Текст книги "Сладкая отрава (сборник)"

Автор книги: Шарль Эксбрайя

Соавторы: Фредерик Дар
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц)

Ах, когда рожу ребенка,

В поле спину уж не гнуть.

Ах, когда рожу ребенка,

В поле спину уж не гнуть.

Вот уж сушатся пеленки.

Да все тот же в поле путь,

А веселые забавы,

Их уж больше не вернуть.

Лишь жених и невеста, всецело поглощенные друг другом не ощущали, что неожиданно оказались в далеком прошлом. У всех остальных, кто слушал простую мелодию, возникали перед глазами лица уже забытых родителей, близких, затерянных в закоулках памяти, воскресли угасшие голоса и зазвучали вновь. И Джо понял, что ни за что не станет умирать, он еще поборется за жизнь. Бежать одному или вместе с Лулу?

Вот навек сомкнуть бы очи,

В поле спину чтоб не гнуть.

Вот навек сомкнуть бы очи,

В поле спину чтоб не гнуть.

Оказалась жизнь короче,

Чем постылый в поле путь,

А веселые забавы,

Их вовек уж не вернуть.

Все захлопали, а Лулу, смутившись и покраснев, уселась на свое место. Джо решил все же бежать вместе с ней.

А потом все снова развеселились, включили механическое пианино, и старики и молодежь пустились в пляс. Джо пригласил на танец Люси. Он похвалил ее голос и песню, а потом добавил:

– Знать бы, что можно тебе доверять.

– А почему ты думаешь, что нет?

– Тогда быстро слушай и постарайся понять. Раньше была Марта, я очень любил ее, что бы она там себе ни вообразила.

Но она бросила меня, и больше нет смысла думать о ней. Если ты мне поможешь, я постараюсь ее забыть.

– Я? Слушай, Джо, ты мне нравишься, очень нравишься поэтому прошу, не начинай снова, как тогда на лугу... Конечно, там я сделала вид, что поверила, так, просто для удовольствия, но теперь, прошу тебя, Джо, не надо больше...

– Замолчи! Тебе, как и мне, – нам обоим невтерпеж быть теми, кто мы есть, так?

– Согласна, но это еще не причина, чтобы...

– Замолчи, говорю, дай досказать, а то не успею.

– А кто может помешать?

– Фред.

– Он же твой друг.

В этот момент музыка кончилась, и Фред перехватил Пулу, пригласив ее на польку. Хоть Джо и сгорал от нетерпения, пришлось ему протанцевать с матерью жениха и скрепя сердце выслушать от нее кучу банальностей, которые сна изрекала с жеманным видом. Поэтому, как только позволили приличия, Мартизе снова завладел Лулу, отняв ее у Фреда. На этот раз играли старомодную шотландскую польку. Она сказала:

– Фред появился не вовремя, ты не успел договорить.

– Я люблю тебя.

– Что?

– Я люблю тебя.

– Неправда!

– Клянусь, что люблю тебя.

– Нет, нет! Ты не имеешь права! Это невозможно! С такой женщиной, как я, можно поразвлечься, но любить – нет. Да наконец, подумай обо всех моих...

– Они уже умерли.

– Умерли?

– Раз мы любим друг друга, то они больше не существуют, их и не было никогда.

Потрясенная, она вымолвила наконец:

– Ведь это шутка, да?

– Повторяю, я люблю тебя и хочу на тебе жениться.

– Значит... тогда в поле ты говорил правду?

– Да.

– Ой, я, кажется, сейчас зареву.

– Самое время.

– Ущипни меня, а то я, может, сплю?

– Слушай, Люси, вначале, когда мы ехали из Лиона, я просто хотел подурачить тебя, показать, что ты ничем не отличаешься от своих подруг, что так же, как и они, попадешься на удочку, в общем, проучить хотел за твои слова по поводу Марты.

– А потом передумал?

– Когда у пруда я смыл с тебя краску, ты стала другой. Из-за тебя я понял, сколько всего потерял в этой чертовой жизни, и подумал, что если кто-нибудь и может придать мне храбрости начать все сначала, так это ты.

Она шепнула, оробев:

– Ты хочешь сказать, что мы по-настоящему поженимся?

– На юге. У меня и деньжонки есть, отложены, откроем небольшую парикмахерскую. Жить будем как люди.

– Не будет больше Анри, других мужчин, только муж.

– Но чтобы все это стало возможным, Люси, ты должна выполнить то, что я тебе скажу, и не задавать вопросов.

– Я сделаю все, как ты хочешь.

– Тихонько уйди отсюда, ни с кем не прощаясь.

– Даже с Фредом?

– Особенно с Фредом. Выйдешь сзади через кухню. Если кто-то спросит, куда идешь, скажешь, что хочешь подышать воздухом. Я хорошо знаю эти места. Пойдешь прямо по дороге, метров через двести увидишь крест. Там повернешь направо, на тропинку, и еще через двести метров будет лесок. Жди меня там. Ясно?

– Двести метров, крест, направо, тропинка, там лесок, буду там ждать.

– Теперь иди.

В танце он подвел ее к кухне, и она ускользнула. Боясь, что Фред быстро заметит исчезновение Лулу, Джо подхватил одну из женщин и закончил танец с ней. Танцы были в самом разгаре, и когда Фред унесся танцевать фарандолу, Джо тихонько вышел через парадную дверь.

Все вышло бы как нельзя лучше, если бы только сентиментальная Лулу, проходя по садику за домом, не наткнулась случайно на молодоженов, обнимавшихся на скамейке. И тут она завороженно застыла, позабыв о том, что минуты бегут, драгоценные минуты, которые потом не наверстать. А они, когда оторвались друг от друга, внезапно обнаружили присутствие посторонних, и невеста, смутившись, вскрикнула от удивления. Лулу же поспешила успокоить ее:

– Ради бога! Не стесняйтесь! На вас так приятно смотреть. Желаю вам много-много счастья. Любите друг друга крепко... всегда... и пожелайте мне того же, потому что я и сама выхожу замуж.

Позади Лулу чей-то голос с иронией произнес:

– А хочешь, я тебе все это пожелаю?

Она резко обернулась – рядом с ней стоял Фред. Тут она поняла, что совершила ошибку, потеряла время и простонала:

– Боже мой!

Убийца взял ее под руку:

– Пошли, пошли, моя рыбка. Оставь голубков одних. Известно тебе, что такое деликатность?

Он отвел ее в сторону и, не отпуская руки, поинтересовался:

– Ну, а теперь рассказывай, что это за история с замужеством?

– Это правда!

– Что ты говоришь? И с кем же ты отправишься на свидание с мэром и кюре?

– Не ваше дело!

– А не с Джо ли?

– Говорю вам, это вас не касается.

Он совсем не рассердился, наоборот, помягчел:

– Добился своего, а? И тебе забил башку? Черт, не может остановиться! Ничего не поделаешь, курочка, у него это в крови. Порок такой!

Лулу рассердилась:

– Но теперь все правда! Клянусь, что правда! Мы поженимся и откроем парикмахерскую!

Фред ласково покачал головой и протянул:

– Простушка-Лулу...

– Я буду его женой, а он – моим мужем, ясно вам, скотина вы этакая!

Не повышая голоса, он предостерег:

– Полегче, выбирай выражения.

– Ну чего вы ко мне пристали? Чего ходите за мной?

– Я не ходил за тобой, я тебя искал. Смотрю, ты не танцуешь, и забеспокоился. Вышел сюда, а ты в садике, вот и все. Так значит, сбежать хотела? Некрасиво получается.

– Да отвяжитесь вы ради бога, прошу вас!

– Хватит дурочку ломать! Джо уже волнуется, куда мы пропали. Пошли назад.

– Нет.

– Не советую упрямиться.

– Ну что вы от меня хотите в конце концов?

– Я не могу без тебя, цыпленок.

Лулу сморщилась от боли – так сильно он ухватил ее за руку. Пришлось возвращаться с ним в зал, а там все пели, кричали, танцевали. С порога Фред оглядел гостей и склонился к своей пленнице:

– Что-то не видно Джо. Где он может быть?

– Я не нанималась за ним следить.

– В каком-то смысле именно это ты и должна была делать.

– Опять издеваетесь?

– Нет, сейчас нет. Ладно, вперед, пошли отсюда.

Вместе с Лулу убийца, ни с кем не прощаясь, вышел из ресторана. Они подошли к машине. Фред впихнул свою спутницу на заднее сиденье и сам сел рядом с ней. Она протестовала:

– Спятили вы, что ли?

Верзила заговорил, и в его голосе послышались такие нотки, что Лулу задрожала:

– Ты даже представить себе не можешь, что я с тобой сделаю. Говоря быстро, куда пошел Джо?

– Какое ваше дело? Он может идти, куда ему вздумается.

– Нам надо вместе с ним поехать по одному делу. Один я не могу туда пойти, а то будут неприятности, и очень серьезные.

– Это дело, из-за которого он должен уезжать?

– Оно самое.

– Ну а чего же он тогда ушел?

– Да потому что упрямый, как козел! Думает, если заставит себя ждать, то больше получит. Да только блажь все это. Он не знает тех людей так, как их знаю я. Хочешь добрый совет: если он тебе дорог, если надеешься с ним пожениться, помешай ему сделать глупость.

– Вы только что издевались надо мной, когда я говорила о нашей женитьбе.

– Да я чтоб тебя позлить. Одно знаю: если сейчас не найти Джо, ты уж точно не попадешь ни в мэрию, ни в церковь. В общем, решай сама.

Лулу и так не особенно блистала умом, а тут страстное желание выйти замуж, жить спокойно и счастливо и вовсе возобладало над теми крупицами здравого смысла, которые у нее еще оставались. Из всего, о чем говорил Фред, ей стало ясно только одно: если до полуночи Джо не вернется в Лион вместе со своим другом, то это может поставить под вопрос их женитьбу, а ей так хотелось, чтобы она состоялась!

* * *

Не найдя Лулу в условленном месте, Джо подумал, что дуреха опять должно быть заблудилась. В который уж раз решал он уйти один, но все дело было в том, что Ласковый Джо не выносил одиночества. Во что бы то ни стало ему нужно было чувствовать рядом с собой человеческое существо, готовое слушать его, поддержать, ободрить в минуты отчаяния. Слабый человек, он всегда старался и походкой и всем своим поведением напоминать других – сильных, так что в конце концов и сам поверил, что стал одним из них. Этой ночью, овеянный теплым ветерком, доносящим нежные ароматы весны, он понял наконец, что всегда был слабым. Без Лулу или другой, подобной ей, он чувствовал себя потерянным. И поняв это, Джо счел за лучшее ждать, несмотря на значительный риск.

Лежа на спине, он глядел на звезды и мечтал о лучшем будущем, пока над ним неожиданно не выросли два силуэта, заслонив звездную панораму.

– Дрыхнешь, дружок?

Фред... Глубокое отчаяние овладело Джо, он не мог пошевелиться. Врожденная слабость заставляла его покориться неизбежному.

Фред хохотал:

– Нехорошо так меня бросать! Знаешь, как я перепугался, когда увидел, что мой дружок пропал!

– Дай руку, Фред.

Он медленно поднялся и повернулся к Лулу.

– Конечно, это ты его привела.

– Джо, он мне все объяснил. Тебе надо обязательно пойти вместе с ним. Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности.

– Мы с тобой, Лулу, сдается мне, созданы друг для друга. Оба дураки. Только я верю в то, что говорю, а ты веришь тому, что тебе говорят другие. Пошли, Фред?

Уже у машины Лулу с дрожью в голосе спросила:

– Это нарушит наши планы, Джо?

– Нет, отчего же?

– Мы поженимся?

– Почему бы и нет?

Фред хохотнул.

– Он смеется над нами! – возмутилась Лулу.

– Не обращай внимания. Фред ни во что не верит.

– Ты не прав, Джо, – хлопнул тот его по плечу, – я верю в честное слово друга, которому доверял.

Обратно ехали молча. Фред вел машину, а Джо и Лулу, держась за руки, сидели сзади.

Они въехали в Лион через Сен-Фон и Жерлан, поехали вверх по набережной Роны. В начале улицы Жиронден Лулу попросила остановиться.

– Здесь живет моя подруга.

Они вышли из машины. Все трое не знали, как себя вести. Наконец Лулу поцеловала Джо.

– До послезавтра, у входа на новое кладбище Гийотьер.

– Договорились.

В сомнении она спросила того, кого по простоте считала своим женихом:

– Можно, я Фреда тоже поцелую? Все-таки он первым стал свидетелем нашего счастья. И хоть все время надо мной смеется, я буду рада, если он придет к нам на свадьбу.

– Конечно.

Она поцеловала убийцу, и тот вдруг почувствовал, как у него что-то переломилось внутри.

Джо подождал, пока Лулу скроется на улице Жиронден, и сказал:

– Давай, Фред, покончим с этим.

– Катись отсюда.

– Что?

– Сказал, катись отсюда! Не ясно?

– Но... что с тобой?

– Черт его знает. Духу не хватает тебя прикончить. Может, от того, что она так радовалась, эта идиотка, а может, потому, что поцеловала меня...

А что же Корсиканец?

– Разберусь.

– А если не разберешься?

Убийца дернул плечом.

– Видно будет. Катись, Джо, пока не передумал.

– Спасибо, Фред.

Он медленно попятился, все еще опасаясь какой-нибудь ловушки, хотя в ней явно не было смысла. А потом, повернувшись, что было сил бросился догонять Лулу. Через двести метров Джо увидел ее. Она шла медленно, счастье переполняло ее, и она не торопилась спать. Когда он взял ее под руку, Лулу вскрикнула от удивления.

– Ох, и напугал ты меня, Джо. Я думала – фараон какой.

– Я хотел сказать, что свидание отменяется. Переночуем вместе, а утром поедем за деньгами. И на поезд.

– А как же твое деловое свидание в полночь?

– Фред все сделает сам.

– Думаешь, так будет разумно?

– Бедняжка Лулу...

Последовало долгое объятие. Потом, отстранившись, она проговорила:

– Ой, Джо... Какой же сегодня был хороший весенний день! Самый лучший в моей жизни, – она усмехнулась, – а Анри-то все ждет, наверное. И не догадывается, что больше меня не увидит. Джо, а ты по настоящему меня любишь?

– А ты не веришь?

– Так быстро все случилось, а ведь такая, как я... с трудом верится.

– Не сомневайся. Я люблю тебя, Люси.

– Навсегда?

– Навсегда.

– Милый мой...

Они снова поцеловались. А потом она сказала:

– Послушай, Джо... Теперь, когда мы всю жизнь будем вместе, я должна тебе кое-что рассказать... чтобы ты больше ни о чем не жалел.

– Не жалел? О чем?

– О Марте... Я соврала тебе... Она не сбежала со шведом.

– Ах, так? Где же она?

– Она умерла.

– Умерла? Но как?

– Ее убили из пистолета.

– Когда?

– На следующий день после того, как она напрасно тебя прождала. Ты расстроился?

– Нет, только совесть мучает.

– Я не хотела тебе говорить... но потом подумала, что так ты не будешь больше думать о ней. Не сердишься на меня?

– Нет, ты правильно поступила.

– Как я рада, а то я немножко боялась. Так куда пойдем?

– Беги к своей подружке.

– А ты ведь говорил...

– Я передумал... Все-таки ты была права. Нехорошо заставлять Фреда одного идти по этому делу. Короче, послезавтра, где условились.

* * *

Фред все не решался уйти. Он никак не мог понять, что же с ним происходит, почему он вдруг решил поддаться братской жалости к Джо с Лулу? Они были такими же, как и он, из того же теста. И однако, поступив так, он предает Корсиканца, нарушает Закон. Он стал отступником, и мысль о нарушенном слове терзала его сильнее, чем возможные последствия его предательства.

Убийца все ходил взад и вперед по набережной, как будто это могло помочь ему выйти из тупика, в который он сам себя загнал, и тут неожиданно прямо перед собой увидел Джо.

– Ты вернулся? – удивился он.

– Фред, ты знал, что Марта умерла?

– Уж никак эта дурища тебе...

– Из-за чего вы убили ее?

– Из-за тебя.

– Лулу не соврала. Я виноват в ее смерти. Где она лежит?

– Там же, куда должны привезти и тебя.

Последовало долгое молчание. Наконец Джо тихо сказал:

– Чего ты ждешь, Фред? Уже за полночь.

– Ты хочешь...

– Я хочу пойти за Мартой. На свидание два года спустя.

– Да неохота мне что-то...

– Если не выстрелишь, брошусь в Рону, но для твоего реноме будет лучше, если меня выловят с пулей в черепе... Ну и... топиться не придется. Что-то не хочется в воду лезть.

– Не могла она промолчать, кретинка?

– Она не виновата. Она как я, это сильнее ее. Хотела доказать свою любовь, сказав правду о Марте, а сама меня этим убила.

– Простушка-Лулу...

– Ее можно только пожалеть. Теперь уже не вырвется.

– Ты и впрямь решил?

– Давай скорее, Фред.

Фред поднял руку, и дуло пистолета уперлось Джо в затылок.

– Прощай, старик! – прохрипел он.

Послышался всплеск от упавшего в воду тела. Фред всхлипнул и прошептал:

– Ну что за дерьмо эта жизнь!

* * *

Стояла чудесная погода, воздух был кристально чист, солнце сверкало, и даже новое кладбище Гийотьер казалось не таким уж печальным. Лулу поставила чемоданчик у своих ног и с бьющимся сердцем ожидала появления Ласкового Джо, начала новой жизни.

Было около трех. В это время к воротам кладбища подъехала пышная похоронная процессия. За первым катафалком следовал второй, полный цветов. А позади медленно двигались шесть или семь машин. Лулу набожно перекрестилась.

Фред тоже ехал в одной из машин. Кто-то из его дружков заметил, увидев Лулу:

– Нет, ты только погляди на эту пташку с чемоданчиком!

– Ага.

– И кого только она поджидает в таком месте?

– Того, кого не увидит.

Тот расхохотался.

– Ну уж, те, кто здесь живут, не станут надувать, свидание не пропустят!

– А кто тебе сказал, что ее надули?

Шарль Эксбрайя
Жвачка и спагетти

Глава I

Сайрус А. Вильям Лекок очень гордился тем, что родился в Бостоне (Массачусетс) от родителей, также уроженцев Бостона, откуда семья никогда не переселялась. Не менее гордился он тем важным обстоятельством, что у его матери (урожденной Бэрд из банкирского дома «Бзрд и Уоррен») в родне по материнской линии была двоюродная бабка, невестка которой происходила от одного из переселенцев с «Мэйфлауэра», вследствие чего Лекоки принадлежали, хоть и не по крови, к бостонской аристократии. Более того, Сайрус А. Вильям с самого начала обучения в Гарвардском университете обнаружил незаурядные способности; пуританский дух, унаследованный от предков, отвращал его от собственно литературных занятий, но тем ярче он блистал в суровых дисциплинах Права. Достаточно богатый, чтобы не заботиться о заработке, Сайрус А. Вильям стремился только прославить семью Лекок. Это удавалось ему наилучшим образом. Как специалист по уголовному праву, он не раз участвовал в качестве эксперта в трудных процессах. В тридцать лет наш герой, высокий и белокурый, был олицетворением типа янки, столь ненавистного южанам.

Миссия Лекока еще не была выполнена. Слишком поглощенный юриспруденцией, он не имел времени позаботиться о создании собственного очага, но об этом подумали за него, и семейный совет, собравшийся в красивом жилище Лекоков, напомнил ему о его обязанностях и предписал по истечении нескольких месяцев вступить в брак с женщиной, которая с его помощью продолжит род, не имеющий права угаснуть. Этот срок Сайрус А. Вильям употребил на сравнительное изучение методов уголовной полиции в странах, которые считал более или менее цивилизованными. Так он побывал в Англии и там чувствовал себя, как дома /будучи родом из Массачусетса, где, как и в других частях Новой Англии, культивируются британские нравы/; остался недоволен Францией, жители которой, похоже, ничего не способны принимать всерьез, даже поиски преступников. Через Бельгию он только проехал, чтобы задержаться на несколько недель в Голландии, где завязал хорошие отношения с работниками уголовной полиции, во многом похожими на него; потом восхищался немецкими методами, замечательными своим ригоризмом. Сайрус А. Вильям покинул Испанию через несколько дней с полным ощущением, будто побывал в средневековья. Тогда он перенес свои исследования в Италию, чтобы после нее вернуться наконец в Бостон и написать обширное сочинение, для которого собрано столько материала и которое он положит в свадебную корзинку своей невесты, Валерии Пирсон, единственной дочери Мэтью Д. Овид Пирсона, принадлежавшей, благодаря своим текстильным фабрикам, к числу первых лиц в городе. Валерии не очень повезло с внешностью – ее можно было бы назвать дурнушкой, если бы изрядное приданое, блестящие перспективы, а особенно тот факт, что через своих кузенов она тоже была в родстве с потомками высадившихся с "Мэйфлауэра", не делали ее в пристрастных глазах Сайруса А. Вильяма прекраснее любой звезды Голливуда.

Случай – встреча в Париже и рекомендательное письмо, облегчающее его исследования, – привел Лекока в Верону. Прежде чем отправиться к высокому лицу, предупрежденному о его визите, Лекок счел долгом потратить несколько часов на осмотр древнего города, но исследования такого рода никоим образом его не интересовали. Римская базилика Сан-Дзено оставила его равнодушным, а пение в соборе делла Пиньята нагнало скуку. Города интересовали Сайруса А. Вильяма только в санитарном плане, и с самой своей высадки на старый континент он испытывал глубокое презрение к миру, в котором грязь казалась связующим началом. Мало-помалу исследовательская задача, взятая им на себя, изменила форму, и старая проповедническая закваска, унаследованная от предков, подмывала его просветить своими советами тех, кого он посещал, – настолько Сайрус А. Вильям был убежден, что никакая уголовная полиция не может соперничать с несравненной полицией США.

Анджело Алессандри, глава полицейской службы Вероны, работал со своим секретарем Эммануэле Бертоло, когда ему доложили о приходе Лекока. Он приказал впустить посетителя и принял его с той улыбчивой любезностью, которая является свойством очень древних народов, ничему уже не удивляющихся. Общение облегчалось тем, что Сайрус А. Вильям бегло говорил по-итальянски, изучив этот язык в Гарварде одновременно с французским. Американец выразил желание поработать с одним из местных следователей уголовной полиции – с тем, чтобы изучить их методы решения задач, которые ставит перед ними случай. Через четверть часа несколько ошарашенный Анджело Алессандри убедился, что гость питает честолюбивый замысел реорганизовать итальянскую полицию вообще и веронскую в частности. Собираясь в недалеком будущем в отставку и не желая оставлять за собой в наследство истории, чреватой неприятностями, Анджело сдержался и не послал подальше представительного англосакса, но понятия не имел, как от него отделаться, как вдруг Бертоло, догадавшись о его затруднениях, подмигнул и предложил почтительно и робко:

– Может быть, господин директор, вы могли бы направить синьора Лекока к комиссару Тарчинини?

Алессандри чуть не спросил секретаря, не рехнулся ли тот, потом соль шутки дошла до него, и он просиял:

– Замечательная мысль, Бертоло! Синьор Лекок, я прикреплю вас к комиссару Тарчинини, нашему лучшему следователю. Вид его может вас удивить, так как я сомневаюсь, чтобы ваши полицейские хоть сколько-нибудь походили на Тарчинини, но не судите по наружности. Этот парень дьявольски хитер, и я думаю, он лучше всех сможет ввести вас в курс дела.

Директор снял трубку, вызвал контору Тарчинини и предупредил, что направляет к нему американца с солидными рекомендациями и что тот будет находиться при комиссаре столько времени, сколько найдет нужным, чтоб составить мнение о работе веронской полиции. Тарчинини выразил свое восхищение, и Алессандри поручил посыльному проводить синьора Лекока к комиссару. Когда дверь за посетителем закрылась, Эммануэле Бертоло фыркнул:

– Если позволите такое вульгарное выражение, синьор директор, вот будет потеха!

– Позволю, синьор секретарь, тем более что вполне разделяю ваше мнение!

И оба разразились смехом, который, поскольку дело было в Италии, пробежал всю восходящую и нисходящую гамму без единой фальшивой ноты.

* * *

Войдя в контору Тарчинини, Лекок приостановился, спрашивая себя, не жертва ли он галлюцинации. Едва он переступил порог, как невысокий толстяк с курчавыми волосами, с торчащими нафабренными усами, с огромным перстнем с печаткой на правой руке, с кольцом, украшенным ярким камнем, на левой, одетый в изысканнейший черный костюм, строгость которого умерялась белизной пикейного жилета, обутый в ослепительные лакированные туфли с гетрами незапятнанной же белизны, в пышном галстуке, сколотом чудовищной подковой, на которой сверкали три-четыре жемчужины, и в тугом воротничке поспешно поднялся из-за конторки, чтобы кинуться к нему с распростертыми объятиями, хлопая по плечам, пожимая руки с таким волнением, восторгом, воодушевлением, что Сайрус А. Вильям испугался, как бы этот шут не вздумал его поцеловать. Холодным, строгим голосом бостонца, блюдущего британский этикет, он осведомился:

– Комиссар Тарчинини?

– Весь к вашим услугам! Для меня величайшая честь и радость принимать вас, предложить вам мою дружбу и торжественно заявить: вы можете во всем рассчитывать на вашего друга Тарчинини, который отдаст за вас жизнь, если в этом будет необходимость! Сигару?

– Спасибо, я не курю.

– Как, неужели? Мне говорили, что американцы эксцентричный народ, но... не курить! Как же вы коротаете время?

– Мы работаем, господин комиссар.

– Да; ведь я тоже работаю, но это не мешает мне курить! Ладно, в конце концов, дело вкуса, а? Садитесь, прошу вас!

Лекок был чуть ли не перенесен в кресло перед столом, а хозяин вернулся на свое место. Пока комиссар раскуривал сигару, американец пользуясь паузой, представился:

– Меня зовут Сайрус А. Вильям Лекок.

– Я знаю, знаю...

– Вы меня знаете?

– Виноват?

– Я имею в виду – вы слышали обо мне до нашего знакомства?

– Я... нет. А должен был?

– Дело в том, что я написал несколько работ по уголовному праву...

– О, я, знаете, кроме наших поэтов и Шекспира, мало что читаю.

– Но я не думаю, чтобы поэты или даже Шекспир могли оказать вам большую помощь в расследовании преступлений?

– Ошибаетесь, синьор, ведь мотивом преступления почти всегда бывает любовь. Мы живем, чтоб любить, быть любимыми или страдать от несчастной любви, а здесь – более, чем где-либо!

– Почему?

– Как почему? Потому что это Верона!

– Ну и что?

В первый раз комиссар выразил замешательство.

– Так ведь Верона...

Непонимание американца смутило Тарчинини, и почти шепотом он сказал:

– Но, господин Лекок... Ромео? Джульетта?

– Ромео?.. Ах, да! Шекспир, не так ли?

Итальянец, казалось, испытал некоторое облегчение. По-видимому, он испугался было, что этот заатлантический гость никогда и слыхом не слыхивал о знаменитых влюбленных.

– Шекспир и Верона.

Теперь улыбнулся Сайрус А. Вильям.

– Но позвольте, комиссар, это же театральные персонажи?

– Неправда! Они живы, вечно живы, и окажись вы сегодня вечером, на склоне дня, в каком угодно квартале нашего города, вы увидите бесчисленных Джульетт, спешащих на свидание с бесчисленными Ромео. У нас, синьор, все дышит любовью, и если у вас горячая кровь, чувствительное сердце и хоть капля воображения, пройдитесь по самому узкому, самому темному переулку, и, ручаюсь вам, вы встретите две чарующие тени, которые веками волнуют Верону: Ромео и Джульетту!

Тарчинини умолк, чтобы перевести дух, а Сайрус А. Вильям пожал широкими плечами:

– Нелепость!

– Это жизнь стала бы нелепостью для нас, жителей Вероны, если бы мы перестали верить в бессмертие Ромео и Джульетты!

– И это, конечно, ваши призраки – те самые тени – помогают вам отыскать виновного, ну, скажем, в убийстве?

– Разумеется.

Лекок покраснел от ярости и прорычал:

– You are laughinq at me?

– Виноват?

– Я говорю, вы смеетесь надо мной, синьор Тарчинини?

– Да ничуть не бывало! Поймите же, синьор Лекок! Если Верона насыщена любовью, если любовь – суть жизни, как же вы хотите, чтобы причиной преступлений не была любовь?

– По-вашему выходит, что когда какой-нибудь проходимец душит старуху, или бандит убивает рантье, чтобы ограбить, причиной всему – любовь?

– Я рад, что вы меня поняли.

– И вам когда-нибудь удается задержать преступника?

Игнорируя издевку, комиссар ответил:

– Всегда, синьор. Верона – один из редких в Италии городов, откуда никому не удается бежать.

– Из-за любви, разумеется?

– Конечно. Преступник спутан по рукам и ногам еще прежде, чем мы его арестуем.

Сайрус А. Вильям встал, прямой, как палка:

– Синьор комиссар, я в совершенстве изучил методы уголовной полиции Соединенных Штатов, я провел не один месяц в научной атмосфере Скотланд-Ярда, я, не хвастаясь, могу сказать, что методы, употребляемые в Германии, в Швейцарии, в Голландии, известны мне, я признаю, что нравы французской полиции несколько сбивают меня с толку, я думал, что в испанской полиции увидел худшее, что может быть на старом континенте, но никогда, запомните, никогда я не слыхал такого набора глупостей, какой вы мне сейчас выдали! Это просто немыслимо! Вам, кажется, неизвестно, синьор комиссар, что уголовный розыск – это наука, в которой лаборатория играет важную роль! Вам бы надо побывать в Соединенных Штатах и ознакомиться с нашей службой! У нас, синьор комиссар, у нас привидений не водится!

– А что им там делать?

– What?

– Я говорю, синьор Лекок, что климат Соединенных Штатов не подходит для привидений. Им нужны старые стены, грязные улочки, полуразрушенные замки... Гигиена убивает приведения... И потом, в них надо верить.

– Если хотите знать мое мнение, синьор Тарчинини, то пора вашей стране усвоить некоторые уроки...

– Она так долго преподавала всему миру, синьор, что нет больше ничего, чему ее могли бы научить... а уж тем более вновь прибывшие юнцы, даже если прыти у них больше, чем такта. Синьор Лекок, я попросил бы вас не судить, пока не приглядитесь...

Широким жестом он указал на окно.

– Смотрите! Вечер опускается над Вероной, да к тому же весенний вечер!

– Я думаю, как и везде в Западной Европе?

– Кет, синьор, не как везде! У нас темнота – как бархат. Ночь в Вероне – это занавес, который Бог подымает и опускает, но спектакль происходит за занавесом. Сейчас я покажу вам актеров, ибо играет весь город, но каждый сам себе актер и зритель.

– Молодые еще, может быть, но старики...

– Старики, как и молодые, синьор, потому что одни молоды всей молодостью любви, а другие стары всей древностью любви...

– Синьор комиссар, я никак не предполагал, входя в ваш кабинет, что мне придется выслушать лекцию о любви.

– В Вероне, синьор, трудно говорить о другом.

– Мы в Соединенных Штатах гордимся тем, что не примешиваем к делу своих чувств. И, извините, синьор Тарчинини, но мне кажется, что перед полицейским следователем вы то же, что у нас ребенок перед полисменом.

– Вы меня радуете, синьор! Ни за что бы не хотел бы походить на полицейского! А теперь, если вы не против, я поведу вас в один ресторанчик на виа Ластре, около понте Алеарди, где угощу таким "rizi e luganica"[1]1
  Рис с сосисками (ит.).


[Закрыть] какого вы сроду не пробовали, и таким «torto di mandorle»[2]2
  Торт с миндалем (ит.).


[Закрыть], что вы измените свое мнение насчет благосклонности к нам небес. Все это мы запьем таким bardolino[3]3
  Красное вино из Венеции (ит.).


[Закрыть], о котором я ничего не скажу, предоставив суждение вам.

– Мне совсем не нравится ваша антигигиеническая пища!

Тарчинини недоверчиво поглядел на американца:

– Вы, наверно, шутите, синьор?

Лекок сообразил, что и впрямь неуместно открывать дискуссию о сравнительных достоинствах национальных кухонь и что, к тому же, в отеле ему тоже не подадут тех блюд, по которым он испытывал ностальгию: огромных бостонских креветок со сладким майонезом, бифштекса с жареным луком, яблочного торта и одной-двух бутылок ледяной кока-колы! К счастью, кока-кола была даже в Вероне, как доказательство того, что пионеры цивилизации не должны отчаиваться. Итак, Сайрус А. Вильям с покорным вздохом принял приглашение комиссара, утешаясь мыслью, что в его багаже есть солидный запас бикарбоната. Уже на выходе Тарчинини вскричал:

– Madonna Santa! Я чуть не забыл предупредить жену, что не приду к обеду!

Он бросился к телефону /американцу казалось, что этот странный полицейский ничего не умеет делать спокойно/ и потребовал синьору Тарчинини таким тоном, словно речь шла о жизни и смерти. Скандализованный, смущенный в своем пуританском целомудрии, Лекок услышал: