Текст книги "Эребус"

Автор книги: Шон Хатсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

Глава 4

Занавески колыхались под дуновением легкого ветерка, трепеща, словно крылья огромных мотыльков. Задувавший в душную комнату прохладный воздух приятно освежал. Вик Тайлер, лежа на спине, наблюдал за танцем полупрозрачных занавесок. По лбу струился пот, и он утирал его время от времени тыльной стороной ладони. Вик ощущал неприятную влажность простыни – следствие на редкость душной ночи. Беспокойно заерзав, он придвинулся к краю кровати и теперь уже окончательно поднялся. Он сидел неподвижно, опустив голову и глубоко дыша. За окном, в ветвях клонившейся к земле ивы пели птицы. Было еще сравнительно рано, но яркое солнце пылало в безоблачном небе яростно и беспощадно. Тайлер взглянул на часы, стоявшие на туалетном столике. 10.30 утра. Он что-то пробормотал себе под нос, пригладил свои короткие каштановые волосы. Если бы был жив его отец...

Он проспал, или, вернее, ему было позволено проспать – промелькнула у него мысль, и он тотчас вскочил на ноги. Тяжело вздохнув, побрел из спальни в ванную, где включил душ, проверяя температуру воды. Взглянув в зеркало, он остался доволен своим видом.

Тайлер был высок ростом, мускулист. В свои тридцать два года он выглядел прекрасно, учитывая, что последние шесть лет просидел за письменным столом. Перепрофилирование далось ему нелегко. Ведь он родился и вырос на ферме в Вейкли. На ферме, которую он теперь должен воссоздать. Привольная деревенская жизнь всегда была ему по душе. В городе он чувствовал себя пришельцем, чужаком, заблудившимся ребенком. По совету отца, он покинул ферму сразу после своего восемнадцатилетия, чтобы поступить в сельскохозяйственный колледж. Джек Тайлер одобрил выбор сына. Сам же Вик уезжал со смешанным чувством. Тем не менее он справлялся со своей новой жизнью. Однако после смерти матери – она умерла спустя три года – он вдруг затосковал. Приехав в Вейкли на похороны, он сомневался, стоит ли возвращаться в колледж, но отец убедил его вернуться. И он продолжил курс. Но смерть матери его сильно изменила. Его сжигало чувство вины, постоянно нараставшее в душе. Терзали мысли: зачем он здесь?

Что он здесь делает? И не он ли виноват в смерти матери?

По окончании колледжа он поступил на службу в министерство сельского хозяйства и был хорошим, высокооплачиваемым специалистом, имел прекрасную квартиру в Бейсватере. У него появились друзья. Ведь Тайлер – человек улыбчивый, обаятельный и всегда готовый крепко пожать руку, сказать доброе слово... Имел успех у девушек, в основном на одну ночь, что вполне его устраивало. Однако городская жизнь по-прежнему вызывала в нем противоречивые чувства. Вик приветствовал все блага города, все, что он ему предоставлял, – и в то же время ненавидел город, ненавидел за его «городскую» сущность. И он скучал по ферме... Тайлер немедленно отреагировал на известие о смерти отца – подал заявление об отставке, упаковал свое имущество в первый попавшийся чемодан и возвратился в Вейкли, покинув Лондон и все, с ним связанное.

...И вот он, прикрыв глаза, стоит под душем. И разные мысли проносятся у него в голове. Правда, пока что он не в состоянии трезво оценить все свои идеи, оценить новую для себя ситуацию. Да, он вернулся туда, куда и должен был вернуться – обратно в Вейкли, на ферму, которая была его домом много лет и – как он обещал себе уже не раз – останется таковым до самой его смерти. Ему казалось, что во всем этом присутствует какая-то горькая ирония: отец отослал его учиться в колледж, и вот теперь, когда тот умер, он снова здесь, последний из Тайлеров. Вик улыбнулся, вернее, попытался улыбнуться – улыбка тотчас же исчезла с его губ, словно смытая струёй воды. Да, он вернулся в деревню, на родину, однако отдал бы все на свете, только бы вернуться при других обстоятельствах. Отключив душ, он с минуту постоял, наблюдая за водоворотом в воронке слива. Затем, повязав бедра полотенцем, принялся вытирать голову. С интересом посмотрел в окно: Массей-Фергюсон неторопливо брела по полю в направлении северной части фермы, перегонял стадо Рассел Дженкинс, один из рабочих, нанятых Джеком. Другой, Джим Харрисон, пас где-то стадо. Обоим было лет по сорок, и работали они в семье Тайлеров сколько себя помнил Вик. Оба они присутствовали вчера на похоронах. Тайлера, конечно, удивило количество пришедших: казалось, весь город Вейкли пришел проводить его отца. Каждому из них отец был памятен по-своему. Тайлер был одновременно и удивлен, и тронут таким вниманием. Местные жители приняли его так, будто он никогда и не уезжал из Вейкли. Тайлер тщательно вытерся и побрел обратно в спальню, где натянул джинсы и старые «веллингтоны».

В одном из них, напротив большого пальца, образовалась трещина, и Тайлер, надевая сапог, что-то проворчал сквозь зубы. Накануне здесь прошли сильные грозы, и все кругом превратилось в какие-то хляби небесные, местами, впрочем, смахивающие и на преисподнюю: кое-что было выжжено молнией, другие же участки обратились в непроходимую трясину. Судя по влажности и духоте, предстоящей ночью следовало ожидать грозы. Спустившись вниз, он с жадностью съел полдюжины гренков, запивая их огромной кружкой чая. В лучах солнца, льющихся в открытое окно, сверкали огнеупорные чашки из нержавеющей стали. Ферма внешне была вполне традиционной, возможно, даже ветхой, но удобства ее отвечали самым современным требованиям. Единственная уступка прошлому – архачка в столовой. Над камином висели длинная, в человеческий рост, изогнутая труба и поржавевший клинок от плуга. Эти вещи оставил отец. Его отец... Тайлер поднялся на ноги, глубоко вздохнул и вышел во двор, На секунду зажмурился, защищая глаза от яркого света, затем с облегчением, полной грудью, вдохнул ароматы травы, сена и навоза. Он с детства полюбил все эти запахи и сейчас с улыбкой, приближался к поросячьему загону, расположенному вблизи въездных ворот. Здесь был еще и сарай, где содержались свиньи и хряки, но стойло предназначалось для поросят, отлученных от свиноматки, и, судя по шуму и визгу, Поросят в загоне было полным-полно. Он увидел Джима Харрисона, кормившего эту голодную ораву.

– Доброе утро, Джим, – поздоровался Тайлер.

Рабочий поднял голову, его лысая макушка сверкала на солнце. Он приветливо кивнул, на секунду отрываясь от работы.

– Мы с Руссом подумали, что лучше дать вам подольше поспать, мистер Тайлер, – сказал он. – Все же такое случается не каждый день... – Он осекся, словно в замешательстве.

Тайлер кивнул:

– Я ценю ваше внимание, но все же мне надо бы привыкнуть вставать с рассветом, уж если я собираюсь здесь остаться.

– Что ж, как бы там ни было, а работа не стоит, мистер Тайлер.

– Спасибо, Джим. И можешь не называть меня мистером Тайлером. Зови просто Виком.

Харрисон улыбнулся.

– Хорошо, Вик, – произнес он не очень уверенно.

Тайлер задрал голову, всматриваясь в небо, затем взглянул на поросят в свинарнике.

– Я думал, мы помещаем сюда только молочных поросят, – сказал он, с удивлением глядя на подсвинков, сгрудившихся вокруг кормившего их Харрисона.

– Да, верно, только молочных.

– Значит, эти поросята молочные? – недоверчиво спросил Тайлер. – Но они же вдвое больше... Вы хотите сказать, что им по десять недель?

– Нам и самим поначалу не верилось, – ответил Харрисон, – но так у нас со всеми животными, которым дают этот новый корм.

Тайлер нахмурился, подозрительно взглянув на Харрисона, а затем снова на поросят. Один из них поднял голову: ноздри поросенка расширились, маленькие глазки смотрели озлобленно и тупо.

– Несколько недель назад ваш отец приобрел новый комбинированный корм, – пояснил Харрисон, опуская глаза. – Парень, который ему продал, корм, уверял, что он дает большой привес.

Тайлер одобрительно кивнул.

– А как надои? Влияет ли на это новый корм?

Рабочий отрицательно покачал головой.

– А где именно отец его приобрел?

– За городом... Какая-то новая компания, – ответил Харрисон, пытаясь вспомнить ее название. – В общем, они торгуют кормом для скотины. Сами же его и производят.

Тайлер снова одобрительно кивнул:

– Что ж, отлично. Значит, теперь наша скотина повысится в цене.

– Большинство фермеров в округе пользуются этим кормом, – сказал Харрисон.

Он бросил остатки корма в небольшое корыто, затем снял засов и вышел из свинарника. Ненадолго замешкался.

– Так если все в порядке, мистер Тайлер... простите, Вик, я займусь другими делами...

– Хорошо, через минуту я к тебе присоединюсь, – сказал Тайлер, глядя вслед Харрисону; тот с трудом перебирался через двор, чавкая резиновыми сапожищами по липкой грязи.

Молодой человек оперся на ограду загона и внимательно оглядел поросят, сгрудившихся вокруг корыта. Большинство животных было гораздо крупнее, чем им полагалось бы по возрасту. Выходило так, что и получит он за них гораздо больше. Тайлер задумчиво потер ладонью подбородок. Хотел бы он знать, каких размеров будут эти свиньи, когда их рост, прекратится...

Глава 5

Глухие раскаты грома прокатились в поднебесье. Гряды иссиня-черных туч застилали небеса. Вспыхнули бесшумные зигзаги молний. Свет в лаборатории дрогнул, замерцал – и тут же вновь ожил и засветился ярко.

Свет горевших под потолком флюоресцентных ламп отражался на рабочих столах. Приближение грозы вызвало нервозность среди животных, заметавшихся в своих клетках. Джеффри Андерсон прошел к двери лаборатории, приоткрыл ее и выглянул наружу. Коридор по обе стороны был пуст. Пол сверкал как полированный. Белые стены словно светились в потоках льющегося с потолка яркого света, отчего коридор казался еще более пустынным. Андерсон в эти секунды с особой остротой ощутил свое одиночество. А впрочем, он был доволен своим одиночеством. За спиной его, в гулкой тишине тикали часы; стрелки подползали к 10.15 утра. Ритмичный, монотонный звук, отсчитывающий убегавшие секунды, отдаленные раскаты грома да писк животных... Он один в лаборатории... Андерсон запер за собой дверь, выключил свет и несколько секунд стоял в раздумье. На лбу его выступили капельки пота, и он небрежно отерся рукавом своего белого рабочего халата. Он глянул вниз, в окно, и ему вдруг показалось, что серебристо-красная фирменная эмблема «ВК» подмигнула ему. Он нервно, судорожно сглотнул и подошел к настенному телефонному аппарату, невольно еще раз оглянувшись на матовое оконное стекло. Он принялся набирать номер, и рука его слегка подрагивала.

...Треск пишущих машинок походил на пулеметные очереди, непрерывно звучащие в ограниченном пространстве маленькой конторы. Джо Вард вздохнула, повторно читая только что отпечатанный текст. Здесь было что-то не так – но вот что именно?.. Да ну их к черту, решила Джо, по крайней мере она сэкономит время до выпуска. В других помещениях редакции работа находилась во всевозможных стадиях незаконченности и неразберихи, поскольку одни репортеры торопились закончить свои труды, другие же, завладевшие машинками, оттачивали свою машинописную технику, сводившуюся к печатанию одними указательными пальцами. Зазвонил телефон. Джо сняла трубку.

– "Аркхэм Комет", – проговорила она с тем же американским акцентом, с каким говорила и шесть месяцев назад, впервые переступив порог редакции.

– Будьте добры Джоанну Вард. – Говорили быстро и прерывисто, словно говоривший пробежал по крайней мере стометровку.

– Да, да, слушаю... Кто? А с кем я говорю? – спросила Джо.

– Простите... Мало времени. Моя фамилия Андерсон. Джеффри Андерсон. Мы уже с вами разговаривали...

Джо провела рукой по волосам, откидывая со лба каштановые пряди.

– О, ну да, конечно... парень из «Ванденбург кемикалз». – Теперь она узнала его голос. Она разговаривала с ним и раньше, но на сей раз его голос звучал как-то странно, во всяком случае, иначе. Казалось, что он чем-то обеспокоен, возможно, даже испуган.

– Мне нужно встретиться с вами сегодня вечером.

Джо взяла карандаш и принялась что-то рисовать на листе бумаги. Машинально, какие-то беспорядочные контуры. Затем взглянула на часы.

– Вечереет, мистер Андерсон, наверное, мы могли бы обсудить это завтра или...

– Нет, нет, – прервал он ее, срываясь на крик. – Сегодня непременно... – Она услышала его прерывистое дыхание.

– Где? – спросила она. – Может, в кабачке, там, где...

Он опять ее прервал:

– Нет, только не в людном месте... То, что я должен вам сказать...

Он замолчал. Надолго. Джо подумала, что прервалась связь, – за окном в этот миг ударили раскаты грома. Однако же спросила – на всякий случай:

– Мистер Андерсон, вы у телефона?

– Да, да, конечно... – Теперь голос звучал тише, но увереннее. – На шоссе между Вейкли и Аркхэмом есть придорожная автостоянка. Это вблизи заброшенного кафе. Сейчас там безлюдно. Встречаемся в 23.30.

Она что-то записала на бумаге.

– Так вы согласны?

– Да, я записала. В половине двенадцатого. Увидимся.

– Только... Вот что... Не говорите никому, – пробормотал он, задыхаясь. – Я...

Связь прервалась. Джо положила трубку, надеясь, что Андерсон перезвонит.

Она задумалась... Чего бы ни хотел от нее этот парень, похоже, он торопился ей что-то сообщить. Джо покусывала кончик карандаша, разглядывая свою запись на листке бумаги. Придорожная стоянка? Какого черта? Почему там? А может, парень был из тех, кто охотится на одиноких женщин? Нет. Она покачала головой. Ей не показалось, что он из тех. Как бы там ни было, а он боится... Голос, его голос... Она встала, убрала блокнот в сумку и, окинув взглядом комнату, направилась к двери.

...Джеффри бежал, он задыхался... На миг замешкался... Распахнул дверь... Перед ним – темная лаборатория. Коридор за спиною все так же пуст, все двери заперты. Он снял халат и стоял теперь в костюме – галстук развязан. Ему казалось, галстук душит его, сжимает горло. Он тяжело дышал. Затем расслабился, прикрыл лицо ладонью – пот разъедал глаза. Лампы дневного света гудели и потрескивали. Андерсон замер на миг, услыхав угрожающие раскаты грома. Он запер дверь лаборатории и вышел в коридор. Гулко звучали его шаги в противоестественной тишине. Андерсон повернул за угол и вышел к лифтам. Нажимая кнопку «вниз», сгорал от нетерпения, мысленно подгоняя движение кабины.

Приемная фирмы «Ванденбург кемикалз» была пуста и достаточно просторна, словно футбольное поле в свободные от матчей дни. Двери и коридоры расходились в разные стороны от главной, устланной ковром приемной, точно туннели в термитнике. В дальнем конце – застекленные двери. Дождь хлестал по ним нещадно, и сквозь завесу воды сверкали яркие вспышки молний. В приемной горели три люстры, в углах же залегли тени, сейчас таинственные и зловещие...

Андерсон быстро направился к выходу, бесшумно ступая по ковру. Оранжевый ковер напоминал ему в полутьме цвет запекшейся крови. Он дошел до дверей, замешкался, словно в раздумье. Его автомобиль, синий «форд-гранада», был припаркован по другую сторону автостоянки. Здесь же стояли одни только «скании», огромные танкерные грузовики. На черных баках – знакомая серебристо-красная марка «Ванденбург кемикалз». Небо ежесекундно взрывалось вспышками молний, и каждый раз Андерсон непроизвольно прикрывал глаза, словно робея пред яростью стихий. И тут увидел, что в восточной стороне здания ярко светилось несколько окон. Кто же там работал поздним вечером? Он взглянул на часы: 10.45. Оставалось надеяться, что его уход не заметили.

В огромных сараях справа от него было тихо; их зловещие темные очертания, казалось, вырастали из земли. То были товарные склады и фабричные помещения, где производились и складировались сотни тонн «многоцелевых» кормов фирмы «Ванденбург», рецепт которых был составлен самим Андерсоном. Невдалеке высились ярко освещенные жилые корпуса, заселенные многочисленными служащими фирмы. Он услыхал у себя за спиной шорох. Резко обернулся, затаив дыхание. Пред ним чернело огромное пространство – приемный зал. Тени – ему казалось, он заметил тени, – промелькнули в тот момент, когда лампы замигали, едва ли не потухли, – замигали, может, не случайно, возможно, утаивали кого-то в темноте... Шум повторился. Неподалеку раздался тихий свист. И слабый треск. И все пространство озарилось вспышкой молний. В это мгновение Андерсон увидел того, кто шелестел: кто-то забыл закрыть окно, и листва каучуконоса хлестала по стеклу и шелестела. Он натужно улыбнулся и вздохнул. И тут же снова улыбнулся, едва не рассмеявшись над самим собой. Уж не становится ли он жалким неврастеником? Однако – нет, его сердце билось сильно, но ровно. Он шел к своей машине, едва ли не бежал, нащупывая ключ в кармане пиджака. Небеса над ним взрывались, прорезая тьму зигзагом молний. Но вот он за рулем. Он отдыхает, прерывисто дыша. Вынул платок, отер лицо. И успокаивается наконец. Ключ в зажигании. Завел машину, и тут вдруг темная фигура возникла позади, будто материализовавшаяся из тьмы. И ощущение: что-то холодное и тонкое захлестнуло шею. Секунда-другая, и он понял: проволока, проволока на шее. Он схватился за горло, пытаясь ослабить нажим, но чем больше он боролся, тем труднее становилось дышать. Голова его запрокинулась назад, за спинку сиденья, и проволока – проволока для резки сыра – начала врезаться в его гортань, прерывая дыхание, прерывая жизнь. Еще секунда – и фонтаны крови ударили в ветровое стекло. Глаза его вылезли из орбит, он попытался закричать, но в горле у него лишь забулькало, кровь заливала рубашку, брюки, сиденье; тело забилось в конвульсиях... Темная фигура позади по-прежнему безмолвствовала, но все глубже врезалась в его горло «сырная» проволока. Его мочевой пузырь не выдержал: зловонное пятно на брюках набухало, на пол закапала моча, смешиваясь с кровью, образуя лужу под сиденьем. Глаза выкатывались из орбит, вываливались из глазниц синеватые белки, точно разбухшие в воде вареные вкрутую яйца. И шум в ушах, подобный шуму морского прибоя... А затем тяжелые, гулкие удары, заглушающие уже все остальное... Еще громче зажурчала зловонная струя – признак смерти, но палач натягивал проволоку с прежним упорством, точно пытался обезглавить мертвеца.

Запах в машине был запахом бойни. Темная фигура позади еще долго пребывала в неподвижности. И дождь все так же яростно хлестал. И растекались по ветровому стеклу красные слезы.

Глава 6

Джо Вард уже в который раз протирала ветровое стекло. «Дворники» явно не справлялись с потоками воды, и она раздумывала: не остановиться ли, не переждать ли?.. По обеим сторонам дороги, и так неважно освещенной, протянулись деревья с раскидистыми кронами, низко опустились к самому асфальту, изредка досаждая водителям. Джо сразу же включила фары своего «чеветта», и все же видимость едва ли достигала 50 футов. Оранжевые огоньки неоновых ламп отражались в лужах на дороге, мерцая подобно островкам света в море тьмы. «Какого черта? Почему Андерсон выбрал такое неподходящее место для встречи?» – размышляла Джо. Она заметила свет в заброшенном придорожном кафе. Прямо за кафе, скрытая деревьями, находилась автостоянка, о которой говорил Андерсон. Джо сбавила скорость и остановилась, развернувшись в сторону Вейкли. Она с минуту колебалась – выключить ли фары? Найдет ли он ее в темноте? Наконец решила оставить только боковое освещение. Раскаты грома, казалось, раскачивали машину, и Джо насторожилась, напряглась. Она вытащила из сумки пачку сигарет и чуть опустила боковое стекло. Вода тотчас хлынула в салон, заливая сиденья, и она поторопилась вновь поднять стекло. Машина заполнилась голубоватой дымкой. Джо улыбнулась. Ей вспомнился Нью-Йорк, – там дышалось так же. Однако улыбка тут же сползла с ее лица. От этих воспоминаний ее бросало в дрожь. Она родилась и выросла в Ист-Сайде на Манхэттене, в доме с видом на коричневый язык Ист-Ривер. Как-то она с друзьями стояла на мосту Куинсборо и смотрела на лодки и буксиры, плывущие по главной водной артерии города. Джо часто задумывалась, куда плывут эти лодки, думала о людях, плывущих на них. Плывут ли они домой к любящим женам? Или в бесконечность? Все ли они имеют хоть какое-то пристанище? Интерес Джо к другим людям в ее юные годы удивлял и даже забавлял всех, близко ее знавших, в том числе и родителей.

Ее отец работал в автомобильной компании, а мать – уборщицей в гостинице Рузвельта, расположенной через три дома от них. Джо начала свою трудовую жизнь в отеле, где зарабатывала на пропитание, одновременно пробуя силы в журналистике. Интерес к людям и природное любопытство, казалось, находили выход в ее статьях. Она постоянно была в поиске – в поиске новых тем, сюжетов, нового стиля... Работая по восемь часов в день в отеле Рузвельта, она лишь к вечеру принималась за свои статьи и часто приходила домой ночью. То есть журналистика была ее истинным призванием, но годы шли, а жалованье в отеле составляло всего лишь 1500 долларов, и она уже начала жалеть, что связала свою жизнь с журналистикой, требующей полной самоотдачи. Затем она встретила Тони. Тони Хаген был клиентом отеля, когда они впервые встретились. Его внешность поразила ее с первого взгляда, но поначалу Джо его если и не избегала, то как бы сторонилась. Джоанна была очень обаятельной девушкой и прекрасно знала это, но они принадлежали к столь разным социальным группам, что сближение казалось невозможным. И все же они познакомились поближе. И вскоре Джо обнаружила, что его модные костюмы, дорогие безделушки и те драгоценности, что он ей дарил, имели довольно необычное происхождение. Выяснилось, что Хаген работает на Альберто Сцалиса, старшего внука одного из главных подручных Аль Капоне, а затем – крестного отца крупнейшего «семейства» Нью-Йорка. Соблазн оказался для нее слишком велик. Она спала с Хагеном, она запоминала каждую мелочь из той информации, которую удавалось из него выудить. Вскоре материала уже хватало для статьи, которую она послала в «Нью-Йорк тайме». Газета потребовала дополнительной информации; Джо обещали увеличить сумму гонорара. Благоприятная возможность не замедлила представиться...

После выхода третьей статьи ей предложили постоянную работу в газете, и она незамедлительно это предложение приняла. Однако Хаген в разговорах стал уклончив, скрытен. Он просил ее больше ничего не писать о Сцалисе. Но Джо всегда была упряма. Она продолжала встречаться с Хагеном, который, как она сразу поняла, влюбился в нее, несмотря на грозившую ему опасность. Впрочем, Хаген был предельно осторожен – полезной информации от него больше не поступало. Или, возможно, ей так казалось... Но когда он сделал ей предложение и она ответила согласием, Хаген все же позволил себе некоторую откровенность. Написанная ею статья была помещена на первой странице. После этого Хагену оставалось прожить еще двое суток. Они сидели в баре на Лексингтон-авеню, когда появились те двое, – Хаген их сразу узнал. Даже сейчас, сидя в своем «чеветте», она могла бы детально воссоздать всю сцену, неизгладимо запечатлевшуюся в ее памяти. Один из них вошел в бар, перебросив пальто через правую руку, второй стоял в дверях. Хаген повернулся в их сторону, в руке его был стакан – с пивом, который он за мгновение до этого собирался поднести к губам. Первый из вошедших перебросил пальто на левую руку – в правой обнаружился пистолет 45-го калибра. Он выстрелил трижды. Первый выстрел, разбивший стакан с пивом, угодил в подбородок, раздробив нижнюю челюсть. Второй выстрел пробил грудь – тут Хаген, пошатываясь, поднялся на ноги. Третья пуля ударила в левое плеча Он упал на колени... И тут раздался запоздалый крик посетителей. Джо вскочила, прикрыла руками голову, оттолкнула ошалевшего бармена и бросилась к черному ходу. Никто ее не преследовал. Естественно, инцидент этот стал темой передовицы, хотя на сей раз Джо было не до профессиональной гордости.

Последней каплей явилось исчезновение «дворников» и дробовика из ее «линкольна» – пропажа, обнаруженная ею однажды вечером, когда она возвращалась домой. Джо покинула Америку и приехала в Лондон, где сравнительно легко нашла работу по найму. Но Лондон показался ей слишком «открытым», слишком «незащищенным» – и она перебралась в Аркхэм, где работала вот уже шесть месяцев в редакции «Аркхэм Комет».

Она бросила сигарету в пепельницу и, взглянув на часы, зажгла другую. 11.48 вечера. Где же, черт возьми, этот Андерсон?

Слева, неподалеку от нее, стояло обветшавшее придорожное кафе, ныне просто пустующий сарай. Старый заржавевший дорожный указатель покачивался на ветру; огромные окна, обращенные к дороге, были разбиты, а во дворике во множестве валялись полусгнившие доски и камни. Имелось даже ржавое крыло от «фольксвагена», в том месте, где была когда-то автостоянка.

Со стороны Вейкли до сих пор не проехала ни одна машина. Джо нервно барабанила пальцами по рулю, напряженно вглядываясь в ветреную грозовую тьму.

Джо машинально поправила прическу: взглянула в зеркало заднего обзора. Учитывая то, что ей пришлось пережить в ее двадцать восемь лет, она выглядела удивительно свежо. Она почти не пользовалась косметикой, кроме теней для глаз. Даже в темной машине светились нефритовыми пуговками ее зеленые глаза. На ней были джинсы, сужающиеся книзу, свитер облегал ее грудь. Прикуривая очередную сигарету, Джо услыхала громкое урчание мотора. Несколько секунд спустя свет мощных фар прорезал ночь, осветив на мгновение ее лицо, – машина промчалась мимо.

– Черт бы его побрал, – пробормотала Джо.

Она вновь взглянула на часы. Было почти 12.15. Она решила, что уедет через пять минут. А по дороге остановится у ближайшего автомата и позвонит Андерсону домой. Может, этот сукин сын все забыл? Джо решительно отогнала от себя эту мысль. Его голос в трубке звучал напряженно, тревожно, он был в панике. Ему действительно было необходимо ее увидеть, и она ему поверила. Возможно, у него сломалась машина. Она быстро перебрала в уме ряд причин, помешавших ему приехать, затем снова посмотрела на часы. Через три минуты она уедет. Она прищелкнула пальцами, заметив телефонную будку во дворике заброшенного кафе. Если телефон еще работает, она сможет позвонить отсюда. У нее имелся также его служебный телефон – на случай, если что-нибудь его задержало. Джо решила сначала позвонить в лабораторию. Вставив ключ в зажигание, она завела двигатель и развернула свой «чеветт» в направлении заброшенного кафе.

Остановившись, она, не заглушая мотор, выскочила из кабины и побежала к телефонной будке. Что-то шевельнулось во влажной тьме лесов. Что-то, напоминающее человеческую тень. Темная фигура медленно двигалась между стволов, следуя за Джо, – сначала притормозившей, затем остановившей машину, выскочившей из нее, бегущей к телефонной будке... Ее было видно довольно хорошо, потому что молния, в этот миг прорезавшая небо, осветила своим холодным ярким светом весь ландшафт. Незнакомец внимательно следил за Джо: вот она подбежала к будке, вот сияла телефонную трубку... Тень, крадучись, вышла на обочину дороги. Ослепительная вспышка рассекла небо – и фигура мгновенно исчезла за ближайшим кустом. Воздух в будке был тяжелый, трубка грязная, вся покрытая пылью, – перед тем как снять ее, Джо долго протирала трубку носовым платком.

Она облегченно вздохнула, услышав гудок: значит, телефон все же работал. Она Порылась в кармане джинсов в поисках мелочи и, вытащив пригоршню десятипенсовых монет, положила их на металлическую полку рядом с собой. Затем набрала номер компании «Ванденбург кемикалз». Снаружи зловеще завывал ветер, задувая в разбитые окна кафе. Вывеска, извещающая о том, что «здесь подают горячие обеды», перекосилась, едва держась на единственном гвозде. Раздался гудок, Джо опустила монету в прорезь аппарата. Последовали длинные гудки, на том конце трубку не снимали. Это повторялось многократно. Она повесила трубку и вытащила из кармана клочок бумаги с домашним телефоном Андерсона. Вновь набрала номер. Услышав гудки, опустила монету.

– Мистер Андерсон?

Тишина.

– Мистер Андерсон, алло!

Послышалось какое-то странное шипение. И больше ни звука.

«Верно ли я набрала номер?» – подумала она. Раздался оглушительный грохот, в трубке затрещало. Треск был настолько резким, неприятным, что Джо на миг убрала трубку от уха.

Когда она опять прислушалась, телефон отключился. Она раздраженно бросила трубку.

– Дьявол... – пробормотала она, резким движением сгребая с полки остатки монет и засовывая их в карман. Она на секунду замешкалась, собираясь с духом, перед тем как броситься сквозь ливень обратно к машине. Может, Андерсон играет с ней в какую-то игру? Если так – то зачем?

Возвратившись в машину, Джо хотела включить свет в салоне, но выключатель не сработал. Несколько секунд она сидела в темноте, в каком-то странном оцепенении. Затем повернулась вполоборота, чтобы выяснить причину неисправности. Лампочка исчезла. И не только лампочка – исчезли кронштейн с винтами и патрон. Она нахмурилась. Патрон был снят. Точнее вырван. Но кем, хотелось бы ей знать? Сердце ее учащенно забилось. Она нажала на педаль акселератора. «Исправна ли машина, вернусь ли я домой?» – в тревоге подумала Джо. И вместе с тем любопытство ее было возбуждено до предела, – она твердо решила, что завтра же нанесет Андерсону визит.

Лампа и патрон из «чеветта» лежали на обочине дороги, пока на них не наступила нога в ботинке, наступила тяжело, неспешно разламывая их на мелкие осколки. Темная фигура стояла у дороги до тех пор, пока огни «чеветта» не исчезли за поворотом. Так же крадучись, как и появилась, фигура направилась в сторону леса, растворившись в тени деревьев и во мраке ночи.