Текст книги "Роща Черного Единорога (СИ)"

Автор книги: Сиара Каминская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Глава 9

Я сижу в темной кладовой. Точнее, лежу. Сидеть я уже не могу. Ирмис притащила меня в этот чуланчик с паутиной в углах и высекла. Так меня еще никогда не били... Потом она ушла – и закрыла меня здесь.

Я лежу на голом каменном полу и уныло мурлычу себе под нос какую-то грустную песенку. Слов я не помню, но сама мелодия крепко засела у меня в голове и вертится там, как надоедливая муха.

Я думаю. Думаю обо всем, что случилось со мной за это время. Думаю, и понимаю, что все больше и больше я ненавижу это место...

Я не знаю, сколько просидела там, в пыльном, темном и тесном чулане, занятая своими мыслями. Очнулась я только тогда, когда услышала за стеной голоса...

Что я стала делать потом? Разумеется, я подошла к стене и приложила к ней ухо, стараясь услышать побольше. А как же иначе?

Без сомнения, я очень воспитанная девочка...

Разговаривали двое – Ирмис и Чародей. И это обстоятельство окончательно убедило меня в том, что подслушивать не только можно, но и нужно...

– Тебе почудилось. Я, например, не почувствовала ничего ... – в голосе Ирмис звенела сталь.

"Конечно, ты никогда ничего не чувствуешь... Даже когда ты на булавку села – и то не сразу почувствовала" – подумала я и тихо фыркнула.

– Говорю тебе, он был. Всплеск магической силы... Довольно слабой. Кто-то из наших подопечных имеет магический дар.

– Это конец всему... – растерянность и страх Ирмис были отчетливо слышны даже мне.

Ага, она напугана! Отлично...

– Ну почему же сразу – конец? Нужно только вычислить потенциальную носительницу магического дара, и наблюдать за ней получше. Не думаю, что девочка в совершенстве владеет своей магией, иначе она бы давно воспользовалась ею, чтобы сбежать отсюда. Возможно, она вообще о ней не знает.

Ненадолго наступила тишина.

– Меня не только это беспокоит... Все Служительницы были тщательно отобраны и проверены перед своим появлением здесь. Я или ты не могли не заметить магического дара. Так, может быть, произошла ошибка? Мы схватили не ту девочку?

И опять тишина.

– Что ты молчишь?

Тишина.

– Велимир... – в голосе Ирмис прорезалась сталь. – Я надеюсь, ты ничего не скрываешь от меня?

Тишина.

Я торжествовала!

Во-первых, я узнала, как его зовут. Велимир. И мне кажется, что я уже где-то слышала это имя...

Во-вторых, я почувствовала страх Чародея. Он боялся. Боялся Ирмис. Странно, я думала, что он здесь – главный, но, видимо, я ошиблась.

В-третьих, оказывается, среди Служительниц есть девочка-волшебница. Это хорошо, потому что это дает нам всем шанс спастись. Нужно обнаружить эту девочку раньше них – и не дать им добраться до нее. Потом подождать, пока силы ее возрастут, и...

– Нет, – возразил Чародей. – Я ничего не скрываю от тебя.

– Ну смотри, – теперь голос Ирмис излучал угрозу. – Если я узнаю, что ты за моей спиной ...

Я фыркнула. Эта женщина отчитывала Чародея, словно провинившегося мальчишку!

Приятно, когда твоего врага унижают при тебе... Даже если он об этом и не знает.

– Где Сара? – разговор постепенно перешел на меня.

– В кладовке сидит, где же еще, – фыркнула Ирмис. – У нас были разные жертвы, но эта... Она позволяет себе слишком много.

– Займись ею.

– Непременно.

Я опять впала в уныние.Мне не понравилось, что нас назвали "жертвами" – это наводило на определенные мысли. К тому же, обещание "заняться мною" делало мое будущее не слишком радужным.

Голоса постепенно затихали, удаляясь... Кажется, они ушли.

Тогда я поудобнее уселась на прежнее место и принялась обдумывать все услышанное. Больше всего меня занимала мысль о девочке-волшебнице...

А вдруг, это – я? Я даже зажмурилась от такой перспективы. А если это и правда я? Ну, тогда берегитесь...

Я встала, зажмурилась и представила себе... огромный торт. Ну, а что еще может представить себе голодная девочка, если ее оставили без обеда и без ужина?

Я открыла глаза. Торта не было.

Тогда я зажмурилась еще раз... Перед моим мысленным взором появился пушистый милый котенок с розовым бантиком на шее.

Увы, когда я открыла глаза, котенка тоже не было.

Обиженная на весь мир, я с размаху плюхнулась на пол, и тут же вскочила, взвыв и схватившись за свою пятую точку (я совсем забыла, что меня недавно высекли, причем очень больно).

Я аккуратно опустилась на корточки и уткнулась носом в стенку. Стенка была вся в пыли, и по ней ползал симпатичный миленький паучок. Недолго думая, я послюнявила палец и нарисовала на стене страшную бронтозябру: с хвостиком, ножками, рожками, копытцами и огро-омной пастью...

Моя бронтозябра мне очень понравилась, но больше всего мне понравился паучок – он был жирненький, черненький и с восемью длинными мохнатыми лапками ... Я подумала, что если поймать его и потом посадить Ларе на голову, то будет очень весело. Или лучше Чародею в карман?

В общем, я погналась за паучком, пытаясь его схватить. Он был очень юркий, и никак не хотел даваться в руки. Тогда я очень разозлилась и чуть не стукнула по стене кулаком, но сдержалась ( иначе от паучка и мокрого места не осталось бы).

А потом я совсем про него забыла, потому что внезапно услышала за спиной очень странный звук – не то шелест, не то скрежет...

Я обернулась – и увидела мою бронтозябру, радостно скачущую по полу.

– ААААААА! – заверещала я.

Глава 10

Я вопила что есть мочи, пока на мои завывания не прибежала Ирмис. Бронтозябра к тому времени уже успела растаять в воздухе.

– Что ты орешь? – рявкнула надзирательница.

– Чудовище! Аааа!... – я опять зашлась диким, истошным воплем.

– Замолчи сейчас же! – Ирмис тщетно пыталась перекричать меня.

– Но оно тут было, – возразила я, перестав реветь.

– Не выдумывай. Отправляйся к остальным, – надзирательница схватила меня за руку и потащила в комнату.

На тот случай она внимания не обратила – очевидно, списала все на детскую боязнь темноты. Но я точно знала, что видела.

И у меня было только два варианта – либо я и впрямь владею каким-то даром, либо я просто сошла с ума. Увы, второй вариант казался более вероятным...

– Ты чего орала, будто тебя резали? – навстречу мне выбежала Лара. – Даже здесь слышно было!

– Да так, – буркнула я.

Даже близкой подруге я не решилась рассказать о том, что произошло. Кому ж приятно признаваться в том, что ты свихнулась?

***

Следующий день начался на удивление тихо. Мы сидели в комнате, как мышки, и даже нос боялись высунуть наружу. Наши тюремщики сегодня тоже решили оставить нас в покое.

Мора заболела. Вообще-то, она была довольно хрупкой девушкой, и постоянно подхватывала то простуду, то еще что-нибудь.

Но сегодня было что-то особенное ...

Уже с утра Море стало плохо. Ее вырвало. Потом у нее поднялась температура, и девушка без чувств свалилась на пол.

Решив, что это может быть что-то заразное, Ирмис распорядилась, чтобы Мору перевели в другую комнату, и приставила к ней служанку, которая кое-что понимала в целительстве. Служанка не отходила от Моры ни на шаг, но лучше девушке не становилось.

Я сидела в углу, царапала на стене какую-то рожицу ( если честно, пыталась ее оживить). И думала про Мору.

Я не особенно дружила с ней. Нет, мы не враждовали. Просто Мора была очень замкнутой и никогда не делилась с другими Служительницами своими мыслями, эмоциями и переживаниями.

А еще она была очень странной девушкой. Я заметила, что синяков и ссадин на коже у нее было больше всех – хотя не видела, чтобы ее когда-нибудь наказывали. Если честно, и наказывать-то ее было не за что -Мора была очень тихой девушкой и держалась в стороне от всяких историй и сомнительных приключений ( не то что мы с Ларой). Но тем не менее, синяки у нее появлялись регулярно.

А еще я заметила, что она часто плачет по ночам.

В общем, я сочувствовала Море – хотя толком и не знала ее.

Но сидеть в углу моей деятельной натуре скоро надоело. Я вылезла оттуда, взобралась на стол, на котором мы обычно занимались рукоделием и, болтая ногами, попыталась в последний раз разобраться с тем странным случаем, который произошел со мной в чулане.

Ну что ж... Если у меня и в этот раз ничего не получится – значит я точно сошла с ума.

И вы не поверите! У меня получилось.

Сначала меня охватило очень странное ощущение. Это было немного похоже на тревогу, или какое-то волнение, или на то чувство, когда тебе резко становится дурно: в глазах плавают рябые мушки, стены кружатся и земля уходит куда-то вниз...

А потом, когда все постепенно стало утихать, я заметила стакан с водой, стоявший возле меня на столе. Теперь этот стакан медленно, но верно отодвигался от меня к краю стола.

Поймать сосуд я не успела – он упал и с легким звоном разлетелся на куски.

– Ты бы еще побольше ногами махала, Сара,– недовольно заметила подруга, на которую выплеснулось немного воды. – Влетит нам за это ...

– Не влетит, – отозвалась я. Шустренько сгребла осколки и выкинула их за окошко. А потом вытерла собственным подолом лужу на полу.

Нет улик – нет преступления.

А потом я взгромоздилась обратно на стол и задумалась...

Стало быть, это и вправду так. Я владею даром. Вот только что именно нужно делать, чтобы заставить магические силы действовать, я пока не понимала.

Глава 11

В высокое стрельчатое окно сочатся рассеянные лучи январского солнца, с трудом проникающие сквозь тучи, плотно занавесившие небо. Дневного света не хватает, а тонкие восковые свечи, быстро оплывающие и гнущиеся от пляшущего огонька, нам велено беречь, и оттого приходится подносить иглу и скользкую ткань к самому лицу. Длинная стальная соломинка оставляет на прямоугольном лоскуте весьма заметные проколы. До чего я ненавижу шелк! Грубо натканное полотно, из которого сшито мое платье, гораздо практичнее и удобнее; по крайней мере, с ним возится было бы легче; но всем нам, Служительницам, раздали именно такую материю – хрупкую, непрочную, скользящую – и велели шить, хотя никто не умеет делать это толком. Старшая наша, Ора, то и дело подходит к каждой из нас и поправляет работу. Хуже всех получается у меня.

Напротив меня сидит Мора. Ее брови хмурятся, в тонких пальцах снует игла, глаза низко опущены, а под глазами синеватая обводка. Волосы мягкими, чуть шелестящими на свежем сквозняке прядями ложатся ей на плечи и окутывают грудь и руки, мерно двигающиеся под слабое потрескивание огня в убогом камине. Сейчас Мора больше, чем когда-либо, напоминает мне заснеженную иву, клонящую в безмолвной и бесконечной тоске стан к черной кромке пруда. За эти дни Мора как-то странно похудела: сползающее с одного плеча платье открывает жутко смотрящиеся на белой шее темные круги – проще говоря, синяки. И длинные багровые полосы – кровоподтеки. Кто это ее так, я не знаю. А спросить боюсь: уж очень Мора стала нелюдимой в последнее время.

Теперь пришло время рассказать, для чего нам, собственно, вручили эти нелепые лоскутья, иглы и большую, на всех, катушку прочных ниток. Мы шьем себе балахоны. Длинные шелковые балахоны к приближающемуся празднику Черного Единорога. Не знаю уж, что там будет происходить, но Ирмис однажды принесла нам большой сверток, из которого выудила все эти вышеперечисленные предметы для рукоделия, и рассказала, что мы должны сделать. Однако ничего себе. До этого разнесчастного праздника осталась неделя, ни днем больше, а у меня еще ничего не сшито. Не проще было бы Ирмис соорудить балахон самой, хотя бы для меня – для самой младшей? Но нет. Теперь вкалывай здесь, словно служанка...

Своей мысли я не додумала – прямо на слове "вкалывай" игла больно вонзилась мне в палец. Алая бисеринка крови медленно оторвалась от кожи и упала на шелк, нарисовав на нем причудливый лепесток.

– Ора, нет, я так не могу, – простонала я, хватая со стола нож с узким лезвием – распороть в очередной раз запутавшиеся нитки и начать прошивать сначала. – У меня ничего не выходит. Вот бы Ирмис этим ножом, да и Чародея вместе с ней! – в подтверждение своих слов я воинственно взмахнула начавшей ржаветь железякой.

– Не кричи! В карцер захотела? – оборвала меня Ора, вынимая из моей руки нож и не без труда распарывая ржавым лезвием мои кривые стежки. – Когда я закончу, постараюсь помочь тебе. Мне еще рукава сделать. Сегодня работа что-то плохо спорится.

Угу. Это у нее-то плохо спорится. Все мы только приступили к основной части, а ей уже над рукавами работать пора. Вот что значит навык...

– До чего, однако, сложная это вещь – балахон, – посетовала я, рассматривая свой шелк, истыканный иглой. Мелкие дырочки расходились загадочным узором по длинному полотнищу.

– Сложная? – усмехнулась в ответ Ора. – Ты глупая. Вас бы всех заставить, как полагается, померять да раскроить, а то прямо без выкроек сшиваете материю так да этак и еще жалуетесь, что сложно.

Что такое "кроить", я не знала, но само это слово пробежало неприятным холодком по моей спине. Если уж по сравнению с этим словом мои мучения с иголкой – сущая забава... Я уныло посмотрела на чуть колышущийся в моих руках шелковый прямоугольник. Надо было ровно-ровнехонько сшить вместе два конца полотна так, чтобы вместо прямоугольника образовался цилиндр, далее сузить горловину и каким-то образом прикрепить стежками рукава и капюшон! С ума сойти! Представив, что у меня в конце концов получится и как я буду выглядеть в подобном изделии, я чуть не расплакалась от сознания непосильности своей задачи.

– Сара, ты чего носом хлюпаешь? – заметила мое расстроенное лицо Лара, которая с горем пополам и с помощью Оры уже сшила мешковатый балахон без рукавов и капюшона и теперь занималась горловиной, собирая ее в длинные складки.

– У меня не получается, – пожаловалась я, в отчаянии отбрасывая иглу на стол.

– Такое примитивное задание – и не получается? – упрекнула меня Ора, бегло окидывая взглядом свое изделие.

– Нет, – я вытерла нос рукавом одеяния.

– Давай я помогу, – послышался тихий, словно звенящий замерзшими капельками дождя голос. Я в легком испуге обернулась.

– Но, Мора ... ведь ты еще сама не закончила, – пробормотала я, страшно при том радуясь, что Мора заговорила. Та, однако, уже вынула из моих рук ткань, взяла иглу и начала молча выполнять за меня работу. Я пристроилась рядом, прижалась головой к ее боку и начала наблюдать за ее руками. Потом подняла голову и взглянула в лицо Моры – сосредоточенное и почти одухотворенное. С едва заметными впадинами на щеках и лиловой каймой под глазами. Вблизи я заметила, что ее щеки немного ... опухли, что ли?

– Мора, все ли хорошо? – напрямую спросила я, уже понимая, что отнюдь не все хорошо. Слишком долго в моей душе вместе с невысказанными вопросами накапливалась тревога – она властно выползала откуда-то из глубин души и сжимала мне сердце тогда, когда Мора ночью, зарывшись в подушку лицом и обхватив ее руками, плакала в темноте, и тогда, когда она с отрешенными глазами неподвижно сидела передо мной и ее фигура вновь пробуждала во мне образ замершего дерева с протянутыми к воде сучьями-руками – жест такой, словно бы дерево хочет броситься в пруд и не может, и оттого в его неподвижном силуэте такая тоска... От перехватившего дыхание кома в горле мне стало больно при выдохе. А Мора, прижав меня к себе одной рукой, выронила шитье к себе на колени и, закрыв глаза свободной ладонью, тихо и сдавленно, вздрагивая и ссутулившись еще сильнее, зарыдала.

Глава 12

Незаметно подкравшаяся ночь черным бархатным пологом отгородила от утомленных глаз Брегира действительность, оставляя короля наедине со своими размышлениями и перенося в другое измерение... Здесь не было саднящей у сердца мысли о пропавшей девочке, не было тягостной пустоты дворцовых коридоров, не было глухой стены беспросветного отчаяния и обреченности в собственных глазах и молчаливой покорности судьбе – в глазах заболевшей тяжелым недугом королевы Джиньи. Судя по едва угадывающимся охристо-желтовато-восковым оттенкам, плотно покрывшим ее запавшие щеки, ей мало что светило. Жизнь стала безотрадной для королевы, еще молодой для того, чтобы умирать. В тускнеющем сознании Джиньи мир сузился до замкнутого черного пространства размером с колодец; стены этого колодца не пропускали ни капли света, ни соломинки надежды. Лежащие поверх одеяла руки королевы истаяли, истончились, а устремленный на них отчужденный взгляд казался холодным и равнодушным, как далекие ледяные звезды в куполе небес. Тихое отчаяние укрыло и разъедало теперь просторы этой страны.

Не удержавшись, король раздраженно дернул витой шнур колокольчика. Прошелестев длинным одеянием, точно крыльями ночной птицы, перед ним возникла еле обрисовывающаяся в размытых сумерках серая тень.

– Велимир! – резко произнес Брегир, садясь на постели и зябко закутываясь в перину, душно и сладко пахнущую розовыми лепестками. – Ты намерен что-то предпринимать, или нет? Ты видишь, что творится? Кто станет править, если королева Джинья скончается, а девочка так и не сыщется?

– Не знаю, мой король, – последовал ответ.

Стоя у ложа короля, говорящий морщил губы в неприметную зловещую и злорадную усмешку.

– Не знаешь?! – вскричал король, рывком отдергивая расшитый занавес, скрывавший кровать от посторонних глаз. Брегиру все казалось, что собеседник пытается закрыться от взора короля за этим пологом. – Конечно, ты не знаешь! И я не знаю! Кто будет править, скажи мне, – я, что ли, чтобы древние уставы нашей империи сошли на нет и власть королевы исчезла окончательно? Или моя мать, доживающая в печали свои считанные дни? Или, может быть, ты? – при последнем восклицании Брегир вдруг оперся рукой о подушки и, приподнявшись, беспокойно заглянул в глаза собеседника.

Закинувший ногу за ногу Велимир нервно поменял позу и произнес, облизав губы:

– Мой король, ваши подозрения по меньшей мере странны.

– Странны, – с огорченным вздохом признал король. – И не просто странны, а дики: верно, теперь уж и я схожу с ума ...

Не молчи, Чародей, говори же что-нибудь! – взорвался Брегир. – Скажи что, что ты сделал, чтобы разыскать наследницу трона? Почему ты молчишь?! Докладывай мне! Ты никогда не рассказывал мне конкретно о своих действиях.

Захваченный врасплох Чародей, не поддаваясь волнению, начал медленно загибать длинные точеные пальцы. Голос его чуть подрагивал от напряжения, но маг удерживал свои эмоции.

– Сотни лучших воинов отправлены на розыски. Полусотня гонцов выслана в разные губернии с повелением горожанам сообщить, если кто-то найдет, увидит девочку или разыщет какие-либо сведения о ней ... Еще...

– Какие сотни! Что ты рассказываешь! Да солдаты предаются беспробудному пьянству в своих казармах!

Чародей глотнул воздух, ставший отчего-то тягучим и клейким, как плавящийся сыр. Однако надо было выкручиваться до конца.

– Если я говорю – так и есть. Что вы, король,знаете о своих войсках? – с некоторой долей дерзости в голосе заметил Велимир. – Все они находятся под командованием главного военачальника. Вот спросите у него завтра.

– Я так и сделаю. Далее?...

Фантазия Чародея иссякала.

– Итак, как уже было сказано: империю прочесывают вдоль и поперек ваши лучшие военнослужащие, гонцы передают мирной части населения вашу волю...

– Этого мало.

– Скажите, чем еще можно помочь, и я выполню ваш указ безотлагательно.

Король помолчал, собирая лоб в глубокие морщины. "Старый брюзга, – подумал Чародей. – Все ему не так да не эдак. И подумать только: я – я!– сейчас в подчинении... в услужении у этого выжившего из ума идиота".

– Проводи меня сейчас к госпоже Джинье, – нарушая тягостное молчание, произнес Брегир охрипшим голосом.

– Слушаю вас, – отвесил церемонный поклон Чародей. – Оставить там свечу?

– Нет, нет, мы ненадолго. Постоишь там и проводишь меня обратно.

Велимир подхватил тяжелый кованный подсвечник.

Король чуть постоял, прислушиваясь к наружным звукам.

– Идем, ночь на исходе, – проговорил он наконец. Велимир свободной рукой взял под руку короля. Вдвоем они медленно двинулись по слабо освещенным переходам; шаги их были никому не слышны из-за мягких ковровых дорожек, а свеча рассеивала тьму. По лицу Велимира скользили желтые блики. Мягким сиреневым оттенком отсвечивала его серая накидка с разбегавшимися вспышками от серебряных блесток, густо усеявших одежды Чародея.

Так они добрались до опочивальни королевы Джиньи. Та лежала, как изваяние,среди серых в темноте тканей – пледов, перин, одеял. Служанки, день и ночь дежурившей около больной, отчего-то не было поблизости. Видно, без присмотра и заботы Джинье стало хуже: мертвенное лицо ее казалось лицом призрака на фоне густых пушистых волос, черной паутиной лежащей на подушках и перинах. Грудь ее почти не вздымалась, высохшее тело в широкой рубашке приобрело особую беззащитную хрупкость, какая бывает разве что у эльфов.

Король тяжело опустился на край кровати, наблюдая усталыми глазами за больной, а Велимир посмотрел в окно. Январская ночь длинна. И все же прошло больше времени, чем казалось Чародею ранее. Вероятно, было где-то около трех часов. "Пора торопиться, – подумалось магу, – с рассветом меня уже не должно быть здесь".

– Я попробую кое-что сделать для нее, – сказал маг королю, кивая на лежащую, – проводить вас?

– Нет, – Брегир криво усмехнулся, – авось найду дорогу сам. Я пойду. Свечи не надо, оставь себе. Если чем-то поможешь еще тут...

Не договорив, Брегир поспешно вышел. "Вот и правильно, вот и не мешай, – край рта Чародея пополз в ухмылке, – а я, может, и впрямь избавлю несчастную от мучений, которыми можно было бы еще потешиться... да времени нет, нет совсем". При воспоминании о предстоящем Дне Единорога маг стал серьезным. Потом что-то прошептал на странном языке и медленно провел от груди до лба Джиньи своей узкой точеной рукой.