Текст книги "Секс. Любовь. Свадьба (СИ)"

Автор книги: Шей Шталь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА 27

Келли

Надвигается буря

(во всех смыслах)

Свадьба в техасской семье – это событие года. Представьте: двадцать подружек невесты и столько ковбойских шляп, что создается впечатление, словно вы попали на родео.

К трем часам дня я уже пьяна, но, хотя бы, облачилась в платье подружки невесты. А вот погода на улице непонятная. В Техасе всегда так: только что светило солнце, а в следующую минуту – пасмурное небо.

Вам, наверное, интересно, где Ноа, правда? Пока я нахожусь наверху, в ванной, помогая Келси подготовиться, мы замечаем его на поле за домом, потому что Хейзел визжит, когда видит своего папу. Он появляется со своим кузеном Джастисом. Оба в смокингах. Между прочим, хоть это и не имеет значения, но Келси потеряла девственность именно с Джастисом и все четыре года в старшей школе встречалась с ним, а теперь выходит замуж за Джонаса, его брата. И тут я поняла, что у меня проблемы, потому что как только сестра видит Джастиса, то выглядит так, будто ее вот-вот стошнит.

У Келси перехватывает дыхание, когда она замечает Джастиса, облаченного в смокинг.

– Я совершаю ошибку? – спрашивает она меня, будто я должна взять на себя такую ответственность и принять решение.

Отбросив свои собственные проблемы, я смотрю на нее.

– Ты любишь Джонаса?

На ее голубых глазах выступают слезы.

– Я люблю его. Люблю. Но мое сердце колотится в груди каждый раз, когда я вижу Джастиса. – Келси стучит рукой по окну.

Я никогда не спрашивала ее об этом, потому что в то время занималась воспитанием детей и мне некогда было присматривать за своей младшей сестрой. А следовало бы.

– Почему ты рассталась с ним?

– Я не расставалась. Он стал учиться в колледже, изменил мне, а потом я замутила с его братом. Не знаю, как все это произошло, но сейчас я думаю о Джастисе, и мне так больно. – Она поворачивает голову в мою сторону, и я вижу на ее щеках разводы от туши. – Скажи, что мне делать. Ты сразу знала, что хочешь выйти замуж за Ноа?

– Да, но я тоже поступила неправильно, если ты помнишь. Я встречалась с Мавериком, которого ты, кстати, пригласила на свадьбу, не сказав мне ни слова, но я не буду об этом…

– Прости, – шепчет она, промокнув салфеткой уголки глаз.

– Я влюбилась в Ноа с того дня, как увидела его. Даже когда я встречалась с Мавериком, мое сердце никогда не принадлежало ему.

К сожалению, от этих слов сестра плачет еще сильнее. Она ревет так сильно, что ее будущая свекровь поднимается к нам, чтобы проверить, что случилось. Линда бросает на Келси хмурый взгляд.

– Джастис тебя нашел?

Теперь она тоже привлекает мое внимание.

– Нет, зачем? – спрашивает Келси.

Линда замирает с каменным лицом.

– О, да ничего, просто спрашиваю. Ты готова?

Келси прищуривается, глядя на Линду.

– Почему Джастис должен искать меня?

Линда бледнеет.

– Это должен сказать он, а не я. Я люблю своих сыновей, но, прежде чем пойдешь к алтарю, тебе следует поговорить с ними обоими.

В течение следующего часа Келси рыдает, Джонас бьет своего старшего брата, а Джастис запирается с Келси в одной комнате.

Не зная, состоится свадьба или нет, я спускаюсь вниз, чтобы отыскать своих детей и маму Ноа. Она распахивает глаза и спрашивает:

– Там все в порядке?

Наконец чувствуя, что протрезвела, я пожимаю плечами.

– Понятия не имею, но Джастис заперся вместе с ней в комнате, поэтому не знаю, чем все это закончится. – Я указываю на улицу. – Дети там?

Она кивает.

– Да, они нашли Ноа. Фин заснула у дедули на руках после того, как плюнула во флористку и назвала ее дурой, а Севи заметил собаку, которая лежала рядом. И теперь они вместе дремлют под столом.

– Вау, похоже, я многое пропустила, – смеюсь я. Забавно, как сильно мама Ноа не похожа на мою, которой даже нет здесь. Она не явилась на свадьбу собственной дочери. Так на нее похоже. – Хейзел и Оливер с Ноа?

– Они где-то там. Оливер встретил своих друзей, а Хейзел – пирожные.

– О боже.

Я выхожу на улицу, где все бегают, как будто не знают, что им делать. Джонаса нигде нет, и я сталкиваюсь с Ноа. Завернув за угол, я буквально врезаюсь в него. Просто сталкиваюсь с его грудью, как с кирпичной стеной. Он хватает меня за руки, прежде чем я падаю назад.

– Иисусе, ты в порядке, дорогая?

Дорогая? Ну ладно. Может, его не так сильно расстроило все, что он прочитал? Или, может быть, он чертовски любит тебя? А, тупица?

На ответ у меня уходит минута.

– Я в порядке. – Не хочу смотреть в его глаза, но сердце предает меня, и я перевожу взгляд на мужа как в замедленной съемке. Такое ощущение, что вижу его впервые.

Я давно не видела Ноа в смокинге; выглядит он в нем потрясающе. Охренеть как потрясающе. Черная ткань подчеркивает загорелую кожу, щетину на лице, взъерошенные волосы и воспаленные покрасневшие глаза. Можете называть меня сумасшедшей, но я всегда испытывала слабость к его мрачному внешнему виду.

Если присмотреться, то можно разглядеть в его глазах что-то еще. Может быть, сожаление?

Даже простое прикосновение к его телу кажется мне незнакомым. Я отступаю и, тяжело дыша, произношу:

– Привет.

Проведя руками по лицу, муж издает стон. Создается впечатление, что его разрывает на части от того, что он хочет сказать. Ноа смотрит на меня мрачным взглядом, таким глубоким и мучительным, что, боюсь, из-за сомнений он никогда не освободится от этого. Мне знаком этот взгляд. Я видела его раньше. Тот самый, который я увидела в день смерти нашей дочери. Тот, который говорит: «Хотел бы я все забрать, но не могу».

– Ты прочитал дневник? – спрашиваю я.

Он щурится от заходящего солнца, пытаясь разглядеть сквозь грозовые облака, как крохотные полоски бледно-розового и пурпурного цветов разрезают темно-серое небо.

Ноа наклоняет голову в мою сторону, но его взгляд устремлен на поле, где должна была состояться свадьба.

– Прочитал, – тихо отвечает он, слегка повернувшись. Ноа приподнимает бровь.

Качая головой, я вздыхаю:

– Весь?

Меня подташнивает. Как будто в любую минуту вырвет. Зря я пила вино.

Покрасневшие глаза мужа и моя уязвимость, наше молчание – все это подводит к моменту, к которому мы не готовы. Я вижу то, чего думала, больше никогда не увижу у Ноа Беккета. Слезы. Может, это и пара слезинок, но все же. Он сглатывает, его кадык двигается вверх-вниз, и он кивает, как будто не может произнести вслух эти слова. Когда он отмахивается от них, то заставляет себя улыбнуться.

Музыка в стиле кантри звучит справа от нас, друзья и семья празднуют несостоявшуюся свадьбу.

– Полагаю, Джастис нашел ее? – спрашивает Ноа, глядя на второй этаж дома.

Я киваю.

– Он заперся с ней в комнате после того, как они с Джонасом подрались.

Ноа посмеивается:

– А мы думали, что у нас проблемы.

– У нас действительно есть проблемы, – замечаю я.

– Ты же понимаешь, о чем я. Я не пытался… – Он замолкает, продолжая смотреть на меня все тем же мрачным взглядом. Я закрываю глаза и чувствую его дыхание на своем лице. – Ты знаешь, что я имел в виду, – хрипит Ноа.

– Понимаю.

Прислонившись к кухонной стойке, которую поставили на открытом воздухе, я обхватываю руками живот и ощущаю легкий ветерок. Мой пульс учащается от предвкушения того, что будет дальше.

Ноа переводит взгляд на мое розовое кружевное платье.

– Ты прекрасно выглядишь.

Я отворачиваюсь, пытаясь уйти. Он хватает меня за руку, отказываясь отпускать.

– Ноа…

– Ты действительно собираешься так поступить? – спрашивает он обвиняюще, стискивая зубы.

Я смотрю на него.

– Как так?

– Сбежать от меня, – заканчивает он, смотря на меня своим темным властным взглядом.

Я пытаюсь не хмуриться.

– Ну, тебе же не привыкать. У тебя это так хорошо получается.

Я понимаю, почему срываюсь на мужа. Боюсь, что как только этот разговор начнется, пути назад уже не будет. Мы будем сражаться до конца. На словах, конечно, но это правда. Ни один из нас не любит сдаваться. Вот почему он сбегает.

Ноа внимательно следит за мной.

– Я это заслужил. Пойдем со мной, – шепчет он, медленно наклоняясь ко мне. Его глаза сверкают в мерцании гирлянд, развевающихся на ветру.

– Не думаю, что мы должны делать это здесь. – Снова усиливается ветер, разнося по воздуху салфетки и скатерти. Я слышу вдали детский смех, смешивающийся с музыкой и глухим раскатами грома. – Мне нужно проверить, как там Келси.

Ноа натянуто улыбается, глядя на Оливера и его друзей, которые дурачатся на танцполе, затем смотрит на меня. Даже в полутьме видно, что он нервничает и расстроен.

– Она в порядке.

Я не могу смотреть на него, хотя чувствую на себе его взгляд, раскаивающийся и искренний. Я не смотрю, потому что если сделаю это, если уступлю и взгляну в эти глаза, по которым так скучаю, то мне захочется попасть в этот шторм и найти в нем укрытие. Я выскажу то, что хочу ему сказать, выскажу все, что чувствую. Но я отказываюсь делать это сейчас, потому что не хочу устраивать сцену. Я не хочу его расстраивать, поэтому вообще ничего не говорю и, конечно, не смотрю на него.

– Пойдем со мной, – повторяет он. Его голос звучит громче, призывая меня к погибели. Когда я не отвечаю, муж рычит мне на ухо: – Черт возьми, я не спрашиваю тебя, Келли.

– А как же дети? – киваю я в сторону, как и Ноа.

Мать внутри меня говорит, что я должна следить за ними, но жена, цепляющаяся за разрушающийся брак, твердит, что мне нужно остаться в объятиях мужа и выслушать то, что он скажет. Если мы собираемся пережить это, я должна остаться и поговорить с ним хотя бы раз. Мы должны столкнуться с этим лицом к лицу. Нам нужно выговориться и поверить в то, что мы сможем с этим справиться.

Он вздыхает, выпрямляется и нетерпеливо переминается с ноги на ногу.

– Они в порядке. Моя мама присмотрит за ними.

Я смотрю на него, по щекам текут непрошеные слезы.

– Почему именно сейчас, Ноа?

Он стискивает зубы, и я могу с уверенностью сказать: Ноа ненавидит тот факт, что я даже не решаюсь куда-то с ним пойти. Об этом мне говорит его разочарованный взгляд.

– Потому, что мне есть что сказать своей жене, и я не хочу говорить об этом перед всеми.

– Давай поговорим позже. Я слишком много выпила, сейчас не подходящее время. Сегодня важный день для Келси. – Сердцебиение учащается, потому что я пытаюсь оправдаться.

Неожиданно Ноа прижимает меня к стойке, положив руки по обе стороны от моих бедер. Когда он говорит, его голос становится громче и решительнее:

– Ты швырнула в меня свой чертов дневник, полный воспоминаний о том, как ты влюбилась в меня, и о душевной боли, причиной которой был я, потому что не находился рядом. Позволь мне хотя бы что-то прояснить.

– Прояснить? – фыркаю я, пытаясь отстраниться от него. – Так теперь ты хочешь поговорить? Я завела дневник, потому что он единственный, кто меня слушал.

Ноа замечает мой нарастающий гнев и добавляет:

– Пожалуйста.

Как будто это поможет мне определиться, станцевать с ним или нет. Это не тот Ноа, которого я знаю. Мой муж, Ноа Беккет, избегает конфликтов, сдерживает эмоции… он не вмешивается в споры. Я смотрю на его протянутую руку, затем на его лицо, и вот оно – хрупкая надежда в его глазах и нервно поджатые губы. Я не могу отказать ему.

– Не говори «нет», – бормочет он.

Я всегда любила его бормотание и шепот, от них по спине пробегают искры.

– Здорово, – говорю я, подавая ему руку.

Мы переплетаем пальцы, которые идеально подходят друг другу. Само совершенство. Это напоминает мне о том, как я взяла его за руку той ночью на концерте Pearl Jam. В ту ночь мы сделали один выбор, а сегодня – другой. Надеюсь, правильный.

Мы не уходим слишком далеко. Вместо этого обходим заднюю часть дома и спускаемся по тропинке туда, где я отдала (а если быть точнее, то бросила) ему дневник.

– Что ты сделал с дневником?

Ноа оглядывается на меня через плечо. Он, наверное, задается вопросом, почему я говорю о дневнике как о человеке. На самом деле за последние два года он стал для меня подобием человека.

– Все, что ты написала… Ты действительно так думаешь? – спрашивает Ноа, желая услышать честный ответ.

– Да.

Мой голос звучит так же, как если бы я была настолько не уверена в своих словах, что заикаюсь на каждом. Уставившись на свои руки, а не в лицо мужа, я отчаянно пытаюсь не заплакать от того, что он знает все. Теперь он знает каждую мысль, которую я не могла до него донести. Это похоже на один из тех приснившихся кошмаров, в котором Ноа узнает о моей фантазии о Джейсоне Момоа, кормящего меня «Нутеллой» с ложечки, пока ласкает мою… Ну, вы поняли.

Наклонив голову, Ноа пытается поймать мой взгляд. Я тяну время, но не могу долго сопротивляться и смотрю на него. Он морщится.

– Ты ошиблась кое в чем, – шепчет он.

Мое сердце замирает.

– В чем же?

Выражение его лица становится очень серьезным, он тяжело сглатывает, медля с ответом.

– Ты думала, что все это… Все, что пошло между нами не так, – твоя забота. Нет, – наконец говорит он. Ноа осматривается, как будто хочет увидеть кого-то. Но мы совершенно одни.

– Ноа… – начинаю я, но он одним взглядом заставляет меня замолчать, словно знает, что я просто попрошу его забыть. Я готова сказать все, что угодно, лишь бы избежать этого разговора. Хочу сказать ему, чтобы он забыл все прочитанное, но не могу. Я все еще не уверена, готова ли говорить об этом.

Повернувшись ко мне, он хватает меня за руки и притягивает к себе.

– Я чертовски скучаю по тебе, – на выдохе произносит он дрожащим голосом.

С помощью пяти простых слов он открывается мне. Его слова значат гораздо больше. Это не просто «Я скучаю по этому» и даже не «Я скучаю по нам». Я. Он скучает по мне, и в его словах таится гораздо больше смысла.

– Почему? – шепчу я, упираясь лбом в его грудь. Голоса в моей голове кричат, чтобы я заткнулась и позволила ему держать меня в объятиях так, как он хочет. Так, как ему нужно.

Ноа сжимает руки на моей талии. Мы молчим, но по напряжению в его теле я понимаю, что он пытается что-то сказать. Наконец-то. Я практически не могу дышать, находясь так близко к нему. Не знаю почему. Может, потому, что он знает всю правду обо мне. В последние дни я заметила припухлость его глаз. Черт, да последние два года я наблюдаю на его лице только выражение страдания и боли от утраты. Он наклоняет голову вперед, пока губы не соприкасаются с моей кожей.

Я чувствую его дыхание, его заминку, фразу «Ты выслушаешь что я скажу?» Наблюдаю его глубокий хмурый взгляд и то, как морщинки на лбу становятся все более выраженными, потом окидываю взглядом небо, внимательно рассматривая, как меняется цвет облаков.

– Да.

Ноа кивает и делает еще один мощный вдох, словно ему не хватает кислорода.

– Да. А ты хочешь этого?

Сердце выпрыгивает из груди, когда я украдкой смотрю на него. Теперь он делает глубокие ровные вдохи. Либо он к чему-то готовится, либо успокаивает нервы.

– Думаю, что хочу.

Но не могу сказать этого наверняка, потому что иногда мы прячемся от того, что нам нужно услышать. Из-за страха, что нам причинят слишком много боли и оставят слишком глубокий порез, который мы не сможем залечить.

Объятия мужа ослабевают, но он не делает ни шага назад. Просто сомневается. Мы застыли в моменте, к которому никто из нас не готов. Ноа хмурится и разочарованно кривит губы. Я могу сказать, что таким образом он изо всех сил пытается выразить свои мысли. Он опускает голову, словно в поражении.

– Нам необязательно говорить прямо сейчас, – произношу я.

Ноа мгновенно поднимает голову и смотрит на меня.

– Это не так, Келли. Просто… Я даже не знаю, с чего начать и что сказать.

– Хорошо.

– Я читал дневник, но есть страницы, которые я вообще не смог прочитать.

Мое сердце пропускает удар, на глазах наворачиваются слезы. Мы оба знаем, что такое печаль. Ух, это просто ужасное чувство.

В его голосе слышно сожаление, а покрасневшие глаза блестят от слез.

– Даже те, где ты обвиняла меня.

Обвиняла его? Я не ожидала, что он это скажет и что эти слова причинят мне боль.

– Ты так предположил, да?

Мое сердце разрывается от каждого слова и с каждым вдохом бьется все сильнее. Мне больно дышать, потому что сердце пронзает резкая боль. Я пытаюсь отстраниться от мужа.

Когда я отступаю, его глаза превращаются в грозовое облако. Он готов метать гром и молнии.

– А что еще я должен думать? – От его тихого голоса мое сердце снова пропускает удар, а кожу покалывает. – Все, что ты чувствовала, было оправдано. Но ты никогда не думала, что в этом есть твоя вина. Я считаю, что по-своему виноват в случившемся. Или я неправ?

Наконец, я делаю вдох. Резкий и спонтанный, как будто все это время тонула и только сейчас поднялась на поверхность воды, чтобы глотнуть воздуха. Когда Ноа говорит о том, что ему причиняет боль, то это становится реальностью. Той, которую я не готова услышать. Меня словно кирпичом по голове ударили. Я не понимаю, как реагировать.

– Не знаю, как ты должен думать, но мне нужно пойти проверить детей.

И я убегаю.

ГЛАВА 28

Келли

Навеки

(И что это вообще значит?)

В небе раздаются раскаты грома, и я понимаю, что частые капли вот-вот превратятся в стену дождя. Надеюсь, не будет торнадо. Я не только морально и физически истощена, но и не хочу оказаться в убежище вместе с Ноа. Плавали. Знаем. Он ненавидит замкнутые пространства и из-за этого всех вокруг сводит с ума.

Воздух такой влажный и душный, как будто я застряла в сушилке с мокрыми полотенцами на цикле подогрева. Да, я потею настолько сильно, что вы даже представить себе не можете. Когда я убежала с озера, то собиралась вернуться в дом, чтобы проверить детей, но не стала этого делать. Почему-то я направилась к сараю. Сработала реакция «бей или беги». Я швырнула в Ноа дневник и теперь убегаю от него, как от убийцы с топором, оглядываясь через каждые несколько шагов, чтобы понять, догонит он меня или нет.

Ноа от природы спортивный, поэтому не отстает. Проблема в том, что я бегу босиком, так что у Ноа довольно быстро получается догнать меня.

– Я еще не закончил разговор, Келли. Вернись! Нам нужно поговорить.

Поговорить? Это один из тех моментов, когда мне хочется его ударить, а такое за время нашего брака случалось всего несколько раз. Фактически каждый раз, когда я рожала и мучилась от сильнейшей физической боли.

– Нет! – кричу я ему в ответ, надеясь, что он сдастся.

Не-а. Ни единого шанса. Ноа – эмоциональный скопидом. Некоторые люди скупо берегут свои вещи, а Ноа – чувства. До тех пор, пока не взорвется. По его мнению, разговор вовсе не завершен, поэтому он продолжает преследовать меня.

– Просто поговори со мной, черт возьми! – кричит он, заглушая далекий раскат грома.

– С чего я должна это делать? Потому что тебе так захотелось?

Я продолжаю идти, несмотря на то что с трудом различаю дорогу из-за слез и дождя. Вдалеке, справа от себя, я вижу сарай. Ветер усиливается, дождь хлещет по щекам.

– Потому что мне нужно кое-что тебе сказать.

Ноа произносит слова так, будто то, что он хочет поговорить, – обычное дело. Сейчас он идет прямо за моей спиной, звук наших тяжелых шагов заглушает вспышка молнии в небе и громкий раскат грома.

От грохота я останавливаюсь и, всплеснув руками, снова смотрю на мужа. Не обращая внимания на спутанные мысли, пытаясь осознать свою боль, я спрашиваю:

– Зачем? Хочешь, чтобы я почувствовала себя еще более паршиво?

– Проклятье. – Он глубоко вздыхает от разочарования. – Я не это имел в виду. Давай просто поговорим.

– Я пыталась. Очень много раз. – Я поворачиваюсь к нему лицом, упираясь рукой в бедро. – Ты не можешь год избегать этого разговора, а затем продолжить его как ни в чем не бывало. Так не делают, Ноа! – Чем больше я кричу на него, тем меньше что-то понимаю. Мое нутро скручивает от гнева и негодования.

– Так происходит, когда ты кидаешь дневник мне в голову.

– Он не попал в голову!

Ухмыляясь, муж стучит пальцем по отметине на своем виске, куда, собственно, и угодил дневник. Я не осознавала, какой силы оказался бросок, но опять же, в то время я была не в состоянии ясно мыслить.

Пыхтя, я поворачиваюсь и продолжаю идти, надеясь, что он оставит меня в покое. Конечно же, Ноа никогда не делает то, чего я хочу. Я в бешенстве и готова надавать ему по шее. Когда мы оказываемся на неровной почве, я поскальзываюсь на мокрой траве. Ноа пытается помочь и ловит меня, предотвратив падение, но я только отбрасываю его руки и бегу к сараю.

– Ради бога, я же поставлю тебя в положение, в котором ты не успеешь продумать свой ответ! – кричу я ему, стараясь побольнее его задеть.

Ноа хватает меня, когда я добираюсь до сарая, насквозь промокшая. Я так тяжело дышу, что едва могу вымолвить слово. Он прижимает меня к дверям, заставляя посмотреть на него. Вспышки молнии пронзают темное небо за его спиной.

Он ищет в моих глазах то, чего боится не найти, а я боюсь, что он это сделает. Ноа отказывается отпускать меня, обхватывая руками мое лицо.

– Это не так, – оправдываясь, говорит он с таким видом, будто его ударили под дых. – Все это нелегко сказать, услышать или прочитать. Но ты не можешь передать мне дневник с описанием своей боли, которую я причинил, и не дать мне возможности оправдать себя. Я тоже через это прошел. Я был там. Я тоже потерял дочь. – Руками он скользит вниз, касаясь моей груди. – Я знаю, что ты это чувствуешь. Я здесь. И мы обязаны поговорить ради себя и нее.

Меня бесит, что теперь по прошествии времени он ждет, что я запросто откроюсь ему, потому что он хочет поговорить. И в глубине души я знаю, что это только из-за дневника. Я не могу винить его за это. Я сама заварила кашу, когда бросила в него дневник.

– Вот здесь ты ошибаешься. – Капли дождя стекают по моему лицу, ветер вокруг бушует. Мы смотрим друг на друга, никто из нас не отступает. – Я знаю, что ты прочитал, но как ты можешь говорить, что я винила тебя? Я не винила. Я хотела, чтобы ты был рядом со мной, а ты не мог этого сделать. Ты вообще избегал разговора и вел себя так, как будто ничего этого не было. Как будто для тебя это неважно.

Он быстро моргает, хмурит брови, тяжело сглатывает, но не произносит ни слова. Он знает, о чем я говорю.

Дождь усиливается, и Ноа дергает меня за запястье, затаскивая в сарай. Какое-то время мы оба молчим, потому что сарай хранит слишком много наших воспоминаний. В этом сарае Ноа поцеловал меня, когда мне было одиннадцать лет. В нем же спустя пять лет я лишилась с ним девственности. Сарай, в который я въехала на его машине, потому что мы не могли договориться, куда пойти ужинать. И в этом же сарае я рассказала ему о своей беременности.

Оглядываясь, я понимаю, что внутри этих деревянных стен ничего не изменилось. Но между нами все ощущается иначе. Со слезами на глазах я поворачиваюсь к мужу.

Ноа склоняет голову. Я вижу, как на него давит тяжесть каждого воспоминания, когда он меняет позу. Засунув руки в карманы брюк, он тихо вздыхает:

– Келли…

Лицо Ноа искажается, когда он скользит по мне взглядом. Словно муж так часто думал об этом моменте, что он занимал каждую минуту прошлого года. Вы можете сколько угодно избегать чего-то, но рано или поздно вам придется с этим разобраться. Реальности только и остается, что показать свое уродливое лицо, просочившись сквозь трещины.

Предвидя его слова, его оправдания, я прерывисто дышу, двигаясь вперед, чтобы разорвать этот порочный круг. Он прав. Нам нужно это сделать. Иначе в какой-то момент произойдет конфликт, и мы оба знаем, что ничего хорошего из этого не выйдет.

Ноа прижимает меня к себе, крепко удерживая руками, отказываясь отпускать. Все под контролем, как и его настроение.

– Отпусти меня, – умоляю я, чувствуя, как угасает моя решимость. Если он меня не отпустит, я не смогу заставить себя от него уйти. Вздохнув, я ощущаю, что таю от его прикосновений.

– Я не могу, – отвечает он, у него перехватывает дыхание. – Разве ты не видишь? Я не могу тебя отпустить.

По моим щекам текут слезы. Ноа обнимает меня за талию, прижимая еще ближе к себе.

– Возможно, тебе следует. Всем будет проще. – Как только я произношу эти слова, то жалею об этом.

– Разве мы этого не стоим? – спрашивает Ноа, глядя на меня умоляющим, разбитым взглядом. Его темные глаза отчаянно жаждут большего.

Я не отвечаю. Не потому, что не хочу, а потому, что больше не могу терпеть эту боль. Я могу справиться с душевной болью, но не с той, которую мы причиняем друг другу снова и снова. Я достигла предела. Знаю, любовь – это далеко не всегда счастливая пара, срущая радугой и цветами. Это еще и мокрые от слез подушки в три часа ночи. Это наблюдение за восходом солнца после бессонной ночи, когда вы орали во всю мощь своих легких. Это любовь, которая поселилась в твоем сердце и не требует ничего, кроме обещаний.

Это Ноа.

Это я.

Вот какое чувство прямо сейчас я наблюдаю в выражении его глаз, умоляющих меня бороться за большее. Он показывает мне, что чувства не ушли. Быстро и тихо вздохнув, Ноа прижимает ладонь к моей щеке.

– Не говори мне, что я должен уйти, – умоляет он, едва шевеля губами. – Не говори мне, что за наши отношения не стоит бороться.

Я медлю из-за его слов. Они проникают глубоко в душу, где начинают тлеть, и от этого я испытываю раздражение.

– Что нам делать? – Я отступаю от него, вышагивая по сараю и пытаясь контролировать себя, но так сильно нервничаю, что хочется кричать. Обхватив себя руками, я продолжаю плакать, присаживаясь на тюк сена, лежащий в другом конце сарая. – Я чувствую, что даже не знаю, кто ты… и кто я, – бормочу я, надеясь, что он услышит меня сквозь бурю. – Я больше не хочу быть такой. Я не хочу все время злиться.

– Мы и не должны быть такими. – Его голос звучит сломлено, и внешне он выглядит ничуть не лучше.

– Почему? Потому что ты вдруг решил, что пора присутствовать в нашем браке, а не ходить как привидение?

Ноа резко хмурится.

– Я не знаю, что еще ты хочешь, чтобы я тебе сказал, потому что ты не слышишь то, что я говорю.

Я смотрю на мужа. Он ударился головой? Может, я слишком сильно бросила этот дневник.

– О чем ты вообще?

Ноа поворачивается и смотрит на меня. На мгновение он позволяет мне увидеть, насколько действительно устал от всего этого. Насколько сильно он был подавлен тем, что, как он знает, уничтожило нас. Я хочу помочь ему и облегчить бремя. Хочу, чтобы он понял, что ему не придется справляться с этим в одиночку, даже несмотря на то что в последний год я справлялась с этим сама, без него.

Он хмурится и смотрит на меня так, будто хочет что-то сказать. Я жду. Ничего. Он сглатывает. Его взгляд напряженный, может быть, слишком пристальный.

– В этот раз ты действительно выслушаешь то, что я скажу?

Я киваю. Знаю, что это наш последний шанс, наша последняя возможность спастись от крушения поезда, которым были наши отношения. Опустив голову, Ноа переступает с ноги на ногу, чувствуя себя неловко.

– Те воспоминания, которые я прочитал… Они причиняют боль. Нет, они, черт возьми, выпотрошили меня, когда я узнал, как ты относишься ко мне и насколько одинокой себя чувствовала. Я заново пережил все, что случилось с Марой… – внезапно он замолкает, и когда я смотрю на него, то вижу, как он плачет. Беззвучные слезы, вызванные одним воспоминанием, которое мы оба пытаемся игнорировать, но не можем. Я подробно писала о смерти Мары, и, хотя Ноа был там, читать о ее смерти глазами матери – это совсем не то, что переживает отец. – Тогда я этого не видел, и я не думаю, что ты тоже не видела, но мой способ пережить это отличается от твоего. Я ее отец, Келли. Ее защитник. Я должен был быть тем парнем, который заботится о ней, но независимо от того, сколько денег я зарабатывал, как бы много я ни работал, я не мог вылечить ее от рака и не мог вернуть ее. Я не мог забрать твою или свою боль, поэтому просто избегал этого. И мне жаль, что я так поступал.

Я знала, что читать мои слова ему будет тяжело. Но, глядя сейчас в его лицо, полное агонии и разрушения, я понимала, что он не только прочитал мою версию ее смерти. Ему пришлось пережить ее заново.

– Прости, что бросила в тебя дневник. – Ноа вздрагивает от моих извинений. – Я не подумала об этом. Сделала это только потому, что больше так не могла.

– Нет, я рад, что ты это сделала. Мне больно, что ты чувствовала себя одиноко, хотя я был там. Ведь ты тоже все это пережила. Чертовски больно читать все это снова.

– Но ты не всегда там был, Ноа. – Он знает, что это правда. Все месяцы, что мы с Марой провели в больнице, борясь за ее жизнь, Ноа работал. Ему пришлось это делать, потому что один из нас должен был работать. Его не было рядом, когда дочь умоляла меня убрать ее боль или части тела, в которых она появлялась, когда я обнимала ее по ночам и умоляла Бога забрать ее, чтобы она больше не страдала. Но… он прочитал это. Все это, и по его лицу видно, что ему это было необходимо.

– Что я должен был делать? Бросить работу? Мы не смогли бы оплатить ее лечение или позаботиться о других наших детях. Знаю, ты думаешь, что я бросил тебя в тот момент, но я сделал единственное, что считал правильным, – поддержал свою семью деньгами. Ты не можешь обвинять меня в этом, как и я не могу обвинить тебя в том, что ты обвиняешь меня. Мы сделали это вместе. Я отстранился, но ты вела себя так, будто я виноват в том, что она умерла, потому что я не хотел вести ее к врачу.

Я мгновенно прихожу в ярость. Как он мог такое сказать?

– Я зла, Ноа. До сих пор. Я не могу это изменить.

Зарычав, он резко бьет кулаком по стене сарая. Дряхлое дерево с треском раскалывается от удара правой рукой. Вокруг поднимается пыль.

– МНЕ ОХРЕНЕТЬ КАК ЖАЛЬ! – кричит он. – Каждый гребаный день я хочу, чтобы забрали меня, и тебе не пришлось бы иметь дело с этой хренью.

– Я не хочу этого, Ноа, – уверяю я его, чувствуя себя еще хуже. – И я не хочу, чтобы ты так себя чувствовал.

Теряя терпение и все больше раздражаясь, он начинает ходить по сараю, как недавно это делала я.

– Что я должен был делать? Я… не мог избавиться от боли. Не мог ее вылечить. Ну, я сделал то, что посчитал нужным. И можешь винить меня в этом, если хочешь. Я возьму на себя вину, но тебе нужно знать, что я тоже потерял ее. Из всего, что я прочитал, меня больше всего бесило то, что я потерял тебя, но ты ни разу не задумывалась о том, что я чувствую.

Я киваю. Он абсолютно прав. Я никогда не переставала думать о причине, по которой он закрылся от меня. Просто не думала о том, что ему было больно. Я вела дневник. Что было у Ноа, чтобы облегчить боль?

Его гнев. Его отстраненность.

Мы оба ошиблись в том, как пытались с этим справиться.

Но затем он произносит:

– Ты говоришь, что я виноват в твоей боли. Тебе будет легче, если я уйду? – С каждым словом его голос смягчается. Ноа садится напротив меня. – Ты хочешь этого? Если хочешь развестись, я не собираюсь силой удерживать тебя в браке, в котором ты эмоционально уже разошлась со мной. Это несправедливо по отношению ко мне и детям.