Текст книги "Так будет всегда"

Автор книги: Шерил Вудс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Глава вторая

Спустя два дня Джессика, преодолевая сопротивление, стучалась в дверь Кевина. Она думала о нем не переставая с четверга, увлеченная его дерзостью и мужественной самоуверенностью, которая, уговаривала она себя, граничила с эгоманией. Она силилась не вспоминать его лица – и, если уж быть до конца честной с самой собой, его тела, – но, хотя она и гордилась своим умением контролировать себя, ей это никак не удавалось. Даже в пятницу, когда она ушла с головой в работу, перед ее мысленным взором то и дело всплывала неожиданная встреча.

Хотя близился полдень, когда она пришла к нему домой, Кевин, казалось, только что встал с постели. Его светло-пшеничные волосы были растрепаны, веки опухли ото сна. Но когда он ее увидел, неуклюже переминающуюся с ноги на ногу, его рот скривился в удовлетворенной усмешке.

– Я знал, что ты вернешься, – пробормотал он охрипшим ото сна голосом. Для обостренных чувств Джессики он звучал соблазняюще.

В ответ она выпалила:

– Не будь так самоуверен. Это не имеет ничего общего с тобой.

– Я знаю, – сказал он спокойно. – Ты забыла свои кроссовки.

– Вот именно.

– Нарочно? – спросил он хитро.

Она вспыхнула, что становилось уже привычным в обществе Кевина.

– Ты несносен! – сказала она осуждающе. – С какой стати?

– Я не знаю. Может быть, ты считаешь меня неотразимым, наконец, – ответил он весело, лениво улыбаясь, глядя на ее помрачневшее лицо. – Заходи. Я принесу твои туфли.

– Я могу подождать здесь.

– Испугалась? – спросил он с вызовом.

– Тебя? – спросила она как можно язвительнее. – Вряд ли. Ведь ты обещал, что с тобой я в безопасности.

– Это так, – согласился он мягко. – А с собой?

Их глаза встретились, и Джессика еще раз убедилась в точности его замечания. Она была в опасности, но Кевин был только катализатором. Настоящая опасность таилась внутри нее самой, в ее внезапно проснувшихся эмоциях, которые она так успешно спрятала после последовавшей за разводом болью.

Она была увлечена этим человеком необъяснимым образом. Совсем не внешность влекла ее. Хотя он был самым очаровательным созданием из всех, кого она встречала в последнее время, в ее рекламном деле встречалось довольно мало образцов такой идеальной мужественности. Здесь же играла роль не только чувственность, которую она заметила в его обращении с ней. Одна только эта комбинация могла опрокинуть любого, даже более защищенного эмоционально человека, чем она. Но она знала, здесь было еще что-то. Должно было быть.

Вдруг ее осенило, почему такой сравнительно тонкий выпад со стороны Кевина попал в ее обычно непроницаемую защиту: он не имел представления, кто она. Он знал только, что она разведена и оказалась в дорогой квартире, которую скорее всего оплачивает богатый бывший муж. Он не мог бы рассчитывать завоевать расположение Джессики Логан, рекламного магната, как однажды это помогло Тодду вскарабкаться в гору благодаря ее карьере модели.

Кевин в своем возрасте не мог даже помнить ее как модель. Она не показывалась перед камерой уже около пятнадцати лет. Он был еще подростком, когда она в последний раз появилась на обложке одного из ведущих журналов. Даже если он и видел ее тогда, память об этом померкла. Только те модели, которые превратились в актрис, остаются живыми в людской памяти после окончания карьеры.

Ее опьяняло чувство удовлетворения от осознания, что Кевина привлекает она сама, а не то, что она представляет. После предательства Тодда она не верила, что может быть нужна кому-нибудь просто как человек по имени Джессика Уоррен, а не как преуспевающая деловая женщина Джессика Логан. За последние годы было достаточно случаев усугубить травму, нанесенную Тоддом ее уверенности в себе, и усилить защитную реакцию против личных связей.

Из долгой задумчивости ее вывел голос Кевина, в котором звучал смех:

– Ты уже приняла решение?

Мгновенно смутившись, она посмотрела на него невидящим взглядом.

– О чем?

– О том, войти или стоять на лестничной клетке весь день.

– О'кей. Я войду. Но только на минутку. – Она осторожно вошла в квартиру.

Он, по всей видимости, понимал, что она колеблется, но мудро промолчал, а потом предложил:

– Почему бы тебе не позавтракать со мной?

– Позавтракать? – скептически спросила она. – Уже время обедать.

– Да? Я обычно встаю не так поздно, но сегодня я лег на рассвете. Наверное, я устал сильнее, чем думал.

– Должно быть, это была та еще ночь, – сказала Джессика, не в силах скрыть необъяснимую волну ревности под сарказмом в голосе.

– Это не то, что ты подумала, – оправдывался он, направляясь на кухню.

– А что я подумала?

– Что я где-то до утра занимался любовью, – сказал он спокойно, протягивая ей стакан с апельсиновым соком. От его слов Джессика чуть не поперхнулась.

– Ты всегда такой прямолинейный? Он пожал плечами.

– Это помогает все держать на своих местах. Попробуй сама, – проворчал он небрежно.

Поддаваясь на приманку, она сказала возбужденно:

– Подозреваешь, что я с тобой не совсем честна?

– Я ничего не подозреваю. Я говорю прямо: ты от всех скрываешь свои истинные чувства, возможно, даже от самой себя. Сдается, ты закопала их на долгие годы.

– Ты знаешь это после такого недолгого знакомства? – спросила она насмешливо. – Не преувеличиваешь ли ты несколько свою проницательность?

– Не думаю. Например, ты можешь признаться, что адски ревнуешь, считая, что я провел ночь с другой женщиной? – задав намеренно провокационный вопрос, он ждал многого от ее ответа. Он никогда не волочился за женщинами с собственническими наклонностями. Сейчас же, наоборот, его слегка возбуждало это новое свидетельство того, что эта желанная женщина относится к нему более чем просто с интересом. Украдкой взглянув на нее, чтобы посмотреть, какое впечатление произвело на нее его замечание, он заметил, что она готова скорее скрутить ему шею, чем погладить его своими наманикюренными пальчиками.

Джессика стукнула стаканом по столу, не обращая внимания на брызнувший во все стороны сок.

– Я не ревную, – набросилась она. – Я не имею права ревновать тебя к чему бы то ни было.

– Это правда, – согласился он безмятежно. – Но это не значит, что ты не ревнуешь. Эмоции не всегда подвластны нашим намерениям.

Джессика беззащитно повернулась к нему, рассердившись, что он так легко раскусил правду и с удовольствием демонстрировал ей это. Она всегда считала ревность недостойным качеством и, обнаружив, что сама не может подняться над этим, от неожиданности пришла в ярость. Она поклялась, что ни один мужчина не сможет больше вызвать в ней таких чувств, и теперь этот тридцатилетний фактически незнакомец заставил ее чувствовать – и, возможно, вести себя – как сука с собственническим инстинктом. Это было смешно, унизительно! Свою злость от неумения сдерживать эмоции Джессика выплеснула на него.

– Глупости! – огрызнулась она. – Я просто пришла забрать свои кроссовки, а не на любовное свидание с дилетантом-аналитиком. Я уйду восвояси, как только получу их.

– Ты получишь свои кроссовки… после завтрака, – сказал он, не обращая внимания на ее взгляд. Пока он спокойно разбивал яйца в сковородку и поджаривал их, он добавил – Чтобы все встало на свои места, я не был с женщиной прошлой ночью. Я работал.

– До рассвета? – спросила Джессика с сомнением, недовольная облегчением, которое почувствовала, услышав его признание.

– В моем деле приходится работать, когда надо, иногда даже далеко за полночь.

– Чем ты занимаешься? – спросила она, не в силах скрыть любопытства.

– Я занимаюсь звукозаписью. У меня здесь, в Майами, есть студия.

Забыв обо всем, Джессика живо поинтересовалась:

– Какая?

– «Баронет». Слыхала?

– Конечно, – сказала она с растущим оживлением. – Это сейчас одна из самых крупных студий в стране.

– Не только, – поправил ее Кевин. – Одна из лучших.

Как ни странно, Джессика не нашла это замечание слишком самонадеянным. Наоборот, этот человек показался просто заслуженно гордым за хорошее качество своей работы, получающим удовольствие от того, что делает ее лучше других в этом бизнесе. Она сравнивала его с собой. С тех самых пор как она уехала из Нью-Йорка и вложила свои деньги в создание предприятия «Логан Консептс», она гордилась своими успехами в динамичном, творческом мире рекламы. Мудро окружив себя талантливыми людьми, знающими дело, она поднялась на самый верх, получая награды, а главное – признание. Она выпускала первоклассные клипы обо всем, от дорогих духов до освежителей воздуха, от международных отелей до местных кафе-мороженых. И она испытывала огромное удовлетворение, открыв, что ее ум так же высоко и дорого ценится, как когда-то ее лицо и фигура.

Пока Кевин продолжал готовить завтрак, отклонив ее предложение помочь, она старалась припомнить, что читала о «Баронет Рекорде» в газетах, журналах и вестниках, которые выписывала. Благодаря этой компании Майами занял прочное место в ряду звукозаписывающих фирм, что в свое время Мотуан сделал для Детройта. Самые известные певцы вот уже несколько лет ездят в Южную Флориду записывать свои альбомы именно из-за высокого уровня продукции, производимой «Баронетом».

А что сам Кевин? Что о нем говорилось в статьях? Она почти ничего не могла вспомнить, кроме таких слов, как гений и вундеркинд, и мастер своего дела.

– Как ты оказался в музыкальном бизнесе? – наконец спросила она, желая понять, какие амбиции двигали им.

– Это всегда было частью моей жизни, – сказал он, ставя перед ней тарелку с яйцами, колбасой и тостом. – Моя мать мечтала быть пианисткой. Ей пришлось расстаться со своей мечтой, когда она вышла замуж за отца, тогда она постаралась передать ее мне. Она начала учить меня музыке с пяти лет. К десяти годам я уже играл пьесы великих композиторов-классиков, но, к ее ужасу, в моей игре совершенно не было страсти, хотя мне нравилось играть и я делал это легко. – Внезапно его лицо озарила широкая улыбка. – Тогда я, как все подростки, открыл для себя рок-музыку. Я уверен, мои предки подумали, что я отправился прямой дорогой в ад, перестав играть Баха и начав подражать «Роллинг Стоунз».

– Ты занимался музыкой в колледже?

– Я не ходил в колледж, – признался он. – Я был слишком нахальным и самоуверенным, чтобы учиться. Я хотел только заниматься музыкальным бизнесом. Так что сразу после средней школы я начал разъезжать с группой, о которой ты ничего не слыхала. Она просуществовала недолго. Но в дороге я получил грандиозное образование. Я быстро вырос и за этот год научился всему, чему только мог. Я терся во время записей среди продюсеров, агентов и прочих, кто мог меня хоть чему-нибудь научить. Я думаю, они были откровенны со мной, потому что считали меня ребенком с ненасытным любопытством. Но я собирал по крупицам все знания до того дня, когда смог создать свою студию.

Джессика улыбнулась.

– Бьюсь об заклад, некоторые из этих людей жалеют, что делились с тобой своими секретами.

– Возможно. Когда мне было двадцать, я решил, что уже созрел. Я пришел к своим предкам и попросил денег взаймы, чтобы открыть свою студию и купить необходимое оборудование. Они посадили меня на место. Мой отец, который зарабатывал свои миллионы, начав на пустом месте, считал, что вся моя затея абсурдна. Он предупредил о всех рисках, о банкротствах, которые терпели более опытные люди, чем я. И хотя я ему сын, он считал это плохим вложением денег, по крайней мере, для себя.

– Очевидно, ты не сдался. Что же ты предпринял?

– Я искал, пока не нашел человека, который поверил в меня и мою мечту и у которого были финансовые возможности для этого, чтобы сделать вклад в мое дело. Она одолжила мне денег.

Джессика вспомнила фотографию красивой женщины с волосами цвета воронова крыла, которую она встречала в статьях о «Баронете».

– Бэрри Чейз?

– Правильно. Мы с Бэрри стали партнерами. Ее деньги и моя интуиция создали «Баронет». Я даже преодолел свое упрямое нежелание посещать колледж и получил степень по управлению бизнесом, чтобы не профукать все наше дело.

– И теперь ты миллионер сам по себе, – заключила Джессика. – Это, наверное, вселяет чувство удовлетворения. Что думает отец о твоем успехе?

– К сожалению, – начал он мягко, с легкой тенью печали, набежавшей на его лицо, – он до этого не дожил. Но я верю, он бы гордился. И знаешь что? Возвращаясь назад, я думаю, он был прав, не дав мне денег. Благодаря этому я всего добился сам. Победа от этого намного слаще.

Потустороннее выражение глаз, появившееся у него при воспоминании об отце, исчезло, и Кевин криво усмехнулся Джессике, отчего ее сердце зашлось.

– Хватит обо мне, – сказал он твердо. – Расскажи о себе. Все, что я о тебе знаю, – это никудышный муж, которого ты не сумела удержать, и что тебе скоро исполнится сорок и эта мысль приводит тебя в ужас.

– Это вполне достаточно характеризует меня, – сказала она легкомысленно, надеясь, что он не будет настаивать.

Он изучал ее внимательно, озадаченный ее нежеланием говорить о себе. У него не проходило ощущение, что он ее уже где-то видел. Странно было то, что она скрывает что-то и не хочет, чтобы он ее узнал. Что за той стеной, которую она так тщательно воздвигла? Сумеет ли он сломать ее и попытаться узнать ее секреты? А, может быть, вся Джессика Уоррен развалится вместе с ней? Он понял, что это рискованно, и решил не торопить события.

Глядя на нее с победоносной улыбкой, он спросил:

– Что мы будем сегодня делать? Хочешь покататься на велосипеде?

– Думаешь, что я не способна бегать? – ответила она игриво.

– Именно это. – И осторожно повторил – Так покатаемся на велосипедах? А, может быть, виндсерфинг? Сегодня для этого чудесный ветер.

Виндсерфинг? Он что, не в своем уме? Можно только позавидовать тем, кто испытывает переполняющее чувство от плавного скольжения на доске, но ее тело для этого неприспособлен о. Она видела, как люди вдвое моложе нее и в гораздо лучшей форме предпринимали невероятные усилия, чтобы выправить парус и остаться в вертикальном положении. Она, возможно, кончила бы тем, что оказалась бы вся в синяках, если бы не утонула.

Однако она решила не показывать перед ним испуга и не подвергать себя еще одному унижению и просто спросила:

– А у тебя есть еще какие-нибудь планы на сегодня?

Он покачал головой, удивляясь ее тупости.

– Стал бы я предлагать, если бы у меня были планы?

Ее неожиданно согрела мысль о том, что они могут вместе провести вторую половину дня. Хотя она отдавала себе отчет, что поступает вопреки здравому смыслу, она не посмела отказаться. Виндсерфинг – это для нее слишком, но почему не прокатиться на велосипеде в компании этого человека? В конце концов, это же не на всю жизнь.

– О'кей. Я принимаю приглашение покататься вместе на велосипедах.

– Означает ли этот тон, что мне придется иметь дело еще с парой волдырей? – поддразнил он.

– С любыми волдырями от велосипеда я справлюсь сама, спасибо, – сказала она язвительно, сверкнув своими карими глазами. – Если ты спросишь, сколько месяцев я не садилась на велосипед, я отвечу. Много месяцев.

– Что ж, к счастью, Ки Бискейн плоский, как крышка стола, так что даже ты сможешь осилить несколько миль.

– Не зарекайся, – предупредила Джессика, думая о том, что ее ноги продолжают болеть с той безуспешной попытки во вторник.

Они договорились встретиться через пятнадцать минут у подъезда. Когда Джессика вышла со своим верным старым трехскоростным велосипедом, ее уже ждал Кевин на усовершенствованной десятискоростной гоночной модели. Его вид был обескураживающим.

Как и в тот день, когда они впервые встретились, его широкая голая грудь блестела на солнце. Шорты как влитые облегали его зад, не оставляя места ее слишком активному воображению. Снова ее сердце забилось так гулко, что она испугалась – он услышит.

Стараясь сосредоточиться на чем-то другом, кроме бесспорной мужественности человека рядом с ней, она загляделась на чистое безоблачное голубое небо, на фоне которого листья пальм казались еще более зелеными, и ощутила соленый запах морского воздуха. Это был замечательный день. Спокойный и теплый, без привычной влажности, превращающей Майами в парную баню величиной с город.

– О'кей, леди. Вы готовы? – спросил Кевин с вызовом и дерзостью в глазах.

– Кевин Лоуренс, надеюсь, мы отправляемся не на гонки, – напомнила она твердо, но по его взгляду она поняла, что могла бы оставить свое замечание при себе.

– Конечно, нет, – согласился он весьма невинно. – Просто на приятную прогулку. – Хотя слова звучали убедительно, Джессика сделала глубокий вдох и, собравшись с силами, заработала ногами.

Всего несколько минут понадобилось ей, чтобы доказать себе, что она может. Кевин ехал так, как, очевидно, делал все: в полную силу и с воодушевлением. Как бы невзначай, в ответ на ее мучительные старания, он сбавлял скорость, но потом снова начинал нажимать на педали, как будто опаздывал на какую-то важную встречу.

– Не можешь за мной угнаться, а? – прокричал он через плечо, когда она оказалась у него в хвосте, в прилипшей к спине рубашке и с растрепанными влажными волосами.

– Вовсе нет, – не сдавалась она, налегая на педали. Когда она оказалась с ним рядом, она спросила задыхающимся голосом – Скажи только одну вещь.

– Что именно?

– Куда мы спешим?

– Никуда особенно.

– Тогда почему мы так торопимся туда попасть?

– По-твоему, я еду слишком быстро? – спросил он с невинной простотой. – Хочешь помедленнее?

Ей послышался вызов в его голосе, и она обиделась.

– Нет, к черту, – бормотала она. – Я справлюсь, мистер Лоуренс. Продолжайте в том же духе.

Зарядившись новой решимостью, она силилась держать скорость, когда они въехали в национальный парк в конце залива. Здесь, по крайней мере, стало прохладнее под тенью высоких пушистых австралийских сосен среди густых зарослей широколистного приморского винограда вдоль дороги.

Когда они обогнули парк и через несколько минут выехали из него, Джессика стала поворачивать в сторону их дома, считая, что пытка кончилась. Но Кевин продолжал ехать дальше.

– Ты не собираешься закругляться? – спросила она, стараясь спрятать мольбу в голосе.

– Мы еще даже не начали, – сообщил он, направляясь в сторону делового района острова с маленькими магазинчиками, дорогими лавчонками и шикарными ресторанами. Наконец Кевин подъехал к стоянке маленького магазинчика с сандвичами и остановился.

– Подожди меня здесь минутку, – велел он, входя вразвалочку в магазин. Джессика наблюдала за ним, восхищаясь его атлетическим сложением и легкой походкой. Она села на край тротуара и стала ждать, растирая мокрое лицо и в который раз недоумевая, в своем ли она уме, давая вовлечь себя в это идиотское приключение. Она должна была предвидеть, что Кевин превратит этот заезд в марафон, а она уже поняла, что не в форме, чтобы вступать с ним всоревнование. Кроме того, у него было перед ней преимущество в возрасте.

Она мстительно думала, что в один прекрасный день и он столкнется с проблемой ноющих мускулов и морщин на лице. К сожалению, глядя на его сегодняшнее физическое совершенство и уровень активности, не подумаешь, что он когда-нибудь дойдет до такой стадии. Наверное, он будет замечательно выглядеть и в семьдесят лет. Эта мысль заставила ее с болью отметить свое несоответствие ему, и она решила перейти на новый режим с упражнениями, если, конечно, выживет до конца дня.

Она все еще раздумывала над несправедливостью жизни, когда вернулся Кевин, держа два рожка с двойным мороженым, уже начавшим подтаивать от жары.

– Я подумал, тебе захочется, – сказал он, протягивая ей рожок и усаживаясь рядом с ней на край тротуара.

Язык Джессики медленно прошелся по холодной, жирной горке, слизывая попутно капли, стекающие по бокам рожка. Мороженое было божественно вкусным. Она с упоением ела его, не подозревая, что от взгляда на нее у Кевина подскочило давление на несколько пунктов. Он в это время размышлял, что было бы, если бы его собственный язык медленными осторожными движениями прикоснулся к ее розовому язычку. Эта мысль вызывала поток живых горячих чувств.

– Откуда ты узнал? – спросила она, не отрывая язык от мороженого.

– Что тебе надо отдохнуть?

– Нет. Что я люблю шоколадное мороженое.

Кевин рассмеялся, прогоняя непрошеные мысли.

– Я бы хотел сказать, что умею угадывать желания, но, по правде говоря, я тоже его люблю. Я действовал наугад. Похоже, мы друг другу подходим.

Его голубке глаза, с вызовом смотревшие на нее, заставили ее вздрогнуть. Слова вдруг приобрели гораздо большее значение, чем их простой первоначальный смысл, и воздух как будто наполнился приводящими в замешательство чувствами.

– О? – сказала она, теряя дыхание и пытаясь взять себя в руки. – Это определил рожок с мороженым?

– Конечно, – сказал он игриво, – если двое людей могут прийти к согласию в выборе мороженого, что еще имеет значение?

– Ты совершенно прав, – сказала она, благодарная за то, что добродушное подшучивание положило конец опасности сексуального признания. – А если ты еще скажешь, что любишь есть сосиски на танцплощадке и жареную кукурузу в кино, то не останется сомнения: мы можем провести остаток своих дней вместе в полном блаженстве.

– Сосиски? Жареная кукуруза? – повторил он с притворным недоверием. – Ты права. Давай договоримся сразу. Ты выйдешь за меня замуж?

Джессика, казалось, всерьез размышляла несколько минут, как ответить на этот вопрос:

– Что ж… – начала она медленно.

– У тебя есть сомнения?

– Не то чтобы сомнения, – сказала она, глотая последний кусок рожка и как ни в чем не бывало облизывая пальцы. Кевин старался не обращать внимания на то, какое это имеет воздействие на его либидо, уставившись в точку как раз за ее левым ухом.

– Тогда что же? – спросил он, надеясь, что она не заметит легкой прерывистости его дыхания, появившейся снова в его голосе.

– Я просто думаю, надо ли мне переодеться перед церемонией или остаться в таком виде.

Он рассмеялся на всю стоянку, и Джессика легкомысленно, как влюбленная девчонка, беспомощно смеялась в ответ.

Однако когда руки Кевина обвили ее плечи и крепко прижали к себе, в ней вспыхнула искра и смех замер на губах. Она встретилась с его взглядом, и то, что она увидела, заставило ту ее половину, которая все еще боялась серьезных отношений, задрожать от ужаса. Кевин дотрагивался до нее так, что она не могла совладать с собой, потому что это не имело ничего общего с ничего не значащими прикосновениями к ее плечу. Или имело. Она больше ни в чем не была уверена. Не могла быть уверена, с тех пор как Кевин Лоуренс вошел в ее жизнь.

Она знала, что долгое время находившаяся в замороженном состоянии часть ее души стала оттаивать от его ненавязчивого, но чисто мужского внимания. Его легкая натура, всегда готовая смеяться, и чувственность, лежащая в основе всего этого, заставили ее осознать истинную глубину его характера. Несмотря на молодость, он с большой осторожностью обращался с минным полем эмоций. Возможно, именно его проницательность заставила его теперь отпустить ее и легко предложить:

– Может быть, поедем обратно, прежде чем твои мускулы перенапрягутся и мне придется тащить тебя на себе домой?

– Хватит пренебрежительных замечаний в адрес моих мускулов, – потребовала она бодро.

– Смешно, – парировал он, – я думал, что сделал комплимент, признав наличие мускулов вообще, принимая во внимание ленивую жизнь, которую ты, очевидно, ведешь.

– Ленивую! – воскликнула она, закипая, но сообразила, что он ее просто дразнит и что обсуждать это – значит, слишком открыть ему, как она на самом деле проводит дни… а часто и ночи.

Они подъехали к дому на тихой скорости и поставили свои велосипеды рядом в гараже. В лифте Кевин нажал кнопку девятого этажа, и поскольку он не предложил Джессике зайти к нему, она нажала кнопку двенадцатого этажа. Когда они остановились на его этаже, Кевин наклонился и поцеловал ее легко в лоб, широко улыбнулся и, пока закрывалась дверь лифта, сказал между прочим:

– Я позвоню тебе позже.

На языке ухаживания эти три неопределенных слова были самыми пугающими, подумала Джессика, в последний раз увидев его легко бегущую по коридору фигуру. Она сразу же почувствовала разочарование и была вынуждена признаться себе, что после их чудесного сумасшедшего, интригующего дня она надеялась, что и вечер они проведут вместе. Теперь она понимала, как это было глупо. Такой привлекательный, достойный мужчина, как Кевин, наверняка должен был иметь планы на субботний вечер. Планы, включающие такую же, как он, красивую женщину, которая, наверняка, провела день в спортивном зале или на теннисном корте. Ему, должно быть, нравится изящно женственный, но немного спортивный тип, подумала Джессика с тоской. Это как раз то, чем она никогда не сможет быть, заключила она. Однако больше всего ее раздражало, что это вдруг стало для нее много значить. Еще несколько дней назад она знала, что ей необходимо было делать. Теперь она стала сомневаться, не упустила ли она самое главное.