Текст книги "Любовь и расчет"
Автор книги: Сесилия Грант
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
Ник сел в кресло, положив ладони на край стола, и закрыл глаза. Он не часто позволял себе спокойно взглянуть на вещи такого рода, но… как он оправдывал свои отношения с Мартой, когда отказался от Уилла? Поверхностный ответ не заставил себя ждать: они с мужем действовали благоразумно, совершив свое преступление в тиши сассекского прихода, за пределами лондонских сплетен и затем исправили дело поспешной женитьбой и пылким поведением молодоженов.
Они не оскандалили семью. Хотя факт остался фактом: свою первую дочь они зачали вне брака. Умышленно. Марта не могла сослаться, что ее соблазнили, когда специально наняла мистера Мерквуда с вполне конкретной целью сделать ей ребенка.
Ник ясно выразил свое неодобрение. Но человек цельной натуры перестал бы с ними общаться либо не стал бы отказываться от Уилла. Человек цельной натуры многое сделал бы не так, как делал в последнее время Ник.
Он открыл глаза. Посреди карты Марта нарисовала стрелку, указывающую на один из доков, вероятно, то самое место, название которого значилось вверху листа.
У Ника не имелось причины не прогуляться в ту сторону. Можно было сходить и посмотреть, что это за место, чтобы представлять, где Уилл проводит большую часть своего времени. Являться на порог офиса было необязательно, как и готовить речь для брата или решать, стоит или не стоит им снова разговаривать. Он мог просто прогуляться и подумать.
Ник встал и, подхватив рисунок Марты, прямиком направился к вешалке за сюртуком, чтобы выйти за дверь прежде, чем придумает убедительную причину остаться дома. Попросив Керли, жившего через коридор, принять посетителей, которые могли прийти в его отсутствие, Ник спустился во двор. Миновал солнечные часы, пустую теперь скамейку, на которой раньше сидела женщина, вышел на улицу и направился к реке.
«У меня в последнее время появилась причина поразмышлять на тему правильного и дурного поведения». Хотел ли он это сказать? Хотел ли вообще что-то говорить? «Я сделал нечто, чего стыжусь. Я подверг опасности отношения, которые не хотел бы испортить. Но не могу ни с кем это обсудить, не подвергнув риску репутацию дамы».
Возможно, он мог бы поговорить об этом с кем-то за пределами респектабельного мира, в котором мисс Уэстбрук планировала утвердиться. Но он бы не разрешил себе отправиться к Уиллу по столь эгоистичному поводу. Если возобновление отношений между ним и его братом возможно или хотя бы желанно, – притом что имелось с полдюжины обстоятельств против этого, – у них найдется масса других тем для обсуждения, прежде чем он позволит себе роскошь признания.
Когда Ник наконец стоял на отмеченном на карте причале, издали изучая видавший виды фасад нужной ему конторы, он не представлял, что скажет и вообще зачем он здесь. Только проделать весь этот путь, пользуясь схемой сестры, чтобы уйти после нескольких минут немого созерцания, вдруг показалось ему трусостью.
Держа руки в карманах, в одной из которых сжимал нарисованную Мартой карту, а вторую стиснул в кулак, Ник заставил себя двинуться вперед. Мимо груды клетей, которую двое мужчин разбирали, передавая поочередно двум другим грузчикам в лодке, мимо стаи чаек, дерущихся из-за какого-то мусора, найденного на пристани, мимо встречного потока людей, имевших полное право здесь находиться. Его сердце глухими ударами протестовало против принятого им решения. Наконец он взялся за ручку и, не представляя, что скажет, потянул дверь на себя.
В маленькой конторе оказалось гораздо сумрачнее, чем на улице. Источником света служила единственная лампа в сочетании с окном на фасаде здания. И в этом скудном освещении удалось разглядеть, что Уилла в конторе нет.
После нескольких мгновений, что понадобились зрению Ника, чтобы адаптироваться, он рассмотрел троих присутствующих в конторе людей. Более любопытного собрания Ник в своей жизни не видел.
Слева от него за столом, на котором раскладывал разнообразные мелкие вещицы, которые распаковывал из клети, стоял темнокожий мужчина ростом выше шести футов. Прямо перед ним с раскрытой на столе бухгалтерской книгой и ручкой в руке сидела страшноватого вида женщина с длинным носом.
А справа за столом, придвинутым к окну, свет из которого мешал обзору, сидел еще один персонаж, рядом с которым двое других выглядели как лучшие представители человечества.
Этот человек, видимо, пострадал от огня или щелока. Его лицо сплошь было покрыто шрамами. Начинаясь от волос, они спускались по шее и скрывались за воротником. Уголки его рта провисли. У него сохранилось лишь одно ухо и местами клочки волос.
Из чувства приличия Ник поспешно отвел от него глаза, хотя каким-то образом догадался, что этот человек был старшим в группе. В пользу этого умозаключения свидетельствовало более выгодное положение его стола и возникшая в комнате напряженность, указывающая, что двое других ждут его реакции на появление неожиданного посетителя. Темнокожий гигант и вправду перевел взгляд на своего покрытого шрамами коллегу. Женщина с застывшим над чернильницей пером в руке уставилась на Ника.
Он прочистил горло.
– Я не уверен, туда ли попал. – Теперь Ник повернулся к обгоревшему человеку без опаски показаться бестактным, поскольку адресовал вопрос ему. – Я ищу Уильяма Блэкшира. Мне сказали, что он работает здесь или где-то по соседству.
Чтобы Марта не упомянула о том, что их брат работает в столь странном окружении, казалось невероятным, хотя и не выходило за рамки возможного. Вероятно, сочла этот факт малозначащим.
– Ваши штурманские способности вас не подвели, но вам не повезло с выбором времени, – прозвучал добродушный ответ, хотя определить это по лицу было трудно. – Он сейчас находится на борту корабля, и в ближайший час-два мы не ждем его возвращения. Возможно, кто-то из нас сможет вам помочь?
– Нет, благодарю. Это не имеет отношения к бизнесу.
Когда входил, Ник закрыл дверь, притянув ее за собой, но ручку не отпустил и теперь сжал пальцы, собираясь уйти, чтобы люди могли продолжить заниматься делом, которому он невольно помешал.
– Может, хотите написать ему записку? – Человек со шрамами встал из-за стола, указав на канцелярские принадлежности на нем. – Мы передадим ему ее сразу, как только он вернется.
– О нет, в этом нет необходимости. Я уверен, что вполне справлюсь.
Ник сделал какой-то неопределенный жест свободной рукой, который можно было бы интерпретировать как: «Уверен, что мы вскоре с ним увидимся», потому что его честный язык барристера не поворачивался произнести эту ложь.
– Что-то случилось? – вмешалась женщина. Она не возобновляла свою работу и все это время не спускала с него глаз, разве что для того, чтобы моргнуть. – Что-то произошло, о чем он должен знать? – Она смотрела на Ника так пристально, что делалось не по себе. Пока он собирался в очередной раз сказать «нет», она добавила: – Что-то с его родными? Вы ведь один из его братьев, не так ли?
– Да. – «Как, черт подери, вы узнали?» – То есть. Нет. Ничего не случилось. И да, я его брат.
Порядок слов он, похоже, не перепутал, хотя она поймала его врасплох.
Внешне Блэкширы пошли в две разные линии. Ник и Уилл относились к разным типам, и малознакомые люди не признавали в них братьев. У Ника были светлые волосы и симметричная улыбка, а у Уилла – темные, и улыбался он криво. Один имел спокойные черты лица, а второй – подвижные. Общими у них были только…
– У вас одинаковые глаза. – Она как будто читала его мысли, в то время как он не мог даже представить, о чем она думает. – Как и у миссис Мерквуд. Вы с ней очень похожи.
Женщина резко отвела взгляд, сосредоточив его на ручке, зависшей над чернильницей. Возможно, поняла, что сболтнула лишнее. Либо сказала все, что собиралась сказать, и утратила к нему интерес. Окунув перо в чернильницу, она стукнула по нему большим пальцем, чтобы стряхнуть излишек чернил.
Ник чувствовал острое внимание со стороны двух других людей, и брошенный в их сторону взгляд подтвердил, что они смотрят на него с определенной долей любопытства. А человек со шрамами, приподнявшись, так и застыл над столом.
Забрезжила какая-то неясная, едва уловимая мысль, но Ник все же ее уловил, хотя тут же прогнал, потому что Марта не посчитала бы ее незначимой.
При повторном взгляде на женщину с пером мысль эта вернулась из изгнания, хотя все в нем возроптало. Она не могла быть ничьей любовницей; уж слишком непривлекательная.
Ника обдала волна презрения к самому себе. Он был в такой же степени низок, как и лицемерен. Он, привыкший думать, что умеет ценить женщину как личность, а не как обладательницу прелестного личика и форм.
Ник кашлянул.
– Прошу прощения. Мисс. Мадам. – Ее перо оторвалось от бумаги, и она вскинула глаза, чтобы поймать его взгляд. – Возможно ли… – Он мог поставить себя еще в более неловкое положение, чем то, в котором уже находился, если выяснится, что ошибается. Тем не менее Ник отпустил ручку двери и сделал шаг вперед. – То есть… вы, случайно, мне не невестка?
По его шее к щекам распространялось тепло. Мужчины слева и справа наблюдали за сценой в тишине и неподвижности.
Женщина выпрямилась, пригвоздив его всей силой своего взгляда.
– Я жена Уилла Блэкшира, – сказала она. – Если это что-то для вас значит.
Не дожидаясь ответа, она снова опустила голову к своей работе, заскрипев пером с того места, где остановилась.
От ее грубости у Ника перехватило дыхание. Легкие буквально отказывались работать. Он стоял, продвинувшись на шаг вперед, в комнате, в которой его не ждали, и тепло, разливавшееся по щекам, переросло в жар, поднявшийся к волосам. Все эти ощущения поразительным образом походили на те, которые он испытал, когда мисс Мэри Уотсон обратилась к нему при свидетелях в коридоре Олд-Бейли, бестактно коснувшись темы этой самой женщины, которая теперь сидела перед ним.
Ник посмотрел влево и вправо. Мужчины оставались безучастными, во всяком случае, высокий. Второй, возможно, проникся сочувствием, но оно не нашло отражения на его обезображенном лице. Да ладно, пусть и он остается безразличным. Все здесь были лояльны к Уиллу. Никто не станет проявлять сочувствие к его брату, который от него отказался. С какой стати?
У Ника не возникло ни малейшего желания отвечать на грубость женщины. Она всего лишь озвучила внутреннюю неудовлетворенность, что не покидала Ника с того дня, когда он в последний раз разговаривал с Уиллом.
Ник отступил назад и попытался нащупать дверную ручку. Это удалось ему не сразу.
– Спасибо, что уделили мне свое время. – Собственный голос показался ему чужим. – Всего хорошего.
Шум в ушах и скрип отворяемой двери не позволили ему услышать, пожелал ли кто и ему доброго дня в ответ. Впрочем, это не имело значения. Ник вышел, толкнул, закрывая, дверь и покинул место, сжимая в карманах кулаки, пока скомканный рисунок Марты не перестал занимать в пространстве хоть какое-то место.
Глава 11
– Похоже, что это почерк виконтессы. Она слабо прописывает петельки у строчных «р» и «д», так что трудно отличить их от «о» и «а», если не знаешь, какое слово она пишет. – Леди Харрингдон сидела на своем конце дивана с приглашением Кейт в одной руке и своим – в другой, которые тщательным образом сличала. – Все же я подозреваю, что это проделка ее мужа. Он заставил ее вас заметить, посадив вас, девушек, рядом с собой за ужином. Наверняка он забыл упомянуть ваш статус. Боюсь, что она будет не слишком довольна, когда узнает, что отправила приглашение компаньонке леди.
– А меня не удивляет, что мисс Уэстбрук пригласили. – Мисс Смит прибыла сегодня в гости самостоятельно, поскольку у миссис Смит разыгралась головная боль. С прямой спиной она сидела на диване напротив, сложив на коленях руки. Замечание графини вызвало у нее явное недоумение. – Мы все славно провели время за ужином. – Она бросила взгляд на Кейт, которая заняла место рядом с вдовой. – Могу сказать, что вы произвели хорошее впечатление на леди Кэткарт и, безусловно, на лорда Кэткарта. Я слышала, как он расхваливал жене ваши восхитительные манеры.
У Кейт потеплело на сердце от проявленной доброты мисс Смит, от комплимента и великодушия лорда Кэткарта и его супруги, пригласившей ее на бал, даже от подозрительного отношения ее тети к мотивам других людей. В гостиной Харрингдонов сегодня было приятно находиться. Ее снова представили вдове, и бабушка дважды отметила ее красоту и, похоже, получала удовольствие от истории, которую ей читала Кейт.
– Вы молодая, незамужняя леди, мисс Смит, так что я прощаю вам некоторое ваше невежество. – Леди Харрингдон в последний раз повертела в руках приглашение Кейт. – Обычно, когда джентльмен расхваливает жене восхитительные манеры красивой девушки, с которой танцевал на вечере, жена не отвечает приглашением этой красивой девушке на свой собственный прием. – Графиня широким жестом отложила приглашение в сторону. – Однако мы не станем подозревать лорда Кэткарта в нечестных мыслях относительно мисс Уэстбрук, поскольку он так гордится своей верностью жене.
– Значит, вы рекомендуете мне принять приглашение? – Кейт в обязательном порядке намеревалась пойти на этот бал, но не помешает проявить должное уважение к мнению тети. – Мне бы не хотелось стать причиной неловкости леди Кэткарт.
– Вы обязательно должны принять приглашение. – Графиня с щелчком раскрыла висевший на запястье веер. – Вряд ли когда еще последуют подобные приглашения, так что нужно воспользоваться возможностью. А лорду и леди Кэткарт придется пересмотреть списки своих гостей, чтобы не повторять таких ошибок в будущем.
– Я все же думаю, что приглашение – не ошибка. – Какая же она славная и добросердечная девушка, эта мисс Смит, раз посмела встать на ее защиту, не опасаясь снискать неодобрение со стороны леди Харрингдон. – Виконт знал, что мисс Уэстбрук компаньонка леди, и все же пригласил поужинать за своим столом. Так почему виконтесса не могла, зная это, пригласить девушку на свой бал?
– Я, кажется, утратила нить повествования, – подала голос вдовствующая графиня, повернувшись к Кейт. – Кассандра отправится на бал?
Кассандра была героиня из истории Акерманна.
– Нет, миледи, боюсь, мы отвлеклись от темы. Я сейчас вернусь к Кассандре, если позволите.
Кейт, вскинув брови, посмотрела на тетю в ожидании разрешения.
Леди Харрингдон кивнула с такой одобрительной улыбкой, что Кейт подумала, что расплавится.
Она все еще читала о Кассандре, когда пришел лорд Харрингдон в сопровождении лакея, чтобы помочь отвести престарелую даму в ее покои. Графиня попросила их прийти чуть позже, и лакей вышел. Граф остался ждать в гостиной и, по-видимому, наблюдал, как она читает. Кейт не видела выражения его лица, поскольку не могла оторвать глаз от страницы, но когда настал черед уводить старую графиню, он наклонил голову и сказал Кейт спасибо.
Эта незначительная любезность наполнила ее сердце такой же радостью, как кивок и улыбка тети. Более того, этот знак внимания всколыхнул в ней надежду, что, возможно, наступит день, когда она будет сидеть в этой самой гостиной на правах признанного члена семьи и называть Харрингдонов «тетя», «дядя» и «бабушка», наблюдая с нескрываемой гордостью и удовлетворением, как папа и его родственники наводят мосты отношений, так давно уничтоженные.
Вот чего она лишилась бы, если бы ее застали с мистером Блэкширом в библиотеке. Следовательно, тот поцелуй был ошибкой. Все ее надежды зависели от брака с человеком высокого положения и хорошими связями. Кейт больше не могла позволить себе забыться, ни на минуту.
Из дома Харрингдонов она вышла вместе с мисс Смит. Как только дверь за ними закрылась, молодая леди заговорила:
– Я не собиралась критиковать леди Харрингдон. Она всегда с большим вниманием относилась к моей матери после того, как мы потеряли отца. И я благодарна ей за то, что хочет устроить мою судьбу. Но мне хочется, чтобы мы предпочитали тактичность искренности.
– Не думаю, что ей нужно учиться такту. – Кейт нравилась прямолинейность леди Харрингдон, но она, естественно, симпатизировала мисс Смит. – Как не думаю, что она и вправду считает вас невежественной. Нет, разумеется. Скорее она хотела подчеркнуть, что молодые женщины знают меньше о браке, чем те, что постарше.
– О, меня совсем не задело ее замечание. Меня больше беспокоит ее пренебрежение в разговоре с вами. Разве стоило говорить, что ваше приглашение, возможно, является шалостью виконта, и что вы вряд ли получите когда-либо другое, или что леди Кэткарт неправа, оказывая вам почтение, достойное ближайшей родственницы графа?
Выходит, мисс Смит знала, что лорд Харрингдон – ее дядя.
– Вы очень добры, что приняли мою сторону. – Они шли по площади в северо-западном направлении. Кейт опустила взгляд на камни под ногами. – Но я отношусь к этому спокойно, потому что она права насчет приглашения. В нашей семье есть обстоятельства, мешающие обществу и нашим благородным родственникам принимать нас.
Кейт говорила ровным, спокойным голосом. Такие факты она обычно не сообщала малознакомым людям, но, поскольку о ее родстве с лордом Харрингдоном стало известно, скрывать остальное не имело смысла.
– Я знаю. Мне матушка рассказала об этом после нашей первой встречи. – Мисс Смит вдруг замедлила движение и, вынув руку из горностаевой муфты, положила на локоть Кейт, чтобы остановить. – Теперь я позволю себе излишнюю прямоту. – Ее голубые глаза отразили чувство неловкости, смешанное с непоколебимой решимостью. – У вас есть подходящий наряд для бала у леди Кэткарт, раз вас пригласили как гостью, а не компаньонку леди Харрингдон? Я подумала, что, возможно, у вас нет соответствующего вечернего наряда.
Мисс Смит, вероятно, заметила, что она явилась к Эстли в том же платье, которое было на ней во время первого визита в дом Харрингдонов. Ущемленная гордость Кейт заставила ее внутренне поморщиться.
– Нет. Мне придется надеть то же платье, в котором была на рауте леди Эстли. Я заменю розовые ленты на другие и, возможно, смогу одолжить у матери ее лучшую шаль, чтобы платье выглядело наряднее.
– Ничего этого не делайте. Вы можете взять одно из моих платьев. Мы одного роста и, размеры наши тоже, кажется, совпадают. – Лицо мисс Смит выражало мольбу. – Приезжайте в тот вечер ко мне, и от меня мы вместе отправимся на Беркли-сквер к графине, а оттуда – на бал. Вы окажете мне услугу. Я терпеть не могу собираться на балы, а вместе будет веселее.
Чем больше доводов приводила мисс Смит, тем яснее проступала идея благотворительности. Она жалела бедную мисс Уэстбрук, у которой не было даже подходящего вечернего туалета, и пыталась ее облагодетельствовать.
Кейт колебалась. Она никогда не принимала благотворительности со стороны других молодых особ. Скорее наоборот. Чаще всего она советовала кому что надеть и как причесаться. Обычно искали ее дружбы и расположения.
С другой стороны, девочки в школе мисс Лоуэлл не были, по сути, ее подругами. Они были скорее фрейлинами, глядящими ей в рот в ожидании мудрого совета относительно последних фасонов шляпок или романов, какие должна читать модная барышня. И все это произошло в результате продолжительной, решительной борьбы заставить их забыть о мезальянсе ее родителей и ценить ее за собственные заслуги.
Мисс Смит доброжелательно отнеслась к ее происхождению. Она знала историю семьи Кейт еще до приема в Крэнборн-Хаусе, тем не менее тепло приветствовала Кейт и выслушала ее мнение о «Гордости и предубеждении». Так ли уж плоха благотворительность, если сопровождается душевностью и дружеским расположением?
– Вы так добры. Буду рада воспользоваться вашей любезностью.
Кейт было неловко и странно произносить эти слова, но они были вполне уместными.
Мисс Смит просияла в ответ, и Кейт при всех своих добрых намерениях не могла снова не обратить внимания, как лоб и подбородок девушки отвлекают от ее очаровательных глаз.
Но теперь и сама Кейт могла предпринять кое-какие шаги в этом направлении. Кто сказал, что благотворительность не может быть обоюдной? Взяв подругу под руку, она продолжила движение по площади.
– А вы не думали, какую прическу сделать для бала? – спросила она, мысленно представляя, на что способны ножницы, гребень и искусно вплетенная лента подходящего оттенка голубого.
– Можешь выбрать любое платье, какое придется тебе по вкусу, хотя у меня уже есть готовое предложение.
Три дня спустя мисс Смит, или Луиза, как теперь звала ее Кейт, носилась по своей гардеробной с непринужденным видом человека, привыкшего к тому, что у нее есть личная гардеробная. И собственная спальня.
Кейт познакомили с тремя другими очаровательными сестрами Смит, у которых тоже имелись собственные комнаты дальше по коридору. Так что никакого сестринского присутствия она не обнаружила ни в аккуратно убранной спальне, ни в гардеробной с туалетным столом, поставленным там, где захотела Луиза. Все ее платья были прелестными и нарядными, без малейшего намека на мрачные тона квакерской одежды.
Платье, предложенное Кейт для рассмотрения, превосходило все ее ожидания. Из красного шелка самого пылающего оттенка, который можно было представить, оно не имело ни рюшей, ни оборок, чтобы не отвлекать взгляд от цвета и покроя. Единственным его украшением был умеренной длины шлейф. Кейт еще не доводилось носить платья со шлейфом.
Затаив дыхание и спрятав нетерпеливые руки за спину, она с трудом выдавила из себя надлежащие слова вежливости.
– А ты сама не хочешь его надеть, чтобы произвести впечатление?
– Откровенно говоря, оно для меня несколько вызывающее. Я не хочу сказать, что оно неприличное. Вырез вполне допустимый даже без шемизетки. Но я не представляла, что получится, когда рассматривала ткань и фасон в отдельности. Ты видишь, оно привлекает внимание, а я не люблю, чтобы на меня смотрели. В то время как ты, насколько я понимаю, привыкла к этому. – Луиза улыбнулась без малейших признаков зависти. – Пожалуйста, хотя бы примерь его. Если оно не подойдет, мы найдем среди других что-нибудь подходящее.
Это решило исход дела. Если ей позволят высказать свое мнение по этому поводу, то Луиза сегодня узнает, как приятно, когда на тебя смотрят.
– Спасибо. Не могу представить, что мне захочется примерить что-нибудь еще. Но поскольку ты лишила меня удовольствия выбора, предложив идеальное платье с первого раза, я настаиваю, чтобы ты разрешила мне выбрать наряд для тебя. И позволь также взглянуть на ленты. Когда я впервые тебя увидела, то сразу подумала, как бы чудно смотрелись твои глаза, подчеркнутые правильным оттенком голубого.
Следующие полчаса прошли в веселом выборе и примерке красивейших платьев с помощью настоящей горничной, после чего Кейт нашла применение своим талантам в подготовке наряда мисс Смит.
В гардеробе нашлась лента подходящего оттенка индиго и нужной ширины, чтобы стать достойным украшением прически, с достаточно длинными концами, которые будут развеваться во время танца. Вдобавок у Луизы имелось платье из похожего синего атласа и ожерелье из темных сапфиров. Все это должно было подчеркнуть цвет ее глаз. Локоны, после того как Кейт подстригла впереди несколько стратегически важных прядей, не только скрыли диспропорцию лба, но и завились в соблазнительные, непослушные кудряшки, благодаря чему девушка вдруг приобрела интригующий озорной вид; леди Романтика; озорная сестренка Байрона.
– Но мне не хочется, – сказала Луиза, когда Кейт озвучила свое наблюдение, – не хочется привлечь внимание джентльмена, который сочтет меня шалуньей, то есть примет не за ту, кто я есть.
– А разве не может случиться, что господин, принявший тебя не за ту, кто ты есть, после разговора с тобой поймет, что твой истинный характер нравится ему еще больше?
Кейт стояла слева от Луизы и укладывала пряди, чтобы спрятать заколку, удерживающую ленту в волосах. Горничная, которая давным-давно должна была сама предложить мисс Смит сменить прическу, ушла одевать миссис Смит, предоставив девушкам возможность болтать на любые темы. Теперь Кейт сосредоточила внимание на собственном отражении в зеркале туалетного стола и поправила один из рукавов платья.
Короткие рукавчики, собранные в фонарики, сидели максимально широко на плечах и вместе с квадратным вырезом позволяли видеть, как плечи переходят в руки и округлости груди.
Луиза сказала правду: платье вовсе не было неприличным. На рауте у Эстли Кейт видела женщин с куда более откровенными декольте. Все же она еще никогда так не ощущала свою грудь.
Впрочем, она хорошо ощущала ее в библиотеке Эстли, когда думала, что, возможно, мистер Блэкшир захочет к ней прикоснуться.
Мистер Блэкшир тоже будет сегодня на балу. Он заверил в этом отца, хотя разговор этот состоялся где-то в «Судебных иннах». Он не появлялся у них с тех пор, как приходил с лордом Баркли. Было странно сознавать, что она снова увидит его, а он ее – в таком шикарном наряде.
– Полагаю, что кто-нибудь может познакомиться со мной так, как ты описываешь, но я бы предпочла мужчину, которому захотелось бы подойти ко мне не потому, что был введен в заблуждение обманчивой внешностью. – Луиза взяла с туалетного столика ножницы и, хмурясь, покрутила в руках. – Жаль, что нет иного способа найти себе мужа, кроме этих балов и собраний, где все друг друга оценивают из соображений супружества. Если бы можно было сначала узнать мужчину как друга, чтобы не задаваться вопросом, хорошо ли он танцует или идет ли мне это платье; если бы мы могли узнать направление мыслей друг друга и могли разговаривать, не думая, как высказанное мнение способно повлиять на его отношение к тебе или на твое к нему; если бы я могла увидеть и оценить его положительные качества, а он – мои, не думая об обладании, тогда любовь, если зародится, имела бы более надежное основание.
– Но… может ли любовь вообще возникнуть в таком случае? Если ты с самого начала будешь думать о нем как… о брате? Маловероятно, что после этого в тебе проснутся романтические чувства к нему, а в нем – к тебе.
Люди так не влюбляются. Как можно влюбит в описываемой мисс Смит ситуации?
– Не знаю. Ты читала «Эмму»? – Подруга подняла на Кейт глаза, отложив ножницы в сторону. – Мистер Найтли и Эмма на протяжении почти всей книги общались как брат и сестра. Они и вправду были в какой-то мере родственники. Его брат женился на ее сестре. И все же влюбились. Тебе не кажется, что это жутко романтическая идея? Любовь незаметно овладевает людьми, которые до сих пор считались друзьями.
– Не так уж и незаметно. По крайне мере для мистера Найтли. – Кейт вдруг стало очень важно разобрать по косточкам утверждение Луизы. – Он знал много лет, что любит Эмму. Я не уверена, что будет правильно утверждать, что любовь подкралась к ней незаметно. По мере того как она взрослеет, к ней приходит осознание того, что, возможно, давно жило в ее сердце.
– Может быть, ты права. Но я всегда буду мечтать, чтобы мой будущий муж сначала увидел во мне друга. – Луиза посмотрелась в зеркало и взялась поправлять на лбу кудряшки. – Когда романтические чувства ослабнут – а они когда-нибудь все-таки ослабнут, – у нас по крайней мере сохранится объединяющая нас дружба.
На какой-то миг Кейт онемела. Что за грустные мысли о браке у молодой девушки! Как можно радоваться дружбе с мужем, который тебя разлюбил? Разве при этом не возникнет чувство, что ты подбираешь жалкие крохи со стола, который прежде ломился от яств? Неужели будешь безучастно смотреть и, возможно, желать ему счастья, если он возьмет себе любовницу и будет дарить ей свою страсть и любовь? Как можно…
Кейт остановила себя. Она не имела права возмущаться, поскольку намеревалась отхватить себе самого завидного жениха, не думая при этом о сердце. Она собиралась соблазнить мужчину своей красотой и связать брачными узами, пока еще страдает муками глупой, безотчетной влюбленности. Он, ее плененный маркиз, возможно, и обзаведется любовницей, когда первое пламя страсти угаснет.
Что ж, она была к этому готова и найдет утешение в мыслях о том, что ее сестры устроены, и, возможно в новом наряде или двух. Но ситуация Луизы была иной. У нее были знатная семья и, судя по всему, богатое приданое. Ей не стоило смотреть на брак с такой безнадежностью.
Кейт подтянула к подруге стул и села рядом.
– Романтические чувства не всегда уходят. Я это знаю. Мой отец влюбился в мою мать, когда однажды увидел ее на сцене в театре, и решил жениться на ней еще до того, как они обменялись парой слов. Все это выглядело как юношеская блажь, так она ему и сказала поначалу. Но он поставил перед собой цель добиться ее расположения и добился своим упорством и достоинствами.
Обычно эта история вызывала у Кейт чувство неловкости своей чрезмерной романтичностью, не говоря уже о неловкости брачного мезальянса.
Впрочем, Луиза, похоже, имела романтическую жилку. Это было связано с Эммой и мистером Найтли. Тем не менее ей будет полезно лишний раз услышать, что любовь может сохраниться и в браке. К тому же зная, каким скандалом все закончилось, она искала общества Кейт.
– Они женаты уже двадцать три года, – продолжила Кейт. – Но все еще проявляют такую любовь друг к другу, что их взрослым детям порой даже делается неловко.
Как ни странно, но, сказав это слово, Кейт не почувствовала неловкости, а скорее гордость, что пример ее родителей может послужить путеводной звездой для девушки с сапфирами, живущей на Саут-Одли-стрит.
Кейт не всегда гордилась этой историей. В школе мисс Лоуэлл она все свои силы положила на то, чтобы отделить себя от своих корней и развить в себе светские манеры, способные убедить ее одноклассниц, что она сошла со страниц последнего выпуска «Ля бель ассамбле» и не имеет сомнительных родственных связей.
– Луиза, можно мне спросить тебя кое о чем? – Кейт не хотелось затевать этот разговор, но он напрашивался сам собой. Она повернула голову к зеркалу и обратилась к собеседнице: – Почему ты так добра ко мне, хотя все знаешь о моей семье?
«Потому что мне тебя жалко». Кейт боялась это услышать, но теряться в догадках было еще хуже.
– Ты мне понравилась, когда мы встретились в доме твоей тетушки. – Голос девушки прозвучал с мягкой серьезностью. – Ты была очаровательна и грамотно излагала свои мысли. Мне понравились твои замечания касательно сэра Джорджа Бигсби. Я подумала, что мы могли бы стать подругами. – В отраженном в зеркале лице, обрамленном дерзкими кудряшками, не проявилось ни тени хитрости или расчета. – Кем бы я была, если бы изменила свое мнение, узнав о твоих родителях?
– Никем. Большинство людей основывают свое мнение о молодой леди с учетом положения ее родителей. И то, что ты этого не делаешь, выходит за общепринятые рамки, ты не можешь в этом со мной не согласиться.
