Текст книги "Улицы Магдебурга"

Автор книги: Шанжан Тряпье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Пойман и убит

Чайник закипел, и Эдна Рихтер отошла от окна, крепче запахнула на груди теплую шаль. Подкрутила вентиль на батарее отопления. За квартиру на углу Винкельштрассе платил Дитер, не все ли равно ей, во сколько выйдет отопление. Ей все еще было непривычно, что все счета теперь оплачивает не она сама. С одной стороны, это могло означать, что можно не экономить. С другой стороны, она еще не знала, что сказал бы Дитер, окажись счета чрезмерными. Пока не знала, и ни малейшего желания узнать не имела.

У этого опасения снова было два лица. С одной стороны, ей не хотелось огорчать Дитера и создавать ему лишние расходы. С другой, Эдна побаивалась, что Дитер начнет ее укорять, укажет ей на излишнюю расточительность. Или не начнет, а только подумает. Или ни слова ей не скажет, но возьмет еще полставки сверху, или курс факультативных лекций до конца года, и тогда помимо оплаченных счетов она увидит Дитера только спящим перед тем, как он вернется к жене и детям.

Дома Дитер спал плохо. То ли дети мешали ему уснуть, то ли жена недобросовестно исполняла супружеский долг, но реальность была такова, что лучшее в мире снотворное Дитер Бланк мог принять только в ее спальне. Эдна твердо знала, что Дитер крепко засыпает сразу после секса, и эти два-три часа глубокого сна компенсируют ему полночи работы.

Дитер, милый… Эдна вернулась к батарее и открутила вентиль обратно. Стоило ли ехать из Берлина, чтобы здесь, в Магдебурге, видеть его только спящим. В конце концов, у нее тоже есть работа, пусть Дитер и никогда не позволит ей платить по счетам. На самом деле, Эдне хватало на все, за что Дитер позволял ей платить самой, и она откладывала определенную сумму каждый месяц, но это была ее подушка безопасности. Они никогда не говорили об этом, но, безусловно, оба понимали, что такое положение может не продлиться вечно.

Дитер Бланк читал курс лекций по мировой политэкономике в университете Отто фон Герике. В служебной квартире на Ульрихштрассе в центре университетского квартала его ждала фрау Бланк и дети. А на другом конце Магдебурга, на окраине, в маленькой съемной квартире, его ждала Эдна Рихтер. Которая ради Дитера Бланка оставила Берлин и аудиторскую компанию. Работу не оставила, а вот местом в штате пришлось пожертвовать. Эдна была хорошим аудитором, отпускать ее не хотели, но Дитер ехал в Магдебург, этого требовала его научная работа. И вот теперь Магдебург, удаленная работа и документы, которые ей присылают по интернету. И Дитер, который приходит по четвергам. Эдна улыбнулась сама себе. Магдебург неплох, хотя она и прожила всю жизнь в столице.

Крышка ноутбука была поднята, она заканчивала пакет документов, которые надо отправить утром. Эдна налила себе чаю, взяла кусочек пирога. Готовить для себя она не считала нужным, всегда можно перекусить чем-то готовым. Ну а Дитер… Пусть домашней кухней его балует фрау Бланк. Эдна улыбнулась, она не имела понятия, готовит ли фрау Бланк хотя бы бутерброды, это было совершенно не то, о чем им с Дитером хотелось говорить. Полная уважения к этой достойной женщине, Эдна совершенно не испытывала к ней интереса.

Здесь, в Магдебурге, Эдна ощущала себя свободной. Она не должна была вставать утром и бежать на работу, спускаться в метро, ловить машину. У нее не было друзей и коллег. Она вставала, когда высыпалась, и ложилась, когда заканчивала работу, объем которой она сама себе определила. Эдна была обязательной особой и никогда не задерживала задания. Ее шеф в Берлине знал, что если Эдна Рихтер говорит – два дня, то это будут два дня, и ни часом больше. Если бы было иначе, никто не стал бы связываться с удаленным работником, когда на биржах Берлина полным полно молодых энергичных аудиторов, которые будут просиживать в своих конторах ночи и дни. Она вернулась за стол с чашкой и тарелкой с пирогом. Возможность пить чай и крошить на стол, безусловно, одна из самых лучших особенностей удаленной работы.

Звонок в дверь заставил ее поднять голову. У Дитера были ключи, но он не любил ими пользоваться. Тем не менее, время было неурочное, вряд ли это он. Дни Дитера Бланка были расписаны поминутно. Эдна подошла к двери, глянула в глазок и поспешно открыла замок.

– О мой дорогой!

Дитер Бланк вошел в квартиру, обнял ее, начал целовать.

– Ничего не случилось? – счастливо спросила она, прижимаясь к его щеке.

– Нет, нет, – он засмеялся, – Все хорошо. Я соскучился, я просто соскучился.

– Вот и хорошо, – она отступила, глядя как он снимает пальто, – Будешь кофе?

– А без кофе нельзя? – Дитер поднял глаза и улыбнулся.

Пиджак и портфель остались у дверей, там же, где шаль Эдны. В постели им всегда было тепло.

Эдна блаженно потянулась, остановила руку Дитера, продолжающую гладить ее по спине, поцеловала его в лоб.

– Спи, мой хороший, – прошептала она, – Я рядом, поспи.

– Ты добрая, Эдна, – он улыбнулся уже сонно, – Я так тебя люблю.

Хоть убей, Эдна не понимала, что она делает не так, как фрау Бланк. Любая женщина, если она вышла замуж по своей воле, будет добра к своему мужу и щедра в постели, разве не так? Эдна не была замужем, и ее заключение были исключительно умозрительными. Она правда не знала. Она прилагала все свои силы, чтобы жизнь Дитера стала немного лучше, и это совсем не было сложно. Они хотели одного и того же – засыпать вместе и просыпаться, гулять и смеяться над какими-то глупыми собственными шутками, которые никому больше не понятны, долго пить кофе в кондитерской на углу, препираться, покупая хлеб. Падать в одну постель и не вставать до утра. К сожалению, не все из этого списка было возможно.

Эдна дождалась, пока он заснет, и осторожно выбралась из постели. Решительно взялась за вентиль батареи, накинула на голые плечи шаль и села за стол. Завтрашнее утро совсем скоро, а Дитер без нее не замерзнет. Два часа у нее есть. Она налила горячего чаю и погрузилась в цифры.

Разводиться Дитер не собирался, и Эдна не собиралась разводить его в женой. Как-то так получилось, что им хватало того места, которое мироздание оставило свободным в жизни обоих друг для друга. Он не представлял Эдну Рихтер в роли своей жены, и более того, он не хотел представлять. Дитер подозревал, что и Эдна не горит желанием гладить его рубашки и готовить ему завтрак, а еще ездить к его родителям, присутствовать на университетских приемах, покупать продукты на неделю вперед и вести домашнюю бухгалтерию. Здравый смысл подсказывал ему, что Эдна, разумеется, и так делает большую часть этих вещей. Но не для него.

Берлин ждал результаты утром, и Эдна добросовестно перебирала цифры, сосредоточенно щурилась, иногда поглядывая над крышкой ноутбука на усталое любимое лицо. Присутствие Дитера не отвлекало ее и не мешало, напротив, ей было спокойно, когда он был рядом. Чутье обычно подсказывало ей, когда ждать его пробуждения, и к этому времени она закрывала крышку и ложилась обратно, прижималась к его теплому телу и делала вид, что так и было.

Перелистывая страницы, Эдна другой рукой отломила кусочек пирога и сунула в рот. Где-то здесь ошибка, она чувствовала ее нутром, и теперь кружилась по страницам, отыскивая червоточины в расчетах. Чувство сродни азарту охватывало ее. Ошибки радовали Эдну, ошибки говорили, что она не даром ест свой хлеб, что Дитер Бланк не просто так сейчас лежит в постели один, что вся ее жизнь имеет вескую причину. Эдна Рихтер нашла ошибку и с жестоким удовольствием выделила ее красным. Сохранилась, сняла резервную копию, записала цифру на листке, подсунутом под ноутбук, в колонке таких же цифр, возле каждой из которых стояли одной ей понятные крестики и буквы.

Пойман и убит. Она подобрала пальцем крошки с тарелки и сунула в рот.

Подняв глаза, она вдруг наткнулась на взгляд Дитера. Он не произносил ни слова, никак не показывал своего бодрствования, только смотрел. Он уважал ее дисциплину. Дитер Бланк понимал, что если его обаяния хватило, чтобы молодая амбициозная женщина поехала за ним в другой город, то уж на ее работу, которую ей удалось сохранить, ему покушаться совсем не следует.

Ему доставляло особенно удовольствие видеть, как Эдна переключается с работы на него, как гаснет охотничий блеск в глазах, разглаживается морщинка между бровей, как вместо безжалостного аудитора перед ним в течение одной минуты снова появляется молодая полуобнаженная женщина, влюбленная, веселая.

– Кофе хочешь? – шепотом спросила она.

– Очень хочу, – таким же шепотом ответил он, откидывая одеяло, – Но немного позже, ладно? Иди ко мне.

Эдна встала. Она прекрасно знала, как она хороша, как красиво соскальзывает шаль с голых плеч, как призрачный свет уличного фонаря подсвечивает сзади ее волосы. Волоча за собой шаль, словно павлиний хвост, она медленно приблизилась к постели, поставила колено рядом с его бедром, наклонила голову и вызывающе закусила губу. И вдруг накинула шаль на плечи и отскочила, засмеялась. Дитер протянул руку, но не успел.

– Вернись…

Шаль упала на пол. Нагретая постель, и теплое ото сна тело, такое знакомое и любимое, и горячие руки встретили ее, и вскоре одеяло было откинуто в сторону, а в комнате стало слишком жарко.

По прежнему в одной шали, Эдна Рихтер варила кофе в маленькой джезве, пока Дитер Бланк одевался, затягивал галстук и шнуровал ботинки.

– Как бы я хотела сварить тебе кофе утром, – она присела напротив, вороша волосы рукой, – Всего разок, на большее меня не хватит.

– А мне больше и не надо, – неожиданно серьезно он посмотрел на нее над краем чашки.

Эдна счастливо засмеялась, встала и обняла его сзади за шею, поцеловала за ухом.

– Много работы? – он деликатно кивнул в сторону ноутбука.

– Ужасно, – она скрестила руки на его груди, – Придешь в четверг?

– Ну конечно, – он встал и крепко поцеловал ее, как будто прощался не на два дня, а на годы.

Она сунула ему в руку портфель, поправила воротник пальто, импульсивно прижалась всем телом.

– Береги себя, мой хороший.

Эдна подошла к окну, стягивая шаль на груди. Дитер вышел из подъезда, завернул за угол Винкельштрассе. Знал он, или нет, что она смотрит ему вслед, ни разу он не оглянулся. Она вздохнула и улыбнулась, покачала головой. Дитер Бланк, заботливый и трепетный любовник, чуткий и страстный в постели, выходя из этого подъезда вероятнее всего, становился совершенно другим человеком, которого она, по существу, совершенно не знала. Человеком, для которого долг и честь не были пустыми понятиями, но который нашел в своем уме невесомый баланс, уравновешивая свою жизнь.

На перекрестке Винкельштрассе и Умгекерт около светлого круга от фонаря стоял человек. Просто стоял, сунув руки в карманы короткого пальто, не глядя по сторонам. Эдна на минуту задумалась, что он здесь делает, ждет ли кого-то, или думает, куда направиться. Что-то не давало ей отойти от окна и вернуться к работе. Человек проявил признаки жизни, поправил шарф, посмотрел на часы, вытягивая руку высоко вверх, чтобы вытащить запястье из рукава. Он точно кого-то ждет, решила Эдна, прислоняясь к стене. Интересно, дождется ли. Как можно заставлять человека ждать так долго. Она снова согрела чайник и вернулась к окну. Человек постоял еще немного, а потом пошел прочь.

Острое чувство жалости, совершенно чуждое аудиторам, но хорошо знакомое влюбленным женщинам, кольнуло Эдну. Если бы она была одета, выскочила бы на улицу, но она только обхватила горячую чашку ладонями и крепче завернулась в шаль. Он безнадежно удалялся по Умгекертштрассе, она смотрела вслед. Дитер никогда не оглядывался. А этот человек вдруг круто развернулся и посмотрел назад, в ее сторону. Еще молодой, отметила Эдна, замирая. Но того, другого, кого он ждал, не было. Он сунул руки в карманы и зашагал быстрее, вскинул голову.

И Эдна Рихтер почувствовала смутную необъяснимую общность с этим человеком.

Дождь

Эмрис повадился пить джин по утрам. Выпивал рюмку, едва поднявшись с постели, и от этого большую часть дня пребывал в хорошем настроении. Уровень беспорядка в доме критически возрос. Эрика всячески пренебрегала тем, чтобы убирать свою одежду в шкаф, и утро начиналось с того, что Эмрис вешал на плечики шёлковые платья, снимал с крючка в ванной кружевное бельё, складывал в шкатулку украшения.

Такое бывало только изредка с тех самых пор, как они двое помирились после этапа противостояния. Тогда оба измывались друг над другом в полную силу. В ход шло всё: чёрный лак для ногтей, броский грим, провокации различного рода. Впрочем, они всё-таки держались в рамках, и черту допустимого не перешёл ни один. А потом оба как-то разом повзрослели, и им просто наскучило заниматься друг другом. Ведь кругом было столько интересного! Окончание периода ознаменовалось покупкой дорогого белья. Эрика купила ему ворох серых трусов с отпечатком ладони, а Эмрис ей гарнитур из алого кружева. После обмена подарками оба остались довольны собой и друг другом.

Последнее время Эрика стала небрежна, но его это уже не сердило. Эмрис понимал, почему это происходит. К тому же она покупала хороший кофе и вымыла все окна.

Эмрис валялся с раннего утра и совершенно не желал вставать. Вспомнил старую присказку: шли дождь и два студента, один в пальто, другой в кино… Дождь шёл. Эмрис любил дождь, любил выходить на улицу сразу после дождя, все было мокрое, прохладное и кажущееся таким чистым. Влажный воздух, обострённые запахи, всё становилось новым.

Постучали в дверь. Пришлось вставать. Накликал, подумал Эмрис, потому что за дверью был Хенрик. Мокрый. Какая нужда была вспоминать про студентов?..

– Привет, – сказал Хенрик, – Можно?

– Входи, – вяло ответил Эмрис.

– Там дождь.

– Знаю.

– Можно я посижу, пока не закончится?

Хенрик был последним человеком, которого Эмрис хотел бы видеть сейчас и в принципе. Гостей в этом доме вообще никогда раньше не было, и никаких причин нарушать этот порядок не было тоже. Но почему-то он не говорил об этом. У Эрики было право на личную жизнь.

– Сиди. Но я тебя развлекать не стану.

Но Хенрик уже стаскивал ботинки, не обращая внимания на отсутствие у Эмриса энтузиазма по поводу его визита. И продолжал весело стрекотать, но Эмрис не прислушивался.

– А у меня вот что, – объявил Хенрик, доставая из рюкзака бутылку белого вина и большой кусок сыра.

– Уже лучше, – кивнул Эмрис.

Он принёс из кухни стаканы, доску и нож, разыскал в шкафчике пачку грецких орехов и яблоко. Выдал Хенрику старинный штопор. Сели в комнате прямо на пол перед низким столиком, Хенрик открыл и разлил вино.

– Ну давай, – сказал Эмрис и отпил полстакана.

– Давай.

Хенрик был приучен пить по правилам. Наверное, он из хорошей семьи, подумал Эмрис. Красивый, порода видна, и воспитан, с пустыми руками не приходит. После половины второго стакана Хенрик спросил:

– Можно, я включу пластинку?

– Да, – сказал Эмрис, – Система там.

Пока тот радостно возился с системой, Эмрис отрезал себе сыра. Потом раздавил в пальцах и съел орех. Заиграла музыка, Хенрик вернулся на место.

– О, как ты это? – парень уставился на руки Эмриса, безотчётно ломающие следующий орех.

– Так…

Эмрис произвёл показательную казнь ещё нескольких орехов, Хенрик завёлся и сам попытался повторить. Не получилось, только пальцы намял.

– Наверное, есть секрет, – заключил он.

– Долгие годы тренировок.

Послушали музыку, допили вино и прикончили сыр. Эмрис встал и глянул в окно.

– Дождь всё идёт.

– Не люблю дождь, – сказал Хенрик.

Эмрис задумчиво посмотрел на его румянец и блестящие глаза, протянул руку, взял парня за запястье и сказал:

– Раздевайся.

– Что? – оторопел тот.

– Раздевайся, придурок! – прикрикнул Эмрис, явив звучный голос, противиться которому было невозможно.

Хенрик потрясённо хлопал ресницами. Такого подвоха он не ожидал. Но Эмрис внезапно переменил своё мнение:

– Вставай, живо.

И потащил его в ванную.

– Быстро снял с себя всё, быстро в душ и быстро на выход.

Отвернул краны и настроил горячую воду. Развернулся к Хенрику.

– Помочь?!

– Не надо, – выговорил тот и принялся расстёгивать ремень.

Затолкав его в душ, Эмрис забрал одежду и вышел из ванной. Все было насквозь мокрым. На ковре темнело пятно.

Эмрис не понимал, какая скромность велит молчать, когда ты промок до костей в такую погоду и уже начался озноб. Зайти в гости – нормально, а попросить просушиться – уже нет? Он достал бутылку красного вина, ром, сахар и пряности. Поставил на огонь джезву и принялся варить глинтвейн.

– Какого чёрта ты ещё там делаешь? – крикнул Хенрику, потом пошёл проверять.

Хенрик просто не мог выйти из ванной без ничего. Меня-то что стесняться, подумал Эмрис. Дёрнул из стопки мохнатую простыню, кинул парню. Тот сразу обмотался так плотно, словно это могло защитить его от всех мировых проблем. Эмрис отвел его в спальню и подтолкнул к кровати.

– Под одеяло, живо.

И ушёл в кухню. Согрел стакан, налил глинтвейна, попробовал. Когда он вошёл в комнату, на него испуганно таращились два растерянных синих глаза.

– Пей давай, – распорядился Эмрис, присаживаясь на постель.

Хенрик взял двумя руками за кожаный подстаканник, отпил и сморщился от горячего, но выплюнуть не решился, и ещё не успел выразить своё неприятие предмета, как получил тычок.

– Пей!

Эмрис снова повысил беспрекословный голос, и содержимое стакана исчезло быстро и безропотно.

– А теперь лежи и не дёргайся.

Он встал и пошёл к дверям. Вслед ему последовал вздох ощутимого облегчения. Когда через полчаса Эмрис заглянул в комнату, Хенрик спал.

– Придурок, – сказал Эмрис сам себе.

Через пару часов, когда Хенрик проснулся, на постели лежали его вещи, ещё тёплые после сушки. Одетый, он вышел из спальни, и смущённо уставился на Эмриса, сидящего в кухне с чашкой кофе и посмотревшего на него весьма иронично.

– Спасибо, – сказал Хенрик.

– Получше стало?

– Да, спасибо…

– Сейчас допью кофе и отвезу тебя домой.

– Не надо, я дойду…

Хенрик сказал бы ещё что-то, но свирепый взгляд Эмриса его остановил, и он только произнёс опять:

– Спасибо.

Эмрис вывел из подземного гаража серый кабриолет. Дождь закончился. Это было хорошо, поскольку не надо было поднимать крышу. Хенрик уселся рядом с виноватым видом. Всю дорогу молчали. Перед кампусом Эмрис остановился.

– Я пойду, спасибо, – сказал Хенрик и вышел из машины.

Эмрис промолчал. Вернувшись домой, он первым делом сменил бельё на постели.

Присел на край кровати и огляделся вокруг, пытаясь представить, какой видится Хенрику их с Эрикой квартира. Спрашивает ли он себя, чьи это пластинки, кому принадлежит уютное кресло у окна, кто из них покупал яркие красочные альбомы с репродукциями, и кто хозяйничает на кухне? Спросил ли Хенрик у Эрики хотя бы раз, почему в квартире одна спальня и в ней одна кровать? Интересует ли его, кто из них покупал картину в гостиной, чьи книги стоят в шкафу, или как они двое делят расходы?

Скорее всего, нет. Эрика никогда не позволила бы ухажёру зайти так далеко. Раньше не позволила бы… А теперь? Кто он для неё, этот неприлично красивый юноша? И кем он должен стать ему, Эмрису?

Кто вообще он такой, Эмрис ван Данциг, в глазах этого юноши? Кем считает его Хенрик? Что думает о нём? Что Эрика о нём сказала, как объяснила его присутствие?

Эмрис открыл секретер, где вперемежку лежали его и её бумаги, зачем-то нашёл документы на квартиру, оформленную на его имя, документы на автомобиль, банковские бумаги… Словно хотел убедить себя самого в собственном присутствии и реальности. Да, он был вполне реален, во всяком случае, по документам. Он был владельцем всего, хотя когда он собрался покупать эту квартиру на Допельтештрассе, советовался с Эрикой, и она тоже вкладывала свои деньги, хотя и не так много, как он. Он тогда не спрашивал её, откуда она берёт деньги. Его это не волновало. Он знал точно, что она получает их законным путём и не задевает его интересов. Потом узнал, само как-то получилось.

Счета у них были раздельные, но на случай непоправимого они написали друг на друга доверенности. Нотариус Ули Редстафф позволила им заверить документы в разное время, задержавшись в конторе до позднего вечера, ожидая Эрику. Конверты, запечатанные сургучом, лежали в секретере рядом. Эмрис положил туда оформленные по всем правилам бумаги на передачу квартиры и машины ей, Эрика записала шифр банковской ячейки и перевод на его имя банковского счёта. Если бы с одним что-то случилось, второй получил бы всё. Никого ближе друг друга ни у одного из них не было. И быть не могло.

Может быть, подумал Эмрис, Эрика может предложить ему немногим меньше, чем он ей. В случае чего. Такая мысль его не обрадовала. Это было из области фантастики.

Потом Эмрис разделся, лёг и закрыл глаза. Он чувствовал себя несчастным.