Текст книги "Змеиная Академия. Щит наследника. Часть 1 (СИ)"

Автор книги: Шеллар Аэлрэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

– Репутация – это то, что думают о тебе другие. Это не имеет значения. Твоя честь

– это то, что думаешь о себе ты сам, и, в меньшей степени, что будут думать о тебе те люди, мнение которых действительно важно. Все остальное – пустое, – негромко заметил Зарг, сидящий прямо за ними.

Киоран на мгновение прищурился – в последнее время их отношения с близнецами заметно охладели. Слишком свежа была память о странном разговоре в библиотеке. Но, все же, друг согласно кивнул, подтверждаю правоту каэрха.

– А теперь, – спустя какое-то время обводит взглядом притихшую аудиторию мужчина, – теперь я бы хотел услышать от вас, что вы думаете о текущей ситуации,

– казалось, лиловые искры в заледеневших глазах вспыхнули ещё ярче, – Рин чувствовала, что мужчина разозлен, что он их… что? Презирает? Разочарован? В недоумении? Он играл – играл, как ветра пустыни с зазевавшимся путником, и намеревался преподнести жестокий урок. – Но, поскольку ошибки обычно понимают исключительно на собственном опыте… – от неприятной хищной улыбки кто-то шумно сглотнул.

Казалось, наставник даже не шевельнулся, но, спустя мгновение, палец указал на одного из дружков Эрильза – светло-серого иршаса из младшего дома Даршан. Тот похвастаться выдержкой своего патрона не мог, зато орал в коридоре громче всех.

– Вот вы, инар шэ Даршан, – он всех успел запомнить? Рин подалась вперед, впитывая происходящее всей кожей – впрочем, равнодушных не осталось, – я обвиняю вас в краже, – с легкой насмешливой полуулыбкой заметил маг. Словно не он только что обвинил в одном из самых серьезных в Империи преступлений, – в вашем кармане лежит мой пропуск, что является уголовным преступлением, и в зависимости от тяжести кражи карается от пяти лет до пожизненного заключения, либо отрубанием кисти руки, если кража произведена не в первый раз.

Даршан только глазами хлопнул, беспомощно открыв рот. Кажется, он был в шаге от того, чтобы позорно разрыдаться. По крайней мере, губы иршаса посерели и дрожали. Он медленно, как будто его уже вели на казнь, сунул руку в карман. Вынул, пошатнувшись – на ладони блестел кругляш печати. Дан Эргрэ молча протянул руку, забирая печать и одаривая попавшего под раздачу тяжелым взглядом.

– Н-но… я не брал, – жалкое тихое шипение, в ответ на которое трау так оскалился, что вздрогнули все.

– А доказательства против вас, инар. Ваше слово против моего много ли стоит? Что? Ах, говорите есть артефакты истины! Похвально, что вы все же учили хоть что-то на младших курсах. Я вам скажу, что есть не только артефакты истины, но и маги менталисты. А ещё есть и жрецы… например, жрецы богини правосудия или, может, вам больше по душе бог Справедливости? – Рин вздрогнула, невольно касаясь руки в том месте, где была скрыта жреческая татуировка. Он знает или просто к слову пришлось? А если он посвятил себя враждебному богу?

Испугаться, впрочем, не успела. Да, втоптал он парня в грязь так, что тот ещё нескоро оправится, если вообще не вылетит из Академии, что вполне возможно. Да и следить теперь будут пристально – думать надо, чего и где говоришь. Да и вообще головой думать полезно, а не другим местом. Внутри шевельнулось какое– то жестокое удовлетворение, вызвавшее слабую дрожь. Это было… справедливо?

– Так какого кшаса, вы, инар, не только нарушаете Кодекс чести, не только втаптываете собственными руками в грязь имя своего Дома, повторяя досужие сплетни, и не думаете о последствиях, но и не думаете вообще? – шаг вперед – и иршас пятится, по коже идут волны чешуи – ещё не хватало, чтобы от паники обернулся!

– Может, вас думать не научили? – ещё шаг. – Тогда вам здесь не место, инар!

Мужчина остановился, неожиданно поморщившись и устало коснувшись ладонью виска.

– Идите на место, Даршан, к вашему куратору вы пойдете сами и добровольно и все ему расскажете. Это понятно? Это касается также всех, кто сегодня позволил себе говорить о произошедшей трагедии в таком тоне. Считаете меня тираном и самодуром? А это жизнь, инары. Я не говорю, что вы должны смотреть в рот императорской семье и считать их непогрешимыми априори, нет. Но думайте головой, что говорите. Задумайтесь реально о том, что происходит и к чему вас подстрекают. И неужели главы Великих Домов так глупы, что не настояли на проверке любыми способами?

Сегодняшний урок вы, надеюсь, запомнили. Обвинить можно кого угодно и в чем угодно. Пустить слух, запугать. Вы именно те, кто должен разбираться в подобных вещах.

Золотоглазый темный эльф умел зажигать сердца. Наверняка солдаты и офицеры шли за ним, веря безоговорочно. Вдруг подступила дурнота – резко стало тяжело, голова будто ватная, звуки выцвели, погружая в туман нового видения.

Холодные стены каменной клетки и цепи, укрепленные магией, стягивают тело. Разум затуманен зельями, бродящими в крови, даже губ не сомкнуть – унизительные, мерзкие распорки, с помощью которых в него заливали новую порцию зелий.

Страха нет – есть только долг, который надо исполнить до конца. Он давно уже выбрал свой путь, третий наследник Аладарта – княжества трау, где правили мужчины, а не женщины. Он принес присягу на крови, поклялся в верности императору Шеллариону и его наследнику. Он не сдастся пока дышит.

Глупо держать узником вассала его уровня, попытка разгласить важную информацию закончится смертью. Они знали, на что шли, клянясь, делали это добровольно.

Разбитые губы едва заметно дергаются. Длинные белые волосы грязными сосульками спадают на лицо, закрывая горящие ненавистью глаза.

– Все ещё пытаешься бороться? Очень глупо, мальчик, – ненавистный ленивый голос. Их двое – мужчина, прячущийся в тенях, и женщина в маске. Он не знает, кого ненавидит больше, – твой командир продал тебя, а ты ещё во что-то веришь? Мы снимем поводок присяги, только дай свое разрешение… – вкрадчивый шепот.

Он молчит. Он всегда молчит, даже когда вынимают кляп.

А вот и Она. Холеная рука в перчатке касается щеки, наматывает волосы, сильно дергая. От ярости раньше срывалось дыхание. До тех пор, пока он не узнал её – и она просто не перестала для него существовать, ведь даже Она не посмела бы его тронуть против его воли – её супругу сразу же бы стало об этом известно.

Предательница и интриганка…

И ведь не сможет рассказать о ней…

Устал, как же он устал… Обреченное чувство отравляет душу.

Рывок – и она приходит в себя от пощечины. Глаза резко распахиваются, сбивается дыхание, вырываясь задушенными криками. В аудитории больше никого нет – только она и золотоглазый убийца. Тот, кто смог выжить, пройдя через позорный плен, но не сломался.

Он знает, что она видела. Неясно как, но по глазам видно – лиловые искры мечутся, вспыхивая. Эргрэ великолепно держит себя в руках. Денъялэ Эргрэ, ручной волк всемогущего императора.

Она не знает, почему делает это, просто понимает, что так надо, так правильно – поднимается, чуть пошатнувшись от нахлынувший слабости. Кулак прижат к груди у сердца. Рин медленно выпрямляет руку, раскрывая ладонь в салюте приветствия, и отдает честь. Иногда ей кажется, что с каждым видением её покидает частичка юности, беззаботности, веры в лучшее… Жизнь совсем не так проста, как казалось когда-то. Осудить всегда легко, вот только что будешь делать, когда беда придет к тебе?

– Но почему вы не рассказали, мой генерал? – с губ срывается вопрос, которому лучше бы не звучать.

Мужчина близко – смуглое бесстрастное лицо и лед в глазах. А страха все равно нет – откуда-то она знает, что он точно не причинит ей настоящего вреда, хотя наказать может.

– Мне не за что вас наказывать, Слышащая, – резко отворачивается, усмехаясь уголками губ, – ведь человек не повинен в том, что у него есть глаза или уши, ровно как и мир не спросит тебя, что показать. Но учитесь контролировать свою силу и желания. Думаю, вам придется принести персональную присягу наследнику, раз уж он… – эльф осекся, покачав головой и резко закончил, – идите, инар. И не усложняйте себе жизнь чужими секретами, пока это ещё возможно.

Он не сказал хранить его секрет, но кому рассказать? Отцу? До ал-шаэ, как до звезд, не дотянуться…

С советом она не рискнула бы обратиться даже к Киорану.

преподавателей, ведь если умом не блещешь и успехи посредственны, приходится отрабатывать по-другому…

выстоять. Все же домашние тренировки с матерью не шли ни в какое сравнение с наружу. Быстро оглянулась – нет ли свидетелей. Увы, были. Да, немного, да, в глазах некоторых можно было прочитать осуждение, но… кроме Кио и замершей в боевой стойке Лэи не вступился ни один. Вот так вот. Они улыбаются и смеются в глаза, а за глаза… Наверное, просто накопилось, внутри вспыхнула было боль – тягучая, постыдная, от обиды и унижения. Вдох. Она сжала зубы, медленно поднимая опустившуюся голову. Выдох. На руках отросли длинные алые когти. Нет, это свидетельство слабости, свидетельство её ущербности – ослабленный контроль. Рин поспешно спрятали руки за спиной. Изнутри поднималась жуткая ярость – иршасса внутри требовала крови того тха ше, который посмел её оскорбить. В ушах зазвенело, в виски стучалась тупая боль – все силы уходили только на то, чтобы сдержаться, не допустить оборота.

«Будь достойной». Легко сказать. Сталкивался ли сам отец к таким себе отношением? Мужчина, высокородный и законный наследник, близкий друг ал– шаэ…

Ей казалось, что все сейчас смотрят на нее и смеются, над растерянностью, наворачивающимися слезами, над тем, что она села в лужу. Больней всего жалил упрек про успехи – ведь она старалась, училась и днем и ночью, пытаясь освоить и общую фоновую магическую силу, и свой дар Палача. Да, общие науки давались труднее, неразвитый дар доставал много хлопот и ей, и преподавателям, но… Но…

Ещё один вдох – глубокий, успокаивающий. Она почти насильно вводила себя в транс, хотя отец рекомендовал пока не делать это одиночку. Боль тренькнула глубоко внутри и утихла, сменившись ледяным равнодушием. Рядом кто-то что-то говорил, кричал или спорил – было уже все равно. Глупые, больше не больно и не страшно. Губы раздвинулись в странной улыбке, от которой собеседник вдруг умолк, поперхнувшись. Маленькая смешная пьявка… Что-то мешало с ним разобраться прямо здесь и сейчас, останавливало.

– Я не стану нарушать устав Академии, поэтому, к вашему счастью, пока Вы не ответите за свои слова. Мало чести оглядываться на тех, кому Создатели не отсыпали ума при рождении. Глупо оскорблять, не зная, кого вы оскорбляете… – голос на мгновение сорвался на злое шипение, но она сдержалась, – за ваши слова ответите. Чуть позже, когда я уделю вам время, – отдались эхом в неожиданно упавшей тишине слова.

Пара закончилась – о чем возвестил едва слышный сейчас звон в воздухе – и она поспешила прочь, не оглядываясь. Кто-то что-то кричал вслед и, кажется, бросился за ней вдогонку. Пустое. Вот и пригодился старый студенческий лаз – и пусть она клялась, что больше не выйдет из Академии, пусть это грозило нешуточными неприятностями – сейчас было все равно. Главное, от охраны улизнула и ладно. Дальше, дальше – мелькают на грани сознания улицы, шуршит под хвостом мелкий камень. Под хвостом? Надо же, и не заметила, как обернулась.

Вот уже ноздри жадно вдыхают запах леса, зеленых листьев риша и серебристых лиан капро, сияющие тарелочки фосфоресцирующего в темноте гашшаха и метелки красного даа радуют глаз и заставляют успокоиться, взяв себя в руки, а губы уже шепчут слова, которые, она думала, уже никогда не пригодятся:

– Господин лесов и зеленых холмов, Владыка дыхания трав, течения рек, Повелитель народа древнего, отцом решивший назваться, – голос сорвался на шипение, захлебнулся сухими всхлипами, но Рин упрямо продолжила, – принимаю силу твою и волю твою, даруй мне свое позволение! – пальцы выписали в воздухе вязь слабо светящихся символов – их было тяжело удерживать, казалось, что руки буквально прошивает стихийная энергия, сырая сила, которая пока еще плохо ей давалась, – Волею трав – заклинаю тебя, течением рек – ищу тебя, силою земли – молю тебя, открой врата, яви Великие Круги! Пусть откроется Незримый мир, откроются Врата!

Ярко вспыхнули камни подаренных фэйри артефактов, и по траве прошла едва заметная дрожь – словно волны, зеленое марево туманных кругов, они расходились один за другим от того места, куда упал брошенный меткой рукой кулон. Где-то за спиной чудились далекие крики и шум, заставляя нервно ежиться – если сюда примчится охрана, или, не дай Тан-Ши – отец или декан… А ей нужно только немного времени, ей давно уже надо было встретиться с зеленоглазым фэйри, зря только не слушала собственный дар. Рин пошатнулась, оступившись на земле и почувствовала, что проваливается вперед, прямо в мерцающие круги, опоясанные глыбами темно-серых камней, словно вылезших прямо из земли. Тело будто завязло в паутине, голова закружилась – и в тот же момент её подхватили сильные руки, прижимая к себе, ноздри уловили знакомый успокаивающий запах – леса, солнца, волшебства. Истинного и настоящего, не связанного словами заклятий и теориями магов.

Слезы брызнули сами собой. Она и не могла припомнить, когда плакала в последний раз. Слишком много всего навалилось за эти месяцы – академия, поступление, дар, новый факультет и знакомство с отцом, убийства и непрекращающиеся видения. Почему не прорвало перед отцом или перед Кио? Трудно сказать. Наверное, теперь именно потому, что она не хотела загружать дорогих людей своими проблемами, хотела быть сильной в их глазах. Ис-Тайше же… она действительно воспринимала его кем-то вроде приемного отца – как и Лэйри считала сестрой. Ей твердили – Повелителю фэйри нельзя доверять, и в чем-то она даже была согласна. Но знала, просто знала – он не причинит ей вреда, не станет ею манипулировать. И потому, что это была своеобразная этика Слышащих мир, и потому, что она спасла его дочь. Да и просто потому, что она отчего-то была ему симпатична. Нет, не было от него угрозы. Только отеческая забота, без долгов и обязательств.

И именно поэтому сейчас она активно мочила слезами серебристо-белую рубашку мужчины, а его пальцы легко перебирали её волосы, гладя по голове. Сейчас они совершенно точно не были больше в лесу у Академии, но и не в холмах фэйри. Над головой шумели тихо ветви деревьев – любой лес был надежным прибежищем Зеленого короля.

– Ну что ты рыдаешь, змейка? Впрочем, поплачь, раз тебе от этого легче, – невесомые прикосновения будто стирали усталость, боль и печаль, усмиряли магию, успокаивали, – столько навалили, забыв уже, как сами крутились после оборота. Дитя сущее, а требуют, как от взрослой, – мелодично что-то фыркнул на своем языке.

Подняла голову и замерла, вглядываясь в изменчивое, сейчас совершенно точно нечеловеческое лицо. Льняные волосы проросли изумрудными искрами, а на голове ветвились оленьи рога. Из-под тонких губ выглядывали острые клыки, придавая лицу настолько хищное выражение, что Рин невольно содрогнулась.

– Не стоит тебе меня бояться, – усмехнулся, повел рукой, мир смазался, мигнул – и вот уже перед ней аловолосый мужчина с искрящимися весельем глазами, – взрослые иршасы выглядят куда как более впечатляюще, съялла-э.

Подушечки его пальцев прошлись по заплаканному лицу, стирая остатки слез.

– Все хорошо. Пока что все ещё действительно хорошо, но если хочешь рассказать – говори.

Ис-Тайши махнул рукой в сторону весело журчащего из-под камней маленького водопада, и буквально по мановению руки выползли хищные корни, свиваясь уютными креслами, которые тут же укрыла мягчайшая подушка из листьев. Фэйри лишь усмехнулся, видя на её лице неприкрытое восхищение – его магия была естественна, словно дыхание, и уже этим отличалась от потуг большинства магов в академии.

– Не стоит сравнивать, – мягкий укор – слишком все это разное…

И она заговорила. Слова лились рекой – совершенно не хотелось останавливаться. Рин рассказала и о выборе древнего бога, и о декане, и о найденном отце, и строгости правил и трудностях их принятия, о попытке свыкнуться с вечным давлением общества, с презрением и тайнами, об ужасе мелькающих видений, о новом друге и жертвах.

Чему-то зеленый дан не удивлялся, над чем-то – тихо подсмеивался, но лишь несколько раз он напрягся – едва уловимо – так, что Рин так и не смогла понять, какие именно её слова вызывали такую реакцию.

– Да… – шелестнул негромко, задумчиво наблюдая за играющими в воде рыбками, – удивительное зрелище – камешек в жерновах истории… Но камень чистейшей пробы.

Одно движение – и острый коготь упирается в ямку над ключицей, одно нажатие – и тело окутывает слабость, а разум – сон. Она не успела ни закричать, не испугаться – только тело осело безвольным кулем на руки подхватившему его нелюдю.

Интерлюдия 5. О преступлении, наказании и планировании

Лучше умереть, чем маяться в неволе.

© Леонардо да Винчи

В отдалении раздался резкий грохот, звуки тарана, звон разбившихся стекол, и – финальным аккордом – в небо взвились искры первого пожарища. Первая весточка беспорядков – погром в квартале мастеровых.

– Полно, – раздался тихий смешок в ответ на сжатые зубы, – давай, мальчик, передай мне то, зачем пришел, и разойдемся.

Отвечать Киоран не стал – зачем? Ответа от него не ждут. Просто молча протянул упакованный в замагиченную бумагу сверток. Его собеседник тут же ловко перехватил ценную ношу, лукаво качнув головой – разглядеть выражение его лица, впрочем, было невозможно – его надежно скрывала гротескная маска, изображающая оскалившегося саграна – дикого хищника из породы кошачьих, хитрого, злобного и коварного.

Броска он не заметил, хоть и готовился к нему – просто что-то кольнуло руку, и мир покачнулся, суживаясь до черного пятна. Он не мог сказать ни слова, не мог пошевелиться, но чувствовал, как тело заставляют обернуться в змеиную ипостась, как его бывший компаньон протягивает руку, застегивая что-то на шее, а потом свет померк.

В себя приходить было тяжело – раскалывалась голова, а во всем теле была ватная тяжесть. Глаза открылись с трудом – как будто на лицо положили сверху латную перчатку. Серый камень потолка с едва заметными черными прожилками вызвал легкую гримасу. Ну конечно. Быстро они, однако, подсуетились. Ран повернул голову, чтобы удостовериться – он сейчас в истинной форме иршаса, да только пошевелиться не может. И не сможет – хвост был прикован искрящимися рунами обручами к плите, на которой он лежал, руки заведены назад и скованы над головой, а волосы – обернуты искрящейся сеткой. Спеленали, как самого опасного преступника. Хорошо, что лица иршасов малоподвижны, а из-за особенности строения глаз почти невозможно понять, что они чувствуют. Внешне некромант остался невозмутимым, и только глубоко внутри сердце сковал ужас. Впрочем, иногда страх так велик, что переходит в безразличие, все начинает восприниматься ровно и равнодушно, как сквозь дымку. Ведь этого не может быть, только не с ним, точно не может, он не умрет…

Он не помнил, сколько времени провел так, то забываясь коротким сном, наполненным кошмарами, то снова приходя в себя. Сначала он пытался звать – но никто не откликался. Кормить его не было нужды – все нужные вещества поступали в тело через специальные, прикрепленные к нему трубки. Учитывая особенности тела иршасов, в туалетных комнатах, как таковых, нужды не было, но от этого он чувствовал себя не менее мерзко… Слишком грязным, слишком униженным и растоптанным. Даже если бы захотел, он не мог бы ни сопротивляться, ни колдовать, теперь даже кричать не мог – спустя десятую попытку вызвать таким образом хоть кого-то – даже палача – появился полуседой иршас с поблекшей чешуей – видимо, место было не самое благоприятное для работы – и все также не говоря ни слова вставил в рот распорку, не дающую кричать – только тихо шипеть, вспыхивая от неслыханного унижения.

Ненависть – вот то единственное чувство, что владело им спустя бесконечность одиночества. Она давала силы не сойти с ума от отчаянья. Проваливаясь в очередную черную бездну сна, он все чаще начал разговаривать с окружающей его темнотой, чувствуя, как оттуда следят чьи-то внимательные, холодные глаза – или он уже свихнулся и это только казалось? Впрочем, это было неважно. Это стылое чувство обреченности казалось знакомым, а темнота – родным убежищем. Словно все это уже было когда-то. И отчаянье, и боль, и… смерть. Он не сдался, нет, но ждал её почти с облегчением. Он знал, что во всем виноват сам.

«Знаешь, я только об одном жалею – Кио усмехнулся, скаля клыки и свертывая хвост клубком – здесь, во тьме, он был совершенно свободен, – что Рин-э обо всем этом подумает. Ей и так тяжело приходится, карри Илшиарден не может сейчас ей помочь, а Лэи сама вынуждена быть настороже. После того, как она сбежала в лес, и вызвала Повелителя фэйри, знатный скандал разгорелся… в узких, конечно, кругах. Только обвинить её даже и не в чем. Да, покинула самовольно академию, но опять-таки по уставу отлучиться к родственнику она имеет право. А повелитель теперь её кровный отец… как же дан Палач и наследник бесились… – улыбнулся слабо в ответ на смешок темноты. – я бы хотел сказать сестренке, как сильно она мне дорога, хотел бы предупредить. Мы всегда думаем, что у нас много времени, а потом вдруг его больше не остается, да? Должно быть, тебе смешно меня слушать, но я бы многое отдал, чтобы все изменить»…

– Правда? – холодный едва слышный шепот разнесся в пустоте неожиданно громким эхом, заставляя вздрогнуть и взвиться вверх, скаля клыки.

– Ты мне не скалься, не напугаешь, перерожденный! Ответь, ты готов заплатить цену за то, чтобы восторжествовала Справедливость? – последнее слово словно подчеркнули интонацией, выделяя, – ведь ты знаешь уже свой приговор.

– Понимаю, тан…

Смешок. Невидимок касание – будто ветер гладит по лицу, скользя по волосам.

– Клянусь сутью божественной, что не потребую от тебя ничего, противоречащего твоим принципам.

Весомая клятва. Странный разговор. Проклятая надежда!

– Так вы…

– Нет! Прямого вмешательства не будет… – чуть смягченно, – это не в моих силах, но тебе не стоит волноваться.

– Что вы имели в виду?.. – сотканная из тьмы перчатка легонько коснулась хвоста, щекоча.

– Тебе это вовсе не нужно знать, змееныш. Неведение для тебя – это благо.

Ответ ничем не хуже прочих. Снова игры, снова недомолвки, как же это надоело!

– Ещё узнаешь и успеешь пожалеть, глупый.

Он раскинулся, невольно подставляя чувствительную чешую под уже две умелые руки, надраивающие её до блеска, и блаженно шипел, прикрыв глаза. Хорошшо… спокойно…

Маг смерти расслабился, чувствуя, как очищается душа от грязи унижений – он начал проваливаться в сон, понимая, что его мягко заставляют замолчать, но все же не удержался от последнего вопроса:

– Кого же мне благодарить?

– Сестру справедливости, – звонкий хохот осыпался клочьями тьмы, накрывая разум блаженной пеленой.

На допрос Киоран явился полностью умиротворенным. Неясно, какое воздействие применила древняя богиня, но он очнулся совершенно здоровым, полным сил, спокойствия и уверенности в завтрашнем дне. Да, долго это состояние не продлилось – ведь по-прежнему был скован, лишен магии и беспомощен, но страх уже не застилал разум, хотя, увы, наяву можно было только мечтать о тех чувствах, что он испытывал во сне. Хвост отковали, позволив надеть широкий традиционный пояс на талию, но руки остались скованными, а вместо распорки между зубов на шее защелкнули противно леденящий ошейник. Будто не змей, а пес. Интересно, к кому же его поведут?

Конвоиры – два серебристо-серых иршаса с золотыми полосами по хребту и нашивками-браслетами стражи – с ним не разговаривали. Обвиненный в государственной измене (меньшее, судя по тому, как его упаковали, не предъявят) переставал существовать для обывателей. Пустое место. Ничтожество. Цыц, тоска! Лапы прочь, отчаянье!

Полупустая комната. Высокий столб напротив стола – с двумя горизонтальными перекладинами, куда приковывают руки и закрепляют цепочку так, что невозможно пошевелить головой. В реальности его чешуя грязная и тусклая, нет былого глубокого, иссине-черного оттенка, а золотые полосы на груди побледнели. Волосы под сеткой зверски чесались… вот сейчас как напустит им блох… Правда и юмор, и напускная храбрость помогли мало, когда он увидел обвинителя. Высокий, огромный иршас с покрытым вздувшимися шрамами лицом и холодными, мертвенно-синими глазами. Идаршасс дан Аранаш, генерал-майор, начальник отдела специальных расследований, личный вассал императора. Это дело не отдали ал-шаэ. Внутри все заледенело от презрительного взгляда одного из лучших умов Империи.

Яркий свет лампы-светляка ударил по глазам, заставляя щуриться, затекшие руки почти не ощущались, горло хрипело, но ему не давали отмолчаться, добивая раз за разом меткими, четкими вопросами.

– Вы были в районе Ильбе?

– Вы передавали планы перемещений императорской охраны?

– Вы были связаны с заговорщиками?

– Вы убивали дана Льирна?

– Вы насылали некромагические эманации?

Он не мог больше, не сдержался, понимая, что из-за защиты ментальный допрос невозможен, а потому он все-таки обречен. По собственной глупости.

– Да, да, Арташ вас побери! Да, я признаю, я виновен!

Он резко дернулся, зло шипя, раздвоенный язык тронул воздух, ощущая чувства собеседника.10ff63

– А теперь, раз вы довольны, уведите меня!

Силы закончились – разом, резко, так, что он почти осел на руки появившихся конвоиров.

Тяжелый взгляд обвинителя буквально пригвоздил к земле, заставляя задохнуться. Он же знал, что все так и будет, но почему же до сих пор так больно?

– Вас казнят через два дня, ваша вина доказана, Киоран.

Вот так, без приставки и имени рода. Преступник… – Обрежьте ему волосы, – равнодушное, теряется в диком отчаянном крике.

Нет ничего страшнее для мага, чем потерять основной источник своей силы, а для аристократа – знак своего положения и статуса.

«Будьте вы прокляты», – шепчут посеревшие губы, но никто не поймет, кого именно он проклинает.

Все наваливается разом, придавливая к земле, заставляя позорно дрожать от ощущения собственной ничтожности. Он сейчас не помнит обещаний, не имеет надежды, и когда острый кинжал ловко срезает слипшиеся от пота и грязи волосы осунувшаяся фигура молодого иршаса оседает на плиты тюрьмы без звука. На лице потерявшего сознание мага не было ни кровинки.

Столица, Ал-шаэ Нильяр

Мужчина отвернулся от прозрачной пленки экрана, бесстрастно отражающей потерявшего сознания от лишения источника магии преступника. Отрезать заговоренным кинжалом волосы – все равно, что скальп снять. Нильяр чуть сощурил глаза, стискивая клыки. Император ясно дал понять, что отстраняет его от этого дела в виду возможной предвзятости. Что тут расследовать? Преступник во всем сознался и будет наказан. И будь это кто-то иной, наследник сам бы безоговорочно поддержал отца.

Как странно и ловко, а, главное, как вовремя из столицы услали Илшиардена – якобы в провинции илихо – полулюдей-полуптиц, произошло убийство, напоминающее ритуалы в столице, но над телом поймали потенциального виновника.

Еще интереснее, что императора в его решении покарать наглого выскочку полностью поддерживала императрица, а Первый советник, на людях не снимая с лица скорбной маски, все же отказался от сына, вычеркнув его из рода.

Нехорошая картина складывается, некрасивая…

– Вам тоже так кажется, господин? – Раш выступил из угла, сверкнув ядовито зелеными глазами, чуть светящимися в полутьме, – кольцо все сжимается и сжимается…

– И кажется мне, что мы между двух огней, которые действуют независимо друг от друга, верно? Мы не должны позволить этой казни, шианнэ. Поэтому, когда инар Дейирин будет просить о встрече со мной… дозволяю откликнуться на её призыв.

Оба мага, словно по команде, повернулись к окну, смотря вниз – далеко вниз, где под сверкающими пуховой оберткой серебристыми облаками простиралось сердце их страны. Его ритм, его звучание было впитано, казалось, с рождения, и казалась кощунственной мысль, что кто-то способен это прервать.

Высокие шпили Змеиной Академии, покатые купола Университета общих наук, шумящая зелень парков и многоголосица улиц…

– Как скажете.

На вечно молодом лице его собеседника не отразилось ни тени недовольства. Впрочем, эмоции его вообще было прочитать невозможно.

Как же хочется порой сорвать с его лица эту маску – не из ткани, из брони бесстрастности, заглянуть под наведенный чарами морок, влезть в душу. Он хотел, чтобы у его людей не было от него тайн, но понимал – стоит попытаться надавить – и он потеряет Эрайша. Слишком сильно на него влияет прошлое,

– Ты принадлежишь только мне, ты помнишь это? Ты сам отдал мне свою жизнь много лет назад.

– Вы зря привязались ко мне, шиэннэ, – почти укоряющее, – будущее неизменно.

Оскал. Шелест свивающегося кольцами гигантского змея – контроль великолепен, мебель не пострадала. Золото, присыпанное пеплом на чешуе. Потерявшие зрачок глаза смотрят безумно и страшно.

– Ник-хто. Никогда. Не отнимет у меня мой Щит. Ты слиш-шком мало доверяеш-шь моим словам. Иди прочь и выполни все, что я сказал. Не забудь предупредить Айнире и следите за всеми ключевыми фигурами.

Снова этот бесящий молчаливый поклон и снисходительность в глазах. Ал-шаэ выдохнул, пробуя языком воздух. Последнее обвинение далось ему нелегко, вызывая изнутри безумную жажду разорвать глотки тем, кто посмел выставить его убийцей женщины и её нерожденного ребенка, пусть даже женщина эта была не самой достойной.

Думать о семье не хотелось, как и о выставленном императором требовании, как и о многом другом… но приходилось. Он успокоился так же быстро, как и вышел из себя – все же звериные инстинкты были в его племени сильны до сих пор, пусть и смягченные веками цивилизованного существования.

На посланный вызов немедленно ответили, и, поднеся браслет к переговорнику, мужчина отдал приказ:

– Аирни, готовьте ваших людей, – кончик хвоста нетерпеливо застучал по камням, выдавая азарт высокородного, – все фигуры расставлены, пора и нам сделать ответный ход. Начинаем охоту на наш тандем «кукловодов».

– А «ритуальщик»?

– Подождет. Мне кажется, с ним у нашей Слышащей больше шансов…