355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Шарль Эксбрайя » Сладкая отрава (сборник) » Текст книги (страница 18)
Сладкая отрава (сборник)
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 03:01

Текст книги "Сладкая отрава (сборник)"


Автор книги: Шарль Эксбрайя


Соавторы: Фредерик Дар
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

Глава 10

Я пошел к Элен. Я думал застать ее всю в слезах, но был сильно удивлен, увидев, что она совершенно спокойна. Она сидела в кресле, положив нога на ногу и опираясь подбородком на кулак.

Я сел на ее кровать.

Даже сейчас я не мог не залюбоваться ее красотой.

Несмотря на то, что платье у нее было порвано, а ноги все расцарапаны, держалась она с невероятным достоинством.

– Ну? – тихо спросил я. – Что вы скажете обо всем этом?

Она жалобно улыбнулась:

– Видите, Виктор… С человеком прожиты годы. В нем сосредоточен весь твой мир. Ему посвящена лучшая часть жизни… И вдруг однажды ты замечаешь, что он не только не благодарен тебе за все жертвы, но еще и… ненавидит вас!

Как больно было мне видеть это сдержанное ее отчаяние!

– Элен, – попробовал я успокоить ее.

– Нет, оставьте, Виктор… Оставьте…

– Конечно же, она сказала это от злости… Она попала в ловушку и не знала, что придумать, чтобы выбраться из нее…

– Она сказала это потому, что у нее нет сердца, сказала потому, что ненавидит меня, Виктор. Я прекрасно знала, что она никогда не простит мне того, что отняла вас у нее…

– Подождите, – остановил я ее, – мне кажется, моя гипотеза относительно ее ночных хождений правильна… Пожалуй, она не сознает, что происходит… Или же…

– Что – или же?

– Или же это самая экстраординарная комедиантка, которая когда-либо существовала на свете…

Элен вздохнула:

– Кто даст нам ответ на этот вопрос?

– Рано или поздно мы получим этот ответ. О каком снотворном она говорила?

– Ей выписал его лечащий врач.

– Как оно действует?

– Все зависит от дозы… Я даю ей десяти капель, когда вижу, что она нервничает… В таком количестве оно больше действует, как успокаивающее, чем как снотворное…

– Вчера вечером она его пила?

– Нет… Что еще больше подтверждает, что она лгала! Вы понимаете, Виктор, она ведь прекрасно знала, когда говорила это, что вчера я ничего ей не давала!

– Хорошо, нужно ложиться спать, Элен. Завтра попробуем разобраться во всем этом…

– Для меня и так все ясно. Я не хотела смотреть на нее другими глазами, но она сама меня вынудила…

– Нужно проконсультироваться у врача…

– Прежде чем он придет, я хотела бы, Виктор, чтобы вы посетили его, все ему рассказали и узнали его мнение.

– Я сделаю это завтра.

Я подал ей руку и помог подняться с кресла, потом обнял и прижал к себе. Она положила голову на мое плечо. Я почувствовал, как еловые иголки в ее волосах царапают мне шею.

Назавтра же я, как и пообещал Элен, направился в Канны встретиться с лечащим врачом семьи Лекэн. Выехал рано утром, чтобы застать его дома, прежде чем он уедет на визиты.

Доктор жил недалеко от порта, на относительно тихой улочке. Он принял меня в домашнем халате. Это был уже довольно старый человек, которому сейчас, пожалуй, больше пристало бы играть в шары «эта игра здесь очень распространена», чем врачевать и разъезжать с визитами. Он был очень приветлив, разговорчив. Седая козлиная бородка, смеющиеся глаза, огромный живот и короткие беспокойные руки – забавный, словом, был старичок.

– Доктор Буссик? – спросил я.

– К вашим услугам.

– Виктор Менда… Я жених мадемуазель Элен.

– О! Смотри-ка… А я и не знал, что она собирается замуж.

Я улыбнулся:

– Месяц назад, доктор, я сам об этом не знал. Моя шутка понравилась ему.

Он расхохотался:

– Так вы не на добрачный осмотр приехали, я полагаю?

– Увы, нет.

– Как – увы? – удивился он. – У вас что, со здоровьем что-нибудь не в порядке?

– Совсем другое.

Он сразу же заинтересовался. Я рассказал ему обо всем увиденном мною, начиная с засохшей грязи на лодыжке и кончая событиями сегодняшней ночи, ничего не опуская.

Он посерьезнел и недовольно теребил бородку.

Как только я закончил, он воскликнул:

– Ну и ну!

Потом довольно надолго задумался и, наконец, подошел к одному из многочисленных книжных шкафов своего кабинета и достал с полки папку.

На ее обложке я прочитал: «Ева Лекэн».

Он стал листать страницы в папке.

Я молча ждал.

– Я вспоминаю природу ее болезни, – наконец заговорил доктор. – И мне трудно предположить, что эта малышка может ходить… Во всяком случае, нормально… Самая большая надежда могла бы быть на то, что, она сможет перемещаться с помощью специальных приспособлений, костылей, тростей… Нет, на большее она не способна!

– И тем не менее, доктор, факты налицо! Она ходит!

– Но почему тайно?

– Дорогой мой, если полиомиелит мало изучен, то уж душа человеческая – тайна куда большая… Особенно душа девушки, которая едва ли не выросла в инвалидной коляске… – Он встал. – Я загляну к вам как-нибудь на днях. Скорый визит может ее шокировать.

Старик нравился мне. Хоть и забавен он был с виду и словоохотлив не в меру, я сразу понял, что это большой психолог.

– Ну, тогда до скорой встречи, доктор. Очень рад был познакомиться с вами.

Спускаясь по лестнице, я думал, что ничего особенного, такого, что могло бы подтвердить мои предположения, он мне не сказал, но и не отверг возможность ее выздоровления. Тайного!

В этот день Ева не спустилась ни к завтраку, ни к обеду, но в конце дня все же появилась.

Мне показалось, она была немного бледна. На виске у нее был синяк – она ведь ударилась ночью головой о колесо каталки.

Когда подъемник спускался вниз, я обсуждал с Элен интерьер бара в картинной галерее «Шкатулки с Мечтами».

Мы сразу же одновременно подняли глаза. На Еве были черная просторная бархатная юбка и голубая жокейская куртка, прекрасно оттенявшая цвет ее волос и лица. Выглядела она в этом наряде просто потрясающе.

– Привет всем! – бросила она раскатистым голосом, выезжая из подъемника. – Позвольте представиться: звезда беговых дорожек, главный соперник самого Затопека, побиватель рекордов на длинных дистанциях.

– Ради Бога, замолчи! – закричала Элен.

– Ради Бога?.. – Ева помолчала. – Хорошо, я больше ничего не скажу.

Я подошел к ней.

– Простите мне мою грубость сегодня ночью, Ева. Мне стыдно.

– Баста, я от этого не умерла, вы сами видите… И это не помешает мне сходить порезвиться на воле в одну из ближайших ночей…

– Ева, я думаю, возможно, у вас бывают такие сомнамбулические состояния, во время которых вы можете ходить.

– Прекрасная идея!

– Я пытаюсь понять…

– Сомнамбулизм также погружает меня в такой глубокий сон, что меня не добудиться?

Я даже подскочил:

– Откуда вы знаете, что я не мог вас разбудить, если вы действительно спали?

– Но…

– Что – но, Ева?

– Во сне я четко чувствовала, что меня трясут, слышала, как произносят мое имя…

– Вот видите!

– Я только глаза не могла открыть… Тяжелый очень был сон, ничего не соображала…

– Вот видите!

– О, как вы мне надоели с вашим скептицизмом!

Я пожал плечами:

– Хватит, Ева, а то еще наговорим друг другу лишнего. – Я сменил тон. – Вы столько боли причинили вашей сестре, Ева… Я надеюсь, вы хотя бы это помните?

– Помню…

Сестры переглянулись. Было что-то беспокойное в их лицах.

– О, Элен! – забормотала Ева. – Моя Элен!.. Ну прости меня!.. Ну прости!..

Элен подошла к ней и обняла. Теперь они уже плакали в объятиях друг друга.

Амелия, убиравшая со стола, посмотрела на меня, ничего не понимая.

Смущенный, я вышел.

Гроза, которая, казалось, приближалась ночью, так и не разразилась. Теперь небо сияло.

Я обогнул дом и подошел к гимнастическому уголку. Взобрался на канат. Никогда еще я так легко на него не взбирался. Мне казалось, я невесом. Я чувствовал в себе огромнейшую невостребованную силу, такую, что можно было бы на небо взобраться!

Глава 11

Этой ночью ничего не случилось. Когда Ева отправилась спать, я пожелал ей, как обычно, спокойной ночи «без какого-нибудь намека!» Но когда она исчезла, я переговорил с Элен:

– За ней нужен глаз да глаз, Элен. Я думаю, если она ходит сознательно, то подождет еще несколько ночей, прежде чем выйти на улицу. А если несознательно, во сне, тогда она может выкинуть этот фокус в любой момент. Ее можно как-нибудь осторожно закрыть в комнате?

Элен покачала головой:

– Она заметит, и это будет что-то ужасное!

– Тогда я буду спать в коридоре.

– Она и это заметит, можете быть уверены. У нее какое-то шестое чувство, которое предупреждает ее обо всем непривычном, что происходит вокруг.

– В таком случае я буду спать на диване в холле.

– Как хотите, Виктор, но ведь вам будет плохо…

– Не беспокойтесь о моем комфорте, моя дорогая. Я люблю спать на твердом – это напоминает мне службу в армии.

Я поднялся в свою комнату, во-первых, чтобы ввести в заблуждение Еву; во-вторых, чтобы переодеться в пижаму и захватить одеяло. Какое-то время стоял и курил у окна, потом спустился вниз – тихо, как муха.

Я прекрасно выспался на этом самом диване в холле, что бы там ни говорила Элен, и утром с большим удовольствием занимался гимнастикой, усердствуя гораздо более обычного.

Эти утренние упражнения здорово мне помогали. Благодаря им мне удавалось сбросить жирок, который я наращивал днем, сидя за столом. Живот мой был тверд и упруг. Я с огромным удовлетворением чувствовал сталь своих бицепсов и, вообще, здоровье во всем своем, как никогда прежде, натренированном теле.

Дни сменялись ночами…

Я по-прежнему спал в холле. Я решил спать там, если потребуется, месяцы. Во что бы то ни стало я задумал подстеречь Еву во время хождений. У меня не было никаких сомнений, что однажды ночью она опять встанет…

Доктор, как и обещал, нанес нам визит. Выходя из комнаты Евы, он многозначительно покачал головой. Когда я с Элен провожал его до ворот, он сказал:

– Не думаю, что она может ходить… Пожалуй, вы ошиблись…

– Это невозможно, доктор! Невозможно!

И тогда он задал нам вопрос – очень простой, но безупречно логичный:

– А вы видели, как она ходит?

А ведь я действительно этого не видел! Единственное, в чем я был совершенно уверен, так это в том, что в течение какого-то времени Евы не было в ее комнате. И правда: огромная разница – увидеть ее ходящей или всего лишь заметить ее отсутствие!

Именно об этой разнице и заставил меня думать доктор, то и дело поглаживавший свою бородку.

Проводив доктора, мы возвращались назад молча. Я думал про обвинения, брошенные Евой Элен в ту ночь, и Элен, пожалуй, знала, что я думаю именно об этом. Не случайно сказала она на крыльце:

– Нет, Виктор… Вы ошибаетесь…

Я хотел было возразить, но она быстро ушла.

Назавтра после визита доктора мы опять всполошились.

Ночью я был разбужен сильным шумом на втором этаже. Я взлетел по лестнице наверх, как раз в тот момент, когда Элен стучалась в дверь комнаты сестры.

– Что случилось, Виктор? – спросила она.

– Не знаю… Вы что-нибудь слышали?

Элен яростно дергала за ручку, но Ева, очевидно, закрыла дверь на задвижку.

– Сейчас я взломаю эту проклятую дверь! – закричал я.

– Не надо. Пройдите через мою комнату и ванную.

Я побежал вглубь коридора, быстро прошел через спальню Элен, потом через ванную комнату.

Дверь в комнату Евы со стороны ванной также была закрыта изнутри.

– Она закрыта! – крикнул я.

– Идите быстрее сюда! – встревоженно крикнула она мне в ответ.

Я вернулся. Элен продолжала дергать ручку двери.

Я отошел назад, разогнался и изо всей силы ударил правым плечом по двери. Раздался треск, дверь открылась, и мы ворвались в комнату.

Горел свет. Кровать и коляска были пусты. Ева лежала на полу, прислонившись головой к радиатору. На голове была рана. Сильно текла кровь. Теперь ее золотистые волосы были чуть ли не красными.

Я подхватил ее на руки и отнес на кровать.

– Она одета! – воскликнула Элен. Пораженный ранее увиденным, этого я и не заметил. На Еве в самом деле были брюки и пуловер.

– Вызовите быстро доктора, а я попробую привести ее в себя!

Я побежал в ванную комнату и взял там нашатырный спирт. Вернувшись, обильно смочил им платок и поднес его к носу Евы. Вскоре она икнула и открыла глаза.

– Мне плохо, – пробормотала она.

– Ничего, милая, ты просто набила себе хорошую шишку…

Она узнала меня:

– Что случилось?.. Я что, упала с кровати?

Когда мы ворвались в комнату, она лежала в другом ее конце. И добралась туда без помощи коляски – та ведь стояла возле самой кровати. Но час разгадки еще не настал.

– Да, ты упала…

– Во сне?

– Ну конечно…

Доктор Буссик прибыл через полчаса. Он промыл рану и успокоил нас относительно ее серьезности. А затем попросил нас объяснить, что случилось. Элен коротко рассказала.

– Вы понимаете, доктор, – заговорил я, как только Элен кончила, – Ева была закрыта в своей комнате изнутри… На этот раз нет никаких сомнений: она ходит…

– Во всяком случае, она ходит плохо, раз упала.

– Падают и не такие, как она, – самые проворные здоровячки! – парировал я.

– Справедливо… Кстати, осматривая ее ноги, парализованные вот уже семь лет, я с удивлением обнаружил, что икры и правой, и левой ноги достаточно мускулистые…

– Вот видите!

– Вижу… Да, это действительно необыкновенный случай. Нужно показать ее какому-нибудь большому специалисту… Вы бы свозили ее в Париж, мадемуазель Элен?

– Ну конечно!

– Тогда я напишу Фарно-Рейну, это первый авторитет в этих вопросах.

Уехал доктор Буссик очень взволнованный. Мы вернулись к Еве в ее комнату. Белая повязка на ее голове местами покраснела.

– Что вы там шушукаетесь? – спросила Ева. – Опять какие-нибудь чудеса?

– Ева, мы все вам сейчас же скажем, – заговорил я. – Вы не упали с кровати…

– Откуда тогда я упала?

– Вы стояли на ногах и упали!

– Ну да!

– Да, Ева. Ваша голова была прислонена к радиатору. А вы видите, где он находится: в другом конце комнаты. Ваша кровь осталась на ковре в том месте! А ведь обе двери в вашей комнате были заперты изнутри!

– М-да! – Теперь она поняла, что на этот раз все слишком серьезно.

– И вот еще один довод, Ева, – добавил я. – Чтобы войти сюда, я был вынужден взломать эту дверь.

Ева посмотрела на дверь – та болталась на петлях.

– Элен! – закричала она. – Элен, спаси меня, мне страшно! Я боюсь самой себя! Отныне я буду спать в твоей комнате, хорошо, Элен?

– Да, моя дорогая…

– Так действительно будет лучше, – рассудил я. – Только не переживайте, милая, вами серьезно займутся и быстро вас вылечат… Вылечат от всего!

Глава 12

Мы все сделали, как решили: поставили кровать Евы в комнате Элен, а я снова вернулся на третий этаж.

Опять наступило затишье. Я снова мог заниматься обустройством нашего магазина, которое уже подходило к концу.

Ева теперь не слишком этим интересовалась. Получив доказательства своих странных ночных хождений, она стала какая-то заторможенная. Я то и дело замечал ее растерянный, настороженный взгляд. Видно было, что, запуганная, она жила отрешенно.

Мне было стыдно: я догадывался, что в таком ее состоянии во многом повинен я. Действительно, все эти ночные кризисы никогда не случались до моего появления в доме сестер Лекэн. Я взорвал здесь покой, если не сказать больше: вывел из оцепенения двух женщин, давно им довольствовавшихся. Нажав на звонок на воротах особняка, я стремительно разрушил девственную атмосферу этого дома, никогда не знавшую до меня каких-либо мужчин.

Скрытная Амелия по-прежнему была настроена ко мне враждебно: она знала, что во всем ныне происходящем виноват я, и не скрывала этого. Она старалась смотреть на меня как можно реже и, по возможности, никогда не заговаривала со мной. Из-за своей глухоты, вернее, благодаря своей глухоте она так и не стала свидетельницей ночных потрясений, но каким-то обостренным чутьем старых слуг, которые всегда замечают любые перемены в своих хозяевах, догадывалась, что от нее что-то скрывают.

Я уже решил про себя, что выпровожу на покой эту печальную сову вскоре после того, как женюсь.

А пока я был вынужден терпеть ее неприязнь.

Надвигался день открытия «Шкатулки с Мечтами».

Я все время был занят, почти всегда отсутствовал дома. Никогда еще не чувствовал на себе такой ответственности. Я и мысли не допускал, что хоть что-нибудь будет сделано не лучшим образом. Бросился в эту коммерческую авантюру подобно мальчишке сорвиголова, записывающемуся в воздушно-десантные войска… Я понимал, что в руках у меня, может быть, шанс всей моей жизни, и решительно не хотел его упустить. Рабочая горячка мешала мне уделять сестрам сколько-нибудь значительное внимание.

Моя любовь к Элен ждала своего часа. Я испытывал к ней тихую нежность, зная, что не пришло еще время высвободиться всем моим чувствам. И мне даже нравилось быть рассудительным и сдержанным – я сознавал свою силу.

Но вдруг настала третья ночь.

Элен позвала меня со второго этажа. Я спал очень крепко, и ее тревожный голос меня будто плетью хлестнул.

Спускаясь по лестнице, я уже знал, что дело, конечно, в Еве. Мне оставалось лишь догадываться, что же она теперь учудила.

Элен сразу же бросилась ко мне:

– Виктор, она опять исчезла!

– Но как?! Она же спит в вашей комнате!

– Я спала… Что вы хотите, я же не могу бодрствовать ночи напролет!

– Конечно, моя дорогая… Но я же вас не упрекаю! Ну так что?

– Я проснулась с каким-то тяжелым чувством… Мне снилось, что я заплутала в каком-то огромном пустом соборе… Это было ужасно… Я включила свет и увидела, что дверь открыта, а кровать пуста…

– Вы пошли ее искать?

– Нет, я это только что заметила… И сразу же позвала вас.

– А ее одежда?

– Ее также нет.

Я побежал в холл. Дверь там была распахнута.

Я вышел на крыльцо и закричал изо всей силы:

– Ева! Ева! Вернитесь!

В ответ лишь шелест листьев.

Я поднялся наверх к Элен.

– Что делать? – спросила она.

– Не знаю… Ночь совсем темная… Вернется она, наверное, сама, как и прежде…

– И я так думаю…

Я вошел в комнату, ставшую теперь для сестер общей спальней, и посмотрел на две пустые кровати… Страшным показалось мне вдруг это зрелище. Меня даже мутить стало – я уже был сыт всем этим по горло!

Вы беспокоитесь, правда, Виктор?

– Боже мой, есть из-за чего, не так ли?

– Мне тоже страшно… Мне кажется…

– Что вам кажется?

Она покачала головой, словно отгоняя дурную мысль.

– Нет, это слишком ужасно…

– Вы не закрывали дверь на ключ?

– Нет, но ведь наши кровати рядом, и я думала…

– Ну да, я вас понимаю… Как она могла одеться, чтобы вы не услышали?

– А может, она оделась в ванной комнате?

Я прошел в ванную комнату. Все там было в полном порядке. Я не нашел никакой одежды и уже собрался выходить, как вдруг обратил внимание на стакан на полочке умывальника.

Стакан был пуст, но на стенках его был какой-то фиолетовый налет. Я понюхал. Запах был приторный… Удивленный, я обернулся. Элен как-то странно смотрела на меня. Не знаю, почему, но что-то насторожило меня в ней. У нее был такой вид, словно она старается думать не о том, что ее на самом дела заботит, а совершенно о другом, так, чтобы ее ни в чем не заподозрили.

– Это снотворное, которое вы давали Еве, да?

Она покачала головой:

– Я не знаю…

– Как? Ведь налет свежий, даже на дне немного осталось? Значит, вы ей его давали!

– Да нет, что вы, я помню… Она сама иногда его пьет, когда плохо себя чувствует… И потом, она ведь выходила…

Объяснение было правдоподобным, однако не удовлетворило меня.

– Где флакон?

– В аптечке, я думаю…

Я открыл аптечку. Я прекрасно помнил эту маленькую бутылочку с красной этикеткой и резиновой пробкой. В аптечке ее не было.

– Элен, что-то мне все это не нравится…

– Виктор! – воскликнула она. – Вы меня пугаете!

Лицо у нее теперь было словно из воска, под глазами синели мешки…

Какое-то время я молча всматривался в нее. Нервы мои не выдерживали.

– Элен, вы что-то скрываете от меня…

– Ну что вы, Виктор!

Я даже дрожал от волнения. Слюну тяжело было проглотить… Ноги стали ватными – подступал страх.

– Где флакон?

– Я вам повторяю, что…

– Послушайте, если Ева выпила снотворного, она не смогла бы спуститься по лестнице. Того, что было в этом стакане, хватит, чтобы усыпить полк! Да, кстати, на краях стакана видны следы помады. И это цикламеновая помада, которой пользуется ваша сестра, вы ведь не будете спорить!

Элен ничего не ответила.

Я стремительно вышел – она отступила в сторону.

Дрожь моя становилась все сильнее.

Мы дошли до спальни сестер. Я еще раз осмотрел ее, потом опять вышел в коридор.

Мне уже дышать становилось трудно.

Тишина в доме была мертвая. Как в храме… А Элен ведь храм приснился!

Я вошел в комнату, где раньше спала Ева. Дверь до сих пор не была починена, хоть мы и вызвали несколько дней назад столяра.

И эту комнату я осмотрел еще раз.

Внезапно внимание мое привлекла деталь, на которую я совершенно не обратил внимания в ту ночь, когда взламывал дверь…

Задвижка была цела так же, как и щеколда на косяке!

Вы понимаете?.. Это означало, что, когда я взламывал дверь, она была закрыта на ключ, а не на задвижку, как я подумал тогда. А подумал я так лишь потому, что так мне сказала Элен…

Пока я рассматривал эту задвижку, взгляд Элен так и застыл на мне – вялый и бессильный.

– Элен… – повернулся я к ней.

– Что?

– Той ночью, когда я прибежал сюда, я поверил вам, что дверь заперта изнутри – на самом же деле вы закрыли ее на ключ после того, как вышли из комнаты!

– Вы с ума сошли!

– А я вот начинаю думать, не вы ли сошли с ума?

– Я запрещаю вам оскорблять меня!

Я схватил ее за руку и рванул к себе.

– А перед тем, как я взломал дверь, вы велели мне пройти в ванную, чтобы я лишний раз удостоверился, что Ева заперлась изнутри! Да вы создали в доме самый настоящий психоз!

– Но это же все не правдоподобно, Виктор!.. Что это вдруг на вас нашло?

Вместо ответа я схватил Элен за ногу и сорвал с нее туфлю. Я перевернул туфлю подошвой кверху – на ковер посыпался песок.

– Элен! – закричал я. – Вы утверждаете, что не выходили сегодня ночью из дому, а в вашей туфле – песок!

Это ее и добило!

Она раскрыла рот, но так ничего и не смогла сказать.

– Вы ненавидите вашу сестру, да? – спросил я.

Элен тихо заплакала. Отступила к банкетке и уселась.

– Не могу я больше, – прошептала она так тихо, что я едва расслышал ее. – Нет, я, правда, больше не могу, Виктор…

Что мог я сказать?

История подходила к концу – ей уже нечего было скрывать.

И сил у нее действительно больше не оставалось – я это видел.

– Долгие годы я была узницей этой проклятой коляски. Вы понимаете?

– Да, – ответил я.

Я и в самом деле понимал эту драму сестринского долга.

Элен пожертвовала своей свободой, молодостью…

И вдруг однажды она увидела свою жизнь во всем ее безрадостном свете…

– Инвалидом на самом деле была я, Виктор…

– Но зачем этот маскарад? Зачем мучить Еву, в то время как достаточно было ее бросить?

– Мне не хватало мужества бросить ее.

– Но вы нашли в себе мужество играть с ней ужаснейшую из комедий! Вы искали способ внушить ей, что она душевнобольная и ходит, не зная того! Вы отдаете себе отчет, насколько это жестоко?

– Не ей я хотела это внушить…

– А кому – мне?

– Да, Виктор, вам.

– Но зачем? Объясни мне ради Бога!

Она опустила голову. На лбу у нее обозначилась глубокая морщина. Челюсть у нее выдавалась теперь вперед, и Элен уже совсем не казалась мне красивой.

– Затем, что для исполнения моего плана нужно было, чтобы все поверили в ее ночные отлучки… Вот почему я и разыгрывала весь этот спектакль… Идея пришла мне в голову в тот день, когда вы поделились со мной своими сомнениями… Я увидела вдруг долгожданную возможность избавиться от нее.

– Вам – избавиться от нее!

Мне стало не по себе от такого признания.

– А где она теперь? – спросил я и сам удивился: как могло так случиться, что поинтересовался этим только сейчас, задав прежде кучу других вопросов?!

– Не знаю…

– Вот еще! Где Ева?

– Я… я вынесла ее из дому…

– Где?

– Я отнесла ее в лес…

– Пойдем за ней.

Мне стало очень тяжело на душе. Жизнь казалась бесконечно гнусной. Отвратительная интрига Элен была мне так противна, что любовь моя сменялась презрением.

– Ну, идем!

Она покачала головой:

– Нет, нет… Идите одни… У меня сил нет…

Я взял ее за руку и потянул за собой:

– Хватит, идем!

Не отпуская ее руки, я суетился по лестнице. Мы прошли через холл, вышли на крыльцо… На ней была только одна туфля, и я был босой, но какое это теперь имело значение? Я чувствовал – какой-то внутренний голос мне это подсказывал, – что все нужно делать как можно быстрее…

Через лужайки мы прошли к еловому лесу.

Ночь была довольно светлая, и деревья отбрасывали длинные мрачные тени. Элен дрожала уже от страха.

– Оставьте меня, Виктор… Я умоляю вас…

– Где вы ее положили?

– Там…

Напрасно я вглядывался туда, куда она показала, – ничего не видел. Я пожалел, что не захватил с собой электрический фонарик.

– Если бы вы оставили ее здесь, – зло сказал я наконец, – я бы заметил ее… Вы мне лжете…

Элен ничего не ответила. Она напряженно вслушивалась во что-то, и лицо у нее кривилось. Тогда я тоже прислушался. И ужасная мысль пронеслась в моей голове.

Я все понял.

Нарастал шум приближающегося поезда. Я вспомнил, что неподалеку от леса проходила железная дорога.

– Сволочь! Ты положила ее на дорогу, да?

Она кивнула.

Я опрометью бросился в сторону дороги.

Поезд все приближался, заглушая шум моря.

Я бежал так быстро, что во мне исчезли все чувства и мысли, я ощущал лишь, что я бегу, и думал, что должен во что бы то ни стало успеть. Я обегал кусты и деревья, поднимался и спускался по пригоркам, и перед глазами у меня была одна Ева, которую нужно было непременно отыскать, опередив поезд…

А я ведь даже не знал, с какой стороны он подходит: он шел здесь по кривой, огибая большой холм, отражавший шум локомотива.

Но я знал, что он приближался.

Наконец я оказался у подножия холма и, перескочив через проволочное заграждение возле самой железной дороги, мгновенно сбежал по насыпи. Острые булыжники больно кололи босые ноги, но я не чувствовал этой боли.

Поезд подходил справа. Сигнальные огни были уже совсем яркими, виднелись клубы дыма.

Я бросил взгляд на сверкающие рельсы, залитые лунным светом.

И тут я взвыл.

Между мною и поездом на полотне лежала она…

Я всей грудью вдохнул воздух – больше уже такой возможности не представится – и рванул вперед, к Еве. Откуда только сила в ногах взялась!

Я несся стремглав, не думая совершенно об ужасной опасности, которой сам подвергался, – перед глазами лежал на рельсах парализованный да еще и одурманенный снотворным человек.

Сквозь шум поезда я расслышал вдруг за собой крик Элен:

– Ви-и-и-иктор! Не надо!!! Не надо! Виктор!

Но это еще больше меня подхлестнуло.

Какую же черную душу нужно было иметь, чтобы желать в такой момент смерти своей сестры!

Поезд был уже почти рядом. Свет сигнальных огней заливал на рельсах свет лунный.

Теперь уже я прыгнул – нет, пролетел в прыжке эти последние метры – и оказался наконец возле Евы.

Что было потом, я уже не чувствовал. С этого момента все смешалось в моей голове…

Все, что я помню – это проглоченный горький угольный дым, жар в спину и невероятный грохот, обрушившийся на мою голову.

Задыхающийся, опустошенный, совершенно обессилевший, я потерял на насыпи сознание.

Когда я пришел в себя, то сразу же почувствовал, что прижимаю к груди своей Еву – она горячо дышала мне в лицо.

Я осторожно положил Еву на насыпь и встал. Мне казалось, я уже никогда не смогу дышать нормально. В груди у меня словно угли горели. А уж дрожал я, наверное, как никто никогда в этой жизни…

Прохладный воздух немного успокоил меня. Дыхание потихоньку приходило в порядок. Я вытер рукавом пот со лба…

Потом я стал трясти Еву, пробуя разбудить ее. Но после той дозы снотворного, которой оглушила ее Элен, сделать это было невозможно…

Тогда я подхватил ее на руки. Может быть, так и лучше, подумал я: несчастная не заметит сразу же после пробуждения весь ужас произошедшего.

Пошатываясь, я нес ее вдоль насыпи до того места, где дорога наиболее близко подходила к территории особняка сестер Лекэн. Только теперь я стал чувствовать, как мертвели у меня от слабости ноги и вообще все тело.

Я нес Еву на руках и плохо видел, что у меня под ногами. Наконец я решил переложить ее на спину. Это, пожалуй, должно было облегчить мою дорогу в лесу.

Остановившись, я начал перекладывать беднягу на спину – и тут…

И тут я заметил на насыпи что-то темное и большое.

Я наклонился немного и понял: это было искромсанное тело Элен.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю