Текст книги "Сердце монстра (ЛП)"
Автор книги: Шейн Роуз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
Переводчик: Марина А.
Редактор: Марина П.
Вычитка: Екатерина Л.
Обложка: Екатерина О.
Переведено для группы:
Пролог
КЭТИ
Кровь на его руках окрасила воду в красный цвет, когда он мыл их. На белом фарфоре раковины расплывались розовые и красные ленты чужой жизни.
― Ром, ― прошептала я.
Он вздрогнул, мышцы на его спине вздулись, когда тот напрягся. С его темных волос стекала вода. И когда Ром резко поднял голову вверх, капли брызнули во все стороны. В его черных глазах застыло каменно-холодное выражение, когда он посмотрел на меня через зеркало.
― Почему ты снова здесь?
― Мне нужно было в туалет. Я же не возвращаюсь…
― Убирайся! ― Он отдал приказ так же быстро, как меч, разрубающий своего врага.
Я осталась стоять на месте. Мы все еще не были друзьями. И до сих пор были едва знакомы. Он слишком часто игнорировал меня для этого и вел себя так, как будто меня не существовало в течение последних двух недель. И за это время я почти переспала с другим мужчиной, который, как мне казалось, мог бы меня удовлетворить. И все же я хотела только Рома.
― Каталина, ты должна уйти. ― Его голос прозвучал тихо, предупреждающе.
Нужно было уйти, как он просил. Если Ром не заботился обо мне, не хотел, чтобы я была здесь, то и я не должна была заботиться о нем.
Но я знала его. Знала его прикосновения, то, как дрожит его дыхание, когда он был со мной, то, как его рот прижимается к моему. Знала человека внутри этого монстра. Больше всего мне была знакома пустота в его глазах. Это было то же самое выражение, которое омрачало мое лицо на протяжении многих лет, снова и снова.
Я скрестила руки на груди.
― Это не просто чья-то чужая кровь на твоих руках. Твое лицо тоже в крови.
Ром вздохнул и опустил лицо, чтобы плеснуть на него еще воды.
― Убирайся отсюда к чертовой матери, Каталина.
Я прислонилась к дверному косяку ванной для поддержки, когда мое полное имя слетело с его пухлых губ. Я скучала по его голосу, скучала по тому, как он командовал мной.
― Другой парень выглядит также плохо?
Я не получила от него ответа. Тишина звенела вокруг нас, отражаясь от нашего напряжения и оставляя вопросы без ответов. Ром хотел, чтобы я ушла.
Вместо этого я смягчила свой тон.
― Честно говоря, я могу вести себя неадекватно и испортить жизнь одному из ваших клиентов сегодня вечером. Они неуправляемы. Мне только что пришлось угрожать одному парню. Поэтому, думаю, мне нужна хорошая история о драке. ― Я улыбнулась собственной шутке, пытаясь снять напряжение. ― Пожалуйста, скажи мне, что ты убил того парня.
Ром резко повернулся ко мне. Его черные глаза притягивали меня и пытались затянуть в свою пустоту.
― Я так и сделал.
Эти два слова он произнес так серьезно, что у меня по коже побежали мурашки.
― Что?
― Не задавай вопросов, если не готова к ответам.
― Ром, серьезно? Ты не можешь… Бастиан ничего не говорил об убийствах в последние несколько дней. Если ты не следуешь правилам… Бастиан не хочет, чтобы кто-то действовал вне его контроля.
― Значит, ты все еще остаешься с ним? ― Первой настоящей эмоцией от него была боль, когда его голос надломился от этого вопроса. Мне было так же больно, как и ему.
― Какое отношение ко всему этому имеет Бастиан? Ты же знаешь, что это все для… ― Я замолчала. Если бы все это было просто напоказ, то я не стала бы целоваться с Бастианом. Но Ром не позвонил; он даже не спросил обо мне.
― Это имеет отношение ко всему, Каталина. Ты знаешь, чем там занимается семья?
― Ром. ― Я посмотрела на потолок, мое сердце хотело разорваться. ― Они не говорят мне таких вещей. Я не бываю на встречах со всеми вами. Меня никогда не приглашали. Поэтому не могу задавать такие вопросы.
― Тебе лучше начать. И лучше быть готовой к ответам.
Я провела рукой по своим волосам, вдумываясь в его слова, в то, как его тело вибрировало от едва сдерживаемой ярости.
― Ты в порядке?
Он прижал меня к двери, потом оглядел с ног до головы.
― Мир Бастиана ― это не тот мир, который ты хочешь…
― И это говоришь мне ты? Да ты влип так же глубоко, как и я. ― Я схватила серую рубашку, на которой были пятна крови. ― Как ты собираешься это объяснить? Как собираешься вернуться к нормальной жизни после всех убийств, когда Бастиан не дает тебе разрешения? Теперь он глава семьи, Ром. Он! Не ты.
Ром смотрел в сторону, и его дыхание было затрудненным, как у раненого животного, борющегося за жизнь. Я чувствовала, как он распадается на части, чувствовала, как мир разрушает его, чувствовала его боль.
Я подняла руку вверх и схватила его за бицепс, где кровь стекала по его татуировкам.
― Эй, ― прошептала я и сжала руку. Кровь потекла по моим пальцам. Теплая. Еще полная жизни. Она была такого яркого алого цвета, как розы в самый солнечный день после летнего дождя. ― Если тебе больно, если ты собираешься сломаться, сломай вместо этого меня. Я справлюсь с этим.
― Ты предлагаешь то, о чем я думаю? ― Ром пробежал глазами вверх и вниз по моему телу, обжигая его и клеймя одним лишь взглядом.
Я сглотнула, а затем облизнула губы, зная в глубине души, что, в конце концов, я принадлежу ему. Что ни Бастиан, что ни один другой мужчина не может связать себя со мной, как может Ром. Он был рядом со мной с самого начала, и поэтому я буду рядом с ним до самого конца.
― Да.
Ром обхватил мою шею рукой так быстро, что я подпрыгнула и врезалась спиной в кирпичную стену позади меня. Маленькие осколки старого цемента посыпались на мои плечи, когда я отпрянула от него еще дальше. Мое тело привыкло к боли и страданиям. Тем не менее, в этот раз была уверена, что это самая большая опасность, которой я когда-либо подвергалась.
Ром сжал руку, и я почувствовала, как мое горло начало закрываться.
― Приманка-Кэт, я сломаю тебя. И не соберу обратно.
― Я уже сломана, ― пробормотала я, но это прозвучало как-то издалека. ― И я ни от кого не жду подачки.
― По крайней мере, ты узнала, каково это ― быть в семье. ― Ром схватил меня за руку и сунул ее себе под рубашку. Я почувствовала теплую жидкость, прежде чем поняла, что он истекает кровью и водит моей рукой по своей ране. ― Моя кровь ― твоя кровь. Я истекаю кровью, ты истекаешь кровью.
Я прошептала семейную клятву:
― Я истекаю кровью, ты истекаешь кровью… ― Он сжал сильнее, чтобы я не смогла закончить. Затем притянул меня за шею к себе, чтобы наброситься мой рот.
Может быть, именно здесь начался наш конец.
РОМ
Я потянул ее вниз, в черную дыру. Она поглотила нас и съела целиком.
Наш свет исчез.
Глава 1
КЭТИ
Лекарства не помогали. Папе становилось все хуже. Стакан в его руках так сильно дрожал, что вода пролилась на потертый линолеум. Он поморщился, но сумел поставить его обратно на стол.
Поспешно схватив полотенце, лежащее около раковины, я вытерла пожелтевшие узоры, изо всех сил стараясь быстро смахнуть следы его болезни.
Он вздохнул, когда я встала.
– Прости, Каталина. ― Его голос надломился от усилий и боли, с которыми он произносил каждое слово.
Мой отец никогда не был человеком, способным извиняться. Я помню, как тот взял меня на бейсбольный матч всего несколько лет назад. На нас обоих налетел мужчина, который был в два раза больше моего отца, черные татуировки в виде черепов покрывали его массивные руки. Он кричал на нас, чтобы мы извинились за то, что пролили его напиток, говорил, что мы неуклюжие. Мой отец стоял там, как всегда невозмутимый, пока мужчина разглагольствовал и распылялся все больше и больше. Я начала извиняться, но отец положил руку мне на плечо и прошептал на ухо:
– Никогда не позволяй им видеть, как ты трусишь или отступаешь, Каталина. Ты лучше всех. ― Затем он убрал руку, обнимавшую меня, встретился взглядом с мужчиной и посмотрел на него сверху вниз. ― Уходи или извинись за то, что столкнулся с моей дочерью. И позволь мне внести ясность: мы не будем извиняться. ― Когда образовалась толпа, взгляд мужчины метался по сторонам. Несколько друзей моего отца, которых я видела время от времени, но с которыми никогда не общалась, казалось, появились из ниоткуда. Они всегда так делали. Мужчины в черных костюмах, с зачесанными назад волосами и очень красивой обувью. Он отступил от моего отца, широко раскрыв глаза, и энергично покачал головой взад и вперед. Так проходила наша жизнь. Мой отец никогда не отступал, никогда не должен был отступать. Я так и не знала, почему, и поняла только намного позже.
Дуглас Кинг проявлял дисциплинированность, точность и сдержанность. Мой отец эмигрировал с Ямайки и следовал всем иммиграционным законам – законно ждал своей очереди, десять лет состоял в списке, чтобы приехать в Америку. Папа рассказывал мне, что когда ему позвонили, он плакал и не был уверен, были ли это слезы радости или печали. Отец оставил всю свою семью ― мать, брата и сестру, чтобы приехать сюда, и работал как собака, только успев переступить границу Соединенных Штатов. Каким-то образом его работа оплачивала наши счета. Папа всегда стриг газон в красивом доме, всегда что-то чинил в большом доме, в котором было больше гаражей, чем я могла сосчитать в юном возрасте. Он следовал правилам людей, на которых работал, но однажды вечером, когда заболел и испытывал слишком сильную боль, чтобы пойти в больницу, мужчины в красивых костюмах появились у дверей нашего маленького домика.
– Твой папа дома? ― Хмурый взгляд Марио был искренним; я видела, как он скривился достаточно, чтобы показать сочувствие. Затем кивнула, но оставила дверь на месте, приоткрыв ее настолько, чтобы мужчина не смог шагнуть вперед, а за ним еще двое мужчин. Прищурившись, я увидела там трех мальчиков.
– Bellissima bambina1, он болен. Я знаю, что болен. Ему нужен уход. Мы здесь просто для того, чтобы поговорить, да?
Я кивнула.
– Он не приглашал тебя сюда.
– Неважно. ― Марио отмахнулся от моего беспокойства. ― Ты меня знаешь. Слушай, я привел своих сыновей и племянника, чтобы познакомиться с тобой. Роман, Себастьян, Кейден, представьтесь.
Все три мальчика вышли на наше потрескавшееся цементное крыльцо. Но ни один из них не был похож на мальчика. Они были высокими, с широкими плечами, которых не было у парней в моей школе. Их дополняли темные джинсы и рубашки с воротничками, ни на одной из которых не было ни единой морщинки. Темные волосы, темные брови и темные взгляды, никто из них поначалу не улыбался. Это были не дети. Это были молодые мужчины, сформировавшиеся под влиянием уже полученного опыта. И не очень хорошего. Ночной воздух обдавал нас холодом, наполненный мрачным напряжением, от которого никто из нас не мог избавиться. Один из сыновей, стоявший чуть впереди, первым шагнул ко мне и улыбнулся ровными белыми зубами, как будто это могло разрушить серьезность того, что должно было произойти этой ночью. Он протянул руку.
– Я Бастиан. ― Он показал большой палец через плечо. ― Нет необходимости знакомиться с остальными. Тебе понадоблюсь только я.
Я посмотрела ему за спину, и мой взгляд остановился на том, кто чуть отстал. Его волосы были длиннее, а темные глаза смотрели на меня так, словно была пустым местом. Я наклонила голову в ответ на его оценку, а он скрестил свои массивные руки на груди. Парень не улыбнулся, не сделал шаг вперед, чтобы представиться, как это сделал Кейден, брат Бастиана.
Мы смотрели друг на друга так, словно начиналась война, борьба за власть, которая продлится десятилетия. Никто из них не мог быть намного старше меня, но он, казалось, разрывал мою душу в эти мгновения, сканируя меня всю и находя каждую скрытую часть того, кем я была. Мне хотелось отвернуться, но я не могла оторвать взгляд от его глаз. Они пленили меня так, как не мог пленить ни один другой человек.
Скрип деревянного пола заставил меня отпрыгнуть от двери, когда мой отец, явно проснувшись, поднялся с кровати.
– Марио, ― произнес он у меня за спиной. ― Я же сказал, что мне не нужна помощь.
– Даг, ты работаешь на меня уже двадцать лет, ― проворчал пожилой мужчина с проседью в темных волосах. Затем он сжал кулак, его большое золотое кольцо на мизинце впилось в плоть.
– Я всего лишь стриг твою лужайку и поменял несколько лампочек, ничего больше.
– Ах, ты ― это все. Ты ― семья. Я могу найти тебе сиделку. Просто кого-то кто поможет по дому, а?
– Нет. ― Мой отец пристально посмотрел на него, а затем повернулся ко мне. ― Каталина, иди наверх.
В пятнадцать лет я знала все оттенки голоса своего отца. Этот низкий, размеренный приказ означал серьезное дело, даже если мне не хотелось его слушать. Я взглянула на мальчиков, и один уголок рта Бастиана приподнялся, в то время как мальчик, которого, должно быть, звали Романом, уставился в темноту.
– Пап, я могу показать им свою комнату… чтобы они не слишком замерзли?
Секунду он обдумывал варианты.
– Только на минуту.
Я кивнула и жестом пригласила их всех войти. Мы медленно поднимались по нашей потертой деревянной лестнице, каждая ступенька скрипела под нами, и я внезапно почувствовала себя неловко. Убрала ли я в своей комнате, застелила ли постель? Не валялся ли бюстгальтер на полу? Я вздохнула и повернула ржавую ручку.
– Извините за беспорядок. Я не ожидала…
– Не нужно извиняться. Спасибо, что пригласила нас войти. ― Бастиан обвел глазами комнату, и его взгляд упал на мой ноутбук с бумагами, сложенными рядом.
Я прочистила горло.
– Я просто пыталась узнать как можно больше о его болезни. ― Каждая бумага выглядела помятой, потрепанной по краям и была испещрена подчеркиваниями, в поисках способов сделать болезнь Паркинсона моего отца более терпимой.
– Ты не можешь его спасти, ― сказал Ром. Его голос был чуть выше шепота, но слова громко стучали у меня в ушах, заставляя мое сердце разбиваться на части.
Я посмотрела на того, кто пытался разрушить мечту, которой даже не было.
– Я знаю, что не могу спасти его. И не говорила, что добьюсь этого. Я стараюсь для его комфорта, а не для чуда. ― Я лучше других знала, что чудес не существует. Мне не нужен был красавец с пустыми глазами, чтобы сказать мне об этом.
Кейд вскочил, пытаясь ослабить напряжение в комнате.
– Наша мать умерла, когда мы были маленькими. Я понимаю, что ты делаешь все возможное, чтобы помочь ему.
– Ей не нужно знать о наших делах. ― Ром все еще держал руки на груди и смотрел в окно. Его взгляд метнулся к двери, когда он услышал слабый скрип, доносящийся снизу.
– Просто качалка моего отца. Двери и стены здесь тонкие. ― Я пожала плечами, потому что знала, что все они, вероятно, пришли из-за денег. Мой отец стриг газоны только для тех, кто мог себе это позволить. ― Не то чтобы ты к этому привык.
– И что это должно означать? ― Грудь Рома вздымалась, как будто он знал, что это оскорбление.
– Это значит, что если мой отец стриг ваши газоны, ― я указала на них всех, улыбаясь, глядя на их фирменную одежду, темные джинсы с искусственными потертостями и выцветшими пятнами, ― то вы не привыкли к такому дому, как мой.
– Твой папа стрижет газон моего дяди. Бастиан и Кейд живут там. ― Ром посмотрел на них, а затем пригвоздил меня к месту своими тёмными глазами, словно тонной кирпичей. Тяжесть его взгляда раздавила меня, разбила мою уверенность, напомнила мне, что я нахожусь в комнате, полной парней намного больше меня, о которых я ничего не знаю. ― Не у меня.
– И где именно ты живешь? ― Я приподнялась на цыпочки, стараясь казаться такой же большой и плохой, какими они казались, и повернулась, чтобы посмотреть на себя в зеркало, висящее на двери. Я поправила свои черно-розовые кудри.
Я бы запомнила его, то, как он стоял там, как будто жизнь могла пройти мимо него, а он даже бровью не повел. Ром не хотел иметь ничего общего с миром, или, может быть, мир не хотел иметь ничего общего с ним. У него были те черные чернила души, которые омывали человека, что заставляло даже меня чувствовать себя мрачнее. Он не был похож на обычных мальчиков, которые ходили в мою школу. Я шла по коридорам, и они оборачивались, чтобы посмотреть на меня, на мой меняющийся цвет волос, мою переменчивую внешность и мой всегда отличающийся от их собственного тон кожи. Я пугала нормальных, но Ром не был одним из них.
Он взял несколько моих выделенных страниц и рассмеялся над ними, как будто я была наивной.
– Тебе не нужно знать, откуда я родом, малышка.
Кейд уселся за мой стол и возился со своим телефоном, но на это он поднял бровь.
– Не обращай на него внимания. Он живет недалеко от нас, примерно в часе езды отсюда. Так проще.
– Проще для чего?
– Чтобы его отец и он были рядом. Семья ― это все, понимаешь? ― ответил Кейд.
Бастиан подошел и наклонил фотографию на стене. Они висели на маленьких булавках для одежды, и я развесила вокруг них лампочки, чтобы добавить радости воспоминаниям.
– Вы близки с отцом, да? Вы, ребята, выглядите так, будто вам всегда весело.
– Конечно. Кто не близок со своим отцом? ― Я пожала плечами, сбитая с толку вопросом.
Они все посмотрели друг на друга, как будто мой ответ причинил им боль.
– Ни братьев, ни сестер? Ни матери, ни друзей? ― Он покачал фотографию между указательным и большим пальцами, как будто я не знала своих собственных фотографий, которые повесила.
– Ни братьев, ни сестер. И матери тоже нет. Что касается друзей… Ну, ты знаешь, что сказал Кейд. ― Я сунула руку в карман джинсовых шорт, а другой рукой поймала золотое ожерелье, висящее у меня на шее. ― Семья ― это все.
Бастиан тихонько напевал, продолжая изучать мою стену с памятными вещами, но Ром подошел ко мне ближе и, прищурившись, посмотрел на мою шею. Его пристальный взгляд заставил мое тело напрячься, покалывать, болеть так, как я никогда раньше не испытывала.
– Клеопатра, ― пробормотал он, протягивая руку. Его пальцы коснулись гравюр на лицевой стороне. ― Какое могущественное существо.
У меня перехватило дыхание, когда мы уставились друг на друга. Конечно, люди и раньше комментировали мое ожерелье. «Какая красивая женщина», ― говорили они, или «Какие яйца у этой женщины», но никогда не произносили ее имя с таким благоговением, как будто он чувствовал то же, что и я, как будто знал, была ли она мужчиной или женщиной, не имело значения. Могущественное существо. Я впитывала его слова, его зачарованный взгляд на эту женщину и впервые в жизни подумала, что хочу, чтобы мужчина так смотрел на меня. Мне хотелось, чтобы темный мужчина, полный тайн и глубины, смотрел на меня так же, как Ром смотрел на мое ожерелье.
– Она ― напоминание о том, что кто-то, даже такая, как я, может стремиться стать ей, даже когда все шансы против него, ― сказала я.
– Или, может быть, о том, кем ты уже являешься, ― прошептал он, и его рука не покинула мою шею. Ром потер мою ключицу, как будто знал меня, как будто мы встречались в другой жизни, и он был уверен, что мы будем связаны в этой.
Мы услышали громкий хлопок внизу, и он отдернул руку. Я сразу почувствовала потерю тепла его кожи на своей, но была слишком обеспокоена своим отцом, чтобы оплакивать это.
Я бросилась к лестнице. Бастиан и Кейд последовали за мной. Ром появился через минуту, как будто не торопился со всем в жизни. Мы сгрудились наверху, притихли, потому что знали, что наши отцы не звали нас, что они не хотели, чтобы мы были посвящены в их разговор.
– Даги, ты знаешь, что так больше продолжаться не может, ― умолял его Марио. ― Твоей девочке нужен отец, и ей нужна помощь. Ты собираешься позволить ей заботиться о тебе в одиночку?
Слышать правду вслух иногда больнее, чем держать ее в себе. Мой папа умирал, и все здесь знали об этом. Эта болезнь разъедала мозг и не давала выхода. Единственная мечта, которая у меня была сейчас, ― чтобы кто-то сделал его проживание более комфортным, чем могла это сделать я. Я наклонилась ближе к лестнице, внезапно почувствовав больше надежды, чем за последние месяцы.
– Я не хочу, чтобы она когда-либо принимала в этом участие, ― ответил мой отец мягким голосом, который он перенял, с тех пор как болезнь взяла верх. ― Я же тебе говорил. Ты уважаешь это. И уважаешь единственное, что у меня есть.
– Я всегда уважал это, ― парировал Марио. ― Но я просто пытаюсь помочь.
– Ты пытаешься контролировать. А ты не контролируешь мою жизнь. Мы заключили эту сделку давным-давно.
Я услышала глубокий вздох и череду проклятий, прежде чем он снова ответил:
– Она окажется в приемной семье. А это прямая дорога в секс-торговлю. Раньше я имел дело с половиной здешних семей.
– Я буду строить планы с кем-нибудь. ― Голос моего отца надломился.
Я опустила голову и сжала кулаки.
Плечо Рома врезалось в мое.
– Спокойно, Клео, ― прошептал он. ― Еще не время драться.
В тот момент я решила, что буду бороться с Ромом вечно. Он не имел права указывать мне, когда защищать тех, кого люблю.
– Вам всем нужно уйти. Этот стресс не идет ему на пользу. А нам здесь просто хорошо. ― Я чуть не задохнулась от этих слов, зная, как много выторговала бы у любого существующего бога, чтобы спасти своего отца.
– Я в этом не сомневаюсь, ― проворчал Ром себе под нос.
Он действительно в это верил? Неужели Ром думал, что мне будет хорошо без моего последнего оставшегося родителя? Без мужчины, который пел мне колыбельные, когда я плакала в детстве, и все еще укрывал меня по ночам, пока боль в его теле не стала слишком сильной? Теперь я укладывала его спать, пела ему колыбельную, как он делал это для меня. В те ночи, когда он быстро засыпал, я плакала от радости, что хоть немного утешила его. Но в большинстве случаев видела страдальческое выражение лица отца и понимала, что от меня мало толку. Тяжесть одинокого мира тянула мое сердце вниз, на дно океана. Без папы я была никем. И без единственного человека, который меня понимал, никогда, никогда не смогу найти способ обрести себя.
Голос его дяди пронесся по лестнице, подтверждая то, что мы уже знали.
– Даги, у тебя больше никого нет. Вы с маленькой девочкой одни. Никаких планов строить не надо.
– Да будет так, ― прохрипел отец.
Я рванула вниз по ступенькам, но Ром схватил меня за руку.
– Не надо.
Я судорожно вздохнула, стараясь, чтобы разговор между мужчинами внизу подошел к естественному концу.
Марио продолжил:
– Это не очень хорошая жизнь. Позволь мне помочь. Если бы ее мать была рядом…
Я схватила ожерелье, единственное, что, по словам отца, она оставила после себя.
– Ответ ― нет.
Я вздрогнула от окончательности слов отца. Мужчины внизу были правы. У нас больше никого не было, и у меня скоро вообще никого не будет, даже отца. Тем не менее, я доверяла суждениям отца больше, чем их.
Бастиан и Кейд неловко смотрели на меня, как будто не знали, что сказать, в то время как Ром оглядывал меня с ног до головы. Я не заметила, что у меня покатилась слеза, пока тот не смахнул ее.
– Ты будешь жить. Потому что, если ты этого не сделаешь, ты умрешь.
Мое горло почти сжалось от страха от его бессердечных слов, но я подавила искушение поддаться своим эмоциям. Больше никому из них не покажу своей слабости.
Я услышала шаги, приближающиеся к лестнице.
– Мальчики, пошли, ― услышали мы из-за угла. Они спустились по лестнице.
Бастиан притянул меня к себе.
– Приятно было познакомиться с тобой, Кэти. Наверное, лучше нам больше не встречаться, хотя я признаю, что это даже трагично.
Кейд толкнул его, и тот захихикал, отпуская меня.
– Как он и сказал, приятно познакомиться, ― повторил Кейд, но я была уверена, что ему все равно, так или иначе. Они оба забудут меня завтра. Ребята держались достаточно уверенно, я знала, что где бы они ни жили, им хватает внимания окружающих.
Ром задержался на секунду. То, что он был на целую голову выше меня, должно было заставить меня отпрянуть от него. Вместо этого я пожала плечами и протянула руки.
– Что?
Ром провел пальцем по моей золотой цепочке, изучая меня.
– Да, ты будешь жить. Помни, что лучшие из нас проходят через худшее. ― С этими словами он скользнул вниз по ступенькам, и я услышала, как открылась и закрылась дверь. Щелчок замка был таким же окончательным, как закрывающаяся крышка гроба.
Мой отец не обратил внимания на разговор, который у него только что состоялся, когда я встретила его у подножия лестницы.
– Иди спать, Кэти. Я тоже направляюсь в спальню.
– Папа, как ты думаешь, нам стоит поговорить…
– Нечего обсуждать, что не может подождать до утра. ― Он потянулся, чтобы выключить свет внизу, а затем проковылял мимо меня в свою спальню. Обычно я приносила ему выпить или перекусить, но он закрыл свою дверь передо мной и перед всем миром.
Вздохнув, я вернулась в свою комнату.
На одной из стопок моих исследований лежала скомканная бумага с неровным почерком, который был не моим.
Клеопатра не была такой красивой, как на твоем ожерелье. Именно ее ум позволил ей править. Она знала более дюжины языков и эффективно общалась на всех из них. Когда твоего отца не станет, помни об этом.
Почтовый ящик 108
Чикаго, штат Иллинойс
Ром оставил свой адрес, как будто я собиралась написать ему, как будто мы могли бы быть друзьями, как будто я не испытывала ненависти к тому, что он заставлял меня чувствовать.
Я скомкала лист и бросила в корзину для мусора рядом со своим столом.
Поздно ночью, когда тьма лишила сознания почти всех остальных людей, в меня закрались страхи.
Я на цыпочках подошла к мусорному ведру и развернула бумагу. Потом лежала без сна, сжимая смятые края бумаги, и слезы текли по моему лицу.
Глава 2
КЭТИ
Шли месяцы, а папе становилось все хуже.
Я писала Рому каждую неделю, не будучи уверенной, читает ли он мои письма, да и не особо заботясь об этом. Отдушина была рядом, и я нуждалась в ней.
Ром,
Мы отпраздновали мой семнадцатый день рождения у постели отца. Он тихонько пел мне, прежде чем я спела ему колыбельную и уложила его спать той ночью.
В последнее время он все чаще морщится от боли, и я не знаю, как обеспечить ему лучший уход.
Я найду способ,
Кэти
P.S. Клеопатра якобы не была красива, но была достаточно умна, чтобы выйти замуж за некоторых из своих политических союзников.
P.P.S. Я также читаю Эдгара Аллана По. Кажется, он знает тьму и боль лучше, чем кто-либо другой. Мне нужен такой друг.
Любовь дочери заставила меня сделать то, что должна была сделать. Я выследила в школе сына человека в костюме. Джаред впустил меня в свой дом. Он пустил меня и в свою постель.
Проходили недели, пока мой отец страдал от боли, и я умоляла отца Джареда о деньгах. Похотливый взгляд мужчины скользил по моему телу снова и снова. Я начала узнавать его уловки, хитрые движения рук и приподнятую бровь, когда поймала этот взгляд, которым он смотрел на меня так, как не должен был.
Он дал мне денег на лекарства для отца, связал меня с врачом, который взял бы мои деньги.
Однажды вечером я вернулась домой слишком поздно, чтобы отец подумал, что его дочь делает то, что должен делать нормальный семнадцатилетний подросток. Я протянула ему лекарства.
Его лицо вытянулось, кровь отхлынула от него, пока он не стал еще более серым, чем его обычная болезненная бледность.
– Где ты их взяла?
– Я работаю. Говорила же тебе. Я сэкономила и смогла…
Он хрюкнул.
– Работаешь где? Эти лекарства стоят тысячи, и они запрещены для всех…
– Я просто… ― заикалась, не зная, как соврать, но зная, что придется. ― У меня есть друг в медицинской сфере.
– Звонили из школы, ― заявил он так, словно я уже была виновна.
Поморщилась, потому что пропустила занятия с Джаредом.
– У меня болела голова и…
– Джаред не очень хороший друг, Кэти. Это он дает тебе работу?
Как я могла сказать ему, что это не работа, а просто подарок от отца Джареда, человека, которого он, должно быть, знал?
– Я не хочу, чтобы ты больше работала. ― Он сделал ударение на слове «работала». Может быть, отец знал, что я не совсем работаю, что нашла четкий способ заработать деньги, чтобы заплатить за лекарства, но это было не то, что он одобрил бы.
– Папа, просто расслабься. Нам нужны деньги.
– Нет. ― Он хлопнул рукой по столу. ― Я не хочу лекарств. Это все равно не поможет в долгосрочной перспективе. Прекрати то, что ты делаешь, Кэти. Не знаю, как ты в это ввязалась, но хочу, чтобы это прекратилось сейчас.
Когда медицинская страховка снова отказала ему, я сразу увидела последствия. Болезнь Паркинсона пожирала его мозг. Одна маленькая таблетка, стоившая тысячи, могла сделать его жизнь более комфортной, и я изучила массу других препаратов, доступ к которым могла получить, просто поговорив с отцом Джареда.
Мой папа, человек, который всегда заставлял меня чувствовать себя в безопасности, даже когда у меня не было мамы, чтобы помочь мне во всем, заслуживал того, чтобы чувствовать себя комфортно в свои последние дни.
– Я не продаю наркотики, если ты так думаешь, ― сказала я ему.
– Тогда что же ты продаешь? ― Должно быть, он увидел стыд в моих серых глазах, потому что его глаза заблестели. ― Прекрати то, что ты сейчас делаешь, детка. Ты не сможешь вернуться, если будешь продолжать в том же духе.
– Нам нужны деньги, папа.
– Мне нужно, чтобы моя дочь знала, что она лучше всех. Помни, что я тебе говорю, Каталина. Ты не вписываешься в общество, потому что ты создана, чтобы выделяться. ― Его мозолистая рука дрожала, но хватка была крепкой, когда он взял мою руку в свою. ― Ты не знала свою маму, дорогая, но я уверяю тебя, что она была такой, же сильной.
На следующий вечер я оставила его, чтобы встретиться с Джаредом. Когда он заснул, слушала ночные звонки его отца. Ценой за то, чтобы быть мухой на стене, было катание на сене. Я быстро поняла, что мальчиками моего возраста движет многое, но самое сильное желание ― это девушка, которая знает, как использовать свое тело для удовольствия. И не гордилась тем, что потеряла девственность, но я гордилась тем, что это было ради дела.
Папа Джареда стал очень щедрым. Особенно когда увидел, что я могу бросить его и его сына ради другого мальчика моего возраста. Через несколько месяцев я перелезла через Джареда и стала той, кто мог помочь моей семье материально. Папа Джареда не возражал, чтобы я была рядом, если позволяла ему себя пощупать, не возражал, чтобы присутствовала при его важных звонках, если сидела у него на коленях, если давала ему то, что он хотел.
Звонки возвращались к Марио, к мужчинам в костюмах, у которых, как я знала, были деньги, чтобы помочь моему отцу чувствовать себя комфортно.
Марио был вне себя от радости, когда Джимми представил меня. Он сказал, что всегда хотел иметь в семье дочь, и мое сердце заколотилось при мысли о принадлежности. Может быть, именно здесь я должна была оказаться, если мой отец умрет. Может быть, все будет хорошо. Первое письмо пришло через несколько дней после того звонка.
Это будет мое первое и последнее письмо.
Джаред и Джимми ― нехорошие люди.
