Текст книги "Рождество в Шекспире (ЛП)"

Автор книги: Шарлин Харрис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Когда мы отъехали, Верена пояснила:

– Лу придет вечером на репетицию обеда.

– Разве не принято репетировать обед ночью перед свадьбой? – Я не хотела казаться критически настроенной, но мне было не очень любопытно.

– Да. Дил первоначально запланировал его на этот вечер, – сказала мама. Мне тонко напоминали, что семья жениха несла ответственность за репетицию обеда. – Но ресторан «Сара Мей» уже был забронирован на эти два вечера перед свадьбой! Поэтому мы просто передвинули его на третий, и пара, устраивающая ужин для Дила и Верены, перенесла его к ночи перед свадьбой, благослови их Господь.

Я кивнула, едва обращая внимание. Я абсолютно уверена, что мне скажут, что делать и когда. Мне чрезвычайно хотелось оказаться одной. Когда мы добрались до Верены, я как можно скорее выгрузила подарки с вечеринки, потом мы поехали домой к родителям. Я пожелала спокойной ночи маме и направилась в свою комнату.

Мой отец еще не вернулся с мальчишника. Я надеялась, что он не пил и не курил сигары. Иначе его давление сильно подскочет.

Я села в низкое кресло и надолго погрузилась в чтение биографии, привезенной с собой. Потом я зацепила ноги за кровать и начала качать пресс, затем легла и стала делать отжимания, а вдобавок сделала еще и восемьдесят приседаний. После настало время для расслабляющего душа. Я заметила, как пришел отец и выключил оставленный для него свет.

Но даже после горячего душа чувствовался зуд. Я не могу гулять в Бартли. Люди будут талдычить о моей семье. Полиции я незнакома. Они могут остановить меня, если кто-нибудь из полицейских попадется мне на встречу. Полиция Бартли не была многочисленной.

Я задвинула искушение и вынудила себя забраться на кровать. Разгадала три кроссворда в книге, найденной в ящике ночного столика. Попытка придумать слово из пяти букв, означающее землю с индийским жилищем, сделала свое дело. Наконец, я смогла опустить занавес после очень длинного дня.

К сожалению, дальше, было то же самое и в большем количестве.

В полдень я решила, что все в моей семье должны пойти на работу, чтобы вернуться за час до свадьбы.

Отец взял двухнедельный отпуск у электроэнергетической компании, в которой он работал. Мать была домохозяйкой, дома она как на работе находилась в постоянных раздумьях о том, что необходимо сделать. Верена только что взяла трехнедельный отпуск в больнице, и даже Дил часто оставлял аптеку на помощницу, которая работала неполный рабочий день, молодую мать-фармацевта.

Список подарков пополнялся, и их необходимо было разворачивать и восхищаться. Нужно было написать еще больше благодарственных писем. Две другие подружки невесты должны были забежать в полном восхищении и провести последние приготовления. Священник, Джесс О’Ши, заглянул на минутку урегулировать пару вопросов. У него были гладкие русые волосы и квадратная, массивная челюсть, не портившая его облик: я надеялась, что он был также умен, как красив, потому что я всегда представляла первоочередным объектом священников невротиков или просто подающих надежды членов их паствы.

Он привел с собой хвост – дочь. Коренастая Криста, чьи волосы были такие же русые, как у ее матери, но не такие же гладкие, хотела спать и сердилась на младшего братика за его ночные бдения, как и предсказывала Лу. Криста была в плаксивом настроении.

– Люк плакал всю ночь, – сказала она угрюмо, когда ее в третий раз спросили, где же братик.

– О, Криста! – проговорила одна из подружек невесты неодобрительно. Пожизненно лучшая подруга Верены, Тутси Монаан, блондинка с круглым лицом и крохотным мозгом. – Как ты можешь говорить так о маленьком ребенке? Малыши такие милые.

Я видела, как лицо Кристы вспыхнуло. Тутси сильно нажала на старую кнопку вины. Я, оттолкнулась от стены гостиной и подошла поближе к девочке.

– Верена тоже рыдала всю ночь напролет, когда была ребенком, – сказала я Кристе очень спокойно.

Криста посмотрела на меня с недоверием. Круглые карие глаза, определенно самое красивое в ее внешности, пристально и скептически посмотрели на меня.

– Да ну, – сказала она с сомнением.

– Плакала-плакала. – Кивнула я твердо и направилась на кухню, где умудрилась найти Кристе газировку, которая ей очень понравилась. Вероятно, пить ее ей не разрешали. Потом я побродила вокруг дома, время от времени уходя в свою комнату и закрываясь на десять минут. (Это время я определила методом проб и ошибок, пока кто-нибудь не начинал скучать по мне или не приходил посмотреть, где я и чем занимаюсь).

Верена просунула голову в мою дверь в 12:45, чтобы спросить, пойду ли я с ней к доктору.

– Мне надо забрать рецепт на противозачаточные таблетки, но я хочу, чтобы доктор Лемей проверил мои уши. Правое ухо кажется побаливает, и я боюсь, что к свадьбе это превратится в ярко выраженную инфекцию. Бинни сказал заходить, он успеет меня осмотреть до послеобеденного наплыва пациентов.

Одно из преимуществ медсестер – в кабинеты местных врачей можно попасть быстрее, Верена рассказала мне это несколько лет назад. Насколько я могла помнить, Верена страдала от аллергий, которые часто вызывали ушные инфекции. Они всегда появлялись в самое неподходящее время. Например, за четыре дня до свадьбы.

Я вышла вслед за ней к автомобилю с чувством освобождения.

– Я знаю, тебе хочется выйти из дома, – заметила Верена, глядя на меня. Мы выехали с подъездной дорожки и направились в офис доктора Лемея.

– Это настолько очевидно?

– Только для тех, кто знает тебя, – сказала Варена с сожалением. – Да, Лили, ты как тигр в клетке. Ходишь взад и вперед, взад и вперед, свирепо глядя на проходящих людей.

– Ну, не все так плохо, – сказала я с тревогой. – Я не хочу расстраивать их.

– Я знаю, что не хочешь. И я рада, что тебя это волнует.

– Меня всегда это волновало.

– Ты ведь могла и соврать.

– У меня просто не было дополнительного… – Я потратила всю энергию, которая у меня была, чтобы казаться нормальной. Попытка убедить других людей оказалась попросту невозможной.

– Я думаю, что наконец поняла. Прости, что подняла этот вопрос. Родители знают лучше меня, что ты заботишься о них.

Меня только что простили за что-то, чего я не сделала, ну или сделала, исключительно по мнению Верены. Но она прилагала усилия. Я тоже приложу усилие.

Доктор Лемей до сих пор принимал в том же маленьком здании, в котором он практиковал всю свою карьеру, все сорок лет. Он приближался к пенсионному возрасту, его медсестра Бинни Армстронг тоже.

«Они работали командой в течение двадцати пяти лет», – подумала я.

Верена припарковалась на углу, и мы пошли по узкому тротуару к парадной двери. На двери в кабинет доктора Лемея раньше висела табличка «Только для черных», в начале его практики ее заменили живописным окном. В последние пять лет, чтобы обезопасить хрупкое стекло, были установлены решетки. Отчасти история Бартли описана в этих двух словах, решила я.

Дверь была покрашена в синий цвет, чтобы соответствовать карнизу, но краска уже облупилась и виднелся знакомый оттенок зеленого. Я повернула ручку и вошла, шагая впереди Верены.

В маленьком здании было удивительно тихо. Ни телефонных звонков, ни звука копировального устройства, никаких радио-игр, даже музыки.

Я повернулась, чтобы посмотреть на сестру. Что-то было не так. Но взгляд Верены скользнул мимо меня. Она не собиралась признаваться в этом.

– Бинни! – прокричала она слишком бодро. – Мы с Лили приехали! Иди и погляди. – Она уставилась на закрытую дверь с другой стороны приемной, дверь, ведущую в лабораторию и офисы. Через стекло было видно, что за стойкой регистрации никого нет.

Мы услышали слабый, ужасный звук. Звук смерти. Я уже слышала такой раньше.

Приемную я одолела за шесть шагов и открыла вторую дверь. В знакомом зале с тремя комнатами справа и тремя комнатами слева теперь настелили линолеум, имитировавший дерево, вместо пестрого бежевого узора, который я помнила. Я решила, что выглядит он неуместно.

Потом я заметила ручеек струящейся крови – единственное движение в зале. Я проследила за ним, не особо желая найти источник, но в небольшом пространстве он был слишком заметен. Женщина в белой униформе лежала в дверном проеме средней комнаты справа.

– Бинни, – закричала Верена, ее руки взлетели к лицу. Но потом моя сестра вспомнила, что была медсестрой, и немедленно оказалась на коленях у окровавленной женщины. Было трудно различить контуры лица и головы Бинни Армстронг, так ее изувечили. Тот крик вырывался из ее горла.

Пока Верена стояла на коленях рядом с ней, пытаясь нащупать пульс, Бинни Армстронг умерла. Я видела, как тело расслабилось.

Я посмотрела в дверь справа, небольшой офис регистратора. Чистый и пустой. Я посмотрела в комнату слева, лабораторию. Чистая и пустая. Я осторожно двигалась по приемной, а моя сестра делала массаж сердца мертвой медсестре. Я осторожно вытянула шею у двери в следующую комнату слева, еще одну лабораторию. Пусто. Дверной проем, в котором лежала Бинни, вел к крошечной лаборатории и чулану. Я осторожно прошла мимо сестры и нашла доктора Лемея в последней комнате справа, в его офисе.

– Верена, – сказала я резко.

Верена посмотрела на меня, вся забрызганная кровью.

– Бинни мертва, Верена. – Я кивнула в направлении офиса. – Иди, проверь доктора Лемея.

Верена вскочила на ноги и подошла, чтобы посмотреть на дверь. Потом она двинулась к другой стороне стола, чтобы нащупать пульс доктора, но выйдя оттуда, покачала головой.

– Он был убит за столом, – сказала она, как будто от этого стало еще хуже.

Седые волосы доктора Лемея слиплись от крови. Она же запеклась на столе, где лежала голова. Уродливые трифокальные очки съехали, и мне ужасно хотелось их поправить, как будто если я так сделаю, он снова будет видеть. Я знала доктора Лемея всю свою жизнь. Он принимал роды моей матери.

Верена коснулась его руки, лежащей на столе. До меня не сразу дошло, что она была абсолютно чистой. У него не было шанса оказать сопротивление. Первый удар был сокрушительным. В комнате полно бумаг, подшивок, бланков заявлений и медосмотров… большая часть из них теперь определенно залита кровью.

– Он погиб, – прошептала Верена, хоть в этом сомнений не было

– Нам нужно убираться отсюда, – мой голос прозвучал громко и резко в маленькой комнате с чудовищным зрелищем и запахами.

Мы переглянулись широко раскрытыми от ужаса глазами.

Я кивнула головой в сторону входной двери, и Верена метнулась вперед меня. Она выбежала, пока я проверяла обстановку на наличие движения.

Я была единственным живым человеком в офисе.

Я вышла вслед за Вереной.

Она уже переходила улицу к офису Государственного Страхования Сельского Хозяйства, где открыла стеклянную дверь и сняла телефонную трубку на столе регистратора. Крепкая леди с перманентной завивкой, одетая в ярко-красную блузку с приколотым к ней Рождественским корсажем, смотрела на Верену так, как будто та говорила по телефону на языке навахо. В течение двух минут прибыла патрульная машина и припарковалась перед офисом доктора Лемея, из нее вышел высокий, худой темнокожий мужчина.

– Это вы звонили? – спросил он.

– Моя сестра, она в том офисе. – Я кивнула в сторону зеркального окна, через которое можно было увидеть Верену, сидящую на стуле и рыдающую. Женщина с корсажем склонялась над ней, предлагая Верене носовые платки.

– Я – детектив Брайнерд, – сказал мужчина успокаивающе, как будто по мне были видны сомнения, что он мог оказаться самозванцем. – Вы входили в здание?

– Да.

– Вы видели доктора Лемея и его медсестру?

– Да.

– И они мертвы.

– Да.

– Кто-нибудь еще в здании есть?

– Нет.

– Ну, может утечка газа, или там тлел огонь, может быть, они надышались дыма…?

– Они оба забиты. – Я посмотрела на вершины старых эвкалиптов, посаженных вдоль улицы. – До смерти.

– Ладно, сейчас. Я скажу вам, что мы собираемся здесь делать.

Он страшно нервничал, и я не винила его в том.

– Вы останетесь тут, мэм, а я пойдутуда и посмотрю. Никуда не уходите.

– Хорошо.

Я ждала полицейский автомобиль, а холодный серый день щипал мне лицо и руки.

Это мир резни и жестокости: я на мгновение обо всем позабыла в ложной безопасности родного городка из-за оптимистической атмосферы, созданной браком моей сестры.

Я начала абстрагироваться от видения, уплывать, избегать этого города, этого здания, этих умерших. Спустя длительное время я оклемалась, направилась место подальше отсюда, где я не была в ответе за такое чувство.

Передо мной стояла молодая женщина в униформе медработника.

– Мэм? Мэм? С вами все в порядке? – Ее темное лицо тревожно всматривалось в мое, темные волосы длиной до плеч были жесткими и гладкими, выбивались из-под кепки с символикой медработника.

– Да.

– Офицер Брайнерд сказал, что вы видели тела.

Я кивнула.

– Может быть… вам лучше присесть, мэм.

Мои глаза последовали за ее пальцем, указывающим на заднюю часть машины скорой помощи.

– Нет спасибо, – сказала я вежливо. – Моя сестра находится в офисе Гос. Страхования. Может быть ей нужна помощь.

– Я думаю, мэм, что вам тоже нужна помощь, – сказала женщина искренне, громко, как будто я была отсталая, как будто я не мог понять разницу между клиническим шоком и просто оцепенением.

– Нет. – Отрезала я окончательно и бесповоротно. Я подождала. Я слышала ее бормотание про кого-то еще, но она и вправду оставила меня в покое. Верена подошла и встала около меня. Ее глаза были красными, а косметика потекла.

– Давай поедем домой, – сказала она.

– Полицейский сказал мне подождать.

– О.

Именно в тот момент полицейский, Брайнерд, вышел из кабинета врача. Он пытался сдержать свой нервный припадок, ведь видывал и хуже этого. Он был сосредоточен, готов окунуться в работу, задал нам много вопросов, не отпуская нас с холода в течение получаса, пока мы рассказали ему все, что знали за минуту.

Наконец, мы сели в машину Верены. Когда она поехала к дому наших родителей, я включила печку на полную. Я осмотрела сестру. Ее лицо побелело от холода, глаза были красные от недавних слез. Этим утром она убрала волосы в конский хвост с ярко-красной лентой, повязанной поверх резинки. Лента все еще выглядела свежей и веселой, хотя Верена сникла. Верена посмотрела на меня, когда мы ждали своей очереди на перекрестке. Она сказала:

– Шкафчик с препаратами был закрыт и полный.

– Я видела. – Доктор Лемей всегда держал образцы и свой запас в том же самом кабинете в лаборатории в старомодном стеклянном шкафу. Так как я была его пациенткой с детства, этот кабинет находился в том же самом месте с тем же самым содержанием. Меня глубоко удивило бы, если бы доктор Лемей держал там что-то иное… у него были антибиотики, антигистаминные, мази для кожи, еще какие-то препараты. Возможно обезболивающее.

Как и Верена, я смотрела на тело Бинни, дверь шкафчика была закрыта, и все в комнате лежало на своих местах. Невозможно, что человек, совершивший такие грязные убийства, в поисках наркотиков оставил бы его прибранным.

– Я не знаю, что делать, – сказала я Верене. Она покачала головой. Она тоже не знала. Я смотрела из окна на знакомый пейзаж, мелькавший за окном, желая оказаться где угодно, только не в Бартли.

– Лили, с тобой все в порядке? – спросила Верена, и ее голос прозвучал на удивление неуверенно.

– Конечно, а с тобой? – мой ответ прозвучал более резко, чем я хотела.

– Должно быть, не так ли? Сегодня вечером репетиция свадьбы, и я не представляю, как мы можем ее отменить. Плюс, если честно, я видала вещи и похуже. Просто тот факт, что это именно доктор Лемей и Бинни, выбил меня из колеи.

Слова моей сестры звучали разумно. Это сильно удивило меня, ведь Верена, как медсестра, видела больше крови, боли и ужаса, чем я увижу за всю свою жизнь. Она была практичной. Преодолев первый шок, она стала жесткой. Она встала на подъездную дорожку наших родителей и выключила мотор.

– Ты права. Ты не можешь отменить ее. Люди все время умирают, Верена, и ты из-за этого не можешь пустить под откос свою свадьбу.

Мы были лишь практичными сестренками.

– Верно, – сказала она, странно глядя на меня. – Надо рассказать родителям.

Я уставилась на дом перед нами, как будто прежде его не видела.

– Да. Пошли.

Но Верена вышла из машины первой. И это Верена рассказала родителям плохие вести твердым замогильным голосом, который так или иначе подразумевал, что любая демонстрация эмоций будет считаться дурным тоном.

Глава 3

Репетицию наметили на шесть часов, мы приехали в пресвитерианскую церковь минута в минуту. Тутси Монаан с волосами, завитыми, как у выставочного пуделя, уже разговаривала и смеялась с Дилом и его шафером. Очевидно, никто не собирался говорить о смерти доктора и его медсестры, не отойдя в уголок пошептаться. Все изо всех сил пытались сохранять мероприятие радостным, или, по крайней мере, поддерживать эмоциональный уровень выше мрачного.

Меня представили Берри Даффу, бывшему соседу Дила по комнате в колледже и по совместительству нынешнему шаферу. В конце концов, мы были единственными, кто находился в этой возрастной группе. Имелась едва невысказанная надежда, что что-то может произойти.

Берри Дафф был очень высоким, с тонкими темными волосами, большими темными глазами и лицом завидного оливкового цвета. Он занимался фермой в Миссисипи, был разведен уже примерно три года, и мне дали понять, что он – воплощение всех желаний: хороший, солидный, религиозный, разведенный и без детей. Дилу удалось втиснуть удивительное количество информации о Берри, которой он владел, в небольшой промежуток времени, а поговорив с самим Берри, я узнала и все остальное.

Берри оказался неплохим парнем, и было приятно вместе с ним ожидать музыкантов. Я не была человеком светской беседы, но Берри, казалось, не возражал, это освежало. Он долго мялся, пытаясь завязать разговор, нашел несколько общих тем: неприязнь к кинотеатрам и любовь к силовым упражнениям, которыми он наслаждался в колледже.

Я была в белом платье с черным жакетом. В последнюю минуту моя мать настояла, что мне необходимо добавить красок помимо помады. С этим мнением я согласилась. Она повязала мне красно-золотой шарф и скрепила его золотой булавкой, которую я прихватила с собой.

– Очень хорошо выглядишь, – сказал Дил, в очередной раз проходя мимо меня. Они с Вереной, казалось, были ужасно возбуждены и изобретали поручения, чтобы побегать по небольшой церкви. Мы все толпились около алтаря, так как последнюю скамью поглотил мрак. Дверь у кафедры проповедника тихо скрипела, когда приходили и уходили. Более тяжелая входная дверь время от времени стучала, пока собирались участники свадебной вечеринки.

Наконец, в церковь прибыли все. Верена; Тутси; я; еще одна подружка невесты, Дженна Рассел; мои родители; Джес и Лу О’Ши, Джес был в качестве священника, а Лу – в качестве церковного органиста; Дил; Берри Дафф; неженатый младший брат Дила Джей; кузен Дила, Мэтью Кинджери; флорист, которую наняли поставлять свадебные цветы, она была еще и свадебным директором; и, о чудо из чудес, мать Дила, Лулу. От облегчения на лице Верены, когда старуха протопала с Джеем, держа того за руку, мне захотелось отвести Лулу Кинджери в сторону и сказать ей пару ласковых.

Я наблюдала за женщиной, в то время как флорист давала наставления собранной группе. Не составило много времени прийти к выводу, что у матери Дила были проблемы с головой. Одета она была неуместно (короткое домашнее платье в цветочек с дырками, туфли на высоких каблуках с застежками с фальшивыми бриллиантами), что само по себе не являлось явным сигналом умственного расстройства, но когда добавился ансамбль ее вопросов о том, что она должна сделать («Мне тоже пройти по проходу»?), и постоянные дергания рук и глаз, определенный вывод напросился сам собой.

Круто. Значит, у семьи Дила тоже свой скелет в шкафу.

Пометка для моей семьи. По крайней мере, на меня можно было в значительной степени положиться, что я сделаю все правильно, если появлюсь. Мама Дила определенно была непредсказуемой.

Верена обращалась с миссис Кинджери с удивительным тактом и добротой. Как и мои родители. Я чувствовала себя неуютно от показного выставления совершенства моей семьи, и мне пришлось возобновить разговор с Берри Даффом, чтобы скрыть эмоции.

После еще беготни туда-сюда в последнюю минуту, началась репетиция. Пэтси Грин, флорист, собрала нас и дала нам указания. Мы заняли наши позиции, чтобы идти церемониальным шагом.

Получая подсказки прямо от Лу О’Ши, который сидел за органом, швейцар сопроводил миссис Кинджери к ее месту на первой скамье. Потом моя мать направилась к своему месту, к скамье с другой стороны.

Пока я становилась с другими подружками невесты в задней части церкви, Джес О’Ши вышел из холла в церковное святилище. Он подошел к верхней ступеньке лестницы перед алтарем, замер и улыбнулся. Дил вошел в святилище из той же самой двери, сопровождаемый Берри, который улыбнулся мне. Потом я пошла по проходу, слушая одним ухом мольбу флориста идти медленно и плавно.

Я всегда ходила плавно.

Она напомнила мне улыбаться.

Джей Кинджери вошел из холла, а Жанна начала идти по проходу. Потом друг жениха, кузен Мэтью, занял его место, и Тутси стала совершать свой длительный поход. Я дернулась от шипения Пэтси Грин мне в спину:

– Улыбайся!

Потом основная часть. Верена пошла по проходу под руку с отцом, она выглядела раскрасневшейся и счастливой. Как и папа. Дил сиял как дурак, глядя на свою невесту. Берри поднял бровь, и я почувствовала, что мой рот дернулся в ответ.

– Все прошло хорошо! – прокричала Пэтси Грин сзади. Она направилась к нам, и все мы повернулись, чтобы послушать ее комментарии. Я нисколько не удивилась, что все было на своих местах, так как почти все присутствующие были достаточно стары, чтобы принимать участие в свадебном процессе, а некоторые были главными действующими лицами пугающего числа свадеб.

Я отвлеклась и начала осматривать церковь, ту, что я посещала каждое воскресенье, когда была ребенком. Стены всегда казались недавно покрашенными и искрились белым, темно-зеленая дорожка всегда перестилалась в тон подушкам на церковных скамьях. Высокий потолок всегда заставлял меня думать о пространстве, бесконечности, всемогущем неизведанном.

Я услышала легкое покашливание и мой взгляд вернулся от бесконечности к церковным скамьям. В тени позади кто-то стоял. Мое сердце неловко заколотилось. Я и подумать не успела, как ноги понесли меня по длинной полосе зеленого ковра. Я даже не чувствовала, как они двигались.

Он встал и направился к двери.

Когда я подошла к нему, он распахнул передом мной дверь и мы вышли в холодную ночь. Одним движением он притянул меня к себе и поцеловал.

– Джек, – сказала я, когда смогла дышать. – Джек.

Я запустила руки к нему под пальто, чтобы коснуться его спины через полосатую рубашку.

Он снова поцеловал меня, сжал в объятиях, прижимая сильнее к своему телу.

– Ты рад меня видеть, – заметила я через некоторое время. Мое дыхание даже не сбилось.

– Да, – сказал он хрипло.

Я немного отодвинулась, что посмотреть на него.

– Ты надел галстук.

– Я знал, что ты будешь в платье. Должен же я выглядеть также хорошо, как и ты.

– Ты детектив-экстрасенс?

– Просто чертовски хорош.

– Хм-м-м. Что ты делаешь в Бартли?

– Ты не думаешь, что я здесь повидаться с тобой?

– Нет.

– Ты чуть не ошиблась.

– Чуть? – я почувствовала одновременно и облегчение, и разочарование.

– Да, мэм. На прошлой неделе я разбирал свой стол, чтобы приехать сюда и оказать тебе моральную поддержку, или возможно, нравственную, когда мне позвонил старый друг.

– И?

– Можно я расскажу тебе об этом позже? Скажем, в моем номере в мотеле.

– Так это твой автомобиль я видела! Давно ты уже здесь? – На мгновение я подумала: Джек явился, просто посчитав, что рано или поздно я опознаю его автомобиль в городе размера Бартли.

– Со вчерашнего дня. Или позже? Боже, ты так хорошо выглядишь, – сказал он, и его губы спустились вниз по моей шее. Пальцы откинули шарф. Несмотря на холод, мне стало тепло, ведь я тоже была рада видеть его, особенно после сегодняшних ужасов.

– Хорошо, я приду, чтобы послушать твою историю, но после репетиции обеда, – сказала я твердо. И задохнулась секунду спустя. – Нет, Джек. Это свадьба моей сестры. Я должна быть там.

– Я восхищаюсь женщиной, которая придерживается своих принципов. – Его голос был низким и грубым.

– Ты зайдешь, чтобы познакомиться с моей семьей?

– Вот почему я в костюме.

Я посмотрела на него с некоторым подозрением. Джек немного старше меня и на четыре дюйма выше. Под огнями церковной автостоянки я видела, что он как обычно зачесал назад темные волосы, собрав их в опрятный конский хвост. У него был красивый, тонкий, приметный нос, а губы тонкие и искусно вылепленные. Джек раньше работал полицейским в Мемфисе, пока не оставил службу после участия в сомнительном и кровавом скандале.

«А он умеет применять губы», – подумала я, почти опьяненная его присутствием. Только Джек мог сделать так, чтобы я была в настроении перефразировать старые песни ZZ Top.

– Пошли, сделаем все правильно, прежде чем я примусь за кое-что прямо на автостоянке, – предложил он.

Я глянула на него и отправилась назад в церковь. Так или иначе, я ожидала, что он исчезнет по дороге от двери до алтаря, но он следовал за мной по проходу, идя чуть позади, когда мы достигли скучковавшихся людей. Естественно, они все уставились на нас. Лицо мое застыло. Я очень не хотела объясняться.

А Джек подошел и встал рядом, обнял меня и сказал:

– Вы, должно быть, мать Лили! Я – Джек Лидс…

Я с интересом ждала продолжения, но Джек, обычно легко болтающий, колебался над концом предложения.

– Бойфренд Лили, – закончил он с некоторой неточностью.

– Фрида Бард, – сказала моя мать, выглядя немного ошеломленной. – Это мой муж, Джеральд.

– Мистер Бард, – сказал Джек с уважением, – рад с вами познакомиться.

Отец пожал руку Джеку, сияя как человек, который только что обнаружил на своем пороге Эда Макмахона и операторскую группу. Даже конский хвост и шрам на правой щеке Джека не уменьшили улыбку моего отца. Костюм Джека был дорогим, бледно-коричневая клетка подчеркивала цвет его карих глаз. Обувь отполирована. Он выглядел преуспевающим, здоровым, чисто выбритым, а я счастливой. Папе этого было достаточно, по крайней мере, в настоящий момент.

– А вы, должно быть, Верена. – Джек повернулся к моей сестре.

Когда все перестанут вести себя как олени в свете фар? Они думали, что я чертова прокаженная, так они были поражены тем, что у меня есть мужчина. Джек поцеловал Верену в лоб быстро и легко.

– Поцелуй невесту на удачу, – сказал он с той внезапной, сияющей улыбкой, которая приносила победу.

Дил быстро отошел.

– Я собираюсь присоединиться к этой семье, – сказал он Джеку. – Я – Дил Кинджери.

– Рад знакомству. – Снова пожатие рук.

И это все продолжалось, а я не говорила ни слова. Довольный Джек жал руки мужчинам и дарил женщинам улыбки чистой сексуальности. Даже миссис Кинджери, бывшая не в себе, туманно ему улыбалась.

– Ты несешь беду на копытах, я знаю это, – сказала она твердо.

Все замерли в ужасе, но Джек рассмеялся с неподдельным изумлением. Момент прошел, и я увидела, как Дил закрыл глаза от облегчения.

– Я удаляюсь, так как влез в середину вашего торжества, – сказал Джек голосом «я ни на что не намекаю». – Просто хотел познакомиться с близкими Лили.

– Пожалуйста, – сказал немедленно Дил, – нам будет очень приятно, если вы присоединитесь к нашей репетиции обеда.

Джек вежливо отказался, отметив, что это важное семейное торжество, и что фактически он приехал без предварительного уведомления.

Дил повторил свое приглашение. Социальный пинг-понг просто какой-то.

Когда к Дилу присоединилась Верена, Джек позволил себя убедить.

Он удалился и сел сзади. Я ловила каждый его шаг.

Мы прошли всю церемонию снова. Я шагала на автопилоте. Пэтси Грин снова напомнила мне улыбаться. На этот раз ее голос звучал ехиднее.

Я с трудом соображала оставшуюся часть репетиции, но не могла прийти ни к какому заключению. Правда ли Джек здесь из-за меня? Он признал, что у него была и другая причина, но сказал, что в любом случае приехал бы сюда. Если это была правда…

Но в это было слишком тяжело поверить.

Джек уже был здесь, когда доктор Лемей и Бинни Армстронг были забиты до смерти. Значит, его прибытие не могло быть связано с двойным убийством.

– Похоже, я слишком медлителен, – сказал Берри вежливо после того, как Пэтси Грин и чета О’Ши согласились, что мы выучили процедуру назубок. Мы вышли и отошли недалеко от дверей церкви.

– Мне лестно, – сказала я с искренней улыбкой. На этот раз я сказала все верно. Он улыбнулся мне в спину.

– Лили! – позвал Джек. Он придерживал пассажирскую дверь своего автомобиля. Я не могла представить, зачем.

– Извини, – сказала я Берри и направилась к автомобилю. – С каких это пор, – пробормотала я, сообразив, что мой голос разносится по холодному прозрачному воздуху, – ты счел необходимым держать для меня двери?

Джек выглядел уязвленным.

– Милая, я – твой раб. – Он подражал дельтскому акценту Берри.

– Не валяй дурака, – прошептала я. – Я так рада тебя видеть. Не порти все.

Он смутился, когда я села в автомобиль. Его рот расслабился.

– Хорошо, – сказал он и закрыл дверь.

Мы выехали с парковочного места, чтобы проследовать за другими автомобилями с автостоянки.

– Ты нашла сегодня врача, – сказал он.

– Да. Откуда ты знаешь?

– Воспользовался своими связями. Ты в порядке?

– Да.

– Как много ты знаешь о Диле Кинджери? – спросил он.

Он будто ударил меня кулаком в живот. Я затихла, чтобы перевести дыхание, моя паника была очень сильной и внезапной.

– А с ним что-то не так? – спросила я наконец, мой голос звучал не столько сердито, сколько испугано. В моем сознании сразу много чего промелькнуло: Верена, улыбающаяся Дилу, долгая помолвка, отношения с дочерью Дила, над которыми Верена так упорно работала, радостное принятие Вереной сумасшедшей миссис Кинджери…

– Вероятно, что нет. Просто скажи мне.

– Он – фармацевт, вдовец, отец. Вовремя оплачивает свои счета. Мать у него сумасшедшая.

– Эта старая сплетница, которая сказала, что я опасный?

– Да. – Она была права.

– Как давно умерла его первая жена?

– Шесть или семь лет назад. Анна ее не помнит.

– А Джесс О’Ши? Проповедник?

Я посмотрела на Джека, когда мы проехали мимо уличного фонаря. Его лицо выглядело напряженным, почти сердитым. Нас таких было двое.

– Я ничего не знаю о нем. Я видела его жену и маленькую дочку. Еще у них есть сын.

– Он пришел на репетицию обеда?

– Священник так обычно и поступает. Да, я слышала, как они говорили, что наняли няню.

Мне хотелось ударить Джека, что случалось нередко.