Текст книги "Архитектор Душ VI (СИ)"

Автор книги: Сергей Карелин

Соавторы: Александр Вольт
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Глава 20

Владимир Арсеньевич Багрицкий ненавидел импровизации. В его работе следователя ценились план, ордер, группа захвата и четко прописанный протокол. Но сейчас, сидя в своем стареньком седане посреди московской пробки, он понимал, что протоколы он оставил в кабинете в тот момент, когда его попытались макнуть лицом в грязь.

План у следователя был безумен, прост и незаконен одновременно. Проникнуть на частную территорию, затесаться среди гостей высшего света и по возможности не вылететь оттуда под зад коленом в первые же пять минут. Ничего подобного он никогда ранее не совершал, но некоторые вещи случаются в жизни впервые.

Первым пунктом в его списке значился маскарад.

Багрицкий помнил фургоны, въезжавшие в ворота усадьбы Громовых. «Императорский Кейтеринг». Зеленые жилеты, черные брюки, белые рубашки. Типичная униформа обслуживающего персонала.

Он свернул к ближайшему торговому центру на окраине, где, как он помнил, был магазин спецодежды.

Обычно на работе форму выдавал работодатель, однако, времени у Багрицкого «устраиваться» не было, а значит…

…магазин «Рабочий Стиль» встретил его запахом дешевой синтетики. По рядам бродили хмурые прорабы и уставшие снабженцы. Владимир прошел мимо стендов с касками и оранжевыми жилетами дорожных рабочих, направляясь в отдел для сферы услуг.

– Ищем что-то конкретное? – к нему подплыла продавщица с необъятной грудью и химической завивкой.

– Жилет, – буркнул Владимир. – Зеленый. Темно-зеленый, если быть точным. И, желательно, чтобы выглядел прилично.

– Для официантов или для дворников? – уточнила она профессионально.

– Для официантов. У нас мероприятие, один обалдуй испортил форму, а прием вот-вот.

Продавщица кивнула и подвела его к вешалке.

– Вот, пожалуйста. Смесовая ткань, не мнется, пятна отстирываются на раз.

Владимир критически осмотрел жилет. Цвет подходил идеально – тот самый глубокий, «бутылочный» зеленый, который он видел на разносчиках.

– Беру, – он снял жилет с вешалки. – И еще мне нужна белая рубашка и черные брюки.

Продавщица подвела его к вешалкам, где Владимир Арсеньевич подобрал одежду по размеру.

Расплатившись на кассе и чувствуя себя немного идиотом, покупающим реквизит для школьного спектакля, Владимир вышел из магазина. Пакет с одеждой он бросил на заднее сиденье.

Теперь самое сложное – костюм.

У Владимира был только один приличный костюм. Темно-синий, шерстяной, купленный пять лет назад на свадьбу племянницы. С тех пор он надевал его трижды: на похороны коллеги, на награждение в Министерстве и на юбилей начальника. Костюм висел в шкафу в чехле, пахнущем лавандой от моли.

Проблема была в том, что костюм был дома, а Владимир на другом конце города, и терять время было не с руки.

Следователь заехал в сетевой магазин мужской одежды средней руки. Не бутик, конечно, но и не рынок. Там он за двадцать минут подобрал себе классическую черную двойку, белую сорочку и строгий галстук.

– Вам подшить брюки? – спросил консультант.

– Нет времени. Я подверну, – отмахнулся Владимир, расплачиваясь картой и с болью в сердце глядя на смс о списании средств. «Работа моего уровня», – злорадно напомнил он сам себе слова СБРИшника.

Переодевание в машине на парковке гипермаркета было тем еще аттракционом. Владимир кряхтел, ругался, но все же сумел натянуть на себя брюки и рубашку. Поверх рубашки он надел зеленую жилетку.

В зеркале заднего вида отразился типичный водитель доставки: помятый, недовольный жизнью мужик в форме.

– Верю, – кивнул отражению Владимир.

Следующий этап – реквизит.

Чтобы пройти через охрану, мало выглядеть как персонал. Нужно быть полезным. Нужно нести что-то, что объясняет твое появление.

Он зашел в продуктовый гипермаркет. Помещение внутри гудело как улей. Владимир взял тележку и решительно направился в отдел гастрономии.

Ему нужно было создать видимость «допоставки». Чего обычно не хватает на пьянках? Закуски.

Он подошел к витрине с мясными деликатесами.

– Девушка, мне вот этого балыка, – он ткнул пальцем в самый дорогой кусок. – Грамм пятьсот. Нарезку сделайте, пожалуйста. Тонкую, сервировочную.

Продавщица вздохнула, но включила слайсер.

– И вот этой колбасы, сырокопченой. Тоже полкило. И буженины.

Владимир набрал мясных нарезок на сумму, равную половине его аванса, затем переместился к сырам. Пармезан, дорблю, камамбер. Все в вакуумных упаковках или аккуратно нарезанное.

В отделе овощей он прихватил пару упаковок помидоров черри, базилик и руколу.

На кассе он попросил картонную коробку.

– Пакетов нет? – удивилась кассирша.

– Мне в коробку, – твердо сказал он. – Чтобы не помялось. Это на банкет.

Все эти траты ему воздадутся, если он докажет, что убийца, у которого в ДНК найдены «темные магические эманации» – это Громов.

Уложив все покупки в коробку, он критически осмотрел результат. Выглядело солидно. Сверху торчала зелень, виднелись этикетки дорогих сыров и мяса. Типичная «довозка» – когда шеф-повар понимает, что гости жрут быстрее, чем планировалось, и посылает гонца в ближайший магазин.

Владимир вернулся в машину. Праздничный костюм он аккуратно свернул и положил на самое дно коробки, прикрыв сверху упаковками с нарезкой и пучками зелени.

– Ну, с богом, – выдохнул он и повернул ключ зажигания.

Дорога к имению Громовых заняла около сорока минут. Вечерние пробки уже начинали рассасываться в сторону области, но на подъезде к элитному поселку движение было плотным. Черные лимузины, представительские седаны, джипы охраны – вся светская Москва стекалась в одну точку.

Владимир проехал мимо главного въезда, где уже выстроилась очередь из гостей, и свернул на боковую грунтовку, которую приметил еще утром.

Он загнал свою машину в кусты, подальше от глаз, рискуя поцарапать бока ветками. Выключил фары.

Выйдя из машины, он поежился от вечерней прохлады.

Коробка с продуктами и пиджаком оттягивала руки. Он обошел поселок по периметру, пробираясь через подлесок к служебному въезду. Там, как он и рассчитывал, царила суета.

Грузовики разгружались, фургоны выезжали, персонал курил у шлагбаума. Охрана была, но их внимание было распылено. Они проверяли пропуска у машин, но на пеших «носильщиков» смотрели сквозь пальцы.

Владимир остановился в тени деревьев, наблюдая.

Вот подъехал очередной микроавтобус с логотипом кейтеринга. Из него выпрыгнули двое парней в зеленых жилетах – точно таких же, как у него под ветровкой. Они начали вытаскивать ящики с напитками.

– Эй, Михалыч! – крикнул один из них кому-то у ворот. – Принимай стекло!

Владимир понял: это его шанс.

Он набрал полную грудь воздуха, нацепил на лицо выражение крайней озабоченности и усталости, поправил коробку в руках и вышел из тени.

Следователь шел быстро, глядя не на охрану, а себе под ноги как человек, занятый тяжелой работой.

– Дорогу! – гаркнул он, подходя к КПП, где застрял какой-то официант с тележкой. – Дозаказ просили срочно! Шеф голову оторвет!

Охранник, молодой парень с автоматом на плече, лениво скользнул по нему взглядом.

– Пропуск?

– Какой пропуск, командир? – возмутился Владимир, не останавливаясь, но замедляя шаг. – Я из «Гурмана», мне только нарезку закинуть и обратно. Там у них сыр кончился, гости воют!

Он чуть наклонил коробку, демонстрируя упаковки с дорогим сыром и колбасой. Зеленый жилет предательски мелькнул в расстегнутом вороте ветровки.

Охранник увидел знакомый цвет униформы, осмотрел еду. В его глазах мелькнула скука. Сегодня таких курьеров было уже, наверное, сотни.

– Давай, проходи, – махнул он рукой. – Только быстро, и через служебный вход, не через парадный.

– Ясен пень не через парадный, я что, больной? – пробурчал Владимир и прошмыгнул под шлагбаумом.

Сердце колотилось в горле. Он был внутри.

Первый рубеж взят.

Теперь нужно было попасть в дом.

Владимир двигался в потоке персонала. Мимо него проносили подносы, ящики с алкоголем, какие-то конструкции из цветов. Он пристроился за двумя официантами, несущими гору чистых скатертей, и след в след за ними вошел через широкие двери служебного входа.

Внутри пахло едой и дорогими духами. Кухня, мимо которой они проходили, напоминала ад в час пик. Пар, звон посуды, крики шеф-повара на французском и русском матерном.

Никто не обратил внимания на мужика в ветровке с коробкой в руках. Здесь все были чужими, нанятыми на один вечер.

Промчавшись мимо урагана, творившегося на кухне, он быстро выгрузил коробки, словно так и надо, после чего свернул в коридор, подальше от эпицентра кухонного безумия. Ему нужно было место. Тихое, спокойное место, где можно превратиться из курьера в гостя.

Он шмыгнул по коридорам первого этажа, стараясь выглядеть так, будто знает, куда идет.

«Туалет. Мне нужен туалет», – пульсировало в голове.

Служебные уборные были заняты – там переодевались официанты, курили повара. Туда было нельзя. Там его могли спросить: «Ты с чьей смены, мужик?».

Ему нужен был гостевой туалет или какая-нибудь гардеробная.

Он поднялся по боковой лестнице на второй этаж. Здесь было тише. Ковры глушили шаги. Снизу доносилась музыка – струнный квартет уже начал играть.

Владимир дернул ручку одной двери – заперто. Второй – кладовка со швабрами. Третьей…

Это была ванная комната. Просторная, отделанная мрамором и стопками белоснежных полотенец. Гостевой санузел. И, о чудо, он был пуст.

Владимир скользнул внутрь и щелкнул замком.

Выдохнул. Прислонился спиной к прохладной двери. Руки слегка дрожали – адреналин начинал отпускать, сменяясь мандражом.

– Так, соберись, Арсеньич, – прошептал он своему отражению в огромном зеркале.

Отражение выглядело неважно: помятое лицо, дешевая ветровка, шапка, натянутая на уши.

Он поставил коробку на мраморную столешницу, рядом с раковиной.

Первым делом – избавиться от улик.

Он снял шапку, сунул ее в карман ветровки. Снял ветровку. Стянул зеленый жилет.

Остался в белой рубашке и брюках. Уже лучше.

Владимир достал из коробки полный костюм. К счастью, тот почти не помялся под весом нарезки.

Ветровку и жилет он скатал в тугой ком. Куда их деть? В мусорку нельзя, если найдут, то возникнут вопросы.

Оглядевшись, Владимир Арсеньевич нашел под раковиной шкафчик для бытовой химии. Там стояли бутылки с чистящими средствами и рулоны бумаги. Он запихнул свой сверток в самую глубь, за трубы, прикрыв его пачкой полотенец.

– Полежите тут до вечера, – прошептал он.

Все. Улики скрыты.

Теперь преображение.

Владимир полностью переоделся, затем умылся холодной водой, смывая с лица усталость. Пригладил волосы пятерней. Достал из кармана брюк галстук, который предусмотрительно засунул туда еще в машине.

Завязать галстук без зеркала он мог за секунду, но здесь, перед зеркалом, он позволил себе потратить минуту, выводя идеальный узел.

Надел пиджак. Одернул полы. Застегнул одну пуговицу.

Посмотрел в зеркало.

Исчез усталый водитель-экспедитор. Исчез оперативник в засаде. На него смотрел Владимир Арсеньевич Багрицкий – мужчина средних лет, немного уставший, с печатью интеллекта на лице, в строгом, хоть и недорогом костюме. Вполне мог бы сойти за чиновника средней руки, обедневшего дворянина или университетского профессора.

Обувь.

Он посмотрел на свои туфли. Они были покрыты слоем подмосковной грязи.

– Черт, – выругался он.

Он оторвал несколько бумажных полотенец, намочил их и принялся остервенело тереть ботинки. Грязь размазывалась, но поддавалась. Через пять минут туфли приобрели сносный вид. Не зеркальный блеск, конечно, но в полумраке бального зала сойдет.

Владимир вымыл руки, вытер их насухо и еще раз оглядел себя.

Проверил карманы. Удостоверение следователя во внутреннем кармане пиджака, ближе к сердцу. Телефон. Ключи от машины.

Ничего лишнего. Никакого оружия. Если его поймают, он – просто заблудившийся гость.

– Ну что, господин Громов, – прошептал он, поправляя воротник. – Раз-два-три-четыре-пять, я иду искать.

Он глубоко вздохнул, нацепил на лицо выражение вежливой скуки и светской отстраненности, и повернул замок.

Дверь открылась без скрипа.

Владимир вышел в коридор. Ступая мягко, но уверенно, он направился в сторону главной лестницы, откуда доносилась музыка и гул голосов.

Он спустился на пару ступенек и остановился, оглядывая холл.

Великолепие ударило по глазам. Хрусталь, золото, цветы, дамы в бриллиантах, мужчины во фраках. Это был другой мир. Мир, где не было грязных подъездов, трупов в подворотнях и дешевой водки.

Но Владимир знал: под этой блестящей оболочкой скрывается та же грязь, только упакованная в шелк. И где-то здесь, среди этих улыбок и поклонов, ходит человек, который может убивать взглядом.

Он поправил манжеты, сделал шаг вниз и растворился в толпе гостей, став одним из них.

Никто не посмотрел на него косо. Никто не спросил приглашение. Для них он был просто очередным пиджаком в толпе, чьим-то знакомым, двоюродным братом, шурином.

Владимир Арсеньевич взял с проплывающего мимо подноса бокал с шампанским, сделал глоток и, поморщился.

Просекко.

Он ненавидел просекко.

* * *

Двери распахнулись бесшумно и плавно, словно их толкали не лакеи в ливреях, а духи, служившие роду Громовых.

Мы шагнули через порог, из прохладной осенней ночи в сияющее, теплое нутро особняка. Яркий свет хрустальных люстр, отраженный в сотнях зеркал и начищенном паркете, на мгновение ослепил, но я даже не моргнул, привычно держа лицо. Шая шла рядом, ее рука, прохладная и невесомая, лежала на моем локте.

И тут случилось то, чего я, признаться, ожидал, но масштаб реакции все равно меня удивил.

Гул голосов, что находились к холлу ближе всего, утихли, словно кто-то невидимый нажал на пульте кнопку «Mute». Тишина распространялась волной от входа вглубь зала: сначала замолчали те, кто стоял ближе всего, затем те, кто заметил, что замолчали первые, и, наконец, даже самые увлеченные сплетники у камина повернули головы, чтобы понять причину внезапной тишины.

Десятки, нет, полсотни глаз устремились на нас.

Это было практически ощутимо. Тяжесть чужого внимания навалилась на плечи как свинцовая плита, но смотрели в основном не на меня.

Все смотрели на Шаю.

Мужчины от юных наследников родов с пушком на верхней губе до убеленных сединами мужей застыли, забыв о своих бокалах и спутницах. Их глаза расширились, в них читалась смесь изумления. Они смотрели на ее острые уши, украшенные тонкими золотыми нитями, на ее бледную, светящуюся изнутри кожу, на почти вульгарный разрез платья сверху, и еще один, открывающий ногу при каждом шаге. Для них она была экзотикой. Я видел, как у графа Шувалова дернулся кадык, когда он сглотнул, а молодой князь Оболенский едва не выронил монокль.

Женщины реагировали иначе. О, этот спектр эмоций был куда сложнее и опаснее.

Они смотрели на Шаю с холодной, оценивающей ненавистью, свойственной хищницам, на чью территорию забрел более сильный зверь. Они сканировали ее наряд, ища изъяны, прищуривались, оценивая ее украшения. Но как только их взгляд переходил на меня, в их глазах вспыхивала ядовитая смесь зависти и досады.

«Почему она? Почему он с ней? Неужели я хуже? Ведь он наследник, он богат, он вернулся…» – эти мысли витали в воздухе так отчетливо, что не нужно было быть менталистом, чтобы их услышать. Я буквально кожей чувствовал, как меня мысленно примеряют к себе, взвешивают, оценивают мои активы и перспективы, и тут же отбрасывают, понимая, что конкуренцию с эльфийкой им не выиграть, по крайней мере, сегодня.

Пауза затянулась. Она длилась, может, секунды три-четыре, но казалась вечностью.

Затем кто-то кашлянул. Где-то звякнула вилка о тарелку. Квартет в углу, сбившийся было с ритма, снова заиграл вальс.

Наваждение спало. Люди, вспомнив о приличиях, начали отворачиваться, возобновляя прерванные беседы, но то и дело я ловил на нас косые взгляды. Шепотки побежали по залу.

Мы двинулись вперед, рассекая толпу, которая расступалась перед нами, словно Черное море перед Моисеем.

– У людей всегда принято так откровенно пялиться на других? – тихо, одними губами спросила Шая. Она смотрела прямо перед собой, ее лицо оставалось бесстрастным, но я чувствовал, как напряглись мышцы ее руки под моей ладонью.

Я усмехнулся, кивнув кому-то из знакомых отца.

– Я думал, ты достаточно времени провела среди людей, работая в МВД, чтобы сделать определенные выводы о нашей природе. Мы любопытны, Шая. И мы падки на красоту. Особенно на ту, что нам недоступна.

– Я не люблю подобные сходки, – призналась она, и в ее голосе проскользнула нотка усталости. – А у эльфов, знаешь ли, если и смотрят, то не так откровенно. У нас ценится сдержанность. Взгляд не должен касаться души, если тебя не приглашали. А здесь у каждого можно понять его мысли, даже не прибегая к магии.

Она чуть наклонила голову в сторону группы дам в бриллиантах, которые провожали нас взглядами, полными яда.

– Вон та, в бордовом бархате, – шепнула Шая. – Она меня буквально четвертовала взглядом, расчленила, а затем еще и повесила на городской стене. И все это за то, что ты держишь меня под руку.

Я хмыкнул, бросив быстрый взгляд на «палача». Графиня Бестужева, если я правильно помнил ее.

– Не принимай близко к сердцу. Это просто светский спорт. Думаю, твои сородичи делают то же самое, просто более изощренно и сдержанно. Убивают не взглядом, а вежливым молчанием.

– И то верно, – согласилась она, и уголки ее губ дрогнули в едва заметной улыбке. – Лицемерие – валюта, которая ходит во всех мирах.

Мы прошли мимо огромного зеркала в золоченой раме. Я мельком глянул на наше отражение. Мы смотрелись эффектно, ничего не скажешь.

– Пойдем, – сказал я, меняя курс. – Познакомлю тебя со своим отцом. Он где-то там.

Шая чуть замедлила шаг, и ее пальцы крепче сжали мой локоть.

– Так быстро? – в ее голосе прозвучало искреннее удивление. – Громов, если ты собираешься делать мне предложение и просить его родительского благословения прямо посреди зала, то мой ответ сразу «нет». Я не готова стать героиней светской хроники в разделе «Скандалы».

Я остановился и посмотрел на нее. В ее глазах плясали смешинки, но за ними скрывалась и тень серьезности.

– О как. Нет? – хохотнул я, стараясь, чтобы это прозвучало легко. – Я еще даже ничего не сказал, кольцо не достал, на колено не встал, а уже получил отказ? Жестоко, сударыня.

Она улыбнулась шире.

Шутки шутками, но правда была в том, что я бы и не стал делать ей такого предложения. Никогда.

Я смотрел на нее – вечно молодую, прекрасную, принадлежащую к расе, для которой время течет иначе. А я? Я человек. Мой век краток. Даже если я проживу до ста лет или, если магия такое позволит, до ста пятидесяти или чуть больше, для нее это все равно будет лишь миг.

Обрекать ее смотреть, как я медленно угасаю? Как появляются морщины, как слабеет тело, как разум затуманивается старостью? Превратиться для нее в дряхлого старика, которого нужно кормить с ложечки, пока она будет оставаться такой же цветущей?

Нет. Это было бы верхом эгоизма и нечестно по отношению к ней.

Мы могли быть любовниками, партнерами, друзьями. Мы могли гореть вместе здесь и сейчас. Но связывать ее обязательствами, которые станут оковами на полвека, а потом превратятся в траур? Увольте.

– Никаких свадеб, Громов, – сказала она, словно прочитав мои мысли, и легонько сжала мою руку. – Никаких сложностей.

– Именно, – кивнул я. Просто взаимное удовольствие и никаких клятв вечной верности.

Мы прошли вглубь зала, где концентрация важных персон на квадратный метр превышала все допустимые нормы.

Андрей Иванович стоял в окружении нескольких мужчин, что-то оживленно рассказывая. Он выглядел великолепно: фрак сидел безупречно, седина была уложена, а в петлице алела свежая роза. Увидев нас, он прервал разговор на полуслове и расплылся в широкой улыбке.

– А вот и он! – громко объявил отец, разводя руки в стороны, словно хотел обнять нас обоих сразу. – Виновник торжества!

Гости расступились, давая нам дорогу.

– Андрей Иванович, – произнес я официально, но с теплотой. – Позволь представить тебе мою спутницу. Шаянин Альк’Шатир.

Отец перевел взгляд на Шаю. На секунду в его глазах мелькнуло то же мужское восхищение, что и у остальных, но он тут же взял себя в руки, включив режим галантного кавалера старой школы.

– О… – выдохнул он.

Эльфийка протянула руку. Отец, не мешкая ни секунды, принял ее узкую кисть в свою широкую ладонь и, склонившись, запечатлел на ней почтительный поцелуй, едва коснувшись кожи губами.

– Рад знакомству со столь чудесным созданием, – он выпрямился, сияя глазами. – Громов Андрей Иванович. Отец этого оболтуса.

Шая вежливо кивнула, ничуть не смутившись его напора.

– Можно просто Шая. Так проще и удобнее для общения, – сказала она, и ее голос прозвучал мелодично, контрастируя с гулом голосов вокруг.

Отец еще раз легонько сжал ее пальцы, не спеша отпускать руку.

– Шая. Прекрасное имя. И еще раз благодарю вас за помощь, – его тон стал серьезнее. – Как сотрудницу органов.

– Не стоит, Андрей Иванович, – мягко возразила она, высвобождая руку. – Это всего лишь моя работа и стечение обстоятельств.

– Ну, не о работе речь в такой вечер! – отец махнул рукой, словно отгоняя скучные мысли. – Сегодня мы празднуем жизнь! Отдыхайте, молодежь. Веселитесь, пейте шампанское, танцуйте!

«Молодежь»…

Я едва сдержал улыбку. Казалось, отца нисколько не смущал тот факт, что стоящая перед ним «молодежь» в лице Шаи, возможно, помнила времена, когда на месте этого особняка рос дремучий лес, а прапрадед Громова еще пешком под стол ходил. Для него она была просто красивой девушкой, которую его потомок «эт-самое».

– Мы постараемся не разочаровать вас, – ответил я. – Не переусердствуй с беседами, отец. Помни про рекомендации врачей.

– Да к черту врачей! – отмахнулся он. – Я здоров как бык! – и тут же рассмеялся, а вместе с ним рассмеялись и его собеседники, все это время стоявшие рядом, слушавшие диалог и, естественно, разглядывая эльфийку.

Мы отошли, оставив Андрея Ивановича наслаждаться вниманием аудитории.

– Только с койки встал, а уже «здоров, как бык», – заметила Шая, когда мы отошли на безопасное расстояние. Она иронично улыбнулась уголками губ.

– Ага, – согласился я. – В упрямстве ему не откажешь.

Мимо нас проплывал официант с серебряным подносом, на котором были выстроены высокие бокалы с шампанским. Пузырьки золотистой жидкости поднимались вверх тонкими ниточками.

Я ловко перехватил два бокала.

– За встречу? – предложил я, протягивая один Шае.

– За выживание на этом балу, – поправила она, чокаясь со мной.

Хрустальный звон потонул в шуме музыки. Шампанское было ледяным, колючим и на удивление вкусным.

Я сделал глоток, оглядывая зал. Все шло идеально. Слишком идеально. Красивые люди, красивая музыка, вкусная еда. Никаких скандалов, никаких убийств и вызовов на дуэли.

Именно в такие моменты я обычно начинал нервничать. Жизнь приучила меня: если все слишком хорошо, значит, ты чего-то не заметил.

– Громов! – раздался громкий, раскатистый бас, перекрывший даже звуки оркестра.

Я вздрогнул, едва не расплескав шампанское. Голос доносился откуда-то сбоку, со стороны входа в бальный зал.

– Чтоб мне провалиться! – продолжал реветь невидимый пока собеседник, и в его голосе слышалось искреннее, граничащее с шоком изумление. – Неужели это правда ты⁈