Текст книги "Архитектор Душ VI (СИ)"

Автор книги: Сергей Карелин

Соавторы: Александр Вольт
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

Глава 22

Шаянин Альк’Шатир скользила сквозь толпу гостей с грацией, недоступной человеческим женщинам. Ее походка была бесшумной, а осанка безупречной.

Вокруг нее бурлило море человеческих страстей. Она чувствовала их кожей, слышала в каждом шепоте, ловила в каждом косом взгляде. И, надо признать, этот коктейль из зависти, восхищения и скрытой злобы был довольно забавным.

– Ты видела? – шипела дама в изумрудном платье, прикрываясь веером. – Какой вульгарный разрез! Совершенно неприлично для такого дома!

Шая едва заметно усмехнулась, не поворачивая головы. Она прекрасно видела, что разрез на платье самой «критиканши» был ничуть не меньше, а декольте и вовсе граничило с анатомическим атласом. Но лицемерие, как она уже успела заметить, было любимым видом спорта в этом обществе.

– А талия? – вторила ей подруга, дама с прической, напоминающей гнездо экзотической птицы. – Ну не может быть у живого существа такой талии! Наверняка корсет утянула так, что дышать не может. Или ребра удалила. Эльфы, они же на все пойдут ради красоты…

«Делать мне нечего, – подумала Шая. – Ребра еще удалять».

Но куда интереснее были разговоры о ее спутнике. Имя Виктора Громова витало в воздухе, передаваясь из уст в уста, обрастая подробностями и домыслами.

– Видела, каким средний Громов стал? – шептала молодая дебютантка своей матери, жадно глядя на лестницу, где только что скрылись отец и сын. – Высокий, статный… А взгляд какой…

– Да уж, взгляд такой, что до костей пробирает, – согласилась мать, поправляя колье. – Тяжелый взгляд. Но красавец же, а? Порода чувствуется. И за что его отец только выгнал двенадцать лет назад?

– Да ладно выгнал! – вмешалась третья, женщина постарше, с хищным профилем. – Главное – чего назад позвал-то? Неужто старик сдает позиции? Или что-то случилось?

Шая повела тонкой бровью. «Средний Громов». Эта фраза царапнула слух. Точно, она вспомнила, что в досье была информация, что у него был брат и сестра. Но почему тогда старшего брата не было видно?

Это было любопытно.

В этот момент музыка стихла. Гул голосов начал угасать, словно кто-то выкручивал ручку громкости. Шая подняла голову.

На верхней площадке лестницы, опираясь на перила, стоял Андрей Иванович Громов. Рядом с ним, чуть отступив в тень, но все равно приковывая к себе взгляды, стоял Виктор.

Старик выглядел внушительно. Он обвел зал взглядом, и Шая отметила, как под этим взглядом выпрямляются спины даже самых родовитых гостей.

– Уважаемые дамы и господа! – его голос, глубокий и властный, заполнил пространство холла. – Сегодня торжественный день для нашей семьи. День, которого я ждал, признаться, с трепетом и надеждой. Потому что сегодня, спустя много лет, в этом доме снова собрались все Громовы.

Он сделал паузу, давая словам осесть в сознании присутствующих.

– Несмотря на разногласия, на недопонимание, на прочие кривотолки и сплетни, которыми полнится свет, мы снова здесь. Вместе. Мой сын, Виктор Громов, и моя дочь, Настасья Романовская-Громова.

Шая увидела движение. Люди расступались, пропуская вперед молодую женщину в темно-синем платье. Рядом с ней стоял крупный мужчина, возвышающийся над ней на две головы, как скала.

Настасья. Шая присмотрелась. Да, сходство с Виктором было: тот же разрез глаз, та же форма переносицы, упрямая линия подбородка. Но в остальном они были разными. В Викторе чувствовалась скрытая тьма и сталь, а в ней – какая-то хрупкая, но несгибаемая гордость.

– Именно поэтому я пригласил вас сегодня всех в наш дом, – продолжал Андрей Иванович. Его голос стал тише, но от этого звучал еще более весомо. – В первую очередь я хотел бы…

Он замялся. На секунду повисла напряженная тишина. Было видно, как тяжело даются эти слова гордому старику. Он откашлялся, словно проталкивая ком в горле.

– Хотел бы принести свои извинения. Публично. Настасья, я был не прав все эти годы. Я был слеп и жесток. Надеюсь, ты найдешь в своем сердце силы простить меня.

В зале воцарилась такая тишина, что, казалось, было слышно, как бьются сердца. Даже на кухне, откуда до этого доносился звон посуды, перестали стучать ножи. Официанты замерли с подносами. Гости затаили дыхание. Громов-старший извиняется перед дочерью, да еще и при всех? Это было неслыханно.

Настасья подняла голову. Ее глаза блестели, но голос прозвучал твердо и чисто, разрезая тишину:

– Я прощаю тебя, отец.

Андрей Иванович прикрыл глаза на мгновение, и его плечи чуть поднялись, словно с них свалился огромный груз.

– Спасибо, – выдохнул он, кивнув ей.

Затем он снова выпрямился, возвращая себе маску хозяина жизни.

– И, во-вторых, – его тон снова стал деловым и чуть ироничным. – Многим из вас известно про инцидент двенадцатилетней давности. Кто-то был еще из вас ребенком, молодые мужи, кто-то был моложе и без седин, а многим утром не простреливало поясницу. Да, мои дорогие графья и бароны?

По залу прокатилась волна сдержанных смешков. Старая гвардия оценила шутку.

– С тех пор много воды утекло, – продолжил Громов. – Мир изменился, и мы изменились вместе с ним. Я хочу признаться, что тот мой поступок – решение отослать сына – был… некорректным. Поспешным. Эмоциональным. И я хочу сказать вам всем: всегда нужно опускать эмоции и думать своей головой. Холодной головой.

Он повернулся к Виктору и положил руку ему на плечо.

– Как это сделал мой сын. Виктор Громов. Если бы не он, его выдержка, его ум и профессиональные навыки, – Андрей Иванович усмехнулся, явно намекая на что-то, известное только им двоим, – то, скорее всего, сегодня здесь мы бы с вами не увиделись. И я бы не вещал с этой лестницы, а лежал бы где-нибудь в фамильном склепе.

Зал ахнул. Шепотки вспыхнули с новой силой. «Спас отца?», «От чего?», «Неужели болезнь была серьезной?».

– Поэтому, дорогие гости, – голос Андрея Ивановича перекрыл шум, звеня торжеством и гордостью. – Я с огромной радостью и честью представляю вам своего сына. Свою опору. Своего наследника, Виктор Андреевич Громов!

* * *

Ну вот. Началось то, чего я не любил больше всего и чего всячески старался избегать. Публичные выступления.

Нет, я их не боялся. Колени не дрожали, во рту не пересыхало, и панических атак не наблюдалось. Просто я не видел в них смысла. Стоять перед толпой людей, которым на тебя по большому счету наплевать, и толкать пафосные речи – занятие сомнительное. Но деваться было некуда. Роль обязывала.

Я подошел к перилам и посмотрел вниз, на море голов, дорогих причесок и лысин, отражающих свет люстр. Сердце чуть ускорило ритм, но это было скорее от адреналина, чем от волнения.

– Дамы и господа, – произнес я, и мой голос, спокойный и уверенный, разнесся по залу. – Я рад приветствовать вас всех в имении рода Громовых.

Я сделал паузу, обводя взглядом толпу. Мои глаза выхватили в этой пестрой массе знакомую рыжую бороду. Лешка Добронравов стоял у колонны с бокалом в руке и, заметив мой взгляд, едва заметно подмигнул.

– Как старых друзей, – продолжил я, чуть кивнув ему. – Так и старых партнеров, коллег и просто хороших знакомых. И, естественно, рад новым лицам и новым знакомствам.

Я не готовил речь. Слова шли сами, простые и, надеюсь, не слишком скучные.

– Надеюсь, что вам по вкусу наш прием, шампанское достаточно холодное, а устрицы приготовлены по высшему разряду.

Пара человек улыбнулась.

– Все отлично, молодой граф! – подал голос Шувалов. По залу прошлись смешки.

– И, прекрасно понимая, что вы пришли сюда не слушать мои монологи, а отдыхать, общаться и наслаждаться вечером, не смею вас больше задерживать. Оркестр, музыку!

Я махнул рукой дирижеру. Тот, словно ждал этой команды, взмахнул палочкой, и зал наполнился звуками бодрой, энергичной мелодии – не вальс, но и не марш, что-то такое, что позволяло и поговорить, и при желании подвигаться. Внимание публики тут же переключилось на музыку и бокалы.

Я отошел от перил, выдыхая.

– Скромная речь, – заметил отец, подходя ко мне. В его голосе слышалась смесь одобрения и легкой иронии. – Я ожидал чего-то более масштабного. Про планы на будущее, про возрождение величия…

– В прозекторской, знаешь ли, не самые лучшие слушатели, – отшутился я, поправляя манжету. – Не на ком было практиковаться в ораторском искусстве. Они обычно молчат и не хлопают.

Отец хмыкнул, оценив черный юмор.

– Пойду проветрю голову на балкон, – сказал я, чувствуя, что мне нужна пауза.

Я развернулся на каблуках, собираясь уйти.

– Только не сбегай с праздника с Алексеем, как это было в шестнадцать лет, – бросил мне в спину отец. – Знаю я вас. Спрячетесь в той старой кибитке у реки и будете глушить портвейн. Так вот, от кибитки там ни черта не осталось, сгнила давно.

Я остановился и обернулся, цокнув языком.

– Ну и ладно. Найдем другое место, если приспичит.

Отец покачал головой, но улыбнулся.

Я вышел на балкон второго этажа. Здесь было тихо и прохладно. Внизу, в саду, горели фонари, но основная масса гостей осталась в доме, так что я оказался в относительном уединении.

Я подошел к каменным перилам, оперся на них и посмотрел на часы.

Девять вечера. В Феодосии тоже девять.

Рука сама потянулась за телефоном.

На душе было неспокойно. Мне нужно было увидеть их. Убедиться, что они действительно в порядке, а не лежат пластом под капельницами.

Я открыл «Имперграмм» и нажал на иконку видеозвонка напротив контакта «Алиса».

Гудки шли долго. Я уже начал нервничать, представляя, как телефон звонит в пустой комнате или, того хуже, в палате реанимации.

Наконец экран мигнул, и соединение установилось.

Но вместо рыжей макушки Алисы я увидел строгое, бледное лицо с темными волосами, собранными в пучок.

Лидия.

Я удивленно моргнул.

– Привет, – сказала она тихо. Ее голос звучал уставшим, но спокойным.

– Привет, – ответил я, вглядываясь в экран. – Не ожидал тебя увидеть. Звонил же Алисе.

– Она спит, – пояснила Лидия, чуть повернув камеру.

Я увидел край подушки и рыжие волосы, разметавшиеся по ней. Алиса спала, укутавшись в одеяло по самые уши.

– Как вы? – спросил я.

Лидия слабо улыбнулась.

– Обошлось, Виктор. Правда. Мы в порядке. Живы, целы.

– Что там случилось? – потребовал я. – Вкратце, без прикрас.

– Длинная история, – вздохнула она. – Если коротко: Алиса почувствовала неладное в доме мужчины, который упал с лестницы, и там приписали несчастный случай. Мы полезли проверять. Нашли на чердаке старое зеркало и не очень гостеприимного духа.

Она замолчала на секунду, словно собираясь с силами.

– Он напал. Схватил меня. Алиса… она использовала силу. Она видела его и угрожала ему, держала его на расстоянии, пока я бегала за помощью. Она спасла мне жизнь.

Я смотрел на Лидию и видел на заднем плане знакомые обои. Это была не больница и не келья Инквизиции.

Это была моя гостиная в Феодосии.

– Храбрая и безбашенная девчонка, – пробормотал я, чувствуя смесь гордости и злости на их глупость.

– И не говори, – согласилась Лидия. – А ты сам как?

– Да у нас тут… прием, – я обвел камерой вокруг, показывая темный парк и свет, льющийся из окон особняка.

Она улыбнулась, разглядывая картинку.

– Это я по твоему внешнему виду поняла. Костюм, галстук… Тебе идет. Потому и спрашиваю – как ты сам?

– Да нормально, – отмахнулся я. – Живой. Немного плечо ноет, получил пулю по касательной пару дней назад.

Лидия изменилась в лице. Ее брови взлетели вверх.

– Пулю⁈

– Долгая история, – прервал я ее. – Дома расскажу, это не на пять минут. Как и вы мне в подробностях расскажете, что там у вас за «охотники за привидениями» случились.

– Кто там? – раздался сонный, хриплый голос на заднем плане.

Одеяло зашевелилось, и в кадр влезла лохматая рыжая голова. Алиса щурилась от света экрана. Выглядела она помятой, но вполне живой.

– Громов звонит, – ответила Лидия, поворачивая телефон так, чтобы мы могли видеть друг друга.

– Виктор? – Алиса протерла глаза кулаком, как ребенок.

– Я Виктор, – подтвердил я. – Собственной персоной.

– Виктооооооооор! – протянула она радостно, и на ее бледном лице расцвела широкая улыбка. Она даже попыталась помахать рукой в камеру. – Я жива! Все в порядке! Ты не представляешь, что было!

Я невольно улыбнулся в ответ. Во всей этой суматохе, в погоне за Волковым, в разборках с наемниками и светской мишуре мне просто некогда было банально им позвонить. Я и спать-то едва успевал.

– Это хорошо, что жива, – сказал я строго, стараясь скрыть облегчение. – Давление мерили? Температуру?

– Виктор, ну ты зануда! – фыркнула она. – У меня просто слабость. Я выспалась, поела, и все ок.

– Если я правильно понял со слов Лидии о случившемся, то у тебя истощение резерва, – перебил я ее. – Это не шутки, Алиса. Тебе нужно восстанавливаться. Медитировать, хорошо есть, спать и не дергаться лишний раз. И никаких, – я огляделся по сторонам, убеждаясь, что на балконе никого нет, – использований сил. Вообще. Понятно? Пока я не вернусь и не проверю твое состояние.

Она послушно закивала.

– Понятно, доктор Громов. Буду паинькой.

– И вообще, – я прищурился, разглядывая интерьер за их спинами. – Вы что, в моем доме тусите?

Они переглянулись и рассмеялись.

– Пока, Виктор! – хором крикнули они.

– Э! На вопрос про дом ответь… – начал я, но было поздно. Телефон погас, – Те, – закончил я.

Экран мигнул и погас. Связь прервалась.

– Вот же две задницы, – пробормотал я, убирая телефон в карман. Но на душе стало легче. Живы. Смеются. Значит, прорвемся.

Звуки музыки и голосов из зала на секунду стали громче, а затем снова приглушились – кто-то вышел наружу и плотно прикрыл за собой створку.

Я обернулся.

Напротив меня в паре шагов стоял мужчина. Невысокий, плотный, в дорогом, но немного мешковатом костюме. Круглое лицо, очки в золотой оправе, редеющие волосы, зачесанные назад. В руках он держал бокал с чем-то янтарным.

С виду – обычный гость. Один из десятков тех, кому я сегодня жал руку и улыбался.

Но от его вида мне стало не по себе.

Внутри шевельнулось что-то древнее, инстинктивное. Словно я увидел змею в траве.

– Чем могу помочь? – спросил я вежливо, но настороженно, глядя на него в упор.

Что-то от него исходило… Не запах, не звук. Вибрация. Холод. Что-то, что пробирало меня на ментальном уровне, заставляя волоски на руках встать дыбом.

Я машинально, даже не моргая, включил магическое зрение. Эта способность давалась мне все лучше с каждым днем, становясь второй натурой.

Мир посерел.

Я посмотрел на гостя.

Ничего подозрительного. Никаких черных аур, щупалец тьмы или рогов. Обычная психея. Светящийся кокон энергии.

Но…

Она была странной.

Его психея была больше обычного, словно перекачанная мышца или увеличенная печень.

– Виктор Андреевич, верно? – спросил он. Голос у него был немного блеющим, неуверенным. Он переминался с ноги на ногу, словно стеснялся.

– Ну, с утра был, – кивнул я, не выключая зрения. – А вы?..

– Александр Петрович Суходольский! – представился он, делая шаг ко мне и протягивая руку. – Барон.

Я помедлил долю секунды, но руку пожал. Ладонь у него была влажной и горячей. Слишком горячей.

Пожав руку, Александр Петрович тут же отдернул ее и сделал несколько мелких шажков в сторону, смещаясь к стене. Теперь он стоял так, что из зала, через стеклянные двери, его не было видно. Он скрылся в тени.

Между нами повисла странная, тягучая пауза.

– Так… – нарушил я молчание. – Все же, чем могу помочь, барон?

– Знаете… – он снял очки, протер их платочком и водрузил обратно на нос. – Дело в том, что у меня есть к вам один вопрос. Деликатный.

Да что же от него так фонит-то, а⁈ Я чувствовал давление. Не физическое, а ментальное. Словно рядом со мной стоял не человек, а реактор, работающий на пределе. Кто он такой, черт возьми? Сильный маг, скрывающий свою суть? Но почему тогда на ментальном уровне я ничего не вижу⁈

Я напрягся, готовый к любому повороту. Рука сама легла на набалдашник трости.

– И какой вопрос? – спросил я, глядя ему в глаза за стеклами очков.

Суходольский улыбнулся. И эта улыбка мне совсем не понравилась.

– Ничего серьезного, Виктор Андреевич, – произнес он мягко, почти ласково. – Просто… мне нужна ваша душа.

* * *

Владимир Арсеньевич Багрицкий стоял в тени массивной колонны на втором этаже, чувствуя себя шпионом из дешевого детектива. Он слышал речь Громова-старшего, видел триумфальное представление наследника, но все это было лишь декорацией. Его целью был Виктор.

Следователь наблюдал, как младший Громов, обменявшись парой фраз с отцом, отделился от толпы и направился в сторону балконных дверей. Походка у него была немного скованная, словно он неосознанно берег левую сторону тела. «Ранение, – отметил про себя Багрицкий. – Значит, точно он».

Выждав минуту, чтобы не привлекать внимания, Владимир двинулся следом. Он лавировал между гостями, вежливо кивая и извиняясь, но не теряя из виду заветную дверь.

Он уже почти подошел к выходу на балкон, когда заметил движение.

Дверь приоткрылась, и на балкон выскользнул еще один человек. Невысокий, плотный мужчина в очках. Багрицкий притормозил, сделав вид, что изучает картину на стене.

Через стекло было видно, как двое мужчин стоят друг напротив друга. Слов не разобрать, но язык тела говорил о многом. Громов напрягся, его рука легла на трость – не как на опору, а как на оружие. Незнакомец в очках переминался с ноги на ногу, но при этом теснил Виктора к перилам, загоняя в угол.

– Это что еще за разборки? – прошептал сам себе следователь.

Он выждал еще минуту. Напряжение на балконе нарастало. Громов не отступал, но поза его стала оборонительной. Незнакомец сделал шаг в сторону, скрываясь от взглядов из зала за выступом стены.

«Ну нет, – решил Багрицкий. – Так мы можем ждать до морковкина заговенья. А если там сейчас начнется поножовщина, я потом рапорт до пенсии писать буду и объяснять, чего я тут забыл. А самое главное – упущу возможность доказать причастность Громова к убийству на перекрестке».

Он решительно направился к дверям.

Рука привычно скользнула во внутренний карман за пачкой сигарет. Это был лучший способ войти в разговор: человек, вышедший покурить, выглядит естественно и безобидно.

Владимир вальяжно толкнул створку, играя на публику, словно он, слегка охмелевший, вышел на балкон перекурить.

Шум праздника ворвался на балкон вместе с ним, но тут же стих, когда он плотно прикрыл дверь за собой.

Двое мужчин резко повернули головы в его сторону. Громов – с удивлением и настороженностью, незнакомец в очках – с плохо скрываемым раздражением.

– Здравствуйте, господа, – произнес Багрицкий спокойно, доставая сигарету и засовывая ее меж губ.

Он щелкнул зажигалкой, прикрывая огонек ладонью от ветра, и, выпустив струйку дыма в ночное небо, посмотрел на них с вежливой улыбкой.

– Душновато там, не находите? Решил вот воздухом подышать. Не помешаю?