Текст книги "Архитектор Душ VI (СИ)"

Автор книги: Сергей Карелин

Соавторы: Александр Вольт
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Глава 17

Отправив сообщение Шае, я отложил телефон и снова откинулся на спинку стула. Ответ пришел почти мгновенно, словно она держала гаджет в руках, ожидая моего сообщения субботним вечером.

«На прием?»

Я усмехнулся, представляя ее лицо: одну приподнятую бровь, легкий прищур и ту самую полуулыбку, которая говорила гораздо больше, чем слова. В ней всегда была эта смесь любопытства и легкого скепсиса.

«Ага. В имении», – быстро написал я ответ.

Три точки мигали, показывая, что она печатает.

«Даже не знаю… Я не большая любительница светских сходок. Там шумно, душно и слишком много людей, которые считают себя пупом земли».

Я хмыкнул. В этом мы с ней были солидарны. Но выбора у меня не было, а вот у нее был. И мне очень хотелось, чтобы этот выбор был в мою пользу.

« Ой, да брось. Проведешь вечер в моей компании, а не дома перед телевизором с бокалом вина. Разве это не аргумент?»

Пауза затянулась. Я барабанил пальцами по столу, чувствуя, как внутри нарастает легкое волнение. Неужели откажет?

«Думаешь, это того стоит?»

Я буквально услышал те ироничные нотки, которыми она могла бы спросить это в жизни. С легким вызовом, с искоркой в глазах.

«Уверен, что ты не пожалеешь».

«А на дуэли будешь вызывать людей? – прилетело следом. – Я слышала, у Громовых это теперь в моде».

Я улыбнулся. Вот же язва остроухая.

«Если будет задета честь одной прекрасной эльфийки, то я буду вынужден».

«Уговорил. К которому часу?»

«Ты можешь приходить хоть с самого утра, но официальная часть назначена на девятнадцать ноль-ноль».

«Приду к началу приема. Не хочу мешать тебе готовиться и слушать ворчание твоего отца по поводу ранних гостей».

« Замечательно», – написал я, и на том наш диалог закончился.

Я убрал телефон в карман, чувствуя странное удовлетворение. Шая придет. Это уже половина успеха. По крайней мере мне будет с кем пообщаться без маски на лице и, возможно, просто помолчать, глядя на аристократический балаган откуда-нибудь с веранды.

Теперь оставалось разобраться с костюмом. Отец наверняка уже извелся, ожидая демонстрации.

Поднявшись к себе, я сбросил уличную одежду и аккуратно извлек обновку из фирменного пакета «Імператорского Портного». Ткань приятно холодила кожу. Пиджак сел идеально, словно его шили на меня, а не на манекен. Брюки, жилет, белоснежная рубашка… Я завязал галстук, поправил манжеты и, взяв в руку трость с серебряным набалдашником, подошел к зеркалу.

Из отражения на меня смотрел не провинциальный коронер и даже не уставший врач, а настоящий аристократ. Жесткий, собранный, с печатью уверенности на лице и тем самым Характером с большой буквы. Трость добавляла образу завершенности, делая его чуть более винтажным, но при этом не старомодным.

– Недурно, – кивнул я сам себе.

Спустившись в малую гостиную, я застал отца и Григория Палыча. Андрей Иванович сидел в кресле, просматривая какие-то бумаги, а дворецкий стоял рядом, держа поднос с графином воды. И, если честно, мне очень не хотелось, чтобы этот пожилой мужчина постоянно стоял вот так по стойке «смирно» в своем-то возрасте. Лишать его работы нельзя, как я уже и думал ранее, но нужно дать ему поблажки. И что-то мне подсказывало, что надо будет это делать через его упертость.

Увидев меня, отец отложил документы и медленно поднялся. Он обошел кругом, прищурившись, словно оценивал породистого жеребца перед покупкой или бронзовую статую, которую собирался поставить в саду.

Григорий стоял чуть поодаль, сохраняя профессиональную невозмутимость, но я заметил, как его взгляд одобрительно скользнул по моему силуэту.

– Ну-у-у… – протянул отец, наконец остановившись передо мной и потирая подбородок. – Неплохо.

– Неплохо? – переспросил я, слегка приподняв бровь и опираясь на трость. – Замечательный костюм. Сидит как влитой, ткань высшего сорта. И трость такая, что если в челюсть раз дать – мало не покажется.

О том, что я уже проверил ее в деле, и она выдержала удар без единой царапины, я благоразумно умолчал. Раз из полиции не звонили, значит, справились без меня, и незачем волновать старика лишними подробностями моих «похождений». Тем паче что я там был вообще невиновной стороной.

– Григорий, а ты что скажешь? – обратился я к дворецкому, ища поддержки.

– Как по мне, – произнес Григорий Палыч с достоинством, не поворачивая головы в сторону отца, но глядя прямо на меня, – то Виктору Андреевичу к лицу этот наряд. Он подчеркивает стать и характер. Очень достойно.

– Подлецу все к лицу, – буркнул отец, возвращаясь в свое кресло, но я видел, что он доволен. – Ну да ладно, если вы оба так считаете, то пусть остается этот. Хотя я уверен, что мои портные сделали бы костюм стократ лучше. Индивидуальный пошив, знаете ли, ни с чем не сравнится.

– Уверен ты можешь быть в чем угодно, но костюм оставим этот, – мягко, но решительно сказал я, пресекая любые попытки переиграть ситуацию. – Мне в нем комфортно, а это главное.

– Пусть так, – махнул рукой отец, признавая мое право на выбор. Он повернул голову к дворецкому. – Григорий, вели подавать ужин. Сегодня нужно лечь пораньше, чтобы завтра с самого утра успеть переделать оставшиеся дела. А их, поверьте, еще вагон и маленькая тележка.

– Ты же сам захотел сделать прием в самые короткие сроки, – отметил я легкой шпилькой.

Отец поднял на меня глаза, но ничего не ответил. Я выдержал его взгляд с легкой иронией. Он тяжело вздохнул, но ничего не ответил и опустил взгляд обратно в бумаги. Что-то мне подсказывало, что он уже немного жалел о таком поспешно принятом решении.

Ужин прошел в спокойной обстановке. Мы обсуждали меню, рассадку гостей и прочие организационные мелочи. Отец, казалось, полностью погрузился в предвкушение завтрашнего триумфа, забыв о болезнях и проблемах. Я же старался поддерживать беседу, но мысли мои то и дело уплывали в другую сторону.

После ужина, пожелав всем спокойной ночи, я вернулся к себе в комнату. Спать не хотелось.

Я сел в кресло у окна, глядя на темный сад, где ветер качал ветви старых лип.

Доппельгангер. Лже-Вяземский.

Эта мысль не давала мне покоя. Тварь гуляла по Москве. В центре огромного мегаполиса, где миллионы лиц сливаются в единую массу, скрывался тот, кто мог быть кем угодно. Прохожим, продавцом, чиновником, нищим…

Как выйти на его след? Черт его знает. Москва – это не просто муравейник, это мега-муравейник, если так вообще можно выразиться. Найти здесь одного конкретного человека, особенно того, который умеет менять внешность как перчатки, можно только при помощи связей куда круче, чем мои в МВД. Даже Шая с Нандором, при всей их мощи, не всесильны. Они могут отследить магический фон, могут пробить по базам, но если он залег на дно и не использует магию активно…

Но у нас была одна вещь, которая играла на руку – он до сих пор хранил старую личину…

Может, обратиться к Корнею? Сообщить ему, что такая тварь была замечена в столице, и пусть Инквизиция займется этим вопросом совместно с СБРИ? У них есть ресурсы, поисковые артефакты, нюхачи. Мысль была здравой и логичной. Это было бы правильно – переложить ответственность на профессионалов.

Но внутри меня что-то сопротивлялось. Жадность? Гордость?

Было бы неплохо поймать его самому. Или с кем-то близким, типа Шаи и Нандора, но так, чтобы гримуар достался мне. Если я его получу, то приобрету и полный набор знаний про управление душами. Ритуалы, техники, секреты древних эльфов… Это был ключ к решению моей главной проблемы – связи с девушками. И не только. Это ключ к силе, которая могла бы защитить меня и моих близких в этом безумном мире.

Я хожу по краю. Желание завладеть запретным знанием – это первый шаг к падению, как говорят инквизиторы. Но я не собирался становиться темным властелином. Мне просто нужен был инструмент.

Но как я ни крутил в голове эти мысли, ларчик ни хрена просто не открывался. У меня не было ни одной зацепки, кроме того факта, что он купил книгу. Где он сейчас? Чем занимается? Готовит ритуал? Ищет новые жертвы?

Покрутив эту мысль в голове еще несколько минут, я пришел к неутешительному выводу: заниматься этим можно будет только после приема. Завтрашний день будет вычеркнут из жизни светской суетой, а после… после я буду предоставлен сам себе.

А еще…

Я поднял левую руку и посмотрел на браслет-артефакт. Металл тускло блестел в свете луны. У меня оставалось не так много времени до того как мой браслет разрядится. В четверг обязательно нужно отбыть, чтобы к воскресенью добраться в Феодосию.

Пять дней.

Всего пять дней на то чтобы найти иголку в стоге сена, обезвредить опаснейшее существо, забрать гримуар и вернуться к своим обязанностям, не вызвав подозрений у отца и властей.

Довольно сжатые сроки, если уж на то пошло. И права на ошибку у меня нет.

Я вздохнул, встал с кресла и подошел к окну, упираясь лбом в холодное стекло. Где-то там, в лабиринте московских улиц, скрывался мой враг и моя цель. И я обязан найти его, чего бы это ни стоило.

* * *

Владимир Арсеньевич в сотый раз прокрутил колесико мыши, проматывая ленту новостей. Глаза, воспаленные от многочасового сидения перед монитором, слезились, а в голове гудело, как в трансформаторной будке.

За последние несколько часов он пересмотрел, кажется, весь контент, который генерировала сеть по запросу «Виктор Громов Феодосия» после того как он обнаружил первые ролики.

Ролики, снятые на дрожащие телефоны. Стримы местных блогеров, захлебывающихся от восторга и желания хайпануть. Репортажи каких-то мелких новостных каналов.

Везде одно и то же.

Крупный план взволнованного лица с микрофоном: «Сенсация! Коронер Громов обещает раскрыть тайну похищения тела!», «Кто стоит за кражей века?», «Магия или криминал?».

Косые и кривые склейки видеоряда на коленке, высокий мужчина, темные волосы и фотографии прозекторского помещения опечатанного желтой лентой.

– Никакой конкретики, – пробурчал Владимир, с остервенением вдавливая окурок в переполненную пепельницу.

Гора бычков опасно накренилась, и один из них, еще тлеющий, скатился на стол, едва не упав на пол. Следователь смахнул его обратно, не обратив внимания на прожженную скатерть.

На всех этих видео, где было видно самого Громова, он был… обычным. Ну или почти обычным. Да, держался уверенно, даже нагло. Да, взгляд у него был тяжелый, не как у простого чиновника. Но никакой магии, никаких взмахов руками, убивающих людей на расстоянии. Просто уставший злой мужик, который явно хотел отдохнуть от возникшей суеты.

Но Владимир помнил видео с перекрестка. И он помнил тот листок в автосервисе.

«Громов В. А.»

Пазл складывался, но в нем не хватало ключевых деталей. Зачем коронеру из Феодосии приезжать в Москву и устраивать бойню в центре города? Кто были те наемники? И почему СБРИ так быстро замяло дело, засекретив все материалы?

Владимир Арсеньевич потер шершавый, небритый подбородок. Щетина скребла по ладони, напоминая, что он не спал уже сутки и выглядит, вероятно, как бомж. Но спать не хотелось.

– И где же ты живешь тут, Виктор Андреевич? – прошептал он в тишину прокуренной комнаты, обращаясь к застывшему на экране лицу Громова.

Если он из рода Громовых, то у него должно быть родовое гнездо. Аристократы, даже обедневшие или опальные, редко живут в съемных квартирах или отелях, когда приезжают в столицу. У них есть свои норы.

Владимир открыл новую вкладку и вбил в поиск: «Имение Громовых Москва».

Поисковик выдал результат мгновенно. Род был известен, хоть и не так гремел в последние годы.

«Усадьба Громовых»

Дальше шел адрес и карта. Элитный поселок, закрытая территория, сосны, река. Место для тех, у кого жизнь удалась.

Владимир хмыкнул, разглядывая спутниковый снимок огромного участка с особняком.

Он откинулся на спинку стула, сцепив руки за головой.

План созрел быстро. Официально подобраться к Громову он не мог – дело забрали «федералы», и любой его запрос вызовет подозрения. А вот неофициально…

Никто не запрещает гражданину Российской Империи Владимиру Арсеньевичу Багрицкому покататься по городу и случайно оказаться в районе имения Громовых. Подышать воздухом, полюбоваться архитектурой, а заодно посмотреть, кто въезжает и выезжает из ворот старинной усадьбы.

Утро. Самое лучшее время. Люди едут на работу, по делам. Если Громов здесь, он должен показаться.

Владимир посмотрел на часы. Четыре утра. Спать ложиться уже бессмысленно.

Он встал, разминая затекшую спину. Нужно было подготовиться.

Первым делом он достал телефон и набрал номер дежурной части своего отдела.

– Дежурный? Это Багрицкий, – прохрипел он в трубку, стараясь придать голосу максимально больной и несчастный вид.

– Владимир Арсеньевич? Что-то случилось? – голос дежурного был сонным.

– Заболел я, Паша. Скрутило так, что света белого не вижу. Температура, ломота, горло дерет. Похоже, грипп сезонный подхватил.

– Ох, е… – сочувственно протянул дежурный. – Сейчас какая-то дрянь ходит, пол-отдела уже свалилось. Вы это, лечитесь, Владимир Арсеньевич. Не геройствуйте.

– Да уж какое тут геройство, – Владимир кашлянул для убедительности. – Пару дней отлежусь, приду в себя. Если что срочное – звони, но лучше не дергай.

– Понял, записал. Выздоравливайте!

Владимир нажал отбой и усмехнулся. Алиби есть. Теперь он официально болен и свободен от рутины. Ему и нужно-то всего пару дней.

Следующий шаг – маскировка.

Он подошел к шкафу. Форма и строгие костюмы остались висеть на плечиках. Сегодня следователь Багрицкий должен исчезнуть, уступив место неприметному обывателю.

Он выбрал потертые джинсы, серый свитер грубой вязки и старую кожаную куртку, которую носил еще лет десять назад на рыбалку. На голову натянул простую вязаную шапку, скрывшую лоб и брови.

В зеркале отразился типичный московский работяга или пенсионер, выехавший на дачу. Ничего примечательного, если не вглядываться в запавшие под глазами круги и покрасневшие белки глаз.

То, на что человек с медицинским образованием как раз-таки может обратить внимание в первую очередь.

Взяв со стола ключи от старенького, но надежного седана отечественного производства, который он использовал крайне редко, Владимир вышел из квартиры.

Улица встретила его предрассветной прохладой и запахом мокрого асфальта. Город только начинал просыпаться, редкие машины шуршали шинами по лужам.

Владимир сел за руль, завел двигатель. Мотор чихнул, но завелся, однако Владимиру Арсеньевичу пришлось дважды поддать газу, чтобы выровнять обороты.

– Не подведи, старушка, – похлопал он по приборной панели.

Дорога до имения Громовых заняла около сорока минут. Пробок еще не было, и Владимир ехал спокойно, обдумывая свои дальнейшие действия.

Он не собирался устраивать шпионские игры с погонями и перестрелками. Его задача – наблюдение. Установить, живет ли Виктор Громов в этом доме. Если да – куда он ездит, с кем встречается. Возможно, удастся подловить момент, когда он будет один, без охраны и свидетелей, и… поговорить? Нет, говорить рано. Просто собрать информацию. Понять, с кем он имеет дело.

Подъехав к поселку, Владимир сбавил скорость. Здесь начиналась территория богатых и знаменитых. Высокие заборы, камеры на каждом столбе, КПП с шлагбаумами на въездах в частные сектора.

Но усадьба Громовых, судя по карте, стояла чуть в стороне, и к ней вела отдельная дорога, доступная для проезда.

Владимир проехал мимо нужного поворота, оценивая обстановку.

Высокий кирпичный забор, увитый плющом. Массивные кованые ворота, украшенные вензелями. За забором виднелись крыши особняка и верхушки вековых сосен.

Камеры висели на столбах у ворот, но они смотрели на въезд. Если встать чуть поодаль, на обочине, за кустами сирени, можно остаться незамеченным, но при этом иметь хороший обзор.

Он развернулся чуть дальше, у магазина, и вернулся, припарковав машину в выбранном месте. Заглушил двигатель, откинул спинку сиденья, чтобы казалось, что водитель просто отдыхает или ждет кого-то.

Достав термос с кофе, который прихватил из дома, и налив в крышку, Владимир Арсеньевич сделал глоток. Горячая жидкость обожгла горло, прогоняя остатки сонливости.

Потянулись минуты ожидания.

Шесть утра. Ворота усадьбы закрыты. Никакого движения.

Семь утра. Мимо проехала поливальная машина, обдав машину Владимира фонтаном брызг. Он лишь хмыкнул, протирая стекло дворниками.

Половина восьмого. Из боковой калитки вышел мужчина в униформе – видимо, охранник или садовник. Он закурил, огляделся по сторонам и скрылся обратно.

Владимир терпеливо ждал. Работа следователя состояла на девяносто процентов из ожидания и бумажной волокиты, и только на десять процентов из динамики, поэтому ждать он умел ждать.

Восемь утра.

Внезапно створки ворот дрогнули. Механизм привода тихо загудел, и тяжелые металлические полотна начали медленно расползаться в стороны.

Владимир подобрался, отставив термос. Он пригнулся чуть ниже, чтобы его силуэт не был виден в зеркало заднего вида.

Из глубины двора показался автомобиль. «Имперор».

Сердце Владимира пропустило удар. Тот самый, или его близнец. Но интуиция орала благим матом: это ОН.

Машина плавно выкатилась на дорогу, сверкая свежим лаком в лучах утреннего солнца. Бронированные стекла были тонированы, но лобовое оставалось прозрачным.

Автомобиль повернул в сторону города, проезжая буквально в десяти метрах от засады Владимира.

Следователь вжался в сиденье и впился взглядом в водителя.

Мелькнул профиль.

Темные волосы, чуть небрежная укладка. Резкие черты лица. Сосредоточенный взгляд, устремленный на дорогу.

Владимир узнал его мгновенно. Это было то же самое лицо, что и на видео с крымскими блогерами. То же лицо, что он представлял себе, изучая материалы дела.

Виктор Громов.

Живой, здоровый, и явно не похожий на человека, который пережил покушение пару дней назад. Он выглядел… деловито и озадаченно. Словно ехал на важную встречу, а не скрывался от правосудия или убийц.

– Вот же ж твою… – выдохнул Владимир, понимая, что ему нужно заводить выключенный мотор.

«Имперор» набрал скорость, удаляясь по шоссе.

Владимир, стараясь не делать резких движений, завел двигатель.

Он выждал несколько секунд, чтобы не сесть «на хвост» слишком явно, и вырулил на дорогу.

Разрыв в сплошной линии разметки был чуть дальше. Владимир, стараясь выглядеть как обычный участник движения, развернулся и нажал на газ, устремляясь вслед за черным седаном, который уже превратился в точку на горизонте.

Поддав газу, следователь Багрицкий смог нагнать автомобиль своей «жертвы».

И когда они приехали к гипермаркету, брови Владимира Арсеньевича сошлись на переносице от непонимания.

А когда почти через час томительного ожидания Виктор Громов вышел с огромной тележкой, в которой были явно продукты, его внутренний хищник презрительно фыркнул: «ты зря тратишь время. Этот мужчина просто приехал за продуктами для семьи. Суббота. Все логично».

И Владимир Арсеньевич был бы готов согласиться с этим утверждением, если бы не одно «но»: он приехал заниматься тем, что ему сказал делать мужчина в черном костюме из СБРИ. «Работой своего уровня».

Глава 18

Как и любому существу на этой планете, для комфортного существования Мастеру требовались три базовые вещи: пища, вода и надежный кров над головой. В идеале, конечно, чтобы пища была не просто съедобной, а изысканной и горячей, вода не из ближайшей лужи, с радужной пленкой бензина, а кров не продувался всеми ветрами.

Удача, которая обычно поворачивается к страждущим самым нелицеприятным местом, в последнее время благоволила Мастеру с поразительным постоянством. С того самого дня, как ему удалось буквально чудом улизнуть из Феодосии, оставив за спиной хаос и разрушенные планы, и добраться до сверкающей огнями столицы, все шло подозрительно гладко. Словно кто-то наверху смазал колеса судьбы отборным маслом.

Люди улыбались ему на улицах, и он улыбался им в ответ самой вежливой, чуть усталой улыбкой, которую так хорошо отрепетировал перед зеркалом. Хотя, по правде говоря, желания улыбаться этим мешкам с мясом у него было не больше, чем у крокодила улыбаться антилопе.

Поглотив чистую звенящую энергию эльфийских душ, от которой внутри разливалось приятное тепло, похожее на действие хорошего коньяка, Мастеру оставалось только одно. Выждать. Ему нужно было еще немного времени, чтобы энергия усвоилась, стала частью его сущности, а затем… затем ему придется сменить форму.

Потому что так долго продолжаться не могло. Тело Вяземского, которое он носил как дорогой, но уже начинающий жать в плечах костюм, имело свои недостатки. Настоящий Вяземский был до сих пор жив, в этом не было сомнений. Но, как предполагал Мастер, скорее всего был в коме от жуткого истощения.

Но когда он придет в себя, то наверняка станет предметом интереса. Люди начнут задавать вопросы. Вернее спецслужбы. Неудобные, назойливые вопросы. «А где ваши документы, Арсений Романович?», «А как вы оказались вчера в Москве, а уже сегодня дома?», «как это были не вы?».

Его документы он, конечно, предусмотрительно забрал с собой, чтобы без проблем странствовать по стране, сколько это возможно. Но как только возникнет этот неизбежный парадокс – «как это он и тут, и там одновременно?» – придется раствориться. Исчезнуть и стать кем-то другим. Кем-то новым. И лучше сделать это заблаговременно, не дожидаясь, пока в дверь постучат вежливые люди с холодными глазами и явными намерениями.

Но так как Мастер был существом не только высокодуховным и магически одаренным, но и, к сожалению, все еще обладающим физической оболочкой, требующей регулярного питания, он пришел в гипермаркет. Огромный храм потребления, где под одной крышей можно было найти все,: от зубочисток до смысла жизни, если знать где искать. Многие считали, что он на полках с дорогостоящим элитарным алкоголем.

Мастер неспешно прогуливался меж бесконечных витрин, толкая перед собой тележку. Он разглядывал пачки с сардельками, критически оценивая состав – слишком много сои, слишком мало мяса, выбирал сыр с благородной плесенью, бутылку вина урожая того года, когда лето было особенно жарким, и упаковку красной рыбы, чей цвет напоминал закат над морем.

Он был спокоен, расслаблен и почти доволен жизнью, пока не увидел ЕГО.

Пачка майонеза, которую он держал в руке, планируя добавить немного пикантности своему ужину, выскользнула из его пальцев. Она шлепнулась на пол с глухим, влажным звуком, но Мастер этого даже не заметил.

В десяти метрах от него, в соседнем проходе, с огромной, переполненной телегой, которая скрипела под тяжестью покупок, промчался Виктор Громов.

Он несся вперед с целеустремленностью ледокола, не обращая внимания ни на что вокруг: ни на ценники, ни на людей, ни на застывшего с открытым ртом Мастера в теле Арсения Вяземского, которого должен был УЗНАТЬ. Поверни он голову лишь на секунду в его сторону, и все – пиши пропало.

Сначала внутри у Мастера все похолодело. Ледяная игла страха кольнула где-то под ребрами. Громов! Здесь? В Москве? В этом самом магазине? Какова вероятность такого совпадения? Одна на миллион? Или та самая удача, которая сопутствовала ему все это время, наконец, решила дать пинка под зад?

Но затем холод сменился жаром. Внутри него все забурлило, как пробудившийся вулкан, готовый извергнуть потоки лавы. Гнев, ярость, ненависть – все это смешалось в один горючий коктейль.

Из-за этого человека все его планы, которые он выстраивал так тщательно, обрушились в одночасье, как карточный домик. Из-за этого выскочки, возомнившего себя героем, он потерял все в Феодосии – алтарь, слуг и связи. А еще он не успел провести полноценный ритуал поглощения и по факту теперь наслаждался лишь малой долей той силы, которую мог обрести.

Из-за него он был вынужден бежать как побитая собака, прятаться по углам и перестраивать свой маршрут к величию, который теперь стал извилистым и тернистым.

Мастер скрипнул зубами так сильно, что челюсть свело судорогой.

Что он забыл здесь? Что этот провинциальный коронер делает вдали от своего дома, в самом сердце столицы? Еще и тележку волочет, набитую едой так, словно готовится к осаде.

Нужно проследить за ним. Узнать, что он замышляет. Куда он направляется с этим продуктовым складом на колесах?

Хотя… Мастер прищурился, глядя вслед удаляющейся фигуре Громова. Он же не хомяк, чтобы запасаться на зиму, верно? Верно. Громов – не тот тип, который будет сидеть в бункере и жевать сухари.

Эта мысль показалась Мастеру самой логичной на свете. А значит, в его доме или в том месте, где он сейчас обитает, грядет что-то масштабное. Что-то такое, где нужно накормить толпу людей.

Празднество. Прием. Бал.

Губы Мастера растянулись в хищной усмешке.

Он должен проникнуть туда. Проникнуть в логово врага и решить вопрос с коронером раз и навсегда. На его территории, среди его гостей, в момент его триумфа. Это будет поэтично. Это будет справедливо.

Зачем проникать в дом вместо того чтобы просто устранить его где-нибудь в темном переулке, тихо и без лишнего шума? Вопрос хороший, резонный. И у Мастера был на то ответ, который грел его душу не меньше, чем мысль о мести.

Посмотреть на дом. Оценить имение. Взглянуть на прислугу, убранство, уровень комфорта.

Кто знает? Вдруг это имение окажется настолько хорошим и подходящим его высоким стандартам, что оно может стать его? Если понравится, конечно.

Ведь Мастеру, как мы помним, требовался комфортный кров. А что может быть комфортнее, чем дом поверженного врага, доставшийся победителю вместе со всем содержимым?

Он оставил упавший майонез на полу и стараясь не привлекать внимания, двинулся следом за Громовым, держась на безопасном расстоянии.

* * *

Шум предстоящего торжества стоял в доме до поздней ночи накануне, и возобновился ни свет ни заря.

Сон, и без того чуткий и неглубокий, был безжалостно разорван звуками подготовки к локальному «событию века» в истории Громовых. Снизу доносилось позвякивание металла, глухие удары чего-то тяжелого о дерево и приглушенные, но настойчивые команды.

Я спустился на первый этаж, когда стрелки часов едва перевалили за восемь. Кухня напоминала поле битвы, где армия поваров под командованием приглашенного шефа вела наступление на продукты. Ножи стучали по доскам с пулеметной скоростью, шипело масло, звенели кастрюли. Запахи стояли такие, что у мертвого бы проснулся аппетит: свежая выпечка, маринады, сложные соусы и тонкая нотка тех самых устриц, что я вчера привез.

По дому, словно муравьи, сновали люди в униформе. Горничные, усиленные нарядом из клининговой службы, драили всё что могло блестеть. Полы натирались мастикой с таким усердием, что в отражении паркета теперь можно было бриться, не прибегая к зеркалу. Старинные гардины и тяжелые бархатные портьеры, казалось, стали на тон светлее после чистки и отпаривания. Ковры, выбитые и вычищенные, лежали пушистыми островами, на которые даже страшно было наступать в обуви.

Григорий Палыч, дирижирующий этим хаосом, был везде и нигде одновременно. Я попытался перехватить его взгляд, чтобы просто поздороваться, но он пронесся мимо меня с планшетом в руках, бормоча что-то про «не тот оттенок салфеток» и «где, черт возьми, лед для шампанского».

Поняв, что я здесь лишний элемент в таблице Менделеева Григория Палыча, я быстро позавтракал в малой столовой, куда мне любезно, хоть и с некоторой поспешностью, подали кофе и омлет, и отправился бродить по дому.

Искать себе занятие в собственном, пусть и формально отцовском, доме оказалось делом непростым. В кабинет не зайти – там отец ведет переговоры. В гостиную не сунуться – там декораторы строят какие-то цветочные инсталляции. В сад не выйти – там проверяют освещение и расставляют фуршетные столики.

Даже разминку, черт возьми, провести негде. Хотя, с другой стороны, я мог бы хоть сейчас выйти, встать посреди парка на заднем дворе и делать что мне угодно. Граф я или где?

Ноги сами привели меня в восточное крыло, куда суета еще не добралась в полной мере. Здесь было тише. Проходя по длинной галерее, я замедлил шаг. В воздухе висел густой, сладковатый аромат. Лилии. Те самые, что я вчера выкупил на базе.

Они стояли в огромной напольной вазе из китайского фарфора, белые, торжественные, уже начавшие раскрывать свои бутоны, повинуясь теплу дома. А прямо над ними, в золоченой раме, висел портрет.

Я остановился.

С холста на меня смотрела молодая женщина. Художник, кем бы он ни был, знал свое дело. Он не просто передал черты лица, а поймал саму суть. Высокий лоб, тонкий, аристократичный нос, чуть припухлые губы, словно она только что улыбалась, и глаза… Большие, темные, с поволокой.

Мать Виктора Громова. Моя мать в этом мире.

Я ловил себя на мысли, что смотрю на нее не как сын, а как генетик или врач, ищущий сходства. И они были очевидны. Те же скулы, тот же разрез глаз, когда смотрел на Настасью. Сестра была копией матери, только в ее взгляде было больше жесткости и обиды, а здесь… спокойствие и какая-то мягкая, удивительно всепрощающая мудрость для такого возраста.

Она была действительно красива. Не той кричащей, современной красотой с обложек, а той, что заставляет остановиться и задержать дыхание. Классическая русская дворянка, какой ее описывали в романах девятнадцатого века.

Я стоял и просто любовался ей, позволив себе на минуту забыть о доппельгангерах, интригах и предстоящем балагане.

– Я скучаю по ней каждый день, – раздался тихий голос за моей спиной.

Я не вздрогнул, хотя появление отца было внезапным. Он умел ходить тихо, когда хотел, несмотря на возраст и перенесенную болезнь. Андрей Иванович встал рядом, заложив руки за спину. Он был уже в костюме, гладко выбрит, пахнущий дорогим одеколоном, но в его глазах, устремленных на портрет, я увидел ту самую тоску, которую ничем не замаскируешь.

– Не было ни дня, когда бы я не думал про твою матушку, – продолжил он, и голос его слегка дрогнул. – Даже когда дела шли в гору, когда казалось, что весь мир у моих ног… без нее все это было каким-то… неполным.

Я глянул на отца искоса. Слова его звучали красиво, даже трогательно. Вот только в голове предательски всплыло имя «Алина». Молодая, хищная, жадная до денег любовница, которую он едва не привел в этот дом как новую хозяйку. И часы, которые она на него надела.

Язык так и чесался съязвить. Спросить, как же так вышло, что при такой великой любви и ежедневной тоске он чуть не женился на пустышке, годившейся ему в дочери. Но я сдержался. В последнее время я и так часто старика подкалывал и задевал. Не хотелось казаться откровенной мразью и топтаться на его чувствах, пусть и противоречивых. Человек слаб, а одиночество – плохой советчик. С него достаточно и того, что я буду его просто осаживать, если он снова начнет наседать со своими патриархальными замашками.