Текст книги "Конан и мрачный серый бог (ЛП)"

Автор книги: Шон Мур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

– Успокой себя с напитком… Сивитри. Кром порази меня как большего болвана, чем любой деревенский идиот, но в настоящее время я верю твоему рассказу. Теперь закончи это, если ты можешь.

Она глубоко вздыхала и вытирала свои глаза.

– Мои поиски – одно из предательства, но также и одно из любви. Я спасла бы свою подругу от себя, киммериец, хотя это стоило мне моей жизни. У нее никогда не должно быть сокровища, которое могло бы ждать открытия в песках Медного Города. Это уничтожило бы ее, превратив в ветхую изношенную ткань женщину, которая приняла меня, когда я наиболее нуждалась в необходимой помощи. Что она ищет, древний талисман, тайны которого не предназначены для обнаружения ни мужчине, ни женщине. Это, как говорят, старше, чем Ахерон, столь же старо как Атлантида, возможно. Легенды дали этому много названий: Темный Жемчуг Атлантиды… Проклятый Пепел Кулла… Зловещий древний Бог.

Конан фыркнул.

– Лживая пыль суеверия, плотно покрывающая более ценные из древних сокровищ. Вытри пыль с золота, и оно является все еще золотом.

– Так говоришь ты. Но я читал о Зловещем древнем Боге в фолианте, который доставил глава воров, когда она начала свой поиск бога. Хотя он, как говорят, вырезан из огромного жемчуга, бог не простое сокровище. Она ищет это для сил, которыми, это известно по слухам, можно обладать. В далёкой древности младший бог Атлантиды провоцировал двух старших богов – когда-то бывших соперников, чтобы вызвать их на сражение друг на друга. Вскоре, могущественный Ибис едва усмирил их после жуткой борьбы. Катаклизм, который последовал, почти уничтожил мир, и это погубило многих людей, поклонявшихся тем богам. Ибис остановил богов прежде, чем они смогли разрушить мир. Он наказал меньшего бога, который начал конфликт, заточив его в пределах жемчуга от одной из гигантских устриц Атлантиды. Ибис возложил на своих жрецов задачу охраны того жемчуга, который взял уродливую форму меньшего бога, спящего беспокойно в его пределах. Ибис шептал истинное имя бога его первосвященнику. Если оно будет произнесено, то имя пробудит дремлющего бога и освободит его, хотя бог связан тем, кто знает его имя. Таблички не говорили, почему Ибис просто не убил ослабевшего бога, но… – Я слышал, что один бог не может уничтожить другого, не разрушая себя.

Жрец однажды попытался объяснить это мне, хотя я обращал небольшое внимание на его бред.

– Возможно так, – размышляла Сивитри. – Но безотносительно причины, это не имеет значение. Глава воров, так или иначе, узнал тайное имя Зловещего древнего Бога, и она намеревается пробудить его. Она не согласна на меньшее, чем бог, за любую предложенную цену, никто не должен стоять на ее пути. Ты её средство, чтобы возвратить бога из Медного Города, тогда она заберёт его у тебя. Всего очевиднее, она придумала план таким образом… Белл! – Лицо Сивитри внезапно побледнело, и она поднялась со своего стула.

– Что? – Конан инстинктивно схватил свой эфес, поскольку поднялся, чтобы встать перед дверью позади них, его мускулы напряглись.

– Тоджа не послали за мной, киммериец. Разве ты не видишь? Его послали, чтобы убить тебя – туранец преследовал тебя, так как ты оставил Мессантию, я не сомневаюсь относительно этого, и после того, как ты найдёшь руины и добудешь бога, его… – Он найдет, что киммериец не легкая добыча, – ревел Конан.

Его рука поднялась от рукоятки до чаши вина. Он сел на угол стола, хмурясь отчаянно барабаня огромными пальцами по деревянной поверхности стола.

Несмотря на его браваду направленную наружу, он знал, что гибкий убийца был смертельным противником. Было немного предосторожностей, которые человек мог предпринять против тех странных ножей, которые убийца швырнул с такой смертельной скоростью и точностью. И потом он исчез в деревья… Для Конана было более легко разглядеть змею в траве, чем коварного туранца.

Сивитри откинулась назад на стул и сделала другой глоток вина. Она вытерла свои губы, сжав их вместе и хмурилась, как будто вкус не был приятен.

– Она жаждет бога больше, чем я думала. Это никогда не должно достаться ей, Конан. Даже притом, что она знает его истинное имя, бог зол и опасен без сомнения. Я видела дощечки, долгими ночами переписываемые давно умершим первосвященником Ибиса, который сначала охранял идола. Его гравюры предсказывают самые страшные события. После того, как бог сначала пробудится, огласивший его имя полностью уступит злу и перенесет судьбу, более ужасную чем тысяча сроков службы муки в самых глубоких ямах пытки Ахерона. Моя сестра насмехается над этим пророчеством, и я не могу убедить ее отказаться от своей навязчивой идеи. Я уберегла бы ее от этого, Конан. Мы должны найти бога, чтобы я могла передать его Карантесу, жрецу Ибиса. Только в пределах его храма может он быть благополучно сохранен.

– Если это сделано из жемчуга, почему бы не разрушить это? – Конан хмурился, смущенный.

Сивитри угрюмо рассмеялась.

– Это только кажется настолько простым. Дощечки также говорят, что никто не может разрушить бога, если он не знает шесть частей его полного и истинного имени. Жрецы Ибиса знали, но половину имен, именно поэтому они не могли ничего сделать, но охраняли реликт в течение многих столетий.

Конан рухнул на стул со вздохом раздражения.

– Я не забочусь о том, что случается, потом. Почему, Девять Адов Зандра, должен я отправляться на эти безумные поиски Медного Города? Если я рискую своей шеей, ища сокровище и победить Тоджа прежде, чем он вонзит кинжал в мою шею, и я справедливо не передал бы реликт тебе. Кром! Такой жемчуг, даже без легенд, которые украшают это, стоил бы королевский запас золота. И кто знает, что является твоей игрой, Сивитри. Возможно, ты ищешь это для вас непосредственно для богатства, или, возможно, из-за его сил. Поскольку, если ты знаешь тайное имя, что мешает тебе свергнуть свою госпожу? – Золото? – Сивитри спросила с негодованием. – Золото! Это все, что может заинтересовать тебя, варвар? Твоё сердце является столь же холодным как снежные холмы твоей Киммерии. Я не удивлена, но я думала… – Думала, что? То, что ты могла обмануть меня снова? Сивитри прервала.

– Никакая прибыль не заставила тебя спасать меня от тюремщика ассири, прежде, чем ты узнал мою скрытую цель. И ты, возможно, покинул меня в Вархии.

Я нахожусь перед тобой в долгу, Конан. Те события в «Винограде и Чертополохе» не входили в мой план. Так, если золото – все, что ты ищешь, тогда у тебя должно быть это. – Она поднялась со своего стула, щипнула освещенную тонкую свечу от канделябров, и пошла выпрямившись к гобелену. – И если ты не веришь моему рассказу, затем доставь бога к Карантесу самостоятельно. Я не предполагала, что ты желаешь путешествовать в Ханумар, поскольку общеизвестно, что пугливый Карантес никогда не покидает свой храм. Я желала сопровождать тебя только, чтобы убедиться, что проклятая статуя достигнет его благополучно.

Конан осушил последнюю винную порцию, и его губы неожиданно ощутили горький остаточный вкус – и посмотрел на изобильную пищу. Хотя он ел нечасто в последнее время, пища, казалось, утратила свою привлекательность.

Сивитри опустилась на колени, чтобы мягко выдвинуть подсвечник свечи на пол, затем поднялась и потянула в сторону гобелен, чтобы обнажить стену каменных блоков позади этого. Поскольку ее пальцы исследовали шов около пола, она забрала свою шпильку из своего ботинка и втиснула остриё в крошечный промежуток. Оставляя вложенное лезвие, она ткнула своей пяткой против самого низкого камня в полу, непосредственно ниже промежутка. Откуда-то из-за стены донёсся приглушенный лязг металла, как поворот огромного болта. Камень скользнул назад, в стену, с унылым глухим стуком.

– Следуй тогда за мной, – сказала она, поворачиваясь, чтобы встать перед Конаном. – Это ты можешь назвать свою цену за бога.

Она вытянула свою шпильку, освобождая от шва в камнях, и воткнула ее через плечо против центра стены, которая беззвучно открылась внутрь. За ним виднелась узкая, крутая лестница, ведущая вверх.

Конан поразился мастерству. Он видел немало секретных дверей за эти годы, но эта была, конечно, совершенна. В расположенной области пола он видел выставленный механизм, который двигал дверь: пруты смазанного железа и ловко – сделанные металлические колеса.

Подняв свечу с пола, Сивитри зажгла факел, висевший на стенном крюке у основания ступеньки. Заинтригованный, но опасающийся предательства, Конан следовал за нею в промежуток, делая осторожные шаги. Острый запах масла, которым смазывались внутренние края ложной стены, проникал через его ноздри.

По несвежему запаху воздуха в нише вне стены Конан предполагал, что этот проход не использовался в течение некоторого времени.

– Балвадек не знал об этом "дополнении" к его цитадели, – прокомментировала Сивитри. – Или таким образом считал Нарсар, когда сказал мне об этом. – Она остановилась перед седьмым и заключительным шагом. – Вступайте только на крайний левый край этого камня, – она предостерегла, указывая вверх.

Конан всматривался в потолок, нахмурив брови. Несколько дюжин отверстий, каждое диаметром большого пальца человека, виднелось там, в каменной кладке.

Bероятно, неправильный шаг вызывал стрелу или ловушку шипа как вертел для потенциального злоумышленника.

Сивитри скользила вдоль левой стены и достигла вершины с Конаном, державшимся вблизи позади. Выступивший проход открылся к каменному полу в пределах круглой палаты, форма которой была идентична тому резервуару, построенному, чтобы удержать воду от ливня для использования жителями в селении. Это вложение, однако, имело настеленную крышу для сохранения ресурсов намного более высокой ценности.

– Останки контрабанды, – сказала Сивитри сухо, указывая рукой на высокие стенки с баррелями.

Они лежали в стороне, маленькие дубовые бочки, отпечатанные с маркировками и марками самых драгоценных лет изготовления вина Кироса и Гхазы. Одиннадцать из них сформировали нижний ряд, с десять выше, тогда девять, и так далее, семь рядов ввысь. Конан насчитал почти шестьдесят баррелей всего. Никакая таверна никогда не увидела бы их, поскольку их содержание было ценным, сохраненным для королей. Киммериец считал, что наименее драгоценные из баррелей принесут сто частей золота.

Одна бочка располагалась перед стеком, с крышкой наискось. Сивитри сняла деревянное покрытие и погрузила руку внутрь. Вместо слякоти жидкости звон металла звучал в её пределах. Она небрежно вынула свою руку и, позволяя падать монетам из ее открытой ладони, назад в баррель.

– Борода Белла! – Сердце Конана прыгнуло в его горло, когда льющееся каскадом золото мерцало в искусственном освещении. Он приблизился к Сивитри и смотрел в бочку, которая была на две трети полна золотыми дисками. Здесь было больше богатства, чем много воинов видели за их сроки службы, самых разнообразных размеров, форм, и печатей от казначейств всех земель. В целом это означало промысел, охватывающий западное побережье Зингары и отдаленные города вне полных джунглей восточной Вендии.

– Все, что ты и твоя лошадь можете перенести, я дам тебе, киммериец, если ты отправишься в этот поход в Медный Город со мной и поможешь мне достать Зловещего мрачного Бога.

Конан ворчал и сделал паузу на мгновение прежде, чем принять предложение.

Эрлик, он больше рисковал за менее щедрые награды, чем это! Но даже самое огромное добытое богатство нельзя будет использовать в проклятом Аду.

Моментально он придал мыслям другое направление. «Тогда, в Медный Город, – решил Конан. – За золотом и богом! Убийцы, одержимый жаждой власти глава гильдии, и суеверие быть проклятым», – думал он.

Киммериец прорубил бы себе путь через каждый военный клан на земле пиктов для богатой добычи здесь. Если бы он знал, что контрабанда вина была столь прибыльной практикой, он, возможно, давно занялся бы ей.

Сивитри тонко улыбнулась.

– У нас мало времени прежде, чем посланец приедет, чтобы отвезти их моей подруге. Нарсар сказал мне, что визиты не регулярны. Один из посланцев – провидец с даром «видеть правду», так что ни один приближённый не может украсть из запаса без знания ее об этом. Нарсар сообщит посланцу о моем изъятии небольшого количества золота, но меня это не заботит. Я отдала бы собственную жизнь, чтобы уберечь мою сестру от судьбы, предначертанной в тех дощечках.

– Обладая таким богатством, не экономя, почему она просто не наняла меня, чтобы забрать бога? – Конан отвёл взгляд от содержания бочки, чтобы изучить вдумчивое выражение Сивитри.

– Ты – мужчина, киммериец, и как я упоминала, мужчины – всего лишь инструменты для нее. Она испытывает большое удовольствие в использовании мужчин, когда позволяют обстоятельства. К чему торговаться с тобой, когда она знала, что ты планируешь искать бога? Когда она узнала, что ты намеревался следовать по карте в Медный Город.

– Но только ты и Рулвио знали это, – возразил Конан. – Почему ты сказала это Нефрит, если ты стремилась препятствовать попаданию артефакта в ее руки? Сивитри покачала головой.

– Я сожалею, что сказала, но есть те среди твоей команды – нет, не твой первый помощник – кто также знал. У моей хозяйки есть шпион на борту почти каждого пиратского судна на плаву, быть это аргоссцы, бараханцы, или зингарцы.

Я присутствовал, когда шпион от твоего «Ястреба» делал свой отчет, хотя в то время, она говорила, что не в ее планах позволить тебе находить бога и послала Тоджа убить тебя до этого. Я предположила, что она украдет карту у тебя по возвращению. Только позже, когда она не сделала попытки вырвать пергамент у тебя, я начала подозревать ее план. И присутствие Тоджа здесь подтверждает это.

Хотя Конан не заметил коварства в лице Сивитри, он сомневался в её истинных побуждениях. Даже в этом случае, он был настроен отправиться в Медный Город, достать статую жемчуга, и увидеть, могла ли Сивитри тогда замыслить заговор против него. Он был уверен в себе специально для данного случая. Киммериец чувствовал, как будто он стоял в успокоенном центре большого урагана, тот, который огибал бы его со всех направлений, если бы он схватил бога.

Хорошо, он был бы готов в течение того момента, и оказался бы перед ним с открытыми глазами и обнажённой сталью.

– Пора нам тогда удалиться, – устало сказала Сивитри. – Будет лучше, если мы отбудем с проблесками дневного света.

Они спустились по шагам тщательно, избегая самого края и повторно вошли в Аметистовую Комнату. Сивитри закрывала потайную дверь, процесс потребовал, чтобы она надавила на дверь и задвигала камень пола на место. После нескольких попыток это отозвалось с ударом.

– Спальни находятся в конце зала, – сказала Сивитри, когда она и Конан оставили комнату.

– Да, Кром знает, когда нам ещё придётся немного поспать.

Киммериец зевал и потягивался, приветствуя шанс отдохнуть умом и телом.

Он задержался в прихожей, чтобы восхититься набором драгоценного камня в декоративной двери там. Импульсивно, он решил подвергнуть женщину небольшому тесту.

– Прежде, чем мы удалимся, я просил бы один символ твоей веры – тот аметист. Этот символ я сохраню до того, пока благополучно не перенесу своё золото через ворота Сардиса.

– Возьми это, если ты хочешь, – она кивнула, не моргнув глазом без колебания.

Держите это, сохраняя, тем не менее, или другой должен будет изготовлен, чтобы сработала дверь. И бережно храните эту деталь от металлической настройки позади, так, чтобы мы могли использовать это позже без задержки. – Она вручила свою шпильку киммерийцу.

Конан ослабил драгоценный камень из его мастерски сформовавшего гнезда и вытянул его. Он поглядел на это прежде, чем подвернуть в его жилет, удивляясь, что такой красиво полированный камень служил простым вводным устройством.

Как будто прочитав его мысли, Сивитри улыбнулась.

– Балвадек не жалел расходов. Жди, пока ты не увидел Сапфировую Комнату.

Они шли по толстому рубиновому ковру, заглушавшему шаги, приведшие к большому залу ниже. Приглушенное эхо пения стихло, когда они достигли конца коридора. Там другая усыпанная драгоценным камнем дверь встала перед ними.

Между подсвечниками, державшими мерцающие факелы, дверь выделялась вырезанным гербом герцога, обрамленном мерцающими драгоценностями столь же синими как Западный Океан в летний полдень.

Сивитри, казалось, не впечатлилась, как будто она была приучена к богато украшенной среде. Ее особенности, фактически, действительно казалось, соответствовали таковым для того, кто вырос во дворце. Со своей стороны, Конан чувствовал более непринужденно в лесах или на морях. Он выиграл или захватил драгоценности за его годы борьбы, но они, казались, убегали прежде, чем он когда– либо думал об успокоении и построении собственного замка. Киммериец полагал, что однажды он мог бы достичь такой роскоши, после накопления большего количества драгоценностей, чем он мог просто отдать распутной девке или проиграть в кости. Все же он сомневался, что его тщеславие уподобиться Балвадеку, украсившему те самые двери драгоценностями достаточными, чтобы прокормить дюжины семей в течение многих лет.

– Белл, никогда я не стремилась к горячей ванне, как это делаю теперь, – сказала Сивитри низким голосом, когда она открыла дверь и вошла в палату с высоким потолком за ней. Богато меблированный вестибюль имел семь выходов.

Сивитри вошла в самый правый из них, арочный коридор уводил немного вверх.

Позолоченные светильники вдоль его стен держали лампы душистой нефти, и шикарные вендийские ковры лежали на гладком камне его пола. – Слугам сказали доставить достаточно горячей воды для двоих, так как купание – обычай, соблюдаемый мужчинами Киммерии.

Восхищаясь ее красиво сложенной фигурой должно быть двадцатый раз в тот день, Конан усмехался. Он не был столь изнурен или озабочен, чтобы не заметить, как полосатый бархат выделял её изгибы, или как ее бедра колебались в плотно прилегающих кожаных брюках. И он знал, что достаточно многие из женщин задались вопросом, могла ли она иметь в виду больше, чем простое купание…, хотя, если бы ее слова скрыли такое предложение, он был бы удивлен. Сивитри, казалось, рассматривала его с беспорядочным презрением, и ее явные привязанности к Нефриту заставили его задаваться вопросом, могла ли бы она предпочесть компанию женщин любому из мужчин.

– Многие киммерийцы редко купаются, это верно, – Конан согласился. – Но я ничего не имею против пользы, долго впитываюсь. Фактически, в моих путешествиях по разнообразным землям, я изучил много различных обычаев купания.

– Без сомнения ты полон неожиданностей, варвар.

Они миновали изгиб в коридоре, который закончился в простом занавешенном дверном проеме. Конан следовал за нею к тяжелому драпу, который она отвела в сторону и ушла в палату в его пределах. Влажный воздух, впитанный в поры Конана, и приглушенный аромат масла, казалось, очистил его ум. Ванна была большой, расположенная овалом. Слуги Нарсара очевидно кипятили воду прежде, чем заполнить бассейн, гладкая поверхность которого все еще слабо парила.

Полотенца были сложены поблизости, на каменные плитки.

Сивитри глубоко вдохнула и выдохнула, закрывая занавес за ними. Из притворной скромности она встала, повернувшись спиной к Конану, небрежно снимая, опуская вниз свою тунику, и пожимая при этом плечами. Она посматривала через своё плечо, когда расшнуровывала свои штаны, улыбаясь, как будто шутя, раскрывая некоторую тайну.

– Слишком долго я обходилась без надлежащей ванны, – сказала она, выступая из своих низких сапог, сдвигая кожаные штаны вниз к своим красивым ногам и становясь на колени, чтобы отложить их. Она грациозно опускалась в воду, пока ее полные груди не были погружены.

Конан быстро отшвырнул свои сандалии ногой и снял свои пыльные тряпки.

Смеясь громко и с вожделением, он вскочил в бассейн со всплеском прежде, чем Сивитри охотно пришла в его руки.

13. Разговоры мертвых

Teвек Тул покинул Kaетта, когда сумерки распространяли свою черную окраску через голубое небо. Он забрал свою темную энергию из трупных легионов в катакомбах, и тишина теперь устраивалась в селении. Бриз колыхал темные одежды Teвека и доносил зрелую сладость смерти в ноздри некроманта. Острые ощущения гибели, которую он вызвал здесь, все еще наполняло его сущность, как змея, скользящей медленно среди наиболее опасных поверженных врагов.

Жители Kaетта лежали беспорядочно, нагроможденные главным образом около входа храма и образовав высокий завал у узкой щели, бывшей единственным выходом из селения. Ни одно сердце не билось в пределах груди, не осталось ни кого в живых, действительно, многие испытывали недостаток в сердцах. У некоторых из жутких воинов Teвека были вредные аппетиты, и они напали на убитых в безумии ужасного голода. Загрязненный оскверненный храм Ибиса стал забрызганным кровью склепом.

Служанка, имя которой он больше не мог вспомнить, лежала на оскверненном алтаре, где он оставил ее. Она была столь же безжизненной и недвижущейся, как остальная часть ее семьи, хотя Teвек быстро обдумывал сохранение ее как любовницы. Но она была непригодна для целей перемещающегося Teвека, и когда он будет нуждаться в более холодной плоти, чтобы удовлетворить его аппетиты, он найдет это в другом месте. Нет, эти глупые овцы не были пригодны ни для чего, кроме поддержки стервятников и червей, которые будут пировать здесь достаточно скоро.

Teвек не использовал передачу убитым мысленных приказов, когда удалялся от храма. Он протер свои сухие губы вместе и сделал паузу перед горой трупов, забивших щель. Испуганные сельские жители зажали узкий проход, толпясь и давя друг друга, торопясь сбежать от направляемой Teвеком, волочащей ноги орды.

Расходуя немного некромантической сущности, он оживил неповрежденные тела и приказал, чтобы они очистили путь.

В то время как его тихие фавориты закончили развязывать узел мертвой плоти, блокирующей его путь, Teвек, остановился для последнего взгляда на опустошение, вызванное его некромантией. Власть Черного Кольца очаровывала его, и он стремился вызывать ее снова. Но он понял, что его темное шептание соблазнило его пить слишком глубоко из его источника власти. Как наемник, тратящий плату в одном колоссальном дебоше, Teвек направил слишком много своей энергии в кольцо. Бронзовая дощечка не предупредила его, что кольцо жаждало совершать зло. Это вновь проявит себя, но теперь казалось вялым, как насыщенная змея, переваривающая еду чрезмерных пропорций.

Независимо от того Teвек не достиг бы Медного Города до сумерек завтра, и у него не будет потребности в кольце до тех пор. Накапливающееся раздражение задерживалось в его мыслях, когда он понял, что его дела здесь отвлекли от главной цели. Он будет более осторожным, когда он использует кольцо снова, он подчинит его, заставит исполнять приказы, и не поддастся ни на одно из его обольщений.

Позволяя телам по его командам опадать на землю, Teвек шагал через испачканный каменный проход и спускался по наклону, который окружал мертвое селение. Парение над песком взяло бы слишком много волшебной энергии, таким образом, он обратился к ходьбе. Он расслабил свой ум и погрузился в блуждающий поток мыслей: что ждало его в Медном Городе, какую судьбу запланировал ему Toт-Амон, и как более стремительно достигнуть его целой жизни, жаждущей мести.

Таким образом, случилось так, что он едва заметил течение времени, пока тусклая морщина рассвета не появилась на темном лице неба.

Закрывая глаза на это неприятное вторжение света, Teвек остановился рассмотреть окрестность… Он стоял на гребне высокой дюны, которая выходила на открытое место в обширную пустоту, как будто бог выкопал огромную горстку песка от пустыни. Он смотрел искоса в этот незащищённый от ветра круг и сжал закрытые еще раз глаза, когда отблеск, отражаясь, ударил по ним, это иссушающие первые лучи солнца нашли что-то другое, чем песок.

Так или иначе, его разум направлял его ноги к не слишком отдаленному ориентиру, который он искал. Его медный купол блестел во вторгающемся солнечном свете, и хотя его яркость причиняла боль ему, Teвек позволил пристальному взгляду задерживаться в течение нескольких мгновений. Здесь была пустыня Нифии, скрывающая Медный Город многие истекшие эры под толщею завес песка. Он ощущал странное веяние смерти в воздухе здесь, мор, который, казалось, колебался незримо выше песка. Иссушающая болезнь, о которой говорили в слухах о Нифии, была реальна. Teвек не интересовался этим, поскольку его силы защищали его от даже от худших заклятий и эпидемий.

Путешествие под горящим ярким светом солнца было невероятно, но Teвек не мог ждать прихода ночи. Он оторвал темную полосу от пыльного низа его одежды и связывал его узлом по своим глазам, оставив подобный тонкому пергаменту, разрезы для осмотра. Тогда он натянул свой капюшон сильнее на лицо и запустил своё некромантическое зрение так глубоко, как позволял песок впереди.

Позже, когда ненавистное солнце, палящее высоко над ним, подземный поиск Teвек столкнулся с первым из давно-мертвых жителей Медного Города.

Излучаемые им эманации подсказали ему, что нифиец умер яростно и внезапно.

Даже в этом случае, кости были почти лишены духовного эха, отзвука, задерживающегося после того, как душа вывернута, крик от его тела. Интенсивно сконцентрировавшись, он вслушивался в то эхо. Все, что он мог расслышать, был испуганный шепот, содержащий упоминание «Шакала».

Поскольку он подступил ближе в древний медный шпиль, он предугадывал глубину песка, в котором лежат кости. И он услышал тысячи призрачного эха изнутри той глубины. Они все были убитыми. Как их древние предки из Атлантиды, эти люди утонули, но в море крови, не воды. Кто-то забил их как рогатый скот. Как интересно.

Teвек становился утомленным от их непрерывных, хотя приглушено доносящихся траурных интонаций и закрыл свой ум от них. Он был обеспокоен подобным эффектом, так как во всех ропотах он разобрал единственную выраженную эмоцию, эмоцию горя. В момент смерти никаких следов страха, ненависти, или мести не вошли в мысли убитых, даже среди самого молодого из их среды. Никогда не было такого у некроманта, посещающего склеп или могилу, где такие чувства не гноились в пределах костей, преданных там земле. Они были правоверными Ибиса, не опасаясь даже смерти, обретая покой от знания, что никакой Ад не ждал их. Их бог заботился бы о них в будущей жизни.

Глупцы. Ибис позволил им умирать. Но сильные убеждения этих болванов отличали их от овец в Kaетта, которые просто утверждали, что поклонялись Ибису.

Они изрекли молитвы, пели гимны, и получили по вере – всё поверхностно, и никакое количество позолоты не сможет когда-либо превратиться в золото. Они умерли в страхе, некоторых в гневе, другие, желая мести. Ни один с горем, даже жрецы Kaетта. Но эти нифийцы были преданными.

Teвек узнал немного из памяти разложенных обитателей Нифии и вместо этого развернул его мысли для следующей подручной задачи. Только шпиль поднялся выше песка. То, что он искал, лежало глубоко закопано. Он понял, что только немного города проявилось наружу. Здесь требовалось столько работать, что сто мужчин могли бы провести день, только очищая песок с башни ниже медного шпиля. Teвек, однако, просто насладился бы необычными ресурсами, отдавая команды. Что сто мужчин могли сделать через день, тысяча могла бы достигнуть за единственный поворот песочных часов. И тысячи скелетных чернорабочих ждали приказов Teвека. То, что они лежат далеко ниже поверхности, имело немного значения для некроманта – его вызов неотразимый и непреодолимый пробудит группы мертвецов и вынудит их прорывать свой путь из их могил. На сей раз, однако, он избежал бы некромантии Танатоса, которую использовал в Kaетта.

Обременительное заклятие пришлось бы применить, чтобы вызвать мертвых для простой, но отнимающей много времени задачи.

Продвижение через пустыню дало ему только немного времени, чтобы восстановить его энергии, но он не стремился тратить её не на его цель. Черное Кольцо снова сильно пульсировало, готовое к исполнению его команд. Вдохнув глубоко, снова собрав свою силу воли, Teвек открыл себя к наведению спектрального воззрения, исходившего от покойного нифийца. Направленные мысли натолкнулись внизу на одного и слегка очистили это, чтобы пробудить кости от прозябания длившегося столетия.

Это не шевелилось.

Бровь изогнулась от испуга, Teвек употребил всю его силу некромантии на неподдающейся сопротивляющийся труп, встряхивая его и громко обращаясь к нему.

Снова это проигнорировало его, единственным донёсшимся ответом была свистящая печаль, которую он теперь нашёл даже более невыносимой. Столь приучен был Teвек к немедленному повиновению мертвецов его приказам, что он был озадачен. Его расстройство росло, когда он попытался воспитать другого, кто проигнорировал его запрос даже с властью Черного Кольца, добавленной к его собственному. Он подозревал, что их самые верования закрывали остаток их настроения от его некромантии.

Это неожиданное развитие выявило наиболее раздражающую проблему. Даже с Черным Кольцом, Teвек не знал ни один вид заклятий, которые поднимают ветер или перемещают и формируют землю. Такое колдовство произошло из школ волшебства, чуждого его собственному. Он мог возвратиться к Kaетта и направить для своей работы павших там, но из-за ограниченности времени, он не мог себе позволить потратить столько времени. Нет, он решил, это будет последним средством. Он вместо этого просеял бы убитых ниже, и рассмотрел бы более широкую область, чем ту, что он уже просмотрел. Он полагал, быстро этого не выполнить, так как само солнце могло бы мешать его усилиям, поскольку, конечно, его сияние препятствовало его способности сконцентрироваться. Но никакой свет не достиг мест упокоения его потенциальные фаворитов, таким образом, он сомневался, что это является причиной отказа.

Он поспешил к шпилю, по предположению бывшим центром Медного Города.

Здесь бы он возобновил поиск снова. Передвигаясь под сильными порывами горячего, сухого воздуха, Teвек направил свои мысли вниз.

Ах! Здесь, по крайней мере, покойники не источал ту надоедливую усталость.

Фактически… здесь он обнаружил кое-что весьма интересное. Его пристальный некромантический взгляд потянулся к скелету человека, который, должно быть, был весьма внушителен в жизни. Он был высоким и огромным очищенным до костей, гигантом, убедившись, и что ещё больше заинтриговало Teвека, был неподавленный гнев, который все же кипел в пределах разложенного трупа. Тот гнев, должно быть, однажды непосредственно горел как солнце, чтобы сохранить такую энергию. Здесь был тот, кого мог использовать Teвек. Этот уступил кое-чему медленному и болезненному – не ранам сражения, но возможно удушью. Редко некромант сталкивался с такой сильной, сияющей аурой, окружающей одного такого давно умершего. И когда он позвал, кости ответили нетерпеливо и начали крайне медленный процесс самораскопок.