Текст книги "Сестры-соперницы"
Автор книги: Шобха Де
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)
Шобха Де
Сестры-соперницы
Посвящается моим родителям, Индире и Говинду Раджадхьякша, моему брату Ашоку и моим сестрам, Мандакини и Кунде, у которых хватало терпения выносить меня
Глава первая
Микки ненавидела белый цвет. Она его терпеть не могла! Но в то утро все вокруг было белым. Взглянув на свои руки, лежащие на коленях, девушка сдержала улыбку: забыла стереть лак. Будто десять капелек запекшейся крови на белоснежном одеянии. Микки пошевелила пальцами ног, рассеянно покрутила колечко на одном из них. Серебро. Старинная работа. Вспомнился день, когда она купила первый набор таких колечек. Тогда ей было пятнадцать.
Микки подняла голову и поискала взглядом Гангу. Та все рыдала, уткнувшись лицом в расшитый край сари. Она всегда рисовала себе на лбу большое бинди, и сейчас оно совсем размазалось. Утирая заплаканные глаза, Гангу жалобно позвякивала стеклянными браслетами на запястьях. Собравшиеся скользили по ней равнодушными взглядами. Микки оглядела толпу в поисках Дхонду. Он скорее всего суетился внизу, на кухне – ведь всем надо подать чай или кофе. Особый чай и особый кофе: много молока и чуть-чуть кардамона. В этом гостеприимном доме всегда великолепно готовили чай и кофе. Гости часто просили налить им еще чашечку, добавляя: «Как можно побывать в доме Сетха Хиралаля и не попробовать знаменитый чай масала, который так чудесно готовит Мальтибен!»
Микки невольно вздохнула. Она так устала. Ей бы тоже выпить кофе – только не такого, что варит Дхонду, а настоящего, американского: черного, без сахара. Это помогло бы сосредоточиться на происходящем.
Но мысли снова вернулись к колечкам, украшавшим пальцы ног. В свое время Микки крепко досталось за них от мамы.
– Где это видано, чтобы девочка из нашей семьи носила на ногах серебряные колечки! Серебро – это для слуг. Снимай сейчас же!
Но Микки и ухом не повела. Она отправилась к Гангу хвастаться – вот уж кто оценит ее украшения. Каково же было ее удивление, когда та сказала:
– О Боже! А мама это видела? Ну-ка, давай снимай быстрее! Сетхани страшно рассердится, когда их увидит. Девочки из хороших семей такое не носят. Это же серебро! А людям знатного рода надо носить украшения из золота.
Микки, скорчив недовольную рожицу, приказала Гангу заткнуться и принести стакан свежевыжатого апельсинового сока. Сама она была просто без ума от новых украшений. С ними ее ноги казались такими изящными. Микки знала, что лодыжки у нее красивые и подъем высокий. Совсем как у мамы. Ей часто говорили, что она очень похожа на мать.
Косые солнечные лучи проникали сквозь жалюзи на окнах просторной веранды. Микки скинула сандалии и прошлась босиком, постукивая по полу колечками. До чего приятный звук!
Она представляла себе, как они будут позвякивать в такт танцу. Все быстрее и быстрее. Вот она ураганом проносится по бесконечному коридору. Дом вращается у нее перед глазами. Звучат голоса, которые поют что-то неуловимо знакомое. Ноздри наполняет пьянящий аромат – скорее всего он доносится из комнаты для молитв, где горят палочки благовоний. Слышится мелодичный перезвон кимвалов, а ноздри наполняет тяжелый приторный запах лотоса и увядших розовых лепестков…
Микки очнулась, почувствовав, как чья-то рука приобняла ее за плечи.
– Все будет хорошо… Мы тебя не оставим, мы будем рядом. Ты поплачь, поплачь немного… Станет легче.
Микки взглянула в маленькие злые глазки тети Анджанабен и отстранилась.
Гангу встала рядом с ней. Поймав на себе взгляд Микки, она тут же опять разрыдалась. Эти причитания уже начинали раздражать девушку.
– Гангубаи, прекрати сейчас же, – сказала она. – Что случилось, то случилось. Ничего уже не изменишь.
Гангу снова утерла слезы расшитым краем сари.
– Детка! Какой тяжелый удар! Ты осиротела… Что может быть страшнее для ребенка? Послушай меня. Я всего лишь неграмотная женщина, но я нянчила тебя с того самого момента, как ты появилась на свет. Твоя мама была слишком слаба, чтобы кормить тебя грудью. Ты мне как родная дочь. Горе-то какое…
И Гангу опять разрыдалась, опустившись на пол. Микки осторожно подняла ее.
– Принеси мне, пожалуйста, кофе, – попросила она, подталкивая старушку к выходу из комнаты.
На первой странице газеты «The Times of India» поместили большую фотографию ее отца – ту, которая обычно сопровождала пресс-релизы о его компаниях. Заголовок гласил: «Промышленный магнат и его жена погибли в авиакатастрофе». В статье не было ничего лишнего: краткая биография покойного, соболезнования от президентов различных бизнес-клубов и ассоциаций и тексты телеграмм от премьер-министра и губернатора штата. «Невосполнимая потеря», «жестокий удар судьбы», «нам его никто не заменит». А вот некролог на последней странице был более подробный, там напечатали и ее, Микки, фотографию. «Могли бы выбрать и получше», – подумала она, скривившись. «Из всей семьи магната выжила только его единственная дочь Маллика, которая в настоящее время учится в США». Но самый большой материал о ее отце был опубликован в рубрике «Бизнес». Там излагалась история успеха Сетха Хиралаля: головокружительный взлет от простого старьевщика до крупного промышленника, магната из магнатов, владельца разветвленной сети предприятий.
«Да, мой отец был большим человеком, влиятельной фигурой, – подумала Микки, – но и порядочной сволочью».
***
А тем временем всего в нескольких километрах от дома Микки в тихом пригороде Бомбея ту же газету внимательно читала другая девушка.
– Видишь, видишь? – пихнула мать локтем Алиша. – Нет, ну ты только посмотри на это! О нас не написали ни полсловечка.
Лилабен, которая лежала на большой двуспальной кровати, недовольно пошевелилась и оттолкнула руку дочери.
– Глупенькая, неужели ты надеялась, что про нас станут писать в газетах? Да кто мы такие для этой семьи? Никто! Ты это прекрасно знаешь. И всегда знала. Дай поспать! Мне и так плохо, а ты еще газеты в лицо суешь.
Алиша продолжила читать, злобно прищуриваясь каждый раз, когда натыкалась на упоминание о Микки.
– Нет, ну ты глянь. Ухохотаться можно: «Из всей семьи магната выжила только его единственная дочь». Мама, да проснись же ты! Ты просто обязана взглянуть на эту чушь. Надо же: «единственная дочь»! – рассмеялась она. – А как же я? Я им что, щенок? Котенок? Зверушка ручная?
Лилабен встала и уставилась на дочь мутными со сна глазами.
– Да замолчишь ты или нет? Мой Баччху погиб. Твой папа умер. Все кончено. Нам надо думать о том, как жить дальше. У меня голова пухнет от забот, а ты мелешь всякую ерунду. Лучше принеси мне чаю.
С этими словами она столкнула дочь с кровати и поплелась в ванную.
Алиша отправилась в небольшую опрятную кухоньку и растолкала спящую служанку.
– Савита! Давай, пошевеливайся! Госпожа хочет чаю. Живо! И не забудь подогреть мне молоко. Вот ленивая девчонка, совсем от рук отбилась! Только и знаешь, что спать тут целыми днями! Вставай немедленно!
Савита вскочила и бросилась ставить молоко на огонь.
Алиша выглянула на улицу из окна кухни. М-да, народу в их районе все прибывает. Когда она была маленькой, по соседству стояло всего домов пять, не больше. В те времена Виле Парле считался тихим пригородом. А сейчас здесь сплошные трущобы. Грязные трущобы.
Мысли Алиши снова и снова возвращались к отцу. Итак, он умер. И его гибель многое меняла. Сможет ли она теперь поехать в Америку? Где взять на это деньги? Отец обещал отправить ее за границу и все оплатить… Она вспомнила, как он заходил к ним на прошлой неделе. Она ему тогда нагрубила. Теперь Алиша горько жалела о своих словах, об обвинениях, сорвавшихся у нее с языка. Но кто же знал, что отец так скоро, так внезапно умрет?
Она вернулась к себе в комнату и начала расчесывать длинные волосы. Отец часто гладил ее по голове. Как же было здорово, когда он приезжал к ним сразу после работы и оставался на весь вечер! А иногда и на всю ночь, но такое случалось довольно редко.
Алиша бросила взгляд на фотографии, которые мать без всякой системы наклеила на картон и повесила у нее в комнате. За последние пару лет папа сильно располнел. Да и мама тоже. Она с улыбкой посмотрела на фото, где они втроем были засняты на празднике в городе Ути. Это было на Рождество, четыре года назад. Тут Алише всего пятнадцать, она очаровательный подросток, но, конечно же, ей нипочем не сравниться с драгоценной Малликой. У Алиши сводило скулы от одной только мысли о сводной сестре. Вечно эта Маллика стояла у нее на пути. Мама рассказывала, что когда обе девочки были маленькими, папа их часто путал, называя Алишу именем другой своей дочери. Но девушка не сомневалась, что у него хватало благоразумия всегда называть Маллику правильно, по крайней мере на людях. И конечно же, в присутствии ее заносчивой мамаши.
Девушка пошла в комнату к матери посмотреть, допила ли та чай. Лилабен стояла возле окна, отрешенно уставившись на улицу.
– Мама! Ты что, опять пила те таблетки перед сном? Ты только взгляни на себя, на что стали похожи твои глаза!
Не в силах больше смотреть на мать, Алиша отвернулась.
– Пожалуйста, дочка, не начинай. Мне так плохо, а без таблеток было бы совсем худо. Мама всегда говорила: «Лила, у тебя в жизни будет все, кроме семейного счастья. Это написано у тебя здесь», – она постучала себе по лбу. – Видно, такая уж у меня судьба. Это даже в моем гороскопе написано.
Алиша поняла, что сейчас последует очередной длинный монолог из серии: «Ах, какая я несчастная!» – и попыталась перевести разговор в другое русло:
– Мам, а тебе не кажется, что нам надо показаться на похоронах?
Несколько секунд Лилабен смотрела на нее, вытаращив глаза, а потом закричала:
– Ты что, с ума сошла?! Вот дурочка! Как скажет, так хоть стой, хоть падай! Да кто же нас туда пустит? Разве ты не знаешь, что вся эта семейка нас ненавидит? Забыла, как они нас унижали? И ты собираешься пойти туда, чтобы тебя вытолкали взашей, как последнюю попрошайку? Нет уж, только через мой труп! Даже если я все потеряю, при мне останется моя гордость.
Лилабен достала серебряную коробочку с листьями бетеля и стала готовить себе привычную жвачку. Алиша посмотрела на мать с отвращением.
– Мама! – сказала она резко. – Папа терпеть не мог, когда ты жевала это. И всегда сердился. Бр-р, гадость!
Лилабен с мольбой и мукой взглянула на дочь.
– Дочка, ну я же просила тебя: не сегодня. Обещаю тебе, я покончу с этим, но не сейчас. Пожалуйста…
Алиша убежала в свою спальню и, с силой захлопнув дверь, ничком упала на кровать. Она проклинала всех и вся, а больше всех – отца. Как несправедлива жизнь! Вот Маллика, та уже пять лет как живет и учится в Америке. Пять лет! А она, Алиша, торчит тут, в Индии. В этом проклятом Бомбее. И теперь, из-за смерти отца, может застрять здесь навеки. Алиша ненавидела свою школу. Там такая скукотища. Папа обещал на будущий год отправить ее в Америку. Конечно, мама была против. Она вообще никуда не желает отпускать дочь, даже на похороны родного отца. «Ну и ладно, а я все равно пойду! – упрямо подумала Алиша. – Пусть мать кричит сколько угодно, но я больше не собираюсь прятаться. Я хочу посмотреть им всем в глаза. Ну, что они мне сделают? Что сделает эта Маллика? Интересно, какое будет выражение лица у этой богачки, когда я явлюсь к ним в дом? Да, они все будут на меня пялиться. И что теперь? О папиной любовнице и побочной дочери давно известно, тоже мне секрет нашли. Но теперь я добьюсь, чтобы нас официально признали. Я пойду в Шанти Кутир на правах второй дочери Сетха Хиралаля – дочери, которую он так и не признал!»
***
В этот день слуги в Шанти Кутир поднялись чуть свет, чтобы подготовить большой зал для похорон. Ожидалось много народу, и все очень важные люди. Принесли гирлянды и цветы. Микки наблюдала за всеми приготовлениями, даже за тем, как на тюфяки, которыми застелили полы поверх больших ковров, надевали чистые белые чехлы. Она не проронила ни слезинки.
Раманбхаи тоже приехал пораньше, чтобы за всем проследить. «Хорошо, что он пришел, – подумала Микки, – а то явилась бы Анджанабен и стала бы тут всеми командовать».
Тела ее родителей лежали на роскошном ковре в большом зале под огромной люстрой. Их завернули в бесценные покрывала из джамаварской шерсти. Девушка отметила, что матери сделали макияж и прическу и надели сари из французского шифона – у нее таких много было. И еще кто-то срезал с головы у покойницы прядь волос, попытавшись замаскировать это место красным синдуром. [1]1
Синдур – свинцовый сурик, красная краска. Индийские женщины используют синдур для покраски пробора, это указывает, что женщина замужем. (Прим. ред.)
[Закрыть]А ведь при жизни мама никогда им не пользовалась. Хоть бы у нее, у Микки, спросили… Девушка перевела взгляд на отца. Надо же, раньше она не замечала, что у него такая жесткая линия рта. Или это смерть наложила свой отпечаток? Баччхубхаи – так его все звали – был мертв, но его губы кривила презрительная усмешка. «Интересно, – подумала Микки, – хоть кто-нибудь жалеет о том, что его не стало? А я сама?..»
Микки знала, что на похороны придется идти в белом. Тетя Анджанабен достала из огромного дубового шкафа ее матери два свернутых сари из кисеи со скромным узором из вышитых маргариток.
– Вот, Микки, надень одно из них. Твоей маме они очень нравились, а теперь достанутся тебе. – Помолчав, она добавила: – Прости, я ляпнула не подумав. Теперь в этом доме все принадлежит тебе. Печально… Как это грустно, когда ребенок остается без отца и матери. Но помни: мы всегда рядом. Я, твои двоюродные братья и сестры, Раманбхаи, все, все мы…
Микки взглянула на тетку, с трудом скрывая неприязнь. Вот несносная старуха! Но приходилось держать себя в руках. «Бедная тетя Анджанабен, – сказала себе она, – по сути, всего лишь безобидная старая сплетница, которой просто нечем себя занять. Да, конечно, она иногда принимается плести интриги и пытается помыкать остальными, но никто не воспринимает ее всерьез». Микки знала, что ее тетку недолюбливают. Мать всегда держала бесцеремонную и крикливую Анджанабен на расстоянии, относилась к ней с презрением и часто жаловалась папе, что его сестра вечно повсюду сует свой нос и от нее слишком много шума. Да и сама Микки в детстве тоже не любила ездить к тетке в гости и играть с ее единственным сыном Шанаем. С ним она давно не виделась и сегодня равнодушно поинтересовалась у Анджанабен, как он поживает, неужели так и колесит по Америке, приторговывая всякой всячиной.
Почувствовав на себе взгляд тетки, Микки постаралась подавить раздражение, которое вызывали украшенное вышивкой нейлоновое сари Анджанабен, дешевые побрякушки, растрепанные волосы и бегающие глазки. Она через силу улыбнулась, вздыхая про себя: «Что делать, придется ее терпеть. По крайней мере сегодня».
А Анджанабен тем временем без умолку тараторила об успехах своего драгоценного сыночка, который унаследовал ее деловую хватку. Сама она занималась в основном тем, что скупала и перепродавала все, что под руку попадется, – от ахмедабадских сари до посеребренных десертных блюд. Шанай действительно пошел по ее стопам: чем он только не торговал: и масличными семенами, и макулатурой, и химическими реактивами, и запчастями к электронике, и пшеницей, и одеждой или даже подержанными телевизорами. В принципе, все его сделки приносили неплохой доход. Но слишком уж мелко он плавал. Микки даже передернуло, когда она вспомнила, как Шанай однажды позвонил ей в общежитие, долго и заботливо расспрашивал о здоровье, а потом перешел к главной цели своего звонка: «Ты, часом, не знаешь, может, кто-нибудь купил бы крупную партию индийского хлопка? На этом можно неплохо наварить». Но она тут же одернула себя: Шанай всегда присылал ей на день рождения подарки, хоть и дешевенькие. Скорее всего это были пробники, которые доставались ему бесплатно, но то, что все эти годы он помнил о дате ее рождения, подкупало. «Не будь такой злюкой, – сказала она себе, – ведь есть же у него и хорошие черты. К тому же иногда он может быть полезен».
– Не забудь расправить край сари на плечах, – проговорила тетя Анджанабен, выводя девушку из задумчивости.
Микки нехотя взяла в руки мамино сари. Она привыкла к национальной одежде, которую с детства приходилось надевать по праздникам, но все равно чувствовала себя в сари скованно. Одевшись, Микки критически оглядела себя в зеркале. Они с теткой немного поспорили о том, стоит ли девушке подводить глаза. Без косметики, или, как она выражалась, «без глаз», Микки чувствовала себя раздетой. Потом она нарисовала себе между бровей маленькое бинди темным карандашом для глаз и поправила кружевной лифчик, чтобы не было видно бретелек. Чанду не успела сшить ей новый топ под это сари, а старые были слишком вызывающими для похорон. Микки с трудом сдержала усмешку, представив, как у стариков потекут слюнки при виде соблазнительно глубокого выреза ее полупрозрачной белой блузки, сквозь которую просвечивает лифчик фирмы «Gossard». «Что ж, пусть старые хрычи немного помечтают», – подумала она, поправляя складки сари и оставляя открытым пупок. Мама этого терпеть не могла: «Микки, как тебе не стыдно, у тебя же видна пуговица на животе!» «Мамочка, так ведь в этом и задумка», – ухмылялась в ответ Микки и поспешно выскальзывала из комнаты. Но сегодня все взоры будут устремлены на нее. И роль, которую судьба так внезапно заставила ее играть, требует, чтобы она была одета подобающе.
Анджанабен схватила ее за руку, вывела на середину женской половины зала и сразу же начала причитать. Микки, не ожидавшая такого бурного проявления чувств, пристально посмотрела на тетку. Ну конечно, тетя Анджанабен играет на публику. Девушка смутилась и покраснела: вокруг нее толпились десятки совершенно незнакомых женщин, которые шумно демонстрировали свое горе, а сама Микки пока что не проронила ни слезинки.
Она сидела на подушке, стараясь не вслушиваться в обрывки долетавших до нее разговоров. Ей с детства не нравилась эта часть дома. Холодное и безличное помещение при строительстве задумывалось как бальный зал, но отец приказал убрать оттуда всё европейское – блестящих херувимов, завитки и тяжелые бархатные портьеры – и велел дизайнерам отделать комнату в традиционном индийском стиле. От первоначального замысла осталась только огромная люстра. Теперь она холодно мерцала над Сетхом и Сетхани, а собравшиеся исполняли традиционные песнопения, прежде чем проводить их в последний путь к простому погребальному костру на берегу моря.
Вот и все. Двенадцать мужчин подняли тела ее родителей на плечи. Чья-то твердая рука помогла Микки встать. От долгого сидения на полу у нее затекли ноги. Микки оступилась, и опять ее поддержала та же твердая рука. Она смущенно подняла взгляд:
– Раманбхаи… извини. Сама не знаю, что со мной. Я так устала, – произнесла она с запинкой.
Он ободряюще похлопал ее по руке и повел к выходу из дома. Рядом с галереей, где они стояли в ожидании выноса тел, был небольшой коридор с зеркальными стенами. Микки краем глаза поймала свое отражение. Господи, как ужасно она выглядит!
Девушка совсем недавно сделала себе короткую стрижку. Подружка в общежитии посоветовала ей высветлить несколько прядок, чтобы оживить прическу. Получилось классно, все так говорили. Стрижка очень шла Микки, сглаживая острый подбородок, а непокорная золотистая прядка, то и дело падавшая на глаза, придавала шаловливый вид. Да еще нос обгорел и шелушился – за несколько дней до возвращения в Индию Микки удалось вырваться на несколько дней позагорать на пляж на Кейп-Код. И теперь ее облик совсем не вписывался в обстановку родного дома.
Микки просто умирала с голоду, ей хотелось пить и она уже с ног валилась от усталости. У нее было единственное желание – наконец остаться одной, но она знала, что все эти люди разойдутся еще очень нескоро. Таковы традиции.
Потом ее тетки возьмут на себя бытовые проблемы, родственники-мужчины будут управлять империей ее отца… А самой Микки предстоит провести ближайшие десять дней дома, принимая соболезнования. И все! Будь у нее выбор, она бы тут же положила конец этому кошмару. Родители умерли. На всех остальных ей наплевать. А им наплевать на нее. Если бы она могла, то первым же рейсом улетела бы в Бостон. Вернулась бы к учебе, к друзьям, к Шону. Через какие-нибудь три месяца ей исполнится двадцать. Ее жизнь здесь, в Индии, в Бомбее, на Непеан-Си-роуд окончена. Неужели это непонятно людям в белых траурных одеждах, которые толпятся сейчас вокруг?
Раманбхаи взял Микки за руку и прошептал:
– Ты отлично держишься, молодчина. Продолжай в том же духе. И ничего не бойся. Я буду рядом. Мы всем покажем, на что ты способна. Я уже поговорил с юристами, они готовят документы. Хорошо, что твой папа оставил завещание. Как чувствовал. Маллика Хиралаль, имею честь сообщить тебе, что с завтрашнего дня – да, прямо с завтрашнего дня – ты возглавишь «Хиралаль Индастриз». Выше голову! Взгляд потверже. Пусть все знают, что отныне им предстоит иметь дело с тобой.
Не успела Микки опомниться от этой новости, как до ее слуха донеслось пение священнослужителей. В дверях показались ее дяди и двоюродные братья с украшенными цветами телами покойных на плечах. «Рам наам сатья хаи, Рам наам сатья хаи», – монотонно повторяли толстые священники. Вскоре напев подхватили все присутствующие. Солнце поднялось уже довольно высоко и било прямо в глаза.
Вдруг какой-то шум нарушил ход церемонии. Микки пригляделась, пытаясь понять, в чем дело. В галерее, ведущей в дом, она разглядела тонкую фигурку потрясающе красивой девушки, которая препиралась с Раманбхаи и двумя дядями Микки. «Ну и красотка!» – невольно восхитилась она, и только потом ей стало интересно, откуда взялась эта девушка и кто она вообще такая. Микки смотрела на нее, будто завороженная, а девушка тем временем перешла на крик, требуя, чтобы ее впустили.
Микки растерялась. Разве можно не пустить кого-то на похороны? Это не принято. В таких случаях приходят все, кто захочет. Почему же Раманбхаи выгоняет эту девушку? Она вполне прилично выглядит, к тому же такая красавица. Микки пригляделась повнимательнее. Стоп. Нет, тут, наверное, какая-то ошибка. Разве эта девушка ей не родственница? Где же они могли видеться? Она не могла отвести взгляд от точеной фигурки незнакомки, эффектно прорисовывавшейся на фоне ворот. «А ведь мы могли бы быть сестрами», – с удивлением подумала Микки. И правда, они были похожи. Даже очень похожи. Только у той девушки были роскошные длинные волосы, и одевалась она совсем не так, как Микки. В остальном сходство было разительное, особенно манера слегка склонять голову на бок и откидывать волосы со лба.
Микки стояла как зачарованная. Она прекрасно знала, что сейчас не время для расспросов. С этим придется подождать. А девушка тем временем развернулась и гордо удалилась. Микки проводила ее взглядом, залюбовавшись легкой танцующей походкой незнакомки. В ярком солнечном свете белая, украшенная вышивкой блузка девушки просвечивала, давая возможность оценить достоинства ее фигуры.
Раманбхаи занервничал. Микки заметила, что он подозвал кое-кого из родственников и о чем-то спешно с ними договаривается. Ей показалось, что все они многозначительно на нее посматривают. Ну и ладно! Не до них сейчас.
***
Раманбхаи ждал Микки в библиотеке.
– Девочка, нам нужно поговорить. Мне предстоит многое тебе рассказать. Теперь, когда все ритуалы и церемонии позади, пришла пора подумать о твоем будущем и о будущем предприятий твоего отца. Я уже назначил встречи с юристами, финансистами и, конечно же, с управляющими компаний Сетха Хиралаля. Надо как можно скорее покончить с твоим формальным вступлением в права, чтобы избежать возможных проблем.
Микки недоуменно уставилась на него.
– Как-то слишком поспешно все это… – начала она, но Раманбхаи тут же перебил ее.
– Нет, дорогая. Нужно действовать быстро. Ты видела документы? Акции сильно упали в цене. Акционеры начинают выражать беспокойство. А тут еще кризис на мировом рынке. Мы не можем позволить себе медлить. Я прекрасно понимаю, что ты чувствуешь, но мир жесток. На наследство твоего отца уже слетаются стервятники, готовые тебя растерзать, и нельзя позволить им воспользовался тем, что у тебя сейчас горе. Главное, ни в коем случае не подписывай никаких бумаг, которые будут тебе подсовывать, пока не посоветуешься со мной.
«Как же мне повезло с Раманбхаи», – подумала Микки. Ему она могла полностью довериться. Теперь он заменит ей отца, которого больше нет. Впрочем, Раманбхаи к этому не привыкать – он и раньше часто сопровождал их с матерью на разные мероприятия, когда отец был занят. Особенно ей запомнился один случай.
Микки тогда ужасно обиделась на отца, который так и не пришел ее поддержать. Как капитан команды, занявшей первое место на школьной спартакиаде, она возглавляла шествие на закрытии соревнований, и ей больше всего на свете хотелось, чтобы отец вместе с мамой пришел разделить ее триумф. Она внимательно высматривала на трибунах родителей, и каково же было ее разочарование, когда она наткнулась взглядом на доброе лицо Раманбхаи. Он понимал, как девочка расстроена, и изо всех старался ее подбодрить. А вечером повел их с матерью в роскошный ресторан в отеле Тадж-Махал. Зная, что юной победительнице не до празднования, он погладил ее по голове и шепнул: «На будущий год он обязательно приедет, обещаю. Если понадобится, я заставлю его отменить все встречи и силой привезу сюда». Микки тогда посмотрела на него полными слез глазами и всхлипнула: «Мне не нужно на будущий год. Ведь у нашей команды будет новый капитан, не я». Раманбхаи смутился и отвел взгляд, но она успела заметить у него в глазах слезы.
…Она дотронулась до руки Раманбхаи и сказала неожиданно властным тоном:
– Прежде чем говорить о чем-либо еще, я задам тебе один вопрос. Ответь на него честно.
В удивленных глазах Раманбхаи промелькнуло какое-то новое выражение.
– Скажи, та девушка, что приходила тогда на похороны… Помнишь ее? Мы примерно одного возраста и даже чем-то похожи. Ты еще не пустил ее. Почему? Она выглядела вполне прилично. Там были толпы чужих людей, но ты не пустил только ее!
Раманбхаи отвел глаза, избегая пристального взгляда собеседницы.
– Давай поговорим об этом позже, – сказал он и резко встал.
– Нет! Сейчас! Я должна знать, – Микки не просила, она приказывала. – И хочу получить ответ немедленно.
Раманбхаи в нерешительности переминался с ноги на ногу.
– Хорошо, – медленно проговорил он. – Раз ты так настаиваешь, я отвечу. Та девушка – дочь твоего отца от любовницы, с которой он встречался много лет. Девушку зовут Алиша, она на четыре месяца младше тебя. Они с матерью живут в Виле Парле. Что еще ты хочешь узнать?
Микки немного помолчала, а потом тихо произнесла:
– Сестра? Сводная сестра? Моя сестра? Алиша… Какое красивое имя. Но почему мне о ней никто не рассказывал? Почему мама скрывала это? И Гангу… И Дхонду. Наконец, почему ты молчал, Раманбхаи?
Он ответил не сразу:
– Твой отец запретил мне. Он считал, что тебе не нужно знать о его второй семье.
Микки чуть не расплакалась. Горько было узнать, что ее столько лет обманывали. Отец никогда не был ей особенно близок, но теперь она поняла, что совсем не знала его. А он оказался подлым человеком, который вел двойную жизнь.
– А что мама? Она знала?
Раманбхаи кивнул.
– Да, Мальтибен знала.
– Тогда почему же она мне ничего не сказала?! – Микки задыхалась от негодования.
Раманбхаи приобнял ее.
– Ты была еще слишком маленькой. И не могла понять… Да и зачем было тебя огорчать?
Плечи Микки содрогались от рыданий.
– Ненавижу вас за это. Вас всех. Так нечестно! Теперь папы и мамы больше нет, и я никогда не узнаю правды.
Раманбхаи дал Микки выплакаться, поглаживая ее по голове и по плечам.
– Девочка моя, прошлого не воротишь. Твой отец умер, и все, что было в его жизни, ушло вместе с ним. А тебе надо думать о будущем, планировать свою жизнь. Завтра с утра я жду тебя в отцовском кабинете. Это будет деловая встреча. Ты должна быть спокойной и уверенной. Не подписывай никаких бумаг и не бери на себя никаких обязательств. Если что-то покажется тебе непонятным, просто посмотри на меня и откажись отвечать, сославшись на то, что тебе надо подумать. После встречи мы с тобой еще раз все обсудим и примем правильные решения, договорились?
Микки рассеянно кивнула. Когда Раманбхаи ушел, она в отчаянии подумала: «Мне так нужен хоть кто-нибудь, с кем я могла бы поговорить начистоту. Шон далеко, да и трудно было бы ему разобраться в том, что происходит здесь, в стране, о которой он почти ничего не знает». Она вспомнила, как во время похорон кто-то назвал ее сиротой. Кажется, это была Гангу. Теперь Микки действительно почувствовала, что совсем одна на всем белом свете. Как же это трудно – быть богатой, неопытной и вдруг остаться без родителей. Тут у нее перед глазами возник образ Алиши. Может, не так уж она и одинока. У нее ведь есть сестра. Младшая сестра. И она найдет ее.
Микки бросилась в свою комнату. Она все-все узнает об Алише. А потом сразу же ей позвонит, вот только номер найдет. И пригласит ее в гости. Она твердо решила не терять из вида свою самую близкую теперь родственницу.
