Текст книги "Месть мертвеца"

Автор книги: Шарлин Харрис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Мне хотелось спросить, что случилось, но это был бы глупый вопрос. Разве такой вопрос что-то изменит? Я очень хорошо знакома со смертью и видела ее печать на лице Ксильды.

– Она не хочет ложиться в больницу, – сказал Манфред. – Не хочет зря тратить деньги и ненавидит больничную атмосферу.

Я кивнула. Вполне понимаю все это. Я и сама не была счастлива, что нахожусь в больнице, и рассмотрела уже все возможные планы выйти отсюда целой и невредимой.

– Сейчас бабушка дремлет, – продолжал Манфред. – Поэтому я решил приехать и проверить, как у тебя дела, и обнаружил, что двое красавцев задают тебе вопросы. Я подумал, что они прислушаются ко мне, если я скажу, что я твой бойфренд. Это придаст мне больше авторитета.

Я решила пока не заострять внимание на таком заявлении.

– Что вы с бабушкой вообще здесь делаете?

– Бабушка сказала, что мы тебе нужны, – пожал плечами Манфред, но он, разумеется, верил в свою бабушку.

– Разве ей не было бы удобнее дома?

Я чувствовала себя очень виноватой при мысли о том, как больная и престарелая Ксильда Бернардо притащилась сама и притащила своего внука в этот маленький городок в горах, потому что решила, что она мне нужна.

– Да, но дома она думала бы о том, что умирает. Она решила явиться сюда – и мы явились.

– И вы знали, где мы?

– Хотел бы я сказать, что бабушка увидела это в видении, но за вами следят на веб-сайте.

– Что? – Наверное, я выглядела такой же ошарашенной, какой себя и чувствовала.

– Есть веб-сайт, посвященный тебе и твоим делам. Люди посылают туда письма, в которых пишут, где ты появлялась.

Я не почувствовала себя умнее.

– Зачем?

– Ты относишься к тем людям, которые обзаводятся приверженцами, – заявил Манфред. – Они хотят знать, где ты и что ты нашла.

– Это просто странно. – Такое никак не укладывалось у меня в голове.

– То, чем мы занимаемся, тоже странно, – пожал плечами Манфред.

– Итак, это есть в Интернете? То, что я в Доравилле, в Северной Каролине?

Я гадала: знает ли Толливер о моих фанатах. И если знает, почему мне не сказал.

– На сайте есть пара твоих фотографий, сделанных в Доравилле, вероятно мобильником, – кивнул Манфред.

Я снова была сражена.

– Просто с трудом верится, – покачала я головой.

«Ой!»

– Хочешь поговорить об этом? – спросил Манфред. – О том, что здесь случилось?

– Если я разговариваю с тобой, а не с веб-сайтом, – ответила я.

Он так посмотрел на меня, что я сразу раскаялась в своих словах.

– Прости. Я просто потеряла самообладание при мысли о том, что люди отслеживают мое местонахождение и наблюдают за мной, а я и понятия об этом не имела. Не думаю, что ты когда-нибудь таким занимался.

– Расскажи, как ты была ранена, – попросил Манфред, приняв мои извинения.

Он устроился в кресле рядом с кроватью, в том, в котором дремал Толливер.

Я рассказала Манфреду о захоронениях, о Твайле Коттон и шерифе, о мертвых мальчиках в холодной земле.

– Парней похищали здесь годами, и никто не заметил? – удивился Манфред. – Это как Аппалачинский Гейси? [8]8
  Алпалачинский Гейси – возможно, американский серийный убийца Джон Уэйн Гейси (1942–1994), изнасиловавший и убивший более 30 мальчиков и молодых парней в 1970-х годах; хоронил тела жертв на своем участке или сбрасывал трупы в реку; приговорен к смертной казни.


[Закрыть]

– Знаю, в это трудно поверить. Но когда шериф объяснила, почему широкой публике не стало известно об исчезновениях, объяснение казалось почти резонным. Все мальчики находились в том возрасте, когда подростки, бывает, сбегают из дома.

Мы помолчали. Мне хотелось спросить Манфреда, сколько ему лет.

– Двадцать один, – сказал он, и я дернулась от изумления.

– У меня есть маленький дар, – сказал он, пытаясь выглядеть скромным.

– Ксильда может быть такой обманщицей, – проговорила я, слишком усталая, чтобы быть тактичной. – Но в ней таится настоящий талант.

– Бабушка, может, и старая обманщица, но когда она в игре, она великолепна, – засмеялся Манфред.

– Я никак не могу тебя раскусить.

– Для татуированного чудака у меня хорошо подвешен язык?

– У тебя хорошо подвешен язык для кого угодно, – улыбнулась я. – И я на три года тебя старше.

– Ты прожила на три года больше, но я гарантирую: моя душа старше твоей.

В данный момент такое различие было слишком тонким для меня.

– Мне нужно поспать, – сказала я и закрыла глаза.

Я не ожидала, что сон овладеет мной раньше, чем я успею поблагодарить Манфреда за то, что тот пришел со мной повидаться.

Чтобы выздороветь, нужно отдохнуть, и я, похоже, нуждалась в отдыхе сильнее большинства других людей. Не знаю, связано ли это с ударом молнии или нет. У множества людей, ставших жертвами удара молнии, есть проблемы со сном, но у меня бессонница случалась редко. Другие выжившие, с которыми я разговаривала в Интернете, страдают от самых разных симптомов: конвульсии, потеря слуха, проблемы с речью и зрением, неконтролируемая ярость, слабость в руках и ногах, СДВГ. [9]9
  СДВГ – синдром дефицита внимания и гиперактивности; психическое расстройство, которое проявляется такими симптомами, как гиперактивность, забывчивость, плохо управляемая импульсивность.


[Закрыть]Очевидно, один из этих симптомов или их совокупность могут приводить к дальнейшим последствиям, все из которых плохие. Потерянная работа, распавшиеся браки, деньги, растраченные в попытке найти лекарство или хотя бы то, что смягчило бы последствия.

Может, я оказалась бы в каком-нибудь государственном предприятии, которое дает работу калекам, если бы не два больших везения. Первое – удар молнии не только кое-что у меня отобрал, но и оставил то, чего у меня раньше не было: странную способность находить мертвецов. И второе – у меня был Толливер, который заставил мое сердце снова биться после удара молнии. Толливер, который верил в меня и помогал мне развивать мои новые неприятные навыки, превращая их в способ зарабатывать на жизнь.

Я спала всего минут тридцать или даже меньше, но когда проснулась, Манфред исчез. Толливер вернулся, и солнце скрылось за облаками. Было почти полдвенадцатого, судя по большим часам на стене, и я слышала, как в коридоре едет тележка, на которой развозят обед.

– Толливер, – окликнула я, – помнишь то время, когда мы отправились за рождественской елкой?

– Да, в тот год, когда мы все стали жить вместе. Твоя мама была беременна.

Трейлер, где мы тогда жили, был набит битком: Камерон и я – в одной комнате, Толливер и его брат Марк – в другой, отец Толливера и моя беременная мать – в третьей. Прибавьте к этому нескончаемый поток то и дело приходивших и уходивших гнусных друзей наших родителей.

Но мы, дети, решили, что у нас должна быть елка, и, поскольку родителям было на такое плевать, отправились сами раздобывать ее. На краю леса, окружавшего стоянку трейлеров, мы нашли маленькую сосенку и срубили ее. Из помойки мы вытащили брошенную подставку, и Марк починил ее, поэтому наша затея удалась.

– Это было весело, – сказала я.

Марк, Толливер, Камерон и я сплотились во время этой маленькой вылазки и, вместо того чтобы быть просто детьми, живущими под одной крышей, объединились против наших родителей. Мы стали собственной группой поддержки. Прикрывали один другого, лгали, чтобы сохранить семью, особенно после рождения Мариеллы и Грейси.

– Они бы не выжили, если бы не мы, – напомнила я.

Толливер с минуту непонимающе смотрел на меня, пока не уловил ход моих мыслей.

– Да, наши родители не смогли бы о них позаботиться, – согласился он. – Но то было лучшее Рождество в моей жизни. Родители не забыли выйти и купить нам подарки, помнишь? Мы с Марком предпочли бы умереть, чем признаться в этом вслух, но мы были так рады, что у нас есть ты, Камерон и ваша мама. Тогда она не была такой уж плохой. Она пыталась вести здоровый образ жизни ради ребенка, которого носила… Когда вспоминала об этом. И еще церковная община принесла нам индейку.

– Мы приготовили ее по рецепту. И все получилось нормально.

В доме была поваренная книга, и Камерон решила, что мы можем воспользоваться рецептами из нее не хуже остальных. В конце концов, наши родители были юристами, прежде чем стали вести низкую жизнь, переняв пороки людей, которых защищали в суде. Мы унаследовали гены умных людей.

К счастью, поваренная книга относилась к тем, которые разжевывают все в расчете на ваше полное невежество, и индейка получилась и вправду отменной. Начинкой послужила «Стоув топ», [10]10
  Кулинарная смесь «Стоув топ» – товарный знак различных видов начиночной смеси для фарширования птицы и рыбы производства компании «Крафт фудс».


[Закрыть]и мы взяли консервированный клюквенный соус. Купили тыквенный пирог-заморозку и открыли банку зеленых бобов.

– Все получилось лучше, чем просто нормально, – сказал Толливер.

И он был прав. Это было замечательно. Камерон в тот день была так решительно настроена. Моя старшая сестра была хорошенькой и умной. Мы с ней были совершенно не похожи. Время от времени я гадала: в самом ли деле мы просто сестры, не сводные, учитывая, какой распад личности претерпела моя мать. Человек ведь не может внезапно лишиться моральных принципов? Чтобы такое произошло, нужно время. Я ловила себя на мысли: не начала ли моя мать свое падение за несколько лет перед тем, как разошлась с моим отцом. Но может, я и ошибалась насчет этого. Очень надеюсь, что ошибалась.

Когда Камерон пропала, мою жизнь как будто разрубили пополам. Была жизнь до исчезновения Камерон, когда все было очень плохо, но терпимо, и после исчезновения Камерон, когда все рухнуло: меня отправили в фостерную семью, [11]11
  Фостерная семья – семья, куда временно передают ребенка на воспитание. (Прим. ред.)


[Закрыть]мои отец и отчим попали в тюрьму, а Толливер ушел жить к Марку.

Мариеллу и Грейс забрали тетя Иона и ее муж.

Рюкзак Камерон, оставшийся лежать на обочине дороги в тот день, когда она исчезла по пути из школы домой, все еще находился у нас в багажнике. Полиция отдала его нам спустя несколько лет. Мы повсюду возили его с собой.

Я сделала глоток воды из зеленой больничной чашки. Не было смысла думать о сестре. Я давно уже смирилась с тем, что ее нет, она мертва. Когда-нибудь я найду ее.

Время от времени, мельком увидев какую-нибудь девочку с длинными светлыми волосами, девочку с грациозной походкой и прямым маленьким носиком, я чуть было не окликала ее. Конечно, если бы Камерон была жива, она уже не была бы девочкой. Она исчезла уже… Дайте прикинуть, сестру похитили весной ее выпускного года в средней школе, когда ей исполнилось восемнадцать… Господи, сейчас ей было бы почти двадцать шесть лет. Восемь лет отсутствия. В это невозможно поверить.

– Я позвонил Марку, – сообщил Толливер.

– Хорошо. Как он?

Толливер не звонил Марку так часто, как следовало бы. Потому ли, что они немногословные парни, или потому, что между ними пробежала черная кошка.

– Он велел передать тебе, чтобы ты поскорее поправлялась, – сказал Толливер.

Вообще-то он не ответил на мой вопрос.

– Как у него дела с работой?

Марк несколько раз получал повышения: сперва он был мальчиком, убиравшим грязную посуду со столов, потом официантом, поваром и наконец менеджером в одном из сети семейных ресторанчиков в Далласе. Он работал там менеджером не меньше пяти лет. Для того, кто сумел закончить всего лишь четыре семестра в колледже, дела его шли совсем неплохо. Он много работал.

– Ему почти тридцать, – сказал Толливер. – Он должен уже остепениться.

Я сжала губы, чтобы промолчать. Толливер был всего на пару лет младше брата – на пару лет и несколько месяцев.

– Он встречается с кем-нибудь подходящим? – спросила я, почти уверенная, что знаю наперед ответ.

– Если и встречается, то ничего об этом не говорит. – После паузы Толливер добавил: – Кстати, о свиданиях: я наткнулся в мотеле на Манфреда.

Я чуть было не спросила, какое отношение это имеет к свиданиям, но передумала.

– Да, он заходил, – ответила я. – Сказал мне, что у Ксильды было видение или что-то в этом духе и она решила, что ей стоит приехать сюда. Он сказал, что Ксильда умирает, и, думаю, он ублажает ее, как только может. Манфред, без сомнения, хороший внук.

Толливер скептически посмотрел на меня, приподняв брови до самых волос.

– Правильно. И у Ксильды совершенно случайно было видение, что женщина, которую хочет ее внук – он считает тебя неотразимой, не притворяйся, что не знаешь этого, – нуждается в ее помощи. Ты не думаешь, что Манфред имеет отношение к видению Ксильды?

Вообще-то я чувствовала себя слегка шокированной.

– Нет, – возразила я. – Думаю, он явился сюда, потому что Ксильда велела ему явиться.

Ухмылка Толливера была чуть ли не глумливой. Всего на мгновение я почувствовала к нему сильную антипатию. Брат вскочил и начал расхаживать по палате.

– Вероятно, он ждет не дождется, когда же его бабушка умрет. Тогда он сможет прекратить возить ее повсюду и вместо этого стать твоим агентом.

– Толливер!

Он замолчал. Наконец-то.

– Ты говоришь ужасные вещи, – обиделась я. – Мы, без сомнения, видим порочную сторону человеческой натуры, снова и снова. Но хочется думать, что мы не стали от этого прожженными циниками.

– Ты ничего не замечаешь, – тихо произнес он.

– Ты замечаешь то, чего нет, – буркнула я. – Я не идиотка. Я знаю, что нравлюсь Манфреду. Я знаю также, что он любит свою бабушку и не вытащил бы ее, слабеющую, из дома в холодную погоду, если бы она не велела так поступить.

Толливер не поднимал головы и не встречался со мной глазами. Я чувствовала, что балансирую на грани и вот-вот скажу то, что столкнет нашу маленькую бочку в водопад, – то, чего я никогда не смогу взять назад. А Толливер страдает от какой-то своей ноши. Я умела читать секреты мертвых, но не могла сказать, о чем в этот момент думает мой брат. И не была до конца уверена, что хочу это знать.

– То далекое Рождество, которое праздновали только мы, было очень хорошим Рождеством, – повторил Толливер.

А потом вошла сестра, чтобы измерить мне температуру и давление, и момент был безвозвратно упущен. Толливер поправил мое одеяло, я откинулась на подушки.

– Снова идет дождь, – заметила медсестра, бросив взгляд на серое небо. – Не думаю, что он когда-нибудь прекратится.

Ни у меня, ни у Толливера не нашлось на это ответа.

Днем пришла шериф.

На ней была тяжелая уличная одежда и заляпанные грязью сапоги. Не в первый раз мне на ум пришло, что существуют места, где еще хуже, чем в этой больнице. Одним из таких мест было то, где раскапывали почти замерзшую землю в поисках улик, вдыхая вонь тел в разной степени разложения, выкладывая плохие новости семьям, которые неделями, месяцами, годами ожидали услышать что-нибудь о своих пропавших мальчиках. Да, в самом деле, лежать с сотрясением мозга и сломанной рукой в госпитале Доравилла было куда предпочтительнее.

Возможно, шериф думала так же.

– Я поблагодарю вас, если вы будете держать ваших ищущих контактов с потусторонним друзей подальше отсюда, – сердито начала она, раскусывая каждое слово, как кислые лимоны.

– Простите?

– Вашу подружку-медиума, как там ее зовут.

– Ксильда Бернардо, – произнес Толливер.

– Да, она явилась в участок и устроила там сцену.

– Какую именно сцену? – спросила я.

– Поведала всем, кто слушал, как она предсказала, что вы найдете тела, как она послала вас сюда, как она знала, что вы будете ранены.

– Все это неправда, – заявил Толливер.

– Я и не считаю это правдой. Но она напустила туману в дело. Знаете… Когда вы сюда явились, конечно, все мы скептически относились к затее и предполагали самое худшее. Но потом вы проявили свои способности. Вы и вправду нашли тела мальчиков, и мы знаем: вы не могли заранее получить сведения о том, где они захоронены. По крайней мере, если такие сведения у вас были, мы не смогли выяснить, как вы раздобыли их.

Я вздохнула, пытаясь сделать это украдкой.

– Но вот появилась эта женщина со своим странным внуком. Она давала представление, а он просто улыбался.

Конечно, ничего другого ему не оставалось.

– К тому же она выглядит так, будто в любую минуту упадет замертво. По крайней мере, вы все прибавляете дохода нашей больнице, – более жизнерадостно добавила шериф.

В дверь тихо постучали, и она отворилась – на пороге стоял здоровяк с поднятыми кулаками.

– Привет, шериф, – удивленно сказал он.

– Привет, Барни, – ответила она.

– Я помешал?

– Нет, входи, я как раз собиралась уходить. Возвращаться в холод и сырость. – Шериф встала и начала натягивать перчатки.

Я думала: зачем она приходила? Пожаловаться на Ксильду? Слишком мелкая причина. В конце концов, что мы могли с ней поделать?

– Вы заглянули сюда, чтобы вышвырнуть мисс Коннелли из больницы? – спросила шериф.

– Ха-ха. Не-а, это визит вежливости. Я обхожу всех пациентов, после того как они пробудут здесь день, чтобы убедиться, что с ними все в порядке, а также выслушать жалобы… Иногда, бывает, слышу даже комплимент. – Он широко улыбнулся. – Барни Симпсон, администратор больницы, я к вашим услугам. Вы мисс Коннелли, как я понимаю.

Он очень осторожно потряс мою руку, поскольку я была больной.

– А вы?.. – Он протянул руку Толливеру.

– Я ее менеджер, Толливер Лэнг.

Я постаралась не выдать своего изумления. Никогда еще я не слышала, чтобы мой брат представлялся подобным образом.

– Я, конечно, не должен спрашивать, наслаждаетесь ли вы двое пребыванием в нашем маленьком городке, – сказал Симпсон.

Он выглядел таким печальным, как будто был таким всегда. Высокий и плотный, с густыми лохматыми волосами, администратор мог улыбаться так широко, что эта улыбка казалась его естественным выражением.

– Все мы сейчас горюем, но какое облегчение, что молодых людей наконец-то нашли.

Раздался новый стук в дверь, и вошел еще один мужчина.

– Ох, простите! – сказал он. – Загляну в другое время.

– Нет, пастор, входите, я зашел, только чтобы проверить, нет ли у этих людей вопросов о больнице и оказанных ею услуг – обычные дела, – поспешно произнес Барни Симпсон.

Правда, у него еще не было шанса выполнить ни одно из этих обычных дел.

– Я должна вернуться на место раскопок, – сказала шериф Рокуэлл.

Не было необходимости уточнять, на какое именно место. В Доравилле оно было только одно.

– Что ж, тогда…

Новый посетитель оказался настолько же нерешителен, насколько Симпсон – самоуверен.

Пастор был невысоким, примерно пяти футов ростом, бледным и худым, с чистой кожей и улыбкой счастливого ребенка. Он потряс руки обоим уходящим посетителям, а потом сосредоточил внимание на нас.

– Я пастор Доук Гарланд, – представился он, и мы снова прошли через ритуал рукопожатия.

Я начинала уставать здороваться с людьми.

– Я служу в баптистской церкви Горы Ида рядом с шоссе сто четырнадцать. На этой неделе я священник в больнице. Мы исполняем эти обязанности по очереди с местными священниками, и вам, люди, не повезло, что вы получили меня. – Пастор улыбнулся ангельской улыбкой.

– Я Толливер Лэнг, сопровождаю эту леди, Харпер Коннелли. Она находит тела.

Доук Гарланд бросил быстрый взгляд на свои ноги, словно бы для того, чтобы скрыть собственную реакцию на такое необычное представление. Что такое, черт побери, происходит с Толливером?

– Да, сэр, я слышал о вас обоих, – заявил проповедник. – Я пастор Твайлы Коттон, и она лично просила меня сюда зайти. Завтра вечером мы собираемся служить особую церковную службу, и если вы к тому времени выйдете из больницы, то надеемся, что вы посетите ее. Это особое приглашение, оно исходит из глубины наших душ. У нас гора свалилась с плеч, когда мы узнали, что случилось с юным Джеффом. Наступает момент, когда знание, хорошее или плохое, более важно, чем незнание.

Я кивнула, полностью с этим согласившись.

– Так как вы послужили орудием для обнаружения бедного Джеффа, мы надеемся, что вы придете, если будете чувствовать себя достаточно хорошо. Я не буду лгать и говорить, что мы не интересуемся тем редким даром, которым вы обладаете и который, похоже, превыше нашего понимания, но вы использовали его для вящей славы Бога и чтобы утешить нашу сестру Твайлу, Паркера, Беталинн и маленького Карсона. Мы хотим поблагодарить вас.

От имени Бога? Я попыталась спрятать улыбку, потому что он был таким искренним и казался таким ранимым.

– Я ценю, что вы нашли время зайти в больницу и навестить меня, – поблагодарила я, стараясь при этом протянуть время и придумать, как отказаться от приглашения.

– Если доктора решат, что Харпер может покинуть больницу завтра, то можете на нас рассчитывать. Мы придем, – сказал Толливер.

Что ж, его телом явно завладел инопланетянин. То было единственное умозаключение, к которому я могла прийти.

Доук Гарланд, похоже, слегка удивился, но стойко продолжил:

– Именно это я и хотел услышать. Увидимся завтра в семь часов вечера. Если вам нужно разузнать, где находится церковь, просто позвоните мне. – На редкость профессиональным движением он вытащил из кармана визитку и протянул Толливеру.

– Спасибо, – сказал Толливер.

– Спасибо, – повторила я, а что мне еще оставалось делать.

К тому времени, как моя палата освободилась от посетителей, я снова устала. Но мне нужно было походить, поэтому Толливер помог мне вылезти из кровати, и мы, неся капельницу, пошли по коридору. К счастью, никто из проходивших мимо не обращал на нас никакого внимания. У пациентов и посетителей имелись свои заботы, поэтому еще одна юная женщина в ужасном больничном одеянии выпадала из их резко суженного поля зрения.

– Даже не знаю, что тебе сказать, – обратилась я к Толливеру, когда мы добрались до конца коридора и помедлили, прежде чем начать обратное путешествие к моей палате. – Что-то не так? Ты ведешь себя очень странно.

Я посмотрела на брата – быстро, уголком глаза, чтобы он не заметил, как я его проверяю. У Толливера был такой вид, будто он сам не знает, что сказать.

– Я знаю только одно: нам надо уехать, – произнес он.

– Тогда почему ты принял приглашение священника?

– Я сомневаюсь, что полиция сейчас позволит нам уехать, и хочу, чтобы мы как можно быстрее оказались в людном месте. Тебя уже пытались убить, но полиция слишком занята расследованием тех убийств. Они, похоже, не выделили ни одного человека, чтобы попытаться выяснить, кто на тебя напал. А разумнее всего предположить, что нападавший был тем, кто убил мальчиков. В противном случае, зачем ему яриться, зачем рисковать? Ты прикончила его веселье, его игры, и он так взбесился, что, если смог бы, ударил тебя снова. У него был такой шанс. Не знаю, думала ли ты, как тебе повезло, что ты отделалась сотрясением мозга и трещиной в руке.

Для Толливера это была длинная речь, и он произнес ее негромким голосом, делая паузы, чтобы не привлечь внимания других людей. К тому времени, как он договорил, мы добрались до моей палаты, но я махнула рукой, показывая на коридор впереди, и мы потащились дальше. Я молчала. Я была зла, но не знала, на кого выплеснуть свою злость. Конечно, Толливер абсолютно прав.

Мы посмотрели в окно, находившееся в конце крыла. Дождь перешел в отвратительную смесь дождя и снега. Он со стуком бил по стеклу. Ну и погодка. Не сладко сейчас тем людям, которые занимаются поисками останков. Может, они сдались и вернулись в свои теплые машины.

Я шла очень медленно. Однако когда мы прошли мимо поста медсестер и добрались до моей палаты, у меня все еще не было ни одной умной мысли.

– Думаю, ты прав, – наконец произнесла я. – Но…

Мне хотелось сказать: «Это увертки, чтобы избежать разговора о твоей враждебности к Манфреду и его бабушке. Почему тебя так злит то, что он мной интересуется? Почему Манфред значит больше, чем кто-нибудь еще, кто на меня оглядывается?»

Ничего этого я не сказала. А Толливер не попросил меня закончить мысль.

Я обрадовалась при виде постели и тяжело прислонилась к ней, пока брат поправлял штатив с капельницей и трубку. Он помог мне сесть на край, снял с меня шлепанцы и опустил меня на подушки. Мы вместе натянули и расправили одеяла.

Он принес книги на тот случай, если с головой моей станет лучше. Около часа мы мирно читали, и было слышно лишь, как лед полосует окно. Похоже, вся больница задремала.

Я посмотрела на часы на стене. Скоро люди начнут возвращаться с работы, заходить сюда, чтобы навестить родственников и друзей, и на некоторое время в коридоре станет многолюднее. Через некоторое время начнет курсировать большая тележка, развозящая подносы с ужином, затем медсестра будет раздавать лекарства, после чего хлынут ранние вечерние посетители. А потом – снова дремота, когда все, кому не приходится дежурить в больнице, уйдут на ночь, останется только медперсонал, пациенты и несколько преданных душ, которые спят в креслах возле постели больных.

Толливер спросил, не хочу ли я, чтобы он остался. Я чувствовала себя явно лучше и подумала: как трогательно, что он готов провести в этом кресле вторую ночь подряд. Предложение было чересчур заманчивым. Может, я просто настолько оправилась, что моей энергии хватало на то, чтобы бояться. И я боялась.

В результате я все же не смогла быть настолько эгоистичной, чтобы приговорить Толливера к ночи в кресле из-за того, что я трусишка.

– Возвращайся в мотель, – предложила я. – Нет причин ночевать тебе в таком неудобном месте. Я всегда могу вызвать звонком медсестру.

Которая может прийти через тридцать минут. В этой маленькой больнице, как и во многих других, похоже, не хватало работников. Даже уборщицы орудовали быстро, потому что у них было слишком много работы.

– Ты уверена? – спросил Толливер. – В мотеле столько репортеров, что здесь даже спокойнее.

Об этом он раньше не упоминал.

– Да, уверена, – отозвалась я. – Мне, похоже, повезло, что я здесь.

– Даже не сомневайся. Сейчас дела обстоят так, что мне приходится притворяться, будто меня нет в комнате. Одна женщина нынче утром стучалась раз двадцать.

У Толливера были собственные проблемы, а я даже ни о чем не спросила. Я почувствовала себя виноватой.

– Прости. Я не подумала о прессе.

– Ты не виновата, – ответил он. – Ты же знаешь, это дает тебе широкую рекламу. Это еще одна причина…

Но потом лицо его снова стало замкнутым. Он опять подумал о Манфреде и Ксильде, уверенный, что Ксильда очутилась в городе, чтобы получить бесплатную и незаслуженную рекламу благодаря случившимся здесь массовым убийствам. Нет, я не умею читать мысли. Я просто очень хорошо знаю Толливера.

– Я не исключаю, что при обычных обстоятельствах Ксильда не упустила бы выгоды, – начала я, пытаясь быть здравомыслящей и честной. – Но она так слаба, а Манфред так не хотел привозить ее сюда.

– По его словам, – заметил Толливер.

– Что ж… Да, по его словам. А ты, кажется, думаешь, что Манфред способен притащить больную женщину туда, где ей не следует быть, лишь для того, чтобы удовлетворить свое вожделение ко мне. Но я так не считаю.

Я очень твердо посмотрела на Толливера. Спустя секунду вид у него стал слегка пристыженный.

– Ладно, я соглашусь, что он и вправду любит старую зануду, – буркнул Толливер. – И насколько мне известно, возит ее туда, куда бы она ни захотела поехать.

Я поняла, что большего признания не получу, но, по крайней мере, хоть такое. Мне ненавистна была мысль, что Толливер и Манфред при встрече вцепятся друг в друга.

– Они в нашем мотеле?

– Да. Нигде больше нет комнат, скажу я тебе. По дороге, ведущей в гору, почти не проехать из-за множества трейлеров с командами новостей и машин правоохранительных органов. По обе стороны затора парни с переносными рациями держат свободной одну полосу дороги.

И я снова почувствовала укол вины, как будто я каким-то образом была ответственна за то, что внесла разлад в жизни стольких людей. Виноват, конечно, был убийца, но я сомневалась, что он не смыкает глаз, беспокоясь об этом.

Интересно, о чем он думает? Он разрядил на мне свою ярость.

– Теперь он залег, – заметила я.

Толливеру не нужно было спрашивать, о ком я говорю.

– Он будет осторожен, – согласился Толливер. – Он попытался тебя достать, потому что ярился, что его игры закончены. Теперь он остынет. И будет беспокоиться насчет копов.

– У него не хватит на меня времени.

– Скорее всего. Но этот парень сумасшедший, Харпер. Никогда нельзя сказать, что у таких на уме. Надеюсь, ты завтра выйдешь из больницы. Может, копы закончат свои расспросы и мы сможем покинуть это место. Если ты будешь достаточно хорошо себя чувствовать.

– Надеюсь, что так, – ответила я.

Я чувствовала себя лучше, но было бы натяжкой сказать, что я достаточно окрепла для путешествий.

Толливер обнял меня перед тем, как уйти. Он сказал, что купит еды по дороге в мотель и просидит в комнате остаток вечера, чтобы избежать внимания репортеров.

– Все равно тут некуда пойти, – улыбнулся он. – Почему бы нам не брать почаще работу в крупных городах?

– Сама задавалась этим вопросом. У нас же была работа в Мемфисе и еще одна в Нашвилле.

Мне не хотелось снова говорить о Табите Моргенштерн.

– А перед этим мы были в Санта-Пауле. И еще та работа на кладбище в Майами.

– Но в большинстве случаев нас вызывают из маленьких городков.

– Не знаю почему. Мы когда-нибудь работали в Нью-Йорке?

– Конечно. Помнишь? Но тогда тебе пришлось очень нелегко, потому что это было вскоре после девять-один-один. [12]12
  Девять-один-один – так в Америке называют террористические акты, случившиеся 11 сентября 2001 года, когда два самолета врезались в Международной торговый центр в Нью-Йорке.


[Закрыть]

– Пытаюсь об этом забыть, – сказала я. То было одним из самых худших переживаний, через которые я прошла как профессионал… Как бы ни называлась моя профессия. – Мы никогда больше не будем за такое браться.

– Да, Нью-Йорк отпадает.

Мы долго смотрели друг на друга.

– Ладно, – бросил Толливер. – Я пошел. Попытайся съесть ужин и поспи. Поскольку тебе лучше, может, к тебе не будут часто заходить этой ночью.

Брат похлопотал надо мной еще минуту-другую: убедился, что столик на колесиках стоит правильно, убрал с него все лишнее, чтобы освободить место для подноса с ужином, обратил мое внимание на пульт на перилах кровати и передвинул телефон поближе, на прикроватный столик, чтобы я могла легко до него дотянуться. Мой сотовый Толливер убрал в ящичек под столиком на колесах.

– Позвони, если я тебе понадоблюсь, – сказал он.

А потом ушел.

Я немного подремала, пока не принесли ужин. Сегодня вечером мне дали кое-что посущественнее желе. Стыдно сказать, но я съела почти всю принесенную еду. Она не была такой уж ужасной. А я по-настоящему проголодалась. За последние два дня я не слишком баловала себя калориями.

После этого, в качестве развлечения, заглянул другой доктор, чтобы сказать мне, что мое состояние улучшается и, по его мнению, я смогу утром отправиться домой. Его, похоже, ничуть не заботило, кто я такая и где мой дом. Как и все остальные, кого я встречала в Мемориальной больнице Нотт-Каунти, он был перегружен работой. И, судя по акценту, доктор был не местным. Интересно, что привело его в Доравилл? Скорее всего, он работал в том же приемном покое, что и доктор Томасон.

Помощница Барни Симпсона, очень юная женщина по имени Хизер Сатклифф, пришла ко мне вскоре после визита доктора.

– Мистер Симпсон попросил, чтобы я заглянула и проверила, как вы. Множество репортеров хотят вас видеть, но ради спокойствия и мира наших пациентов мы отказываем им в праве посещения. И мы отфильтровываем все телефонные звонки в вашу палату… Это была идея вашего брата.

Неудивительно, что я смогла поправляться в тишине и покое.

– Спасибо. Это очень большая помощь, – поблагодарила я.

– Кроме того, будет несправедливым к остальным людям в этом крыле, если тут будут топать всякие посторонние.