Текст книги "Где-то между чёрным и белым (ЛП)"

Автор книги: Шелли Хикман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Эбби продолжала:

– Кристиан, тебе было бы интересно...

Фффррррааааааф!

Вилка Дорис наконец остановилась на полпути ко рту.

– Кто, черт возьми, пердит?

Комната залилась хохотом, а Эбби встала, чтобы достать из-под стола подушку.

– Тетя Дорис, это всего лишь игрушка, видите?

– Ох! – закудахтала она в ответ. Она была не из числа ханжей и всегда обладала приземленным чувством юмора. – Я думала, это Кристан.

Когда почти все гости разошлись, пришло время Софи отвезти тетю Дорис домой. Сэм открыл для нее пассажирскую дверь, а сам сел сзади.

Сначала разговор шел о том, какая вкусная была еда, какие блюда попробовать не успели, и как они сожалели об этом. А потом, ни с того ни с сего, Дорис спросила:

– Ну и когда у вас свадьба? – Дорис познакомилась с Сэмом всего несколько часов назад и уже интересовалась предстоящей свадьбе.

– Мы встречаемся всего пару месяцев, – ответила Софи.

– Знаешь, я была замужем пять раз.

Большое количество выпитого пива развязало тете Дорис язык. Она закатала рукава свитера, стряхивая кошачью шерсть.

– Хотя от первого мужа мне пришлось избавиться.

– Почему? – поинтересовался Сэм.

– Все, чего он хотел, это только есть ее.

Софи оглянулась на Сэма. Ни один из них понятия не имел, о чем она говорила.

– Есть ее? – спросила Софи. – Ты о чем?

– Ну о ней же! – повторила она, начиная раздражаться, что ее не понимают. – Он был тот еще лизун!

У Софи отвисла челюсть. Сэм фыркнул, давясь от смеха на заднем сидении.

– Тетя Дорис! – в ужасе воскликнула Софи.

– А что, так и было. Едва ли он вообще хотел спать со мной. Кунилингус ему подавай.

– Не думаю, что это проблема, – пошутил Сэм.

– Сэм!

– Мне жутко не везло с мужчинами, – продолжала Дорис. – Помнишь своего дядю Рэкса? Уверена, ты слышала, что он знал, как загипнотизировать человека.

«О нет, нет, нет, – подумала Софи. – Куда она клонит?».

– На свидании он гипнозом подвел меня к низкому и грязному сексу. Я до сих пор не могу вспомнить деталей, но у него остались фотографии. Поэтому мне пришлось выйти за него замуж, только чтобы заполучить эти чертовы фото.

Софи скривилась и почувствовала себя больной, представив их содержимое. Да, она осознавала, что в молодости Дорис была привлекательной девушкой, но женщина, сидевшая рядом, обладала жидкими белыми волосами, большим пузом и всего двумя зубами. Она попыталась придумать какую-нибудь тему, лишь бы сменить разговор, но на ум не приходило ни одного слова. А Сэм, кажется, думал, что интереснее он ничего не слышал и только поощрял ее, спросив про другого мужа.

– Как вы познакомились с вашим вторым мужем?

– О, мы встретились на танцах, – ответила Дорис. – Он тоже был хорошим танцором.

«Наконец-то другая тема», – подумала Софи.

– Но мы совсем немного танцевали, – продолжила Дорис. – Он был очень большой, ну, понимаешь, там, внизу, так что было больновато...

– Ладно! Мы на месте, – прервала ее Софи, когда они свернули на подъездную дорожку к дому Дорис.

Вдвоем проводив ее до двери через большой заброшенный двор, усеянный сорняками, Софи обняла ее.

– Счастливого Рождества, тетя Дорис.

– Счастливого Рождества, – пропела Дорис в ответ. Она повернулась к Сэму. – Хочу, чтобы и ты меня обнял, красавчик.

Он радостно повиновался.

– Счастливого Рождества, красотка.

– Ты это слышала? – спросила она Софи. – Он назвал меня красоткой.

Она захихикала и зашла в дом. Прежде чем дверь за ней закрылась, можно было увидеть завал из кучи картонных коробок. Сэм вскинул брови.

– Она жуткая барахольщица, – пояснила Софи.

– Похоже на полосу препятствий.

Она вздохнула, осознавая, насколько была напряжена, ожидая, что еще выдаст тетя Дорис. Они с Сэмом остались на крыльце.

– Не знаю, что с ней сегодня. То есть она всегда говорила непристойности, но поверить не могу, что ей было так необходимо все это вываливать. Обычно она не настолько красноречива.

Сэм заботливо приподнял воротник ее пальто, укутывая от холода.

– У тебя классные родственники. Надеюсь, у моих детей семья тоже будет нормально воспринимать подушку-пердушку под столом на рождественском ужине. – Он коснулся ее лица и поцеловал.

– Правда?

– Правда, – мягко произнес он, практически касаясь ее губ. – Хотя, вероятно, я бы прикрыл их ушки, когда начнется обсуждение кунилингуса.

Софи хохотнула.

– О боже.

Улыбаясь, он спросил серьезным тоном:

– Тебя это пугает?

– Термин «лизун»? Честно говорят, немного.

– Плохая девочка, – усмехнулся он. – Ты знаешь, что я имел в виду. – Он провел ладонью по ее шее, пальцы были холодными от ночного воздуха. – Тебя беспокоит, что я думаю о нас с тобой... и детях?

– Нет, – невозмутимо ответила она. – Это меня совершенно не беспокоит.

Тетя Дорис рывком открыла входную дверь, испугав их обоих.

– Может, займете комнату?

Глава 16

Когда Софи, свернувшись, рождественской ночью лежала в кровати, зазвонил телефон.

– Софи? – Это была Эви. – Можешь приехать? – спросила она дрожащим голосом, шмыгая. Похоже, произошла чудовищная ссора.

– Скоро буду.

Эви открыла дверь в халате, ее лицо покраснело и покрылось пятнами, а глаза опухли.

– Его здесь нет. – Она прижала руку к горлу. – Он уехал в отель.

– Что случилось?

Софи проследовала за сестрой в спальню. Эви плюхнулась на разобранную кровать и с прикроватного столика схватила наполовину пустой бокал вина. Софи выхватила бокал из руки Эви и направилась в ванную, чтобы вылить напиток в раковину.

– Ты серьезно? Завтра ты будешь чувствовать себя дерьмово!

– Плевать. – Ее руки безжизненно покоились у нее на коленях. – Мне уже дерьмово.

– Да скажи уже, что случилось.

Эви подняла взгляд, и выражение страдания на лице сестры поразило Софи, как если бы ей в грудь зарядили кувалдой.

– Он переспал с другой.

– Что? Ты уверена?

Эви кивнула и рукой вытерла нос.

– Он сам признался.

– Нет, он не мог! – Лжец! Я почти поверила ему! – С кем? С Тарой?

Она покачала головой.

– И я так подумала, но он встретил кого-то на своей выставке.

– Я думала, ты пошла с ним.

– Пошла. Но не осталась. Ты же знаешь, какими продолжительными могут быть выставки, а я так вымоталась.

От вида Эви в подобном состоянии у Софи просыпалась такая ненависть к Кристиану, о которой она и не подозревала. В мыслях всплыла реплика из фильма Мэдлин Кан, та, над которой Софи в прошлом смеялась. «Языки пламени… на моем лице… обжигающие… разгорающиеся…»³. Она часто вспоминала ее, когда ученики доводили или когда ей было грустно – эта реплика вызывала у нее улыбку. Сейчас Софи было не до смеха. Слова Кристиана о чувствах к Эви оказались грязной ложью.

Софи поднялась с края кровати, обошла ее, чтобы лечь рядом с Эви, на месте Кристиана, и взяла сестру за руку.

– Что будешь делать?

– Не знаю, – прошептала Эви.

«Не знаешь?! — завопила Софи про себя. – Выход очевиден! Это должно быть последней каплей!».

– Софи, спасибо, что спросила, что я буду делать, а не настаиваешь, чтобы я бросила его.

Эви прочитала ее мысли?

– Милая, у меня нет слов. Когда он признался? Сегодня вечером?

Эви потянулась за бокалом вина и на мгновение застыла, когда поняла, что того больше нет на месте.

– Нет. Он сказал мне тогда же, когда это случилось.

– Почему ты не рассказала мне?

– Не хотела, чтобы ты знала во время рождественского ужина. Кристиан не хотел приходить, а я не хотела весь вечер выслушивать вопросы о том, почему он не явился. Так было проще.

– Что он сказал?

Эви снова поморщилась, и фонтан слез возобновился. Она со стола схватила коробку с бумажными платками, но та уже была пуста. Софи достала другую из-под раковины в ванной и передала сестре.

– Сказал, что совершил огромную ошибку. Что сильно напился.

Софи изо всех сил старалась не закатить глаза и вместо этого закрыла их на несколько секунд. Удовлетворенная способностью держать свои эмоции при себе, она молчала, когда Эви продолжила.

– Он набрался еще до того, как я ушла, жутко вымотался на выставке, а ты знаешь, что он не пьет. В общем, он признался, что там была девица лет двадцати, и она без конца восторгалась его работами.

Языки пламени теперь лизали щеки Софи. Да сколько Кристиану лет? Ему еще рано испытывать всем известный кризис среднего возраста, а даже если бы и не было рано, это не оправдание. Ему всего тридцать пять, а вся эта история – сплошное клише.

– Я же восторгаюсь его работами, разве нет? – спросила Эви.

– Это не имеет никакого значения! Не смей винить себя. Он взрослый мужчина!

– Я знаю, знаю. – Эви улеглась на спину. – Просто… Он пытался убедить меня уйти, потому что считал, что делает меня несчастной. Софи, не думаю, что он знает, насколько сильно я его люблю. Даже сейчас, после всего, что он сделал, мне тошно от мысли о жизни без него.

– Еще бы. Ты же с ним со старшей школы.

– Не из-за этого! Не только поэтому. – Мнение сестры разозлило Эви. – Я не такая, как ты, Софи. Я не практичная. Глубоко внутри я безнадежный романтик, и, хоть у нас и сложные отношения, у меня ощущение, будто мы созданы друг для друга.

– Ладно, я просто хочу, чтобы ты обдумала кое-что, и тогда я не заикнусь на эту тему. – Она нежно сжала ногу Эви. – Если он подстрекал тебя уйти от него, и я понимаю, как это больно, милая, но… Может, он пытался вынудить тебя сделать то, чего сам хочет, но на что у него не хватает смелости?

– Конечно, я думала об этом. Само собой. Вот только он думал, что это конец. Что его поступок означает разрыв. Он не может забрать свои слова обратно, уже слишком поздно, но он понял, что не хочет, чтобы я ставила точку.

Что, если он проверяет, сколько ты можешь вынести?

– Я не знаю, что делать. – Эви в агонии прижала предплечье к глазам.

Маленькая фотография, лежавшая на столике со стороны Кристиана, привлекла внимание Софи, и девушка взяла ее.

– Что это? – На самом деле она знала, что это. Фото Эви, сделанное в старших классах. Ей было интересно, откуда оно здесь.

Эви избегала смотреть на сестру и вздохнула.

– Ничего. Ты подумаешь, что это глупо.

С фотографии на нее смотрело ясное юное лицо Эви, украшенное широченной искренней улыбкой. Софи перевернула снимок. «Следующему Микеланджело, ты возьмешь этот мир штурмом. Твой друг, Эвелин.»

Прочитав пожелание, Софи ощутила мучительную печаль.

– Кристиан сказал, что хранил его в кошельке все эти годы. Как напоминание о моей вере в него.

Перед глазами Софи возник портрет Эвелин, нарисованный Кристианом, потрясающее произведение искусства, созданное им по памяти. Он должен любить ее. Должен. Но, господь всемогущий. Он был таким кретином!

– Мне жаль… – произнесла Софи. – Прости, что не могу просто выслушать, не раздавая указаний. Я пытаюсь.

– Все нормально, – заговорила в нос Эви. – Я понимаю. Если бы я была на твоем месте, то, уверена, поступала бы так же.

Она кончиками пальцев надавила на веки, после чего ладонями провела по лицу. Ее лицо было похоже на яблоко сорта «Гала»: с красными полосками поверх золотистой кожи, искажающими ее обычно наполненные жизнью черты.

– Ты останешься на ночь?

– Конечно, останусь. Я даже приехала в пижаме. Тебе принести чего-нибудь? – Софи расправила красно-белый клетчатый плед и накрыла им Эви, после чего села рядом, скрестив ноги.

– Не нужно, – ответила Эви вяло. Замолчала, на мгновение призадумавшись. – Хотя... Как думаешь, сможешь вернуть отца? Я так по нему скучаю…

– Я тоже. – Софи рукой провела по пледу. – Кристиану реально повезло, что здесь не было папы.

Эви широко распахивает глаза.

– Софи, пожалуйста, не говори ничего маме. Если мы с Кристианом решим наладить отношения, не хочу, чтобы она думала о нем хуже.

– Я ничего не расскажу. Обещаю.

– Папа никогда не понимал Кристиана. – Эви закрыла глаза и потерла висок. – Как и ты. Но он всегда был добр к Кристиану. Давал ему почувствовать себя частью семьи.

– Папа ко всем был добр. Это и делало его папой.

– Софи, ведь мало каких браков не касается измена? – Она бросает короткий взгляд на свадебное фото, мостившееся на комоде.

– Не знаю. Наверное. Слушай, мы будем обсуждать все это, пока ты не поймешь, что для тебя правильно. Может, тебе следует составить список за и против?

Эви застонала.

– Я ни о чем другом не думаю вот уже три дня, больше не могу. По крайней мере, сейчас. Мне просто нужно было выговориться.

– Ладно. Хочешь посмотреть фильм? Что-нибудь веселое?

– Я хочу, чтобы ты рассказала мне о тебе и Сэме.

Они обе легли на бока, лицом друг к другу, как делали в детстве, когда не могли уснуть.

– Что ты хочешь знать?

– Ты любишь его?

– Да, – ответила Софи с едва заметной улыбкой.

– А он любит тебя?

– Сказал, что любит.

Эви вздохнула.

– Это замечательно, Софи.

– Еще он любит нашу чудаковатую семью. Ты не поверишь, что тетя Дорис сказала, когда он вез ее домой.

Софи дословно пересказала всю историю, вызывая у Эви непроизвольный хохот. Она и не слышала, чтобы Эви так смеялась, разве что на веселой йоге.

– Она так сказала? – переспросила изумленная Эви. – Это бесценно! Что сделал Сэм?

– Ох, он подумал, что это фантастика.

Эви, не в силах сдержаться, продолжила хихикать, держась за живот.

– Могу представить выражение твоего лица!

– Ага, было что-то вроде этого. – Софи изобразила самое настоящее страдание, плотно сомкнув губы и прищурив глаза. У нее было такое же лицо, когда она смотрела некоторые тревожащие сцены сериала «Секретные материалы», но все равно не отворачивалась.

– А-а-а-ах! – наконец выдохнула Эви, угомонившись. – Мне это было нужно.

На несколько минут между ними повисла тишина.

– Ты когда-нибудь интересовалась прошлыми жизнями? – вдруг выпалила Софи. Она не собиралась поднимать эту тему, но слова вылетели сами собой.

Эви приподнялась на локте.

– Прошлыми жизнями? Ты имеешь в виду людей, которые считают, что были Клеопатрой или Наполеоном?

– Не совсем.

– Тогда, о чем ты?

– Ух… – Софи скорчила гримасу. – Ты подумаешь, что я перепила.

– Похоже, ты забываешь, что я тоже перебрала, и я тебя не понимаю, – ответила на это Эви, с сомнением качая головой.

– В общем, дело вот в чем. – Софи замолчала, чтобы подготовить себя к реакции Эви. – Я думаю, мы с Сэмом знали друг друга в другой жизни… в 1940-х.

Эми обескураженно посмотрела на сестру, переваривая ее слова, и, разомкнув губы, весело выпустила воздух.

– Как же я рада, что ты пришла! – выпалила она. – Ну и к чему ты клонишь?

Софи не присоединилась к ее радостному смеху, и до Эви дошло, что та не шутила. Она приложила руку ко лбу Софи, проверяя, нет ли у сестры жара.

Софи вскочила с постели.

– Вот! Так и знала, что ты подумаешь, будто я спятила!

– Ну, прости, дорогая, но, естественно, я думаю, что это безумие. Ты знала Сэма? В сороковых годах?

– Сама знаю! – Софи расхаживала туда-обратно. – Это… абсурдно!

Эви уселась на колени.

– Ладно, иди сюда. Для начала уточним один момент. Ты точно не издеваешься надо мной?

– Да нет же. – Софи скрестила руки на груди. – Не издеваюсь.

– Хорошо-о-о-о… Хорошо-о-о. – Эви многозначительно кивала, а из ее рта вылетало только это «хорошо-о-о».

– Иногда случаются вспышки, – начала пояснять Софи. – Они почти всегда одинаковые. И я вижу то же место, что однажды видел Сэм. И хочешь верь, хочешь нет, но Кристиан его нарисовал. Еще мне всегда было интересно, откуда у меня такая любовь к старомодному джазу. То есть тебе не кажется, что это немного странно? К тому же Сэм жутко мудрый, словно он знает и понимает многое из того, чего не знаю и не понимаю я, но не говорит мне!

Эви слушала, разинув рот, начиная беспокоиться о сестре. Софи прекратила тараторить.

– Я знаю, как это звучит. Правда.

Эви почесала нос и скривила губы.

– Точно?

Софи пожалела, что начала этот разговор. Именно поэтому она ничего не рассказывала Эви. Она понимала, как по-идиотски все звучит.

– Знаешь что? Просто забудь. Ты явно думаешь, что я все придумала. Ну или замечталась! – Она взобралась обратно на кровать и накрылась одеялом, прежде чем выключить свет.

– Да ладно тебе. Не будь такой. – Эви коснулась плеча сестры, как будто между ними случилась размолвка любовников.

– Нет! – огрызнулась Софи ворчливо. – Тебе самой нужно было поговорить с кем-то, чтобы тебя не осуждали, но, когда мне захотелось поделиться с тобой важными, хоть и сбивающими с толку событиями, происходящими в моей жизни, ты смеешься надо мной. Просто забудь. – Она отвернулась лицом к стене.

Эви тихонько села и уставилась на спину Софи.

– Ты права. Не очень-то я поддержала. Но, Софи, я на самом деле подумала, что ты разыгрываешь меня.

Софи некоторое время не отвечала, но в итоге повернулась к сестре лицом.

– Я тебя не разыгрываю.

– Расскажи мне все.

Софи колебалась. Она не торопилась делиться с Эви, ведь сложно было все объяснить. Как вы опишете то, чего никогда не испытывали и в чем ничего не понимаете?

– С первой встречи с Сэмом я чувствовала, что знала его, и думала, что такое случается с многими людьми. Но потом начались эти… видения, где мы с ним были в другом времени. Они возникали так быстро и мимолетно, что временами сложно было что-то вспомнить.

– И это были не сны?

– Нет. Когда это происходит, я не сплю. А одно из видений… – от воспоминаний ее лицо стало пунцовым, – было очень возбуждающим.

– Ты сказала, что Кристиан нарисовал то, что ты видела?

Софи кивнула, а потом поняла, что ей придется объяснять, при каких обстоятельствах она увидела картину. Хорошо это не закончится.

– А как?..

Ох, и зачем она упомянула эту треклятую картину? «Думай перед тем, как открывать рот, Софи!». Ей не выпутаться. Даже если бы она сменила тему, Эви так легко бы не сдалась. Софи, испытывая неловкость, прорычала.

– Я встречалась с Кристианом в галерее.

Брови Эви сошлись на переносице.

– Он хотел пояснить, почему мы тогда видели его в галерее, и доказать, что между ним и Тарой ничего нет.

– Доказать тебе? И ты поверила ему? – На ее лице читалось ожидание.

Софи поразмышляла мгновение.

– Поверила. Правда поверила.

Она не могла решить, делиться ли чувствами, что охватили ее при виде портрета, ведь не знала, поможет эту информация или навредит.

– Твой портрет, Эви. Он ошеломляющий.

Эви рукой потерла в области сердца и отвернулась, ее лицо окаменело, словно маска манекена.

– Нет. Этот разговор должен быть о тебе. Не обо мне.

– Все нормально, – возразила Софи. – Твоя ситуация поважнее моей. Спрашивай меня о том дне что хочешь.

– Почему ты не рассказала?

Софи покачала головой, пытаясь найти причину.

– Не знаю. Не имею ни единого понятия.

Эмоции на лице Эви сменяли одна другую, пока она просчитывала, что делать с новой информацией и стоит ли развивать эту тему. Софи ждала и надеялась, что Эви не захочет говорить об этом. Иначе она только сильнее запутается.

– Что было на той картине? – спросила Эви. По всей видимости, она решила отложить главную тему на потом.

– Ты уверена?

– Что за картина?

Софи описала картину и пересказала объяснение Кристиана, почему он ее нарисовал.

Эви вздернула голову.

– Ты обсуждала ее с Кристианом?

– Я понимаю, – ответила Софи хрипло, осознавая, насколько это удивительно. – Мне в каком-то смысле пришлось. Я довольно странно на нее отреагировала. Я пыталась отшутиться, но с ним фокус не прошел.

По некой причине при этих словах в глазах Эви проскользнула веселость.

– Ты рассказала Сэму?

– Мы говорили о ней, но недолго. Самое странное, что он отнесся к тому, что я рассказывала, настолько спокойно, как будто это абсолютно нормально. Типа: «А, да, мы знали друг друга в прошлой жизни, но какое значение это имеет сейчас?».

– Серьезно? Хм-м-м… Ты не думаешь, что он издевается?

Софи перекатилась на живот и кулаком подперла подбородок.

– Он описал место, что я видела, еще до моего рассказа. Может, – продолжила она, размышляя, – он загипнотизировал меня, чтобы я увидела все это, и вскоре мне придется выйти за него, лишь бы вернуть компрометирующие фото.

– Не знаю, что и сказать, Соф. Может, тебе стоит сходить к гипнотизеру, чтобы устроить сеанс путешествия в прошлое. – Эви засмеялась.

– Не собираюсь я этого делать! – Софи вздрогнула.

– Кто знает? – Эви пожимает плечами. – Может, окажется, что ты была Клеопатрой.

***

В три ночи Эви пялилась в потолок, она снова не могла заснуть. Софи бормотала во сне, так что Эви выскользнула из кровати и направилась в гостиную посмотреть телевизор. Вот бы она могла выключить свой мозг. Она ждала эмоционального истощения, чтобы наконец отдохнуть, но ничего не выходило.

По телевизору шел фильм «Эта прекрасная жизнь», но Эви выкрутила звук на минимум и уставилась в экран, не обращая внимание на знакомую рождественскую классику. Что она собиралась делать? Ей отчаянно хотелось, чтобы Кристиан был с ней, как прежде. Ей было интересно, что он делал, о чем думал. Мучило ли его чувство вины или он был с другой? Очередной юной обожательницей либо даже с той, с которой уже спал.

Эви не могла понять. Единственный человек на этом свете, завладевший ее сердцем, вместо того чтобы беречь его и лелеять, превратил в искромсанный и деформированный орган. Всего три дня назад ее мир был совсем иным. Он не был простым, о нет, но в том мире она могла доверять Кристиану, несмотря на сложности. Что же им осталось теперь? Она с одинаковой силой хотела простить его и начать все сначала и никогда его больше не видеть.

Эви закрыла глаза, представляя, как Кристиан касается другой женщины, как глядит на нее так же, как когда-то смотрел на Эвелин. Для нее это было слишком. Она молилась, чтобы у него была обыкновенная ночь пьяного оцепенения. Да, она все представляла себе так: на протяжении вечера он размышлял о влюбленности в молодую, красивую девушку и страдал, страшась неудачи. Эви даже захихикала.

Но, скорее всего, все было совсем иначе.

Она была уверена, что у девицы была большая грудь и изгибы, которыми не могла похвалиться Эви, а также экзотическая татуировка на пояснице или, может, на плече. Или и там, и там. Студентка-художница. Эви почти слышала обожание, которым девица, флиртуя, окутывала Кристиана. Как он может устоять при таком напоре? Когда дома его ждет серая, милая, плоскогрудая жена.

В одном Эви была уверена – он был не тем, кем она его считала. Кристиан всегда был тихим, замкнутым и неуверенным с незнакомцами. Когда им было по семнадцать, он в своей скромной манере поднял ее на руки и отнес к своей кровати, хотя инициатором была она. В сравнении с пристававшими к ней развязными придурками, так яростно ее лапавшими, сдержанный и относящийся к ней с уважением Кристиан казался неотразимым.

Эви не могла вообразить, чтобы он был льстивым, лишь бы заняться случайным сексом. Кристиан был привлекательным, но ему недоставало уверенности.

Эви верила, что Кристиан относился к ее преданности с трепетом. Может, тот человек давно исчез? Исчез еще тогда, когда начались его эмоциональные проблемы.

Глава 17

Кристиан рухнул в гостиничное кресло, одиноко наблюдая за огнями ночного города. Ему нужно было напиться до беспамятства, но он не смог решиться на это. А что бы изменилось? Ничто не избавит от когтей раскаяния, впивавшихся в его грудь и сдавливавших, словно тиски. Он и не подозревал, что такая боль возможна. Если бы он мог кануть в лету, он бы с легкостью это сделал, означай это освобождение от чувства вины.

Эвелин сказала, что больше не знает его. Он сам себя не знал. Ведь с того самого момента, как положил на неё глаз, он боготворил землю, по которой она ходила, и никогда не переставал удивляться, как ему удалось заслужить ее любовь. Она могла выбрать кого угодно, любого, и всё же вышла замуж за него – абсолютно бесполезного мужчину, неспособного позаботиться о ней. Как этим отношениям удалось не закончиться ещё до их начала? Он всегда был уверен, что их дни сочтены; в конце концов, она осознает свою ошибку и уйдет. А пока он пытался ценить моменты, прожитые с ней.

Эви ускользала. А как она могла остаться, если он был не способен справиться с ее болезнью и прокормить семью, а ее сестра постоянно напоминала, что Эви вышла замуж за неудачника? Несмотря на его влечение к Эви, даже либидо взяло отпуск, тем самым сделав чувство вины ощутимее.

Он был готов к злости, возможно, даже облегчению со стороны Эви, когда признавался в своем предательстве. Кристиан ни в коей мере не был готов к опустошению в ее глазах. Печали. Он не ожидал этого. А теперь это был образ, который он не мог стереть из памяти.

Он проигрывал в памяти последовательность событий, приведших к необратимой ошибке. Нельзя не признать, что он употребил гораздо больше алкоголя, чем обычно, но он не мог винить опьянение за свое поведение.

Она появилась из ниоткуда с бокалом шампанского в руке. Нешаблонно привлекательная, но при этом и близко не такая красивая, как Эвелин. У неё были коротко остриженные прямые черные волосы, слегка грушевидная фигура. Она была в свитере, мини-юбке, колготках и сапогах.

– Знаю, я не первая, кто скажет тебе это, но твои работы – гениальны.

Она взглянула на одну из картин.

– Спасибо.

– То есть мне кажется, будто я могу шагнуть прямиком в неё.

Она обратила взор зеленых глаз на него.

– К слову, я – Бэт.

– Кристиан, – пьяно ухмыльнулся он.

– Знаю. Твоё имя указано на табличке у входной двери.

– Разумеется.

Жар прилил к его щекам.

– Бэт, ты уверена, что достаточно взрослая, чтобы пить?

Она прижала ладонь к груди так, как если бы была дамой бальзаковского возраста.

– Ты льстишь мне.

Проплыв мимо его произведения, её пальцы задержались на одной из витиеватых рам с портретом Эвелин.

– А это кто?

– Жена.

Бэт придвинулась к картине, чтобы внимательнее рассмотреть.

– Она великолепна, – многообещающе заявила Бэт, с ухмылкой озираясь на Кристиана.

Кристиан откашлялся.

– Согласен.

– Итак…

Она немного приблизилась, слегка касаясь пальцами воротника его рубашки.

– Здесь есть другие твои работы, в кладовке или еще где?

Она смотрела на парочку хихикающих девушек, наблюдавших за ними с другого конца зала.

Тотчас до него дошло, что происходило. Это была какая-то игра, в которой подруги бросили ей вызов соблазнить героя дня.

Хорошо. Он подыграет. Он наслаждался вниманием. Кто знал, выпадет ли ему еще когда-нибудь шанс вкусить восхищение молоденькой девушки? Его эго, то малое, что от него осталось, подтолкнуло на тернистую дорожку. Без намерения сделать что-либо аморальное, он отведет её в заднюю комнату, лишь бы она смогла сохранить лицо перед своими друзьями. И быстро охладит её пыл, как только они окажутся наедине.

– Разумеется. У меня есть парочка картин, которые я могу показать тебе.

«Что за грандиозный болван». Даже если бы это не зашло за рамки дозволенного, разве ему не приходило в голову, как плохо все выглядело бы, застукай их кто-нибудь?

Именно это и произошло. Тара стала свидетелем того, как они направлялись в заднюю часть галереи, и встретилась взглядом с Кристианом. Она безмолвно задала вопрос, какого чёрта он делает, на что Кристиан пренебрежительно встряхнул головой, давая понять, что не о чем беспокоиться.

– Слушай, – начал Кристиан, как только они оказались в заваленной кладовке. – Я люблю свою жену.

– Конечно любишь.

Бэт наклонила голову, игриво надув губки.

– Это ясно любому, кто хоть раз взглянет на ее портрет в твоем исполнении. Я понимаю.

Она лениво подошла к нему, замешкалась на несколько секунд и прижалась губами к его шее.

Кристиан оттолкнул ее, неловко рассмеявшись.

– Нет, я думаю ты не поняла. Я знаю, что ты со своими подружками затеяла, но этого не произойдет. Поверь, я ценю твой комплимент.

Она вновь приблизилась к нему, прижавшись губами к уху.

– Все хорошо, – прошептала она. – Великолепная никогда не узнает.

Он почувствовал улыбку на её губах.

– Я буду знать.

Но его слова не остановили Бэт, и в мгновение ока её руки были там, где никогда не должны были быть. Несомненно, он попал в безвыходное положение, но его тело уже сделало выбор, который должен был принадлежать его разуму. Он был ошеломлен, что, вопреки отсутствию какого-либо влечения к этой незнакомке, его тело так неистово отреагировало.

Так или иначе, она понятия не имела о его многочисленных недостатках и слабостях. В этот момент он был совершенно другим человеком, потерянным в очаровании заманчивой мысли.

Ну вот и все. Где-то в закоулках его разума скрывался мотив совершения такой глупости, мотив, который он никогда не признает. Он отпустит Эви, тем самым дав ей то, чего она наверняка жаждала. Если она так и не смогла избавиться от унылого, апатичного существа, которым стал Кристиан, то он поможет ей в этом. Закончится ее постоянное подчинение его недостаткам, а ему больше не придется напряженно ожидать неизбежного, постоянно думая, когда это произойдет.

Он не мог отрицать, что его тело наслаждалось прикосновениями этой девушки, ее молодостью и пылкостью. Но этот выбор также означал принятие эгоистичного и трусливого пути и дороги назад уже не было.

Глава 18

Бирма, 1944

Был жаркий летний день, когда солдаты вышли на реку Иравади с досками, чтобы постирать одежду. Часть пошла купаться в реке, и это было сущим удовольствием по сравнению с душем из каски посреди джунглей.

Мэттью, мальчик из Канзаса, пошел в армию в девятнадцать лет, когда же оказался в Бирме, ему уже стукнуло двадцать. Он был членом 164-ой Сигнальной фото-фомпании в ранге боевого оператора. Ему необходимо было сообщать все новости, связанные с Китаем-Бирмой-Индией.

Мэттью привлекала красота бирманских храмов, большинство из которых были в руинах после военных действий, он фотографировал их с превеликим удовольствием. Во время его пребывания там он много времени проводил с китайскими солдатами, один из которых был буддистом. Он подружился с ним, и тот даже немного знал английский, но этого было достаточно для их бесед. Его звали Пинг, что означало спокойствие, он был старше Мэттью на два года. Любопытство у Мэттью зашкаливало, поэтому он часто спрашивал у Пинга о его вере, и Пинг с удовольствием отвечал на все его вопросы.

– Пинг, – начал Мэттью, снимая сапоги. – Как ты миришься со всей этой войной вокруг, когда ты буддист?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну как же, разве буддисты не против насилия?

– Конечно, – ответил Пинг. – А христиане разве за?

Мэттью рассмеялся.

– Ты прав, Пинг. – Он сел на землю, подобрал камешек и бросил его в воду. – Когда я был ребенком, я узнал об учениях Иисуса все: что нужно подставлять другую щеку, любить своего врага и прочее дерьмо. Признаюсь честно, сейчас мне чертовски тяжело любить японцев.

– Когда ты был ребенком, – повторил Пинг с усмешкой. – Ты и сейчас еще ребенок. И я тоже.

– Да? Но в то же время мы уже достаточно взрослые для того, чтобы сидеть здесь, пока японцы бомбят нас, а потом бегать и фотографировать последствия взрывов.

Пинг смотрел на детей из деревни, которые играли чуть ниже по реке: