Текст книги "Прошлое и будущее"
Автор книги: Шарль Азнавур
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)
Для тебя, Армения
В Армении произошло землетрясение. В этой маленькой стране без выхода к морю, без особых земельных ресурсов, жизнь в которой сурова и трудна, в стране, пережившей сталинизм, несправедливость, множество проблем. А ведь до землетрясения были проблемы с ближайшими соседями, проблемы, разрушившие деревни и города, убившие и покалечившие десятки тысяч мужчин, женщин и детей. Но задрожала земля, и горизонт, и без того достаточно мрачный, стал еще темнее. До этого момента я не очень внимательно следил за тем, что происходило там, на краю нашей памяти, – слишком был занят работой. Но теперь вдруг осознал, что оттуда идут мои корни, что много веков назад наши предки жили на земле, которая только что, разверзшись, стала могилой для многих армян, новым источником нищеты и траура. Я немедленно спросил у Левона, что можно сделать, как можно помочь пострадавшим. Мы организовали ассоциацию «Азнавур – Армении», и я написал:
Твои сады вновь зацветут.
Твои счастливые дни вновь придут,
Закончится зима,
Закончатся мучения,
И вырастет дерево жизни
Для тебя, Армения.
Твои весны еще будут петь,
Дети твои построят новую жизнь,
Закончатся несчастья,
Страх уйдет,
И Бог залечит раны земли твоей
Для тебя, Армения.
На следующий день Жорж сочинил музыку на эти слова. Мы обратились ко всем нашим друзьям за помощью в записи диска, который в течение нескольких недель занимал первое место в хит – параде, и это помогло нам оказать помощь пострадавшим. Вместе с Левоном и членами ассоциации мы, благодаря любезнейшей помощи месье Дассо, который благородно предоставил в наше распоряжение один из своих самолетов, прибыли на место. И я, который никогда никаким образом не был замешан в политике, неожиданно был приглашен в Кремль обсудить проблемы освобождения узников комитета Карабаха – тринадцати человек, одним из которых был Левон Тер – Петросян, ставший впоследствии первым Президентом молодой Республики Армении. С тех пор я часто посещаю эту страну, израненную, оскверненную, голодную, обескровленную. Страну, земля которой создана из камней, страну сирот, забытую, брошенную, нуждающуюся, исполненную страданий, но вот уже многие и многие века живущую верой в то, что ее детей ждет лучшее будущее.
И сожаления…
Нет, я не сожалею ни о чем, кроме родственников и друзей, которые покинули нас. Ну, может быть, еще о том, что не увидел свет в одной из деревенек Франции, какие есть в Альзасе, на юго – западе или в Провансе, к которым ты навеки привязан душой и куда возвращаешься доживать свои дни.
Я родился в Париже, в VI округе, мы часто переезжали. Мне так и не удалось завести друзей детства, друзей по улице. Поэтому я испытываю ностальгию по прошлому, которое никогда не было моим, по воспоминаниям о том, чего со мной не было: детский сад, поступление в деревенскую начальную школу, внеклассные мероприятия, ловля рыбы в маленьком ручейке, протекающем возле коммуны, безумные гонки на велосипедах, ссадины и ушибы, о которых забываешь почти сразу, местный говор, армейская служба вместе с товарищами, первые тайные любови «на сеновале», свидания за церковью и быстрые поцелуи украдкой при лунном свете весной, отъезд в Париж на поиски удачи. «Я из провинции уехал в восемнадцать…» Не пишу автобиографических песен, но в каждой из них есть что‑нибудь от меня. Я бы вернулся в деревню с сиянии славы, на каникулы или в промежутке между турне, чтобы отдохнуть в своем красивом доме, всегда готовый азартно сразиться с товарищами в шары или стрелки в деревенском кафе, всегда готовый присутствовать на свадьбах или крестинах первого ребенка… Или, увы! Приехал бы проводить одного из своих земляков в последний путь – на маленькое кладбище, где я и мои близкие однажды познаем то, что называют «вечным покоем» и чему я все же предпочитаю беспокойную жизнь, полную повседневных забот.
Мои корни глубоко упрятаны в землю, которая ускользает от меня. Да и где она на самом деле, эта земля? На рубежах Турции, где кости моих людей уже превратились в пыль, которую развеял по пустыне ветер Азии? В Грузии, где жила семья моего отца? В Армении, из которой мы все родом? Я по – прежнему остаюсь кочевником, эмигрантом, сыном апатридов, который принял другую страну, ее культуру и язык, не имея в ней настоящего прошлого. В конце концов не все же зовутся Дюпонами, Мартенами или Дюранами. Меня зовут Азнавур, и до сих пор у меня не было повода об этом сожалеть. И все же, мне бы хотелось…
Лимузины, самолеты, отели, рестораны, театры, отели, лимузины, самолеты, собирать чемоданы, искать того, кто не откажется гладить костюм и стирать рубашки в субботу, воскресенье или в праздничные дни, и так день за днем, неделя за неделей – это длится вот уже шестьдесят девять лет. По правде говоря, всего этого уже не очень хочется. Отели мне осточертели, задержки рейсов изводят тем, что из‑за них рискуешь опоздать на концерт. Я люблю своих зрителей и свою профессию, но эти стороны ремесла меня утомляют – все эти приезды– отъезды, поезда, самолеты, отели, упаковка багажа, распаковка багажа, опять упаковка, и так без конца.
Собираю чемодан,
Разбираю чемодан
И снова собираю чемодан.
Дни мои лишены приключений,
О ночах можно то же сказать.
Отель «Англетер»,
Отель «Бельведер»,
Отель «Мушкетер» —
Исколесил всю Францию,
Чтоб свой товар продать.
Я хотел бы, как Пабло Казальс, давать представления в деревне, где жил бы сам, без прикрас и ухищрений. Петь только то, что самому нравится – песни, прошедшие незамеченными, потому что оборотной стороной популярной грампластинки, звучащей на всех волнах, всегда были преданные анафеме, позабытые радиостанциями песни, принесенные на алтарь пластинок в 33 оборота. И петь не потому, что это работа, а только ради удовольствия своего и зрителя, забыв, что я Азнавур, стать просто Шарлем. Да, вот это роскошь – принимать зрителей как друзей у себя дома, в своей деревне…
Наступает такой возраст, когда на похоронах бываешь чаще, чем на крестинах. С течением времени память настаивается, как швейцарский сыр, и в каждой ее ячейке поселяется имя, аромат духов или отражение чьего‑то лица. За поворотом улицы, за столиком в ресторане или при виде знакомого пейзажа воспоминание внезапно захлестывает и ввергает вас в меланхолию. Но что на самом деле так трогает? Потеря друга, близкого человека или внезапно возникающее понимание того, как быстро уходит время и как мало нам осталось жить? Мы не всегда оплакиваем других так же горько, как самих себя.
Мне больно вспоминать о родителях, о друзьях, мне больно вспоминать о множестве вещей, но тем не менее я продолжаю «пропивать», «проедать» и проживать свою жизнь. Те, кто остался, занимают место ушедших, и жизнь продолжает свой бег, время от времени наталкивая меня на воспоминания.
Когда я сопровождаю в последний путь родственников, друзей, товарищей по профессии, каждый раз задаю себе вопрос, не стану ли следующим в списке неутомимой старухи с косой. Кроме этого страха в моей голове роится много других мыслей. И даже слишком много. Прежде всего, я думаю о своих близких и о тех проблемах, которые возникнут у них с моим уходом, о связанных с этим расходах и административных заморочках. И тогда в моей душе рождается глухая злоба, ведь даже после оплаты всех налогов кто‑то заявится к ним, чтобы без зазрения совести потребовать выплаты процентов с тех сумм, которые я заработал и сэкономил. Уж лучше промотать все, пока ты жив. И еще я думаю о том, какие воспоминания останутся у детей об отце. Я и сейчас‑то уже не знаю, как они меня воспринимают…
Религия утверждает,
Наука опровергает.
У верующего и атеиста
Одно сомненье
На двоих,
Но каждый сомневается в своем.
Понемногу начинаю отказываться от многих вещей, которые до сих пор казались важными. Я даю, разрушаю, бросаю, я перестал читать ежедневные издания и иллюстрированные журналы – мне достаточно просмотреть крупные заголовки и фотографии. Телевидение, за исключением всего нескольких передач, меня утомляет. Предпочитаю слушать радио. Это возврат к истокам, к тем временам, когда я сам конструировал детекторные приемники. Особенно люблю разговорные передачи.
Мысль о том, что мне постоянно будут навязывать десять– двадцать песен, выбранных одним – двумя составителями программ, выводит меня из себя. Не переношу, когда во всех передачах без конца «исполняют» одну и ту же песню – реклама обязывает – да притом каждый раз под фонограмму, для лучшего качества звучания, видите ли! Предпочитаю пойти на концерт, где исполнитель может дать волю своему таланту.
От голода к финалу
От голода, сопровождавшего мои первые шаги на сцене, до успеха, пришедшего под конец, лежит долгий путь, отмеченный упорным трудом, со всеми его злоключениями и трудностями. Что было причиной моего успеха: случайность, судьба, моя счастливая звезда, защита Всемогущего или, может быть, что‑то еще, о чем я даже не догадываюсь? В конечном счете, я сумел обойти все подводные камни и избежать провала. Что я могу сказать о своем успехе? В этом мире далеко не все устроено справедливо, поэтому я всегда терпеть не мог говорить о нем, считая неприличным хвастать своими путешествиями и выставлять напоказ те преимущества, которые давал мне статус «знаменитого шансонье». Не будем говорить о том, что поначалу я потерял голову от происходящего, мое «эго» и мои притязания так раздулись, что приобрели форму и размеры «роллс – ройса», однако достаточно скоро я осознал всю суетность подобных вещей. Сегодня, после шестидесяти девяти лет усердной и честной службы на артистическом поприще, мне кажется разумным снять концертный костюм и убрать его на полку воспоминаний, чтобы иметь возможность посмотреть на все со стороны. Я не буду устраивать прощаний, просто стану появляться на сцене все реже и реже. Публика не торопилась принять меня, вот и я уйду медленным, очень медленным шагом – не хочу, чтобы она подумала, что, добившись успеха, я ухожу, не обернувшись. По правде говоря, это не такой уж легкий уход: сцена всегда была для меня самым любимым местом, а публика – частью моей семьи. Они дали мне все, но и я ради них пожертвовал многим и никогда не сожалел об этом, ведь мы остались верны друг другу.
И тем не менее в отличие от многих моих товарищей, я бы не хотел умереть на сцене. Не понимаю, что в этом может быть хорошего. Боюсь даже представить себе, как, выкрикнув последнюю ноту, валюсь на сцену и лежу в нелепой позе, с перекошенной рожей, являя зрителям не самый лучший свой образ, потому что вид у меня будет такой же хреновый, как сама смерть. Если бы я мог быть уверен, что упаду сразу, весь такой прямой и прекрасный в последние мгновения своей жизни, да не прорычав что‑то в микрофон, а прошептав цитату из какого‑нибудь литературного произведения, и последние звуки моего голоса эхом разнесутся по всему залу, усиленные операторами на звуковом пульте, а прожектор, следующий за мной, после этих слов закроется, как великолепный ирис, тогда я согласен! Но, поскольку есть некоторые сомнения, предпочитаю, если Богу это будет угодно, тихо угаснуть дома, в своей комнате стиля Наполеона III, в окружении детей, их детей, детей их детей и, почему бы и нет, еще и детей детей их детей, в общем…
Я не претендую на звание самого известного покойника кладбища Монфор – Ламори, где приобрел прекрасный склеп на двенадцать человек. Если потесниться, там поместятся даже четырнадцать. Нет, я уже сочинил себе эпитафию: «Здесь покоится самый старый из обитателей кладбища». И когда я говорю «старый», то это значит старый, ну совсем старый, с морщинами и волосами, посеребренными сединой, с изможденным лицом, но ясным умом и живым чувством юмора, а еще с когтями для того, чтобы как можно дольше цепляться за эту чертову жизнь, которая, если кто‑то не убедит меня в обратном, пока что остается наилучшим из всего, что я знаю.
Самые радостные моменты я испытал, стоя перед зрителями, самыми светлыми минутами жизни обязан своим близким, друзьям и сцене. Сцена позволила мне встретиться со всеми, кем я восхищался, будучи ребенком, когда мы с Аидой прогуливали школу ради походов в кино. Это были Чарли Чаплин, Мишель Симон, Гарри Баур, Виктор Буше, Даниэль Дарье, Шарль Буайе, Луи Армстронг, Рэй «Шугар» Робинсон, Арлетти, Дэни Кей, Дамиа, Бет Дэвис, Клодет Кольбер, Лоретта Янг, Норма Шерер, Марсель Паньоль, Жак Превер, Жан Кокто, не говоря уже об актерах, певцах, авторах песенных текстов, композиторах, писателях, художниках и скульпторах моего поколения. Я сознаю, что мы всегда равняемся на тех, перед кем преклоняемся, общаясь с ними в жизни или наблюдая на экранах кино. Поэтому считаю, что я – конечное творение всех тех людей, которые, сами того не ведая, «слепили» меня. Я не собираюсь этого отрицать и храню в душе чувство бесконечной благодарности к каждому из них.
Сегодня, если мне случайно доводится посетить те страны, города или деревни, где я бывал по ходу жизни, то мне на память приходят имена, лица, ситуации. Воспоминания эти могут быть печальными или веселыми, но к ним всегда примешивается легкий оттенок грусти. Но не мысли о прошлом причиняют мне боль, расстраивает то, что знакомые места выглядят уже не так, как прежде. Й тогда я замечаю, что начинаю рассказывать своему спутнику или спутнице: «Здесь было… там я познакомился… там я делал…», а сам при этом думаю: «Хватит приставать к людям со своим прошлым». И тем не менее продолжаю опять и опять, потому что на самом‑то деле рассказываю эти истории самому себе. Нам бы хотелось, чтобы все, что мы видели и знали, оставалось неизменным, чтобы люди оставались в том же возрасте и с теми же лицами, что и прежде, так ведь это невозможно!
Прошлое – великолепная чернильница для того, кто предается письму.
Армения была государством, расположенным на перекрестке всех дорог. Через нее прошли многочисленные войска, караваны, следующие по «шелковому пути», многие народности, она знала различные религии, языки и культуры. Мало – помалу она начала усваивать западноевропейский образ жизни: сначала в III веке нашей эры официально признав христианство государственной религией, а затем усадив на свой трон французского принца. На нацию, с одной стороны, оказали влияние обычаи и нравы соседних государств, а с другой – те, что оставили после себя союзы времен крестовых походов. Так что я – дитя этих двух культур. Как и эту страну, меня с самых ранних лет захватило, пронзило и покорило влияние нескольких укладов жизни. Я впитал в себя все, что земля предков могла мне дать в области музыкальной и поэтической, классической и народной, вместе с элементами культуры русской, еврейской, цыганской, арабской, армянской, а затем – французской, испанской, американской… Когда меня спрашивают, кем я себя ощущаю в большей степени – армянином или французом, на это может быть только один ответ: на сто процентов – армянином и на сто процентов – французом. Я – как кофе с молоком: когда оба ингредиента смешаны, уже невозможно отделить один от другого. Влияние армянской и французской культур, к которому добавились и другие, очень много дало мне и независимо от меня самого сформировало мой индивидуальный стиль. Если другим приходилось тратить силы на их изучение, то у меня они уже были заложены в генах. Поэтому, невзирая на многочисленные разочарования и трудности, которые я испытал, этот «космополитический» багаж оказался для меня большой удачей. Если человек с рождения знает два языка и каждый день слышит, как рядом с ним говорят еще на двух или трех других, то в этом, по всей видимости, и заключается секрет быстрого освоения новых языков и интереса к культурам других народов.
Две гитары мои мысли
Привели в смятенье,
Объяснив мне суетность
Существованья.
Зачем мы живем,
Почему живем,
В чем же смысл жизни?
Ведь сегодня ты живешь,
Ну а завтра ты умрешь
И уж подавно умрешь – послезавтра.
От Москвы до Нью – Йорка, от Рио‑де – Жанейро до Сингапура, от Парижа до Сиднея я избороздил весь мир вдоль и поперек, неоднократно совершив кругосветные путешествия, постоянно испытывая жажду видеть неизведанные страны, изучать все новое, знакомиться с новыми народами, языками, религиями, укладами жизни. Я научился терпимости и пони – манию, научился не осуждать и тем более не поучать. Повидав так много, я тем не менее думаю, что еще ничего не видел жажда открытий живет во мне, она неутолима.
Чем больше я делаю,
Тем больше остается сделать.
Чем больше пью,
Тем меньше остается в бокале.
Чем больше говорю,
Тем меньше остается сказать.
Чем дольше живу,
Тем меньше остается жить.
У всего есть конец, но не могу решиться написать это слово. Пусть жизнь сама сделает это за меня…
Шарль Азнавур Прошлое и будущее
ВЫПУСКАЮЩИЙ РЕДАКТОР Л. В. С авченкоМЛАДШИЙ РЕДАКТОР Ю. Р. К амаловаХУДОЖЕСТВЕННЫЙ РЕДАКТОР С. А. В иноградоваТЕХНОЛОГ С. С. Б асиповаОПЕРАТОР КОМПЬЮТЕРНОЙ ВЕРСТКИ А. В. К узьминОПЕРАТОР КОМПЬЮТЕРНОЙ ВЕРСТКИ ОБЛОЖКИ И БЛОКА ИЛЛЮСТРАЦИЙ П. В. М урзинКОРРЕКТОР Л. М. К амалова
Подписано в печать 16.07.2004 Формат 60x90/16 Тираж 5 000 экз.
Заказ № 3782
Издательство «Вагриус» 125993, Москва, ул. Правды, д. 24
Отпечатано с готовых диапозитивов во ФГУП ИПК «Ульяновский Дом печати» 432980, г. Ульяновск, ул. Гончарова, 14
