Текст книги "Любовь и расчет"
Автор книги: Сесилия Грант
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)
– Я хотела, чтобы он поцеловал меня. Сомневаюсь, чтобы он позволил себе это, если бы не почувствовал, что я этого хочу. И я не остановила его ни вначале, ни потом. Он первый остановился и сказал, что мы не должны были этого делать.
– Кейт! – Голос Ви взвился возмущенным шепотом, и она приподнялась на локте. – Ты влюбилась в него?
– Трудно сказать. Мы давно его знаем. Наверно, если бы я могла в него по-настоящему влюбиться, то не ждала бы столько времени.
Она и сама спрашивала себя об этом в карете леди Харрингдон, когда ехала домой.
– Да, это непохоже на то… когда люди влюбляются. – Вздох матраса подтвердил, что Виола снова легла на подушки. – Папа говорит, что когда впервые увидел маму, то его словно молния пронзила.
– Да. – Так, во всяком случае, рассказывают о том, как возникает любовь. – Но у нее все обстояло иначе.
– Нет. Она полюбила его, когда узнала. – Сестры так часто слышали эту историю, что могли бы пересказать слово в слово. – Но это заняло несколько недель или месяцев, самое большее. А ты знаешь мистера Блэкшира гораздо дольше.
– Вот видишь? Так что о любви говорить не приходится. К тому же, будь я влюблена, разве стала бы сомневаться в этом?
Над этим вопросом больше всего она ломала голову, когда пришла к выводу, что не влюблена. «Потому что я распутная», – пришел в голову первый постыдный ответ, самоосуждение, постигшее ее, едва ступила на террасу, возвращаясь в бальный зал.
Однако чем больше Кейт рассуждала на эту тему, тем менее убедительным представлялся ей этот ответ. Да и ее сестру подобное заявление вряд ли удовлетворит. Она потребует доказательств и подробностей.
– Я начинаю думать, Виола, что в наших познаниях о любви имеются существенные пробелы. – Распутное поведение? Возможно. В этом содержится часть правды. – Я всегда считала, что целовать – это удел мужчины, а удел женщины – позволить ему это или отказать. Мужчина ищет благосклонности женщины, а женщина идет навстречу, порой ради любви. Но никто мне никогда не говорил, что у меня может возникнуть желание целоваться ради самого поцелуя. Теперь не знаю, что и думать.
Кейт почти услышала, как ее сестра задумалась над этой неожиданной мыслью.
– Хочешь сказать… что тебе было приятно, – произнесла Виола некоторое время спустя.
– Приятно, как приятны, вероятно, в моем представлении крепкие напитки. – Кейт хотелось рассказать сестре все в подробностях: о пьянящем воздействии его близости, о воздушном скольжении его губ по ее губам, о ярко выраженных свидетельствах его радости, о подушечках его пальцев на ее затылке. Но она уже и так немного предала мистера Блэкшира, рассказав о том, о чем, наверное, можно было и умолчать. Так пусть хоть это останется между ними. – И так же затмевают сознание, как алкоголь.
Если бы он попытался пойти дальше поцелуя, то я не уверена, что стала бы препятствовать этому.
– И даже позволила бы ему себя обесчестить? Зная, что может появиться ребенок?
Голос Виолы от изумления стал совсем тонким.
– Наверное, я все-таки вспомнила бы о возможных последствиях и вовремя остановилась бы. Но я и так рисковала, целуясь с ним в таком месте, где нас могли застать. Я ничего не соображала. И мне стыдно в этом признаться. Но это правда. – В голове Кейт промелькнула мысль: какое хорошее выражение – «снять с себя груз». Вот она и призналась в своем темном позоре и теперь чувствовала себя гораздо легче, словно и в самом деле сняла груз с плеч и груди. – Я тебя шокировала?
– Немного. По меньшей мере удивила. – Ви говорила медленно, так у нее всегда происходило, когда некий механизм в ее голове начинал усердно крутиться. – И с какой стати мне удивляться? Мужчины часто теряют разум, когда поддаются страсти, – не об этом ли нас предупреждают, когда говорят, чтобы мы не оставались с ними наедине? Не на этой ли фантазии строят свои многочисленные романы писатели вроде мистера Ричардсона? – Тогда с какой стати у женщин должно быть все иначе?
Слава богу, что ее обычно непримиримая сестра так быстро справилась с шоком, оставила стыд и начала облекать полученный опыт в новую форму для одной из своих теорий. Кейт улыбнулась в темноте и натянула одеяло до подбородка.
– Может быть, поэтому мне никогда не нравились романы мистера Ричардсона. Наверно, я всегда подозревала, что они полны лжи.
– Думаю, наш пол ввели в огромное заблуждение. Ричардсон – лишь один из неисчислимой армии шарлатанов. В этом виноваты матери каждой девушки, если они открыто не говорят с дочерьми на тему плотского наслаждения и страсти. Неподготовленная девушка оказавшись в такой ситуации, как ты сегодня, может с легкостью пасть жертвой обстоятельств.
– Но я не могу судить сурово молчаливых матерей. – Посреди этой мысли Кейт зевнула. Теперь, когда она сделала свое признание и получила прощение от греха распутства, к ней пришла теплая, приятная сонливость. – Я уверена, что они опасаются посеять там где его до сих пор не существовало.
– Тогда я должна сделать то, чего не делают они. Вооружить юных леди правдивой и достоверной информацией. Думаю, в отдельной брошюре. Затем я перепишу главу о падших женщинах.
– Виола выдержала паузу. – Еще мне, очевидно, придется пересмотреть свои взгляды на тему физической неприкосновенности девушек.
– Я рада, что поделилась с тобой, Виола.
Эти несколько слов заменили ей дюжину других. «Спасибо за понимание того, что со мной произошло. Спасибо, что выслушала. Спасибо, что ты единственная из всех женщин, кого я знаю, кто, выслушав мою историю, не нашел причины меня упрекать».
– Я тоже. – Ви повернулась на другой бок, утащив за собой большую часть одеяла, что было свойственно ей в ранней юности. – Иначе я бы не смогла узнать правду о поцелуях, а теперь мне есть о чем подумать и написать.
Кейт осталась в постели сестры. Спать с ней, как в детстве, прижавшись друг к другу, было настоящим утешением. Она почти поверила, что она еще маленькая и невинная.
В ожидании прихода сна ее дыхание стало медленным и ровным. Будущая встреча с мистером Блэкширом представлялась непростым испытанием. Она смутно сознавала это даже в свете оправдательных речей Виолы. Эта перспектива будоражила мысли, отвлекая от сна. Как же ей вести себя в новых обстоятельствах? Есть над чем подумать.
* * *
Все три дня, что прошли с момента того события, он не переставал размышлять, что нужно сделать, чтобы Кейт не испытывала неловкости. Чтобы убедить ее, что между ними ничего не изменится; что во всем виноват он один; что он уже забыл обо всем, особенно о ее словах: «Я не жалею о случившемся, Ник».
Вероятно, она тоже над этим размышляла и решила скрыться за маской гостеприимства, веселости, хорошего настроения. Видеть это было больно. Ему не хотелось заставлять ее притворяться.
Но вот он пожаловал в их дом впервые после обещания ее отцу оберегать девушку от посягательств беспринципных мужчин, и всё их общение друг с другом сводилось к обмену ничего не значащими фразами. Она сидела на диване рядом с мисс Виолой, занятая вышиванием, в то время как ее сестра читала книгу. Время от времени они прерывались, чтобы взглянуть на странные упражнения на другом конце гостиной у камина.
Хотя, вероятно, эти упражнения не выглядели для сестер такими уж странными. Нечто подобное они неоднократно наблюдали и прежде.
Ник сгибал и разгибал пальцы правой руки, отгоняя таким приемом прочь посторонние мысли.
– Готовы? – Он поднял свою бумагу, чтобы лорд Баркли мог прочитать, что там написано. – Тогда попытаемся еще раз.
Баркли наклонился, подхватил в обе руки по ведерку с углем и выпрямился. Набрал в грудь воздух и сосредоточился на бумаге.
– «Кровь разожгите, напрягите мышцы, свой нрав прикройте…» Господи, разница ощутимая.
– Вы чувствуете, как источник голоса опускается? – с легкостью донеслись слова миссис Уэстбрук через две комнаты и два дверных пролета, где она остановила свою царственную поступь. Ник для иллюстрации постучал пальцами по собственной грудной клетке и повернулся к ней лицом. – Здесь ваш природный источник речи, – продолжала она. – Если хотите, чтобы вас услышали на задних рядах без малейшего напряжения с вашей стороны, отсюда нужно и начинать. Тщательное произношение согласных выполнит остальную работу. – У нее в руках была трость, которой она произвела в воздухе изящный росчерк. – И не забывайте делать правильные вдохи. «Свой нрав прикройте…»
Баркли кивнул, облизнул губы и снова взглянул на страницу.
Свой нрав прикройте бешенства личиной!
Глазам придайте разъяренный блеск —
Пускай, как пушки, смотрят из глазниц;
Пускай над ними нависают брови,
Как выщербленный бурями утес
Над основанием своим, что гложет
Свирепый и нещадный океан .
Они повторяли речь уже седьмой раз. Баркли прошептывал ее, произносил разговорным тоном, артикулировал с зажатой винной пробкой в передних зубах. Ник подозревал, что все присутствующие в комнате уже могли бы повторить без запинки заключительные строки:
Сцепите зубы и раздуйте ноздри;
Дыханье придержите; словно лук.
Дух напрягите. – Рыцари, вперед!
В вас кровь отцов, испытанных в бою.
– Отлично, сэр. Полагаю, что мы теперь все готовы сорваться с места и броситься в атаку на врага, которого вы укажете.
Она, миссис Уэстбрук, и сама могла бы стать отличным полководцем. Ник хорошо помнил, какую гордость испытал первый раз, когда она его похвалила.
Вероятно, полная мера ее гнева произвела бы на него не менее сильное впечатление. И наверняка он прочувствовал бы его, как и гнев мистера Уэстбрука, если бы они узнали, что он посмел прикоснуться к их дочери.
Но куда хуже гнева стало бы их разочарование. «Я не сожалею о том, что случилось, Ник» было бы для него жалким утешением, если бы в результате своих действий он утратил их доброе расположение, которое ценил превыше всего.
Ник вновь сжал пальцы, чтобы прояснить мысли.
Баркли склонил голову в знак признательности за похвалу миссис Уэстбрук.
– Вы очень добры. Признаюсь, что все еще чувствую себя несколько нелепо, произнося эти великие слова. Я думал, что мы будем практиковаться на простых предложениях.
– Считайте, что вам повезло, лорд Баркли. – Мисс Уэстбрук буквально искрилась озорством, когда Ник повернулся к ней. Ее игла продолжала деловито мелькать. – Когда на вашем месте стоял мистер Блэкшир, мама заставила его произносить одну из речей Порции из сцены суда.
Барон, уловив ее настроение, вскинул брови и улыбнулся Нику.
– «По принуждению милость не действует» [8]8
Шекспир. «Венецианский купец».
[Закрыть]?
– Ничего подобного. – Миссис Уэстбрук сделала несколько шагов в соседнюю комнату; Ник слышал стук ее трости. – Если бы я назначила ему задание выучить эту затертую до дыр речь, ему пришлось бы вызубрить ее, чтобы проникнуться смыслом слов. То же было бы и с вами, если бы я велела вам прочесть речь о дне Святого Криспина. Я выбираю нечто такое, что требует от говорящего приложения некоторого количества энергии.
– Кроме того, все эти дела с милостью не пройдут в реальном зале суда. Ни один судья не станет опираться на милость. Это не юридическое понятие и, стало быть, не входит в их компетенцию. Такого рода педантизм греет сердце барристера.
Последнюю фразу Ник бросил через плечо с улыбкой, адресованной матери семейства Уэстбрук.
Нет, она не знала о его поступке. Он разумно полагал, что мисс Уэстбрук не станет рассказывать, и теперь убедился в этом. Дело было не в том, что миссис Уэстбрук не смогла бы притвориться, что ничего не знает, а в том, что не стала бы этого делать и сразу выложила бы ему все, что думает о его поведении.
– Если бы я была судьей, то непременно позволила бы говорить о милосердии, – высказала свое мнение мисс Виола, сердито глядя на Ника. – Как и барристер должен зачастую убеждать людей пересмотреть свое первоначальное видение событий, опираясь на милосердие. Почему нет? И лорд Баркли, я уверена, сумеет убедить членов парламента посмотреть на вещи со своей точки зрения.
Кейт сидела с опущенными ресницами, так как следила за работой своих пальцев, и только в конце подняла глаза на обоих мужчин и улыбнулась.
Барон улыбнулся в ответ.
Она нравилась ему. Это следовало ожидать. Он встретил ее во всем блеске на балу, когда она светилась от радости, и теперь, видя ее изысканные манеры в кругу семьи, не признающей условностей, куда судьбе было угодно ее поместить, он, несомненно, лишь утвердился в своем хорошем мнении, сложившемся на балу. Широкая улыбка на его лице сделала заметной перечеркнутую шрамом ямочку.
Отлично. Это был триумф. Но реакция барона на знакомство с семьей мисс Уэстбрук с легкостью могла бы выразиться и в нескрываемом разочаровании, что прелестная девушка, которую он встретил на рауте у Эстли, не относится к числу приемлемых невест. Но Ник рассчитывал на справедливость его суждений, и расчет, похоже, оправдался.
Как и расчет мисс Уэстбрук. В данном случае их цели совпадали.
Ник отступил на полшага назад и повернулся вполоборота к миссис Уэстбрук.
– Следует ли ему повторить все второй раз с ведрами, или можно оставить их в покое?
Уже без ведер Генрих V снова и снова понуждал своих людей к свирепости, а потом еще раз, обращая внимание на стратегические паузы и модуляцию слогов. Ник сохранял свою позицию, держа бумагу и вставляя время от времени свои предложения.
По его поведению она могла видеть, что он имел исключительно дружеские намерения, разве нет? За прошедшие после раута дни у него было достаточно времени, чтобы подумать о своем поведении с того момента, когда застал ее с лордом Джоном, и до того, как коснулся пальцами ее затылка. На ум приходили самые нелестные мотивации. Ревность. Зависть. Желание, над которым он был не властен. Продвижение ее интересов, связанных с другим мужчиной, наверняка было наилучшим способом доказать им обоим, что собственных видов на нее у него не было.
Ник повел плечом, которое стало уставать из-за неподвижной позы, которую приходилось сохранять, пока держал бумагу с монологом, и, воспользовавшись возможностью, взглянул на диван. Мисс Уэстбрук тотчас отвела взгляд и еще прилежнее сосредоточилась на вышивании.
Будь оно все проклято! Ему было невыносимо видеть, что она испытывает неловкость в его присутствии и вынуждена то притворяться, то вести себя не совсем естественно, избегая в любом случае встречаться с ним глазами. Им нужно было поговорить с глазу на глаз. Несмотря на твердое решение не видеться с ней наедине, Ник хотел улучить момент, чтобы побеседовать с ней без свидетелей. Быстрое и честное признание своей ошибки, поставившей обоих в неловкое положение, позволит им оставить случившееся позади и вернуться на дорогу дружбы, устраивавшей их обоих.
Упрямая гордость удерживала Кейт на диване. Чем больше ей хотелось проскользнуть незаметно вдоль стены до открытой двери на дальнем конце комнаты или отвернуть угол ковра и проползти под ним тем ярче делалась ее глупая улыбка и размашистее – упражнения с иглой и ниткой. Дважды она уколола палец, так что выступила кровь.
Кейт подняла глаза и обнаружила, что Ник перестал разминать плечо и вновь сосредоточился на речи и лорде Баркли.
А он всегда это делал? Двигал плечами, сгибал и разгибал пальцы, наклонял голову то, в одну, сторону то в другую? Наверняка. Но заметила она это только сейчас, потому что каждое его движение пробуждало воспоминание в ее мышцах и коже. Но как только ее шея напрягалась при виде упражнении его пальцев, и возникало ответное желание наклонить голову, как близкое соседство Виолы заставляло и подавлять подобные реакции тела. Ведь они уже все обсудили с сестрой.
Такова была цена, какую приходилось платить девушке за то, что поцеловала мужчину. Она отведала запретный плод и не могла уже не знать того, что узнала. Приходилось лишь надеяться, что со временем острота ощущений пропадет вместе с чувством неловкости, что позволит вновь смотреть на мистера Блэкшира с прежней невозмутимостью. Добрый друг, и только.
Лорд Баркли тем временем в который раз пережевывал текст сквозь «бешенства личину» и «свирепый и нещадный океан». Он тоже был славный малый. И красивый. Хотя, возможно, не самый красивый из присутствующих мужчин, но его улыбчивость, благородные манеры и несомненная мужественность сквозившая в его военной выправке, делали его бесспорным объектом дамского восхищения.
Он уже пришелся ей по нраву после ужина и танца в Крэнборн-Хаусе. Баркли вел непринужденную беседу в танце, отвечая на ее вопросы об истории дома, и вовсе не порывался флиртовать. Его сегодняшнее поведение, беспрекословное подчинение авторитету мамы, свидетельствовавшее об уважении, какое редко кто из титулованных особ мог выказать актрисе, лишь способствовали укреплению и без того хорошего мнения о бароне.
Это, и только это, и следовало ей замечать: достоинства мужчины с приставкой «лорд» к имени. Она отправилась на раут в дом Эстли с намерением завести как можно больше связей со знатными людьми. Несмотря на совершенные между делом ошибки, три дня спустя барон уже находился в ее гостиной, сердечный и добродушный, готовый отдаться во власть ее чар. Какой же дурой надо быть, чтобы позволить этому шансу остаться нереализованным из-за того, что все ее мысли обращены к мужчине, который сожалел, что поцеловал ее, и который не годился в перспективные кавалеры.
Итак, когда урок речи наконец завершился и настало время пить чай, Кейт сосредоточила все свое внимание на новом госте.
В нем было все, о чем можно было мечтать. Действительно все. При своем благородном воспитании и военном достоинстве он еще обладал приятной скромностью, и вместо того, чтобы рассказывать о себе, предпочитал слушать о семье Уэстбрук.
Хотя мама уже не обращалась с ним со строгостью учителя, его уважительное отношение к ней сохранялось. Он расспрашивал, какие роли она играла, каким отдавала предпочтение – комическим или трагическим, кого из современных авторов считала наиболее выдающимся драматургом. Когда Виола, воспользовавшись возможностью, – она свое не упускала, – коснулась политического вопроса в пьесах миссис Инчболд, он поднял брови, задумчиво кивнул и попросил ее рассказать ему об этом побольше.
И хотя Кейт большей частью в этих разговорах не участвовала, ограничиваясь любезностями, уместными для утреннего визита малознакомого человека, он то и дело улыбался ей и благодарил за чай.
Мистер Блэкшир тоже поблагодарил ее – она не забыла заварить для него отдельный чайник крепкого чаю – и со свойственной ему сердечностью беседовал с ее родными, хотя порой она замечала, что он наблюдает за ней с озабоченно нахмуренным лбом. Один раз, когда Кейт возилась с чайником, он подошел к столу, чтобы подлить еще чая, и спросил, не знает ли она, прекратился ли дождь.
Это был явный предлог: он хотел, чтобы она прошла с ним к окну на дальнем конце комнаты, чтобы перекинуться словом с глазу на глаз.
Она не могла. Да и не хотела. И не только потому, что Виола увидит и сделает кое-какие выводы. Он пожелает снова извиниться и сказать, что поцелуй был ошибкой, и попытается заверить ее, что опасности нет и ошибка не повторится. Возможно, в знак доказательства отсутствия корысти со своей стороны повторит надежды, что ей удастся поймать в свои сети лорда Баркли.
Все это она уже знала и не хотела выслушивать еще раз.
– Полагаю, что будет сухо к тому моменту, когда вы соберетесь уходить, – ограничилась она лаконичным ответом и, наполнив его чашку, отошла от стола, чтобы занять свое место на диване.
Он понял, что получил отпор. Кейт видела это по его лицу, когда он снова сел и до конца визита сохранял рассеянное выражение, приправленное хмуро опущенным уголком рта.
Кейт, в свою очередь, чувствовала себя еще отвратительнее. Ведь она не может сказать, что не винит его ни в чем. И сожалела о том, что скорбно сжатые губы поневоле пробуждали в ней воспоминания о том, на что способен этот рот.
Глава 10
– Этот опыт стоил всех предпринятых усилий. – Баркли устроился в углу своего экипажа и бросил на сиденье рядом шляпу. Он настоял, чтобы Ник позволил ему подвезти его домой. Дождь так и не прекратился. – В другой раз, когда буду в гостях и кто-нибудь предложит сыграть любительский спектакль, я смогу поразить присутствующих.
– Прошу извинить за подбор материала. – Ник сидел в углу напротив, прижимая ноги к полу, чтобы не раскачиваться в такт с каретой. – Помнится, вы говорили, что «Генрих V» весьма далек от вашего опыта в армии.
Барон пожал плечами:
– Из реальности войны получилась бы очень скверная пьеса. В ней много скуки, которую не станет терпеть уважающая себя публика. И человек, испускающий дух, вряд ли способен сказать в этот миг что-нибудь поэтическое. Но я предпочитаю шекспировский взгляд на вещи.
В период между возвращением в Англию и уходом из семьи Уилл редко говорил о войне, а если говорил, то всегда каким-то легкомысленным тоном, похожим на нынешний тон лорда Баркли. Ник не знал, как увидеть то, что за этим стояло, да и стояло ли. Если бы он был брату лучшим другом или хотя бы мог выслушать его, возможно, Уилл не стал бы искать связи с женщиной, ради которой бросил все и всех.
Ник снял шляпу и, держа ее над устланным соломой полом, стряхивал дождевые капли.
– А вы могли бы сказать, что война вас сильно изменила?
Ник нахмурился, глядя на шляпу, притворяясь, что ее состояние волнует его больше, чем заданный вопрос. Тема могла оказаться неловкой для его собеседника, и, чтобы не усугублять эту возможную неловкость, Ник не смотрел на него в ожидании ответа.
– Изменила? Да. В значительной степени, хотя… – Барон покачал головой, когда Ник поднял на него глаза. – С учетом того, что наблюдал у других, не могу утверждать этого. Моя перемена, как я надеюсь, была благоприятного рода. Мне кажется, что до армейской службы я легкомысленно взирал на многие вещи. Я, кажется, упоминал, что мой брат Эстли не в восторге от моего нынешнего политического рвения.
– Я склонен думать, что политический энтузиазм должен относиться к перемене самого благоприятного рода, как и вызывать наименьшее удивление. Кто может в наибольшей степени заботиться о благе нации, как не человек, посвятивший несколько лет жизни этой самой заботе? Возможно, лорд Эстли просто сожалеет о потере того брата, которого помнил, чьи цели и устремления были ему понятнее.
Ник и сам перенес аналогичную потерю. Не отрывая глаз от своих рук, он в последний раз встряхнул шляпу и пристроил ее на сиденье рядом.
– Думаю, он предпочел бы, чтобы меня в большей степени заботило благосостояние семьи, а не страны. Как вам известно, я наследник титула маркиза второй очереди и, едва сошел на берег, как он насел на меня с требованием поскорее жениться.
От одной неловкой темы – прямиком к другой: как будто человек каким-то образом умудрился прочитать его мысли, пока находился в гостиной Уэстбруков. Придав лицу безразличное выражение, Ник поднял глаза.
– Правда?
– Он на десять лет меня старше и совершенно уверен, что умрет раньше, поэтому хотел бы, чтобы я обзавелся женой и сыном, а лучше двумя. Отсюда и мое присутствие на том рауте. Уверен, что он намерен заставить меня посещать все события этого сезона, пока я не сдамся и не сделаю предложения какой-нибудь даме, хотя бы ради того, чтобы он замолчал.
– Значит, личного желания жениться у вас нет? Ника не прельщала идея брака мисс Уэстбрук с мужчиной, который сделает ей предложение лишь затем, чтобы заставить замолчать брата, даже если ее собственный подход к замужеству отличался не меньшей прагматичностью.
– Но я уверен, что семейное положение мне понравится. – Барон переплел пальцы и с печальной улыбкой вытянул перед собой руки. – Однако я всегда представлял, что мысли о женитьбе обычно возникают после того, как встретишь достойную женщину. Думать в обратной последовательности вряд ли имеет смысл. – Он позволил своим рукам упасть. – А вы? Нет планов пересмотреть свою холостяцкую жизнь? Ни одна из мисс Уэстбрук вас пока еще не обольстила?
Не было ли это попыткой выяснить, нет ли у Ника права первенства? В любом случае, как ее друг он знал, что делать.
– Пока никаких планов или очарований. – Ник выпрямился и пожал плечами. – Хотя признаюсь в юношеском увлечении старшей мисс Уэстбрук, но ничего серьезного. По молодости все мы этим грешим.
Баркли кивнул, и его улыбка стала шире.
– Сказать по правде, я бы не поверил, если бы вы отрицали этот факт. Такая красота идеально отвечает вкусу молодого человека. Но, полагаю, вы были не в том положении, чтобы жениться.
– Нет. И за прошедшие годы мы стали скорее как брат и сестра, чем перспективная пара влюбленных. – От последней фразы повеяло фальшью, и Ник поторопился прикрыть ее другими, смягчающими словами: – Полагаю, в том нет ничего странного, что привычная близость развеивает загадочность, которой должна быть окружена дама в глазах кавалера, и наоборот. Во всяком случае, я жду того дня, когда смогу отпраздновать ее обручение с достойным человеком. Уверен, что и она порадуется за меня, когда я расскажу ей о леди, завоевавшей мое сердце.
– Ваша дружба заслуживает восхищения. Вам повезло.
Их дружба и вправду вызывала восхищение, и Ник действительно считал, что ему повезло. Но только до того момента в библиотеке Эстли, когда все вдруг вышло из-под контроля.
Она испытывала такую неловкость, когда он попытался поговорить с ней сегодня или когда смотрел на нее. Возможно, что он безвозвратно испортил их отношения. Впервые за все время Ника посетила кольнувшая мысль, что если ей удастся выйти замуж за лорда Баркли, ему, наверно, придется избегать их обоих.
Ник взял в руки шляпу и снова встряхнул ее над соломой, давая выход вспышке отчаяния. В таком случае ему никогда не занять места секретаря Баркли. Он так упорно трудился и так долго ждал шанса, как этот, и вот теперь из-за какого-то опрометчивого поцелуя ему, возможно, придется с этим шансом распрощаться.
Весь оставшийся путь до Иннз-Корт мужчины говорили о политике. И каждое разумное мнение, высказанное бароном, каждый довод в пользу того, какая хорошая работа ждет человека, ставшего его партнером, все больше убеждали Ника в том, что его мимолетная слабость в темной комнате может дорого ему стоить.
Похоже, он попал в какое-то сплетение осложнений, и второй день принес еще одно приглашение на бал в дом лорда Кэткарта на Гросвенор-сквер.
Приглашение исходило от леди Кэткарт, которая за все годы их знакомства не сказала ему и десятка слов, хотя косой небрежный почерк свидетельствовал, что текст писал виконт.
«Поскольку вы объявились на одном приеме, то из уважения к приличиям не можете отказаться появиться на другом… Только не говорите мне, что вам будет не с кем разговаривать; моя жена предусмотрела эту отговорку и пригласила вашего лорда Фокса Грея Голланда Баркли, чтобы вы вдвоем могли ошеломлять своих партнерш по танцам неожиданными разговорами о реформах… Леди К. также послала приглашение вашей прелестной мисс В., чьи родители, несомненно, пожелают еще раз обусловить ее появление у нас вашим присутствием. Трудно представить, что захотите разочаровать…»
Ник отбросил приглашение в сторону и, поднявшись из-за стола, прошел к окну, выходившему на Брик-Корт. На скамейке у солнечных часов сидела какая-то дама, ожидая, по-видимому, когда к ней выйдет барристер, чтобы поговорить, либо человек, которого можно попросить проводить ее наверх. Женщины без сопровождения не приходят к джентльменам, кроме как с одной конкретной целью. К нему порой захаживали миссис Симкокс или миссис Марбери, но с момента их последнего посещения прошло уже порядочно времени.
Ник вздохнул и, взъерошив волосы, отвернулся от окна. Кэткарт, несомненно, имел самые благие цели. Возможно, даже думал поскорее реабилитировать имя Блэкширов, подавая другим пример, вернее, возложив миссию признания Ника на свою супругу. Если Ник не ошибался в своих предположениях и если хотя бы один из гостей решит, что пора последовать примеру Кэткартов и перестать переносить вину одного Блэкшира на всех остальных членов фамилии, то это не только улучшит положение самого Ника, но и станет первым шагом в улучшении положения Эндрю и Кити. Его старший брат и сестра смогут постепенно восстановить свои многочисленные связи, которые были утрачены. К моменту, когда их дети достигнут брачного возраста, у них, возможно, появится шанс породниться с приличной семьей из общества.
Сложив на груди руки, Ник прислонился спиной к простенку между двумя окнами комнаты. Вот уж правда, все Блэкширы несли ответственность за проступок одного. Но истина состояла в том, что после вечерних событий вторника Ник не мог думать об Уилле без удушающего чувства осознания собственного ханжества. Его брат по крайней мере не покушался на целомудренную девушку. Не использовал в своей корысти ее пылкую реакцию на первое пробуждение страсти.
«Ты всего лишь поцеловал ее. И вовремя остановился, не дав ей повода сожалеть о чем-то еще, кроме поцелуя». О, как он ненавидел себя за то, что искал жалкие оправдания. В зале суда он никогда бы не позволил себе прибегнуть к подобному приему. «Заключенный, возможно, и украл кошелек, ваша честь, но умоляю вас о снисхождении, приняв во внимание тот факт, что он не последовал за пострадавшей домой, чтобы лишить ее всех остальных денег».
Ник оттолкнулся от стены и вернулся к рабочему столу, чтобы взять приглашение. Ответ, который следовало написать, не вызывал сомнения, но писать его сейчас было необязательно. Ник выдвинул ящик, куда складывал документы, не требовавшие немедленного внимания. На глаза ему попалась бумага, пролежавшая в ожидании уже несколько месяцев.
Она не стала для него откровением. Ник не забыл о ее существовании, но не понимал, почему не выбросил ее сразу, как только Марта уселась за его стол, чтобы воспользоваться ручкой и чернилами.
Добропорядочные дамы все же иногда поднимались без сопровождения в квартиры барристеров. Сестра, к примеру, могла явиться к брату, желая навязать свою волю и оставить подобный дерзкий документ.
Ник отложил приглашение и взял в руки бумагу, содержавшую всего две строчки текста, написанного рукой сестры. Все остальное пространство занимала схематическая карта. На широкой ленте, что слева направо пересекала ее рисунок, Марта изобразила крошечные волны, обозначив реку, хотя идущие вдоль этой ленты доки и без всяких волн доказывали это.
Ник провел мизинцем по волнистым линиям, призванным показать движение воды. Они казались каким-то странным украшением, фривольностью, столь не типичной для его сестры, которую он знал всю свою жизнь, за исключением первых пяти лет. С другой стороны, она совершала и другие поступки, нарушавшие все его представления о ней.