Текст книги "Грешный"

Автор книги: Шарлотта Физерстоун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

Поскрежетав зубами минуту–другую, Джейн сердито затопала по дорожке и… столкнулась с тем же лакеем, спускавшимся со ступенек.

– Его светлость прислал ответ, мисс.

Джейн схватила записку и развернула ее, чувствуя, как кровь отхлынула от лица.

«В таком случае можете поужинать со мной голой. Прекрасная кожа всегда будет подходящим нарядом и отличным дополнением к вину.

В восемь часов, на террасе».

Медсестра скомкала письмо. Бросив взгляд на окно особняка, она снова заметила движение белой занавески. Позади шторы появился лорд Уоллингфорд. Он смотрел на Джейн, этот прекрасный падший ангел. Граф коротко поклонился, приветствуя ее. Переменчивое женское сердце предательски заколотилось – и вовсе не от гнева.

Джейн следовала за лакеем, ощущая тепло фонаря, который тот нес в руках, на которые были надеты белые перчатки. Где–то вдали раздавались раскаты грома. В сумеречном небе висели тяжелые облака, сад погрузился во мрак, там царила зловещая, гнетущая атмосфера.

Они шли по каменному мосту, и Джейн вглядывалась в неподвижную темную воду. Белый лебедь плавал рядом с черным. Судя по всему, черный был самцом – он все время держался рядом с белой подругой и с каждой руладой грома лишь ближе подплывал к своей лебедушке, направляя ее к берегу.

Джейн никогда прежде не видела черного лебедя. Была в этом существе какая–то особая, тихая красота. А еще печаль, которую чутко улавливала Джейн, наблюдая за плавающей под мостом парой. Эти лебеди совершенно не сочетались между собой, их дуэт выглядел странным, и все же скользящие по черной глади воды птицы, очевидно, подходили друг другу.

Джейн наблюдала за лебедями до тех пор, пока они не скрылись во мраке, а потом прибавила шаг, чтобы догнать лакея, который уже ждал ее на другой стороне моста. Свернув на дорожку, они направились к уединенному домику, который она уже видела днем.

Очевидно, Уоллингфорд ждал Джейн перед входом в столовую. Бедняжка не знала, что выйдет из этой затеи, но ее тело уже томилось в ожидании встречи с графом. Она вся горела, вспоминая о его сладостных прикосновениях. Руки лорда, его прекрасные пальцы художника ласкали груди Джейн, ее лоно, и память о тех страстных мгновениях заставляла все ее тело трепетать – отнюдь не от отвращения.

Поднимаясь по холму, Джейн приподняла свои юбки и почувствовала, как сверху упали первые капли дождя. Проклятье, она и не додумалась прихватить с собой зонтик!

– Позвольте, я помогу вам, мисс. – Лакей предложил Джейн руку, на которую она и оперлась, разрешив буквально тащить себя вперед по холмистой крутой местности. Они уже бежали, спасаясь от дождя, но это было бесполезно – небеса разразились ливнем, и Джейн моментально промокла до нитки.

Дверь маленького дома открылась, оттуда появился Уоллингфорд, который бросился к ним. Он взял руку Джейн у лакея и проводил ее внутрь, а потом, обменявшись парой слов со слугой, закрыл дверь.

Джейн, продрогшая до костей, оказалась в самом центре здания, украшенного картинами и статуями. Она тяжело дышала, запыхавшись от бега по холмам в своем тяжелом платье.

Капли дождя затуманили линзы очков медсестры, а волосы, которые она так тщательно убрала в пучок, были влажными, локоны завивались, выскальзывая из–под шпилек.

– Я и подумать не мог, что пойдет дождь, – сказал Мэтью, поймав сердитый взгляд Джейн. И что ей теперь было делать, с этой промокшей насквозь одеждой? Но графу, казалось, этот факт доставлял огромное удовольствие. – Вы позволите? – Уоллингфорд потянулся к очкам медсестры и медленно снял их с ее лица. Он пристально, не мигая, смотрел Джейн прямо в глаза, и в этом жгучем взгляде, сосредоточенном исключительно на ней, ясно читалась чувственность. Смутившись, она отвела взгляд.

– Джейн… – Мэтью взял ее за подбородок и осторожно повернул к себе. – Позвольте мне взглянуть на вас.

– Мне не по душе ваши своевольные методы, милорд, – отрывисто бросила Джейн, отказываясь смотреть на него.

– Что же я сделал, кроме того, что приобрел ваши услуги для своей сестры?

– Меня нельзя купить, сэр, – задохнулась от возмущения медсестра, отталкивая руку графа. Подчеркнуто не обращая внимания на изумленное выражение его лица, она переместилась к камину, туда, где ярко горел огонь. Джейн замерзла, все ее тело сотрясала нервная дрожь, но она предпочла бы умереть, чем выдать свое волнение. Уоллингфорд нарочно заманил ее в свою ловушку, и для чего же? Догадка неожиданно сверкнула в сознании.

– Быть может, вы пригласили меня сюда, чтобы я смогла отблагодарить вас за спасение от лорда Терстона?

Выражение лица графа стало убийственно жестоким.

– О Боже, Джейн, что же вы думаете обо мне?

– Нет, это как раз вы могли подумать об этом, потому что я – лишь бедная компаньонка леди и медсестра. Вы могли решить, что я должна расплатиться с вами. Я ведь обязана вам, вы спасли меня от Терстона. И теперь, судя по всему, вы думаете, что это дает вам право использовать меня так, как вам заблагорассудится.

– У меня и в мыслях не было использовать вас, Джейн, никогда!

Она лишь грустно рассмеялась и скрестила руки на груди:

– Тогда что я здесь делаю? Уоллингфорд подошел к Джейн и дотронулся до нее, но она лишь отступила назад, не позволяя делать это. Сейчас мисс Рэнкин пребывала во власти гнева, но ее эмоции были столь переменчивы… В этот момент граф напоминал ее любимого Мэтью, с этими взъерошенными волосами, легкой щетиной. На нем была повседневная, будничная одежда – черные брюки и распахнутая белая рубашка, открывавшая загорелую грудь. Эту грудь она так тщательно мыла, к этой груди с такой нежностью прикасалась…

– Вам нужно сбросить эту одежду, Джейн, прежде чем вы простудитесь и умрете.

Она отчаянно дрожала, зубы колотились от холода, а влажные волосы спадали на шею. Граф взял одеяло и развернул его, протянув гостье:

– Это все, что у меня есть.

Медсестра повидала так много людей, простудившихся и умерших от воспаления легких, чтобы теперь самой подобным образом приблизить свой конец. Бормоча себе под нос проклятия, она расстегнула пуговицы на платье, опустила свой наряд и перешагнула через него. Потом Джейн сняла нижние юбки и корсет, оставшись в одной тонкой сорочке, которая тоже промокла и теперь плотно облепляла ее груди.

Джейн чувствовала себя голой, беззащитной, но Мэтью смотрел на нее так, что кровь закипала в жилах. Даже без очков она могла видеть вожделение на лице графа, наблюдать, как его взгляд задерживается на ее грудях, верхушке бедер…

– Теперь вы довольны? – резко сказала она, выдергивая одеяло из рук Мэтью и обертывая его вокруг плеч.

– У меня не было подобных намерений, когда я пригласил вас сюда этим вечером.

– Тогда какие же намерения были у вас, милорд? Почему вы никак не оставите меня в покое?

Мэтью задумчиво смотрел на Джейн, ее вопрос так и пульсировал в мозгу графа. Он и понятия не имел, как на это ответить, как объяснить все даже самому себе. Единственное, что знал сейчас Уоллингфорд, – это то, что он запутался, потерял способность здраво мыслить, стал настоящим безумцем. Его действия не имели смысла, отныне им управляли только желания. Уоллингфорд едва мог совладать со своей яростью, когда стоял у окна комнаты Сары и наблюдал за Джейн, прогуливавшейся с Инглбрайтом. «Она моя, моя!» – кричало все его существо, и эти томительные мгновения казались вечностью. Черт побери, Мэтью едва отдавал себе в этом отчет, но он завидовал – нет, даже ревновал к этому ублюдку! Джейн принадлежала ему. И он осознавал это каждой клеточкой циничного сознания и ледяного сердца. Все–таки между ним и этой женщиной происходило что–то особенное – в больнице, в карете… И это было большим, чем обычная потребность в сексе. Боже праведный, как же Мэтью жаждал повторения тех моментов! И с какой силой он хотел, чтобы Инглбрайту не досталось даже жалкое их подобие!

– Думаю, я начинаю понимать, почему вы не можете оставить меня в покое. В вас говорит дух противоречия. Вы не привыкли к отказам, и сейчас вы просто не можете вынести, что кто–то вроде меня, с подобными внешностью и происхождением, отверг вас.

«Она – что–то совершенно новое», – пронеслось в голове Уоллингфорда. Он называл так Джейн еще в больнице. И частично это действительно было так. Граф никогда не встречал такую женщину, как эта скромная медсестра, непостижимым образом будоражившая его воображение и приводившая его в замешательство. Джейн значила для него значительно больше, чем очередная обладательница соблазнительного тела, которым можно овладеть.

Сегодня вечером Мэтью пригласил сюда мисс Рэнкин, чтобы просто поговорить. Но все благие намерения разом вылетели у него из головы, стоило увидеть Джейн в одной тонкой сорочке, ее прекрасные груди, выступавшие под влажной тканью. Ах, как граф хотел разорвать эту сорочку, увидеть Джейн обнаженной! Он хотел рисовать ее по памяти, увидев своими собственными глазами, а не по туманному облику, который волновал его воображение последние недели.

И все же Джейн ненавидела его. Мэтью видел это в е глазах, в этих прекрасных, завораживающих, глубоких озерцах. О боже, его колени ослабли, стоило снять Джейн очки. Она казалась Мэтью такой… красивой.

Сейчас Уоллингфорд с удивлением вспоминал утро, когда он столкнулся с Джейн лицом к лицу в кабинете Реберна. Задумчиво потирая лоб, граф вздыхал, вызывая в памяти, пусть и ненадолго, те недавние сцены и непривычные чувства, бушевавшие в его груди. Он все еще находился во власти гнева. Дьявол, как же Мэтью был зол на Джейн, он едва сдерживался, чтобы не дать волю своей ярости! Но почему? «Потому что ты что–то чувствуешь к Джейн, а она к тебе, очевидно, нет», – мелькнула в голове догадка. Выходит, его эмоции объясняются лишь уязвленной гордостью? Уоллингфорд хотел Джейн, а она его – нет. Получается, именно из–за этого граф и сходил с ума?

– Вы хотели меня, – вдруг произнес он вслух, – завлекали меня, Джейн.

– И я более чем уверена, что вы нашли это довольно забавным.

– Я верил, Джейн, – нет, я все еще верю, что мне хотелось заглянуть в вас так глубоко, в такое сокровенное место, куда вы не приглашали еще ни одного мужчину.

Она впилась в него гневным взглядом:

– Вас никто не приглашал, сэр, потому что у меня нет желания развлекать вас. Уверена, вы лишь дразнили меня, смеялись надо мной!

– Вы действительно так думаете, Джейн? Те же самые презрение и ненависть, которые вы питаете к лорду Уоллингфорду, – вы чувствуете их и по отношению к Мэтью?

Джейн опустила ресницы, словно боясь невольно выдать свои эмоции. Даже самый слабый румянец на ее щеках не мог разоблачить ее истинные чувства.

– Нет.

– Почему? Скажите мне! – попросил Мэтью. Он должен был знать, почему Джейн по–прежнему будто скрывалась под вуалью, почему она так боялась сказать ему правду. Черт возьми, он ведь ласкал ее груди своими губами! Словно поддразнивая, касался языком нежной кожи – с таким чувством, которое никогда не испытывал к другим женщинам. Она прикасалась к нему, ласкала его – она, его Джейн, Джейн Рэнкин. И Мэтью готов был поклясться: она наслаждалась каждой секундой в его объятиях! Неужели все, что произошло между ними, было столь незначительным, неважным для нее? Неужели только его, Мэтью, захлестнул этот неистовый поток чувств, стремительно пробежавший между ними? О боже, неужели его желания не были взаимными?

Когда Джейн отвела свой взгляд, явно отказываясь отвечать на вопросы, Мэтью потянулся к своему камзолу и вытащил из кармана узкую полоску черных кружев, которую всегда носил с собой. Это была та самая полоска, которую он снял, когда касался губами пульсирующей точки на ее шее в тот памятный день в карете.

– Почему, Джейн? Мисс Рэнкин медленно подняла глаза на Мэтью.

Сейчас она казалась строгой, несгибаемой, ее взгляд остановился на полоске черных кружев.

– Судя по всему, вы приняли меня за кого–то другого, милорд.

– Вы ведь уже признали, Джейн, что именно вы были тогда со мной. Вспомните, это произошло в тот момент, когда вы согласились ухаживать за Сарой. Видите, я храню в памяти все детали наших встреч, все, благодаря чему я оказался обладателем этих кружев. Объясните же мне, почему вы по–прежнему с такой настойчивостью таитесь от меня, словно по–прежнему прячетесь под той вуалью? Я ведь знаю, что это были вы!

От Мэтью не укрылась вспышка в глазах Джейн. Теперь в них ясно читалась ранимость. Уоллингфорд понял все, как только взглянул на любимую: она ощущала то же самое, что и он! Но Джейн не хотела признавать свои страстные желания, которым однажды невольно поддалась вместе с Мэтью.

Они оба были уязвимы, но ни Джейн, ни ее тайный возлюбленный не могли допустить, чтобы их слабости стали явными.

– Что мне нужно сделать, чтобы вы признались мне?

– Вы снова и снова оскорбляете меня предположением, что меня можно купить.

– У каждого есть своя цена, Джейн.

Ее огромные, цвета морской волны глаза гневно сверкнули.

– Нет, не у каждого, милорд. – Она наклонила голову и посмотрела на Мэтью своими проницательными, умными глазами: – Выходит, продаетесь и вы, милорд?

Мэтью постарался сохранить непроницаемое выражение лица, хотя вопрос Джейн застал его врасплох. Уоллингфорд не ожидал от нее ничего подобного!

– А если бы я и в самом деле продавался, вы бы купили меня? Ведь правда, мисс Рэнкин? – нарочито небрежно спросил граф. Уоллингфорд старался притвориться, будто ему наскучил разговор, и ответ гостьи для него совсем не важен, хотя именно ее признания он ждал так, словно от этого зависела вся его жизнь. Черт, Мэтью даже затаил дыхание на полминуты, в напряжении ожидая, что же ответит ему Джейн.

– Нет, я бы вас не купила.

Уоллингфорд с шумом выдохнул. Ответ гостьи его не удивил. Мисс Джейн Рэнкин никогда и ни за что не стала бы платить – по крайней мере, человеку его репутации. Мэтью был абсолютно уверен в том, что та Джейн, его возлюбленная, предпочла бы быть с ним просто так, не платя за это. Но чего хотела медсестра Джейн?

– Я не купила бы вас, милорд, потому что, проще говоря, хотела бы всего вас. А вы никогда не сможете дать мне это.

– Всего меня?

– Именно в этом и заключается вся суть, когда вы покупаете чье–то тело, ведь так? Вы хотите получить все права на этого человека. Когда один готов торговаться за душу другого, он вряд ли довольствуется полумерами.

– Я не понимаю вас, мисс Рэнкин. Если человек позволяет себе продаваться, он должен отдать покупателю все, что он или она пожелает.

– Я предполагала, что вы будете думать именно так. В конце концов, вы – мужчина. Тем не менее, милорд, вы и другие представители сильного пола серьезно ошибаетесь, когда полагаете, что можете купить женщину целиком и полностью. Покупая женщину, вы ждете, что она отдаст вам всю себя, – но этого не будет. Тело, наслаждение – все это поверхностные вещи. Приобретя тело, вы не купите в придачу душу. В конечном счете, вы удовлетворите свои физические желания, но не познаете истинной близости. Вы не узнаете настоящую женщину, живущую в теле, которым вы пользуетесь.

Собственное тело Мэтью охватил жар, когда он понял, насколько жаждет обладать Джейн. Не просто телом, но всей этой женщиной, каждой ее маленькой частичкой, которая делает ее уникальной, собой – Джейн.

– Вы дарили мне всю себя, Джейн! Я уверен в этом. Мисс Рэнкин энергично тряхнула головой, отрицая то, что было для графа столь очевидным. Джейн, которую он обнимал тогда в карете, отдавалась ему вся, целиком.

– Такова людская природа, человеку свойственно скрывать частичку своей души от другого, – объяснила она. – Но если этот другой окажется достоин доверия, однажды эта частичка предстанет перед ним во всей красе. А тому, кто не заслуживает искренней, настоящей близости, остается лишь покупать тело и плотское наслаждение. Ни за какие деньги нельзя купить человеческую душу.

– Любопытно, а если бы вы получили на меня все права, вы бы выведали мои секреты, Джейн?

– Я на сто процентов уверена в том, что, если бы я купила вас, милорд, вы бы дали мне только то, что пожелали дать, и ничего больше. Полагаю, вы бы доставили мне удовольствие с помощью своего хваленого мастерства в будуаре, оставив все, что касается вашей души, за дверью. Это ведь был бы чисто физический акт, не так ли? Ничего личного, ничего по–настоящему искреннего. Только механика. Никакой эмоциональной близости.

Если бы собеседница была любой другой женщиной, Уоллингфорд согласился бы с ее словами. Но это была Джейн, та, что вызвала в душе графа желание отдать ей гораздо больше, чем всем своим пассиям, вместе взятым. Мэтью готов был отдать всего себя Джейн, его застенчивой, тихой, маленькой медсестре.

– Осмелюсь сказать, милорд: вы не сможете получить все, что хотите, просто потому, что у вас есть хрустящие купюры. И если кто–то продался, это еще не означает, что он готов отдать покупателю абсолюты все. Мы сами, то, что нам нужно – этот неуловимый взгляд в самые глубины души, – этого никогда не купишь. Это можно только отдать, по доброй воле.

«Я дал бы вам все, что бы вы ни попросили!» – мелькнула в голове Мэтью импульсивная мысль, но он вовремя прикусил язык и снова придал лицу непроницаемое выражение.

– И вы не собираетесь открывать свою душу мне, Джейн, – это вы пытаетесь мне сказать? Вы боитесь сделать это сейчас, потому что однажды я уже туда заглянул? Вы всерьез опасаетесь, что я смогу разузнать все ваши маленькие секреты, все ваши желания – и использовать их против вас? Именно поэтому я столь нежеланен для вас?

– Совсем нет, – прошептала она, делая шаг назад.

– Тогда почему, Джейн, почему вы так боитесь? Вы хотите отдать частичку себя мне, но не хотите признавать это, не так ли? Вы боитесь. Вы не знаете, что делать с тем желанием, которое я пробуждаю в вас.

– Что вы за человек? – с вызовом бросила она. – Мэтью, которого я сначала встретила, или Уоллингфорд?

– Какое это имеет значение?

– Потому что мне нравился Мэтью, ему я бы отдала все, что он бы ни попросил. Уоллингфорда я презираю. Ему я бы никогда не дала ничего ценного, и менее всего – свою душу. Какой же… который из этих людей – вы?

Повисло молчание – такое напряженное, что казалось, можно было увидеть электрические разряды, летавшие между ними. Так они и стояли, глядя друг на друга, пытаясь скрыть свои страхи и правду, которая могла стать очевидной в любой момент.

– Какова же ваша цена? Сколько нужно заплатить, чтобы хоть мельком заглянуть в вашу душу? – выпалил Мэтью, хватая Джейн за руку и притягивая ее к себе. – Только скажите. Я заплачу.

– Я не продаюсь, милорд.

– А та Джейн, медсестра? – Граф заглянул ей в лицо, пытаясь прочитать ответ. Эх, многое бы он отдал, только бы не выглядеть таким глупцом! Но, видит бог, в этот момент Уоллингфорд не мог справиться с собой, не мог контролировать то, что срывалось с его уст. – Джейн, медсестра, всеми силами стремилась к плотским удовольствиям. Так скажите мне, сколько стоит она?

– Значит, вы хотите ту Джейн? – В голосе гостьи послышалась грусть, и это не укрылось от графа. Ее подавленный тон эхом отозвался в душе Мэтью, и он почувствовал, что окончательно запутался, сбился с толку. – Это и есть женщина вашей мечты, облик которой вы нарисовали в своем сознании? Именно ту Джейн вы и вожделеете?

– Я не знаю.

Мисс Рэнкин кивнула, принимая его честность:

– Моя цена показалась бы вам непомерно высокой – вы никогда не смогли бы заплатить ее.

– Скажите же, какова она!

Джейн замолчала, она долго, изучающе смотрела на лицо собеседника. Так гостья и стояла – с горящими от волнения щеками и влажными волосами, капельки с которых падали на обернутое вокруг плеч одеяло. Наконец она собралась с силами.

– Моя цена, если бы вы выразили желание заплатить ее, – вы, милорд. Не Уоллингфорд, – объяснила она, – а Мэтью. Мне нужен тот мужчина, которым вы были.

Граф прерывисто выдохнул и выпустил руку Джейн, словно она могла обжечь его. Уоллингфорд чувствовал, что его поймали в ловушку, что ему уже не хватает воздуха… «Отступи! – стучало у него в голове. – Беги от того, что она предлагает!» Но Мэтью был уже не в силах справиться с неистовым желанием обладать этой женщиной, овладевать ею – целиком и полностью. Его вожделение было свирепым, первобытным, оно уже не слушало голос разума. Война сомнений, так долго бушевавшая в его душе, окончилась. Мэтью подошел к Джейн и, схватив за плечи, оттолкнул к стене. В следующее мгновение он порвал тонкие завязки ее сорочки.

– Вы не знаете, чего просите! – взревел Уоллингфорд, прижимаясь лицом к растрепанным волосам Джейн. Ярко–рыжие локоны были влажными, но даже их прохлада не могла потушить огонь, бушевавший в нем.

– Я знаю мужчину, которым вы были, – прошептала Джейн, закрывая глаза и безвольно откидывая голову в сторону. – Когда–то мне удалось заглянуть в его душу. Где же он, где Мэтью?

– Он сломлен, – резко отозвался Уоллингфорд, проводя губами по ее щеке и спускаясь ниже, к подбородку. – Он способен лишь трахаться, он уже уничтожил самого себя и еще разрушит вас, Джейн!

– Нет!

– Да! – настойчиво прорычал граф, прижимаясь к ней, отчаянно нуждаясь в ней, трепеща в предвкушении соединения их тел. Окончательно потеряв способность владеть собой, он заревел на ухо Джейн, грубо схватив ее за мочку зубами: – Я причиню вам боль, Джейн! Это все, на что я способен, – я умею лишь заставлять страдать и хорошо трахаться. Я не знаю, как любить, как чувствовать. Я не знаю, как обращаться с вами. Я знаю лишь одно – как трахать, и не вас, – простонал он, – ваше тело. Это все, что мне нужно, – даже не ваше тело, просто влагалище. Мне не нужна вся женщина. Не нужна ваша прекрасная душа, Джейн!

Тело бедняжки обмякло под напором графа, и он, стянув одеяло, принялся исступленно гладить ее гладкую, нежную кожу.

– Я не хочу делать вам больно, Джейн, но я сделаю! Я просто не могу позволить вам уйти…

Уоллингфорд в отчаянии зажмурил глаза и сжал в кулаках подол ее сорочки.

– О боже! – вскричал граф, когда в сознании вдруг всплыли недавние неприятные воспоминания, нахлынувшие стремительной, жестокой волной эмоций. – Я наблюдал, как вы гуляли с доктором сегодня. И он коснулся вас. Вашего колена. Он так смотрел на вас, Джейн!

– Это ровным счетом ничего не значило…

– Вы – моя! – отрывисто бросил Мэтью. Припав к неровной коже ее губы, он ласкал шрам кончиком языка. – Вся моя! И даже при том, что вам будет больно в моих объятиях, вы все равно принадлежите только мне!

Джейн едва могла дышать. Что она делала? Она ведь пришла на эту встречу, намереваясь поставить зарвавшегося аристократа на место, и все же не смогла скрыть своих чувств, своей тоски по нему… Джейн смотрела на Мэтью и отчетливо слышала боль в его голосе. Страдания возлюбленного эхом отзывались в ее душе, притягивали, неудержимо влекли к нему. Этот голос, подвергавший Джейн такой сладкой пытке, вел ее к погибели.

Губы Джейн искали губы Мэтью, и она нежно отозвалась на его ласки. Поначалу это было лишь едва заметное касание уст, но граф прильнул к ней еще ближе, даря откровенно страстный поцелуй. Снова и снова задерживаясь на ее тонком шраме, он шептал:

– Я хочу вас, Джейн. Всю вас – и прямо сейчас.

Уоллингфорд окончательно сорвал сорочку с тела Джейн. Теперь она стояла перед ним полностью обнаженная. Все так же, удерживая запястья возлюбленной в своих руках, граф изучал каждую клеточку ее тела.

– Джейн, – простонал он и, согнувшись, прикоснулся губами к столь желанной груди. Джейн тихо захныкала, все еще пытаясь слабо протестовать, но в следующее мгновение, стоило языку Мэтью прикоснуться к затвердевшему соску, как с ее уст слетел стон блаженства. Когда он нежно взял этот розовый холмик в рот, все тело Джейн напряглось в томительном предвкушении, а в самом низу живота что–то уже привычно сжалось.

Она забилась в руках Мэтью, а он все с тем же неистовством целовал соблазнительные округлые груди. Немного ослабив свой натиск, граф опустился на колени и принялся ласкать губами ее живот, бедра… Кончиком пальца он нежно погладил темный синяк на внешней стороне ноги, потом припал к нему губами, словно пытаясь смыть следы жестокости Терстона. Мэтью скользнул языком выше, к правой стороне живота Джейн, и поцеловал шрам, оставшийся после аппендицита.

Исследовав губами сморщившуюся кожу, Уоллингфорд взглянул на любимую и поднялся. Он в отчаянии сжал ладонями лицо Джейн, жадно ища губами ее губы.

– Мне отвратительна сама мысль о том, что он прикасался к вам своими руками, – прохрипел граф, одаривая ее еще одним яростным, почти грубым поцелуем. – Он ведь касался вас, не так ли?

Мэтью не объяснял, кого именно имел в виду, но Джейн поняла, что он отчаянно ревновал ее к доктору. Кивком медсестра признала правоту любимого, и тот почувствовал, как безумные эмоции вот–вот вырвутся из его души наружу.

– Его руки, возможно, могли бы исцелить вас, Джейн. Но мои руки способны пробудить в вас желание.

Мэтью снова прильнул к устам Джейн, он продвигался все глубже, словно заявляя на нее свои права. Неистово, будто пытаясь выпить возлюбленную до дна, Уоллингфорд занимался любовью с губами Джейн, а его руки бесстыдно блуждали по ее телу, одаривая ласками в таких местах, к которым никогда и никто прежде не прикасался.

Как это случилось? – оставалось гадать скромной серой мышке, которая, запустив руки в волосы желанного мужчины, притягивала его к себе все ближе.

– Джейн, впустите же меня, позвольте мне проникнуть в вас! – умолял Мэтью, дотрагиваясь до изгибов самого сокровенного участка ее тела и наслаждаясь влагой, которая скрывалась между ними. – Я хочу быть частью вас…

Услышав, как пуговицы с брюк Уоллингфорда посыпались на пол, Джейн вдруг пришла в себя и прервала поцелуй, с силой отпихнув его. Граф замер перед любимой, его лицо было не менее смущенным, чем ее. Очевидно, он был точно так же потрясен всем, что происходило между ними.

– Кто вы? – с мукой в голосе спросила Джейн. Ее глаза блестели от слез, в них читались боль, сожаление, страдание… Несчастная так страстно желала того, кто был Мэтью, но так же сильно боялась, что ее возлюбленного поглотит Уоллингфорд.

Граф по–прежнему стоял перед ней, он в отчаянии взъерошил волосы и зажмурился, пытаясь собраться: – Я не знаю, Джейн! Не знаю, кто я…