Текст книги "Дом там, где сердце"
Автор книги: Шеннон Фаррел
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)
– А ты никогда не рассказываешь о своем детстве, о себе. Почему?
Локлейн ответил не сразу.
– Должен признаться, мое детство было трудным. Тетя зарабатывала на жизнь шитьем. Ей было очень тяжело прокормить нас троих. Она и замуж не вышла потому, что никто не хотел брать на себя такую обузу.
– Это, наверное, ужасно – чувствовать, что ты никому не нужен.
– Да. Раньше мы с Циарой были более близки, но, когда повзрослели и пришло время подумать о своей семье, она изменилась.
– Каким образом? – спросила она, глядя ему в глаза. В них отразилась боль воспоминаний.
– Я не знаю. Она вела себя так, будто я был для нее недостаточно хорош. Она всячески манерничала и важничала. Она, можно сказать, утратила радость жизни.
Мюйрин удивила такая характеристика сестры Локлейна.
– Действительно, мне тяжело представить ее счастливой, если даже крошечный щенок может вызвать у нее истерику.
Локлейн перевел разговор на другую тему.
– Мы целый день только и делаем, что разговариваем. Почему бы нам не поиграть?
– И во что же ты предлагаешь поиграть?
– В слова. Для начала авторы, а потом, может быть, цитаты? – предложил он.
– Хорошо, – согласилась Мюйрин.
Они провели остаток дня, весело играя в слова и распевая песни.
– Ты, наверное, немало тренировался, – сказала Мюйрин, когда он пропел «Та те то shui» и несколько других песен.
– Признаюсь, я узнавал значение нескольких слов.
Он усмехнулся и провел рукой по волосам, проверяя, успели ли они высохнуть.
– А теперь ты спой, – попросил он, начиная собирать новую кучку.
– Хорошо, но, по-моему, уже пора ужинать, как ты считаешь? Скоро стемнеет, а нам нужно побольше дров и место для ночлега.
– Иди за моллюсками. А я соберу сухие дрова и разобью лагерь.
Мюйрин сумела приготовить роскошный ужин из того, что добыли из моря, и продуктов, которые привезла в своей маленькой черной сумке. Они ели, залитые розовым светом садящегося за горизонт солнца, и ей никогда еще не было так хорошо. Они даже выпили по чашке кофе после ужина.
– Мой маленький вклад в ужин, – он протянул ей коричневый бумажный пакет. – Я купил еще один из того, что отправили сегодня на рынок.
– Надеюсь, им удалось удачно продать весь товар.
– Что ж, об этом ты можешь спросить их сама, – ответил он. – Кажется, они уже едут.
Патрик и Сиобан издалека увидели костер и направили свою повозку прямо к пляжу.
– Она может служить защитой от ветра, заслоняя нас от морских бризов, – предложил Патрик, спрыгивая с ящика кучера.
– Идите ужинать, если хотите, – пригласила их Мюйрин.
– Пахнет здорово, – сказала Сиобан, принюхиваясь и откидывая назад свои рыжие волосы, когда их растрепал легкий ветерок.
– Что ж, тогда поторопитесь, пока моллюски не стали резиновые или их не доел Тэйдж, – рассмеялся Локлейн, когда бородатая мордашка терьера уткнулась в кастрюлю.
Они вчетвером поделились впечатлениями от Донегола, затем Локлейн встал и потянулся.
– Если вы меня простите, да и для Мюйрин это тоже был тяжелый длинный день, мы пойдем устраиваться на ночлег вон за той дюной.
Мюйрин покраснела, но взялась за протянутую Локлейном руку. Они нашли на пляже укромный уголок, и Тэйдж не отстал от них. Они лежали на спине обнявшись и смотрели, как миллионы звездочек всходят на небе. Локлейн поразил ее осведомленностью в названиях разных созвездий.
Мюйрин казалось, что никогда у нее еще не было такого замечательного дня. Когда губы Локлейна нашли ее губы, она буквально растворилась в его объятиях. Там, где он, мелькнуло где-то глубоко в ее подсознании, там и мой дом.
Глава 18
После четырех дней и ночей, проведенных на пляже в Россноулаге, Мюйрин чувствовала себя прекрасно, но казалось, что они пролетели как один миг. Слишком уж скоро пришло время возвращаться в Барнакиллу с повозками, нагруженными таким ценным для них грузом.
Собирать деревянные обломки и морские водоросли – это, конечно, тяжелый труд, но, поработав у моря и подышав свежим воздухом, питаясь щедрыми дарами моря, Мюйрин, по крайней мере, приобрела здоровый румянец. На свежем воздухе она спала крепче, чем обычно, и Локлейн с удовольствием отметил, что она избавилась от своих кошмаров.
Мюйрин стояла у кромки воды, прибой лизал ее пятки, а она смотрела, как волны закручиваются в барашки.
– Ты же знаешь, мы всегда сможем сюда вернуться, – с нежностью произнес Локлейн, подошедший сзади, и обнял ее, защищая от пронизывающего ветра своим теплым, сильным телом.
– Знаю. Просто грустно, что все это закончилось, – вздохнула она. – Тэйджу понравился пляж, и было так весело купаться, играть в дюнах и спать под открытым небом, не правда ли?
– Для тебя, может, и да. Ты могла бы учить плавать русалку.
– У тебя получается все лучше и лучше, – откровенно сказала она. – Мы можем продолжить уроки, когда вернемся в Барнакиллу. Но, знаешь, Локлейн, я тут думала…
Локлейн сразу сник. Он заранее знал, что она скажет. Она уходит от него.
Голос его болезненно сорвался, когда он спросил: – Думала о чем, дорогая? – Да вот дела у нас идут неплохо, но, думаю, мне стоит съездить в Дублин, разузнать про этот дом у парка святого Стивена. Сердце заколотилось у него в груди. Она возвращается в город. А потом и в Шотландию.
– Ты хочешь, чтобы я поехал с тобой? – осмелился спросить он, хотя был уверен в ее ответе. Нет. Она не хочет. Больше не хочет его.
– Нет, ведь меня некоторое время не будет, а нужно проконсультироваться с Энтони Лоури по поводу документов, да и другие дела…
– Понятно, – коротко ответил он. Он не мог выслушивать оправдания. Не теперь, не после тех превосходных четырех дней. Это казалось даже более жестоким предательством, чем то, что сделала Тара. – Где ты остановишься?
– Энтони любезно предложил мне поселиться в его доме на Харкорт-стрит.
Локлейн нахмурился. – Он женат?
– Он обручен и собирается жениться. Все вполне пристойно. У него есть домоправительница, которая следит за его домом, так что с нами там будет пожилая женщина.
– Ясно. Похоже, ты четко все обдумала. Наверное, заранее спланировала поездку.
– Не совсем, – возразила она, удивляясь, почему у него вдруг испортилось настроение и он вроде обиделся.
Локлейн громко сглотнул.
– И когда ты уезжаешь?
– Довольно скоро. Думаю, в конце месяца.
– После дня рождения? – спросил Локлейн, позволив забрезжить надежде. Возможно, если бы у него было больше времени, ему удалось бы убедить ее остаться…
– Да, после дня рождения.
– Ты же должна организовать майский праздник. А там приближается и стрижка овец, – напомнил он, стараясь придумать любые причины, чтобы задержать ее подольше.
– Да, конечно, – улыбнулась Мюйрин. Ей и самой не очень-то хотелось уезжать, к тому же она терпеть не могла оставлять незаконченными дела. – Нет никакой, спешки. До середины мая времени как раз хватит, правда?
– Да, я думаю, – ответил он, крепко обнимая ее, довольный тем, что и она не видит больше его расстроенной физиономии. Затем он отпустил ее и взял за руку. – Идем, дорогая. Варнакилла зовет.
Она окинула берег прощальным взглядом и позволила увести себя прочь.
Он усадил ее на сиденье рядом с Патриком и подстегнул коня, разворачивая повозку и направляя ее к дому.
Десять дней спустя Мюйрин торжественно отмечала свой день рождения. Она надела свое любимое черное платье в шотландскую клетку и повязала старую красную ленту для волос вокруг шеи Тэйджа, чтобы напомнить всем, что он – подарок. Локлейн разбудил ее рано утром, чтобы покататься на лошадях, что она редко теперь себе позволяла, и восхитился ее искусством верховой езды.
Когда они возвратились, он выложил перед ней бекон, яйца и колбасу на завтрак и заставил хорошо поесть. Пока она ела, ей принесли десятки букетов цветов и от самых близких друзей несколько подарков, выполненных своими руками, такие как вышитые носовые платки и новый фартук с ее инициалами. Затем он повел ее на прогулку, обнимал и целовал, наслаждаясь возможностью хоть на какое-то время скрыться от своей бдительной сестры. Похоже, только у нее одной не было праздничного настроения. Он не понимал, почему она всегда с таким осуждением смотрит на них. Но никому не удастся испортить праздник Мюйрин, если он этого не позволит. Он даже достал маленькую гребную шлюпку и повез Мюйрин на маленький островок на озере.
— Надо было устроить пикник, – сказала она, медленно водя рукой по воде, пока он сидел на веслах.
– Хорошая идея, реализуем в следующий раз. Но, боюсь, тебя ждет сюрприз, когда ты вернешься в дом. Хотя пикник можно устроить и не только в день рождения, правда?
– Тогда поскорее, пожалуйста. Ведь так трудно выкроить свободное время.
Он натянуто улыбнулся:
– Если это так важно, дорогая, стоит просто назначить время…
После обеда Присцилла Стивене организовала в кухне небольшой праздник для Мюйрин. Договорились, что он уведет ее куда-нибудь, чтобы в это время можно было все приготовить. Поскольку это был замечательный весенний день, кухонные лавки вынесли на улицу и приготовили разные блюда, мясные пирожки и пирожные, которые испекли Брона и Шерон. Присцилла принесла торт, немного вина, пива и виски, свежевыпеченные лепешки и клубничное варенье для рабочих. Все с удовольствием попробовали угощение и пожелали своей новой землевладелице всего самого лучшего.
Мюйрин, розовая от смущения, поблагодарила Присциллу за внимание:
– Так мило с вашей стороны, что вы сделали все это для меня.
– Это меньшее, что я могу для вас сделать. Вы этого заслуживаете, ведь вы далеко от своего дома, а столько сделали для всех этих людей, – смущенно отвечала Присцилла.
Она безуспешно пыталась утихомирить двух своих сыновей, которые настойчиво тянули Мюйрин за руки, умоляя показать им лошадок и овечек.
– Не стоило, право же. Потому что я и есть дома, – сказала она, выходя под яркие лучи солнца, чтобы показать мальчикам поместье.
Она познакомила мальчиков Стивенсов с их ровесниками в поместье, и дети вместе весело играли в жмурки в поле, устраивали шуточные гонки, придумывали и другие забавы. Кое-кто из рабочих вынес музыкальные инструменты, и начались песни и танцы.
Поскольку следующий день был первое мая, а после такого угощения настроение у всех было приподнятое, Мюйрин объявила для всех работников выходной на полдня в свой день рождения и на весь следующий день.
– Это то немногое, что мы можем сделать для них за то, что они добросовестно помогали мне во всем, – сказала она Локлейну, когда они стояли на лужайке за домом и смотрели, как женщины танцуют шотландский рил.
– Они были счастливы тебе помочь. Ведь теперь ты земле – владелец, да еще самый лучший, какого я знаю, – искренне сказал он.
Она рассмеялась.
– Ну, я определенно не могла сделать хуже, чем некоторые, кого мы можем вспомнить.
– Намного лучше. Большинство землевладельцев безжалостны. А ты дала этим людям дом. Ты обучила их, ты в них поверила. Они никогда этого не забудут, Мюйрин!
– Но я не вполне уверена, что не безжалостна, Локлейн. – она улыбнулась ему, хотя выражение ее глаз было совсем не радостным. – Барнакилла теперь мой родной дом, который я собственными руками превратила в нечто красивое и стоящее. И поскольку я сделала это сама, то должна улучшать его с каждым днем. Я буду бороться до последнего, если понадобится, я сделаю все, чтобы сохранить его, – заверила она.
Локлейн лишь пожал плечами и молил Бога, чтобы ей никогда не пришлось выкладываться из последних сил.
Он попытался взбодриться, предложив ей взять его под руку и закружив в танце, отмечая, как она легка и грациозна. Он подумал, что радость его была чуточку неестественной, хотя в глубине души признавал, что она права. Все идет хорошо, но должно быть еще лучше, чтобы все ее планы и начинания свершились в полной мере.
Когда они наконец остались вечером одни, Локлейн преподнес ей подарок, который изготовил специально для нее, – маленькую резную шкатулку, инкрустированную шпоном. На шкатулке были изображены фонтан и цапля, сделанные с помощью инкрустации и латуни.
– О Локлейн, она просто совершенна, – у нее захватило дух, а на глазах выступили слезы. – Никогда в жизни не видела ничего прекраснее. Похоже на водопад в Гленкаре. Не то чтобы мне нужно напоминание о нем, но теперь я смогу сохранить дорогие воспоминания навсегда.
– Я рад, что тебе понравилось, – пробормотал Локлейн, целуя ее в лоб.
– Только жаль, что у меня нет ничего ценного, чтобы положить в нее, – вздохнула она.
Локлейн молча смотрел в пол. Он распекал себя за то, что был таким идиотом. Подарок будет только напоминать ей о том, что она потеряла.
– Не стоило так беспокоиться. Тэйдж был прекрасным подарком, и, конечно же, кофе, – она поцеловала его в губы.
– У меня для тебя еще один подарок, – с улыбкой сказал он.
– Да, и где же он может быть? – поддразнила она, лукаво протягивая руки к его карманам.
– Ну, тогда будет два подарка, – все с той же улыбкой ответил он, – но сначала ты должна принять первый, прежде чем получишь второй.
В этот момент в дверь постучали, и Брона с Шерон внесли одну из больших ванн, а другие женщины из кухни – чайники с кипящей водой.
– Личное купание? – воскликнула она. – Нет, право же, это уже слишком.
– Ничуть, – убедила ее Шерон. – С днем рождения, Мюйрин, и всех благ. Наслаждайтесь ванной, ведь вам не придется принимать ее в старой кухне, где вечные сквозняки и десятки женщин кричат, что подошла их очередь.
– О Локлейн, как мило, что ты об этом позаботился, – сказала она, потянувшись к нему, чтобы поцеловать в щеку, когда они снова остались одни. – Ты примешь ее со мной?
– Конечно. Ты даже можешь искупать этого зловонного зверя, раз уж у тебя есть такая возможность, – засмеялся Локлейн, глядя на Тэйджа, который в недоумении переводил взгляд своих больших карих глаз с одного на другого, размышляя, что за интересное деяние он сотворил на сей раз, чем так угодил своим хозяину и хозяйке.
Локлейна привлекла идея забраться в большую ванну вместе с Мюйрин, но он хотел, чтобы она сама насладилась этим удовольствием как можно больше. Сдерживая страстное желание, Локлейн читал Мюйрин стихи из сборника эпохи Возрождения, который она нашла в библиотеке и прихватила с собой, а она тем временем отмокала в ванне, пока кожа ее не покрылась пупырышками.
Мюйрин с удовольствием обнаружила, что их вкусы совпадали, и они живо обсуждали своих любимых авторов, пока она сидела, расслабленно откинувшись в ванне.
Наконец он встал со стула и потянулся за кувшином на маленьком столике у кровати. Он налил в него немного горячей и холодной воды и попросил наклониться, пока он вымоет ей голову.
– Мне всегда было интересно это почувствовать, – нежно сказал он, массируя ее голову медленными, чувственными движениями своих сильных пальцев. Затем предложил: – Сядь.
Его мыльные руки продолжали двигаться вверх и вниз по ее спине, пока она не вздохнула с безудержной страстью. Она буквально чувствовала, как у нее закипает кровь, и от каждого его прикосновения, от каждого поцелуя готова была взлететь. Он тщательно промыл ее волосы, убедившись, что мыло не попало ей в глаза, и по-турецки обмотал полотенцем ее голову.
С дрожащими коленками Мюйрин еще раз ополоснула себя и вылезла из ванны. Она надела платье и добавила в ванну горячей воды.
– Теперь твоя очередь, – сказала она с блеском в аметистовых глазах.
Она намылила его голову и спину, пытаясь повторить то, что делал он, но Локлейн запротестовал:
– Сегодня же твой день рождения. Не стоит так суетиться.
– Нет, стоит. Ты заслуживаешь, чтобы тебя баловали и сейчас, и потом, – прошептала она на ухо, промывая его волосы и начиная натирать ему спину и грудь.
Ее руки погружались в ванну все глубже, дерзко лаская его, пока он не почувствовал, что теряет самообладание.
– Любовь моя, это чудесно, честное слово, но мне хочется, чтобы у тебя была особенная ночь. А этого не получится, если ты сейчас же не остановишься, – смущенно сказал он, упорно сопротивляясь ей.
Мюйрин одарила его продолжительным поцелуем в губы.
– У меня уже был прекрасный день и прекрасная ночь. Каждая ночь с тобой прекрасна. Тебе следовало бы это знать.
И снова Локлейн, поднимаясь в ванне, когда она подошла, чтобы вытереть его досуха, подумал вдруг, не распутна ли она по натуре. Она за руку отвела его в постель, призывно похлопала его и слегка отодвинулась, чтобы снять халат и повесить его на спинку стула. Он потянулся было, чтобы задуть свечи, но она попросила:
– Нет, я хочу тебя видеть, я хочу попробовать тебя.
Локлейн был слегка шокирован, но скоро погрузился в водоворот собственных желаний, пока Мюйрин повела его по тропинкам, которых они не изведали раньше. Он боролся, чтобы ответить ей поцелуем на поцелуй, лаской на ласку, и каждое прикосновение руки, губ и языка увеличивало его желание так, что его начало лихорадить, пока наконец они не слились в единое целое.
Взаимный всепоглощающий экстаз потряс обоих до глубины их сущности. Они утомленно откинулись на спину и лежали, пока прохладный весенний воздух охлаждал их обнаженные тела. Мюйрин наконец вытянулась, чтобы подтянуть одеяла к их раскаленным телам, и прижала его, так что его голова оказалась у нее на груди.
– Спасибо за сегодня и за вечер. Это было превосходно, – сказала она, нежно поглаживая его густые темные волосы и убирая их с его брови.
Локлейн чувствовал, что погружается в глубокий сон.
– Для меня это тоже было чудесно.
– Я люблю тебя, Локлейн, – мягко сказала Мюйрин.
Однако Локлейн так и не услышал этих слов, о которых мечтал с того самого дня, как впервые ее встретил. Он уже видел десятый сон в ее теплых объятиях.
Стрижка овец началась второго мая, и это оказался каторжный труд для многих, для кого он был в новинку. Мюйрин и Локлейн работали бок о бок, и он начал думать, что она изменила свое решение уезжать.
Но через три дня после окончания стрижки он уже ехал с ней на повозке в Эннискиллен, где она должна была пересесть на коляску до Дублина.
– У тебя есть все необходимое? – тихо спросил он.
– Да, а тебе придется присмотреть за Тэйджем, пока меня не будет. Я буду скучать по этому песику.
– А он по тебе. Мы все будем скучать, – сказал он, выдавив из себя улыбку, хотя глаза его остались серьезными.
Мюйрин нежно погладила его по щеке.
– Со мной все будет в порядке. Не волнуйся так.
– Я знаю. Просто думаю, может быть, стоило поехать с тобой, проследить, чтобы все было хорошо, – сказал он, нервно кусая губы. Он пытался заглушить внутренний голос, подсказывающий ему, что он больше никогда не будет близок с ней. Прошлой ночью он любил ее так страстно, так отчаянно. А сейчас пытался отделаться от назойливой мысли, что никогда больше не увидит ее.
– Нет, Локлейн, в самом деле. Энтони Лоури будет следить за соблюдением всех моих деловых интересов в Дублине. И мне нужно, чтобы то же самое ты делал для меня здесь. Я приеду так скоро, как только смогу, обещаю, – она крепко сжала его руки.
– Я буду считать дни. до твоего возвращения. Ты будешь писать мне?
– Конечно, – в сотый раз обещала она.
Он помог ей подняться в коляску, укутал ее ноги дорожными пледами, так, словно она была самым драгоценным сокровищем. Он крепко сжал ее руку, лежавшую на выступе дверцы, в порыве вскочил на ступеньку и поцеловал ее на прощание через открытое окошко.
Мюйрин зарделась, хотя была почти уверена, что никто ничего не заметил.
– До свидания! До скорой встречи! – крикнула она.
Коляска отъехала.
Он подчеркнуто радостно махал рукой, пока она не скрылась из виду, и нервно вздохнул. Локлейн спрашивал себя, как он будет жить, если рядом больше не будет ее. Он знал, что будет считать часы до того момента, когда она снова вернется в его объятия.
Если вернется.
Глава 19
И она вернулась. Однако та Мюйрин, которая возвратилась домой в Барнакиллу и в объятия Локлейна через пять недель в середине июня, очень отличалась от той, которая уехала тем идиллическим майским утром.
Мюйрин вернулась в середине июня, более худая и бледная, чем когда-либо, в сопровождении молодого человека и еще более молодой девушки. Оба были довольно симпатичными. Мюйрин представила их остальным рабочим как Эмму и Сэма.
– Это учителя, – объявила она за обедом в день своего возвращения домой. – Я хочу организовать школу для детей и даже уроки чтения и письма для взрослых. Время, которые вы проведете на уроках, будет оплачено в счет вашей ренты на уровне четверти зарплаты.
Локлейн, счастливый от того, что Мюйрин наконец-то вернулась в Барнакиллу, предвкушал романтическую встречу наедине. Он ждал возможности остаться с ней, горячо и страстно поздороваться. Надежды его, однако, вскоре полностью развеялись. В комнате собралось столько людей, чтобы ее послушать, что у него не было никакой возможности спокойно с ней поговорить. Когда Мюйрин наконец-то взглянула на него, это был пустой, отсутствующий взгляд, как будто она смотрела сквозь него. И в течение следующих нескольких дней, когда она организовывала школу в двух недавно построенных домиках вблизи небольшой долины, она, казалось, избегала Локлейна и уделяла необычайное внимание благоустройству Эммы и Сэма.
Сэм был очень симпатичным молодым человеком всего на пару лет старше Мюйрин. Локлейн чувствовал, как внутри закипает ужасная ревность к нему, хотя ничего особенного в поведении этого тихого, замкнутого парня он не замечал. Он всегда вел себя достойно и ничуть с ней не заигрывал. Поскольку Локлейн всегда видел их втроем и общались они так, что их никто не слышал, Локлейн убеждал себя в нелепости своих сомнений. Конечно же, Мюйрин не могла выбрать этого жалкого изнуренного парня себе в любовники.
В то же время он чувствовал себя брошенным. Раньше они во всем полагались друг на друга, а теперь она организовывает школу, даже не посоветовавшись с ним.
Когда через несколько дней после ее возвращения, знойным июньским вечером, у него наконец появилась возможность спросить ее, как она съездила в Дублин, она коротко ответила:
– Все хорошо. Дом продан, и я оплатила большую часть закладной. Проценты, конечно, были очень высокие, но, думаю, мы решили эту проблему.
– Рад это слышать, – тихо ответил Локлейн, пытаясь побороть нарастающее раздражение. – Но все же я ничего не знаю о том, как выглядел дом, и миссис Варне, и все остальное. Тебя не было несколько недель, за которые ты не написала нам ни одного письма, и теперь ты приезжаешь с деньгами, с двумя учителями. В чем дело, мы тебя не устраиваем? Слишком необразованные?
Она отвернулась, избегая его испепеляющего взгляда. Разъяренный, он взял ее за плечи и повернул к себе лицом. Мюйрин грубо сбросила его руки И отступила на шаг:
– Уберите руки, черт бы вас подрал!
Локлейн ошеломленно смотрел на нее. Слова, которые он так долго боялся услышать, теперь прозвучали как смертный приговор.
– Прошу прощения, миссис Колдвелл, – сказал он как можно более твердым тоном. – Этого больше не повторится.
Повернувшись на каблуках, он вышел из конторы.
– Нет, Локлейн, подожди! – Мюйрин попыталась задержать его и все объяснить, но он продолжал уходить, пока окончательно не скрылся из виду.
Мюйрин вздохнула и решила отпустить его. В конце концов, на ферме была уйма работы, да, по правде говоря, она и не могла толком ничего объяснить. Лучше ему было не знать.
К тому же было бы гораздо лучше стереть все из памяти, чем столкнуться с тем, с чем пришлось столкнуться ей с того рокового дня, когда они с Августином обменялись клятвами. Две поездки в Дублин были испытанием ее характера. Она жестко судила себя, обнаружив, что недостаточно сильная.
Она хотела исправить то, что случилось, превратить приобретенный ею горький опыт в позитивную силу. Еще будет достаточно времени, чтобы уладить недоразумение с Локлейном, когда она почувствует готовность к этому.
А пока в Барнакилле у нее было более чем достаточно дел. К примеру, стрижка овец в начале мая прошла довольно успешно. Но оставались проблемы в стирке, покраске, прочесывании шерсти, прядении и так далее. В конце концов ей удалось найти опытных ткачих и вязальщиц, и те пополняли гардероб рабочих разнообразными носками, чулками, шарфами и шалями.
В швейном кружке Мюйрин тоже шили платья из шерсти, которую овцы давали медленно, но верно. Сначала Мюйрин не верила, что шерсть можно красить, но благодаря ее знанию лишайников, мхов и других растений, с помощью которых можно получить нужный цвет, некоторые вещи действительно приобретали очень симпатичный вид.
– Знаете что, мы скоро сможем продавать излишки одежды, – оптимистично сказала она Шерон. – Ну, когда у нас будет достаточно вещей на зиму.
В поместье все заметили, что Мюйрин перестала улыбаться, разве что когда играла с Тэйджем, что бывало нечасто. Щенок преданно бродил повсюду за ней по пятам. Он бодро шагал на своих длинных лапах, когда Мюйрин неугомонно ходила от здания к зданию. Он устраивался у нее на коленях, когда она отдыхала, сидя на стуле, но случалось это редко.
– Почему она так тяжело работает? Что с ней случилось? – спросила Циара у Локлейна поздно вечером, услышав знакомый легкий скрежет, гравия, когда Мюйрин проходила мимо их дома.
Локлейн остановился, выжидающе прислушиваясь в надежде, что она зайдет его повидать. Когда звук удаляющихся шагов постепенно стих, он печально ответил:
– Мы с ней не разговаривали с тех пор, как она вернулась из Дублина. Я понятия не имею, что с ней творилось все это время.
Циара мрачно посмотрела на него:
– Ну что ж, может, это и к лучшему. Это убережет тебя от еще больших разочарований в будущем, если все закончится сейчас.
– Это я меньше всего хотел бы услышать, – отрезал он. Он выскочил из дома и направился в противоположную от Мюйрин сторону. Он знал, что, если встретится с ней по дороге под пьянящим лунным светом, все закончится тем, что он окажется в дураках.
День за днем Мюйрин прилежно вела учет, подсчитывая, кто сколько часов работал и сколько должна семья в качестве ренты и платы за питание. Она с самого начала решила, что рабочие не должны считать себя слугами, и не хотела показывать, что с ее стороны это великая милость, тем более в тот момент, когда у нее было такое отчаянное финансовое положение, приходилось выкупать закладную и нести еще столько разных растрат. Некоторые работали в две и в три смены, пытаясь выплатить свои долги, и Мюйрин молилась, чтобы у них все получилось.
Ее зять Нил продолжал поддерживать ее, покупая все больше лесоматериалов, которые они заготавливали в лесах, приобретенных у полковника и Малколма Стивенса. Расчистить лес под пашню было не так-то просто, но она хотела добиться этого, чтобы сохранить твердую древесину для плотничества Локлейна и чтобы объединить старые и новые участки поместья. Когда деревья были вырублены, а пеньки выкорчеваны, высвободилось больше земли под пастбища, и можно было увеличить стада, а уже имеющиеся пастбища использовать под поля.
Когда наступил июль, она повеселела, довольная ходом дел в поместье, и почувствовала облегчение, убедившись, что все делает правильно после всего того ужаса, который пережила в мае в Дублине.
Единственное, что ее сейчас беспокоило, это отношения с Локлейном, который все так же избегал ее и никогда не оставался с ней наедине с того момента, когда они так резко обменялись словами в коротком неприятном диалоге. Она отчаянно скучала по нему, но он оставался таким же сдержанным, как и все жители Барнакиллы. Она уже начала бояться, что испортит их отношения или понесет наказание за то, что сделала, даже зная, что это к лучшему.
Локлейн сразу же решил, что между ними все кончено. Он был уверен, что поездка в Дублин стала началом ее депрессии, потому что она затосковала по своей прежней жизни.
Его предположения были недалеки от истины, но Мюйрин представить не могла, о чем он думал. Она невнятно пыталась объяснить ему свое поведение, ничего не раскрывая. Она осознавала, что, возможно, когда-нибудь он узнает всю правду, если порасспросит Эмму и Сэма и те очень подробно расскажут о ее прошлом, но сейчас они выполняли ее указания и молчали, занимаясь своим делом и не вступая ни с кем в контакты, за исключением общения за едой.
Однажды вечером в конце июля Мюйрин отправилась повидаться с Локлейном в мастерскую и с облегчением обнаружила, что он там.
– Прошу вас, Локлейн, нам нужно поговорить спокойно, без раздражения и ссор, – быстро сказала она, увидев, что он собирается уйти.
Он хотел ответить, что занят, но более шести недель этой безысходности оказались слишком долгими. Она была ему необходима. Он молился только, чтобы она сказала ему что-то, что он будет рад услышать.
Он положил инструменты.
– Хорошо.
Она пошла впереди него по направлению к своей конторе. Когда они вошли, она налила по рюмке отвратительного ликера, который всегда пил Августин. Локлейн заметил, что у нее трясутся руки, но ничего не сказал, терпеливо ожидая, когда она начнет.
– Я хотела поговорить с вами о том, как, вернувшись домой, я нагрубила вам. Все дело в том, что вы резко схватили меня и сделали больно. Я вдруг почувствовала себя беспомощной. Я знаю, что вы не хотели причинить мне боль, и я поступила необдуманно.
– Что-то еще? – мягко подтолкнул ее к продолжению Локлейн.
Она подошла и села рядом с ним.
– Когда я уехала отсюда, ко мне вернулись страшные сны. Думаю, это из-за того, что я вернулась в Дублин и меня преследовали ужасные ассоциации, связанные со смертью Августина. Надеюсь, вы понимаете, что я просто теряла рассудок. Простите, если я вас расстроила или оттолкнула. Ведь с января столько всего произошло. Я старалась, чтобы все как-то наладилось, строила планы на будущее. Я-то ведь не привыкла ко всему этому. До приезда сюда я вела спокойную, обеспеченную жизнь. Я знаю, что это не оправдывает моих поступков, но прошу вас, постарайтесь быть терпеливым к глупой девчонке и простить меня… Я скучала по тебе, Локлейн. Я хочу, чтобы мы попытались все восстановить, чтобы между нами все было так же, как до моего отъезда. Может быть, неправильно, что я хочу тебя, что я так сильно полагаюсь на тебя, но я больше не могу справляться со всем сама. Я больше не хочу делать все сама, Локлейн.
При этих словах Локлейн раскрыл объятия, и она бросилась к нему и крепко обняла. Он успокаивающе гладил ее по спине, но сразу как-то не находил слов. Он серьезно опасался, стоит ли возвращать все на круги своя, не только потому, что она, несомненно, раскаивалась, а потому, что она все еще страшно переживала из-за смерти Августина.
– Если ты действительно этого хочешь, Мюйрин, мы, конечно, можем попытаться вернуть то, что между нами было. Но как ты сама сказала, ты еще очень молода. Однако это не порок. Ты справилась гораздо лучше, чем многие люди вдвое, а то и втрое старше тебя. Но ведь у тебя впереди целая жизнь. Я намного старше тебя, Мюйрин. Ты можешь когда-нибудь передумать. Учитывая, сколько всего произошло, думаю, тебе сначала нужно серьезно все обдумать. Ты же сама сказала, еще в начале января, что хочешь быть сильной. С тех пор я был рядом с тобой. Но может случиться, что когда-нибудь ты решишь, что я тебе больше не нужен.
