Текст книги "Фредерик Дуглас"

Автор книги: Шерли Грэхем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

– На, я принес другую.

Фредерик взял книгу дрожащими руками. Ножик Хэнди задержался в воздухе. И вдруг Фредерик радостно вскрикнул, и Хэнди, бросив свою ветку, мигом подбежал к ним.

– «Последний из м о-г и-к а н», – торжествующе прочитал Фредерик. Он, правда, не понимал, что такое «могикане», но разве значит что-нибудь одно маленькое словцо? Он перелистывал книгу и ликовал. Слова, слова, слова, как весело смотрели на него со страниц эти красивые знакомые фигурки! Он прижал к себе книгу. Он пустился в бешеный пляс, и все они вместе с ним, подняв такой шум, что Сэнди вышел из коровника узнать, что тут творится.

Сэнди был свой, поэтому, перебивая друг друга, они рассказали ему обо всем. Спрятав книгу, они поспешно проглотили свой ужин. Потом пошли к ручью, и Фредерик читал им вслух, пока ночная тьма не погасила волшебство этих страниц. Тогда они стали разговаривать, повторяя отдельные слова, запоминая их.

Так это началось. Когда наступило лето и дни стали еще длиннее, у невольников оказалось больше досуга; добрая весть о книгах пошла по всей плантации, и к маленькой группе, собиравшейся у ручья, присоединилось еще несколько достойных доверия новообращенных. Теперь у всех была одна цель – научиться читать. Еще ряд книг исчез из господского дома. После того как Фредерик тайно обследовал чердак и нашел там несколько старых учебников, дело пошло по-настоящему успешно. И тогда начались осложнения.

Оказалось, что чуть не все рабы желают стать грамотными. «Это не годится», – возражало избранное меньшинство. Полевым рабочим грамота совершенно ни к чему. Но полевые рабочие упрямо стояли на своем. Тот факт, что сам учитель работал в поле, казалось, уничтожил привычное для них раболепство перед дворней. Один из них даже привел с собой Джека, нескладного малого с соседней плантации мистера Холла. Они ручались, что Джек не подведет, и он оказался понятливым учеником. А Джек, в свою очередь, привел товарища.

Сэнди советовал быть осторожнее. Фредерик, счастливый, захваченный своим делом, не очень-то прислушивался к воркотне Сэнди. Так бились они над первой своей дилеммой в области демократии!

Однажды в воскресенье их чуть не поймали.

Это был знойный, палящий день в самом конце июля. Они только что пообедали и сидели в тени большого дуба, что рос на кромке южного луга; человек десять-двенадцать собралось под деревом. За длинным валом, отделявшим владение Фрилэнда от соседей, показался Джек; он увидел их, приветственно махнул рукой и зашагал к дубу.

– А хорошо, когда не надо тащиться по жарище! – Джон только что узнал новое слово и настроение у него было приподнятое.

И вдруг они увидели, что Джек выпрямился, неистово замахал обеими руками и со всех ног помчался назад.

Книги были мигом запрятаны, листки бумаги исчезли, как по мановению жезла. Когда мистер Уильям и его гость выехали из-за деревьев, все, что они увидели, была кучка ленивых рабов, растянувшихся под дубом.

– Эй, берегись!

Кобыла Фрилэнда шарахнулась в сторону. Притворно всхрапнув, Генри перевернулся на другой бок.

После этого случая «воскресная школа» стала еще многочисленнее. Теперь никто уже не говорил о том, чтобы как-то ограничивать число «учеников». Название «воскресная школа» придумал Фредерик, и все подхватили его, прекрасно понимая, в чем тут дело. Ведь было хорошо известно, что плантаторы редко возражают, если рабы' по воскресеньям отправляются, даже довольно далеко, на молитвенные собрания и проповеди. И поэтому теперь можно было совершенно свободно говорить о воскресной школе на плантации мистера Фрилэнда.

Однажды мистер Уильям ехал верхом по дороге, и кто-то из соседей окликнул его:

– Я слышал, старина, что ваши черномазые устраивают богослужения? Хороший у вас проповедник?

– Понятия не имею! – со смехом ответил Фрилэнд и поскакал дальше.

Однако на другое утро он спросил Генри:

– Да, Генри, что это я слышу о каких-то богослужениях у нас?

– Чего изволили сказать, мистер Уильям? – и Генри озадаченно распустил губы. Ни проблеска мысли не отражалось на его физиономии.

– Богослужения. Ты ведь знаешь, что это слово значит? – Фрилэнд старался сдержать раздражение.

– О да, сэр! – Генри широко ухмыльнулся, показав все зубы. – Да, хозяин. Богослужение. Ну, как же не знать, сэр.

– Так вот, бывают здесь у вас богослужения?

– Богослужения? Здесь?.. У нас? – Белки вытаращенных глаз негра сверкали, как мраморные.

Фрилэнд отшвырнул ногой стул. В конце концов не все ли равно, черт побери!

Перед Новым годом Уильям Фрилэнд побывал в Сент-Микэлсе и возобновил контракт с капитаном Олдом; Фредерик продолжал жить на плантации. Фрилэнд похвалил его: работает хорошо, никаких претензий предъявить ему нельзя. Глаза капитана Олда алчно блеснули, когда он прятал деньги. По всей видимости, юнец становится толковым работником. Еще год, и на рынке за него дадут большие деньги.

Фрилэнд был искренне тронут благодарностью Фредерика, узнавшего, что он остается на плантации. Фредерик и в самом деле очень тревожился. Год подходил к концу, и юноша чувствовал, что упускает драгоценное время. Ведь столько надо было сделать – составить план и тщательно выработать маршрут, он должен вырваться на свободу!

Опять рождество и Новый год. А в день Нового года надо все начинать как следует. Кто этого не знает?!

Как всегда, первыми проведали о происшествии дворовые люди: черный Кранч убежал! Когда всадники влетели в ворота и галопом проскакали по аллее, нигде не было видно даже самого маленького негритенка. Старый Кэлеб открыл двери и поклонился со своей обычной изысканной почтительностью. Но они бесцеремонно отпихнули его в сторону и громко потребовали хозяина. Старая миссис презрительно нюхала воздух и держалась очень прямо, однако мистер Уильям умчался вместе с ними.

На следующую ночь по всему восточному побережью рабы, вздрагивая, жались по темным углам. Собачий лай не давал спать и кое-кому из белых. Черного Кранча так и не поймали. Ушел черный Кранч.

В воздухе чувствовалось смутное возбуждение. Пятерка друзей сплотилась еще теснее, дав друг другу торжественную клятву хранить тайну. Это были: Фредерик, Хэнди, Генри, Джон и Сэнди. Они решили уйти вместе – все пятеро. Джон просил их взять с собой и его невесту, молоденькую Сюзен. У Сэнди была жена, и он знал хорошо, что ей грозит опасность, если он сбежит. Хотя Нама не была рабыней, в случае бегства Сэнди ее могли снова захватить в неволю. Нама тоже это знала. Тем не менее она оказала просто: «Иди!»

Восточное побережье Мэриленда соприкасалось со свободным штатом Пенсильвания. Могло показаться, что бегство отсюда не представит особых трудностей. Но главным препятствием служило не расстояние. Чем ближе подходили рубежи любого рабовладельческого штата к рубежам свободного, тем бдительнее были рабовладельцы. На каждом пароме стояла стража, на каждом мосту – часовые, в каждом лесу бродили патрули и охотники за беглецами. Кроме того, вдоль границ орудовали шайки похитителей беглых рабов.

Если невольник все же достигал свободного штата, это еще не означало его свободы. Где бы его ни поймали, он всегда мог быть снова обращен в рабство. Хозяева постоянно внушали своим невольникам, что рабовладельческая территория безгранична, а власть плантаторов беспредельна.

Фредерик и его друзья имели самое неопределенное представление о географии страны. У них была одна цель – «попасть на Север». Они знали, что есть Канада, Нью-Йорк, Бостон. О том, как добраться туда с восточного побережья, они понятия не имели.

После долгих обсуждений был выработан, наконец, план бегства. В субботу вечером перед пасхой они возьмут большой челн, принадлежащий мистеру Гамильтону, спустят его на воду в Чесапикском заливе и будут грести что есть сил по направлению к мысу, примерно семьдесят миль вверх по течению. Достигнув этого пункта, они высадятся на берег, пустят лодку по волнам и пойдут, держа курс на Полярную звезду, пока не доберутся до свободного штата.

В плане этом было несколько превосходных моментов. На воде их могут принять за рыбаков, выехавших на лов по приказу своего хозяина; собаки потеряют их след; отсутствие их может остаться незамеченным до конца пасхи. С другой стороны, в непогоду воды Чесапикского залива бывают бурными, и сильной волне ничего не стоит опрокинуть челн. К тому же хозяин лодки может скоро хватиться ее, и, если возникнет подозрение, что она уведена рабами, из Сент-Микэлса отправят в погоню быстроходное судно.

Они подготовились еще к одной, вполне вероятной опасности. Любой белый имел право, если ему заблагорассудится, остановить негра где угодно, допросить и задержать его. Нередко шайка негодяев окружала свободного негра, требуя, чтобы тот предъявил свои бумаги, а когда негр исполнял приказ, эти головорезы тут же уничтожали бумаги, хватали несчастную жертву и продавали в пожизненную неволю.

За неделю до намеченного дня бегства Фредерик написал для каждого из них пропуск – разрешение побывать в Балтиморе на пасху. Подписал он эти бумаги инициалами Уильяма Гамильтона – владельца табачной плантации, чью лодку они собирались забрать. В пропуске говорилось:

«Сим удостоверяется, что я, нижеподписавшийся, предоставил подателю сего, моему слуге Джону, полную свободу поехать в Балтимор, чтобы провести там праздник пасхи.

Тэлботский округ, близ Сент-Микэлса, Мэриленд.

У. Г.».

Хотя они вовсе не собирались в Балтимор, а намеревались плыть в том направлении, в котором шли в Филадельфию пароходы, и высадиться к востоку от Северного мыса, пропуска могли пригодиться в нижней части залива, по пути к Балтимору. Однако предъявлять эти бумаги можно только в случае крайней необходимости, если прочие объяснения окажутся недостаточными. Заговорщики полностью сознавали, как важно сохранять спокойствие и самообладание в разговоре со встречными, если такие разговоры возникнут; не раз репетировали они, что будут делать, если в них начнут стрелять.

Когда все, наконец, обсудили, начались долгие и томительные дни и ночи ожидания. Необходимо было следить за каждым своим движением, словом, взглядом. Атмосфера накалялась. Рабовладельцы были начеку, их взгляд был зорок и хорошо натренирован. Нередко им удавалось с большой точностью прочесть на черном лице раба, что у него на уме и на сердце. Любое необычное настроение давало повод к подозрению.

Но, с другой стороны, разве не естественно было, что, когда закончена пахота, когда весна в воздухе и приближается пасхальный отдых, рабы распевают в своих жилищах после долгого трудового дня:

 
О надежда моя, Ханаан,
Я уйду в страну Ханаанскую.
 

Так пели они, и хор звучал мелодично и стройно. Уильям Фрилэнд, который часто сиживал по вечерам на веранде, вынул трубку изо рта и улыбнулся своей матери.

– Я всегда говорю: черные бесподобно поют, просто бесподобно. У некоторых наших людей прямо великолепные голоса. Вот послушайте!

Владелец Фрилэнда произнес это с искренней гордостью.

В господском доме старый Кэлеб суетливо поправлял занавеси. Какая-то внутренняя дрожь била его. Этот чистый молодой голос, что доносится из темноты:

 
Говорят, что туда не дойти,
Что львы нас ждут по пути.
Ну что ж, все равно.
Долго я здесь не пробуду…
 

И дружный хор подхватывает ликующий, полный веры припев:

 
О надежда моя, Ханаан,
Долго я здесь не пробуду…
 

– Совсем спятили! – прошептал Кэлеб. – Разве можно так петь?

«Кричать об этом на весь свет!» Предостеречь бы их как-нибудь! Кэлеб сокрушенно покачал головой. Он тоже был когда-то молод. И тоже мечтал о свободе. Теперь он стар. Он умрет рабом. Волоча ноги, он побрел в чулан и закрыл дверь. Туда пение не доносилось.

За два дня до намеченного срока Сэнди вышел из компании. Он не мог убежать и оставить жену. Юноши упрашивали его, но тщетно.

– Вы молоды, ступайте. Пусть вам будет хорошо. А я останусь.

Джон, очевидно, был потрясен больше всех. Маленькая Сюзен не раз плакала в последнее время из-за его мрачного молчания и раздражительности. Сообщив, что решение его нельзя поколебать ничем, Джон ушел с непреклонным и суровым видом.

И тогда Сэнди признался, что видел сон – дурной сон.

– Про нас? – спросил Фредерик. На сердце его легла тяжесть. Если уж Сэнди говорит так, значит дело плохо.

Сэнди встревоженно зашептал:

– Снилось мне, что меня разбудил какой-то чудной шум. Это стая злых птиц пролетает надо мной и шумит, как ураган над верхушками деревьев. Выглядываю. Вижу тебя, Фредерик, в когтях большой птицы. А кругом много разных птиц, больших и малых, всех цветов. И все они клюют тебя. Потом они улетели на юго-запад. Я смотрел им вслед, пока они не исчезли.

Сэнди умолк. Фредерик глубоко втянул в себя воздух.

– А меня они унесли с собой?

– Да.

Фредерик отвел глаза в сторону и выпрямился.

– Это ведь только приснилось тебе, Сэнди. Послушай, ты ведь знаешь, мы все теперь малость не в себе. Вот и все. Правда, Генри, а? Что значит какой-то пустяковый сон?

Генри вступил в разговор с необычной для него твердостью.

– Уж меня-то никакие сны не остановят!

Фредерик стиснул ему руку, благодарный за эту твердость и решимость. Он остро ощущал свою ответственность за все это предприятие. Если их постигает неудача, вина будет лежать на нем. Лучше бы Сэнди не рассказывал своего сна.

Наступил рассвет условленного дня. Фредерик вышел в поле раньше обычного. Он не мог сейчас сидеть без дела. Генри в последнее время стал еще более неуклюжим, чем обычно. Прислуживая во время завтрака, он разбил одну из драгоценных чашек. Старая миссис долго и гневно распекала его. Сын ее молчал.

Утро тянулось бесконечно. Фредерик разбрасывал в поле навоз, и ему казалось, что конца не будет этой работе. И вдруг, без видимой причины, его охватило предчувствие, от которого помутился взор. «Пропало наше дело!»

Юноше представилось, будто сотни глаз следили за ним со всех сторон, будто на синем небе огромными буквами были написаны все его тайные планы. Через несколько минут протяжно и заунывно запел рожок, созывая невольников к обеду. Фредерику совершенно не хотелось есть. Он озирался по сторонам, как будто что-нибудь в окружавшем его привычном ландшафте могло подсказать причину этого страшного предчувствия поражения. Он попытался стряхнуть его, но это не удалось. Изо всех сил прижал к губам ладонь.

Пересекая поле, Фредерик увидел Уильяма Фрилэнда, который вышел из дому и направился к службам. Фредерик подошел ближе; перед ним открылась вся длинная, посыпанная гравием аллея. И вдруг он заметил, что четверо всадников свернули с дороги на аллею и поскакали к дому. А позади лошадей бежали двое негров – на расстоянии нельзя было разглядеть, кто это. Но один из них, похоже, был связан.

«Что-то случилось! Нас предали! Только не бежать…» Фредерик быстро прошел по двору, перемахнул через низкую изгородь и едва пригнулся, чтобы пролезть под полусгнившей решеткой, увитой розами, как один из всадников выехал вперед и оказался возле самого дома. Это был владелец табачной плантации мистер Уильям Гамильтон. Он остановил лошадь на всем скаку и окликнул Фредерика:

– Эй, парень! Где хозяин?

Даже в этот горький миг поражения какой-то бес, сидевший в Фредерике, заставил его ответить очень четко и вежливо:

– Мистер Фрилэнд, сэр, только что прошел на скотный двор.

Гамильтон взмахнул хлыстом, но не ударил Фредерика. Он резко повернул лошадь, взметнув облако пыли, и помчался к конюшне. В ту же минуту подъехали остальные всадники, и Фред увидел, что это констебли.

Он ворвался в кухню, не побоявшись гнева тетушки Лу. Но в кухне царила зловещая тишина. Один только Джон стоял там и глядел в окно. Он быстро повернулся, и Фредерик увидел, что лицо друга передергивается. Они крепко схватились за руки и встали рядом в ожидании.

Снова открылась кухонная дверь, и со двора вошел мистер Фрилэнд. На его угрюмом лице глаза казались сейчас стальными. Голос звучал резко.

– Вот ты где! – Он в упор посмотрел на Фредерика. – Ступай во двор! Эти люди хотят допросить тебя.

– Он ничего не сделал, мистер Уильям! – испуганно взмолился Джон.

– Молчать! – Фрилэнд подтолкнул Фредерика к двери.

Едва тот ступил за порог, как его схватили двое констеблей.

– Что вам нужно? За что вы меня?

Сильный удар кулаком рассек Фредерику губу. Констебли, скрутив ему руки назад, повалили юношу на землю.

Гамильтон, который стоял возле своего коня, указал «а Джона, вышедшего из кухни вслед за Фредериком.

– И этого тоже! Заберите его!

В руках у Гамильтона было ружье.

Джон закричал, когда его схватили.

Все это произошло перед кухонным крыльцом, на некотором расстоянии от скотного двора и других служб. Но там уже столпилось немало черных фигур и был слышен приглушенный плач.

Из коровника выбежал Генри, за ним – Сэнди. Навстречу им шагнул констебль с тяжелым револьвером на поясе. Он держал в руках веревку. Гамильтон кивком указал на Генри.

– Вяжите его!

– Давай руки! – приказал констебль.

Генри задыхался. Он не сразу мог заговорить. Несколько мгновений он озирался. Затем, посмотрев прямо в глаза стоящему перед ним человеку, он сказал:

– Нет!

Все были ошеломлены. Владелец Фрилэнда уставился на Генри так, словно видел его в первый раз.

– Ах ты, черная!.. – заорал констебль с пеной у рта. – Не желаешь! – Он потянулся за револьвером.

– Генри! – крикнул надтреснутым голосом Фрилэнд.

Но Генри бросил взгляд на хозяина и повторил еще решительнее:

– Нет! Не дамся!

Теперь уже все трое констеблей окружили Генри, целясь в него из своих револьверов. Мистер Гамильтон пришел в возбуждение. Он тоже поднял ружье.

– Ей-богу, Фрилэнд, он опасен!

Уильям Фрилэнд не мог выдавить из себя ни слова. Ему казалось, что горло его сжимает железный обруч. Подумать только: Генри! Этот глупый, неуклюжий раб внезапно вырос на целую голову.

– Стреляйте! Стреляйте, и будьте вы прокляты! Не дам вязать себя!

И, прокричав эти слова под дулами приставленных к его груди револьверов, Генри внезапно поднял кулаки и выбил из рук констеблей оружие.

В поднявшейся суматохе Фредерик успел подбежать к Джону.

– Пропуск? – спросил он. – Пропуск у тебя?

– Я сжег его в печке.

– Хорошо! По крайней мере одна улика уничтожена.

Генри боролся, как разъяренный тигр. Старая миссис, услышав весь этот шум, поспешила во двор.

– Генри! Генри! – закричала она. – Они убивают Генри!

Сын бросился к ней, пытаясь объяснить происходящее. Но она оттолкнула его.

– Останови их! Останови этих негодяев!

В конце концов констебли одолели Генри. И когда он лежал на земле, весь в крови, со скрученными назад руками, Фредерик и Джон при всей своей беспомощности почувствовали стыд за то, что не сопротивлялись, как он. Джон плакал от горечи и бессильной ярости. Фредерик стоял неподвижно, ему было мучительно больно дышать. Миссис Фрилэнд, сама в слезах, пыталась утешить Джона:

– Не плачь, Джонни. Я знаю, что все это ошибка. Мы все уладим. Мы вызволим и тебя и Генри!

Констебли забрали и Сэнди, черная физиономия которого оставалась бесстрастной и непроницаемой. И тогда владелец табачной плантации сказал:

– А не поискать ли нам пропуска, которые написал для них, как нам известно, негр капитана Олда?

Фрилэнд настойчиво и громко потребовал, чтобы всех арестованных немедленно отвели в тюрьму и подробно допросили. Выходка матери совершенно лишила его присутствия духа, в чем он безмолвно признался самому себе. Фрилэнд хотел лишь одного: покончить с этой историей, ничего больше не видеть и не слышать.

Когда, надежно связанные, четверо негров были готовы к отправке в Сент-Микэлс, во двор снова вышла старая хозяйка с полными руками пышек, которые она поделила между Генри и Джоном, обойдя Сэнди и Фредерика. Направившись было к дому, она остановилась и потрясла костлявым пальцем в сторону Фредерика.

– Это все ты! Ты, желтый дьяволенок! – крикнула она юноше. – Это ты подбил их на бегство, ты замутил им головы! Джон и Генри – хорошие слуги! Это твоя работа! Твоя, долговязый желтый дьявол!

Фредерик окинул ее таким взглядом, что старуха испуганно и злобно вскрикнула и поспешила в дом, захлопнув дверь.

Констебли привязали негров к седлам длинными веревками. Теперь Фредерик узнал две черные фигуры, которые раньше заметил издали. Это был Хэнди, а с ним – паренек, принадлежавший мистеру Гамильтону.

Сегодня утром Хэнди ускользнул с плантации, чтобы запрятать их запасы продовольствия возле лодки. Гамильтоновский паренек, видно, оказался поблизости. Может, Хэнди попросил его помочь. Наверно, так и случилось. Малец был избит. Рубашка висела на нем клочьями. Под испытующими взглядами белых ни один из негров не показал виду, что знает других. Они молча ждали; лошади беспокойно рыли копытами землю, песок и мелкий гравий сыпались неграм в лицо.

Фрилэнд вскочил, наконец, в седло, и Гамильтон, показав на Сэнди, спросил его:

– Это ваш негр?

– Нет, не мой. – Фрилэнд отрицательно покачал головой. – Я нанимаю его у некоего Грумса. Он живет в Истоне. – Фрилэнд сухо усмехнулся. – Очень не хочется терять хорошего плотника; такого у меня уже давно не было.

– Мне кажется, я где-то видел его, – Гамильтон пристально глядел на Сэнди. – По-моему, это его называют колдуном.

Фрилэнд лишь пожал плечами, поудобнее усаживаясь в седле. Гамильтон прибавил несколько зловеще:

– Потому советую не спускать с него глаз.

– Да неужто вы действительно верите в черную магию рабов? – насмешливо поддел его Фрилэнд.

Гамильтон, в свою очередь, пожал плечами, и процессия, возглавляемая нелюбезным хозяином, тронулась по аллее парка.

В господском доме Кэлеб трясущимися руками расправлял изношенные парчовые занавеси. Он чувствовал себя старым и никому не нужным. На втором этаже Сюзен пыталась заглушить рыдания, уткнувшись лицом в диванную подушку и не замечая, что тонкая полотняная наволочка уже вся мокра от слез. В хижинах не слышно было даже детского голоса – все боялись дышать.

В теплом воздухе чувствовалось приближение пасхи. Солнце ярко светило и грело землю. Рабы уже предвкушали праздничный отдых, и надсмотрщики были не так строги, как обычно. Опершись на мотыги, рабы смотрели, как едут по дороге пятеро белых всадников в низко надвинутых на лоб шляпах, с расстегнутыми воротниками, а позади в облаках пыли бегут привязанные негры. Головы их были обнажены, с грязных лиц струился пот; разбивая о камни босые ноги, дергаясь на длинной веревке, они едва поспевали за конями.

Фредерик, привязанный к седлу одной веревкой с Генри, изо всех сил тянул ее к себе, пытаясь хоть немного умерить бег коня. Он знал, какую муку терпит сейчас избитый Генри. Констебль, заметив попытку Фредерика, стегнул его хлыстом, после чего предпочел больше не обращать на черных внимания.

До истонской тюрьмы ехать было долго, день стоял знойный, и констебль не особенно спешил.

Теперь Генри удалось немного отдышаться. Старая хозяйка все-таки заставила констеблей высвободить одну его руку. В этой руке он все еще сжимал пышку. С благодарностью глядя на Фредерика, Генри спросил шепотом:

– Пропуск! Что мне делать с пропуском?

Фредерик ответил не колеблясь:

– Съешь его вместе с пышкой!

Генри сунул в рот скатанный бумажный шарик. Он долго и основательно жевал; потом, наконец, проглотил и ухмыльнулся, не обращая внимания на струйку крови, потекшую из его рассеченной губы.

Сэнди, бежавшему рядом с Джоном, был передан приказ:

– Проглоти пропуск! Ни в чем не признавайся. Мы ничего не знаем!

Пусть намерения их каким-то образом стали известны – вера друг в друга осталась непоколебимой. Кто-то сделал ошибку, но они твердо решили быть вместе, что бы ни случилось.

К тому времени, как всадники и рабы достигли окраины Сент-Микэлса, стало ясно, что весть об этом событии опередила их.

Шайка беглых рабов! Лучшего развлечения в субботу после обеда и не придумаешь. «Бунт, – одно это слово вызывало дрожь, – начал олдовский малый, тот самый больно умный негр».

– Паршивец!

– Вздернуть его!

Гогоча, мужчины заказали еще по стакану жгучего виски. «Хоть бы случилось что-нибудь в этой проклятой скучной дыре!»

Процессия задержалась у дома капитана Олда. Капитан громогласно изливал свое негодование:

– Я все сделал для этого мальчишки, все, что только можно! Обещаю вам, он будет наказан, я с него шкуру спущу! Все кости переломаю!

Ему напомнили, что Фредерик и другие рабы уже находятся в руках правосудия. Если вина их будет установлена, они понесут наказание. Услышав это, капитан умолк. Дело принимало неожиданный оборот. Ведь Фредерик принадлежит ему. Тяжелодум Олд погрузился в размышления. Он не осмеливался ссориться ни с Фрилэндом, ни с Гамильтоном. Но в то же время не мог он и пожертвовать ценным имуществом ради столь неопределенного понятия, как «правосудие». И что за выгода от этого? Олд вперил во Фредерика суровый взор, отмечая про себя, какие у него широкие, мускулистые плечи и длинные ноги.

– Что ты натворил, неблагодарный мерзавец?

– Ничего, хозяин, ровно ничего! Как позвали, я пошел обедать… а меня схватили! Они меня схватили…

Фредерик тоже размышлял и очень усиленно. Юноша твердо решил, что обвинителям придется взять на себя поиски доказательств. Он заметил, что страстные уверения в невиновности уже возымели свое действие: капитан хмыкнул и попросил джентльменов объяснить все несколько обстоятельнее. Что же сделал все-таки этот малый?

Разумеется, у них не нашли ни одного пропуска. Все шестеро обвиняемых твердили одно и то же: что они в этот день занимались своими обычными делами. Они не имели ни малейшего представления, за что их арестовали. Хэнди со множеством подробностей рассказал, как тетушка Лу послала его с поручением на плантацию мистера Гамильтона. Он как раз возвращался, выполнив это поручение. А гамильтоновский парень был, в это время на берегу, чинил сети.

Невольники клялись в своей невиновности торжественно, громогласно и красноречиво. «Слишком красноречиво», – эта мысль мелькнула у каждого из хозяев. Однако она осталась невысказанной. Нельзя же признаться себе в том, что их дурачит какая-то кучка хнычущих негров.

Арестованных отвели в окружную тюрьму и заперли в камере. Это было старое, ветхое, полусгнившее здание. Казалось, что сильный ветер с залива может свалить его и достаточно поднести к нему зажженную спичку, чтобы оно сгорело дотла.

Тем не менее это была тюрьма со всеми ее прелестями. Генри, Джона и Фредерика поместили в одной камере; Сэнди, парня с гамильтоновской плантации и Хэнди – в другой. Кроме них, там не было никого, и места хватало. Арестованных накормили и заперли на ночь. Они были рады и этой передышке.

Но в светлое Христово воскресенье целая свора работорговцев и их посредников налетела на тюрьму; прослышав о том, что в Истоне имеется «хороший улов», они спешили узнать, не желают ли хозяева избавиться от опасных «смутьянов». При подобных обстоятельствах нередко удавалось покупать живой товар по дешевке. Непокорные невольники были, как правило, крепкими, толковыми работниками. Если взять их в ежовые рукавицы, они станут смирными. А на больших плантациях, где теперь выращивают огромные урожаи хлопка, такие работники в большой цене. По округу уже распространился слух, что в истонской тюрьме сидят молодые и на редкость здоровые негры.

Шериф охотно разрешил торговцам осмотреть арестантов. И они накинулись на негров, как стая стервятников. Ощупывали их руки и ноги, трясли за плечи, проверяя мускулы, заставляли подпрыгивать на одной ноге, разглядывали зубы.

Один из работорговцев «обследовал» Фредерика.

– Пойдешь со мной, а, малец? – и мужчина легонько пнул Фредерика ногой.

Фредерик, задыхавшийся от ярости, молчал.

– Видно, язык проглотил, – буркнул другой торговец.

– Посмотрите на его глаза, – сказал первый. – Достанься он только мне, я бы очень быстро выбил из него беса!

Так продолжалось в течение нескольких дней, однако без всяких допросов и побоев. Неизвестность терзала заключенных. Мечта о свободе совсем поблекла.

Но вдруг однажды в тюрьме появился владелец Фрилэнда с мистером Гамильтоном, чтобы забрать с собой всех заключенных, кроме Фредерика. Они возвращались домой без наказания. Старая хозяйка убедила сына, что это единственный верный образ действий:

– Никто не виноват, кроме этого чужого мальчишки. А наших привези домой!

Фрилэнд переговорил с Гамильтоном. За отсутствием другого выхода, оба согласились, что так и придется поступить.

Фрилэнд сам не мог объяснить себе, почему он разрешил своим невольникам проститься с Фредериком. Все, что мать говорила об этом негре, оказалось правильным. Он и в самом деле опасен. Фрилэнд был совершенно уверен, что этот юноша, который так спокойно стоял сейчас перед ним, замышлял побег его невольников. Сколько человек участвовало в заговоре и куда собирались они направиться? Почему решились они оставить плантацию? Ведь у рабов куда меньше забот, чем у их хозяина, – есть крыша над головой, одежда, пища. Его мать сама лечит больных невольников. Их никогда не заставляют тяжело работать. Фрилэнд не прочь был бы задать несколько вопросов этому парню.

Фрилэнду было также совершенно ясно, что остальным не хотелось возвращаться. Генри цеплялся за руку Фредерика, крупное, грубое лицо его подергивалось. Фрилэнд слышал, как молчаливый обычно Сэнди произнес: «Большое дерево только гнется на ветру. Большое дерево стоит!»

– Я этого не забуду, – сказал ему Фредерик.

Потом все они вышли из тюрьмы и влезли в ожидавший их фургон. Возвращались домой с помпой, в запряженном мулами фургоне; правил один из людей мистера Гамильтона. Оба хозяина ехали верхом. Фредерик, стоявший у зарешеченного окна, видел, что друзья махали ему руками, пока фургон выезжал на дорогу.

Оставшись в одиночестве за решеткой, Фредерик целиком предался своему горю. Он не сомневался, что теперь уже наверняка обречен на отправку в ненавистную и страшную для всех рабов Джорджию, Луизиану или Алабаму. Теперь-то уж за ним придут, чтобы услать его «вниз по реке». И все же Фредерик был рад, что товарищей не отправляют вместе с ним. По крайней мере им сейчас будет не хуже, чем прежде, до того, как они начали мечтать о свободе. Зато теперь они выучились грамоте. В конце концов им удастся вырваться на волю. Но Фредерик был еще слишком молод, чтобы эти мысли принесли ему настоящее успокоение, слишком молод и нетерпелив.

Неделя тянулась долго, и, наконец, к радостному облегчению Фредерика, явился капитан Олд, чтобы забрать своего невольника. Громким голосом объявил он шерифу, что собирается отослать мальчишку к своему приятелю в Алабаму.

Шериф взглянул на Фредерика. Жаль, что такой славный на вид, крепкий работник не сумел вести себя как следует! Шериф с отвращением выплюнул только что заложенную за щеку свежую порцию табака. Почему-то она вдруг потеряла всякий вкус. У Фредерика упало сердце, но он послушно отправился за своим хозяином.