Текст книги "Рождество в Шекспире (ЛП)"

Автор книги: Шарлин Харрис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Это был долгий день.

Я подумала о картине, представшей в кабинете врача, о несчастье, постигшем этих двух старых «рабочих лошадок» в их кабинете.

Обхватив руками коленки, я рассказала Джеку о докторе Лемее и миссис Армстронг. Он выслушал меня с большим вниманием и задал мне намного больше вопросов, чем я могла ответить.

– Думаешь, это могло быть связано с твоим расследованием? – спросила я.

– Сейчас я не вижу связи. – Он снял очки и положил их на ночной столик. – Но не кажется простым совпадением, что они убиты на этой неделе, как только я появился на сцене, и как только появилась новая зацепка в деле Макклесби. Я старался быть очень осторожным, но рано или поздно в столь маленьком городке все узнают, почему я здесь. Сейчас ты мое прикрытие, но это ненадолго, если я буду задавать не те вопросы.

Я посмотрела на часы Джека, затем соскользнула с кровати. В комнате стало холоднее, даже после того, как меня разогрел Джек. Больше всего на свете я хотела этим вечером лежать рядом с ним, но не могла.

– Я должна вернуться, – сказала я, натягивая одежду и стараясь придать ей скромный и симметричный вид, какой был ранее.

Джек тоже встал с кровати, но не так шустро.

– Полагаю, что да, – сказал он с ноткой тоски в голосе.

– Знаешь, мне надо вернуться домой сегодня вечером, – сказала я, но не резко. К тому времени он надел свои брюки. Я застегивала свой жакет, когда он снова начал меня целовать. Я попыталась отодвинуться, когда он сделал свой первый подход, а в следующую секунду обняла его.

– Я знаю, раз ты поставила спираль и мне больше не нужно использовать презерватив, это подразумевает, что я сплю только с тобой, – сказал он мне.

Это означало и что-то еще.

– Э… это также означает, что я тоже не сплю ни с кем другим, – напомнила я ему.

После многозначительного молчания он сжал меня так крепко, что я не могла дышать, и он издал что-то нечленораздельное. Внезапно я осознала: мы на секунду почувствовали одну и ту же вспышку, такую яркую, что она ослепила меня.

Потом нам пришлось отскочить друг от друга, опасаясь близости. Джек потянулся за рубашкой; я села, чтобы обуться. Я провела пальцами по волосам, застегнула пропущенную пуговицу.

Мы молчали по дороге домой, сильный мороз сковал наши кости. Когда мы свернули на подъездную дорожку, я увидела свет в затемненном углу гостиной. Джек наклонился, чтобы быстро поцеловать меня, и я, подмигнув, выпорхнула из машины и побежала по подмороженному газону.

Я заперла за собой дверь и встала перед панорамным окном. Глядя на маленький треугольник, не затененный елкой, я увидела, как машина Джека развернулась и поехала обратно в мотель. Простыни на его постели будут пахнуть мной.

Зайдя в свою комнату, где мама оставила включенную лампу, я медленно разделась. Слишком поздно принимать душ – он мог разбудить родителей, если они еще не проснулись, чтобы убедиться, что я дома и в безопасности, как они делали это, когда я была подростком. Не было счета тем бессонным ночам, которыми я их наградила.

Мимоходом я подумала о Терезе и Саймоне Макклесби. Сколько добрых ночей они провели за эти восемь лет с момента исчезновения их дочери?

Убийство врача и медсестры, напряжение на репетиции свадьбы и шок от всего, что поведал мне Джек, не должны были дать мне уснуть. Но времяпровождение с Джеком сняло с меня напряжение. Даже без секса, подумала я с некоторой долей удивления, мне стало бы лучше. Я заползла на свою кровать, повернулась на бок, просунула руку под подушку, и сразу же уснула.

На следующий день я приняла душ и оделась, прежде чем выйти позавтракать и выпить чашечку кофе. Я сделала парочку упражнений на подъем торса и поднимание ног, чтобы не чувствовать себя развалиной остаток дня. Мои родители сидели за столом, подпирая газеты, когда я взяла кружку из шкафа.

– Доброе утро, – сказала мама с улыбкой.

Отец хмыкнул и кивнул.

– Как прошло твое свидание прошлой ночью? – решилась спросить мама, когда я подсела к ним.

– Хорошо, – сказала я. Мой тост выскочил, и я положила его на тарелку.

Папа посмотрел на меня поверх своих очков.

– Ты пришла домой довольно поздно, – отметил он.

– Да.

– Как долго ты встречаешься с этим мужчиной? Твоя мать говорит, он частный детектив? Разве это не риск в своем роде?

Я ответила на самый безопасный вопрос.

– Я встречаюсь с ним пару недель.

– Ты думаешь, у него серьезные намерения?

– Иногда.

Отец посмотрел на меня с некоторым раздражением.

– Что это сейчас означает?

– Я думаю, это означает, что она больше не хочет отвечать на вопросы, Джеральд, – сказала мама. Она потерла переносицу большим и указательным пальцами, скрывая легкую улыбку.

– Отец должен знать о мужчинах, которые встречаются с его девочкой, – сказал мой отец.

– Его девочке почти тридцать два года, – напомнила я ему, пытаясь удержать нежность в голосе.

Он покачал головой.

– Поверить не могу. Почему это делает меня старым, черт его возьми, псом!

Мы все дружно засмеялись над этим душещипательным комментарием.

Папа собрался побриться, следуя почти неизменному утреннему распорядку. Он высунул голову обратно в дверь прямо в тот момент, как я откусила кусочек тоста.

– Можешь тоже пристроиться детективом? – спросил он, затем поспешил удалиться, до того как я рассмеялась или швырнула в него тост.

– В газете говорится, – начала моя мать, когда я закончила пить кофе, – что Дэйв Лемей и Бинни Армстронг были убиты прямо перед вашим приходом, нашла их Верена.

– Я так думаю, – сказал я после паузы.

– Ты прикасалась к ним?

– Верена прикасалась. Она же медсестра, – сказала я, напоминая маме, что я не единственная, кто присутствовал при этом ужасе.

– Верно, – медленно сказала мама, как человек, сделавший открытие, которому он был отчасти рад, а отчасти встревожен им. – Она постоянно имеет дело с такими вещами.

– С такими или еще хуже.

Как-то раз Верена описала мне в красках, как один мотоциклист протянул руку в самый неподходящий момент и пришел в больницу уже без неё. У случайно проезжающего хватило силы духа обернуть ее в одеяло, на котором сидела его собака во время поездок, и доставить ее в больницу. Я видела ужасные вещи… может быть такие же ужасные, как эти… но не думала, что спокойно бы отнеслась к этому. Верена радовалась не кризисным ситуациям, а эффективному реагированию медперсонала.

Очевидно, она рассказывала не обо всех аспектах работы медсестры, по крайней мере, нашей маме.

– Я никогда не представляла себе ее работу в таком ключе. – Моя мама погрузилась в размышления, как будто она увидела младшую дочь в другом свете.

Я за пару минут прочла комиксы, колонку Энн Ландерс, гороскопы, просмотрела зашифрованные слова и «нашла ошибку» в рисунке. Никогда не бывало времени на все это дома. И слава Богу.

– Что сегодня на повестке дня? – спросила я без особого энтузиазма. Радость от присутствия Джека в городе сошла на нет, вместо нее пришло терзающее душу беспокойство из-за подозрений Джека.

– О, во второй половине дня сбор у Грейс, но сегодня утром мы должны съездить в Корбетт и забрать пару вещей, о которых они говорили нам по телефону.

Корбетт – это сувенирный магазин самого высокого класса в этом городке. Каждая невеста, имеющая хоть малейшие притязания на хороший вкус, обращалась в Корбетт, чтобы внести в список наборы фарфоровой и серебряной посуды, а также указать ряд желаемых цветов, которые хорошо бы сочетались с будущей ванной и кухней невесты. В Корбетте также торговали малой бытовой техникой, дорогой посудой, постельным бельем и льняными столовыми скатертями. Многие невесты оставили там всеохватывающий список. Верена и я всегда называли его списком «хотелок».

Спустя два бесконечно скучных часа мы были в машине Верены, припаркованной параллельно городской площади Бартли. Старая почта уже практически развалилась с одного края, в то время как здание суда с ухоженным газоном по центру было украшено рождественскими украшениями. В отличие от Шекспира, Бартли держался за рождественскую сценку в яслях, хотя я никогда не находила пластиковые фигуры в деревянном сарае образцом духовности. Рождественское песнопение беспрерывно доносилось из динамиков, расположенных вокруг площади, все торговцы украсили свои витрины мерцающими цветными огоньками и искусственным снегом.

Можно ли испытывать религиозное благоговение перед Рождеством, если слишком измотан из-за всей этой чепухи за прошедшие три года.

Я рада была видеть, что Верена нажала на «замок» в ее связке ключей, и в машине прозвучал короткий гудок. Это означало, что ее команда получена. Естественно, мы все посмотрели на машину в этот момент – бессмысленная, но естественная реакция – и я едва не заметила бегущего человека, пока не стало поздно.

Он появился из ниоткуда и уже протянул руку, чтобы схватить мамин кошелек, который она свободно сжимала под мышкой.

С большим удовольствием я приняла упор на левую ногу, согнула правую ногу в колене, и нанесла удар ему в челюсть. В реальной жизни (в отличие от кино) высокие удары рискованны и отнимают много энергии: колено и пах – вот самые надежные цели. Но это был мой шанс использовать этот приём, и я его не упустила. Благодаря многочасовым тренировкам я нанесла точный удар в челюсть тыльной стороной стопы. Он пошатнулся. Я снова подловила его при падении, но этот порыв не был столь эффективен. Это не столько навредило ему, сколько ускорило его падение.

Ему удалось приземлиться на колени, я схватила его правую руку и резко завела назад. Он закричал и упал на тротуар, я держала его руку сзади и под углом, зная, что это очень больно. Стояла я с правой стороны, чтобы у него не получилось дотянуться до меня левой рукой, вздумай он подняться и схватить меня за лодыжку.

– Если двинешься, я сломаю тебе руку, – сказала я ему искренне.

Он поверил мне. Лежал на тротуаре, ловя ртом воздух и всхлипывая, чтобы перевести дыхание.

Я подняла взгляд и увидела мать и сестру, смотрящих не на противника, а на меня с ошеломленным изумлением, отчего лица казались глуповатыми.

– Вызовите полицию, – подсказала я им.

Верена подскочила и побежала в Корбетт. В эти дни ей приходится часто звонить в полицию. Сестры Бард в ударе.

Человек, которого я сбила, был коренастым черным. На нем было дырявое пальто, распространяющее вонь. Я предположила, что он скорее всего тот же субъект, что выхватил кошелек у Дианы Дайкеман пару дней назад.

– Отпусти меня, сука, – заговорил он, достаточно отдышавшись.

– Будь вежлив, – сказала я жестким голосом. И заломила ему руку повыше, отчего он закричал.

– О, Лили, – выдохнула моя мама. – О, дорогая. Это необходимо? – Ее голос затих, когда я посмотрела ей в глаза.

– Да, – сказала я. – Это необходимо.

Сирена зазвучала прямо позади меня. Патрульный офицер, должно быть, был за два квартала, когда получил звонок от диспетчера. Из-за нее я чуть не потеряла хватку. На автомобиле было напечатано по дуге «полицейское управление» на городском символе Бартли, какой-то сложной комбинации, включающей в себя хлопок и тракторы. Под символом большими буквами написано «Шеф».

– Что у нас тут? – спросил человек в униформе, выйдя на тротуар. У него были каштановые волосы и опрятные усы. Он был худощав, если не принимать во внимание пузо как на пятом месяце беременности. Он смотрел на мужчину на тротуаре, которого я вцепилась.

– Привет, Лили, – он оценил ситуацию. – Что это тут у тебя?

– Чендлер? – сказала я, всматриваясь в его лицо. – Чендлер Макаду?

– Во плоти, – протянул он. – Ты поймала вора сумок?

– Кажется.

– Привет, Миз Бард, – сказал Чендлер, кивая моей матери, которая автоматически кивнула в ответ. Я посмотрела на ее шокированное лицо, думая, что ничего не могу сделать, чтобы она почувствовала себя немного лучше. Быть жертвой случайного преступления – отвратительный опыт.

Чендлер Макаду один незабываемый семестр был моим партнером по лабораторным в средней школе. Мы вместе препарировали лягушек. Я держала нож или скальпель? Не могу вспомнить. Я была глупой брезгливой девочкой, когда Чендлер посмотрел мне прямо в глаза и сказал, что я слабая и бесполезная тварь, если не могу сделать один малюсенький разрез в мертвой лягушке.

Он был прав, поняла я, и сделала что требовалось.

Это был не единственный случай, когда Чендлер Макаду посмел на меня повлиять, но единственный, когда я послушалась.

Затем Чендлер потянулся за наручниками и доведенным до автоматизма движением надел их на моего пленника, пока тот не осознал, что происходит. Я поднялась, не без учтивой помощи главы полиции Чендлера, и пока рассказывала ему о случившемся, он поставил заключенного в наручники на ноги и потащил его к полицейской машине.

Он выслушал и связался по рации.

Я следила за каждым его движением и не смогла распознать в этом человеке, главе полиции с его строгой стрижкой и холодным взглядом, того мальчика, с которым бы я напилась на «Мятежном крике».

– Как думаешь, откуда он взялся? – спросил Чендлер как бы между прочим. Верена и продавцы уговорили мою мать пройти в магазин.

– Должно быть, он был там, – решила я, указывая на переулок между Корбеттом и мебельным магазином. – Это единственное место, где он мог бы оставаться невидимым. – Это была узкая аллея, и если бы он прятался всего в нескольких футах, увидеть его не получилось бы. – Где украли сумочку у Дианы Дикмен?

Чендлер посмотрел на меня.

– Ее обокрали у аптеки Дила, за два квартала отсюда, – сказал он. – Грабитель прятался в переулке, мы не смогли выследить его. Не представляю, как мы упустили этого парня, но предполагаю, что он мог скрываться, пока мы не проверили переулок за магазином. Есть еще несколько небольших ниш и потайных отверстий, в центре города их больше, чем собак нерезаных.

Я кивнула. Центру Бартли было больше ста пятидесяти лет, за это время компании городского квартала циклично процветали и разорялись, в потайные ниши поверить я могла.

– Оставайся на месте, – сказал Чендлер и шагнул в переулок. Я вздохнула и осталась стоять. Пару раз проверила время. Он отсутствовал в течение семи минут.

– Я думаю, что он там еще и спал, – Чендлер снова появился на тротуаре. Внезапно мой приятель из средней школы оживился, в нем больше не было никакого вялого полицейского духа небольшого городка. – Я не нашел сумочку Дианы, только какие-то картонные коробки из-под холодильника и гнездо из тряпок.

Чендлер задержал дыхание, как перед кульминационным моментом. Он нагнулся к своему автомобилю и снова воспользовался рацией.

– Я только что связался с Брайнердом, кто-то ответил на запрос по делам об убийствах, – сказал он мне после того, как выпрямился. – Пошли, посмотрим.

Я проследовала за Чендлером вниз по переулку. Мы достигли Т-образного перекрестка, где этот переулочек присоединялся к большему переулку, шедшему позади зданий к западу квартала. Там лежала коробка из-под холодильника, спрятанная в нишу за кустарниками, случайно проросшими в трещинах тротуара. Я проследила за пальцем Чендлера, чтобы увидеть длинную ржавую трубу, спрятанную за коробкой. Труба лежала в сломанном водостоке, который раньше шел от крыши мебельного магазина к сточной канаве. Лежала она там целиком, но невидимая, если не заглянуть с одного края. Труба была больше двух футов в длину и приблизительно два дюйма в диаметре, с одного конца темнее, чем с другого.

– Пятна крови? – сказал Чендлер. – Думаю, это кровь Дэйва Лемея.

Я уставилась на трубу снова и поняла.

Тот же человек, который, возможно, забил до смерти доктора и его медсестру, близко подобрался к моей матери. В течение безумной секунды я пожалела, что не ударила его ногой сильнее и чаще. Я с легкостью могла бы сломать ему руку или череп, пока прижимала его к тротуару. Осмотрела аллею. И оглянулась на профиль человека, сидевшего в машине Чендлера. Лицо было пустым. Дома никого.

– Иди в магазин, Лили, – сказал Чендлер, возможно, слишком легко читая мое лицо. – Ты нужна своей маме и Верене тоже. Мы поговорим позднее.

Я развернулась на пятках и зашагала по переулку на улицу, чтобы войти в стеклянную парадную дверь Корбетт. Колокольчик, прикрепленный к двери, зазвонил, и маленькая толпа вокруг моей матери раздвинулась, чтобы поглотить меня.

Напротив площадки невест располагался диван, где все местные невесты и женихи выбирали выставленный фарфор и серебро. Мать сидела на диване, Верена рядом с ней, объясняя, что произошло.

Другой полицейский автомобиль встал у бордюра, демонстрируя активность правоохранителей. Среди всей этой суеты, телефонных разговоров и озабоченности на лицах женщин вокруг нее, моя мать постепенно вернула свой цвет лица и хладнокровие. Удостоверившись, что мама в порядке, Верена отвела меня в сторону и пожала мне руку.

– Ну, сестричка, – сказала она.

Я пожала плечами.

– Ты все сделала хорошо.

Я чуть вновь не пожала плечами, отведя взгляд. Но вместо этого рискнула улыбнуться.

И Верена улыбнулась в ответ.

– Эй, я не очень хочу прерывать этот разговор между сестрами, – сказал Чендлер, заглядывая в дверь магазина, – но мне необходимо принять заявления от вас троих.

Таким образом мы отправились к небольшому полицейскому участку Бартли через квартал отсюда, чтобы написать заявления. То, что произошло, было так быстро и просто, вопрос нескольких секунд, не отнимавший много времени. На выходе Чендлер напомнил нам зайти в участок на следующий день, чтобы подписать их.

Чендлер кивнул мне остаться. Я послушно отстала и посмотрела на него с любопытством. Он молчал, не поднимая глаз.

– Они когда-нибудь поймали их, Лили?

Затылок закололо и сдавило.

– Нет, – сказала я.

– Черт. – И он шагнул назад в свой крошечный офис. Экипировка, которую он носил на поясе, превращала каждый его шаг в заявление уверенности. Я глубоко вдохнула и поторопилась догнать маму и Верену.

Мы все еще должны были вернуться в магазин подарков. Женщины моей семьи не позволят небольшому происшествию, такому, как попытка ограбления, удержать их от назначенных походов. Поэтому мы вернулись в наше свадебное русло. Верена получила корзину, полную подарков, за которыми приехала, мама приняла поздравление относительно предстоящего брака Верены, меня похлопали по спине (хотя и несколько робко) за то, что остановила грабителя, и когда мой запас адреналина наконец иссяк… я снова заскучала.

Мы поехали домой, чтобы открыть подарки и переписать их. Мама и Верена рассказывали папе о нашем неожиданно захватывающем походе по магазинам, а я прошла в гостиную и уставилась в переднее окно, включив огни рождественской елки, которые, мигнув, замерли.

Я задумалась о занятии Джека.

И поймала себя на мысли о бездомном человеке, которого скрутила. Я подумала, о покрасневших глазах, щетине на его лице, неопрятности, запахе. Продолжал бы доктор Лемей сидеть за своим столом, зайди такой человек в его офис? Не уверена.

Доктор Лемей, должно быть, умер первым. Если бы он услышал, что Бинни Армстронг говорит с неизвестным мужчиной, а потом на Бинни напали бы, его бы не застигли за столом. Он бы стал обороняться, несмотря на возраст. Он был гордым человеком, мужественным.

Если этот печальный субъект пробился в кабинет врача, когда тот был официально закрыт, доктор Лемей бы указал ему на дверь или сказал ему, чтобы тот записался на прием, или позвонил бы в полицию, или отправил бы его к врачу отделения неотложной помощи, который приезжал из Пайн-Блафф каждый день. У Дэйва Лемей было много вариантов, как поступить с бомжом.

Но он бы не остался за своим столом.

У злоумышленника была в руках труба. Он не наткнулся на нее в кабинете врача. А если злоумышленник вошел с трубой, то он намеревался убить доктора Лемея и миссис Армстронг.

Я качала головой, глядя в окно гостиной. Я не сотрудник правопорядка или какой-то детектив, но кое-что не вписывалось в картину, версия о бездомном убийце просто не имела смысла. И чем больше я думала об этом, тем подозрительнее это казалось: если бездомный мужчина убил доктора Лемея и миссис Армстронг, почему он не ограбил их? Мог ли ужас за содеянное заставить его уйти его, прежде чем он достиг своей цели?

Если он был невиновен, как могло орудие убийства, согласно подозрениям Чендлера Макаду, оказаться в переулке? Если этот человек был достаточно умен, чтобы спрятать сумочку Дианы Дикемен, которую почти наверняка украл именно он, почему ему не хватило ума избавиться от доказательств более тяжкого преступления?

«Я скажу, что я бы сделала», – подумала я. Если бы я хотела совершить убийство и скинуть его на невиновного человека, я бы подкинула орудие убийства бездомному мужчине, тем более темнокожему… без местных связей, скорее всего, без алиби, на которого уже заявили в полицию.

Вот что я бы сделала.

Задняя дверь в кабинет врача была заперта, вспомнила я. Значит, убийца вошел через переднюю, как мы с Вереной. Он прошел мимо двери комнаты, в которой работала миссис Армстронг, ее это не встревожило. Бинни Армстронг лежала в дверном проеме, значит, она спокойно продолжала заниматься своими делами в маленькой лаборатории.

Значит, убийца, неся трубу, входит в офис, официально закрытый. Убийца проходит мимо Бинни Армстронг, которая остается на своем месте. Затем он входит в кабинет доктора Лемея, смотрит на старика по другую сторону громоздкого рабочего стола, говорит с ним. Хотя у убийцы в руке была длинная труба, врач по-прежнему не взволновался.

Я почувствовала мурашки на коже.

Без предупреждения, так как доктор Лемей по-прежнему сидел в кресле, которое все еще не было отодвинуто от стола, убийца поднял трубу и ударил доктора Лемея по голове и продолжал бить его, пока тот не стал кровавым месивом. Затем убийца вышел в холл, а Бинни поспешила из лаборатории на ужасные звуки, которые она услышала. Он ударил ее тоже… бил до тех пор, пока она не оказалась на грани между жизнью и смертью.

Затем он вышел через переднюю дверь и сел в свой автомобиль… но, конечно, он, должен быть весь в крови?

Я нахмурилась. Тут была загвоздка. Даже самый ангельский из белых людей не мог выйти из кабинета врача днем, весь забрызганный кровью, да еще и с окровавленной трубой.

– Лили? – прозвучал голос моей матери. – Лили?

– Да?

– Я думала, что у нас будет ранний обед, затем примем душ после полудня.

– Хорошо. – Я попыталась контролировать спазм в животе при мысли о еде.

– Обед на столе. Я звала тебя дважды.

– О. Прости. – Когда я нехотя опустила ложку в суп из говядины, то попыталась вернуться к мыслям, но они не пожелали выходить.

Мы все сидели за кухонным столом, прямо как много лет назад.

Вдруг эта сцена показалась чрезвычайно мрачной. Мы все еще были здесь, все четверо.

– Прошу прощения, мне нужно прогуляться, – сказала я, отодвигаясь от стола. Все трое посмотрели на меня, знакомая тревога сжала их рты. Но принуждение стало столь сильным, что я больше не могла играть свою роль.

Выходя из дома, я накинула пальто и надела перчатки.

Первый квартал прогулки был блаженством. А еще я была одна в замораживающем холоде, перед лицом пронизывающего ветра. Солнце светило своим водянистым зимним светом, из-за яркости сосен и кустов падуба на фоне бледно-синего неба я жмурилась. Ветви деревьев были похожи на морозные кружева. Большая коричневая собака нашего соседа лаяла и таскала цепь по всей длине двора, когда я проходила мимо, но прекратила и не доставила мне больших проблем. Я помнила, что должна кивать, когда автомобили проезжают мимо, но в Бартли это случалось не так часто даже в обеденное время.

Я повернула за угол, чтобы ветер дул мне в спину, и прошла пресвитерианскую церковь и дом пастора, где жили О’Ши. Я задумалась, позволил ли малыш Люк выспаться Лу. Но я не могла думать об О’Ши, не вспоминая о фотографии, которую Рой Костимиглия получил по почте.

Кто бы ни послал ту фотографию, он, очевидно, знал, что девочкой была похищенная Саммер Дон Макклесби. Та особенная фотография, приложенная к той особой статье, посланная Макклесби, была предназначена, чтобы привести Роя Костимиглию к одному заключению. Почему анонимный отправитель не сделал еще один шаг вперед и не обвел лицо ребенка в кружок? К чему двусмысленность?

Та еще задачка.

Конечно… если выяснить, кто прислал это фото… можно выяснить зачем. Возможно.

«Большой пробел в расследовании, Лили», – сказала я себе презрительно и пошла еще быстрее. Коричневый конверт для почтовой пересылки мог быть куплен в любом Уол-Марте, фотография из ежегодника, купленного сотней учащихся… хорошо, в одной копии теперь не хватает той страницы. Двадцать третьей, вспомнила я и представила тяжелый портфель Джека.

Вообще-то, это была головная боль Джека. Та самая, за решение которой Джеку платили.

Но я должна была узнать ответ, прежде чем Верена выйдет замуж за Дила Кинджери. И как бы то ни было, Джек был опытным и упорным детективом, а я в Бартли своя.

Вот поэтому-то я попыталась изобрести способ помочь Джеку разузнать какую-никакую информацию.

И ни черта не могла придумать, чем помочь.

Но может хоть что-то само приплывет в руки.

Чем упорнее и дальше я уходила, тем лучше себя чувствовала. Мне легче дышалось: клаустрофобия, вызванная семейной близостью, ослабляла свой узел.

Я посмотрела на часы и остановилась как вкопанная.

Настало время для приема гостей с преподнесением свадебных подарков.

К счастью я блуждала неподалеку, меня занесло только за четыре квартала от отчего дома. Я быстрым шагом вернулась и оказалась у парадной двери за минуту. К счастью, они оставили дверь незапертой. Я помчалась в свою спальню, вылезла из джинсов и свитера, надела черные брюки, синюю блузку, подходящую к черному жакету. Затем проверила местоположение вечеринки и помчалась к двери.

Я опоздала всего лишь на десять минут.

Это была кухонная вечеринка в доме лучшей подруги мамы, Грейс Паркс. Грейс жила на улице больших домов, и ее был одним из самых больших. Она заказывала ежедневную уборку, вспомнила я, и бросила профессиональный взгляд на дом, когда вошла.

Вы не уловили бы облегчение во взгляде Грейс, но линии, заключающие в скобки ее большой рот, расслабились, когда я вошла. Она, как заведено, обняла меня и немного болезненно похлопала по плечу, сообщив, что моя мать и сестра ожидают в гостиной. Мне всегда нравилась Грейс, которая останется блондинкой до самой своей кончины. Грейс казалась несокрушимой. Ее карие глаза всегда были густо накрашены, соблазнительная фигура никогда не обвисала (по крайней мере, на первый взгляд), она постоянно носила великолепные драгоценности.

Она мягко переместила меня на стул, который поставила прямо рядом с моей матерью и ответила на вопрос одного из собравшихся гостей, одновременно всучивая мне в руки карандаш и блокнот. На мгновение я безучастно уставилась на них, пока не поняла, что меня назначили записывать подарки и дарящих.

Я осторожно улыбнулась маме, и она улыбнулась мне в ответ. Верена посмотрела на меня в равной степени и с раздражением, и облегчением.

– Прости, – сказала я тихо.

– Прощаем, – мамин голос звучал спокойно, будто это и впрямь маловажно.

Я кивнула кучке женщин в огромной гостиной Грейс, узнавая большинство из них по вечеринке, прошедшей два дня назад. Эти люди были столь же расслаблены, как Верена, готовящаяся к свадьбе. Видимо, на эту вечеринку было приглашено больше людей; возможно, из-за того, что у Грейс настолько большой дом, она разрешила Верене расширить основной список приглашенных.

Поскольку я думала об их дочерях, я особенно выделила Мередит Осборн и Лу О’Ши. Миссис Кинджери сидела с другой стороны от Верены, что было облегчением. Но мне казалось несправедливым, что у Дила была такая действующая на нервы мать после того, как его жена оказалась достаточно сумасшедшей, чтобы совершить самоубийство. Я видела, почему его тянуло к Верене, которая, на мой взгляд, была одной из самых стабильных и уравновешенных людей, которых я когда-либо знала.

Впервые это до меня дошло. Странно, как можно знать кого-то всю свою жизнь и до сих пор не увидеть их сильные стороны и слабые места.

У этой вечеринки была кухонная тема. Всех гостей попросили включить их любимый рецепт в подарки. На торжественном открытии я принялась за дело. Мой почерк не был изящным, но понятным, и я попыталась сделать работу тщательно. Некоторые коробки были набиты мелочами, а не одним подарком типа набора полотенец. Диана Дикмен (та, у которой украли сумочку) подарила Верене набор мерных ложек и мерных чашек с небольшой шкалой и диаграммой эквивалентностей веса, и мне пришлось использовать свой навык микроскопического письма, чтобы все это уместить.

Я решила, что выполнила работу превосходно, потому что мне не приходилось ни с кем заговаривать. История о том, как я скрутила вора, по городу не разошлась, мама с Вереной избегали этой темы. Но я была вполне уверена, что этому сюжету настанет время за закусками.

Этот момент наступил, когда все подарки были открыты. Грейс Паркс исчезла на значительное время, потом появилась, и, взяв меня за локоть, попросила разлить пунш.

Мне пришло в голову, что Грейс понимала меня довольно хорошо. Я оценивающе посмотрела на нее, когда заняла свое место на одном конце ее массивного овального обеденного стола, отполированного до сверкающего блеска и разделенного пополам рождественской салфеткой-бегуном. Он был уставлен обычной едой для вечеринки: орехами, пирожными, сэндвичами, мятными конфетками, закусками.

– Ты похожа на меня, – сказала Грейс. Она пристально смотрела на меня. – Тебе больше нравится чем-то занять руки, чем сидеть и слушать.

Мне и в голову не приходило, что в каком-то смысле я была похожа на элегантную Грейс Паркс. Я кивнула и начала заполнять черпак для первого круга вокруг стола Верены, виновницы торжества.

Мне надо было только спрашивать «Пунша?», затем улыбаться и кивать.

Спустя длительное время все закончилось, мы снова положили подарки в автомобиль, щедро поблагодарили Грейс и поехали домой, чтобы разгрузиться.

После того, как я переоделась обратно в джинсы и свитер, Верена спросила меня, поеду ли я к ней домой помочь упаковать вещи. Она потихоньку перевозила свои вещи в дом Дила с прошлого месяца, начиная с вещей, в которых нуждалась меньше всего.

Конечно, я согласилась, радуясь от перспективы того, чтобы буду занята и полезна. Мы быстро перекусили сэндвичами и поехали с несколькими остановками по пути. Дил, как сказала мне Верена, проводил время с Анной, сигнализирующей, что она была перегружена всеми свадебными волнениями.

– Я достигла точки, где все, что я могу делать у себя – это спать, – сказала она мне, надев свой свитер. – Но у меня арендный договор вплоть до конца декабря, потому что я не хочу возвращаться к родным. – Я кивнула, понимая, что как только она сделает это, они с Дилом потеряют любую частную жизнь, которая у них есть. Или Верена просто хотела гарантий, что она получила передышку от наших родителей?