Текст книги "Свидетели на свадьбе"
Автор книги: Шеннон Уэверли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)
Кейла невзначай упомянула, что с удовольствием поплавала бы еще с аквалангом, и Мэт тут же потащил ее в док, чтобы успеть на последний катер, отправляющийся к рифам.
Домой вернулись радостные, но с ощущением некоторой вины – не пообедали со стариками. Мэт позвонил, но никто не отозвался – дверь заперта… Вошли, открыв дверь своим ключом; шторы, защищавшие дом от жаркого дневного солнца, не подняты. Кейла похолодела от дурного предчувствия.
– Бабушка! – крикнула она, выглядывая из окна.
– Кейла, тут записка на столе, – позвал ее Мэт.
«Мэт, Кейла, – нацарапал Филип несвойственным ему небрежным почерком, уже пять часов, а Рут все еще чувствует себя неважно. Мы решили поехать в больницу, проверить, что у нее с желудком. Не волнуйтесь. Надеемся вернуться скорее, чем вы это прочтете».
– К-который час, Мэт? – заикаясь, спросила Кейла.
– Семь тридцать.
Уже более двух часов ее бабушка лежит одна, в чужой больнице, среди незнакомых докторов. Паника охватила ее, лишила всех сил.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Они нашли Рут в приемном отделении «Скорой помощи»: сидя в кресле, в больничном халате, она силилась выглядеть безмятежно. Рядом с ней, держа ее за руку, сидел Филип.
– Бабуля! – кинулась к ней Кейла. – Что с тобой, дорогая? Врач тебя смотрел?
– Успокойся, девочка, думаю, это проявление гастрита.
– Папа, это так? – спросил Мэт.
Филип поднял глаза, и только теперь Кейла заметила, какие они встревоженные, как он измучен и бледен.
– Врач говорит, что она, вероятно, права.
Но для полной уверенности сделал анализы.
– По твоему настоянию, – с притворным возмущением припомнила ему Рут, глядя на него с ласковой теплотой.
– Сейчас мы ждем результатов ЭКГ, – добавил Филип.
– Вы бы присели оба, – мягко предложила Руг.
Мэт пододвинул Кейле стул, но сам не сел.
– Кейла Мэри Брейтон, – усмехнулась Рут, – глазам своим не верю: как это ты в таком виде появилась в общественном месте!
Кейла смущенно оглядела свои помятые шорты и майку со следами кетчупа после обеда: расходящиеся по ней мокрые круги неопровержимо доказывали, что купальник еще не высох.
– Да-а, бабушка, но мне это сейчас безразлично. Главное – я здесь, с тобой.
Вошел врач – невысокий, коренастый, седой, с толстой папкой, которую он прижимал к груди.
– Здравствуйте! – приветствовал врач вновь пришедших.
Когда он открыл свою папку, Кейла поразилась: какая огромная работа проделана за такой короткий промежуток времени, и это только ради одного больного! Тревога ее усилилась.
– Итак, что со мной? – Рут приподняла подбородок, намереваясь, видимо, мужественно принять любой приговор.
– С вами все прекрасно, миссис Брейтон. Я не обнаружил никаких признаков нарушения сердечной деятельности.
Рут не удержалась от радостного возгласа. Донельзя обрадованная, Кейла бросилась к ней с объятиями, но ее уже обнимали другие руки – Филипа. Глаза его были закрыты, лицо напряжено, на тонких ресницах блестели слезы. Кейле стало ясно теперь, в ком больше всего нуждается бабушка. А сама она… ощутив вдруг сильные руки Мэта на своих плечах, вздохнула и прислонилась к нему, благодарная за тепло, за то, что в трудное мгновение он радом.
– Дело в том, – продолжал терапевт, – что состояние вашего здоровья, миссис Брейтон, просто удивительное, если учесть данные медицинской карты, которую вы нам предоставили.
Огромный прогресс по сравнению с тем, что было в прошлом августе, когда случилась ваша история.
Вот это да! Рут привезла с собой медицинскую карту?
– Все очень просто, доктор. – Лицо Руг расцвело в улыбке. – Любовь вот лекарство.
Именно оно помогло мне почувствовать себя лучше так быстро.
Кейла смутилась было, но удивительно – врач слушал с явным интересом.
– Да, это часто помогает, – подтвердил он. – У меня были пациенты, которые с помощью положительных эмоций справились с очень серьезными недугами. – И он весело подмигнул пациентке.
– Значит, я свободна и могу идти?
– Несомненно, мадам. Советую вам зайти в аптеку и купить антацид или бикарбонат соды.
Хорошо помогает также теплое полотенце или бутылка с горячей водой прикладывать к животу. А в будущем старайтесь избегать острой пищи, договорились?
Поздним вечером Филип, заботливо уложив Рут в постель, присоединился, со своей тонкой сигарой, к Мэту и Кейле, сидевшим на веранде.
Мужчины тихо разговаривали, сидя за столом; рядом с ними, в глубокой задумчивости, полулежала в шезлонге Кейла.
– Филип, не могли бы вы кое-что для меня прояснить? – наконец, словно очнувшись, спросила она. – Причина инфаркта у бабушки – стресс?
– В основном – да. И еще – непроходимость сосудов. Она не снижала активности, в семьдесят один работала так же напряженно, как в сорок.
Кейла вздохнула, не в силах оторвать взора от темно-синего небесного свода с яркими звездами. Ее терзали сомнения: а что если это она сама спровоцировала своими возражениями против брака Рут эти проблемы с желудком…
– Но я не из тех, кто осуждает привычку к работе. – Филип приподнял сигару и уставился на ее горящий кончик. – Сам после смерти жены получил бы инсульт, если б не работал – старое, испытанное средство лечения.
– У тебя утомленный вид, папа.
Филип передернул плечами, но тут же поднялся – сын прав.
– Мне пора, если вы не возражаете.
– Спокойной ночи, Филип. – И, проглотив гордость, Кейла добавила: – И спасибо вам.
– За что? – Медленно, устало шагая к двери, он явно не ждал ответа.
– Спасибо за все ваши хлопоты и заботы о Рут. Знаю – это нелегко.
Филип ответил не сразу, тронутый ее капитуляцией:
– Вот в этом вы, дорогая, ошибаетесь. Нет ничего в мире легче, когда любишь. Спокойной ночи.
Мэт пересел к Кейле в шезлонг – он двойной, легко разместиться обоим. Кейла обрадовалась исходящей от него силе, спокойствию и возникшему между ними чувству товарищества – результату совместных переживаний.
– Ну как ты? – нежно спросил он.
– Так себе. – Она вздохнула, руки их соприкоснулись – ее шелковая, слегка загоревшая кожа с его жесткой, покрытой волосами, с ясно проступающими мышцами. – Трудно во всем этом разобраться.
– А что тебя смущает?
– Рут, Филип. Мои обвинения… ну, что он все делает ради денег.
Мэт кивнул понимающе.
– Знаешь, и я чувствую себя неловко. Тоже ведь бубнил – мол, она его использует, чтобы уйти из-под контроля твоего отца. – Он пошевелился, и она почувствовала прикосновение его обнаженной ноги.
– Мэт, он сегодня так переживал за нее – по-настоящему.
– Да, я знаю, видел. Да и она… как услышала, что с ней все в порядке, – прямиком кинулась в его объятия. – Он тяжело вздохнул. – Может, мы зря переживаем – не понимаем ни черта, а приходится вмешиваться…
Она робко улыбнулась.
– Может быть, Мэт. И я об этом думаю.
Мэт подставил свою левую обнаженную ступню под ее правую, маленькую, тоже обнаженную. Опять это неописуемое ощущение от его прикосновения слишком сладкое… Мысли ее спутались, она молчала.
– У меня вопрос. – Мэт надавил пальцами на ее ногу.
– Какой? – Голос у нее дрожал, она не дышала.
– Не относишься ли ты уже по-другому к их плану пожениться?
Кейла повернула голову, чтобы видеть его; он сделал то же, и глаза их встретились.
– А ты как относишься к их плану, Мэт?
– Ну, я… сам теперь не знаю. Видела ты, как они смотрели друг на друга?
Сам он с той же нежностью смотрит сейчас на нее. При лунном свете рот его притягивает, как тайна, а глаза бездонны, как небо.
Мэт взял ее руку, и она не отняла – прикосновение его непередаваемо приятно.
Мэт очень отличается от Фрэнка. Раньше ей и в голову не приходило задуматься о степени чувственности Фрэнка – как он воспринимает мир. Зато теперь, когда она проводит время и живет в одном доме с Мэтом, есть с кем сравнивать – явно не в пользу человека, с которым она собирается связать свою жизнь. Но это и не имеет большого значения – у них с Фрэнком много, очень много общего, что объединяет их.
И все же в эти минуты она чувствует себя обманутой, обделенной… Какие ночи, счастливые, незабываемые, могла бы она проводить в будущем – могла бы, но они никогда не наступят – с тем, с кем лежит сейчас в шезлонге под звездами, с тем, кого… да что там, обожает до потери сознания!
И она вздрогнула от этой мысли, как от удара. Обожает до потери сознания? Его, Мэта Рида, мечту своей юности? Мэт Рид – необыкновенно обаятельный мужчина, зрелый, притягательный для любой женщины. Вполне естественно для нее по-женски реагировать на него.
Но это вовсе не значит, что она обожает его.
Так почему же она чувствует себя обманутой и обделенной? Только потому, что не обожает Фрэнка до потери сознания? Но она и раньше это знала, не маленькая, и для нее это ничего не определяло, не влияло на ее решение выйти за него замуж. И раз ее так задел вопрос Рут, любит ли она Фрэнка, видимо, все же ее женское существо не примирилось с тем фактом, что она обязала себя идти по жизни… с кем?
Она покусывала губу, мучаясь самоанализом, когда услышала хриплый шепот Мэта:
– О чем задумалась? Поделись…
Кейла нащупала, как ей показалось, вполне безопасную тему:
– О новой философии моей бабушки – жить сегодняшним днем. Теперь я понимаю, что она имела в виду. Бабушка уже на своем этом горьком опыте внезапной болезни познала, как коротка жизнь.
– Да, я тоже испытывал нечто похожее, когда мы приехали в больницу. Наблюдая за отцом, видел, как он за нее боится, и невольно стал смотреть на вещи его глазами.
– Твой отец морально помогает Рут избавиться от давления моего отца, не думать о возрасте, болезни. Как бы то ни было, а они любят друг друга, живут друг для друга.
Мэт приподнял руку Кейлы, ритмично ее покачивая.
– В настоящий момент это все, что у них есть. Прошлое есть прошлое, а будущее так неопределенно. С нашей стороны самонадеянно, жестоко… да нам просто не дано права отговаривать их.
– От намерения пожениться? – Кейла жадно глотала воздух.
– Ммм… – Он в последний раз качнул ее руку и положил в промежуток между ними в шезлонге – туда, где соприкасались их бедра.
Она задрожала, а он спросил:
– Тебе холодно, Кейла?
– Да нет, просто думаю: какую такую причину я распишу отцу?
Мэт посидел молча, неподвижно.
– Скажи, ты всегда так переживаешь, что скажет твой отец?
Первое ее побуждение – отбиться, наговорить резкостей – тотчас растаяло. Ведь это сущая правда; да, всегда, и еще как переживает.
– Как тебе сказать… Ну да, конечно, кому не приятна похвала родителей?
– С этим я согласен. – Мэт встал, опустил спинку шезлонга и устроился в нем так, чтобы видеть ее лицо. – Но у тебя это потребность, Кейла, и она сжирает тебя. – У него вырвался неожиданный смешок. – Интересно, как поступал с тобой Ллойд, когда ты была ребенком?
Обвинял тебя в смерти матери?
Как он сумел задеть ее, растревожить, раскрыть в ней все, что она таила долгие годы…
Она лежала тихо-тихо, скованная, как броней, вперив взор в ночное небо, и изо всех сил старалась не пустить наружу неудержимые слезы.
Нет, эта битва проиграна – звезды расплылись перед глазами…
– Кейла? – Мэт приподнялся на локте. – Эй, что такое? Я не хотел, прости! Мне только казалось… любой родитель, кто делает такие вещи… в общем, это нечеловечно, я и не ожидал…
– Шшш… все в порядке, Мэт. Мой отец никогда ничего подобного не произносил… ну, таких слов. Это лишь ощущение, которое я пронесла через годы. И не знаю почему, разве только… мне, кажется, никогда не удавалось угодить ему. А вот Гордон – он всегда безгрешен: никаких ошибок. Мой брат и правда умнее меня, удачливее. Для меня было вполне естественным расти с ощущением, что я хуже, никогда не дотянусь до него.
Мэт гладил ее по волосам с такой нежностью, что для нее это было почти равносильно гибели.
– Так вот почему ты провела последние пять лет в разных городах, расшибаясь изо всех сил, чтобы создать эту сеть розничных магазинов? Делала то, чего не сумел Гордон? Чтобы поразить отца?
Будто завеса спала вдруг с ее глаз, обнаружив такое, чего она раньше в себе не замечала.
– Ну так как, я прав? – не отставал Мэт.
Что и говорить, приятного мало в том, что вышло на свет Божий для нее самой о себе.
Мэт сумел расположить ее к себе, она не опасается его, не боится быть с ним откровенной.
– Да, пожалуй, прав, – с непривычной мягкостью уступила Кейла.
Теперь они лежали молча – глаза в глаза, сердце к сердцу.
– Расскажи мне об этом, – тихонько попросил Мэт.
Кейла немного успокоилась. Нет нужды говорить, как ненавидит она эти вечные переезды.
Не стоит разглашать тайну, как много ей приходится работать, чтобы поддерживать магазины на должном уровне, и как она разочарована и обижена, что отец ни разу так и не посетил их.
О ее усилиях Ллойд судил лишь по финансовым отчетам. Но для отца она неудачница, и все тут. Нет, не стоит во все это углубляться, ни в коем случае.
Она вздохнула, вдруг осознав, что палец ее лежит на нижней губе Мэта. Пораженная, она не отрываясь смотрела на его рот – на эти слегка приоткрытые губы. Мысли приняли совсем другое направление: у него самый замечательный рот, самая прекрасная смуглая кожа, самые чудесные волосы, какие она когда-либо видела… Безоглядно они изучали друг друга, признаваясь во взаимном интересе, бесстыдно предаваясь запретному влечению. Чувственные воспоминания о вчерашнем поцелуе пронзили ее тело, маленькие жаркие вспышки возникали то здесь, то там и, казалось ей, отражались в ударах сердца Мэта…
Они играли с огнем, и оба это знали. Неприлично, неуместно ей лежать здесь, рядом с ним, в шезлонге и допускать, чтобы переплетались их души, их жизни. Ведь она встречается с удивительным мужчиной, и он ничем не заслужил такого поведения с ее стороны. А этот, по которому она сходит с ума, – убежденный холостяк, повенчан со своей работой, разочарован в любви. Сейчас для нее – и для него тоже – самое время спасать свою честь, если она еще не окончательно утеряна.
– Уже поздно, Мэт, – прошептала она.
– Прежде чем ты уйдешь и мы оставим то, о чем говорили… – Мэт притронулся пальцем к внутренней стороне ее запястья – простейшее прикосновение, однако она почувствовала, что тает от него.
– Да?.. – задыхаясь, прошептала она.
– Я вот что думаю, Кейла: ты должна жить своей собственной жизнью, а не той, которая, по твоему мнению, произведет впечатление на отца.
И только? Кейла была разочарована. Уж не ожидала ли она, что он скажет что-то другое?
– Знаешь, твоя бабушка права: жизнь – это не генеральная репетиция. У тебя, как у всех нас, только одна жизнь, и, может быть, пришло время взять ее, как говорится, за рога и – изменить в корне. Это непросто, конечно, но овчинка стоит выделки. А иначе… иначе ты рискуешь никогда не стать по-настоящему свободной и счастливой. – Он сел прямо, опустив ноги на кафельные плитки.
Оба молчали; тишину нарушал только шелест пальмовых ветвей да еще биение их сердец.
Воздух между ними был наполнен взаимным влечением, страстным желанием… и громадным напряжением – преодолеть это. Мэт проглотил ком в горле и отвел от нее взгляд. Нет, они бы не поцеловались, не смогли бы, не теперь: чтото изменилось между ними. Вчера еще она могла бы истолковать его порыв как жест дружбы.
Но такая страсть пылает сейчас в его глазах – слишком подлинная, чтоб не заметить… Итак, что-то перевесило его колебания.
Ее охватил стыд: быть связанной словом с Фрэнком – и цепляться к Мэту, флиртовать с ним; замирая, ждать его прикосновений, прижиматься к нему под звездами… Какое же она все-таки бессовестное создание!
Кейла поднялась – злая и печальная, расстроенная и смущенная.
– Я пойду, Мэт. Страшно устала.
– Да. И я тоже. – Но не встал, не последовал за ней.
Спустя полчаса она выглянула в окно: все еще сидит в шезлонге, посеребренный лунным светом Багам, затерянный в своих мыслях…
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Кейла прометалась всю ночь, путаясь в паутине обрывков их беседы. «Жить своей собственной жизнью…» – так говорил Мэт. Но как сделать этот поворот? Предприятие розничной торговли, которым она управляет, стало для нее чем-то гораздо большим, чем она представляла себе тогда, в двадцать два года. Она даже не уверена, что у нее есть охота к свободе.
Мэт завел разговор о ее жизни, когда они обсуждали брачный союз Рут и Филипа; она выразила свою полную растерянность, даже страх: что говорить отцу? Мэт предлагает отстаивать право Рут выходить замуж за кого ей угодно – вот, в общем-то, и все. Но основы ее собственного существования оказались вдруг потрясенными. И в самом деле, как объяснить отцу всю непростую ситуацию?
Наконец сон сморил ее, но рассвет наступил слишком быстро. Когда Кейла спустилась вниз, под глазами у нее образовались круги, а в сердце потребность уничтожать всех и каждого.
Напрасно она пыталась убедить себя, что ее состояние – одно из тех необъяснимых дьявольских настроений, которые когда-то овладевают каждым. Нет, это не так: настроение имеет источник, и имя его – Мэт Рид. Ни на веранде, ни в саду никого, но ворота открыты… Прихватив апельсин с накрытого к завтраку стола, она пошла к воротам.
Мэт, вот он – лежит на пляже, лицом вниз.
Когда тень ее коснулась его спины, он попытался разлепить заспанные очи – безуспешно, снова заснул. Да-а, видно, ночь он провел не лучше ее. При одном взгляде на него сердце у нее так и перевернулось. К черту этого мужчину! Неужели он теперь будет поднимать в ней такой вихрь эмоций?
– К-какого черта? Что такое? Кто это?.. – Он поднялся, ничего не соображая.
– Это я. Доброе утро. А где все? – Ей удалось сохранить спокойный, дружелюбный тон.
Мэт подозрительно покосился на нее.
– Ушли совершать утренний моцион.
– Как бабушка себя сегодня чувствует?
– Лучше. – Он расстелил полотенце так, чтобы они могли сесть на него вдвоем. – Кейла, пока они не вернулись, нам надо поговорить.
– О чем? – Она продолжала стоять.
– О том о сем. Сперва – о том, что Рут с отцом решили сразу, как поженятся, отправиться в Нассау и просят нас остаться на это время здесь, присмотреть за домом.
– Как – одним?! – Дыхание ее сразу участилось.
– Ну да. Их и не будет-то только одну ночь.
Не раздумывая, она энергично замотала головой.
– Я не могу! Не хочу!
– Кейла, если мы не согласимся, им нельзя поехать, а они очень-очень хотят. И второе – я уже сказал Рут и Филипу: я буду шафером у них на свадьбе.
Теперь она уже просто-напросто не могла дышать, и давление, видно, подскочило – будто сгустившийся пар затуманил голову.
Он схватил ее за левую щиколотку и потянул к себе. С визгом она опрокинулась на песок.
Потом подобрала улетевший в сторону апельсин, соскребла с него песок и принялась чистить.
– Возможно, я не совсем правильно оценила угол, в который ты меня загнал.
– Какой такой еще угол?
Она бросила на него выразительный взгляд.
– А твое необычайно великодушное решение быть у них шафером? Представляешь, каким ничтожеством я буду выглядеть, если не последую твоему примеру?
– Минуточку. Разве ты вчера не согласилась, что мы не имеем права им мешать? А-а, понимаю. Ты не прочь быть фрейлиной, но не желаешь брать на себя ответственность. Хочешь во всем обвинить меня – будто это я загоняю тебя в угол. Должен тебя огорчить, дитя мое, – в такие игры я не играю. Давай-ка, Кейла, отвечай сама за свои решения.
– Дай мне время. – Она медлила, отводя взгляд, который, как она надеялась, выражал презрение – опять он попал в больное место. – А-а, приготовься, вот они идут. – Кейла приклеила на лицо улыбку. – Доброе утро, бабушка, Филип! Как сегодня себя чувствуешь, бабуля?
– Прилично. Но, если вы не возражаете, мы с Филом сегодня останемся дома. Надо сделать последние распоряжения по поводу нашей свадьбы. А если честно – просто хотим немного расслабиться.
– Но пусть это не мешает вам развлекаться, – добавил Филип.
– Расслабиться – это звучит прекрасно, – согласился Мэт, тяжело опрокидываясь на спину.
– Мэт уже сказал тебе, – Рут волновалась, – что согласился быть у нас шафером?
Кейла наконец очистила апельсин и бросила кожуру паре зорких морских чаек, которая немедленно с жадностью все проглотила.
– Да, бабушка, сказал.
Старики с преувеличенным восторженным вниманием устремили взоры на чаек, но Кейла знала, о чем они сейчас думают, чего от нее ждут. Сердце ее забилось быстрее, и, когда напряжение достигло такой силы, что стало невозможно дышать, она, сдаваясь, вскинула вверх руки.
– Хорошо, я согласна! Я буду у вас фрейлиной!
– Все еще в сомнениях-колебаниях? – спросил ее Мэт через несколько часов. Они ехали в центр Фрипорта, за платьем для предстоящей торжественной церемонии. – Уж не передумала ли?
– Да нет, не передумала. – Настроение у нее и впрямь было скверное. Лучше смотри, куда едем.
В старой части города Мэт, даже не выяснив, есть ли поблизости магазин одежды, вырулил на обочину дороги и выключил зажигание.
– Не испытываю ни малейшего удовольствия от того, что я мишень твоей злости, или страха, или черт знает чего еще, что ты чувствуешь, думая о звонке отцу.
Она уже не владела собой.
– Замолчи! Я уже все усвоила, что можно почерпнуть из твоей дешевой психологии.
Мэт запустил пальцы в волосы и уронил локти на руль.
– Моей – чего?
– Ты прекрасно слышал, что я сказала.
Множество вещей, о которых мы говорили прошлой ночью, сегодня уже не имеют никакого смысла. Вся эта чепуха насчет «жить собственной жизнью», «никогда не будешь свободной и счастливой» и прочее. Свободной от чего, Мэт?
Я жила в шести великолепных городах, я – преуспевающая деловая женщина, у меня есть жених. К какой еще свободе и счастью ты хочешь, чтобы я стремилась?
Он медленно повернул к ней голову и устремил на нее один из тех взглядов, которые выдержать она была не в силах.
– Ты вся покрыта шрамами. Хочешь взять на себя ответственность за свою жизнь, но не знаешь, как это сделать. Ты себя чувствуешь полностью связанной.
– Думаешь, я не заметила твоих шрамов?
– Каких же?
– Прямо на фасаде.
– Вот как, даже на фасаде? – Он усмехнулся, саркастически растягивая слова.
– Вот именно. Ты – не само совершенство, и прекрасно это знаешь. У тебя тоже есть пунктики.
Выражение его лица не изменилось, но она почувствовала, что задела его за живое.
– Если ты имеешь в виду смерть мамы…
– Я имею в виду твой брак, мистер закоренелый холостяк.
– Мой брак? – Он вдруг стал неприступным, резким, холодным.
Кажется, не стоило касаться этой щекотливой темы.
– Оставим это, ладно? – Она собралась выйти из автомобиля.
Мэт схватил ее за руку.
– Так что там насчет моего брака?
Она задыхалась, но продолжала жалить его:
– Ну, мне кажется, ты все еще не можешь смириться, что он… не удался.
– Какая же здесь связь, – Мэт довольно удачно передразнил ее интонацию, – с тем, что я «закоренелый холостяк»?
О, ей ненавистен способ, которым он ее провоцирует, ненавистен этот лед в его глазах!
Она спешно подыскивала выражения – пусть не звучит все же то, что она произнесет, чересчур уж резко.
– Неудача плохо пахнет, Мэт. И она ранит.
Это так естественно – стать осторожным в отношениях с женщинами. А еще лучше, чтобы скрыть свои проблемы, спрятаться за личиной беззаботного холостяка, интересующегося только своей карьерой.
– Ты в этом уверена?
Кейла кивнула по инерции, но в пылу сражения уже утратила боевой задор – почти весь.
У нее и правда было желание нанести ему удар, досадить, но одновременно – прозондировать почву и проверить, насколько права Рут, поделившаяся с ней вчера мыслями о Мэте, о его душевном состоянии. Но только сейчас, глядя в эти глаза, она до конца осознала всю глубину раны, которой неосторожно коснулась.
Кейла наконец выдавила:
– Ты ничего не скажешь в ответ?
Спокойным, низким голосом, от которого она похолодела, он произнес:
– Скажу. Выходи.
– Что?
– Отправляйся за покупками. Я тебя встречу здесь через час. – Без дальнейших объяснений он вышел из машины, хлопнул дверцей и зашагал по раскаленному от зноя тротуару.
Домой они вернулись ощетинившиеся и до конца дня подчеркнуто избегали друг друга.
Кейла около часа проработала у себя в комнате, а он в это время сидел во дворе – читал. Стоило ему подняться наверх – она тут же спускалась вниз. Оказываясь одновременно на лужайке, оба старались находиться на почтительном расстоянии друг от друга. Так и прыгали они вокруг дома, как шашки на игральной доске, излучая враждебность во взорах, если дорожки их случайно пересекались.
Поистине изнурительное времяпрепровождение. Поплакав немного, Кейла плюхнулась животом на пляжное полотенце и мгновенно уснула.
Проснулась она скоро, с тревожным от сумбурных снов ощущением не только в голове – во всем теле. Или это от палящего солнца? Она села и выпрямилась, еще затуманенная сном, еще чувствуя головокружение от его водоворота.
Наконец сон отступил, оставив ее с чем-то вроде видений, галлюцинаций, грез наяву. С трудом поднялась она на ноги и направилась к воде; если бы вокруг нее зашипело облако пара, когда она погрузилась в воду, нисколько бы не удивилась.
Жуткое настроение, с которым Кейла проснулась на пляже в среду, определялось главным образом тем, что солнце уже пошло на четверг.
А четверг – это, в конце концов, день свадьбы Рут и Филипа. В их присутствии ей надлежит быть с Мэтом по крайней мере вежливой.
И Мэт, казалось, пришел точно к такому же заключению. Но взаимная вежливость была очень уж угрюма. За завтраком они старались нс встречаться глазами и, обращаясь друг к другу, цедили слова сквозь зубы.
После завтрака Кейла предложила Рут свою помощь – одеться и все такое прочее. Рут пришла в восторг и повела внучку к себе.
Она сидела перед зеркалом за туалетным столиком в своей спальне, а Кейла сушила ей феном только что вымытые душистым шампунем волосы, экспериментируя с разного рода насадками.
Наблюдая за бабушкиным отражением в зеркале, Кейла была потрясена: глаза ее просто излучают счастье. С чувством благоговения наклонилась она поцеловать бабушкины кудряшки.
Сердце ее переполнялось любовью и благодарностью к Рут за все те годы, которые она потратила на нее, на то, чтобы заменить ей мать.
– Вот теперь, надеюсь, прическа будет в целости и сохранности до самого Нассау. – Кейла поставила на столик флакон с лаком для волос.
– Спасибо тебе, дорогая. Помоги мне только застегнуть молнию на платье – и ты свободна, занимайся собой.
Кейла сняла с вешалки наряд цвета слоновой кости – Рут купила его перед приездом сюда у «Лорда и Тейлора».
– Надеюсь, девочка, ты не станешь возражать против нашего маленького путешествия.
Завтра вечером мы уже вернемся.
– Какие могут быть возражения? Это же твой медовый месяц.
– А когда мы уедем, вы с Мэтом будете умничками, да?
Зоркая – заметила, видно, что они поссорились.
– Повернись, – попросила Кейла, игнорируя замечание. – Мне только непонятно, зачем тебе надо, чтобы я торчала здесь до твоего возвращения. Она застегнула молнию и накинула на платье прелестный жакет с широкими, короткими рукавами-крыльями.
– Наверно, сейчас самое время объяснить тебе. – Рут проскользнула в жакет и поправила отвороты на груди. – Я много думала о твоих переживаниях, Кейла, о том, что тебе предстоит, когда ты вернешься в Бостон и тебе придется все сказать отцу: что я вышла замуж за Фила, а ты была моей фрейлиной. И вот что я решила: я поеду с тобой – мы сообща преподнесем ему эту новость. Кроме того, по приезде я подпишу документы о передаче ему всех своих полномочий в компании.
Кейла слушала ее удивленная, потрясенная.
– Ты уверена, бабушка, что хочешь этого?
Ты не пожалеешь потом?
– Нет, Кейла. Я потеряла прежний интерес к заводу. Если Ллойду так хочется – пусть управляет.
– А как же быть с твоим отдыхом? У тебя ведь еще целая неделя здесь.
– А я сразу вернусь, как только все устрою в Бостоне.
Кейла вздохнула с облегчением – кажется, это самый ее свободный вздох за всю неделю.
– Прекрасно, бабушка. Так я закажу нам билеты на субботу.
Свадебная церемония состоялась в саду Гроувзов – двенадцатиакровом раю, названном так в честь основателей Фрипорта – Джоржет и Уоллиса Гроувз. Это была очень простая церемония, проведенная местным официальным лицом и засвидетельствованная кучкой посетителей сада, очень обрадованных неожиданным и таким приятным дополнительным развлечением.
Ни марша Мендельсона, извлекаемого из громоподобного органа, ни цветных витражей, ни горящих свечей – в высшей степени просто, но Кейлу тронула до слез эта лаконичная красота.
Сложные, волнующие чувства переполняли ее, когда она, фрейлина, стояла со стороны бабушки. Теплый, влажный воздух, напоенный запахом экзотических цветов и трелями загадочных южных птиц, обволакивал присутствующих.
Мэт стоял со стороны отца, свободно сцепив пальцы рук. На нем были самый обычный, спортивного кроя пиджак из хлопка, белая рубашка и серые брюки; зато галстук – явно новый. Взгляд его неподвижен, а мысли, кажется, витают где-то далеко. Интересно бы знать, о чем он сейчас думает. Вид у него далеко не безмятежный. Неужели все еще переживает ее атаку?
Неожиданно Кейла заметила на себе внимательный взгляд его оживших теперь, взволнованных глаз и чуть-чуть улыбнулась ему: пусть поймет – она просит не сердиться за вчерашнее, между ними нет такой дистанции, какая создалась за эти сутки. И-о чудо из чудес! – он улыбнулся в ответ; она сразу почувствовала, как всю ее охватывает знакомый жар.
Он изучает ее, оглядывает с головы до ног…
Что ж, сегодня она ничего против этого не имеет – выглядит вроде недурно. Туалет она выбрала романтический, женственный, с венецианскими кружевами в серо-голубых тонах, прелестно подчеркивающими персиковый тон ее кожи и светлые волосы. Необычно долго возилась с макияжем, с особым тщанием расчесывала щеткой кудри, пока они не заблестели и не легли свободными золотыми волнами.
Да, она хотела быть для него как можно привлекательнее, ради этого приложила столько стараний. И еще – чтобы он желал ее, как она желает его. Глупо, конечно, и бессмысленно: они, вероятно, никогда больше не увидятся, после того как она вернется в Чикаго.
Между тем Рут повторяла: «…в радости и в горе, в богатстве и в бедности…»
Мэт однажды уже произносил те же слова…
Нет, только воистину сумасшедшая женщина оставит такого мужчину!
– А теперь я объявляю вас мужем и женой! – торжественно объявил священник.
Слава Богу, церемония окончена. Филип запечатлел поцелуй на щеке Рут зрители азартно зааплодировали. Кейла стряхнула с себя оцепенение и шагнула вперед, чтобы присоединиться к поздравляющим.
– Мои поздравления, папа! – Мэт обеими руками сжал руку отца, а потом повернулся к Рут и тепло ее обнял.
Кейла последовала его примеру. В момент сплетения рук и произнесения наилучших пожеланий она уголком глаза наблюдала за Мэтом. Теперь они одна семья, что бы ни случилось в их жизни; одна семья, образованная этими двумя немолодыми, преданно любящими друг друга людьми. Ей стало как-то тепло и радостно.
