Текст книги "Месть мертвеца"

Автор книги: Шарлин Харрис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

– О! Тогда ладно, спасибо, что осмотрели меня.

– Хорошо, желаю удачи. Вам дозволяется путешествовать.

И он вышел, белый халат хлопал его по ногам. Он был в восторге, что я покидаю город, на этот счет не могло быть сомнений.

Толливер подошел, чтобы помочь мне слезть со стола, и мы в молчании вышли, по дороге заплатив за визит. Я посмотрела на большую картотеку в регистратуре. Будь я дерзким детективом, то придумала бы способ убрать с дороги регистратора и медсестру, чтобы просмотреть бумаги погибших мальчиков. Но я не была детективом, и на земле не существовало предлога, позволившего бы убрать с дороги регистратора, медсестру и доктора на время, которого хватило бы, чтобы открыть важные ящики. В кино и по телевидению женщины все время это делают. Должно быть, у них сценаристы получше.

Реальная жизнь не дает тебе шансов исследовать частные записи, если только ты не вломишься ночью и не прочитаешь их, но я не собиралась такого делать. Мое желание знать, кто виновен, не простиралось так далеко. Я не буду рисковать тем, что меня саму посадят в тюрьму. И, спросила я себя, почему меня вообще это заботит? Люди из правоохранительных органов, находящиеся здесь, обучены и подготовлены, у них есть лаборатории и эксперты, готовые действовать по малейшему знаку. Они найдут того, кто убил мальчиков, я почти не сомневалась. И смерти прекратятся. Кто-то сядет в тюрьму после длинного и скандального судебного процесса.

– Что-то в этом деле не дает мне покоя, – вслух произнесла я. Мне нужно было нарушить молчание, иначе я бы взорвалась. – Во всем этом есть что-то неправильное.

– Что-то неправильное помимо восьми мертвых детей? – Голос Толливера звучал ровно, но слова его резали.

– Да. Что-то неправильное.

– Например?

– Я просто думаю, что кому-то грозит опасность.

– Почему?

– Не знаю. Просто… Куда ты едешь?

– Обратно в дом у озера.

– Мы уезжаем?

– Доктор сказал, что мы можем уехать.

Я включила в машине радио. После теплого утра температура резко упала, в точности, как и предсказывал прогноз.

– А какие новости насчет погоды, Рэй? – спросил женский голос.

Шла трансляция одной из местных радиостанций.

– В нескольких словах, Канди, новости заключаются в следующем… Не выходите из дома! Ледяная буря уже в пути, и вы не захотите в нее попасть. Дорожный патруль советует всем автомобилистам сегодня вечером оставаться дома. Не пытайтесь путешествовать. Подождите до утра и нового прогноза погоды для автомобилистов.

– Итак, Рэй, мы должны принести в дом большие запасы дров и взять в прокате множество старых фильмов?

– Да, вы можете смотреть их до тех пор, пока не отключится электричество! – сказал Рэй. – Достаньте настольные игры, фонарики, свечи и приготовьте запас воды, люди.

Они продолжали в том же духе еще минуты две, давая советы местным, как выдержать бурю.

Не обменявшись ни словом, мы остановились у маленького «Уол-марта». [19]19
  «Уол-март» – сеть однотипных универсальных магазинов, где продаются товары по ценам ниже средних, – непременная часть пейзажа американских пригородов.


[Закрыть]

– Оставайся в машине, – велел Толливер. – Тебе ни к чему тамошняя толкучка.

Магазин и вправду был переполнен, люди появлялись из него с тележками, полными запасов на экстренный случай, поэтому я не спорила. Всю зиму мы держали на заднем сиденье одеяло, и я закуталась в него, в то время как Толливер вошел в магазин.

Поскольку запасы нужны были только для нас двоих и мы не планировали оставаться здесь надолго, Толливеру не пришлось закупать много. Тем не менее прошло минут сорок, прежде чем он вышел из магазина с тележкой.

Вернувшись на озеро, мы припарковались прямо у лестницы, проехав примерно половину крутой подъездной дороги. Я решила, что в состоянии помочь, принося одну вещь за другой из багажника на середину ведущей в комнату лестницы, куда могла дотянуться одной рукой. Тогда Толливеру останется спуститься на несколько ступенек, забрать то, что я принесла, и унести наверх.

Это экономило его усилия, а я чувствовала, что вношу свой вклад. Но к тому времени, как мы закончили, я дрожала.

Мне нужно было сделать еще одно. В качестве последней меры предосторожности я подала машину назад по наклонному подъездному пути и припарковала параллельно дороге. Поскольку я правила одной рукой, получилось не очень аккуратно, но, по крайней мере, нам не придется преодолевать обледеневший склон.

Заперев машину, я вернулась к дому и осторожно поднялась по ступенькам. В воздухе чувствовались первые признаки влаги.

Чуть позже заглянул Тед Гамильтон, чтобы убедиться – мы слышали новости о погоде. Его жена Нита пришла вместе с ним, такая же маленькая, худенькая и проворная, как ее муж. Их обоих, похоже, очень возбуждала перспектива приближающейся ледяной бури.

Толливер принес наверх столько дров, что я подумала: может, мы должны оставить Твайле деньги за них? Пожилая пара одобрительно кивнула и завела милую беседу. Мы разложили оставшиеся два кресла, прислоненные к стене. Это были матерчатые складные кресла, от них не очень хорошо пахло, но все-таки можно было сидеть. Я смогла предложить Гамильтонам только воду в бутылке и шоколадное печенье, после того как мы поблагодарили Ниту за ее восхитительную запеканку, которую собирались прикончить на ужин.

– О нет, все отлично, – сказала Нита и за себя, и за Теда, взглянув на мужа. – Знаете, мы всегда беспокоились насчет сосны, которая растет за домом.

– Почему? – спросила я.

– Корни уходят неглубоко, и сосна нависает над этим домом, – объяснил Тед. – Опасная ситуация. Прошлым летом я говорил об этом с Паркером, но он только засмеялся. Надеюсь, он не пожалеет, что не послушал меня.

Хорошо, что Гамильтоны были такого рода людьми.

– Мы живем здесь круглый год в отличие от тех, кто приезжает сюда только в хорошую погоду, когда все идет нормально, – сказала Нита.

Можно было подумать, что они люди, которые не бросают бедное озеро, когда дела идут неважно. Верные друзья.

– Остается только надеяться, что сосна сможет выдержать ледяную бурю, – произнес Толливер. – Спасибо, что поставили нас в известность.

Возможно, он говорил суховато, потому что Тед слегка помрачнел.

– Я тоже надеюсь, что сосна не упадет, – буркнул он. – Очень не хотелось бы, чтобы с вами что-нибудь случилось. Тем более что вы здесь гости.

– Нам повезло, что вы тут живете, – сказала я, чтобы смягчить ожесточившееся лицо Теда. – Думаю, мне было бы страшно, если бы мы очутились здесь совсем одни.

Это осчастливило и Теда, и Ниту.

– Мы будем рядом, в соседнем доме, не забудьте позвать, если мы вам будем нужны. У нас есть любые припасы на экстренный случай, все, что может вам понадобиться.

– Я очень рада это слышать, – отозвалась я, и наконец-то, слава богу, они встали.

Мы продолжали заверять друг друга, как счастливы, что мы друг у друга есть, пока они не спустились по лестнице и не двинулись к своему дому.

Мы с Толливером принесли наверх радио, которое возили в багажнике, и теперь включили его. Вести о погоде остались прежними. Полицейские вести тоже остались прежними. Думаю, во мне таилась дикая надежда, что они кого-то арестовали, какого-нибудь подозреваемого, о котором пока молчали. А может, кто-то вошел в полицейский участок и сознался, не в силах больше нести груз вины. Так я и сказала Толливеру.

– Парень, способный сделать это с детьми, которых знал, не явится в участок и не скажет, что сожалеет, если только не жаждет внимания. Он будет злиться, что не может творить прежние дела. Ему придется вспоминать старые добрые времена, вместо того чтобы заниматься этим снова. И ты в этом виновата, – вздохнул Толливер.

Я уставилась на брата. Так вот что его угнетало.

– Я так не думаю, – как можно спокойнее сказала я. – Думаю, он явился к мотелю в приступе гнева. Но сейчас он больше всего беспокоится, как спасти свою шкуру и остаться на свободе. Он не станет делать ничего, что привлечет внимание полиции. Он заляжет и будет держаться очень тихо.

Надо отдать Толливеру должное – он и это обдумал.

– Надеюсь, – ответил он без особой убежденности. Потом подошел к окну и посмотрел вниз, в темноту. – Ты слышишь?

Я встала у окна рядом с ним.

Можно было слышать «звяк-звяк-звяк» льдинок, ударяющих в стекло. В свете, льющемся из окна и от большого фонаря снаружи, предусмотрительно направленного прямо вниз – Гамильтоны прикрепили его высоко на столбе, – мы увидели, как крошечные льдинки несутся к земле. Это было странно красивое зрелище.

Еще никогда в жизни я не чувствовала себя в полной изоляции.

Буря продолжалась, пока мы готовились ко сну.

Я устала, но вовсе не чувствовала себя такой больной, как ожидала. Голова больше не болела, да и руке стало намного лучше. Я смогла справиться с раздеванием и облачилась в пижаму почти без помощи, хотя Толливеру все равно пришлось расстегнуть мой лифчик.

Мы оба некоторое время читали. Как заметил Толливер, пока у нас еще горит свет, мы должны им пользоваться. Он читал старую книгу Харлана Кобена, [20]20
  Харлан Кобен (р. 1962) – американский писатель, мастер современного триллера.


[Закрыть]а я – «Дар страха» Гэвина де Беккера. [21]21
  Гэвин де Беккер – глава охранной фирмы в Лос-Анджелесе, специалист по вопросам безопасности; «Дар страха» – одна из его книг с практическими советами, как не стать жертвой насилия.


[Закрыть]В конце концов мне слишком захотелось спать, и, положив книгу, я закрыла глаза.

Некоторое время спустя я услышала, как Толливер выключил лампу между нашими кроватями, а потом единственным светом, проникающим в комнату, остался слабый отсвет наружного фонаря Гамильтонов.

Прошлой ночью я была слишком измучена и не замечала его… пока некоторое время спустя не проснулась и не обнаружила, что свет погас. Дом погрузился в беспросветную темноту. Ветер завывал вокруг, как баньши, и сквозь его завывание доносился какой-то странный звук.

– Что это? – спросила я и поняла, что говорю перепуганным голосом.

– Заледеневшие ветви касаются друг друга, – ответил Толливер. – Я проснулся несколько минут назад и стал слушать. Решил, что это ветви.

Когда дело касается матери-природы, я легко пугаюсь.

– Ладно, – буркнула я, но голос мой не стал спокойнее.

– Иди сюда, моя кровать ближе к огню, – сказал Толливер. – Неси с собой одеяла.

Я и не думала, что можно так быстро выбраться из постели. Мои босые ноги простучали по доскам пола, я сдернула со своей кровати одеяла, принесла их к кровати Толливера и неуклюже набросила на нее. Скользнув в его постель, я едва смогла дождаться, пока он поправит одеяла. Зубы мои стучали от холода и страха.

– Ничего-ничего, – успокоил он, обхватив меня рукой. – Ты просто промерзла без одеял минуту-другую.

– Знаю, – согласилась я. – Я трусиха. И неженка. – Я прижалась к его теплому телу.

– Ты самый храбрый человек из всех, кого я знаю, – ответил он и, когда я прижалась лицом к его груди, спросил: – Ты меня слушаешь?

Я отодвинулась достаточно, чтобы сказать:

– Да, слушаю.

– Я не твой брат, – произнес он совершенно другим тоном.

Секунду я не слышала рева ветра вокруг дома и зловещего звяканья обледеневших ветвей.

– Знаю, – кивнула я. – Я это знаю.

И он меня поцеловал.

Я так давно его любила. Хотя все могло измениться, я не смогла не поцеловать его в ответ.

Это был долгий и настойчивый поцелуй. Я видела, как Толливер столько раз уходил с другими женщинами, но в конце концов он был со мной.

Он начал что-то говорить, но я перебила:

– Нет, не надо.

Я снова поцеловала его, теперь по собственной инициативе.

Казалось, это должно было быть ответом на его вопрос, если он вообще собирался спросить.

– Это ты, – сказала я, и Толливер поцеловал меня в шею.

Я сунула здоровую руку под его свитер, прикоснулась к столь любимой мною коже на его спине, дотронулась до почти плоских сосков. Потерлась лицом о волосы на его груди, и у него перехватило дыхание.

Его руки тоже не медлили, и когда он нашел мои груди, то издал еще один, совершенно другой звук.

Мне подумалось, что я заплачу от радости.

– Надо снять рубашку, – сказал он, и мы постарались это сделать.

– Твоя рука? – спросил Толливер.

– В порядке, не беспокойся, – прошептала я. – Только не ляг на нее, и все будет нормально.

Я чувствовала, что, если бы снова получила удар лопатой, сейчас мне было бы на это наплевать.

Впервые мое тело и мое сердце были полностью едины.

Руки Толливера как будто знали, куда направиться и что делать там. Мы знали друг друга так хорошо во всех остальных отношениях, что казалось вполне естественным, что легко поймем желания друг друга в этом новом занятии. Мы уже знали, как выглядит тело другого, но не на ощупь и не в некоторых специфических деталях. Теперь мы принялись изучать это. Его пенис был длинным и не таким толстым, как некоторые другие, с которыми я встречалась. Он прошел обрезание, слегка изгибался вверх и был очень чувствительным вокруг яичек.

Мне нравилось прикасаться к Толливеру в тех местах, до которых я не имела права дотрагиваться раньше, а ему нравилось свободно трогать меня между ног. Ему очень нравилось это, и его пальцы оказались очень умелыми.

– Хотелось бы мне тебя видеть, – сказал он, но я была рада темноте.

Она делала меня слегка храбрее, и я сосредоточилась на осязании, не давая себе времени подумать. Если бы у меня было время подумать, все бы не прошло так замечательно, как получилось.

Но все было чудесно. Когда мы наконец избавились от лишней одежды, когда я была уверена, что ни один из нас не отступит, когда он наконец вошел в меня, это был самый счастливый момент в моей жизни.

– Я люблю тебя, – произнесла я, отказавшись от осторожности.

– Всегда, – отозвался Толливер.

Глава девятая

– Хотела бы я, чтобы у тебя были бумажные платки, – пробормотала я.

Я отдыхала на груди Толливера. Наша одежда была где-то под одеялами вместе с нами… По крайней мере, большая ее часть.

– Просто воспользуйся моей фуфайкой, – лениво сказал он, и я заглушила хихиканье.

Я пощупала вокруг, может слегка пощекотав его, и нашарила то, что смахивало на его фуфайку.

– Надеюсь, ты не дразнишь меня, потому что я и вправду собираюсь ею воспользоваться.

– Ну так давай. – Он поцеловал меня в макушку. Итак, я слегка обтерлась фуфайкой, промокнув и Толливера тоже.

– Эй, осторожнее, это моя любимая часть тела, – пробормотал он.

– И моя тоже, – ответила я.

Он засмеялся. Я почувствовала, как поднялся и опал его живот. Это было чудесно.

– Не думал, что мы когда-нибудь это сделаем, – сказал он. Его голос внезапно стал серьезным.

– Я тоже не думала. Мне казалось, я все время буду наблюдать, как ты уходишь с официантками.

– А ты – с тем копом, в Сэйме. Он не на шутку меня испугал. Не говоря уж о Манфреде.

– Правда?

– О да. Я имею в виду пирсинги и татуировки, и с этим-то трудно смириться, а он к тому же набрасывался на тебя… Его бабушка не будет жить вечно. У меня было такое чувство, что, как только Ксильда скончается, Манфред скажет, что свободен и может сопровождать тебя, а ты захочешь, чтобы я вел нормальную жизнь, которую всегда пыталась мне всучить. И ты бросишь меня и наймешь Манфреда в качестве менеджера, а мне придется найти работу где-нибудь вдали от тебя.

– Но ведь этого не случится, правда?

– Нет, пока мое мнение что-то значит. А оно ведь значит, верно?

– Помнится, я сказала, что чувствую к тебе.

– Я мог бы выдержать, если бы ты сказала это еще раз.

– Э нет. Ты первый.

– Я люблю тебя. Я люблю тебя не так, как любил бы сестру. Я люблю тебя, как мужчина любит женщину. Я хочу быть в тебе снова, прямо сейчас. Я хочу заниматься с тобой сексом снова и снова.

Я едва удержалась, чтобы не пискнуть: «Правда?» – и, сделав глубокий вдох, спросила:

– Почему?

Такой вопрос, возможно, был еще хуже.

– Потому что ты красивая и умная, – немедленно отреагировал он. – Что бы ты ни делала, ты всегда стараешься изо всех сил. Ты честная. А еще мне уже много лет хотелось увидеть твои груди, но, черт возьми, тут темно, и я их не вижу.

– Один раз я увидела твой пенис, когда ты вышел из душа, а дверь не была плотно закрыта, – хихикнула я. – Это было год назад.

– О, и с тех пор ты о нем мечтала, – с надеждой сказал он.

– Ну, вообще-то… да. Но пусть это не кружит тебе голову.

– Такое действует вовсе не на голову.

– Я это чувствую. – Я облизнула большой палец и провела им по головке члена.

– О господи!

Я сделала это снова. На этот раз он просто втянул в себя воздух.

– Продолжай.

И я продолжала, а потом он нашел, чем ублажить меня, и мы делали это по очереди до тех пор, пока не стали готовы соединиться снова.

На сей раз получилось даже лучше, и мы достигли высшей точки одновременно. Я думала, мы разнесем друг друга на мелкие кусочки.

Толливер заснул почти сразу же после того, как мы закончили, и, снова воспользовавшись его фуфайкой, я заснула тоже.

Я спала очень глубоко, и оглушающий треск застал меня врасплох. Вообще-то он напугал меня так, что я чуть не завопила.

– Дерево упало, – заметил Толливер. – Это было дерево. Крепись, детка, оно свалилось не на нас.

Мы натянули всю одежду. Толливер отверг фуфайку, заметив только:

– Влажная, – и нашел свой чемодан, пошарив в том месте, где он должен был быть.

Толливер сказал, что нашел другую фуфайку, и я услышала, как он продолжает копаться в чемодане.

Я сползла с постели с другой стороны и попыталась найти свою обувь.

После множества «Ой!» и «Где ты? Я нашел фонарь» мы наконец снова очутились вместе и подошли к окну.

Толливер включил фонарь, и мы посмотрели, что творится снаружи. Фонарь походил на большой прожектор, Толливер раздобыл его вчера в «Уол-марте». При свете его стало видно, что сосна, которая так беспокоила Гамильтонов, и вправду упала под тяжестью льда. Но по какой-то невообразимой причине она упала под углом и перегородила подъездную дорожку Гамильтонов. У меня было ужасное чувство, что их машина оказалась под упавшим деревом.

– Как с виду их крыша, в порядке? – спросила я.

Но мы не смогли разглядеть.

– Думаю, я должен пойти туда и проверить, все ли с ними хорошо, – сказал Толливер.

– И я пойду.

– Нет, не пойдешь. Со сломанной рукой ты не пойдешь разгуливать по скользкому льду. Если там что-нибудь случилось, я вернусь и захвачу тебя. Эй, а как твоя рука? Мы не слишком ее помяли?

– Нет, с ней все в порядке.

– Значит, так: я вернусь через несколько минут.

Я не могла спорить, потому что он хотел, чтобы я осталась по вполне резонным причинам.

Я ждала в холодном доме, а Толливер спустился по скользкой обледеневшей лестнице и начал медленно продвигаться через передний двор нашего дома к дому Гамильтонов. Я помешала горящие поленья и добавила еще одно, а потом подтащила к окну кресло и завернулась в одеяло.

Часть меня сосредоточилась на том, чтобы следить за фонарем в руке Толливера, а другая часть стояла чуть в стороне и со смесью ужаса и восхищения вопила: «Ты только что переспала с Толливером! Ты только что переспала с Толливером!»

Только время покажет, трахнули ли мы – в буквальном смысле слова – лучшие взаимоотношения, которые когда-либо имели, или же открыли дверь, ведущую к еще большему счастью. Даже мысли об этом казались глупыми. Но господи, все могло быть и в порядке.

Я резко оборвала бессвязный внутренний монолог и увидела, что Толливер с трудом пробирается к двери дома Гамильтонов, потому что ему мешают ветви дерева.

С большими усилиями я открыла окно. Открывать его одной рукой было невероятно трудно.

– Тебе нужно, чтобы я спустилась помочь? – окликнула я. Мой голос звучал тревожно.

Я почувствовала, как Толливер удержался от ответа, что это последнее, в чем он нуждается.

– Нет, спасибо! – крикнул он в ответ с удивительным самообладанием.

При одном звуке его голоса у меня перехватило дыхание. В нем было что-то другое, совсем другое. Внезапно исчезло напряжение, которое раньше всегда делало его немного натянутым.

А я, ставшая мечтательной и рассеянной, как девочка, впервые поцеловавшаяся по-французски, заставила себя вернуться в настоящее.

Дверь дома Гамильтонов открылась, и я увидела Теда. На нем была смехотворная с виду шляпа, но на самом деле он поступил очень умно, надев ее, учитывая, сколько тепла человек теряет через голову. Они с Толливером обменялись несколькими словами, а потом Толливер начал пробираться обратно к нашему временному дому.

Когда он взобрался по лестнице, я открыла дверь, и он ввалился внутрь.

– Господи, какая там холодина, – сказал он и прямиком направился к огню.

Добавив еще несколько поленьев, он постоял там, приблизив лицо к огню так, как только можно было приблизить, не опалив усы. Он закрыл глаза, наслаждаясь блаженством тепла.

– С ними все в порядке?

– Да. Они вне себя от злости. Тед сказал несколько слов, которые, думается, приберегал со времен корейской войны. Я был рад, что не член семьи Макгроу. Вообще-то он заявил, что подаст в суд.

– Интересно, есть ли у него шанс в суде?

Толливер вытянул руку и сперва наклонил ее в одну сторону, потом в другую.

– Я хочу сказать, что это, конечно, нелепо, но ты же знаешь, какой бывает система правосудия.

Мы замолчали, глядя друг на друга.

– Ты сожалеешь? – спросил он.

– Нет. А ты?

– Мы должны были сделать это уже давно. Ты все время продолжала говорить, что я должен тебя оставить. Я не знал, на самом деле ты этого хочешь или нет. И наконец решил – или пан, или пропал. А ты что думала?

– Я думала, раз я так сильно тебя люблю, то не должна удерживать тебя рядом, и ты не должен понять этого. Я думала, тебе это может показаться отвратительным или нездоровым. Или… ты можешь почувствовать своего рода жалость ко мне и ответственность за меня, что будет еще хуже.

– Если спросишь меня, то ты воистину такая девушка, которая способна приготовить из лимона лимонад, – сказал Толливер. – Тебя ударило молнией, но вместо того, чтобы стонать и причитать об этом или подать заявление на пособие по инвалидности, ты обнаруживаешь у себя полезные способности и догадываешься, как заставить их работать на тебя. У тебя хватило ума и харизмы, чтобы открыть собственное, уникальное дело.

– Харизма! – пренебрежительно бросила я.

– У тебя она есть, или ты не заметила, как нравишься мужчинам?

– Я нравлюсь подросткам. Это нельзя считать большим плюсом.

– Не только подросткам, – возразил Толливер. – Подростки просто не умеют скрывать свои чувства.

– Ты говоришь, что я притягиваю парней? Протри глаза.

– Не в том смысле, в каком их притягивают, не знаю, Шакира [22]22
  Шакира (Шакира Исабель Мебарак Риполль) (р. 1977) – колумбийская певица, танцовщица, композитор.


[Закрыть]или Бейонсе. [23]23
  Бейонсе (Бейонсе Жизель Ноулз) (р. 1981) – американская певица, танцовщица и модный дизайнер.


[Закрыть]Ты не вызывающая блондинка, но в тебе есть особая, свойственная только тебе, привлекательность. И, поверь мне, мужчины ее чувствуют.

– Поскольку этот мужчина ее чувствует, – сказала я, снизу вверх заглянув ему в лицо.

– У меня из-за тебя перехватило дыхание.

– По крайней мере, все плохое ты обо мне уже знаешь. – Я опустила глаза и улыбнулась.

– Я не знал, что ты издаешь такой звук, когда кончаешь, – сказал он, и у меня самой перехватило дыхание.

– А я не знала, что у тебя легкий изгиб на члене, – парировала я.

– Да… и как это… Я имею в виду, с этим все в порядке?

– О да, – заверила я. – Он прикасается к чему-то восхитительному внутри меня.

– О? Хмм.

– И я тут думала, готов ли ты…

– Да?

– К тому, чтобы, может, снова к этому прикоснуться?

– Думаю, ты смогла бы меня уговорить.

– Тебе бы хотелось, чтобы я опустилась пониже?

В свете мерцающего огня я увидела, как его зрачки расширились.

– О! – воскликнул он.

– Полизала тебя? Вот так? – Я высунула язык и слегка подвигала им.

– Это было бы как раз то, что нужно, – прохрипел Толливер. – Господи, Харпер, я не понимаю, почему из города в город за нами не следуют парни, чтобы посмотреть, как ты это делаешь.

– Потому что я никогда не делала такого ни для кого, кроме тебя. Думаешь, я сказала бы что-нибудь подобное кому-нибудь, кроме тебя?

– Пожалуйста, – отозвался Толливер. – Пожалуйста, делай это для меня. И больше ни для кого.

Я осторожно опустилась рядом с ним на колени, стянула вниз его тренировочные штаны и длинные кальсоны, которые он надел перед тем, как сделать вылазку к дому Гамильтонов. Каким-то образом то, что на нем еще осталась одежда, делало мое занятие еще более озорным.

Я подняла глаза, чтобы убедиться: он смотрит на то, как я выполняю свое обещание. О да! Толливер наблюдал за каждым моим движением, как будто я загипнотизировала его.

– О господи! – простонал он.

Его реакция дала мне огромное удовлетворение.

Судя по моему ограниченному опыту, мужчины всегда были очень рады заняться сексом, они получали от него удовольствие, какой бы неопытной ни была их партнерша. Они не занимались этим, чтобы поспешить записаться в группу критиков. Они занимались этим ради оргазма. Помести их пенис в нужное отверстие, издавай при этом полные энтузиазма звуки – и они уйдут счастливыми. Это походило на заставки стандартных телеканалов. Именно на это ты подписываешься, если занимаешься сексом с человеком, которого не очень хорошо знаешь.

– Для тебя, детка, Эйч-би-оу, [24]24
  Эйч-би-оу – НВО (Home Box Office) – американский платный кабельный телеканал.


[Закрыть]– сказала я.

И заставила его застонать.

На следующее утро я проснулась и увидела сияющий чистый свет, льющийся через незанавешенные окна.

Я заморгала, содрогнулась и зарылась глубже под одеяла, поближе ко второму лежащему в постели человеку.

Толливер! Я была в постели с Толливером, и мы были голыми. Я блаженно вздохнула и поцеловала его в шею – до нее легче всего было дотянуться.

– Думаю, теперь мне пора перестать называть тебя «сестренка», – сказал он сиплым со сна голосом.

– Угу.

– Думаю, Манфред потерял надежду на удачу.

– Угу.

– Думаю, звуки, которые мы слышим, означают, что люди возле дома распиливают дерево, а мы не одеты.

– О… Нет.

– Да, ты слышишь их?

Я слышала. Кто бы мог подумать, что, хотя вокруг этого озера стояли пятьдесят пустых домов и хижин, именно у нас будут соседи? И мне придется выбираться из теплой постели и идти в ванную, придется смывать унитаз, выливая туда воду. Фу!

И мне явно надо было обтереться влажным полотенцем, а для этого надо было стоять голой в холоднющей ванной комнате, поскольку тут на окнах не было занавесок, а дурацкие Гамильтоны на улице пытались высвободить свою машину из тисков упавшего дерева.

– Надеюсь, их машина превратилась в блин, – сказала я.

– Ты это не всерьез.

– Нет. Да. Отчасти. – Я засмеялась. – Мне просто не хочется вылезать из постели.

– Ты думаешь, они протопают вверх по лестнице и заглянут сюда?

– О да, в любую минуту.

Рука Толливера нашла мою под грудой одеял и крепко сжала мои пальцы.

– Я тоже не хочу вставать, – сказал он и поцеловал меня. Рука его выпустила мою и пробежала по моему боку. – Но я к тому же вымотался.

– Ох, бедняжка. Это я тебя утомила?

– От меня осталась только тень.

– Забавно, а на ощупь ты вполне осязаемый.

Я потерла его плоский мускулистый живот.

– Женщина, мне нужна дозаправка, – хмыкнул Толливер. – Если я собираюсь выполнять твои ненасытные требования.

– Ты еще и не встречался с ненасытными, – ответила я и перестала улыбаться. – Не могу поверить, что мы это сделали, Толливер. Это все, чего я когда-либо желала.

– И я тоже. Но мой метаболизм говорит мне: «Сперва поешь, а после разговаривай».

– Значит, так тому и быть. – Я поцеловала его.

Потом снова надела спортивные штаны и метнулась в ванную.

Через пятнадцать минут в ужасно холодной комнате я была более или менее чистой, одетой в несколько слоев чистой одежды. На мне были две пары носков и резиновые сапоги, которые Толливер раздобыл вчера в «Уол-марте».

Пока Толливер, в свою очередь, был в ванной, я, пошарив на полках над плитой, нашла чистую металлическую кастрюлю, налила в нее воду и поставила на ровное место в большом очаге. Когда вода закипела, я воспользовалась сложенной в несколько раз фуфайкой Толливера, чтобы снять кастрюлю с огня и налить горячую воду в две кружки с порошковым шоколадом. У нас было припасено сладкое печенье. Сахар поможет восстановить энергию.

Толливер улыбнулся, увидев поднимающийся над кружками парок.

– Ой, как здорово! – обрадовался он. – Чудо-женщина во всех отношениях.

Мы уселись в кресла как можно ближе к огню, пили, ели и слушали радио на батарейках. Дороги были в ужасном состоянии, и, хотя после полудня температура поднимется выше нуля, они не очистятся до следующего утра. Даже тогда на них останутся оледеневшие участки. Команды электриков чинят поврежденные линии, о которых поступают сообщения, и проверяют отдаленные фермы. Жителей просят проверить, все ли в порядке с их пожилыми соседями.

Я посмотрела в окно.

– Толливер, с Гамильтонами все в порядке?

– Ты проверяла мобильник?

Когда я включила телефон, то обнаружила несколько сообщений. Первое было от Манфреда: «Привет, Харпер, вчера поздно вечером бабушка почувствовала себя очень плохо, сейчас она в больнице Доравилла».

Второе послание было от Твайлы. Она надеялась, что с нами в ее доме все в порядке. Третье – снова от Манфреда. «Было бы здорово, если бы вы с Толливером смогли заглянуть. Мне бы хотелось обсудить кое-что насчет бабушки».

Судя по голосу, он старался говорить, как взрослый, но не вполне в этом преуспел.

– Похоже, дело плохо, – сказала я. – Плохо, как отключение аппаратов жизнеобеспечения.

– Думаешь, мы сможем доехать до города? – спросил Толливер. – Я даже не уверен, сумеем ли мы добраться до дороги.

– А ты не заметил, что я переставила машину, прежде чем началась буря? Она стоит возле дороги.

– Там, где в нее может врезаться любой, пытающийся здесь проехать?

– Там, где нам не придется подниматься в ней по обледеневшему склону и, возможно, в конце концов очутиться в озере.

Очевидно, удачный секс и наши изменившиеся отношения не мешали нам время от времени пререкаться из-за пустяков.

– Ладно, это была хорошая идея, – сказал Толливер. – Посмотрим, сможем ли мы добраться до города около полудня, когда все, что собирается таять, растает.

Почему-то мы больше не обсуждали то, что произошло между нами. И почему-то это казалось естественным.

Как я и ожидала, Толливер начал проявлять беспокойство в четырех стенах, закутался, вышел и пару часов помогал Теду Гамильтону. Когда он вернулся и поднялся по лестнице, я услышала, как он топает ногами, чтобы стряхнуть снег. Я читала, сидя у огня, и сама начинала уставать от пребывания взаперти.

Я выжидающе посмотрела на Толливера, он подошел и, нагнувшись, небрежно поцеловал меня в щеку, как будто мы были женаты годами.

– У тебя лицо замерзает, – сказала я.

– Уже замерзло, – поправил он. – Ты позвонила Манфреду? Пока работали, мы видели, как мимо проехала машина, и они нормально справлялись с дорогой.

– Я позвоню ему сейчас, – ответила я и обнаружила, что могу лишь оставить Манфреду голосовое сообщение.

– Наверное, он выключил телефон, пока сидит в больнице, – заметил Толливер.

Я открыла рот, чтобы задать несколько вопросов насчет наших новых отношений, и снова поняла, что мудрее будет его закрыть. В конце концов, почему Толливер должен знать об этом больше меня?

Я расслабилась, дав напряжению покинуть меня. Мы уладим это и двинемся дальше. Нам не надо рассылать объявления о свадьбе.

Потом меня посетила воистину ужасная мысль.