Текст книги "Рождество в Шекспире (ЛП)"

Автор книги: Шарлин Харрис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Я вспомнила другую важную правду.

– Я тоже люблю тебя, – сказал я. – Но я не могла выдержать нахождение среди людей, всегда вспоминающих о том, что произошло со мной. Я не могла сделать этого.

Она кивнула. Ее рыжие волосы, почти до плеч, откинуты назад, в ушах висят тяжелые золотые серьги.

– Думаю, это я понять могу. Все эти годы я прощала тебя за отказ от моего утешения.

– Мы в порядке?

– Да, – сказала она, улыбаясь мне. – Теперь мы в порядке.

Мы рассмеялись, отчасти от радости, отчасти от смущения.

– Так ты собираешь коробки для Верены?

– Да. Она вывозит вещи из коттеджа. Свадьба послезавтра. А после вчерашнего убийства…

– Ох, верно, убийство произошло рядом с тем местом, где Верена снимала жилье! Ты знаешь, муж той женщины, Эмори, работает со мной. – И Мэри Мод указала на дверь, из которой она вышла. – Он самый милый парень.

Он, конечно, знал о Кристофере Симсе в переулке в дальнем конце магазина.

– Так ты знала, что этот парень, уличный воришка, жил здесь в переулке?

– Ну, мы мельком видели его. Последние два дня, до того как полиция поймала его. Подожди… Боже Мой, Лили, это ты скрутила его?

Я кивнула.

– Ничего себе, детка, что ты с собой сделала? – Она посмотрела на меня сверху вниз.

– Брала уроки каратэ несколько лет, отрабатывала движения.

– Ничего себе! Ты такая храбрая!

– Значит, ты знала, что Симс был здесь?

– Хм? О, да. Но мы не были уверены, что делать с этим. У нас никогда не было с этим проблем, и мы пытались решить, что делать с точки зрения безопасности, а что – с точки зрения христианства. Трудно, когда эти мировоззрения не совпадают! Мы заставили Джесса О’Ши поговорить с мужчиной, выяснить, надо ли ему билет на автобус домой? Болеет ли он? Или голоден?

Так Джесс встречался с бомжем.

– Что сказал Джесс?

– Что этот парень, Симс, сказал ему, что ему очень даже неплохо живется тут, он получал подачки от каких-то людей, знаешь, это афроамериканское сообщество, и он просто собирался остаться в переулке, пока Господь не велит ему уйти куда-то в другое место.

– Куда-то, где больше сумочек?

– Может быть. – Мэри Мод рассмеялась. – Я слышала, что Диана положительно описала его. Он сказал Диане в полицейском участке, что был ангелом и пытался указать ей на опасность обладания слишком многими мирскими благами.

– Оригинально.

– Да, за выдумку ему набросим очков.

– Он говорил об убийствах? – раз уж у Мэри Мод доступ к местным сплетням, я подумала, что я могу надавить на нее.

– Нет. Это ли не странно? Он же не сошел с ума, признаваться в более тяжких преступлениях, и еще он говорил, что он никогда не видел трубы, пока полиция не нашла ее за его коробкой, где он спал.

Я заметила, что Мэри Мод вышла без пальто, она дрожала в своей дорогой белой блузке и свитере с вышитыми рождественскими украшениями. Наше воссоединение состоялось под свое собственное звуковое сопровождение: громкоговорители, помещенные вокруг площади, продолжали извергать рождественскую музыку.

– Как ты выдерживаешь это? – спросила я, кивая головой в сторону шума на площади.

– Гимны? О, через некоторое время ты просто подстраиваешься, – сказала она устало. – Они выбивают из меня дух.

– Так вот из-за чего вор стал невменяемым. – Предположила я, и она рассмеялась. Мэри Мод всегда смеялась легко, очаровательно, лишая возможности, по крайней мере, не улыбаться вместе с ней.

Она обняла меня снова и взяла обещание позвонить ей, когда я вернусь в город после свадьбы, и опрометью бросилась обратно в магазин, трясясь от холода. Я смотрела ей вслед. Затем бросила пару коробок в машину и аккуратно выехала из переулка.

Свернув из переулка на боковую улицу Мейкон, я проехала мимо аптеки Дила.

У меня было о чем подумать.

Я отдала бы всё, что угодно за свою боксерскую грушу.

Я вернулась к дому Верены и упаковала все, что смогла найти. Каждые полчаса или около того, я выпрямлялась и смотрела из окна. В доме Осборнов было много посетителей: женщины, несущие, главным образом, еду. Эмори время от времени появлялся во дворе, беспокойно расхаживая, и пару раз плакал. Один раз он уехал на своей машине и вернулся меньше чем через час. Но не стучался в двери к Верене, к моему большому облегчению.

Я тщательно свернула оставшуюся одежду и уложила в чемоданы, не имея представления о том, что она планировала на медовый месяц. Большая часть ее одежды уже была у Дила.

Наконец, к трем часам все вещи Верены были упакованы. Я перетащила все коробки в свой автомобиль, за исключением небольшого зеркала у парадной двери, которое просто не влезало. Оставалась мебель, но это уже не моя проблема.

Я принялась за уборку.

Уборка пошла на удивление споро. Верену лентяйкой не назовешь, но и навязчивой домоправительницей она тоже не была, поэтому тут было чем заняться. Я наслаждалась перерывом в общении с моей семьей и одиночеством.

Когда я пылесосила, то услышала тяжелый стук в дверь. Меня подбросило. Я не слышала, чтобы тормозил автомобиль, но тогда и гул автомобиля тоже не услышала бы.

Я открыла дверь. За ней стоял Джек, и он был зол.

– Что? – спросила я.

Он прошел мимо меня.

– В мою комнату в мотеле влезли. – Он был в ярости. – Кто-то влез через окно в ванной. Я опросил народ. Никто ничего не видел.

– Что-нибудь взяли?

– Нет. Кто бы это ни был, он рылся везде, даже сломал замок на моем портфеле.

Тугой комок сжался в моем животе.

– Ты нашел мою записку?

– Что? – Он уставился на меня, гнев уступил место чему-то еще.

– Я оставила тебе записку. – Я резко села на пуфик. – Я оставила тебе записку, – повторила я глупо. – О Кристе О’Ши.

– Ты подписалась?

– Нет.

– Что там было написано?

– Что она не ходила к врачу уже несколько недель.

Глаза Джека глаза метались от вещи к вещи в чистой комнате, когда обдумывал мои слова.

– Ты звонил в полицию? – спросила я.

– Они уже были там, когда я приехал. Мистер Патель, менеджер, позвонил. Он увидел, что окно разбито, когда пошел выносить мусор за здание.

– Что ты сказал им?

– Правду. Что мои вещи выпотрошили, но ничего не украли. Я не оставлял деньги в моей комнате. Я никогда так не делаю. И не перевожу ценные вещи с собой.

Джек чувствовал себя злым и больным, потому что его пространство, хотя и временное, подверглось вторжению, в его вещах копались. Я понимала его чувства слишком хорошо. Но Джек никогда не говорил бы об этом в таких терминах, потому что он был мужчиной.

– Теперь кто-то точно знает, почему я нахожусь в Бартли. – Его раскрыли, что нарушило все практические соображения.

– А еще он знает, что у меня есть сообщник, – продолжил он.

Это был его способ разложить все по полочкам.

Вдруг я встала, подошла к окну. Во мне потрескивала беспокойная энергия. Назревали проблемы, и каждый нерв в моем теле попросил меня сесть в машину и поехать домой в Шекспир.

Но я не могла уехать. Моя семья удерживала меня здесь.

Нет, это было не совсем верно. Я могла заставить себя бросить семью, если бы почувствовала угрозу. Здесь меня держал Джек.

С пустотой голове я сжала руку в кулак и двинула бы ей в окно, если бы Джек не поймал мою руку.

Я резко остановилась и повернулась к нему, сходя с ума от встряски чувств, которым не знала названия. Вместо того, чтобы ударить, я обняла его рукой за шею и жестко притянула к себе. Напряжение и стресс сделали меня почти невыносимой.

Джек, по понятным причинам, удивился, попытался что-то сказать, но тут же замолчал. Он отпустил руку, которую держал и аккуратно обнял меня. Мы молча стояли, казалось, очень долгое время.

– Итак, – сказал он, – ты хочешь поговорить о том, что тебя расстроило? У тебя закончилось терпение находиться в доме у родителей? Твоя сестра сводит тебя с ума? Или… ты узнала что-то еще о ее женихе?

Я отодвинулась от него и начала расхаживать по комнате.

– У меня есть пара идей.

Его темные брови взлетели. Я должна была держать рот на замке. Я не хотела начинать весь этот разговор: я сказала бы ему, что вторгнусь в дома, он сказал бы мне, что это его работа и тому подобное. Почему бы не пропустить все это?

– Лили, я буду на тебя злиться, – с уверенностью предупредил Джек.

– Ты не можешь сделать то, что могу я. Ну и какой твой следующий шаг? – я бросила ему вызов. – Можешь что-то предложить?

Конечно же, он уже выглядел сердитым. Он засунул руки в карманы своей кожаной куртки и осмотрелся вокруг в поисках чего-то удобного для удара. Ничего не найдя, он тоже принялся расхаживать. Мы исходили комнату как воины с мечами, ожидающие повода от противника.

– Выпроси у шефа полиции разрешение посмотреть на записи на доктора Лемея, – предложил он вызывающе.

– Этому не бывать. – Я знала Чендлера: он даст разрешение только в определенных рамках.

– Найди одежду убийцы на момент, когда он убивал доктора, медсестру и Мередит Осборн.

Значит, Джек решил, как и я, что убийца чем-то прикрывал одежду.

– Дома я не найду.

– Думаешь?

– Точно знаю, что нет. Когда люди скрывают такое, они хотят, чтобы оно лежало близко, но не в доме.

– Думаешь, под навесом, в гараже?

Я кивнула.

– Или в автомобиле. Ты знаешь не хуже меня, что это загонит тебя в ужасное положение с точки зрения закона. Есть еще предложения, прежде чем ты вломишься?

– Надеялся расспросить Дила. Он хороший парень, но о первом браке речи не ведет. По крайней мере, на его чердаке теперь есть хорошо настеленный пол. – Джек коротко усмехнулся. – Я думал о том, чтобы повторно опросить пару, жившую по соседству с Мередит и Эмори, когда у них был первый ребенок, – сказал Джек неохотно. – Я обдумывал то, что они рассказали, и пришел к выводу, что в их рассказе есть пробел.

– Где они живут?

– В захолустном городишке к северу от Литл-Рока, где Осборны жили до того, как переехали сюда. Ну, ты знаешь… недалеко от Конвея.

– Какой пробел?

– Не такой уж большой… женщина сказала какую-то бессмыслицу. Мередит призналась ей, что домашние роды были самым печальным днем ее жизни.

Это могло быть важным, или просто не чем иным, как излияниями женщины, перенесшей первые роды.

– Второй ребенок родился в больнице, – отметила я. – Я так предполагаю; кто-то упомянул бы это раньше, если бы у нее была Джейн Джей Лилит дома. – Но я напомнила себе проверить эту информацию.

– Почему Мередит должна была умереть? – сказал Джек. – Почему Мередит? – Он говорил не со мной. Он в замешательстве смотрел в окно, его руки все еще были в карманах. Его профиль выглядел строгим и пугающим. Мысленно отрезав его конский хвост, я увидела, что он похож на полицейского. Я не побоялась бы избиений, арестуй он меня, но нужно быть дураком, чтобы попытаться от него убежать.

– Ее ребенок сидел рядом с двумя другими девочками на фотографии, – предположила я.

Джек кивнул.

– Таким образом, она знала их всех. У нее была возможность, рано или поздно, увидеть каждую девочку голой. Но у ребенка Маклесби не было примет.

– Так кто, как ты думаешь, послал тебе эту фотографию?

– Я думаю, это была Мередит Осборн. – Он отвернулся от окна, чтобы смотреть непосредственно на меня. – Я думаю, что она послала ее, потому что хотела исправить какую-то большую несправедливость. Вот почему ее убили.

– Что ты действительно делал в ту ночь, когда она умерла?

– Я ехал, чтобы задать ей пару вопросов, – сказал он. – Проезжал мимо «Гриля Бартли» и увидел там ее мужа с детьми. Ребенок был в креслице, а он и Ева болтали. Решил, раз Мередит будет одна дома, я могу узнать побольше о фотографии.

– Зачем?

– Рой снял отпечатки пальцев с фото и конверта. На фотографии не оказалось ни одного, ее протерли, но один остался на ленте, которой запечатывали конверт. Это был четкий отпечаток, очень маленький. Ты говорила мне, какой миниатюрной была Мередит. Ты замечала, насколько у нее были крошечные руки?

Я никогда об этом не задумывалась.

– Я надеялся снять ее отпечатки для сравнения. Планировал позвонить в дверь, сказать, что я – детектив и приехал в город по работе, а также добавить, что я твой друг. Собирался отдать ей фото, попросить идентифицировать его. Когда она сказала бы, что не знает, я бы положил фото в сумку и позже проверил бы отпечатки пальцев.

Если я загляну Осборнам домой, то могу найти что-то, на чем имелись отпечатки ее пальцев. Проверить, вырвана ли страница из памятной книги Евы.

– Но я не хочу, чтобы ты ввязывалась в это. Ты видела, как она умерла, – сказал Джек жестко. Я резко подняла голову. Он стоял прямо передо мной.

– Я могу догадаться, когда ты что-то задумываешь; ты сильно сжимаешь челюсти, – продолжил он. – Что задумала, Лили?

– Уборку.

– Уборку чего?

– Уборку дома Осборнов и Кинджери.

Он задумался.

– Это не твое дело.

– Я хочу, чтобы на Рождество мы отсюда уехали.

– Я тоже, – сказал он пылко.

– Ну, тогда решено, – сказала я, подводя итог нашей беседы.

– Я неясно выразился?

– Мы договорились, что управимся с этим делом до Рождества.

Джек мрачно глянул на меня.

– Так, я уезжаю отсюда, – сказал он резко. – Позвоню тебе. Не делай ничего, что может подвергнуть тебя опасности.

– Езжай осторожно. – Он чмокнул меня в щеку, подозрительно глянул, и неспешно вышел. Я наблюдала через незанавешенное окно, как Джек пристегнулся и выехал с подъездной дорожки.

Затем направилась к вдовцу и предложила убраться у него в доме.

Глава 6

Раньше Эмори был очень сильным и красивым, теперь же опухшие красные глаза походили на кроличьи. Эти глаза с трудом узнали меня. Он был целиком озабочен, его грызло изнутри.

– Э, да? Чем ты хочешь помочь? – спросил он меня, голос звучал отстраненно.

– Я пришла, чтобы убраться у вас дома.

– Что?

– Я занимаюсь уборкой. Могу предложить свои услуги на время этой беды.

Он все еще был в замешательстве. Я была недовольна собой, сдерживать нетерпение было трудно.

– Моя сестра… – он запнулся. – Она завтра приедет.

– Тогда вам лучше убраться до ее приезда.

Он тупо смотрел на меня. Я смотрела за него. Позади него, в темном зале из открытого дверного проема показалась Ева. Она была похожа на маленького призрака самой себя.

– Мисс Лили, – сказала она. – Спасибо, что пришли.

Она повторила то, что ее отец весь день говорил посетителям, мое сердце сжалось от ее попытки подражать взрослым. Я задумалась, чем Ева занималась дома, когда я решила, что она находилась у семейства О’Ши.

Эмори наконец посторонился, чтобы я могла войти, но, казалось, он еще не определился. Я взглянула на часы, давая ему знать, насколько ценно мое время. Это вывело его из летаргии.

– Весьма любезно с вашей стороны, мисс… Бард, – сказал он. – Если вам что-нибудь нужно…?

– Надеюсь, Ева сможет показать мне, где необходимое. – Я не психолог. Я не знаю, как вести себя с детьми. Лучше занять руки.

– Это было бы хорошо, – сказал Эмори неопределенно. – Так, я буду… – и он просто пошел прочь. – О, Ева, – сказал он через плечо, – помни о кампанейских манерах. Останься с мисс Бард.

Ева выглядела немного обиженной, но ответила:

– Да, папа.

Девочка и я внимательно посмотрели друг на друга.

– Где малышка? – спросила я.

– Она у семьи О’Ши. Я тоже была там какое-то время, но папа сказал, что я должна прийти домой.

– Ну, тогда хорошо. Где у вас кухня?

Ее губы изогнулись в недоверчивой улыбке. Конечно, все знали, где кухня! Но Ева была вежливой, и она повела меня в дальний конец дома и направо.

– Где все чистящие средства? – я поставила сумочку на кухонный стол, вылезла из пальто и повесила его на спинку кухонного стула.

Ева открыла шкаф. Я увидела, что корзина для белья полна одежды.

– Возможно, тебе лучше показать мне дом прежде, чем я начну.

Так девочка показала мне свой дом. Он был большим, старым, с высокими потолками, обшит темными деревянными панелям, а полы нуждались в доработке. Я заметила выключатель подогрева полов. Давно таких не видела. Рождественская елка, украшенная религиозными символами, стояла в гостиной, единственной общей комнате семьи. Диван и кресла с коричневыми пледами, всё, включая журнальный столик, сделано из клена. Чисто, но безвкусно.

Эмори сидел в кресле, держа в руках кружку с остывшим кофе. Что он остыл, я поняла потому, что чашка была наполовину пуста. С тех пор, как он собирался выпить, прошло время. Он не отреагировал, когда мы прошли через комнату. Я задумалась, может и его обмахнуть от пыли, как другую мебель.

Хозяйская спальня была опрятной, но мебель нуждалась в полировке. Комната Евы… кровать была застелена, а вот пол усеивали Барби и раскраски. Детская была самой аккуратной комнатой, ведь ребенок еще не мог ходить. Ведро с грязными подгузниками не мешало бы опорожнить. Ванную – отмыть полностью. Кухня была не так уж плоха.

– Где простыни? – спросила я.

– Мамины там, – Ева указала на двойной шкаф в хозяйской спальне.

Я сняла грязные простыни с двуспальной кровати и отправила их в стирку. Вернувшись в спальню, открыла дверь шкафа.

– Вот мамин табурет, – сказала Ева услужливо. – Он всегда был ей нужен, чтобы взять вещи с верхней полки.

Я как минимум на шесть дюймов выше Мередит Осборн и легко могу дотянуться до полки. Но если захочу посмотреть, что лежит за простынями, табурет будет кстати.

Я подошла, подняла стопку простыней и осмотрела содержимое полки. Еще одно одеяло, ящик с пометкой «для обуви», дешевая металлическая коробка для записей и важных документов. Затем под грудой сумок я обнаружила коробку с пометкой «Ева». Расстелив чистые простыни на кровати, я послала Еву за тряпкой для пыли и полиролью.

Я опустила коробку и открыла ее. Сжав зубы, заставила себя просмотреть на содержимое. Чувство, что я подсматриваю, давило на меня.

В коробке лежали выцветшие открытки с надписью «Добро пожаловать, малышка», такие посылают родственники и друзья, чтобы поздравить пару с рождением ребенка. Я бегло просмотрела их. Они были безобидными. Кроме того, в коробке была маленькая погремушка и одежда для новорожденного. Она была мягкой, вязаной, на желтом фоне красовались зеленые жирафики, с обычными кнопками для смены подгузников и длинными рукавами. Сложена аккуратно. Возможно, Еву в этом принесли домой из больницы. Но Ева родилась дома, вспомнила я. Ну, тогда, это самая любимая у Мередит детская одежда Евы. Наша мама все еще хранила что-то из одежды, моей и Верены, в мансарде.

Я закрыла коробку и запихнула ее обратно. К возвращению Евы я разровняла одеяло в цветочек, другое же было свернуто и лежало в ногах.

Вместе мы отполировали и вытерли пыль. Ева, естественно, не занималась ничем сложным, она ведь скорбящий восьмилетний ребенок. У меня были жесткие правила насчет работы по дому, не привыкла я работать с кем-то, но мне это удалось.

Я забеспокоилась, что Ева чистит вещи своей матери, но Ева, казалось, делала это как ни в чем не бывало, и я подумала, поняла ли она, что ее мама больше не вернется.

В ходе уборки я убедилась, что обследовала каждый закоулок. Быстренько пробежалась по комодам и ящикам в тумбочках, осмотрела все, что можно осмотреть в спальне: под кроватью, за углами шкафа, за спинками и боковыми панелями почти всех предметов мебели. Позже, занявшись стиркой, даже мельком увидела то, что было в ящиках. Самые обычные вещи, насколько я могла судить.

В ящике столика были сложены медицинские счета, связанные с беременностью Мередит. На первый взгляд, столик был тяжелым. Я понадеялась, что у мебельного магазина имелась служба доставки.

– Тряси банку, Ева, – напомнила я ей, и она встряхнула желтую банку аэрозольной полироли для мебели. – Теперь распыляй.

Она осторожно направила струйку полироли на пустую столешницу. Я протерла тряпочкой пару раз, затем положила на стол письмо, полную кружку ручек и карандашей и коробочку со штемпелями и этикетками с обратным адресом на прежние места. Когда Ева попросила извинить ее за отлучку ванную, я стиснула зубы и сделала нечто такое, что вызвало у меня отвращение: взяла расческу Мередит Осборн, на которой, разумно было предположить, могли остаться отпечатки ее пальцев, завернула в полиэтиленовый пакет, прошла в кухню и сунула в свою сумочку.

Я вернулась в спальню Осборнов, утрясла пачку бумаг, чтобы краешек получился ровным и опрятным, когда вошла Ева.

– Это мамины счета, – сказала она важно. – Мы всегда оплачиваем наши счета.

– Конечно. – Я собрала чистящие средства и вручила некоторые из них Еве. – Здесь мы закончили.

Когда мы принялись за работу в комнате Евы, девочка заскучала, видимо, новизна от помощи испарилась.

– Где вы вчера обедали? – спросила я невзначай.

– Ходили в ресторан. Я взяла молочный коктейль. Джейн всё проспала. Было здорово.

– Папа был с вами, – отметила я.

– Да, он хотел дать маме отдохнуть, – сказала Ева одобрительно. Потом ей вспомнилось окончание той ночи, я видела, что ее удовольствие от молочного коктейля исчезло. Нельзя больше задавать ей вопросы о прошлой ночи.

– Почему бы тебе не найти последний школьный альбом и не показать мне своих друзей? – предложила я, достав чистые простыни из шкафчика и начав перестилать ее односпальную кровать.

– О, конечно! – сказала Ева с восторгом. Она начала рыться в низком книжном шкафу, в котором было много детских книг и безделушек. Никакого порядка там не было, и я не слишком удивилась, когда Ева сказала мне, что не может найти последний альбом. Она принесла другой альбом двухлетней давности, и мы прекрасно провели время, она называла мне имя каждого ребенка. От меня требовалось только улыбаться и кивать и время от времени говорить: «Действительно?» Как бы невзначай я пробежалась по ее книгам самостоятельно. Прошлогоднего альбома не было.

Ева заметно расслабилась, разглядывая фотографии ее друзей и знакомых.

– Ты ходила к врачу на прошлой неделе? – спросила я невпопад.

– Зачем вы спрашиваете?

Меня поставили в тупик. Мне и в голову не приходило, что ребенок спросит меня, зачем мне это.

– Стало интересно, к какому врачу ты ходишь.

– К доктору Лемею. – Ее карие глаза казались огромными, когда она подумала о своем ответе. – Он тоже умер, – сказала она устало, как будто весь мир вокруг нее умирал. Для Евы, наверное, так все и было.

Я не могла придумать естественный, безболезненный способ спросить еще раз, не могла же расстраивать девочку еще больше. К моему удивлению, Ева добровольно добавила:

– Со мной ходила мама.

– Да? – Я попыталась говорить максимально уклончиво.

– Да. Ей нравился доктор Лемей и мисс Бинни.

Я кивнула, поднимая стопку раскрасок и складывая их ровно.

– Было больно, но скоро закончилось, – сказала Ева, явно кого-то цитируя.

– Что закончилось?

– Они взяли мою кровь, – сказала Ева важно.

– Гадость.

– Да, это больно, – сказала девчушка, философски качая головой, как женщина среднего возраста. – Боль причиняют всегда, но ты должен справиться с нею.

Я кивнула. Как-то слишком философски для третьеклассницы.

– Я похудела, и мама подумала, что что-то не так, – пояснила Ева.

– И что было не так?

– Я не знаю. – Ева смотрела вниз на свои ноги. – Она никогда не говорила.

Я кивнула, будто это дело обычное. Но то, что Ева рассказала мне, взволновало меня, насторожило. А что, если у ребенка проблемы со здоровьем? Отец ведь знал о визите и крови? А что, если у Евы анемия или еще что похуже.

Она выглядела достаточно здоровой, как по мне, но тут я не самый компетентный человек. Ева была худенькой и бледной, да, но не чрезмерно. Волосы сияли, зубы выглядели здоровыми и чистыми, от нее хорошо пахло, она словно не испытывала неловкости и смотрела мне в глаза: будь что не так – есть и причина волноваться. Так почему же я не расслабилась?

Далее я перешла в комнату малышки, Ева следовала за мной по пятам. Время от времени звонил дверной звонок, и я слышала, как Эмори плетется через весь дом, чтобы открыть, но посетители долго не задерживались. Трудно стоять и болтать, столкнувшись с неприкрытым горем.

После того, как закончила с детской и ванной комнатой, я вошла в кухню, чтобы найти просроченные продукты, которые были у Эмори. Он стоял там с пластиковой бульонницей в руках, завернутой в розовую упаковку, популярную у местных. Я открыла холодильник и оценила ситуацию.

– Хм-м-м, – я начала вытаскивать все. Эмори поставил миску и стал помогать. Мелочевка и остатки отправились в мусор, посуда, в которой они были – в раковину, затем я вытерла нижнюю полку, заляпанную чем-то.

– У вас есть список? – спросила я Эмори.

Он, казалось, вышел из транса.

– Список? – спросил он, как если бы никогда не слышал этого слова.

– Необходимо вести список тех, кто в какой тарелке принес еду. У вас есть листок бумаги под рукой? – сестре Эмори нужно приехать сюда как можно скорее.

– Папа, у меня есть тетради в спальне! – Ева побежала за ними.

– Думаю, я знал об этом, но позабыл, – сказал Эмори. Он моргал красными глазами, будто бы очнувшись. Когда Ева влетела в кухню с несколькими листками бумаги, он обнял ее. Она выбралась из его объятий.

– Мы должны начать список, папа! – Она посмотрела на него сурово.

Я подумала, что Еве хватит объятий на две жизни вперед.

Она начала список сама корявым и своеобразным почерком. Я сказала ей, как это делать, и она взгромоздилась на табурете у стола, кропотливо занося продовольственные приношения в одну колонку, приносящих в другую и примечание, когда возвратить посуду.

Пробужденный нашей деятельностью Эмори стал звонить с телефона на кухне. По обрывкам разговора я выяснила, что он звонил в отделение полиции узнать, когда можно забрать тело Мередит со вскрытия в Литл-Роке, потом договаривался о музыке на похоронную службу, проверял работу, стараясь двигать жизнь вперед. Он начал составлять свой собственный список мелким неразборчивым подчерком. Это был список дел перед похоронами, тихо поделился он. Я была рада видеть, что он стряхнул оцепенение.

Уже смеркалось, поэтому я ускорила темпы работы, подмела, помыла пол и вытерла кухонные стойки. Я отобрала несколько блюд на ужин Эмори и Евы, оставив их на столе с инструкцией по разогреву. Эмори все еще говорил по телефону, поэтому я просто вышла из комнаты с Евой, следующей за мной. Я надела пальто, вытащила ремешок из сумочки.

– Ты сможешь прийти снова, Лили? – спросила Ева. – Ты знаешь, как все делать.

Я посмотрела на нее. Я предала этого ребенка, злоупотребила доверием ее отца. От восхищения Евы мне было больно.

– Нет, я не смогу прийти завтра, – сказала я так мягко, как только могла. – У Верены послезавтра свадьба, и мне надо многое сделать. Но я постараюсь снова с тобой увидеться.

– Ладно. – Она приняла это по-военному покорно, что, я начинала понимать, было типично для Евы Осборн. – И спасибо за помощь сегодня, – сказала Ева после того, как несколько раз сглотнула. Достаточно сильная для хозяйки дома.

– Я подумала, что в уборке будет больше пользы, чем в избытке еды.

– Ты была права, – сказала она рассудительно. – Дом выглядит более милым.

– Увидимся, – я наклонилась обнять ее. Чувствуя себя ужасно неловко. – Позаботься о себе. – Какая глупость говорить это ребенку, бичевала я себя, но не знала, что еще сказать.

Эмори придержал парадную дверь. Я испытала желание побрюзжать, ведь почти разобралась во всем и без разговоров с ним.

– Я не могу в полной мере отблагодарить вас за это, – его искренность была болезненной и нежелательной.

– Это ничего.

– Нет, нет, – настаивал он. – Это так много значит для нас. – Он снова собирался заплакать.

О, черт.

– До свидания, – сказала я ему твердо и вышла.

Мельком взглянув на часы снова на подходе к автомобилю, я поняла, что никак не могу объяснить родным, где была и что делала.

Преуменьшая мою вину, родители подумают, что я сделала замечательную христианскую вещь, выручила Эмори Осборна в его час невзгод. Пусть думают лучше обо мне, когда я меньше всего этого заслуживаю.

Я очень старалась отвести вине маленький уголок в моем сердце. На тех условиях, что у Осборнов теперь чистый дом, в котором можно принимать посетителей. И у меня отрицательный отчет для Джека. Я не обнаружила ничего заслуживающего внимания, за исключением поездки Евы к доктору. Хотя украла расческу.

Когда Верена появилась из своей комнаты, такая же заплаканная, как Эмори, я осуществила вторую часть своего плана.

– У меня уборочное настроение, – сказала я ей. – Как насчет того, чтобы убраться в доме Дила, чтобы вы уютно провели первое совместное Рождество? – Верена и Дил не поедут в медовый месяц до окончания праздников, чтобы не бросать Анну.

Так или иначе, моя миссия состояла в том, чтобы спасти Верену от горя и не чувствовать себя виноватой после того, как я сказала Эмори, что собираюсь навести порядок в его доме. Но во рту был кислый привкус, и я решила, что это было отвращение к самой себе.

– Спасибо, – Верена была искренне удивлена. – Я постоянно об этом думала. Ты уверена?

– Ты знаешь, что мне нужно чем-то заняться, – сказала я честно.

– Да благословит Господь твое сердце, – сказала мне Верена, с состраданием обнимая меня. Так или иначе, нежелательное сочувствие сестры укрепило мое решение.

Затем раздался звонок в дверь, это пришли друзья моих родителей, только что вернувшиеся из поездки за елочными украшениями в Пиджен Фордж. Они были довольны своей поездкой и привезли подарок для Дила и Верены. Поприветствовав их, я ускользнула в свою комнату. Приняла обжигающий душ и стала ждать звонка от Джека.

Он не позвонил. Телефон трезвонил весь вечер: звонки от друзей, уточняющих свадебные планы; Дил, спрашивающий Верену; кредитные компании, желающие продлить новые карты для моих родителей; и члены церкви, устраивающие поминальную трапезу для семьи Осборн после приезда родственников Мередит.

Но не Джек.

Это было мелочно для меня, но я хотела посмотреть на фотографии Саммер Дон восьмилетней давности. Я хотела задать Джеку кое-какие вопросы. Хотела осмотреть его портфель. Сделать все, чтобы выяснить, что беспокоит меня.

Примерно в восемь тридцать я позвонила Чендлеру Макадо.

– Давай прокатимся, – предложила я.

Чендлер въехал на подъездную дорожку моих родителей на собственном джипе. Он был одет в теплую фланелевую рубашку в бело-красную клетку, камуфляжную куртку, джинсы, и кроссовки «Найк».

Мать открыла дверь прежде, чем я смогла до нее добраться.

– Чендлер, – сказала она, ее голос звучал немного удивленно. – Собираешься опросить по поводу того, что случилось в прошедшие несколько дней?

– Нет, мэм. Я здесь за Лили. – У него на голове была кепка «Арканзаские путешественники», сползшая, когда он кивнул мне. Я надела пальто.

– Как в старые добрые времена, – сказала мама с улыбкой.

– Увидимся, мам, – я застегнула старую красную куртку.

– Ладно, дорогая. Хорошо вам провести время.

Мне понравился джип. Чендлер держал машину вылизанной, я это одобряла. Джек был склонен разбрасывать документы по всему автомобилю.

– Так куда мы направляемся? – спросил Чендлер.