Текст книги "Месть мертвеца"

Автор книги: Шарлин Харрис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Толливер с минуту пристально смотрел на меня.

– Верно, – наконец произнес он. – Никто, кроме местного, не похоронил бы там тела. Все тела.

– Да, никто, кроме жителя городка, не возвращался бы в то место восемь раз, чтобы похоронить тело. – Мне это казалось резонным предположением.

– Где они были убиты? Ты знаешь?

– Я не «читала» их всех, – ответила я. – Первый, в первой могиле – да, он умер в старом доме или в сарае. Я не могу сказать наверняка, пока не осмотрюсь внутри.

– Он забирал их всех туда и творил все эти вещи?

Я порылась в потоке впечатлений, которые получила от мертвых.

– Да, думаю, что так, – с сомнением произнесла я.

Было что-то такое в ощущении их смерти… Что-то слегка неправильное.

– Определенно кто-то из местных, – прошептал брат.

– Как вообще такое возможно в столь маленьком сообществе? – спросила я.

– Ты имеешь в виду – как человек мог скрыть от остальных, что он желает убивать и мучить мальчиков?

Я кивнула.

– И как люди вокруг сидели сложа руки, когда пропало столько мальчиков?

– Думаю, поскольку тела не нашли, оправдать такое немного легче.

А потом мы сидели, погрузившись в мрачные мысли, которые текли разными путями, и время от времени притворялись, что читаем, пока не сгустилась тьма.

Тогда в дверь постучала шериф Рокуэлл. Толливер проводил ее в комнату. Ее темно-зеленые форменные штаны были в пятнах, и тяжелая куртка тоже была перепачкана.

– Мы и парни из Бюро провели раскопки, – сообщила она. – Вы оказались правы. Все наши мальчики там, и в придачу еще двое.

Глава пятая

Шериф Рокуэлл сидела в одном из кресел. Мы с Толливером – по другую сторону стола, напротив нее. Она уже держала чашку дымящегося кофе из «Макдоналдса», поэтому я не предложила ей шоколад. Шериф не упомянула о том, что мы уехали от Твайлы. Она выглядела измученной, но обозленной.

– В следующие дни к нам будет приковано много внимания. В офис уже звонят с телестанций. Они вышлют сюда съемочные группы. Бюро расследований штата возглавило расследования, но их люди позволили мне принять участие. Они хотят, чтобы я поддерживала связь с вами двумя, так как это я пригласила вас сюда. Руководящий агент Пелл Клавин и специальный агент Макс Стюарт рвутся с вами поговорить.

Мы промолчали, и тогда шериф спросила:

– Знаете, чего мне хотелось бы? Мне хотелось бы, чтобы я могла выписать вам чек, а вы просто покинули бы город. Из-за этой истории Доравилл станет объектом пристального внимания… Что ж, я думаю, вы знаете, каково это. Нас не только выставят равнодушными, что мы позволили какому-то маньяку убить восемь мальчиков, прежде чем обратили внимание на происходящее, но и еще крайне легковерными.

«Что ж, вы сами сказали, какие вы», – подумала я.

– Если бы мы могли, то уехали бы немедленно, – сказал Толливер, и я кивнула. – И не стали оставаться ради этого балагана.

Некоторое внимание прессы было полезно для моего бизнеса, пристальное внимание – нет.

Шериф Рокуэлл откинулась на спинку кресла, и это внезапное движение заставило нас взглянуть на нее. Она же странно смотрела на нас.

– Что? – спросил Толливер.

– Я бы никогда не поверила, что вы упустите шанс на бесплатную рекламу, – произнесла она. – Теперь я стала о вас лучшего мнения, чем прежде. Вы и правда хотите уехать? Может, я смогу попросить парней из Бюро расследований проехаться до соседнего города, чтобы с вами поговорить, если вы захотите этим же вечером сменить мотель.

– Мы покинем Доравилл вечером, – сказала я.

С плеч моих будто сняли огромный груз. Я была уверена: шериф станет настаивать, чтобы мы остались. Ненавижу расследовать случаи, которые входят в компетенцию полиции. Я люблю «читать» на кладбищах. Явиться в город, приехать на кладбище, встретиться с живыми, постоять на могиле и рассказать живым, что ты видела. Обналичить чек и покинуть город.

По крайней мере, шериф Рокуэлл разрешила нам убраться из ближайших окрестностей.

– Давай подождем до завтра, – предложил Толливер. – Тебя все еще трясет.

– Я могу отдохнуть в машине, – ответила я, чувствуя себя кроликом, всего на один прыжок опережающим гончих.

– Хорошо, – с сомнением глядя на меня, согласился Толливер.

Но он уловил мое почти неистовое, нетерпеливое желание покинуть Доравилл.

– Ладно, – бросила шериф. В ее голосе все еще слышалось легкое удивление, что мы согласились уехать. – Я уверена, что Твайла захочет дать вам чек и снова с вами поговорить.

– Мы поговорим с ней, прежде чем навсегда покинем окрестности Доравилла, – заверил шерифа Толливер.

Рокуэлл устало поднялась с кресла, пошла к двери, и тогда он спросил:

– Как идут работы на месте захоронения?

Она уже мысленно отпихнула нас в сторону, поэтому повернулась нехотя.

– На всех указанных местах мы раскопали достаточно, чтобы подтвердить: останки там. Завтра утром, при хорошем освещении, сюда прибудут судебные медэксперты, чтобы присматривать за раскопками. Думаю, мои помощники выполнят самую тяжелую часть подготовительной работы. Клавину и Стюарту положено держать меня в курсе дел. – Похоже, она сильно в этом сомневалась.

– Это хорошо, правда? – От облегчения я почти тараторила. – Что судебные медэксперты будут принимать участие? Они знают, как выкапывать тела, не потеряв ни единой улики, которая может быть обнаружена.

– Да, не хочется сознаваться, что нам нужна помощь, но она и вправду нужна.

Сандра Рокуэлл мгновение смотрела на свои руки, словно для того, чтобы убедиться – они принадлежат ей.

– Я лично получила несколько звонков из Си-эн-эн и других телестанций. Поэтому вы должны уехать самым ранним утром или прямо сейчас. И позвоните мне, когда устроитесь в другом мотеле. Не покидайте пределов штата, не исчезайте. Не забывайте, что вам придется поговорить с парнями из Бюро расследований.

– Мы все это сделаем, – заверил ее Толливер.

Шериф ушла, не дав больше никаких советов, и я схватила чемодан. У меня уйдет не больше десяти минут, чтобы убраться отсюда.

Толливер тоже встал и начал запихивать бритву и крем для бритья в несессер.

– Почему тебе так не терпится уехать? – поинтересовался он. – Я думаю, тебе надо поспать.

– То, что я видела, было таким ужасным. – Я прервала сборы, держа в руках сложенный свитер. – Меньше всего мне хочется быть втянутой в расследование этого дела. Принесу карты. Нам лучше решить, в какую сторону мы двинемся.

Все еще нетвердо держась на ногах, я схватила ключи, лежащие на телевизоре. Пока Толливер проверял запасы в нашем холодильнике, я шагнула в темноту, чтобы открыть машину.

Я прикрыла за собой дверь. Ночь была холодной и тихой. В Доравилле горело множество огней, включая тот, что был прямо у меня над головой, но все равно этого казалось мало. Глядя в небо, я натянула толстую куртку. Хотя небо было облачным, я видела мерцание далекой россыпи звезд. Я люблю смотреть на звезды, особенно когда меня выбивают из равновесия. Звезды такие бесчисленные, холодные и далекие, мои проблемы ничтожны в сравнении с их сверканием.

Скоро пойдет снег. Я почти чуяла его приближение.

Стряхнув с себя чары ночного неба, я подумала о куда более насущных проблемах. Я кликнула электронным ключом машины и шагнула на узкую дорожку, что тянулась от дверей мотеля.

Заметила боковым зрением, как что-то шевельнулось, и начала поворачивать голову.

Сокрушительный удар обрушился на мою руку ниже локтя. Боль была немедленной и жгучей. Я издала нечленораздельный тревожный крик и нажала кнопку сигнала тревоги на ключе.

Завыла сигнализация, но в следующее мгновение ключи выпали из моих онемевших пальцев. Я попыталась повернуться лицом туда, откуда грозила опасность, попыталась поднять руки, чтобы защититься. Левая рука не слушалась. Я смогла разглядеть только мужчину в черном, с вязаным колпаком на голове. А второй удар вот-вот должен был обрушиться на мою голову.

Я бросилась в сторону, чтобы его избежать, и все равно мне показалось, что голова моя слетит с плеч, когда лопата вскользь прошлась по черепу. Я начала оседать на дорожку. Последнее, что я помню, – как пыталась выбросить вперед руки, чтобы смягчить падение, но мне повиновалась только одна рука.

– С ней все будет в порядке, верно? – Я слышала голос Толливера, но он звучал куда громче и резче, чем обычно. – Харпер, Харпер, поговори со мной!

– Через минуту она придет в себя, – сказал спокойный голос, принадлежавший человеку постарше.

– Здесь холодно! – закричал Толливер. – Поместите ее в машину «скорой помощи»!

О черт! Мы не можем себе этого позволить. По крайней мере, мы не должны тратить на такое наши деньги.

– Нет, – произнесла я, но внятной реплики у меня не получилось.

– Да, – ответил Толливер.

Он меня понял, господи благослови его. Что, если я останусь в этом мире одна? Что, если он решит… О господи, как болит голова. У меня что, кровь на руке?

– Кто меня ударил? – спросила я.

– Тебя кто-то ударил? Я нашел тебя без сознания! Кто-то ее ударил! Позвоните в полицию.

– Хорошо, приятель, они встретят нас в больнице, – снова проговорил спокойный голос.

Я никогда еще не испытывала такой боли, как эта боль в руке. Но с другой стороны, у меня болело почти все. Мне хотелось, чтобы кто-нибудь вырубил меня. Это было ужасно.

– Готовы? – спросил новый голос.

– Раз, два, три, – сказал спокойный, и я оказалась на каталке и подавилась воплем – настолько было невыносимо, когда меня подняли.

– Такой сильной боли не должно быть, – произнес новый голос.

Голос принадлежал женщине.

– У нее есть еще какие-то ранения? Кроме ранения головы?

– Рука, – попыталась сказать я.

– Может, вы не должны ее двигать, – предположил брат.

– Мы уже ее передвинули, – заметил Спокойный Голос.

– С ней все в порядке? – спросил еще один голос.

С моей точки зрения, он задал по-настоящему глупый вопрос.

Они покатили меня к машине «скорой помощи». Чуть приоткрыв глаза, я увидела мигающие красные огни. Я снова испытала острое сожаление при мысли о деньгах, которые тратятся подобным образом, но, когда каталку поместили внутрь, некоторое время не испытывала никаких сожалений, ничего.

Я очнулась в больнице и увидела, что надо мной склоняется мужчина – мужчина с седыми волосами, в блестящих очках с проволочной оправой. Лицо его было серьезным, но благожелательным. Именно так и должен выглядеть доктор. Я надеялась, что он доктор.

– Вы меня понимаете? – спросил он. – Вы можете сосчитать мои пальцы?

Сразу два вопроса. Я попыталась кивнуть, чтобы показать: я его понимаю. Кивок был большой ошибкой. Какие пальцы?

Когда я очнулась в следующий раз, я была в теплой комнате, где царил полумрак и, кажется, была завернута в пеленки. А как же комната в мотеле?

Я открыла глаза. Оказалось, я лежу в постели, очень уютно закутанная в белые хлопковые одеяла. Над кроватью горел свет, но неяркий. Судя по тишине, было далеко за полночь… Может, часа три ночи.

Рядом с кроватью стояло кресло с откинутой до предела спинкой. В кресле спал Толливер, завернувшись в еще одно больничное одеяло. На его рубашке виднелась кровь. Моя?

Очень хотелось пить.

Тихо вошла медсестра, проверила мой пульс и температуру. Она улыбнулась, увидев, что я в сознании и смотрю на нее, но не заговорила, пока не выполнила свои обязанности.

– Могу я что-нибудь вам принести? – поинтересовалась она негромко.

– Воды, – с надеждой попросила я.

Медсестра поднесла к моим губам соломинку, и я сделала пару глотков из чашки с водой. Я даже не осознавала, как у меня пересохло во рту, пока он не наполнился освежающей влагой.

Я лежала под капельницей. И мне необходимо было помочиться.

– Мне нужно в туалет, – прошептала я.

– Хорошо. Вы можете встать, если я помогу. Мы сделаем все очень медленно, – ответила медсестра.

Она опустила бортик кровати, и я начала приподниматься. Это была плохая затея, и я замерла, когда закружилась голова. Медсестра обхватила меня рукой, и очень медленно я закончила выпрямляться. Продолжая поддерживать меня одной рукой, второй медсестра опустила кровать. Медленно и осторожно я соскользнула с края, и мои босые ноги коснулись прохладного линолеума. Потом мы зашаркали к туалету, рядом со мной катился шест с капельницей. Было непросто присесть в туалете, но после я испытала такое облегчение, что вся прогулка стоило того.

Медсестра ждала за приоткрытой дверью, и я слышала, как она разговаривает с Толливером. Мне было жаль, что он проснулся, но, совершив прогулку обратно к постели, я ощутила невольную радость, что вижу его лицо.

Я поблагодарила сестру – у нее были рыжеватокаштановые волосы цвета старого пенни.

– Нажмите кнопку, если я вам понадоблюсь, – сказала она.

Медсестра ушла, а Толливер поднялся, чтобы встать у кровати. Он обнял меня так осторожно, как будто на мне стоял штамп: «Бьющееся». Потом поцеловал в щеку.

– Я подумал, что ты упала, – сказал он. – Понятия не имел, что кто-то тебя ударил. Я ничего не слышал и решил, что тебя… тебя, возможно, накрыли воспоминания о сцене преступления. Или подвела нога, или какие-то другие последствия удара молнии.

Когда в человека попадает молния – такое событие долго дает о себе знать. Год назад, совершенно неожиданно, у меня вдруг начало звенеть в ушах. В конце концов звон прошел. Единственное, с чем я могла его связать, – это с ударом молнии, который пережила в пятнадцать лет. Поэтому ничего удивительного, что Толливер, найдя меня лежащей на земле, обвинил во всем ту старую катастрофу.

– Ты его видела? – спросил он.

Брат говорил виновато, что было чистым абсурдом.

– Да, – ответила я, расстроенная тем, какой у меня слабый голос. – Но смутно. Он был в темной одежде и в вязаном колпаке. Появился из темноты и ударил меня сперва по руке. Не успела я увернуться, как он ударил по голове.

Я знала, как мне повезло, что я увернулась. Удар не попал прямо в голову.

– У тебя трещина локтевой кости, – сказал Толливер. – Знаешь, одной из костей предплечья. И сотрясение мозга. Не очень сильное. Пришлось наложить несколько швов на голову, поэтому тебе немного сбрили волосы. Честное слово, это не очень заметно, – добавил он, увидев, каким стало мое лицо.

Я попыталась не расстраиваться из-за пары квадратных дюймов волос, которые все равно отрастут.

– У меня уже десять лет не было переломов. Да и тогда я сломала всего лишь большой палец ноги.

Я пыталась приготовить ужин для малышей, и мама врезалась в меня, когда я доставала из духовки стеклянное блюдо – десять на тринадцать дюймов – с жареным цыпленком. Я не только сломала, но и обожгла палец ноги.

Теперь я достаточно пришла в себя, чтобы понимать, что испытанная тогда боль не шла ни в какое сравнение с болью, которую я чувствовала бы теперь, если бы меня не напичкали лекарствами. Я не предвкушала то время, когда действие лекарств закончится.

Толливер держал меня за правую руку – к счастью, мне сломали левую. Брат глядел в пространство. Думал. У меня же в голове было слишком много тумана, чтобы думать.

– Итак, это, вероятно, был убийца, – произнес Толливер.

Я содрогнулась. В тот момент мой мозг работал очень медленно. И так же медленно ко мне пришла мысль о том, что этот человек – тот, который творил неописуемые вещи с мальчиками, найденными в земле, – был так близко ко мне, прикасался ко мне, смотрел на меня глазами, наслаждавшимися зрелищем огромных страданий. Это было отвратительно.

– Мы сможем уехать завтра? – Я не могла даже вдохнуть настолько глубоко, чтобы громко произнести эти слова.

– Нет, – ответил Толливер. – В ближайшую пару дней ты никуда не едешь. Ты должна оправиться.

– Но я не хочу здесь оставаться! – возмутилась я. – Уехать было хорошей идеей.

– Да, но теперь мы на некоторое время здесь застряли. – Брат пытался говорить ласково, но в его голосе явственно слышался гнев. – Тот человек об этом позаботился. Доктор сказал, что тебе повезло, раз ты отделалась сотрясением мозга. Сперва он думал, что дело обстоит намного хуже.

– Интересно, почему же маньяк не продолжил начатое и не убил меня?

– Потому что ты включила сигнал тревоги, и я почти сразу выскочил на улицу, – объяснил Толливер.

Он встал и начал расхаживать по палате. От этого у меня еще сильнее разболелась голова. Брат был очень сердит и обеспокоен.

– Да, я не видел на парковке ни души, можешь об этом не спрашивать. Но я и не искал. Я подумал, что ты просто упала. Должно быть, он был всего в ярде оттуда, когда я выбежал. А я бежал очень быстро.

Я чуть не улыбнулась. Если бы голова не болела так сильно, и вправду улыбнулась бы.

– Держу пари, что быстро, – прошептала я.

– Тебе нужно поспать, – сказал Толливер.

Я решила, что наверняка хорошо будет на минутку закрыть глаза.

Когда я снова их открыла, сквозь щели между занавесками пробивался солнечный свет, и я ощутила, что вокруг кипит жизнь: больница проснулась. В коридоре раздавались голоса и звуки шагов, шум катящихся тележек.

Медсестры входили в палату и проводили со мной всякие процедуры. Доставили на подносе мой завтрак – кофе и зеленое желе. Положив в рот ложку желе, я, к собственному удивлению, обнаружила, что голодна. С искренним удовольствием проглотив дрожащую зеленую массу, я поняла, что не помню, когда ела в последний раз. Лучше желе, чем ничего.

– Ты тоже должен позавтракать, а еще вернуться в отель и принять душ, – сказала я Толливеру, который с зачарованным ужасом наблюдал, как я ем.

– Я останусь, пока не поговорю с доктором, – возразил Толливер. – По словам медсестры, он скоро придет.

Седовласый человек, который мне запомнился прошлой ночью, оказался доктором Томасоном. Он так и не ложился.

– Прошлая ночь выдалась хлопотливой для Доравилла, – сообщил он. – Меня трижды за эту неделю вызывали по ночам для оказания экстренной помощи. Еще никогда я так не трудился.

– Спасибо, что позаботились обо мне, – вежливо произнесла я, хотя, конечно, это была его работа.

– Не за что. На случай, если вы не помните, прошлой ночью я сказал вам и вашему брату, что у вас трещина локтевой кости. Она треснула, но не сломалась. Мягкий гипс будет защищать ее. Вам придется носить гипсовую повязку двадцать четыре часа семь дней в неделю, если только вы сможете. Повязка должна остаться на несколько недель. Когда выпишетесь из больницы, получите предписания, когда именно следует проверять руку. Пару дней она будет болеть. Травма руки и головы потребует приема болеутоляющих. После этого, я считаю, вам хватит парацетамола.

– Могу я встать с кровати и немного походить?

– Если вы чувствуете себя в состоянии это сделать и если с вами все время кто-нибудь будет, можете прогуляться по коридору и обратно разок-другой. Конечно, если будете испытывать головокружение, тошноту и тому подобное, надо возвращаться в постель.

– Она уже говорит насчет того, чтобы выписаться, – встрял Толливер. Он пытался говорить нейтральным тоном, но потерпел в этом полный крах.

– Вы же знаете, что это плохая затея, – отозвался доктор. Он перевел взгляд с меня на Толливера. Должно быть, у меня был слегка надутый вид. – И вашему брату нужно немного отдохнуть, – продолжал доктор. – Ему придется заботиться о вас несколько дней, юная леди. Дайте ему передышку. Вам и правда нужно побыть здесь. Нам надо понаблюдать за вашей головой. Думаю, ваша страховка покроет все затраты?

Конечно, и речи быть не могло, чтобы я настаивала на выписке после того, как он это сказал. Только плохой человек отказался бы дать брату передышку. А я надеялась, что я не такая уж плохая. Доктор Томасон мог рассчитывать на это. И Толливер мог рассчитывать.

Я прикидывала: не начать ли вести себя так несносно, чтобы в больнице были рады от меня отделаться. Но это бы только расстроило Толливера. Я внимательно посмотрела на него и увидела круги под глазами и сутулые плечи. Он выглядел старше своих двадцать восьми лет.

– Толливер, – произнесла я с сожалением и раскаянием в голосе.

Он шагнул вперед и взял меня за здоровую руку. Я прижала его костяшки к щеке, в это время солнце заглянуло в окно и тепло растеклось по моему лицу. Я любила Толливера больше всех на свете, а он, наверное, никогда об этом не узнает.

– Тогда я, надеюсь, увижу вас завтра утром, – с внезапной живостью сказал доктор Томасон. – Вы можете остаток дня питаться, как обычно, я передам это персоналу. Сегодня не перенапрягайтесь. И поправляйтесь.

Он вышел из комнаты, прежде чем я успела что-нибудь сказать, и я выпустила руку Толливера, виновато осознав, что держалась за нее слишком долго. Я не хотела прижимать его руку к своей щеке, но это было утешением для нас обоих.

Толливер наклонился надо мной и поцеловал в щеку.

– Я пойду приму душ, позавтракаю и вздремну. Пожалуйста, не пытайся вставать с постели сама, пока меня не будет. Пообещай, что вызовешь сестру.

– Обещаю, – ответила я, гадая, почему все, похоже, думают, что я нарушу правила, как только они повернутся ко мне спиной.

Единственная странность во мне – это то, что меня ударило молнией. Я не считаю себя бунтаркой, скандалисткой, подстрекательницей или чем-нибудь в этом духе. Я не расстраиваю и не возбуждаю людей.

После того как Толливер ушел, я поняла, что пребываю в замешательстве. У меня не было книги, брат пообещал принести мне ее, когда вернется. Впрочем, я сомневалась, что сейчас моя голова вынесла бы чтение. Может, мне стоило попросить его принести мне аудиокнигу и мой маленький CD-плеер с наушниками.

Проскучав десять минут, я тщательно изучила панели управления рядом со своей кроватью. Мне удалось включить телевизор. По нему шел больничный канал, и я наблюдала за тем, как люди входят в вестибюль и выходят из него. Хотя я отчаянно скучала, спустя десять минут я пресытилась этим зрелищем и переключилась на канал новостей. И, едва сделав это, пожалела о своем поступке.

Молчаливый заброшенный дом был снят так, что совершенно не походил на то, как он выглядел днем раньше. Я вспомнила, каким уединенным казалось то место, каким обособленным. Да, оно достаточно уединенно, поэтому там можно было похоронить восемь молодых людей так, чтобы никто не заметил. Теперь вы не смогли бы протиснуться туда без того, чтобы четыре человека не ринулись к вам с микрофонами.

Видимо, съемки, которые я смотрела, были совсем недавними, может, это был даже прямой эфир, потому что солнце стояло примерно там же, где и солнце, которое я видела за окном. Между прочим, было хорошо увидеть солнце. Выйти бы поскорее на улицу. Хотя, судя по закутанным людям на экране телевизора, все еще было чертовски холодно.

Не обращая внимания на комментарии, я уставилась на людей, стоящих за диктором. Некоторые из них носили полицейскую форму, но другие – спецодежду… По всей видимости, техподдержка из Бюро расследований штата. Двое мужчин были в костюмах – должно быть, Клавин и Стюарт. Я возгордилась, что запомнила их имена.

Интересно, сколько времени пройдет, прежде чем кто-нибудь придет со мной повидаться? Надеюсь, никто из средств массовой информации не попытается позвонить мне в больницу и не явится сюда, чтобы меня увидеть. Может, завтра я сумею выписаться, и мы сможем убраться из города, чтобы держаться на некотором расстоянии от событий.

Несколько минут я мысленно, причем довольно путано, рассуждала об этом, когда неизбежность постучала в дверь.

Два человека в костюмах, при галстуках – именно то, что мне не хотелось видеть.

– Я Пелл Клавин, это Макс Стюарт, – сказал человек пониже.

Агент Клавин лет сорока пяти был опрятным и хорошо одетым. Волосы его начали седеть, обувь сверкала. Он носил очки в проволочной оправе.

– Мы из Бюро расследований штата.

Агент Стюарт казался чуть помладше, с куда более светлыми волосами, поэтому седины в них не было видно, даже если он и седел. Он был точно таким же опрятным, как и агент Клавин.

Я кивнула – и сразу пожалела об этом, потом осторожно прикоснулась к перевязанной голове. Хотя ощущения были такими, будто голова собирается отвалиться – и это было бы лучше, чем та боль, что я чувствовала сейчас, – повязка оставалась сухой и плотной. Левая рука ныла.

– Мисс Коннелли, мы слышали, что на вас прошлой ночью напали, – начал агент Стюарт.

– Да, – ответила я.

Я злилась на себя за то, что отослала Толливера, и глупо злилась на него за то, что он поймал меня на слове и ушел.

– Мы крайне об этом сожалеем, – произнес Клавин с таким непритязательным и преувеличенным обаянием, что я подумала: меня сейчас стошнит. – Можете вы рассказать, почему на вас напали?

– Нет. Не могу. Но вероятно, это как-то связано с теми захоронениями.

– Я рад, что вы коснулись этой темы, – вступил в беседу Стюарт. – Вы можете описать, как обнаружили захоронения? Какие сведения привели вас к ним?

– У меня не было никаких сведений, – ответила я.

Похоже, их больше не интересовало нападение, которому я подверглась, и, честно говоря, я понимала почему. Я выжила. Восемь других людей – нет.

– И откуда вы знали, что они там? – спросил Клавин. Его брови вопросительно изогнулись. – Вы знали кого-нибудь из жертв?

– Нет. Я никогда с ними раньше не встречалась.

Я устало откинулась на подушки. Можно было предсказать всю дальнейшую беседу. Она была такой ненужной. Они все равно не поверят, попытаются выяснить причину, по которой я лгу о том, как нахожу тела, зря потратят время и деньги налогоплательщиков, попробуют выявить связь между мной и одной из жертв или между мной и убийцей. Такой связи не существовало, ее не отыщешь, сколько ни копай.

Я вцепилась в одеяла, как будто они придавали мне терпения.

– Я не знаю никого из мальчиков, закопанных в тех могилах, – сказала я. – Не знаю, кто их убил. Полагаю, где-нибудь на меня заведено дело, которое вы можете прочесть, и оно даст вам представление обо мне. Можем мы просто считать, что эта беседа закончена?

– О нет, сомневаюсь, – отозвался Клавин.

Я застонала.

– Ох, да ладно, ребята, дайте мне отдохнуть. Я чувствую себя ужасно, мне нужно поспать, и я не имею ничего общего с вашим расследованием. Я просто их нашла. Отныне остальное – ваша работа.

– Вы говорите, – самым скептическим тоном произнес Стюарт, – что просто наугад находите трупы.

– Конечно не наугад, – возразила я. – Это было бы безумием.

Потом я возненавидела себя за этот ответ. Они просто хотели, чтобы я продолжала говорить, в надежде, что в конце концов выболтаю, как нахожу трупы. Они никогда не смирятся с тем, что я говорю правду.

– Это было бы безумием? – переспросил Стюарт. – Вы считаете, что это смахивает на безумие?

– А вы, джентльмены… кто? – спросил молодой человек, стоя в дверях.

Я едва поверила своим глазам.

– Манфред?! – воскликнула я в полном замешательстве.

Свет флуоресцентных ламп блестел на пирсинге в левой брови Манфреда Бернардо, в правой ноздре и в обоих ушах. Я мельком заметила, что Манфред сбрил свою козлиную бородку, но волосы у него по-прежнему короткие, торчащие, платинового цвета.

– Да, дражайшая, я пришел, как только смог, – сообщил он.

И если бы я не чувствовала, что моя голова слишком хрупкая, то уставилась бы на него, разинув рот.

Он подошел к моей кровати с гибкой грацией гимнаста и взял меня за свободную руку, ту, к которой не была присоединена капельница. Манфред поднес мою руку к губам и поцеловал, и я почувствовала, как запонка в его языке царапнула мои пальцы. Потом он обхватил мои ладони обеими руками.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он так, будто в комнате никого больше не было.

Он смотрел мне прямо в глаза, и я поняла, что он хочет сказать.

– Не очень хорошо, – слабым голосом произнесла я. К несчастью, я была почти такой же слабой, как мой голос. – Думаю, Толливер рассказал тебе про сотрясение мозга и про сломанную руку?

– И эти джентльмены явились сюда поговорить с тобой, хотя ты так больна?

– Они не верят ничему, что я говорю, – пожаловалась я.

Манфред повернулся к ним и приподнял бровь с пирсингом.

Стюарт и Клавин рассматривали моего посетителя со смесью удивления и отвращения. Отвращения было куда больше. Клавин поправил очки, словно это давало возможность получше рассмотреть Манфреда, а Стюарт поджал губы, словно только что откусил кусок лимона.

– А вы кто будете? – задал вопрос Стюарт.

– Я буду Манфред Бернардо, дорогой друг Харпер, – ответил Манфред, и я с усилием сохранила нужное выражение лица.

Сопротивляясь желанию выдернуть свою руку из руки Манфреда, я как можно крепче сжала его ладонь.

– Откуда вы, мистер Бернардо? – спросил Клавин.

– Из Теннесси. Приехал, как только смог. – Он нагнулся, чтобы быстро поцеловать меня в щеку, и, выпрямившись, добавил: – Уверен, что Харпер чувствует себя слишком плохо, чтобы вы, джентльмены, допрашивали ее. – С совершенно бесстрастным лицом он перевел взгляд с одного агента на другого.

– По-моему, она в порядке, – возразил Стюарт.

Но они с Клавином переглянулись.

– А я думаю – нет, – заявил Манфред.

Он был на двадцать с лишним лет моложе Клавина и мельче Стюарта. Манфред был, наверное, футов пяти ростом и худощав, но под всеми этими татуировками и пирсингами скрывались несгибаемый характер и властность.

Я закрыла глаза. Я и вправду была измучена, а еще была недалека от того, чтобы в голос рассмеяться.

– Мы оставим вас двоих, чтобы вы могли обменяться новостями, – сказал Клавин. Судя по голосу, такой поворот его явно не радовал. – Но мы вернемся, чтобы снова поговорить с мисс Коннелли.

– Тогда и увидимся, – вежливо ответил Манфред.

Шарканье ног… Дверь открывается, чтобы впустить в палату шум больницы… Потом шум становится глуше, когда агенты Бюро расследований осторожно прикрывают дверь за собой.

Я открыла глаза. Манфред внимательно рассматривал меня с расстояния не больше пяти дюймов. Он думал о том, чтобы поцеловать меня. Глаза его были блестящими, голубыми и жаркими.

– Не-а, приятель, не так быстро, – сказала я.

Он отпрянул на безопасное расстояние.

– Как ты тут оказался? С твоей бабушкой все в порядке?

Ксильда Бернардо была старой шарлатанкой-медиумом, которая, однако, обладала капелькой истинного таланта. В последний раз я виделась с ней в Мемфисе. Тогда она была довольно хрупкой, и физически и психически, поэтому Манфред отвез ее в Мемфис и присматривал за ней, пока она разговаривала со мной и Толливером.

– Бабушка в мотеле, – ответил Манфред. – Она настояла на том, чтобы отправиться вместе со мной. Мы приехали прошлой ночью. Думаю, в мотеле мы заняли последнюю комнату, оставшуюся в Доравилле, а может быть, даже последнюю в радиусе пятнадцати миль в округе. Один репортер выписался из мотеля, потому что нашел комнату поудобнее в гостинице с завтраком, и бабушка велела мне поскорее ехать в тот мотель и забить комнату. Время от времени она обнаруживает полезные способности. – Потом лицо его стало серьезным. – Ей недолго осталось.

– Очень жаль, – произнесла я.