовала крови открыто, ее настроение было мрачно-выжидающим. Все знали, что Судья Ужас испытывал наслаждение, вынося смертные приговоры. Но сегодня город был на его стороне.

Мэтт Дейли вцепился в поручень в кабине патрульной машины. Над головой завывала сирена. Мигалка бросала сине-белые отблески, пока автомобиль мчался к зданию суда. Мэтт пытался вдохнуть побольше воздуха.

– Ждать осталось недолго, – ободрил его Дэнни, видя, как водители остальных машин неохотно уступают им дорогу. – Думаю, мы успеем.

Муньес величественно вплыл в зал суда. Все присутствующие встали. Подойдя к судейскому креслу, он для пущего эффекта помедлил, как король, обозревающий свои владения. Адвокаты находились на местах.

Уильям Бойс, который едва не уморил их своими пространными скучными речами, но чей перекрестный допрос изменил течение процесса, тоже был здесь.

Алвин Дюбре, защитник Манчини, этот валявший дурака старый шут, сказал меньше других, но возможно, добился для своего клиента большего снисхождения, заставив его молчать и позволив Софии Баста самой сплести себе веревку.

Эллен Уоттс, красавица и умница, но оказалась, однако, слишком неопытной, чтобы обуздать свою клиентку. Уоттс пришлось труднее всего, когда она пыталась выставить злобную убийцу жертвой, умную интриганку – несчастной шизофреничкой, а распущенную садомазохистку – маленькой растерянной девочкой. И она бы добилась своего, если бы София Баста ее не переиграла.

Слева стояли обвиняемые. Манчини выглядел, как всегда, воплощением зла и законченным психопатом. София Баста казалась непроницаемой. Она смотрела перед собой, вытянув руки по швам. Лицо ее было абсолютно пустым. На нем не было ни нервозности, ни надежды, ни гнева, ни нетерпения, ни отчаяния – ничего. Она казалась чистой грифельной доской, готовая смириться со следующей главой своей ужасной жизни, которую писали за нее. И на этот раз, с небольшой помощью присяжных, автором будет судья Федерико Муньес.

Эта глава станет последней.

Справа от Муньеса в первом ряду пустовали три места. Отсутствовали Дэвид Айшег, Мэтт Дейли и Дэнни Магуайр.

«Черт», – подумал Муньес. Знай он… нашел бы предлог, чтобы заставить трех основных персонажей драмы присутствовать при ее завершении. Но уже поздно.

Наконец судья сел, и все с готовностью последовали его примеру, опускаясь на стулья и вытягивая шеи, чтобы лучше видеть Баста и Манчини.

В комнату гуськом вошли присяжные.

У барьера, наспех возведенного перед зданием суда, водитель спорил с охранником.

– То есть как это «больше никаких машин»? Это помощник директора Интерпола Дэнни Магуайр! У него полный допуск на все судебные заседания!

– Ничего не знаю, – проворчал охранник. – У меня приказ. После начала заседания ни одна машина не въедет и не выедет отсюда.

Дэнни, не выдержав, вышел из машины и, приблизив лицо к физиономии охранника, так что ощутил чесночный запах из его рта, отчеканил:

– Либо вы немедленно отодвинете барьер и дадите нам проехать, либо я лично прослежу, чтобы вас не только уволили, но и чтобы вы больше никогда не нашли другой работы в этом городе. Но если считаете, что я лгу, можете нас развернуть. У вас есть ровно три секунды, чтобы принять решение. Один, два…

Охранник, заметивший стальной блеск в глазах Дэнни, понял, как следует поступить.

– Мистер председатель, вы вынесли вердикт?

Тяжеловесный немолодой афроамериканец торжественно кивнул:

– Да, ваша честь.

– Единогласный вердикт?

– Да, ваша честь.

Собравшаяся на улице толпа уставилась на гигантские плазменные экраны. Царила полная тишина. На одном стоял председатель жюри, за спиной которого сидели присяжные. Все выглядели мрачно-торжественными, как и следовало в подобных случаях.

На другом два ответчика, находившиеся всего в нескольких футах друг от друга, выглядели такими обособленными, как могли быть только совершенно чужие люди. Невозможно представить, что эти двое были знакомы с детства и, мало того, двенадцать лет составляли одну преступную команду. Что они были женаты…

– Итак, вы вынесли вердикт?

– Да, ваша честь.

Дэнни Магуайр, пыхтя, бежал по коридору, толкая перед собой тяжелую коляску с Мэттом. Двойные двери комнаты 306 маячили впереди, как врата рая. Или ада.

– Простите, сэр, – начал было полицейский, – но заседание уже началось. Судья Муньес… – Он осекся, увидев жетон Интерпола. – Заходите, сэр. Но я не могу пропустить вашего друга.

Дэнни, проигнорировав его, снова повез Мэтта дальше. В зале тоже стояла тишина, и неожиданный шум привлек общее внимание: все головы повернулись в их сторону. Но только один взгляд ошеломил Дейли. Впервые с начала процесса она смотрела на него. Только на него.

– Лайза, – прошептал он одними губами.

Она улыбнулась.

– По убийству с особой жестокостью Эндрю Джейкса: признали ли вы виновным Фрэнсиса Манчини? – спросил судья.

– Виновен.

Слово прогремело, как выстрел.

– А второго ответчика, Софию Баста?

Выдох председателя жюри длился целую вечность.

– Невиновна.

Изумленные восклицания публики, казалось, были слышны по всему миру.

Собравшиеся на Бертон-уэй вопили так громко, что слабые отзвуки были слышны даже сквозь толстые стены здания суда. Едва операторы поняли, что происходит, как все объективы нацелились на лицо Софии. Но если она в какую-то долю секунды и отреагировала на слова председателя, сейчас всякое выражение словно стерли, заменив обычной безмятежной пустотой. Мэтт закрыл глаза и обмяк, словно его ударили под дых. Даже Муньесу, знаменитому Судье Ужасу, потребовалось некоторое время, чтобы взять себя в руки.

– Мы считаем второго ответчика, Софию Баста, невиновной вследствие ограниченной ответственности ввиду признания подсудимой психически нездоровой.

Судья Муньес откашлялся.

– В деле сэра Пирса Хенли…

«Виновен. Невиновна. Ограниченная ответственность».

То же самое было и в делах других жертв. Правда, оба ответчика были признаны виновными в покушении на Дэвида Айшега.

Атмосфера всеобщего изумления была почти физически ощутимой. Даже обычно невозмутимый Манчини был явно потрясен. Его оливковая кожа посерела. Брат сэра Хенли качал головой и постукивал пальцем по слуховому аппарату, словно полагая, что неверно расслышал приговор. Бывшие приятельницы Баринга ударились в слезы, а с галереи неслись протестующие вопли.

Но Дэнни не мог разделить их возмущение. Говоря по правде, он ощущал глубочайший покой.

София останется за решеткой. Никто больше не умрет от рук Азраила, не падет жертвой его извращенной жажды мести. Но прелестную Анджелу Джейкс, которой она была когда-то, пощадит игла палача.

Может, это и не истинное правосудие. Но это конец. Дэнни Магуайр наконец-то свободен.

Глава 35

Четыре года спустя

– Простите, сэр, но у вас нет пропуска. Я не могу вас впустить. – Как ни странно, но охранник в больнице «Алтасито» действительно смотрел на него с сочувствием.

Работа была на редкость тяжелой. Приходилось охранять пациенток единственной психиатрической женской тюрьмы штата Калифорния, и очень немногие из скудно оплачиваемых сотрудников больницы отличались таким качеством, как сочувствие. Охранник в свои шестьдесят с хвостиком выглядел гораздо старше. Обветренная кожа была морщинистой, как берега пересохшей реки в засуху. Но в его взгляде, устремленном на тощего светловолосого мужчину, опиравшегося на палку, светилась доброта. Они стояли у ворот больницы, и незнакомец, похоже, не собирался отступать.

Охранник видел этого человека не впервые. И даже не во второй, третий или четвертый раз. Каждый месяц в день посещений, он приезжал с вежливой просьбой повидать самую знаменитую пациентку больницы. Но та из месяца в месяц упорно отказывалась принимать посетителей.

Обвиняемая, которой непостижимым образом удалось избежать смертного приговора, Ангел Смерти, как она все еще именовалась в прессе, наслаждалась относительно спокойной жизнью в больнице, хотя эта жизнь проходила за решеткой и под толстой завесой секретности. У нее была своя комната с видом на ухоженные сады и расстилавшуюся за ними пустыню Мохаве.

Дни походили один на другой, но это однообразие не было утомительным. Время делилось между работой, физическими упражнениями, отдыхом и лечением у психиатра, включавшим самые разнообразные методики – от гипноза до групповой психотерапии.

К сожалению, Мэтт Дейли ничего этого не знал. И постоянно тревожился за Лайзу – для него она навсегда останется Лайзой, – опасаясь, что она из-за своей печальной известности подвергается издевательствам и побоям со стороны других заключенных. Мэтт отправил десятки электронных писем главному психиатру больницы, умоляя сообщить о ее состоянии. Ест ли она? Мучает ли ее депрессия? Могут ли они подтвердить, что передают ей письма, которые Мэтт с благоговением писал каждое воскресенье, рассказывая о своей жизни и всемирном успехе его известного, но вызвавшего неоднозначные оценки документального фильма «Азраил. Тайны и ложь», – письма, на которые он пока не получил ни одного ответа. Да и знает ли она вообще, что он пытается с ней связаться? Что у нее есть друг, который не покинул ее в самый тяжелый час?

Ответные е-мейлы всегда были одинаковыми – вежливыми, краткими и откровенными. Мэтт Дейли не является родственником и не имеет права на информацию о пациенте, если только пациент не попросит ее сообщить. София Баста такого желания не выражала.

– Я точно знаю: если она увидит меня, сразу передумает, – в сотый раз повторил Мэтт. – Если вы пустите меня в комнату для посетителей, всего на несколько минут… Я приехал издалека.

– И я очень это ценю, сэр. Но, боюсь, вам придется вернуться домой.

София перечитала письмо, с нежностью погладила бумагу, думая о руках Мэтта, которые касались ее краев так же бережно, как когда-то касались ее. Письмо начиналось так же, как остальные.

«Дорогая Лайза…»

Ее любимые слова. Это имя создано для нее. Когда она читала письма Мэтта, когда думала о нем, всегда была Лайзой. А Лайза – лучшая ее часть. Она подумывала о том, чтобы официально сменить имя после суда. Лайза. Лайза Дейли! Как чудесно звучит!

Но по мере того как проходили недели и реальность приговора все больше входила в ее сознание, – ее могли приукрашивать как угодно, называя тюрьму больницей, а наказание лечением, но все же это была жизнь без помилования и прощения, – она передумала. Какой смысл в новом имени? Второго шанса начать все сначала ей не дадут. Это конец.

Но не для Мэтта. Для Мэтта есть шанс. У него есть будущее. Кто она такая, чтобы уничтожить все это, дав ему надежду? Заставив его хоть на мгновение подумать, что все еще можно вернуть… Мэтту – жить, Лайзе – умирать. Вот и все.

Ей было очень трудно смириться с действительностью. Отделить реальность от фантазии. Она так долго жила ложью! Хотя пыталась не лгать Мэтту. Когда она призналась, что любит его, это было правдой. Если бы она встретилась с ним раньше, гораздо раньше, до Фрэнки и книги, до Софии Баста, до того, как потеряла всякое представление о том, кто она на самом деле, все могло бы сложиться иначе. Но теперь она до конца жизни будет заперта в клетке, как животное, окружена оградой, по которой пропущен электрический ток, и бескрайней пустыней. Письма Мэтта значили для нее все. Но ее долг перед ним – не отвечать на них. Отпустить его.

Она продолжала читать:

«Не знаю, милая, получаешь ли ты мои письма. Думаю, что сейчас пишу их не только для тебя, но и для себя. И не могу остановиться. Не остановлюсь, пока ты не узнаешь, что я люблю тебя, что прощаю тебя, что никогда не предам тебя, сколько бы раз охранники ни заворачивали меня у ворот больницы».

Ее тронуло, что он писал «охранники», а не «ты». Милый Мэтт. Он все еще готов отпустить ей любой грех.

«Не могу вынести мысль о том, что ты оказалась в этом ужасном месте. Пожалуйста, дорогая, если с тобой дурно обращаются, дай кому-нибудь знать. Если не мне, то своему адвокату или губернатору. Даже Дэнни Магуайр сумеет помочь».

Дэнни Магуайр. Забавно, что каждый раз, думая о Мэтте, она чувствовала себя Лайзой, а вспоминая Дэнни, становилась Анджелой Джейкс. Бедная Анджела! Такая прекрасная, такая молодая. Она первой подверглась насилию. Первой пострадала. К тому времени как София поочередно становилась Трейси, Ириной и даже Лайзой, она ожесточилась. Стала сильной. Закаленной пережитыми кошмарами и нечувствительной к боли. Но Дэнни знал ее в самом начале, когда она еще была уязвимой, тонкокожей. Он знал Анджелу и, как подозревала София, по-своему любил ее. Прочитав его имя, написанное четким наклонным почерком Мэтта, она ощутила нечто вроде ностальгии.

Возможно, следует послать Мэтту сообщение, дать знать, что с ней все в порядке. Если не считать потери свободы, больничный распорядок вполне устраивал Софию. Проведя полжизни в казенных заведениях, а другую половину – в постоянном бегстве, не только от полиции, но и от собственных демонов, в больнице «Алтасито» она обнаружила, что ее дни были приятно предсказуемы, и находила больничную рутину утешительной.

Что же до приставаний других пациенток, все было как раз наоборот. В той, прошлой жизни женщины слишком завидовали ее красоте, чтобы ценить с эстетической точки зрения. Но здесь, где не было мужчин, если не считать охраны и санитаров, и почти никакой красоты в какой-либо форме, красота Софии стала верной дорогой к популярности. Женщины хотели с ней дружить, несмотря на ее отчужденность. Она предпочитала есть отдельно и отказывалась от всех общих мероприятий – от просмотров кинофильмов до спортивных соревнований. Но каждый раз, когда она выходила из комнаты, ее провожали восхищенные взгляды. Иногда в них читалась откровенная похоть, но в отличие от тюрем в больнице было не так много активных лесбиянок, и София никогда не чувствовала угрозы.

Ее преимуществом была не только красота. Без всяких усилий или желания выделиться София стала в больнице кем-то вроде знаменитости. Многие только что не поклонялись ей, считая жертв Азраила грязными старикашками, подло бросившими детей и жен и получившими то, что им причиталось. София, однако, старалась не поощрять подобные речи. Недаром ее до сих пор мучили кошмары, в которых она видела сцены убийств. Любые разговоры о них могли привести к острым паническим атакам. Единственной частью прошлого, которой она все еще дорожила, был Мэтт Дейли.

– Сегодня он снова приходил. – Голос санитара вернул ее к действительности. Она неохотно подняла глаза. – Вы все еще не хотите видеть его?

София покачала головой.

– Я устала. Хочу спать.

Санитар вышел, но продолжал наблюдать за ней в стеклянное окно на двери.

Она легла на койку и закрыла глаза.

Возможно ли, чтобы женщина с каждым днем становилась все красивее?

Санитара звали Карлос Эрнандес. Он был одним из немногих мужчин в штате больницы, и приятели в Фресно издевались над ним, утверждая, что он нашел работу своей мечты.

– Добро пожаловать в «Алтасито», – подшучивали они. – Население – две тысячи. Тысяча девятьсот девяносто девять тронувшихся сучек и ты!

Но на самом деле Карлос был ужасно одинок. Более, чем когда-либо. Да, он был окружен женщинами. Но среди них не было ни одной, с кем бы он хотел познакомиться поближе, не говоря уже о дружбе или более серьезных отношениях. О пациентках, разумеется, речи не шло, средний возраст санитарок был не менее сорока двух лет, а средний вес – около ста восьмидесяти фунтов. Не совсем то, что нужно. Для заведения, в котором жили две тысячи женщин, здесь было на удивление мало красоток. «Вода, вода повсюду, напиться невозможно».

Но София Баста… была исключением, которое подтверждает правило. Аномалия. Чудо природы. Ей было сорок с лишним, если верить свидетельству о рождении, но выглядела она лет на десять моложе и бесконечно желаннее, чем любая женщина из тех, которых знал и с которыми встречался Эрнандес. Гладкая кожа, совершенные черты лица, гибкое стройное тело – всего этого было более чем достаточно, чтобы воспламенить фантазии молодого санитара. Но София оставалась выше всего этого. Сохраняла внутреннее спокойствие. Излучала свет доброты. Конечно, Карлос знал о ее умственной болезни. Убери лекарства, и она мгновенно сломается, вновь превратившись в безумную и крайне опасную, способную на убийство психопатку. Но поверить этому было трудно, тем более что стоило заговорить с ней, и София казалась самым разумным, прелестным и нежным созданием на земле.

Он увидел, как трясутся ее плечи. И хотя это было нарушением правил, он ничего не мог с собой поделать. Проскользнув в палату, он сел на койку.

– Не плачьте, – сочувственно пробормотал он. – Вам вовсе не обязательно видеть кого-то, если вы не хотите. Многие пациентки не хотят никаких внешних контактов.

София повернулась и взглянула на него восхитительными глазами цвета расплавленного шоколада. Желудок Карлоса перевернулся, как оладья на сковороде.

– Разве со временем не становится легче?

Нет. С каждым днем, с каждым часом, с каждой минутой обстановка становилась все более удушливой и угнетающей.