Текст книги "Убежище"

Автор книги: Шломо Вульф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

"Как твои дети?" – спросила я осторожно. До меня доходили слухи о каком-то скандале, связанном с семьей Дашковских. Он помрачнел: "Гриша столько пережил после того случая (словно я знала, о чем там речь!), но хуже всех пришлось Диночке, она..." "Феликс, милый, не сейчас. Видишь, какой тут фронт работ? Придете, все обсудим. А пока, до свидания. Прости меня..." Он съежился и стал похож со своим нелепым галстуком на бездомного породистого пса в непогоду. "Конечно, конечно... Я все понимаю..." Он поплелся к выходу под богатырский храп Бетховена, сменяющийся иногда щенячим повизгиванием. Вдруг я вспомнила, что не спросила его координат.

"Феликс, – выскочила я на крыльцо. Он обернулся так резко, словно я выстрелила ему в спину. Безумная надежда осветила его лицо. – Погоди. Ты же не сказал, где вы живете. Откуда вы к нам в субботу будете идти пешком?" "Мы?.. Мы на улице Сиркин." "А где это?" "На рынке." Я тут же представила эти трущобы для олим среди крыс и плесени. "Это очень далеко от нас. Феликс. Не ходите. Мы за вами заедем в четыре тридцать. Давай адрес и телефон." Он замялся и принялся дергать свои уши. "Не надо к нам заходить, – тихо сказал он. Я уже стояла рядом и то едва услышала. – Мы сами к вам выйдем на повороте с рынка на нашу улицу, где..." "Я представляю. Хорошо." Мне вдруг стало так остро жаль его, что я неожиданно крепко расцеловала его в обе щеки, заросшие седой щетиной, заплакала и убежала на "свою" виллу. Он остался стоять, не шевелясь, опустив плечи и руки.

Господи, я же эту сцену уже видела! Я видела крупным планом это едва узнаваемое жуткое морщинистое лицо моего любимого с жалкой улыбкой и затравленным взором – на фоне вот этого райского сверкающего великолепия. Цыганка в Сосновке! Именно это она и показала мне тогда!

И еще он мне напомнил персонажа картины "Убежище", что прятался среди развалин в виде сплетенных над ним кирпичных рук...

З А Н А В Е С

А вот и исполнители главных ролей и массовка выходят к рампе – на бис.

Мы с Мишей даже испугались, когда подъехали к пустынному в субботу рынку и увидели на углу, как нам показалось, целую толпу людей. Конечно, у нас был полугрузовой микроавтобус, но столько народу туда просто не могло поместиться. Впереди всех, высматривая нас из-за угла, стояли мои герои-любовники.

Приодевшийся, выбритый и вроде бы очень даже респектабельный Феликс был при неизменном галстуке, без которого я его видела разве что при наших с ним оргиях.

Рядом стоял похожий на парижского клошара экстравагантный старикан с военной выправкой, которого я узнала даже и в непотребном плаще до пят. Это был мой бравый отставной полковник морской пехоты. Не совсем понятно было только, почему он оказался по нашу сторону линии прекращения огня. Ему было самое место на другом, дамасском рынке. Старые друзья называется – не впустить к себе и не дать корзины абсорбции геройскому защитнику от проклятых сионистов...

За первым и вторым любовниками толпилось разное старичье.

Сияла благородными сединами Казимировна, ставшая, мне на удивление, совсем маленькой и худенькой. Зато как она вся лучилась от откуда-то возникшей на Святой Земле неземной любви к "этой"!.

Рядом с ней робко и застенчиво мне улыбалась такая же седенькая Диночка с темным, прямо каким-то негритянским лицом.

За ней робко жались друг к другу умный и рассудительный Семен Борисович со своей безобидной дражайшей. Оба просто скисали от невыразимого удовольствия меня, наконец, лицезреть.

Точно так же сияла от так и не растраченной любви ко мне людоедка Эллочка – под ручку с бескорыстным моим коллегой Геной Богуном, за которого она как-то по случаю вышла уже вне описанных событий.

Мишпаха, одним словом. Из спетой песни такого слова не выкинешь... В переводе на итальянский – мафия. Обеззубленная эмиграцией, абсорбцией, интеграцией – в ласковых объятьях своей нации...

***

Еще больше я удивилась, когда увидела, что из трущобных дворов этой улицы-клоаки выходят и улыбаются мне Тарас со своей Галей, Тамара с Водолазовым, ничуть не постаревшие Валя с Люсей, Коля в наручниках и Ольга с сумочкой, в которой угадывался уже не опасный мне нож. И красная Машка с блокнотом в руках что-то говорила обо мне Изольдовне, которая была какой-то прозрачной, явно уже не от сего мира. Как и Шурик-долбанутый с проводом на шее и в резиновых ботах. Ну, всем, решительно всем нашлось место в Израиле. Не иначе, чтобы плодить новые полчища: вон сколько просторов еще завоевывать да оккупировать! Поэтому совсем не зря мне тут даже Андрей Сергеевич вежливо улыбается откуда-то с балкона, держа за спиной что-то очень похожее на кнут... Я была совсем не уверена, что он простил мне неизменный вектор моей сексуальной ориентации.

***

Зато, как славно было, что с низких светлых облаков мне ласково улыбались мои папа с мамой. Как всегда, обнявшись, они тихо сидели рядом с родителями Миши, чуть повыше Сан-Дмича с Ариной и Гаврилычем.

В дымке над серыми развалюхами угадывались умиротворенная улыбка Маргариты Леопольдовны. Там же сидел и щерился мне беззубым ртом Савелий Кузьмич с Персиком на коленях. Кот шипел на ветерана, как кипяток, и играл лапами его медалями, сверкавшими на солнце нашей Родины.

***

Последнюю символизировал выбежавший на сцену размашистым шагом Иосиф Аронович Трахтенберг. Он держал перед собой руки так, словно готов был нас всех обнять, но в тени его объятий оказался почему-то только ватик Марик с приличнейшей в этих краях фамилией Альтшуллер.

Не совсем вписывался в пейзаж Леша Горобец с некошерным поросенком на вытянутых огромных руках. Поганое животное сучило короткими розовыми ножками и издавало на иврите восторженный визг – развлечение для моих внуков из телевизионных юмористических программ. Леша смотрел на жизнерадостную тварь в определенном замешательстве и крутил головой со своим "иди ты!.."

Только вот Гельмут мне делал ручкой только с экрана телевизора в случайно открывшемся окне на первом этаже. Ему здесь делать нечего: у него своя Родина.

Едва проглядывался почти за кулисами вахтер Егорыч. Он хвастался секретарше Антакольского эротической авторучкой, а та смущенно посмеивалась и грозила мне пальцем. За кисеей второго плана скользили какие-то еще исполнители эпизодических ролей оконченной драмы.

Последней прошла, словно танцуя, где-то в дальних, над морем, вне наших территориальных вод, в облаках, моя цыганка. Она плавно махнула мне гибкой рукой и победно улыбнулась.

И все прекрасно поместились как-то в наш микроавтобус и поехали к нам в гости.

8.02.00.