Текст книги "Прощальные слова (ЛП)"

Автор книги: Шери Дж. Райан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

Глава 24

Амелия

4 года спустя – Август 1947

Я все еще люблю тебя, Чарли. Я много лет ждала, надеясь, что ты найдешь меня, но, увы, пришлось идти дальше с вечной тоской в сердце. Мне нужна новая жизнь, хотя я по-прежнему пытаюсь отпустить боль, которая может съесть меня живьем. Вселенная словно не хотела, чтобы мы были вместе, а когда борешься с запретным, всегда остаешься в проигрыше. Несмотря на свое отчаяние, я благодарна Богу за те подарки, что он мне дал – двух прекрасных дочерей. Одна из них очень похожа на тебя. Она твоя, Чарли. Я вижу тебя в ней каждый раз, когда смотрю в эти прекрасные голубые глаза. Я буду воспитывать обеих наших девочек с той же любовью, что и ты. Самое главное – я никогда не позволю ни одной из них испытать настоящую боль, которую мы с тобой пережили. Я укрою их от бед и подарю им самую лучшую жизнь, какую только смогу. Знаю, если ты наблюдаешь за нами, ты будешь мною очень гордиться.

Никто и никогда не прочтет написанные мной слова. Мои воспоминания будут жить в коробке под моей кроватью, как чудовища, которые грозятся вылезти в темноте. Только я знаю, где спрятаны эти воспоминания, и если велю им уйти, то они больше не смогут причинить мне вреда. Ты – единственное воспоминание, за которое я буду держаться, Чарли. Пока дышу, я буду верить, что увижу тебя снова, здесь, на земле, или на небесах. Ты есть и всегда будешь любовью всей моей жизни.

Глава 25

Чарли

– Проходите, сэр. Ваше место здесь, – сообщает джентльмен, по всей видимости, кондуктор. Он любезно помогает мне донести сумку и размещает ее в верхнем отсеке над креслом.

Я устраиваюсь на мягком синем сиденье рядом с парнишкой, который, кажется, путешествует один. На нем дорогие наушники, на коленях лежит телефон, и он выглядит немного скучающим. Уверен, он не понимает, как ему повезло наслаждаться роскошью поезда, если сравнивать с теми, какими они были во времена моей молодости. Сомневаюсь, что он вообще способен представить, что такое поездка на поезде для участников Второй мировой войны.

– Люблю поезда, – говорю я парню, полагая, что он все равно меня не слышит. Его взгляд устремляется в мою сторону, на мгновение изучая меня. Неожиданно парень поворачивает голову, чтобы рассмотреть меня получше, но я не удивлен выражению его лица – на нем явно читается раздражение, и он быстро опускает глаза на свой телефон. Наверное, на меня не так уж интересно смотреть, но я так просто не сдаюсь.

– Знаешь, раньше я ездил на поездах, потому что это лучшее место, чтобы наблюдать за людьми, – делюсь я со своим юным соседом, видя, как он сдвигается в сторону, испытывая явный дискомфорт. Теперь он выглядит еще более раздраженным. – Я рассматривал пассажиров, чтобы найти конкретную женщину. Подумал, что если буду ездить на поезде достаточно много раз, то в конце концов встречу ее. Ты знаешь, что каждый день через Центральный вокзал проходит семьсот пятьдесят тысяч человек? Можешь себе это представить?

Вместо ответа мальчик нажимает кнопку громкости на своем телефоне, вероятно, увеличивая звучание музыки, а затем отворачивается к окну.

– Самое ироничное в моих путешествиях на поездах то, что в итоге я встретил женщину, которую искал, в небольшом аэропорту Род-Айленда – самого маленького штата этой страны. Каковы вообще шансы на такое?

Не получив ответ, я решаю оставить бедного парня в покое на несколько минут. Знаю, я причиняю неудобства, но он даже не догадывается, что к концу поездки будет просить меня рассказать еще что-нибудь.

Амелия. Ее имя до сих пор вызывает у меня улыбку, но также и глубокое чувство тоски, хотя это всего лишь мысли, безмолвно проносящиеся в моей голове. Я испытываю непроходящую горечь с тех пор, как вчера получил весточку от ее внучки. Амелии девяносто два года, и, хотя дожить до такого возраста – это достижение, трудно смириться с мыслью, что она покинет эту землю, так и не прикоснувшись к моим губам еще раз. Мне почти стыдно за эти мысли, но их невозможно контролировать. Не проходит и дня, чтобы я не думал о ней. Не проходило ни ночи, чтобы она не снилась мне. Я знаю, что поступил правильно, не вмешиваясь в ее жизнь, но как же больно осознавать, что нам так и не посчастливилось быть вместе. И пусть годы пролетели как один миг, все это время я не мог смириться с мыслью, что больше никогда не смогу заглянуть в глаза Амелии или прикоснуться к ее милому лицу. Я никогда не пытался связаться с ней, потому что не хотел быть эгоистом. Однако теперь мне не нужно чувствовать себя виноватым, поскольку меня попросили прийти.

– В тот день, когда я увидел Амелию, женщину, о которой я говорю, в аэропорту, с ней были две маленькие девочки, одна с темно-каштановыми кудряшками, другая – с длинными светлыми волосами. Они умоляли ее купить конфеты в магазине аэропорта, причем обе одновременно. Я сидел в отдалении, в зоне ожидания у выхода, и просто наблюдал за ней. Уступив своим дочерям, она откинулась на спинку кресла, глубоко вздохнула и улыбнулась. Я увидел счастье на ее прекрасном лице.

Мальчик бросает на меня взгляд и вынимает наушники из ушей.

– Любите поболтать? – спрашивает он. Должно быть, его голос только что начал меняться, потому что для его возраста он прозвучал весьма глубоко. Мне стало интересно, почему он путешествует один. Может, он навещал семью или убегал?

– Когда я перестаю говорить, начинаю много думать, а это никогда не приносит ничего хорошего. Разговоры очищают душу.

– В этом есть смысл, – соглашается он, что меня удивляет.

– Так что, хочешь узнать, подошел ли я к ней и заговорил? – спрашиваю я его.

Мальчик пожимает плечами.

– Думаю, да. – Он ведет себя так, будто ему все равно, но я чувствую, ему интересно, к чему приведет эта история.

– Я не решился подойти к ней сразу. После столь долгих поисков мне хотелось подумать, как лучше поступить. Спустя несколько минут наблюдения рядом с ней присел хорошо одетый мужчина, которого я принял за мужа Амелии. Мужчина оказался обаятельным, и она счастливо улыбалась, пока они разговаривали. Я помню, как он сказал что-то, рассмешившее ее, а потом они занялись чтением своих журналов. Один раз она толкнула его локтем, чтобы показать картинку в журнале, который читала, и он хихикнул в ответ. Она была счастлива. Это было очевидно. Когда их дочери вернулись из магазина, они обняли и поцеловали каждую девочку в щеку, после чего сестренки уселись на лавочку и стали есть свои конфеты. Семья выглядела воплощением идеальности. Я позавидовал мужу Амелии, ведь у него было все, о чем я всегда мечтал. Несмотря на все время, потраченное на ее поиски, я почувствовал облегчение, узнав, что она счастлива и здорова. Казалось, это было то завершение, которое позволяло мне жить дальше. Не нужно было больше гадать о ее судьбе.

– Вы даже не поздоровались? – удивляется парень.

– Нет, я этого не сделал, и знаешь почему?

Он в замешательстве качает головой.

– Почему?

– Если бы я подошел к Амелии, все ее воспоминания, как плохие, так и хорошие, тут же вернулись бы, а я не хотел для нее такого. Она перенесла ужасные вещи, но, судя по всему, ее жизнь была хорошей. Хотя я и желал всегда стать частью этой жизни, я чувствовал себя вполне удовлетворенным, зная, что ее мечта сбылась.

– Я бы подошел к ней, – замечает мальчик. – Что, если она была счастлива лишь до некоторой степени?

– В некоторой степени? – уточняю я.

– Да, как моя мама делала большую часть моей жизни до прошлого года.

Развод. Бедный ребенок. Уверен, ему должно быть тяжело.

– Развод? – спрашиваю я, чтобы подтвердить свою догадку.

– Да, я сказал маме, что если она хочет быть счастливой, ей нужно уйти от моего отца и начать жить собственной жизнью. – Я ошеломлен его словами. Он такой зрелый и рациональный для столь юного возраста.

– Ты очень умный парень.

– Я просто знаю, что не хотел бы вырасти несчастным человеком, – объясняет он. – Вот почему я бы подошел к этой женщине.

– Я не был несчастен, – поправляю я его.

– Вы позволили какому-то другому парню быть с вашей женщиной? Не думаю, что это сделало бы меня очень счастливым, – хмыкает он.

– Сколько тебе лет, сынок?

– Пятнадцать, – отвечает мой сосед, расправляя плечи, чтобы казаться немного выше.

– Ах, так ты только начинаешь встречаться с девочками? – спрашиваю я его.

Он снова пожимает плечами.

– Э, девчонки в моей школе вроде как су… они заносчивые.

– Понимаю. Большинство женщин вели себя так и в сороковые, но не моя Амелия. Она была такой милой.

– Где вы познакомились? – мальчишка задает вопрос, который заставляет мое горло сжиматься всякий раз, когда он звучит, даже спустя семьдесят четыре года. Я не считаю нужным скрывать свою историю, но с годами обсуждать ее стало ненамного легче.

– Во время Второй мировой войны в концентрационном лагере.

Предполагаю, что в свои пятнадцать лет он уже успел узнать о Холокосте на уроках истории, и, скорее всего, именно поэтому у него отпадает челюсть.

– Вы пережили Холокост? – спрашивает он, глядя на меня так, словно я живой призрак.

Я смотрю в окно на размытые деревья, мимо которых мы проезжаем, улучаю момент, чтобы избежать зрительного контакта, пока признаюсь в правде.

– Я был одним из плохих парней, – отвечаю ему.

– Вы были наци… нацистом. – Это слово произнесено как будто ругательство… оскорбление. Так и должно быть; правда причиняет боль, независимо от того, выбирал я этот путь или нет.

– Да, нас называли нацистами, но я именовал себя солдатом. Я ушел в армию по желанию родителей, и у меня просто не было выбора. Иногда жизнь увлекает тебя, и не зная, где остановка, ты просто продолжаешь двигаться, пока поездка не закончится? – он не понимает, о чем я говорю, и это нормально.

– Вау, – только и произносит он.

Выражение его лица и запинка – типичная реакция людей всех возрастов.

– Меня приговорили к десяти годам тюрьмы, но я и мухи не обидел. И наказали лишь за то, что я поступил правильно.

– Вау, – снова повторяет мой сосед. – Амелия тоже была… эм… солдатом?

– Нет, сынок, она была жертвой.

– Еврейка? – уточняет он, и его глаза расширяются от шока.

– Личностью, – поправляю я. – Прекрасный, замечательный, любящий человек, которого я любил больше собственной жизни.

– Это безумие, – шокировано говорит он. – И вы больше никогда с ней не разговаривали?

– Нет, еще не говорил.

На несколько мгновений повисает тишина, прежде чем мальчик продолжает расспросы.

– Сэр, при всем моем уважении, вы выглядите так, словно прожили долгую жизнь. Чего именно вы ждете?

Я откидываю голову на спинку сиденья и закрываю глаза, зная, что если вздремну, эта поездка пролетит намного быстрее.

– Я жду конца этой поездки, – говорю я ему, – и она почти закончилась.

– Вы собираетесь встретиться с Амелией? – спрашивает он, сгорая от любопытства.

– Да. Я опоздал на семьдесят четыре года, но, наконец, смогу снова поговорить со своей любовью.

– Это потрясающе, сэр.

– Да, это просто потрясающе, если не сказать больше. – Мальчик улыбается, поднимая наушники с колен. – Сынок, сделай мне одолжение, – обращаюсь я к нему, прежде чем наушники оказываются на его ушах. – Не влюбляйся, пока не будешь готов провести с ней всю оставшуюся жизнь. – Вот и весь мой непрошеный совет на сегодня.

Мой сон идеально совпал с концом поездки, когда мы подъехали к Южному вокзалу в Бостоне.

– Эй, сынок, не поможешь мне с сумкой? У меня повреждена рука. – Парень смотрит на мой протез и открывает рот, готовый, как я полагаю, задать еще одну порцию вопросов.

– Это из-за войны? – спрашивает он таким тоном, каким спросил бы мальчик, сравнивая шрамы с показателями выносливости.

– Увечье не достижение, но да, это так.

– Было больно?

– Да, но я испытывал и более сильную боль. – Многие люди не знают, что сердце способно сделать с телом. По моему опыту, физическая боль никогда не могла сравниться с тем эмоциональным потрясением, через которое пришлось пройти моему сердцу.

Мальчишка подхватывает мою сумку и протягивает ее к моей здоровой руке.

– Было приятно познакомиться с вами, сэр.

– Чарли, – говорю я ему, ставя свою сумку на пол и протягивая руку для пожатия.

– Дэнни, – представляется он. – Я рад, что вы сегодня сидели рядом со мной.

– Мне было очень приятно. – Я наклоняю голову и поднимаю свою сумку.

Мы выходим из поезда, и я пробираюсь через терминал, чтобы поймать такси, но как только подхожу к выходу, молодая женщина кладет мне руку на плечо.

– Простите, вы Чарли Крейн? – голос знакомый. В Бостоне мало кто знает меня по имени, поэтому уверен, что это та самая девушка, с которой мы вчера разговаривали по телефону.

Я поворачиваюсь и обнаруживаю практически полную копию Амелии – русые волосы, каштановые глаза и беспокойство, отраженное в ее нервной улыбке.

– А вы?

– Эмма Хилл, – говорит она.

Я закусываю губу, потому что у меня щемит в груди, а еще страшно подумать, что ляпну, если не сделаю паузу, чтобы отдышаться.

– Она правда спрашивала обо мне?

Эмма обхватывает себя руками за плечи, как будто замерзла внутри теплого вокзала. Ее нижняя губа на секунду вздрагивает, но затем она произносит.

– Бабушка спрашивала о вас всю последнюю неделю… но она не переставала думать о вас с момента последней встречи.

Я немного смущен ее словами. Полагаю, Амелия могла упоминать обо мне, хотя не могу представить, чтобы ей было легко поднимать эту тему из-за наших необычных обстоятельств.

– Она рассказала тебе нашу историю? – спрашиваю я.

Находящийся рядом с Эммой мужчина обнимает ее за плечи, вероятно, пытаясь унять дрожь и успокоить.

– Ее дневник. В нем вся ваша история. Она попросила меня прочитать его, и я прочла.

Я прижимаю руку к груди, чувствуя, как бьется мое сердце, так сильно, что это меня немного пугает.

– Ну, я здесь, – твердо говорю я. – Сколько ей осталось?

– Однозначного ответа нет, но, вероятно, не годы. Мы работаем над долгосрочным планом, чтобы Амелия получила наилучший уход, – сообщает мужчина, с которым пришла Эмма, и я предполагаю, что он должен быть ее парнем или мужем.

– Вы муж Эммы? – интересуюсь я.

– Если моя бабушка добьется своего, так и будет, – смеется Эмма, и в этом сладком звуке у нее перехватывает дыхание.

– Я врач Амелии, – поясняет молодой человек. – Джексон Бек. Очень приятно познакомиться с вами, сэр. Я много слышал о вас от Эммы.

– Погодите-ка, – восклицаю я, взмахивая рукой и пытаясь прояснить ситуацию. – Какое отношение твоя бабушка имеет к тому, что вы двое поженитесь?

Эмма смотрит на Джексона с очаровательной улыбкой – я узнаю ее. Это улыбка Амелии – та, что была у нее каждый раз, когда я признавался ей в любви.

– Бабушка заявила, что последнее ее желание – это наша свадьба, – говорит мне Эмма.

– Вижу, она не утратила свою решимость, – отвечаю я.

Эмма снова смеется и убирает волосы за плечо.

– Она крепкий орешек.

– Отведи меня к ней, пожалуйста, – умоляю я.

– Именно для этого мы здесь, – уверяет Джексон.

– Как вы узнали, когда прибудет мой поезд? – спрашиваю их, пока мы идем к указателям парковки.

– Сегодня утром из Нью-Йорка прибывает немного поездов, поэтому мы сидели здесь и наблюдали за всеми проходящими мимо людьми, пока не увидели вас.

– Боже мой, прямо как я, детка.

Эмма закрывает рот руками, из ее глаз брызжут слезы, и она бросается мне на шею.

– Простите меня, – плачет она. – Я просто так счастлива, что вы приехали.

Я ошеломлен ее объятиями, но в то же время мне приятно, поскольку у меня здесь нет семьи. Я перебрался в Соединенные Штаты один, и мои друзья здесь стали моей семьей, но это совсем другое. Не похоже на мою жизнь до войны.

Джексон берет руку Эммы и тянет ее к своим губам, чтобы поцеловать костяшки пальцев. Какой джентльмен. Он выглядит совершенно очарованным ею. Интересно, как давно они вместе?

Мы добираемся до машины.

– У тебя очень хорошая машина, сынок, – замечаю я Джексону. – Похоже, ты неплохо устроился.

– Я много работал, сэр.

– Молодец, – говорю я ему. – Эмма, знаю, мы только познакомились, но мне кажется, твоя бабушка в чем-то права. Как давно вы двое знаете друг друга? Год или около того?

– Неделю, – отвечает Эмма, выглядя смущенной, прижимая руки к щекам, чтобы скрыть румянец, разливающийся по ее лицу.

– Ну, любовь не измеряется временем, дорогая. Здесь нечего стыдиться, потому что если чему-то суждено случиться, то так оно и будет, и ты мало что сможешь изменить. Жизнь слишком коротка и драгоценна, чтобы не воспользоваться шансом на любовь.

– Чарли, вам нужно куда-нибудь заехать, прежде чем мы отправимся в больницу? – Джексон спрашивает меня.

– Вы не будете против, если мы сначала зайдем в кондитерскую? Я проголодался, – предлагаю я ему.

– Без проблем, – заверяет Джексон.

Он любезно заезжает на маленькую парковку перед старомодной пекарней.

– Я на минутку.

В магазине немноголюдно, и я успеваю сделать заказ за считанные минуты.

– Вы нашли то, что вам нужно? – спрашивает Джексон, когда я проскальзываю обратно в его машину.

– Да. Большое вам спасибо, – благодарю я.

Проходит совсем немного времени, и мы заезжаем на другую парковку – похоже, на стоянку для врачей. Джексон открывает мою дверь первой и бежит открывать дверь Эммы, хотя она уже успела выйти, прежде чем он добрался до нее.

– Я же говорила, что тебе не нужно продолжать это делать, – тихо произносит она, нежно касаясь его руки.

– Я хочу, – просто говорит он.

Она закатывает глаза и смеется.

– Ты чудак, но очень благородный.

Амелия – ее бабушка.

Эмма нервничает больше меня, пока мы поднимаемся на лифте на восьмой этаж. Мне кажется, что мир вокруг меня движется в замедленной съемке, пока мы идем по коридору. Я так долго ждал этого дня, что боюсь проснуться от очередного сна, и, как обычно, он окажется нереальным. Мы поворачиваем за угол, и в одно мгновение кажется, что время остановилось. Неважно, сколько прошло лет. Неважно, что у нее седые волосы и что на ее лице появились морщины. Она по-прежнему самая красивая женщина, которую я когда-либо видел.

– Амелия, моя дорогая. Сегодня ты выглядишь так же прекрасно, как и в последний раз, когда я тебя видел, – нежно говорю я, подходя к ней. Удивленный блеск в ее глазах подсказывает, что Эмма хотела сохранить мой приезд в тайне, и это меня радует. Я думал о том, каким будет выражение лица Амелии, если мы неожиданно столкнемся друг с другом. Я представлял себе именно такое зрелище.

– Чарли? – спрашивает она, сразу узнав меня. Ее глаза широко открыты, и по щекам текут слезы.

Я беру ее руки в свои и сразу же чувствую нерушимую связь между нами. Вспоминаю ощущения, пробегающие по моему телу, как будто это было только вчера, когда я впервые увидел Амелию.

Я не плакал с того дня, когда меня забрали от нее, но сейчас слезы свободно текут из моих глаз. Мне не стыдно за свои слезы, ведь я сдерживал их, ожидая этого дня семьдесят четыре года.

Глава 26

Эмма

Я не сказала бабушке, что разыскала Чарли, и что сегодня утром он будет здесь, просто на тот случай, если ничего не выйдет. Очень не хотелось ее разочаровывать. Но я надеялась увидеть выражение ее лица, когда он войдет в дверь. Мамы и Энни еще нет, и это хорошо, поскольку мне кажется, они могли бы помешать воссоединению бабушки и Чарли, но я непременно должна быть рядом, раз бабушка доверила мне свой секрет.

– Эмма, – шепчет Джексон мне на ухо. – Может, нам стоит дать им минутку.

– Я не могу уйти, – шепчу я в ответ. Мы оба стоим у двери, и я знаю, Джексон хочет услышать, что происходит, так же сильно, как и я.

– Хорошо, – соглашается он.

– Амелия, – Чарли снова повторяет ее имя, словно хочет услышать его в полный голос. Он гладит ее по щеке и вытирает слезы. Наклоняется вперед и крепко обнимает ее. Бабушка закрывает глаза, и ее губы дрожат, а грудь тяжело поднимается и опускается.

Мне нелегко дышать, просто глядя на них. Наблюдать за историей любви, которая длится уже семь десятилетий, – это честь, которую я никогда не забуду. Через мгновение Чарли поворачивается и, захватив стул у кровати, придвигает его к ней и снова берет ее руку в свою.

Чарли смотрит в глаза бабушки, и кажется, что он с трудом подбирает нужные слова.

– Я принес тебе кое-что, – наконец говорит он ей.

– Ты мне что-то принес? – переспрашивает бабушка, силясь рассмеяться сквозь слезы.

– Я подумал, что ты проголодалась, – улыбается Чарли, протягивая ей пакет из кондитерской, с которым он пришел.

Заглянув внутрь, бабушка прикрывает рот рукой.

– Чарли Крейн, – слабо произносит она.

– Сладкий рулет для моей сластены – твой любимый, – ухмыляется он.

Глаза бабушки снова наполняются слезами, когда она продолжает смотреть на свежую выпечку в пакете. Бабуля тяжело сглатывает и наконец снова поднимает на него глаза.

– Я думала, ты погиб, Чарли. Я ждала тебя в Швейцарии целый год, но, когда ты не вернулся, решила, что тебя убили, и потому перебралась сюда. Я подумала, что если по милости Божьей ты еще жив и когда-нибудь отыщешь меня, то это случится именно здесь – месте, где должны были сбыться наши мечты.

Чарли кладет свою ладонь на руку бабушки и сжимает ее пальцы в своих.

– Меня посадили в тюрьму на десять лет после того, как в тот день разлучили с тобой. Я ужасно злился из-за неудачного побега, но успел увидеть, что ты убежала достаточно далеко, и мне стало немного легче от мысли, что ты сможешь спастись. Когда меня освободили, я повсюду искал тебя. Я не был уверен, что ты вообще жива, но не останавливался, Амелия, пока не нашел тебя.

– О Чарли, мой милый Чарли. Прошло семьдесят четыре года, но ты нашел меня, любовь моя, – восклицает она.

Чарли на мгновение опускает взгляд на их руки, а затем снова поднимает голову.

– Амелия, я должен признаться тебе кое в чем.

– В чем дело? – удивленно спрашивает бабушка, и в ее голосе слышится слабость.

– Я… я нашел тебя давным-давно, – тяжело произносит Чарли. Он делает глубокий вдох и снова поднимает на нее глаза. – Это не заняло семьдесят пять лет, Амелия. Я так хотел вернуть тебя в свою жизнь, но однажды, увидев тебя в аэропорту с семьей, смирился с тем, что ты счастлива в браке с двумя дочерьми. Я не собирался вмешиваться в ту жизнь, которую ты создала для себя. Я просто не мог поступить так эгоистично.

Я судорожно вздыхаю, выдавая свое присутствие возле двери, и Чарли отворачивается от бабушки, которая смотрит на него с открытым ртом.

– Дай нам минутку, ладно, милая? – говорит мне Чарли.

Джексон оттаскивает меня от дверного проема, но только к стене, так что мы все еще можем слышать их разговор.

– Ты врач, и знаешь, не должен шпионить за пациентами, – замечаю я ему.

– Тихо, я могу делать, что хочу. Это не нарушение неприкосновенности частной жизни пациента. Это история любви.

– Там мой дедушка, – говорю я Джексону. – Думаю, он мамин отец, а она даже не знает. Я знаю правду, а она нет. Это несправедливо по отношению к ней.

– Эм, возможно, твоя бабушка не хочет, чтобы твои мама и Энни знали правду, и ты должна это уважать. Эта информация может разрушить их жизнь.

– Бабушка не стала бы просить меня хранить такой секрет, – убеждаю я его.

Джексон наклоняется вперед, оказываясь на уровне моих глаз.

– Она хранила секрет семьдесят четыре года. Я бы не был так уверен.

Я прислоняюсь головой к стене, в отчаянии выдыхая. Я не могу хранить такой секрет от мамы. Надеюсь, бабушка расскажет им правду.

– Чарли, как ты мог? И что значит, ты видел меня в аэропорту? – бабушка говорит громче, чем раньше.

– Однажды, много лет назад, в аэропорту Род-Айленда я увидел тебя издалека. Я не мог поверить, что это на самом деле ты, но так оно и было. Я так обрадовался, был так счастлив. Направился к тебе, но, подойдя ближе, увидел, что ты сидишь там со своей семьей. Ты улыбалась и смеялась. Ты была счастлива, Амелия. Я видел это своими глазами. Это все, чего я хотел для тебя, – торопливо объясняет он.

– Чарли Крейн, – отчитывает его бабушка. – Ты не должен был решать единолично. Ты должен был дать мне право выбора. Я заслужила право голоса. – С каждой секундой бабушкин голос становился все громче, и я не могла понять, от злости или от боли, но она не выглядела счастливой. Я не ожидала, что их воссоединение пойдет таким образом.

– Ты абсолютно права, но в тот момент я думал, что поступаю правильно. Пожалуйста, прости меня? – взмолился Чарли.

После нескольких громких выдохов в ее палате они заговорили снова.

– Есть кое-что, что ты должен знать, Чарли, и ты бы узнал, если бы подошел ко мне в аэропорту в тот день, – заявляет бабушка.

Я придвигаюсь на дюйм ближе к двери, чтобы не пропустить ничего из сказанного.

– В чем дело? – спрашивает Чарли.

– У нас есть дочь, – говорит бабушка дрожащим, но твердым голосом.

В паузе между ними повисает оглушительная тишина.

– А также внучка. – Снова тишина.

– У меня есть дочь? – он произносит это слово так, словно язык застрял у него в горле.

– Да, ее зовут Клара. – Я была права… Мама. Мама понятия не имеет.

– Все это время у меня была дочь, и она росла без меня. Боже милостивый, – приглушенно произносит Чарли. – Но кто был тот мужчина, с которым я тебя видел? – спрашивает он расстроенно.

– Мой покойный муж, – поясняет бабушка. – Мы с Максом подружились, когда я переехала в свою первую квартиру в Нью-Йорке. Он жил в том же доме и всегда приносил еду для нас и игрушки для девочек. Ему просто нравилось проводить с нами время, и он был хорошим человеком. Когда наша дружба стала крепнуть, он сказал, что будет помогать мне во всем, и мне никогда не придется заботиться о семье в одиночку. Он попросил меня выйти за него замуж, и я согласилась.

– Он женился на тебе, хотя у тебя была дочь от другого мужчины? Ты любила его? – спрашивает Чарли.

– Конечно, любила. Он помогал мне заботиться о моей семье. Что тут не любить? – я закатываю глаза от комментария, который могла произнести только бабушка.

– Это не то, о чем я тебя спрашиваю, Амелия, – настойчиво говорит Чарли.

Бабушкин голос стихает до шепота.

– Позволь мне закончить историю, Чарли. Макс был гомосексуалистом. Ты же помнишь, в те времена не принято было признаваться в подобном, и никто, кроме меня, не знал правды. Мы прожили хорошую жизнь вместе. Я была замужем за человеком, с которым могла смеяться и плакать, и мы заботились друг о друге. Это было легко. Было хорошо.

Когда я выглядываю из-за угла, Чарли выглядит ошеломленным. Уверена, ему нелегко воспринять все сразу. Сначала он воссоединяется с любовью всей своей жизни после десятилетий разлуки. Затем узнает, что бабушка ждала его все эти годы, а он держался в стороне, чтобы она могла быть счастлива. Что за жестокая ирония?

– А что насчет тебя, Чарли? Ты когда-нибудь был женат? – интересуется бабуля.

– Нет, – просто отвечает он. – Никто и никогда не мог заменить тебя. Я встречался с несколькими женщинами, но, честно говоря, через некоторое время бросил все попытки. Судьба предназначила мне тебя, и, если я не мог быть с тобой, посчитал, что должен жить по-другому. Мне всегда казалось, что разлука с тобой – это мое наказание за все плохое, что я сделал в этом мире.

Между ними внезапно воцаряется тишина. Это убивает меня, и я не могу стоять и гадать, что происходит. Я сворачиваю за угол и возвращаюсь в палату, несмотря на то, что Джексон пытается удержать меня на месте.

Мгновенно пожалев, что не послушала его, я быстро сбегаю в коридор и прижимаюсь спиной к стене.

– Я же сказал тебе оставить их в покое, – замечает Джексон. – В чем дело?

– Они целуются, – в шоке говорю я ему.

– А Чарли хорошо знает, чего хочет, – ухмыляется Джексон, в его глазах светится веселье. – Это сразу бросилось в глаза, как только я с ним познакомился.

Я легонько пихаю Джексона локтем в бок:

– Прекрати, – прошу я.

– Эй, не мешай ему. Он ждал более семидесяти лет, чтобы поцеловать ее.

Глубоко вздохнув и закрыв глаза, я стучусь в дверь бабушки, беспокоясь о реакции ее сердца, если она слишком разволнуется.

Спустя долгую секунду я открываю глаза, заметив, что на меня смотрят сразу два гордых взгляда.

– Эмма, дорогая, ты моя внучка, – радуется Чарли, приближаясь ко мне с протянутой рукой.

Он крепко обнимает меня, и я отвечаю ему взаимностью. Я не знаю о Чарли ничего, кроме того, что прочитала, но если он смог влюбить в себя мою бабушку, то хочу узнать его получше.

– Видимо, да. Я сама узнала об этом только вчера вечером, – признаюсь ему.

– Твоя бабушка умеет хранить секреты, – заявляет он с гордой улыбкой.

– Эй, док? – окликает Чарли.

Джексон сразу же входит, когда его зовут, даже если у кого-то были сомнения, что он стоял со мной в коридоре.

– Да, сэр?

– Что мы можем сделать, чтобы поставить мою любимую на ноги?

Джексон кажется застигнутым врасплох, он рассеянно проводит пальцами по волосам.

– Что ж, есть два варианта. Оба рискованны, но один опаснее другого. Мы можем ничего не делать и надеяться, что состояние Амелии не будет развиваться слишком быстрыми темпами. Другой вариант – операция, предполагающая замену аортального клапана. Это рискованная процедура и для молодых людей, но для Амелии она тем более опасна из-за ее возраста.

– Если я не сделаю операцию, то умру в течение года? – напрямую спрашивает бабушка.

– Нет, не обязательно. Возможно, получится дольше, но, скорее всего, ненамного. Я не могу делать каких-то конкретных прогнозов и давать обещаний.

– Оперируй, – заявляет бабушка, не раздумывая.

– Амелия, вы уверены? Разве не хотите сначала обсудить это со своими дочерьми?

– Дочерьми? Подождите… – растерянно уточняет Чарли, качая головой в недоумении. – В тот день в аэропорту я видел с тобой двух маленьких девочек. Кто была вторая? У тебя есть еще одна дочь? Кто ее отец? – расспрашивает Чарли.

Бабушка крепко сжимает губы, не сводя с нас взгляда.

– Ты обещал быть ее отцом, так что она такая же твоя дочь, как и моя, – улыбаясь, сообщает бабушка Чарли.

– Люси? – не может поверить Чарли.

Бабушка улыбается и прикусывает нижнюю губу.

– Да, я изменила имя Люси на Энни, чтобы обеспечить ее безопасность, а потом оставила себе.

– Боже мой, ты вырастила этих двух драгоценных девочек без меня? – восклицает Чарли с выражением глубокой печали на лице.

Бабушка на мгновение выглядит расстроенной, возможно, думая, что Чарли сердится, но его выражение быстро меняется, и он поднимает лицо, чтобы посмотреть ей прямо в глаза.

– Ты не перестаешь меня удивлять, Амелия. Это подвиг, совершенный тобой – вырастить двух дочек, – с гордостью говорит Чарли.

В глазах бабушки разливается облегчение:

– Энни фактически не принадлежит никому из нас, – произносит бабушка, и я сразу понимаю, почему так важно, чтобы правда оставалась тайной от мамы и Энни. Она причинила бы им огромную боль. Посмотрев на ситуацию со стороны, я начинаю понимать, что такое любовь.