Текст книги "Секс. Любовь. Свадьба (СИ)"

Автор книги: Шей Шталь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА 31

Ноа

Что нам делать дальше

(Надеюсь, в постели)

Рассказываю вам все грязные подробности этого вечера. Например, то, что Джастис не дождался ответа Келси. Он притянул ее к себе и сказал: «Я не тот, кто тебе нужен. Я облажаюсь много раз. Даже когда тебе исполнится пятьдесят, ты будешь гадать, правильный ли сделала выбор. Но тебе никогда не придется сомневаться в моей любви к тебе».

На этом все закончилось. Нет, они не поженились. До этого им еще далеко. Но почему-то она взяла его за руку.

Фишеру, отцу Келли и Келси, было не до этого. Выпив, он высказал свое полное недовольство сложившейся ситуацией.

– Отлично, обе мои девочки вышли замуж за дебилов, – пробурчал он, допивая бутылку виски.

Видите? Говорил же, что я ему не нравлюсь.

Но все это не имеет значения, потому что как только мы с Келли оказываемся наверху, пока дети спят в другой комнате, я намереваюсь показать ей, насколько хорош примирительный секс. Слышали такое высказывание: «Разрушенный брак нельзя исправить»? Верно, нельзя. Но знаете, что вы можете сделать? Потрахаться.

Обхватив ее за подбородок, большим пальцем я скольжу по щеке, удерживая Келли своим измученным взглядом. Мои губы приоткрыты, веки отяжелели, ее губы сжаты. Я устал, но хочу показать ей единственным известным мне способом, что она значит для меня.

– Чего ты хочешь? – спрашиваю я, крепко зажмурившись, прижавшись лбом к ее лбу. – Пожалуйста, скажи, что ты хочешь секса, потому что я просто… прости меня. Я тебя хочу.

Келли смеется, закатывая глаза.

– Было бы неплохо, но я хочу тебя, и чтобы ты сказал свою правду.

Не совсем уверен, что понимаю значение ее слов. Я начинаю испытывать вину. За то, что она усомнилась в моей любви. Вы можете просто отталкивать человека настолько долго, пока тот не сорвется в пропасть из неуверенности в себе. Я закрылся от Келли, и открыться – это все, что ей нужно, и все, чего боялся я. Ответ я получаю, когда она наклоняется ближе, размыкает губы и как следует целует меня. Скользнув ладонью к шее, я удерживаю ее неподвижно. Мы стонем, нежно прикасаясь друг к другу.

– Ты знаешь мою правду, – шепчу я, не желая отрывать свои губы от ее.

Потянувшись ей за спину, я расстегиваю платье. Келли скользит к пуговицам моей рубашки. Она возится с ними, стараясь не разорвать наш поцелуй.

Оторвавшись друг от друга, мы сбрасываем остатки одежды. Я опускаю руку между нами, лаская ее киску, и чувствую, что она уже мокрая и готова для меня. Провожу пальцем по клитору, но Келли отстраняется от меня, улыбаясь. Положив руки на мои плечи, она поворачивает меня спиной к кровати, и я приземляюсь на матрас от легко толчка.

– Ты руководил всеми нашими ночами. Теперь моя очередь.

Я киваю. Если я хочу взять мою девочку и похоронить себя глубоко в ней, то придется подождать, когда она кончит. Закинув руки за голову, я смотрю, как она устраивается сверху. Как только мой член оказывается внутри, Келли выгибается и скачет на мне, вцепившись в меня. Под этим углом я могу рассмотреть каждый дюйм ее тела, ее сиськи и то, как прекрасно ее волосы ниспадают на плечи. Она охрененно потрясающа, когда трахается.

Вот черт! Я скоро кончу.

Я борюсь с этим, отчаянно желая увидеть, как она кончает на мой член.

– Моя девочка. Воспользуйся мной, чтобы кончить, – говорю я ей, пытаясь не финишировать. – Вот так, – хриплю я, напрягая каждый мускул своего тела. – Давай, милая, сделай это.

Мои слова подталкивают ее к оргазму. Тело Келли сотрясается, ее киска сжимается вокруг моего члена. Рот Келли приоткрыт, и я с восхищением наблюдаю, как она кончает, стараясь как можно тише стонать во время оргазма.

Крепко удерживая Келли за бедра, я переворачиваюсь, чтобы оказаться сверху. Обхватив задницу жены, я вколачиваюсь в нее снова и снова, снова и снова, наблюдая, как с каждым толчком подпрыгивают ее сиськи. И затем кончаю в нее.

Когда мы приходим в себя, то смотрим друг на друга. Келли смотрит на меня так, словно хочет что-то сказать, и я немного боюсь этого.

– Что такое? – спрашиваю я, меня охватывает тревога.

– Пытаюсь представить, что ждет нас в будущем.

Я откатываюсь в сторону и смотрю в потолок.

– Что ты имеешь в виду?

Она делает вдох, такой, когда вы готовитесь к тому, что кого-то подведете. Мое сердце колотится в ожидании, когда она скажет, что все кончено.

– Мы начали заново, Ноа, но это не отменяет того факта, что мы потеряли дочь, родили еще одну, и за все это время отдалились друг от друга. Бывают моменты, когда я смотрю на тебя и не знаю, кто ты. Я помню мальчишку, в которого влюбилась, но он – лишь малая часть того, кем ты являешься сейчас.

Голос Келли печален. Я хочу утешить ее и сказать, что все будет хорошо, но я ведь этого не знаю. А я никогда не был из тех парней, которые могут одурачить кого угодно, только не самого себя.

Протянув руку по простыне, я беру ее руку и прижимаю к своей груди.

– Мы справимся с этим, Кэл. Мы всегда так делаем. Пусть это займет у нас двадцать лет, но совместными усилиями мы придем в норму.

Это все, что мы можем сделать. Мы уже не те люди, которые трахались в машине во время концерта Pearl Jam. Мы даже не те, какими были в тот день, когда дали друг другу клятву, и определенно не те, какими были в тот день, когда врачи сказали нам: «Мы больше ничего не можем сделать».

Мы – люди, которые лежат в постели, разглядывают потолок и гадают, достаточно ли прочен построенный нами фундамент и выдержит ли он этот груз. Вы проживаете жизнь, испытывая худший из кошмаров, но смысл всего этого заключается в том, как вы выберетесь из сложившейся ситуации. Это и есть реальное испытание.

ГЛАВА 32

Келли

Совместная поездка. Дубль два.

(Если я больше никогда не услышу «Детеныша акулы», скучать точно не буду)

Мне вновь нелегко покидать Техас, но я плачу гораздо меньше, чем в первый раз, когда пришлось попрощаться не только с семьей, но и смириться с тем, что Мара остается здесь. Я понимала, что фактически ее там не было. Я оставила только тело, в котором больше не было нашей малышки, но ведь я не могла просто сходить на ее могилу и сказать «Привет».

Думаю, именно поэтому я так часто обращалась к дневнику. Было легче писать в нем, чем говорить с Ноа о своих чувствах и о печали, от которой я не могла избавиться. Он не был виноват во всех наших проблемах. Мы создали их вместе.

На этот раз, уезжая из Техаса, я не думаю о том, чтобы поскорее открыть дневник и записать все, чего мне будет не хватать. Сейчас я думаю о жизни, которую мы создали в Калифорнии, и о том, как можем ее улучшить. Грейс сказала мне, что, когда они с Реном потеряли мать всего через несколько месяцев после свадьбы, это разрушило их семью. Его мать была основой их отношений. Как и Грейс. Поэтому, когда та скоропостижно скончалась, они не понимали, что делать, когда пришло время отпусков. Им пришлось создать новые воспоминания, новые традиции – те, которые включали память о ней и то, чего хотелось каждому из них.

Ради нашей семьи нам пришлось создавать новые воспоминания и новые традиции с детьми. Наше последнее Рождество было катастрофой. Я провела весь день в постели и отказывалась в чем-либо участвовать. Если бы не Грейс, в тот день у моих детей не было бы ничего хорошего.

Я не позволю этому повториться.

* * *

Если вы когда-нибудь захотите проверить, насколько крепок ваш брак, то попробуйте пережить потерю ребенка. Или поездку с четырьмя детьми в возрасте до десяти лет. Уверена, у кого-то точно поедет крыша.

Если вы когда-нибудь захотите испытать мужчину в поездке и проверить уровень его самообладания, побрейте ноги и наденьте шорты. Он будет постоянно блуждать руками по вашим ногам либо от искушения, либо от скуки. Что касается Ноа, он чувствует и то, и другое.

– Это пытка, – стонет он, не в силах оторвать руки от моих обнаженных ног, которые я предусмотрительно расположила рядом с центральной консолью в пределах его досягаемости.

Невинно прикусив нижнюю губу, я смотрю на него.

– Что именно?

– Ты. Это.

Я смеюсь.

– Ой, прекрати. Мы сделали это перед отъездом.

Он поворачивает голову в мою сторону, смотрит на меня этим взглядом. Тем самым взглядом, которым словно говорит: «Да ладно, нахрен».

– Это было восемь часов назад.

– А я насчитала лишь два.

Улыбаясь, Ноа качает головой, наблюдая, как я пью воду из бутылки.

– Для парней это все восемь.

Хихикая, я отодвигаю бедро в сторону. Его рука падает.

– Ну, тогда перестань меня трогать. Ты делаешь себе только хуже.

На самом деле он делает хуже нам обоим, потому что из-за его отчаянных прикосновений и игривого взгляда я хочу его так же сильно. Есть что-то сексуальное в том, как два человека, наконец, открываются друг другу, это делает все гораздо более приятным. С той ночи на свадьбе (которой не было) мы занимались сексом шесть раз за два дня. Это больше, чем за последний месяц.

Вам, наверное, интересно, что произошло с Келси и Джастисом. Ну, не скажу, что они вместе, но они не не вместе, как-то так. Им есть над чем поработать.

Оглядываясь через плечо на заднее сиденье, я проверяю детей. Так как уже немного за полночь, все спят. Мы выехали поздно вечером, потому что Ноа хотел, чтобы они спали большую часть пути. Не могу сказать, что виню его в этом после поездки сюда.

Мне приходит в голову, что можно было бы сделать Ноа минет, и это помогло бы на время его утихомирить, но я не собираюсь этого делать. Так и слышу крики службы опеки в своей голове, и, если нам повезет, Ноа просто разобьет машину. Представляю себе эти заголовки: «Все испортил минет. Муж разбивается с семьей на машине».

Не-а. Не прокатит.

Двадцать минут спустя Ноа снова кладет руку на мое бедро и сжимает его.

– Мои родители приедут в гости на Рождество в следующем месяце.

– Грейс упоминала об этом. Думаю, она хочет помочь Сианне вернуться в Остин.

Ноа качает головой, как мне кажется, разочарованно.

– Гребаный Ник.

– Как думаешь, он рассказал ей?

– Или она его застукала.

– Очень жаль, – добавляю я. – Но он всегда был таким. Даже не представляю, сколько раз он ей изменял, а она об этом не догадывалась.

– Больше, чем мне хотелось бы знать.

Ноа сжимает рукой мое бедро. Я смотрю на него, и он подмигивает.

– Что?

– Мама предложила присмотреть за детьми, пока они будут в городе. Я подумал, может, нам уехать на пару дней?

– Ты сделаешь это, даже если магазин слетит с катушек?

Потянувшись за моей рукой, он берет ее, а затем подносит к губам, целуя мою ладонь.

– За последние пару дней я понял одну очень важную вещь.

– Никогда не изменяй своей жене?

Он фыркает:

– И это тоже. А еще то, что мне нужно прилагать больше усилий.

– Нам обоим это нужно. Последние два года я была не лучшей версией себя.

– Но ты очень старалась, в отличие от меня. Ты заботишься обо мне, детях, доме. Я просто хочу, чтобы ты знала: это не осталось незамеченным.

Хмурясь, я дотрагиваюсь до его лба.

– Что ты сделал с моим мужем? Ты головой ударился или как?

Он смеется и отпускает мою руку, не отрывая взгляда от дороги. Я смотрю на его профиль и на то, как его лицо освещает свет приборной панели.

– Я действительно упал с капота машины Джастиса на кладбище. Может, в процессе повредил голову.

Я медленно сглатываю.

– На кладбище?

У Ноа перехватывает дыхание.

– Да.

– Ты ходил туда?

Он просто кивает. Мое сердце колотится, не поспевая за мыслями. Мне больно, что он пошел без меня, что не смог этого сделать со своей семьей, но пошел с Джастисом.

– Почему?

– Что почему?

– Почему ты пошел с ним, но не смог с нами?

Какое-то время муж молчит. Может быть, он раздумывает над ответом, а может, и правда не знает, что сказать. Меня удивляет его хриплый и дрожащий голос, когда он произносит:

– Я не мог находиться там с тобой.

Мне тяжело дышать, к глазам подступают слезы.

– Почему?

Ноа стискивает зубы, усиливая хватку на руле. Муж наклоняется ко мне.

– Я ничего не имею против тебя, милая. Я просто… Я не мог… Не знал, как с этим справиться. Мне было страшно видеть ее могилу, потому что это было реальностью. Она там, а не с нами. Вот почему я так долго избегал этого. – Он смотрит на меня блестящими от слез глазами. – Я не мог пойти с тобой, потому что знал, что ты будешь плакать, и я не хотел снова смотреть в твои глаза и не иметь возможности вернуть ее.

Ноа плачет, я плачу, и мне неприятно, что каждый разговор в последнее время заканчивается этим.

Кивая, я смотрю в окно, почти ничего не видя из-за слез.

Он снова тянется к моей руке.

– Я не хотел тебя расстраивать.

Я сжимаю его руку, пытаясь успокоить.

– Все нормально. Ты сделал то, что нужно было сделать. Я рада, что ты сходил к ней до того, как мы снова уехали.

– И я рад, что сделал это.

* * *

К четырем утра дети просыпаются голодные. Также они чертовски надоели своим пением и постоянными вопросами, где мы находимся и сколько еще ехать. Пение достало больше всего.

Кажется, Ноа не рад тому, что дети открыли глаза.

– Почему они так рано проснулись?

– Мы движемся. Скорее всего, их разбудил шум автострады.

– Хочу есть! – кричит Севи с заднего сиденья, пиная Оливера ногой. – Дайте бичиков.

– Бичиков? – спрашивает Ноа, качая головой. – Он имеет в виду блины?

Я киваю, улыбаясь.

– Именно.

– Сиськи! – кричит следом Фин, и мы все смеемся. Она произносит только одно слово и использует его во всех ситуациях.

Мы останавливаемся на завтрак, но единственное место, открытое в такой ранний час, – «Макдоналдс». Ноа пришла в голову гениальная идея разрешить детям есть в машине. Когда вы позволяете подобное, то это не заканчивается ничем хорошим. Вы просите их: «Ешьте аккуратно» и «Не говорите с набитым ртом», а они делают все наоборот. Каждый раз. Так что пол моего внедорожника заляпан апельсиновым соком, кусочками колбасы и, вероятно, таким количеством сиропа, что им можно наполнить целую бутылку.

– Хорошо, что у меня есть один знакомый механик. Может, он сможет как следует вычистить мою машину.

– Или просто продадим ее, – говорит Ноа, набив рот колбасой Макмафин. – Что-то типа того, когда ты просто приезжаешь в автосалон и спрашиваешь: «Сколько за нее дашь?»

– Клянусь, если ты не остановишься, я тебя задушу! – кричит Оливер на Хейзел, пока та без конца продолжает петь «Детеныша акулы», только теперь перепела версию про котенка и птенчика. Серьезно: у дочери все, что связано с малышами, превращается в песню.

Я резко оборачиваюсь, пальцем указывая на сына.

– Оливер, перестань. Не угрожай ей.

Он прижимает руки к ушам, глядя на меня.

– Пусть она замолчит!

Ноа издает стон.

– Кто решил, что эта песня удачно зайдет?

Я смеюсь и протягиваю ему кофе.

– Без понятия.

– Мне нужно пирожное, – ворчит Оливер, опуская свое окно.

К счастью, Хейзел останавливается. Только потому, что переходит к пению репертуара из «Русалочки».

– Папочка? – кричит она, прерывая свое выступление, из-за которого Оливер вынужден высунуть голову из окна. Он утверждает, что лучше проглотит насекомых, чем услышит, как поет сестра.

Ноа запрокидывает голову и протягивает мне обертку.

– Да, Хейзел?

– Если бы ты мог стать любым животным, то кем?

– Тем, у которого нет ушей, – бормочет он.

Я хлопаю его по груди.

– Прекрати.

– Я бы стал быком, – говорит Ноа, улыбаясь мне.

– А я – единорогом, – произносит Хейзел. – Потому что тогда я смогу какать радугой.

– Что это за вонь? – стонет Оливер, высунув голову из окна.

– Что говоришь? – Хейзел снова поет, а Севи кричит.

Повернувшись, я замечаю Фин со странным выражением на лице. Я поворачиваюсь к Ноа.

– Помнишь тот раз, когда нам пришлось остановиться в пустыне?

Он бросает на меня взгляд.

– Она опять обосралась?

Я киваю.

Следующие несколько часов мы тратим на чистку автокресла и Фин (во второй раз за эту поездку), а затем совершаем четырехчасовой крюк, чтобы сделать семейный снимок в Гранд-Каньоне на фоне фиолетово-розового заката. Мы создаем новые воспоминания.

Ноа обнимает меня за плечи, держа Фин, а остальные дети играют с камнями у наших ног.

– Думаю, теперь она с нами, – шепчет он, и его дыхание обдает теплом мой висок.

Сдерживая слезы, я кладу голову ему на грудь.

– Она всегда с нами.

ГЛАВА 33

Ноа

Помощь

(Не позволяйте Боннеру продвигать ваш бизнес)

Как только мы возвращаемся домой из Остина, я клянусь, что больше никогда в жизни не отправлюсь в путешествие с детьми. Вообще никогда. А также меняю внедорожник Келли на новый. Мы не особо можем позволить себе новую машину, но вы получаете хорошую скидку, когда ваш брат пытается подлизаться.

Ник говорит, что Сианна бросила его, на что я отвечаю:

– Хорошо. Она заслуживает кого-то получше, чем ты.

– Ты можешь вернуться к своей работе, – добавляет брат до того, как я собираюсь уехать на новой машине.

Повернувшись к нему, я смотрю на магазин, Райкера, и безобразие внутри.

– Нет, спасибо.

После этого я уезжаю. Мне не нравится мой брат и его образ жизни, но он все еще мой брат. К тому же, полезно иметь связи в автобизнесе. И, судя по всему, в порно тоже.

Мне стоило догадаться об этом, когда Боннер сказал: «Я помогу тебе». Точно так же, как я должен был прислушаться к интуиции, когда он сказал: «Вот, попробуй эту таблетку» или «Запиши секс на видео». Я так же не прислушался, когда он сказал: «Давай выкосим член на лужайке леди из ТСЖ». Что, кстати, закончилось тем, что я покосил газон, когда мы вернулись, потому что мы там потеряли Фин. Думаю, трава высотой в два фута – немного перебор. Но, черт возьми, это дело принципа.

Вернемся к Боннеру. Я позволил ему пропиарить меня. Можете себе представить его связи, правда?

Это хуже, чем вы думаете. Поверьте мне. Или не верьте.

Все начинается, когда я возвращаюсь в магазин на новой машине Келли. Войдя, я встречаюсь с Боннером, прислонившимся к кадиллаку. Он улыбается, а, по моему опыту, это никогда не было хорошим знаком.

С опаской я выхожу из машины.

– Что ты здесь делаешь?

Он засовывает руки в карманы шорт.

– Ты сказал, что тебе нужен бизнес. Друг нашел это. Думаю, ему нужен новый двигатель. – Боннер вышагивает вдоль передней части машины. – Как думаешь, сможешь ее починить?

Я иду за ним и поднимаю капот.

– Он ее угнал?

– Нет, – смеется он. – Но я могу достать такую и тебе, если понадобится.

– Я бы предпочел оставаться в рамках закона, – бормочу, изучая машину. После недолгого осмотра понимаю, что нужна новая коробка передач.

Но это не так интересно, как то, что будет дальше. Пока мы едем по городу, я слышу какой-то царапающий звук. Когда мы возвращаемся в магазин, я проверяю, что это может быть и жалею, что сделал это.

По возвращении появляется Джейсон с шестью бутылками пива.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я, недоумевая, почему он явился в магазин с пивом в полдень вторника.

– Мы празднуем торжественное открытие, – говорит он, открывая пиво.

Боннер берет у него пиво, поглядывая на багажник кадиллака, откуда доносится шум.

– Он уже месяц как работает.

– Лучше поздно, чем никогда. – Джейсон не обращает на это внимания. – Что за шум?

Я обхожу машину, и шум становится громче.

– Откуда у тебя эта машина?

Боннер усмехается.

– Она принадлежит моему приятелю. Может, нам не стоит открывать багажник. У меня такое чувство, что там может быть что-то нехорошее.

Джейсон стоит рядом и улыбается:

– Может там вибратор?

Я смотрю на Боннера, затем на багажник.

– Чувак порнозвезда?

Ухмылка Боннера превращается в усмешка. Прежде чем вы скажете, что ухмылка и усмешка – одно и то же, я осмелюсь с вами не согласиться. Потому что они отличаются.

– Он режиссер, – говорит Боннер, поднося пиво к губам.

У меня нет времени возиться с этим дерьмом, поэтому я открываю багажник и жалею, что сделал это. Угадаете, что в багажнике?

Нет?

Не напрягайтесь. Это гребаная обезьяна. В багажнике. Но это не самое худшее. Каким-то образом (и я уверен, что вы догадываетесь, кем работает владелец машины) обезьяна уплетает «Виагру» из пакета, как будто это чертовы «Скитлс».

– Неа. – Я захлопываю багажник. – Убери эту машину отсюда.

Парни ржут, и я понимаю, что они меня разыграли.

– Черт, ты подставил меня, да?

Они оба смеются до слез. Я не удивлен.

– Она и правда ест «Виагру»?

Боннер качает головой:

– Нет. Это конфетки. Клянусь.

Беру пиво из коробки.

– Спасибо, блядь.

Парни стоят и разговаривают несколько минут, прежде чем Боннер довольно непринужденно заявляет:

– Эшлинн беременна.

– От тебя? – спрашиваем я и Джейсон хором.

Боннер выглядит обиженным.

– Конечно, от меня. Почему вы так думаете?

– Твоя жена порно звезда, – поясняю я, опираясь на свой ящик с инструментами.

– И?

– Она трахается с другими мужиками, – добавляет Джейсон.

– Они используют презерватив.

Джейсону это не нравится:

– Все равно, существует вероятность, что ребенок не твой, да?

– Он мой. Я уверен в этом.

Мы смотрим на него. В конце концов он вздрагивает и закатывает глаза.

– В контракте указано, что никто не кончает в нее.

Это довольно умно с его стороны. Если бы Келли снималась в порно (а я уверен, что она не будет этого делать), я бы позаботился о том, чтобы этот пункт был частью ее контракта. И еще то, что единственный член, который она сосет – мой. О, и никто не входит в ее задницу. Или ее киску. Так что единственное, что бы осталось – это ее рука.

– Ах, чувак. Бедолаги, – смеется Джейсон. – Я бы разозлился, если бы явился, чтобы трахнуть ее, и не смог в нее кончить.

Боннер приподнимает бровь, глядя на него.

– Прекрати смотреть порно с участием моей жены.

– Ты сам виноват. Это ты сказал мне, что она там снимается.

– Тем не менее, это странно. Перестань.

Джейсон смотрит на него:

– Значит, Ноа ты позволил смотреть, а мне нет.

– Это было против моей воли, – отмечаю я. – Он практически связал меня и заставил смотреть.

Смеясь, Джейсон запрокидывает голову.

– Просто хуже не придумаешь.

Он прав, это так. Поэтому я перевожу внимание обратно на Боннера и отхожу от багажника машины, когда замечаю, что царапанье снова возобновляется.

– Так она уходит?

Боннер пожимает плечами:

– Нет. Беременные в порно очень популярны. – Никто из нас не говорит ни слова. – Я не шучу. И в большинстве случаев это двойное проникновение. – Мы продолжаем пялиться, пока он не начинает посмеиваться, поднося пиво к губам. – Она больше не играет. Устроилась на работу в качестве режиссера независимого кино.

– Ей нужны актеры? – мгновенно спрашивает Джейсон.

Теперь пялиться Боннер.

– Мне нужно вернуть обезьяну хозяину.

– Да, верни. – Я возвращаюсь к своему ящику с инструментами, поднимаю телефон, чтобы посмотреть на время. – У меня работа.

Вскоре после этого парни уезжают, и я остаюсь наедине с машинами в магазине. Должен признаться, какими бы странными они ни были, приятно, что они рядом. Не говорите им, но они мне, вроде как, нравятся.

Работать на себя – совсем другое дело. Больше не нужно заставлять парней выполнять их же работу. Только я и машины. Это как работа на ранчо. По крайней мере, машины не убегают на поле к соседям и не заставляют тебя гоняться за ними посреди ночи.

Времени чуть больше трех часов дня, когда дверь магазина открывается, и заходит Келли. Одна, без детей.

Я улыбаюсь, потому что рад ее видеть. Она сразу замечает машину, взглядом пробегаясь по черному внедорожнику.

– Это моя новая машина?

Я киваю.

– Тебе нравится?

– А мы можем себе такую позволить?

Опираясь на ящик с инструментами, я пожимаю плечами.

– Я знаю парня, который был мне должен.

Келли поджимает губы:

– Ник?

Я снова киваю.

– Куда дела отпрысков?

– Эшлинн повела их в парк после школы. – Она подходит ко мне поближе. – Я подумала, может, мы сможем вместе пообедать. Только мы вдвоем.

Надеюсь, что под обедом она имеет в виду секс, но я не прочь перекусить. Протянув руку, я обхватываю ее бедро и прижимаю к своей груди. Подняв руки, Келли обнимает меня за шею. Наклонившись вперед, я целую ее губы.

– Что скажешь, если я сначала попробую на обед тебя?

Она отстраняется, ухмыляясь:

– Я надеялась, что ты это скажешь.

Следующие пятнадцать минут мы трахаемся напротив моего ящика с инструментами. То, чего мы не делали годами. Или, может быть, никогда. Возможно, это была моя фантазия, и на самом деле в прошлом подобного не происходило. Неважно. Теперь это уже не мечта.

Застегивая мой пояс и все еще улыбаясь, Келли поправляет одежду. Как будто она настолько невообразимо счастлива, что не может не улыбнуться. Ее улыбка такая яркая, что я не могу не улыбаться в ответ.

– Что? – спрашивает она.

Я беру ее за руку и притягиваю к себе, целуя в лоб.

– Я люблю тебя.

С ее губ срывается удовлетворенный вздох:

– Я тоже тебя люблю.

Хотите верьте – хотите нет, но на днях я ходил на консультацию вместе с Келли. Знаю, звучит немыслимо, да. Но еще более безумно то, что я реально слушал то, что говорила та цыпочка. Минут пять, а потом потерял интерес. Она сказала одну вещь, которая мне запомнилась. Скорбеть о потере ребенка – все равно, что смотреть на жизнь после его смерти через стеклянную стену. Вокруг вас кипит жизнь, но вы не можете участвовать в ней, пока не будете готовы разбить стекло и идти дальше. Два года, и даже до смерти Мары, я жил за этой стеклянной стеной. Боялся чувствовать, любить и просто наслаждаться жизнью, потому что не был уверен, что смогу.

Я могу. Вполне нормально снова быть счастливым. По крайней мере, я так думаю. Будет ли справедливо по отношению к Келли, детям и мне, если я вмиг перестану что-либо чувствовать из-за страха любить кого-то? Ответ прост – это нормально. Хотя временами меня все еще это пугает. Сложно сделать нашу жизнь настолько нормальной, насколько это возможно, но мы делаем это с неприятным ощущением внутри каждый раз, когда видим маленькую белокурую девочку с кудряшками и голубыми глазами.

Этого хотела бы от нас Мара. Это не значит, что мы стали меньше ее любить. Именно потому, что мы любим ее, мы выбрали двигаться вперед и помнить ее во всех отношениях, которыми она нас изменила.

Вот вам совет… Не знаю, сколько советов вы от меня уже слышали, потому что давайте посмотрим правде в глаза, я послушал Боннера. Но совет таков: брак – это не формула. Если вы добавите в него любовь и страсть, то не всегда это равно счастью. Вы должны работать над отношениями и создавать свои собственные.

И это, друзья мои, может быть лучшим советом, который вам когда-либо давали. В браке вы или нет.