Текст книги "Язычники (ЛП)"
Автор книги: Шеридан Энн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)
Если кто-то, блядь, причинил ей боль, я сожгу весь гребаный мир дотла, просто чтобы все исправить.
Я вырываюсь перед своими братьями и ударяю кулаком в дверь, позволяя ей распахнуться от сокрушительного удара только для того, чтобы быть встреченным пронзительным криком.
Мы вваливаемся в маленькую квартирку, приятные воспоминания о ночи, когда мы похитили Шейн, пульсируют в моих мыслях. Девушка сидит в углу кухни, обхватив руками ноги, все ее тело сотрясается, ошейник на ее шее говорит мне, что Шейн подобрала бездомную собаку.
– Кто ты, черт возьми, такая? – Требую я, бросаясь вглубь квартиры, а мои братья следуют за мной по пятам.
– Это неважно, – говорит Роман, бросаясь к ней и хватая ее за плечи, сильно сжимая их, когда я замечаю кровавый след, ведущий через гостиную, по коридору и собирающийся лужицей у двери ванной. – Где Шейн?
– В… ванне.
Я срываюсь с места, мой желудок опускается свинцовой гирей, когда навязчивые воспоминания о Лукасе Миллере проносятся в моей голове, как тошнотворная карусель, застрявшая на повторе. У Шейн с ваннами отношения любви-ненависти, из-за которых мне хочется вырвать позвоночник каждому ублюдку, который хоть раз в жизни посмотрел на нее не так, как надо, и если сегодня повторится та ужасная ночь, я буду чертовски разъярен.
Я мчусь по коридору, полный решимости добраться до нее. Если это ее гребаная кровь, испачкавшая пол, у меня не будет другого выбора, кроме как прикончить этого ублюдка. Никто не обидит мою девочку.
Мне требуется три широких шага, чтобы добраться до ванной, а мои братья несутся за мной. Я хватаюсь рукой за дверную раму, входя в крошечную ванную, и с ужасом замираю.
Шейн стоит передо мной, скрестив руки на груди, и смотрит на меня с парализующей яростью.
– Где, черт возьми, вы были? – она визжит, когда ее отец лежит в луже крови в ее тесной ванне, его глаза блестят и он потерян. – Я ждала вас несколько часов назад.
Я таращусь на нее, мне нужна секунда, чтобы наверстать упущенное, когда мои братья вваливаются в ванную, занимая все свободное место, и смотрят вниз на почти мертвое тело, гниющее в ванне.
– Что, черт возьми, здесь происходит?
– Вы, придурки, должны были разобраться с ним, – кипит она, горячие, злые слезы стоят у нее на глазах. – Как он все еще жив? Предполагалось, что его должны были убить волки.
Роман качает головой.
– Это не наша вина. Во всем виноваты дворняги, – говорит он ей. – Эти волки и в лучшие времена были темпераментными засранцами, и ты это знаешь. Не наша вина, что с ним было невесело играть.
Шейн раздраженно фыркает, и я подхожу к ней, протягиваю руки и хватаю ее за плечи.
– Что случилось? – пробормотал я, встретившись с ее расширенными, полными страха глазами… – И почему у тебя на кухне бродяга?
Она качает головой.
– Я не могла просто оставить ее там, – говорит она мне. – У нее дома семья, новорожденный ребенок и муж, а этот мудак похитил ее прямо из дома и с тех пор издевался над ней. Он постоянно насиловал ее. Просто взгляни на нее. Ее тело – как гребаная карта жестокого обращения, которое она перенесла от него. Если бы я просто оставила ее… что, если он вернется за ней?
– Детка, – медленно произношу я, качая головой. – Это не наша проблема. Мы не можем забрать ее. Она принадлежит кому-то другому. Мы не можем рисковать, навлекая на себя такой удар, не сейчас.
Шейн вырывается из моей хватки и в тот же момент ударяет меня руками в грудь, отталкивая на шаг назад и едва не задевая швы на грудной клетке. Не могу лгать, я бы хотел, чтобы она ударила меня посильнее и пустила мне кровь. Есть что-то такое приятное в том, что она причиняет мне боль, как нож для стейка в моей руке. Это был мой поворотный момент, когда я понял, что собираюсь оставить ее себе.
– ПОСЛУШАЙ МЕНЯ, МАРКУС ДЕАНДЖЕЛИС. Я СКАЗАЛА, ЧТО МЫ ЗАБИРАЕМ ЕЕ, И ЭТО ТО, ЧТО МЫ СОБИРАЕМСЯ СДЕЛАТЬ, – рычит она, от злости ее кремовая кожа приобретает теплый оттенок красного. – Если тебе это не нравится, ты можешь сразу же съебать и засунуть себе в задницу чертову бейсбольную биту, потому что такова ее жизнь. Ты когда-нибудь сталкивался с тем, что кто-то навязывает тебе себя? Знаешь ли ты, каково это быть в ужасе каждую минуту своей жизни? Когда мужчина пользуется твоим телом самым жестоким образом? Нет, ты этого не знаешь, так что ты заткнешься на хрен, поможешь мне навсегда избавиться от моего отца, а потом будешь гребаным джентльменом и поможешь ей спуститься к машине, чтобы мы могли убраться отсюда к чертовой матери. Я пообещала ей, что с нами она в безопасности и что ей больше никогда не придется его бояться, и я клянусь, Маркус, если ты выставишь меня гребаной лгуньей, я вырву тебе яйца через горло.
Я смотрю на нее не мигая, в то время как мои братья замолкают вокруг меня.
– Ладно, – наконец говорю я, когда Роман разочарованно вздыхает позади меня. – Мы заберем девушку, но она останется на одну ночь и только на одну ночь. После этого она будет сама по себе.
Шейн кивает и переводит дыхание, мои слова, кажется, облегчают что-то в ее душе, когда она расслабляется, прислонившись спиной к стене ванной, прохладный кафель прижимается к ее разгоряченной коже.
– Хорошо, – выдыхает она, прежде чем бросить взгляд на задыхающегося мужчину в ванне. – И что мне теперь с этим делать?
Леви подходит чуть ближе, оценивая беспорядок перед собой.
– Почему он в ванне? – спрашивает он, его губы сжимаются в жесткую линию.
Шейн качает головой, и становится ясно, что это было спонтанное решение.
– Я… Я не знаю. От него везде была кровь, и он испачкал ковры. Я никогда не получу назад свой депозит, ну что ж… Я все равно просрочила арендную плату. Не то чтобы я изначально собиралась возвращать его, но мой домовладелец заставил бы меня возместить ущерб.
Леви усмехается.
– Тебе не нужно беспокоиться об этом.
– А? Почему, черт возьми, нет? – Требует Шейн, ее взгляд метнулся к Леви, и она в замешательстве нахмурила брови.
Я ловлю себя на том, что ухмыляюсь, когда Роман смотрит на нее.
– Скажем так: за несколько часов до того, как мы тебя забрали, мы неудачно столкнулись с твоим домовладельцем и не могли рисковать, что он заговорит, так что, возможно, мы пропустили его толстую задницу через мясорубку. Хотя этот ублюдок наверняка засорил ту машину.
Шейн смотрит на нас, разинув рот, и я хмурю брови, гадая, что в этом могло быть плохого. Мы оказали ей услугу. Парень был ублюдком и дрочил на ее кровати в грязном нижнем белье. Если бы мы не забрали ее, в конце концов это сделал бы он.
– Вы убили его? – выдыхает она. – Что, черт возьми, с вами не так?
– Посмотри на это с другой стороны, – говорю я ей. – Тебя больше не выселяют, и все твои вещи по-прежнему здесь.
– Просто здорово, – сияет она, ее сарказм звучит густо и громко. – Как удачно.
Я закатываю глаза, когда Роман достает пистолет, желая поскорее покончить с этим дерьмом. Он поднимает его, целясь прямо в ее отца, и как раз в тот момент, когда он собирается нажать на курок, Шейн отпрыгивает от стены.
– Подожди, – бросает она. – Я хочу это сделать.
Роман смотрит на нее, его бровь выгибается, когда он настороженно наблюдает за ней.
– Ты уверена?
Она сердито смотрит на него в ответ.
– Я уже стреляла в него однажды, не так ли?
Роман закатывает глаза и отходит с ее пути, зная, какие сражения выбирать, когда дело доходит до этой маленькой колючки. Он передает Шейн свой пистолет, и она встает перед своим хнычущим отцом.
Шейн поднимает ствол с абсолютным ядом в глазах, будоража что-то глубоко внутри меня, и когда она прицеливается, я качаю головой и тяжело вздыхаю.
– Четыре часа на игровой площадке, и ты ничему не научилась? – Спрашиваю я, заходя к ней сзади и регулируя вес ее тела. Я поднимаю ее подбородок, отвожу плечи назад и фиксирую ее хватку на пистолете. Я отступаю и смотрю на ее позу. – Если ты собираешься это сделать, убедись, что делаешь это правильно.
Она оглядывается на меня, ее брови хмурятся, когда взгляд перемещается вверх и вниз по ее телу.
– Вот так?
Максвелл Мариано собирает последние силы и качает головой, видя в ней разницу с тем разом, когда они в последний раз были в таком положении всего две недели назад.
– Шейн, я твой папа, – говорит он, пытаясь затронуть струны в ее сердце, которые по его вине были сломаны. – Ты не хочешь этого делать.
– Эй, – говорю я, поднимая руку, чтобы утихомирить его. – Не будь грубым. Ей нужно сосредоточиться. Она разозлится на себя, если промахнется. Не отвлекай ее.
Шейн снова сосредотачивается, стискивая челюсть, и когда голос ее отца снова раздается в маленькой ванной, ее тело вздрагивает, а вся поза меняется, перечеркивая все, о чем мы только что говорили.
– Да ладно тебе, чувак, – стону я, когда Шейн опускает плечо. – Я пытаюсь ее кое-чему научить. А ты портишь ей технику, и это просто недопустимо.
Леви встает рядом со мной, поднося палец к губам.
– Замолчи, – говорит он ее отцу.
Шейн делает глубокий вдох и поднимает подбородок, она поправляет осанку и принимает удобную позу. Чертовски самодовольная ухмылка расползается по ее лицу, и, черт возьми, меня никогда в жизни так не привлекала эта женщина. Мой член твердеет в штанах, натягивая металлическую молнию, когда я провожу языком по нижней губе, возбуждение нарастает глубоко внутри меня и посылает волну адреналина по моим венам.
– Просто чтобы ты знал, – говорит она ему. – Пока ты гниешь в огненных ямах ада, я собираюсь блистать. При каждом удобном случае. Я буду поливать дерьмом твое грязное имя, пока весь гребаный мир не узнает, каким куском дерьма ты был на самом деле. И для протокола: я собираюсь получить все, о чем ты когда-либо мечтал в жизни, не пошевелив и пальцем, черт возьми. Я буду жить в гребаном замке с таким количеством денег, какого ты никогда не видел, с осознанием того, что я всегда буду лучше тебя. – Она придвигается ближе к отцу, наклоняется и прижимает пистолет прямо ему между глаз, в то время как ее глаза, кажется, сияют самым ослепительным счастьем. – Ты для меня никто, просто грязное пятно на моем прошлом, которое я уже забыла. Пошел ты, отец. Твоему террору надо мной наконец-то пришел конец. Я свободна.
БАХ!
26
ШЕЙН
После нескольких часов гниения на заднем сиденье «Эскалейда» разлагающееся тело только еще больше портит мне настроение.
– Какого хрена? – Спрашиваю я, прерывая описание Жасмин ее похитителя, когда дверь открывается, и запах почти бьет мне в лицо. Маркус ухмыляется, не сводя с меня глаз с тех пор, как я решила взять свою жизнь в свои руки и всадить пулю в мозг отца. – Не стой просто так. Сделай что-нибудь с этим. Я не собираюсь ехать обратно в твой дурацкий замок с привидениями, пока этот большой ублюдок воняет тут. Я имею в виду, что это вообще такое? Неужели дерьмо вытекло из его задницы теперь, когда она не зажата? Пахнет отвратительно.
Маркус просто улыбается, наблюдая за мной с благоговением, ловя каждое мое слово, и после долгого, прищуренного взгляда наконец открывает дверь, прежде чем протянуть руку и схватить тело. Он вытаскивает его и швыряет прямо в старый потрепанный джип, припаркованный рядом с нами, – джип, которого там не было, когда я припарковывала "Эскалейд".
Освободив место, Леви бросает три спортивных мешка с моей одеждой на освободившееся место, и мое лицо искажается от отвращения, когда я думаю, сколько же всего осталось от этого трупа и теперь маринует мои вещи.
Роман заводит двигатель и опускает все стекла, включая кондиционер, чтобы избавить "Эскалейд" от запаха, и то, как Роман приступает к делу, наводит на мысль, что это не первый случай, когда в багажнике разлагалось мертвое тело.
Проходит минута, и, когда раннее утреннее солнце начинает выползать на небо, мы трогаемся в путь. Пройдет совсем немного времени, прежде чем люди начнут собираться на работу или рано вставать в спортзал, и мы не хотим быть здесь, когда они это сделают.
Я сажусь в центре, сзади, предполагая, что Жасмин недостаточно комфортно сидеть рядом с одним из парней, учитывая то, как она вздрагивает каждый раз, когда они приближаются, но я не могу винить ее, особенно после того дерьма, через которое она прошла за последние несколько недель. Роман, как обычно, садится за руль, но когда Маркус садится сзади рядом со мной, я качаю головой. – Ни за что, черт возьми, – говорю я ему, указывая вперед. – Ты весь в остатках сока разлагающегося тела, а я только что приняла душ. Ты сидишь спереди.
Леви ухмыляется и отталкивает его с дороги, прежде чем сесть рядом со мной и положить свою тяжелую руку мне на плечо, заставляя Жасмин подпрыгнуть, когда его пальцы непреднамеренно касаются ее хрупкого плеча. Не желая усложнять ситуацию больше, чем нужно, он держит свои руки при себе, и мы убираемся отсюда к чертовой матери.
Подняв несколько окон, чтобы скрыть парней от остального мира, мы выезжаем из затемненного гаража на пустынные городские улицы. Роман срывается с места на полной скорости, его темные, цвета обсидиана, глаза сужаются в зеркале заднего вида, когда он замечает Жасмин рядом со мной.
– Итак, – говорит он, возвращаясь к делу. – Кто этот парень? Начни с самого начала.
Жасмин тяжело сглатывает и рассказывает то, что говорила мне, пока мы были прикованы наручниками к колонне, только без эмоций.
– Он вломился в мой дом несколько недель назад. Я не уверена, сколько дней прошло. Я потеряла счет дням после первой недели. Была середина ночи, и мой ребенок спал в своей комнате. Я попыталась добраться до него, но меня избили и похитили. Все, что я действительно помню о той ночи, – это плач моего ребенка. Шум разбудил его.
– Ты знаешь, как звали того парня? – спрашивает Роман, небрежно пропуская все остальные подробности, которые таким парням, как Роман и его братья, уже слишком хорошо знакомы. Врывается плохой парень, грубо обращается с девушкой, забирает ее как свою собственную. Черт, это похоже на мою историю.
Жасмин качает головой, ее глаза наполняются непролитыми слезами.
– Я не знаю. Он заставил меня обращаться к нему “мастер", но однажды вечером у него был посетитель, и я могла слышать только приглушенный разговор, но я думаю, что человек назвал его Джеймсом.
Маркус разочарованно фыркает.
– Это мог быть кто угодно, – говорит он. – Что еще? Какие-нибудь отличительные черты? Волосы? Рост? Татуировки?
Она тяжело сглатывает и пожимает плечами.
– Никаких татуировок. Он такой же, как все. Выглядит как обычный парень. Темные волосы, темные глаза, среднего роста. В нем нет ничего особенного, ничего такого, что выделяло бы его.
– Она права, – говорю я. – Я видела его, когда он поднимал ее на подиум. Он выглядит как какой-то генеральный директор в модном костюме. У меня от него мурашки побежали по коже. Он остановился и спросил меня, кто мой мастер, и когда я сказала, что не продаюсь, он повел себя так, словно для него это не будет проблемой. Я бы узнала его, если бы увидела снова.
Руки Леви сжимаются в кулаки, ему не нравится мысль о том, что кто-то пытается забрать то, что принадлежит ему, когда Роман бормочет с переднего сиденья.
– Послушай, ты можешь остаться у нас на ночь. Сделай несколько звонков и разберись с этим, но не более того. Я не знаю этого парня. Он может быть кем угодно, и я не стану подставлять свою шею ради тебя или рисковать жизнями моих братьев, – говорит он. – Если он придет искать тебя, конечно, мы с радостью усмирим его, но мы не собираемся устраивать охоту на ведьм ради тебя.
Она кивает, чувствуя, как на нее накатывает волна печали.
– Я понимаю, – говорит она тихим голосом, надеясь, что братья перевернут небеса и ад, чтобы спасти ее, и станут ее неожиданными героями, но если это то, чего она хотела, ее ждет жестокое разочарование. Эти парни делают только то, что приносит непосредственную пользу им самим… и мне, наверное, тоже.
– С тобой все будет в порядке, – говорю я ей тихим голосом, пытаясь сохранить наш разговор в тайне. – Позвони своему мужу, когда мы вернемся, и договорись о месте для встречи. Мы тебя подбросим, и после этого вы, ребята, должны уехать на хрен. Смените имена и постройте новую жизнь в другой стране, там, где он вас не найдет. С вами все будет в порядке. Купи себе пистолет и научись снова дышать.
Жасмин тяжело сглатывает и натянуто улыбается мне, но улыбка не достигает ее глаз, хотя я вижу благодарность, спрятанную глубоко под ее горем. Она рада выбраться оттуда и снова увидеть свою семью, но навязчивые воспоминания убьют ее. После этого ей чертовски сильно понадобится хороший психотерапевт.
Мы едем уже час, когда Роман съезжает с шоссе, поднимая облако пыли, когда сворачивает на грунтовую дорогу, следуя указателю с надписью "АВТОМАСТЕРСКАЯ ДЖО".
– Что мы делаем? – Спрашиваю я, выпрямляясь и выглядывая в окно.
– Вы хотите, чтобы эти штуки сняли с ваших шей, не так ли?
Я опускаю руку на тяжелый ошейник, и облегчение пульсирует во мне, когда я перевожу взгляд на Романа. Тепло разливается по мне. Он мог бы легко дождаться, пока мы вернемся в замок, и попросить одного из своих братьев освободить нас, но это просто показывает, что иногда он не такой бессердечный засранец, каким всегда стремится быть. Лучезарная улыбка расплывается на моем лице.
– Черт возьми, да.
Роман подъезжает к передней роллерной двери мастерской, и мы все на мгновение оглядываемся по сторонам.
– Никого нет дома, – бормочет Маркус, замечая то же, что и все мы: ни машин, ни огней, и, судя по толстой цепи и замку, свисающим с входной двери, тут уже давно никого не было.
Мы вылезаем из машины, а Леви копается на заднем сиденье "Эскалейда", пока мы идем к двери. Жасмин держится рядом со мной, все еще не доверяя парням, но зная, что сейчас они – ее единственная надежда. Леви появляется через мгновение с массивным болторезом, и я удивленно смотрю на него.
– Ты просто держишь его на заднем сиденье машины?
Его брови хмурятся, когда он смотрит на меня.
– А ты нет?
Гребаный ад.
Возвращая свое внимание к двери, я наблюдаю, как Леви подходит и перерезает толстую цепочку, словно это был всего лишь лист мокрой бумаги. Его мышцы напрягаются, и я совершенно загипнотизирована, пока не вспоминаю, что именно эти придурки в первую очередь ответственны за то, что я оказалась в этом дурацком ошейнике.
Мы, не теряя времени, входим внутрь и включаем свет. Маркус прогуливается по этому месту, как будто он в своей стихии, точно зная, что ищет, когда возвращается и берет меня за руку. Он ведет меня через грязную мастерскую, и мое лицо морщится от запаха чего-то, что не нравится моему желудку.
Жасмин держится рядом со мной, пока Маркус подводит меня к скамейке, усаживает на нее и направляется к верстаку. Он роется в каких-то вещах, заглядывая то туда, то сюда, пока на его лице не появляется широкая ухмылка.
Он вытаскивает какую-то закругленную пилу, и я в ужасе смотрю на нее.
– Что это, блядь, такое? – Я вскрикиваю, мысль о том, что он планирует с ней делать, проникает в меня и давит мне на плечи.
– Это болгарка, – говорит он, возвращаясь ко мне и обыскивая мастерскую в поисках розетки. – Она пройдет сквозь этот ошейник, как сквозь масло.
Ааааааа, черт. Я должна была догадаться. Когда дело касается братьев ДеАнджелис, ничего не бывает просто.
– Вот, – говорит Леви, стаскивая рубашку и подходя ко мне. – Будет жарко, и искры посыплются на тебя, как фейерверк, – объясняет он, продевая рубашку через небольшое пространство между моей шеей и ошейником и расправляя остальную ее часть, чтобы защитить как можно больше моей кожи.
– Нет, – говорю я, взлетая со скамейки и пытаясь вытащить рубашку из-под ошейника. – Ни в коем случае. Это безумие. Что это за гребаная идея? Ты и близко не поднесешь ко мне эту штуку. Что случилось с ключом? – спрашиваю я, когда тянусь пальцами к маленькому замочку на передней части воротника.
На лице Леви появляется виноватая гримаса.
– Когда нас обыскивало ФБР, они забрали все, что у меня было при себе. Ключ пропал. Это наш лучший выход.
– БЛЯДЬ.
Я расхаживаю по грязной мастерской, делая долгие глубокие вдохи, а руки сжимаю в кулаки, отчаянно пытаясь подбодрить себя. Это ерунда. Просто здоровенное острое лезвие, вращающееся со скоростью миллион миль в час прямо у моей шеи. Ни в малейшей степени не глупая идея. В ней есть смысл.
Черт. Я в полной заднице. А я-то думала, что умру во время жестокой атаки, а меня все это время собирались прикончить вращающимся лезвием.
Я позволила этому случиться. Что, блядь, со мной не так?
Мой испуганный взгляд останавливается на Маркусе.
– Тебе лучше поторопиться, и я клянусь, если ты прорвешь мне кожу, я восстану из мертвых и буду преследовать тебя так, как никогда раньше.
– Все будет в порядке, детка. Хочешь верь, хочешь нет, но это не первое мое родео.
Мои глаза вылезают из орбит, и я таращусь на него, гадая, когда, черт возьми, ему приходилось делать это раньше, но вместо того, чтобы задать вопрос часа, я поворачиваюсь к Роману и Леви.
– Вам двоим придется держать меня.
Леви кивает, а Роман вздрагивает.
– Не думаю, что это такая уж хорошая идея, – говорит он, его взгляд скользит к заживающей татуировке у себя на руке, татуировке, которая каждый раз, когда я ее вижу, только напоминает мне о том, что произошло в ту ночь, когда в Маркуса стреляли.
– Со мной все будет в порядке, – говорю я ему, стиснув зубы, не желая вдаваться в подробности при Жасмин. – Просто сделайте это.
Роман долго выдерживает мой пристальный взгляд, прежде чем, наконец, кивнуть, и часть меня задается вопросом, для кого это должно быть тяжелее – для меня или для него?
Маркус включает болгарку, и она оживает, ужасающий звук вращающегося лезвия пугает меня до чертиков, когда я возвращаюсь к верстаку. Леви помогает мне лечь, прежде чем натянуть рубашку на мое лицо и тело. Он сжимает мою руку, и я крепко сжимаю его в ответ, чувствуя, как Маркус придвигается ко мне, его сильное бедро прижимается к моей руке.
Ах, блядь, блядь, блядь.
Зажмурившись, я проглатываю огромный комок в горле, чувствуя, как Леви и Роман давят на меня, как тиски. Полностью сосредоточившись на болгарке, я даже не замечаю сильных рук Романа, удерживающих меня.
Маркус заносит болгарку над ошейником, и звук лезвия, врезающегося в толстый металл, заставляет меня дико метаться под сильной хваткой парней. Ошейник нагревается, как и объяснял Леви, и я чувствую, как искры попадают на ту часть моей кожи, которую рубашка не прикрывает.
До меня доносится запах плавящегося металла, и я закрываю глаза, желая, чтобы это поскорее закончилось. Большой палец Леви медленно проводит по моей коже, и я сосредотачиваюсь на этом.
Проходят секунды, прежде чем Маркус отключает питание болгарки и отстраняется.
– Готово, – бормочет Маркус, когда Роман хватает меня за руки и помогает сесть. Металл горячий, и они оборачивают руки старыми тряпками, чтобы снять ошейник с моей шеи, пока я, наконец, не освобождаюсь и не могу оставить последние события этой ночи в моем прошлом.
Я прерывисто вздыхаю, но прежде, чем успеваю полностью прийти в себя, Маркус смотрит на Жасмин.
– Ты следующая, – говорит он ей.
Ее глаза вылезают из орбит, но, видя, что со мной все в порядке, она неохотно занимает мое место на верстаке. Леви продевает рубашку в узкое отверстие у ее шеи точно так же, как он это делал для меня, и я вздрагиваю, когда Роман подходит, чтобы прижать ее к себе.
Жасмин хнычет, и я не могу не посочувствовать ей, зная, что, должно быть, делает с ней сейчас сильный мужчина, удерживающий ее.
Маркус быстро справляется с ее ошейником, и, прежде чем я успеваю опомниться, мы выходим из мастерской, позволяя тяжелой двери закрыться за нами. Я подхожу к “Эскаладу” сбоку, в то время как Маркус и Леви обходят его с противоположной стороны, чтобы сесть внутрь, но я ловлю себя на том, что тянусь к Роману, хватая его за локоть, когда он тянется к ручке двери.
– В чем дело? – спрашивает он, делая паузу и оглядываясь на меня, легкий ветерок раннего утра касается наших тел.
Мои губы сжимаются в жесткую линию, и, позволив себе всего лишь мгновение уязвимости, я приближаюсь к нему и приподнимаюсь на цыпочки. Мои губы на мгновение касаются его щеки, прежде чем я опускаюсь, пока не оказываюсь на ногах.
– Спасибо, – бормочу я. – Тебе не нужно было останавливаться и рисковать тем, что нас поймают. Я ценю это.
Он долго смотрит на меня, его глаза сузились до узких щелочек.
– Я думал, тебе тебе насрать на, что со мной будет?
– О, так и есть, – ухмыляюсь я. – Просто я слишком измотана, чтобы тратить силы на то, чтобы быть сукой из-за этого, но не забивай свою хорошенькую головку. Приходи завтра, и я с большим удовольствием все исправлю.
Я не говорю больше ни слова, открываю дверцу и забираюсь на заднее сиденье “Эскалада”, устраиваясь поудобнее между Жасмин и Леви.
Роман трогается с места точно так же, как и раньше, и через десять минут после возвращения на дорогу усталость оказывается слишком сильной, чтобы Жасмин могла с ней справиться. Ее голова клонится вперед, глаза закрываются, и она проваливается в глубокий, беспокойный сон. Я прижимаюсь к ее лицу, осторожно наклоняя ее голову набок, чтобы прислонить к окну, чтобы она не повредила шею, и через короткое мгновение по машине разносится легкое сопение.
Маркус наклоняется вперед и вытягивает руку, нажимая несколько кнопок, и позволяет тихой музыке заполнить тесное пространство, заглушая тихий разговор парней, чтобы она могла спать спокойно.
Пальцы Леви тут же начинают постукивать по его бедру, пока его колено подпрыгивает в такт музыке, и я ловлю себя на том, что наблюдаю за ним. Он такой чертовски талантливый. В детстве я могла только мечтать о таком таланте, хотя меня больше интересовала гитара, не то, чтобы у меня когда-либо были деньги, чтобы купить ее себе, да я бы и не хотела. Мой отец заложил бы ее за наличные или дешевый алкоголь.
Леви замечает мой пристальный взгляд и смотрит на меня сверху вниз, замечая боль в моих глазах. Не задавая вопросов, он тянется ко мне и сажает к себе на колени, так что я оказываюсь верхом на нем.
– Ты чертовски сногсшибательна, – говорит он мне, убирая волосы с моего лица и проводя пальцами по моей шее, осматривая сильные синяки и волдыри, которые ошейник оставил на моей коже. – Нам не следовало брать тебя туда.
Я полностью согласна, и как раз в тот момент, когда я собираюсь сказать ему, что именно я думаю об этой дурацкой вечеринке, с моих губ слетает нечто другое.
– Я убила своего отца.
Леви кивает.
– Ты это сделала, – говорит он мне, его глаза блестят чем-то темным. – Не позволяй чувству вины грызть себя. Я видел, как ты гордилась собой, как наслаждалась каждой гребаной секундой этого. Позволь этому чувству поглотить тебя, развратить. Не смей проливать ни единой гребаной слезинки по этому ублюдку. Присоединяйся к нам на темной стороне, Шейн. Ты будешь процветать там и будешь нашей гребаной королевой, правящей нами троими. Мы встанем на колени у твоих гребаных ног, если ты попросишь.
– Ты действительно так думаешь? – Спрашиваю я, когда его руки опускаются на мои бедра, притягивая меня ближе.
Он задирает перед моей черной майки и рвет ткань, пока я не остаюсь обнаженной перед ним, мои сиськи всего в нескольких дюймах от его полных губ.
– Я, блядь, знаю это. – И вот так просто его рука запускается в мои волосы на затылке и притягивает меня к себе, прижимая мои губы к своим.
Он крепко целует меня, и когда его язык проникает в мой рот, я понимаю, что понятия не имею, когда перестала ненавидеть его. В какой-то момент страх находиться рядом с ним исчез, и я неосознанно простила его за то, что он сделал после того, как в Маркуса стреляли. Вся эта боль каким-то образом исчезла, и у меня не осталось ничего, кроме восхищения этим ужасающим человеком.
– Я не хочу быть твоей королевой, Леви, – шепчу я ему в губы, когда он прижимается ко мне, его твердый член трется о мою жаждущую киску. – Я хочу быть равной тебе.
– Ты никогда не сможешь стать мне равной, – говорит он мне, а его братья молча слушают с передних сидений. – Не тогда, когда я уже ставлю твою жизнь выше своей.
И, не говоря больше ни слова, он наклоняется и снимает с меня спортивные штаны. Его толстый член высвобождается, и после того, как он обвивает своей сильной рукой мою талию и меняет мое положение, я опускаюсь на него сверху. Он заполняет меня до краев, широко растягивая, пока его жилистый член двигается по моим стенкам. Его губы опускаются на мой упругий сосок, и пока он дразнит меня своим умелым языком, я трахаю его всем, что у меня есть, в то время как его братья наблюдают за шоу ревнивыми, горячими взглядами.
