Текст книги "Ученый из Сиракуз"

Автор книги: Сергей Житомирский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Фплодем подвинул табурет, сел напротив ученого.

– Архимед, – проговорил он, – ты знаешь, я восхищаюсь твоей мудростью, но прошу тебя, не обсуждай со мной распоряжений моего начальства. У военного человека не должно быть привязанностей или антипатий, он должен выполнять воинский долг, не рассуждая и не щадя жизни. Долг же состоит в подчинении властям. К тому же ты судишь Аполлонида несправедливо. Ты настроен на войну с Римом, а он пытается восстановить с ним союз. А в раздоры между Аполлонидом и Гиппократом я не желаю ни вникать, ни вмешиваться.

– А если Марцелл потребует размещения в Сиракузах своего гарнизона, и Аполлонид прикажет тебе убираться и передать крепость какому-нибудь центуриону, ты тоже не станешь задумываться?

– Я же просил тебя не говорить со мной об этом! – устало взмолился Филодем.

Он встал, зашагал по комнате, отругал пробегавшего мимо воина за плохо начищенный шлем и остановился у окна, заложив руки за спину.

В помещение влетел молодой воин и доложил Филодему, что на дороге показался отряд конницы.

– Большой? – спросил комендант.

– Похоже, нет.

– Ладно. Продолжайте наблюдать.

Гераклид посмотрел на дорогу, но не увидел ничего, Кроме облачка пыля, поднимавшегося вдали, за белыми домиками селения Трогил.

– Наконец-то, – с облегчением сказал Филодем.

– Ты ждал этих конников, – спросил Архимед, – и знаешь, кто они?

– Понятия не имею, – ответил комендант, – но раз уж они появились, Гексапилы им не миновать. А я любые вести предпочитаю неизвестности.

Он снова уселся напротив Архимеда и принялся доказывать, что защитники крепости не должны вмешиваться в усобицы.

– Когда убили Гиеронима, – говорил он, – и Андронадор и Аполлонид посылали ко мне за помощью. Но я сказал – нет. Наше дело – защищать город от внешних врагов, во внутренние распри мы не лезем.

Чувствовалось, что комендант больше, чем Архимеда, хотел убедить в своей правоте самого себя.

– Эврика! – неожиданно проговорил Архимед. – Я нашел.

– Что? – не понял Филодем.

– Новый способ определения расстояний до Юпитера и Сатурна, мой друг, способ, для которого нам не нужно никаких новых наблюдений.

– Всемогущие боги! – воскликнул комендант. – Этот человек еще может размышлять о планетах!

– Если считать их орбиты гелиоцентрическими, – обернулся Архимед к Гераклиду, – то размах их попятных движений составит тот же угол, под каким орбита Солнца будет видна с этих планет. А размахи попятных движений нам известны.

– Для Юпитера тридцатая доля окружности, для Сатурна шестидесятая, – растерянно добавил Гераклид.

– Вот и все. Поэтому, пока есть время, мы их можем вычислить. Возьми там на стенке абак и садись считать.

– Как ты можешь? – изумился Филодем.

– Гексапилы конникам не миновать, – Архимед с улыбкой повторил слова коменданта, – а я всегда предпочитаю ожиданию какое-нибудь дело.

Гераклид подсел к учителю, и они, не обращая внимания на окружающих, погрузились в вычисления. Числа теперь получались намного больше прежних, но на этот раз Архимед против обыкновения грубо округлял их, отбрасывая иногда даже мириады стадий.

– Потом посчитаем точней, – торопился он, – сейчас я хочу узнать, о каких величинах идет речь.

Гераклид не совсем понял ход решения, но счет успокаивал, и он со страстью принялся подсчитывать поперечник правильного тридцатиугольника со стороной, равной диаметру солнечной орбиты.

Расчет велся приближенно, и ответы были получены быстро.

– Хороши же мы с тобой! – сказал Архимед. – С Юпитером промахнулись в десять раз, а с Сатурном в двадцать. Теперь понятно, почему они почти не меняют блеска, ведь относительное изменение расстояний совсем невелико.

– Это очевидно, – согласился Гераклид.

– Зато заметь, как ярко они должны светиться! Помнишь, мы считали, что все планеты имеют одинаковый блеск. А теперь получается, чем дальше планета, тем она ярче. Ведь Сатурн в двадцать раз дальше от нас, чем Марс, а выглядит так же. Значит, дальние планеты непохожи на ближние. Может быть, звезды, которые еще дальше…

– Еще ярче?

– Да. Может быть, они, – Архимед поднялся и заложил за голову руки, – солнца?

– Но тогда, – со страхом проговорил Гераклид, подойдя к учителю, – они должны быть в такой дали, какую не вынесет разум!

– Но тогда, – Архимед взял ученика за плечи, – нам незачем вращать Солнце вокруг Земли. Проще, как Аристарх, считать его центром мира или вслед за Демокритом и Эпикуром центром одного из многих миров.

– Немало я видел хладнокровных, – сказал Филодем, – но таких вижу в первый раз. Скажите, вы и в горящем доме будете рассуждать о звездах?

Он стоял перед ними в панцире, шлеме, поножах, опоясанный мечом.

– А ты уже что-нибудь высмотрел, воитель? – спросил Архимед.

– Еще бы. Полюбуйтесь сами. Это Диномен и с ним два десятка воинов. Вон на черном коне. Никто, кроме него, не носит такого шлема.

Всадники подъехали уже совсем близко и начали подниматься к воротам справа вдоль стены. Уставшие кони спотыкались, с трудом одолевая подъем.

– Диномен бросил войско?

– Сейчас узнаем. Пойду встречу их.

Филодем кликнул воинов, и они с шумом затопали вниз по каменной лестнице.

Гераклид подошел к окну, выходившему в город, и увидел, как комендант во главе своего отряда появился на площади перед башней. Сразу же их окружили горожане, толпа росла, становилась плотней. Воины оттеснили ее, освободив пространство у ворот, в которое один за другим въехали всадники.

– Диномен! – Филодем заступил дорогу черному коню. – Что случилось? Какое-нибудь несчастье?

– А! Не спрашивай! – прохрипел Диномен. – Предатели. Предатели все! Начали лучники с Крита, а за ними прочий сброд!..

– Твои воины перешли к римлянам?

– Хуже! К Гиппократу! – Диномен перевел дыхание. – Ганнибаловы прихвостни вышли из Гербеса одни, – продолжал Диномен, – вышли просить пощады. Я приказал своим арестовать их, но эти трусы испугались двух безоружных и подчинились им! Изменники! Мы насилу ушли. Защищай город, Филодем, предатели идут сюда.

– Слава Гиппократу! – крикнул кто-то. – Смерть палачам Леонтин!

Вся площадь подхватила, повторяя хором:

– Палач Леонтин, палач Леонтин!

– Молчите вы все, пока римляне не перебили вас! – заорал Дипомеи, и толпа стихла. – Закрой ворота, Филодем! Гиппократ не должен войти в город.

– Гиппократ такой же стратег, как и ты, – ответил комендант.

– Гиппократ предатель, мы лишили его полномочий.

– Не ты его выбирал, не тебе и лишать, – возразил Филодем. – Собери народное собрание. Если оно изгонит Гиппократа, я подчинюсь тебе.

Толпа одобрительно заревела. Отовсюду неслись крики: «Слава Гиппократу!», «Смерть Аполлониду!», «Хвала воителю Ганнибалу!»

– В Гавань! – закричал Диномен, и всадники двинулись сквозь толпу к выходу с площади.

– Теперь война, – сказал Филодем, вернувшись наверх. – Но не мог же я согласиться закрыть ворота перед сиракузским отрядом и ждать, пока римляне истребят его под нашими стенами!

– А потом нападут на город, который некому будет защищать! – добавил Архимед. – Не оправдывайся, Филодем, ты правильно поступил. Может быть, как раз теперь, видя нашу решимость, римляне откажутся от осады.

– Не откажутся, – возразил комендант, – у них тысяч восемьдесят пехоты и флот в триста кораблей. А Сиракузы – лакомый кусок. Но мы отобьемся, Архимед. С твоими машинами и не отбиться! Да я умру от стыда, клянусь Аресом.

_____

Вечером вместе с Магоном к Архимеду приехал Гиппократ. Сотня сопровождавших его конников заполнила узкий переулок. Гераклид не присутствовал при недолгом разговоре нового правителя Сиракуз с ученым. Когда они вышли из комнаты, Архимед сказал Гераклиду, что на время переселяется к воинам:

– Гиппократ попросил меня стать главным советником по делам обороны города, – объяснил он. Видно, настало время поглядеть, чего на деле стоят мои расчеты!

Пока Гиппократ с Архимедом усаживались в повозку, Магон сжал плечо Гераклида.

– Если бы не твой подземный ход, – с благодарностью проговорил он, – перебили бы нас всех до единого. И еще вот что я хотел сказать тебе – Гай Прокул погиб, защищая Леонтины.

БОЙ

храмах приносили жертвы, молились об избавлении от напасти, гадали о будущем по внутренностям жертвенных животных. Но предсказания были противоречивы, и страх, о котором молчали, который гнали прочь, был словно разлит в воздухе Сиракуз.

– Завтра полезут, вспомни мое слово! – хмуро сказал Гераклиду его старый леонтинский знакомец Дион, под началом которого оказался геометр. Видишь, как рано ушли в лагерь, не иначе, отдыхать перед боем.

Они со стены Неаполя глядели на лагерь морских пехотинцев Марцелла. Он возник здесь на месте садов и полей в долине Анапа, перед рощей святилища Зевса, пять дней назад с непостижимой быстротой, прямоугольный, обведенный рвом и насыпью, с бесчисленными рядами палаток, со своими площадями и улицами, огромный, людный, деятельный. А днем позже по другую сторону города у поселка Трогил появился похожий на него, как брат, лагерь войска Аппия Клавдия.

Пять дней на виду горожан римляне ладили штурмовые лестницы, переносные укрытия – «шалаши», окружали плетеными щитами палубы судов, тех, что вошли в Большую гавань. Но еще больше кораблей снаряжались для штурма Сиракуз в соседней бухте, южнее мыса Племирий. Тысячи чужеземцев деловито разрушали дома Полихны и торговые склады гавани, чтобы достать доски и бревна, пилили, рубили, строили. Воины упражнялись в беге, прыжках, стрельбе.

Но сегодня поле между лагерем и берегом бухты опустело раньше обычного. Вероятно, Дион прав: подготовка закончилась, пришло время штурма.

Пять дней назад, когда опасность стала явью, когда на защиту были призваны все, и даже рабам за вступление в войско обещалась свобода, Гераклид отправился к Филодему, чтобы стать воином, и там наткнулся на Диона. Леонтинец был поставлен наводчиком к тяжелому стреломету и взял Гераклида заряжающим.

Пять дней на стене Ахрадины Гераклид учился быстро укладывать в желоб машины тяжелую, толщиной в руку стрелу с острым железным концом и поворачивать вместе с напарником тугой рычаг взвода. Второй рычаг поворачивал Ксанф.

– Больше всех нам достанется, – говорил Дион, морща свое заросшее лицо, – вспомни мое слово.

– Откуда ты это взял? – сомневался Гераклид.

– Здесь, против Львиной башни, место глубокое. Можно на тяжелом корабле подойти к самой стене.

Гераклид часто видел учителя, который словно сбросил десяток лет, без устали обходил крепость с воинами и мастерами, советовал, приказывал, убеждал.

Возвращаясь с Дионом из Неаполя к себе в Ахрадину, Гераклид смотрел на воинов и ополченцев, отдыхавших под стеной, и невольно думал, что многие из них не увидят завтрашнего вечера. Может, и он сам.

Объявили приказ Гиппократа: в эту ночь никому не отлучаться со своих постов. Ночные нападения были в духе римлян. Гераклид ночевал у подножия Львиной башни на куче сена рядом с другими воинами. Ему не спалось. Лежа на спине, он глядел на клюв исполинского Архимедова журавля, поднятый к звездам, бледным от соседства полной луны.

– Архимед идет, Архимед! Радуйся, мудрый! Пропустите главного строителя машин. Скажи, Архимед, мы победим? Отобьемся?

– Если будем сражаться с врагами, а не друг с другом, – ответил ученый.

Гераклид, отряхивая с плаща травинки, подошел к сторожевому костру и обнял учителя.

– Пришел на всякий случай проститься, – сказал Архимед.

Они отправились бродить по освещенной луной площади, беседуя о всякой всячине – многогранниках, законах полета стрел, устройстве вселенной. Но смысл этой беседы не умещался в словах. Ученик и учитель вспоминали прожитые годы и радовались дружбе, которую сохранили вопреки обстоятельствам.

Прощаясь, Гераклид все же пе выдержал и спросил Архимеда о шансах на победу.

– Может быть всякое, – вздохнул Архимед. – У римлян громадные силы. Воины у них опытные и только что пережили победу. Если дойдет до рукопашной, боюсь, нам их не одолеть. Ведь для большинства наших, да и для меня тоже, это будет первый бой в жизни. Но мы будем биться до последнего!

_____

Воины молча стояли на стене, переполненные ожиданием.

Перед ними расстилалось утреннее море, гладкое, еще не тронутое рябью, и на нем, развернутый напротив города, огромный неприятельский флот. Гераклид никогда еще не видел столько кораблей сразу. Несколько десятков пятиярусников – пентер возвышались, как храмы, над скопищем галер, широких грузовых судов, наспех сколоченных плоскодонок. Солнце, горящее за ними, заставляло щуриться, мешало смотреть, и корабли, как тяжелые жуки, висели в ореоле блеска.

Но вот вдалеке ударили бубны, взревели трубы. Стало видно, как у корабельных бортов зашевелились весла – флот Марцелла двинулся на Сиракузы.

Корабли быстро приближались. Впереди шли пентеры. Из их выгнутых наружу бортов опускался целый лес согласно работавших весел, широкие палубы нависали над водой, там за деревянными укрытиями блестели сотни шлемов, виднелись метательные машины. Мачты огромных судов поднимались выше крепостных стен, в привязанных к ним корзинах сидели лучники.

Почти прямо на Гераклида шла самбука – два сцепленных бортами пятиярусника несли длинный штурмовой трап, который выдавался далеко вперед. Десятки растяжек крепили это шаткое сооружение к мачтам. Конец трапа качался чуть выше уровня стены и словно плыл перед кораблями по воздуху. А на самом трапе, пригнувшись, закрывшись щитами, вереницей стояли смельчаки, готовые ринуться вверх, едва он ляжет на стену. И еще больше воинов толпились на палубах скрепленных судов. Искаженные злобой лица, орущие проклятия рты, руки, потрясающие оружием…

– Бей! – раздалась команда, и вдоль стены вправо и влево вразнобой застучали метательные машины.

Оглушительно хлопнул стреломет Диона. Стрела, описав дугу, ударилась в плетеную ограду штурмового трапа, пробела ее и сшибла двоих римлян, которые, кувыркаясь, полетели в воду.

– Стрелу! – рявкнул на зазевавшегося Гераклида Дион. Гераклид привычным движением положил в опустевший желоб новую стрелу. А над его головой со свистом пронесся первый выпущенный римлянами камень. Второй сухо стукнул в зубец стены, раскрошив его край.

Страх исчез. Гераклид автоматически опускал левой рукой стрелу и правой нажимал рычаг, помогая быстрее взвести машину. Стрелы одна за другой уносились навстречу врагу, рядом без передышки били соседние катапульты. Дион целился в забитую воинами палубу самбуки. Каждая выпущенная стрела несла нападавшим смерть и увечья, но корабли, несмотря на потери, упорно двигались вперед.

С сопровождающих судов, несших метательные машины, в защитников летели каменные ядра, тяжелые стрелы и дротики. Они молотили по зубцам стены, свистели мимо, скакали по плитам, уже запятнанным кровью защитников.

Корабли подошли совсем близко. В дело вступили римские лучники. Вскрикнув, повалился навзничь воин, который вместе с Ксанфом взводил правый рычаг машины. Вместо него у стреломета встал какой-то кудрявый юноша.

Сиракузские лучники яростно отстреливались. Римляне прикрывались щитами, с палубы полетело несколько дротиков.

Гераклид, на миг подняв голову, увидел, что полный римлянами трап уже навис над зубцами и моряки ослабляют канаты, чтобы опустить его на стену.

В этот момент из-за стены показалась длинная балка с коромыслом на конце. Исполинский журавль грациозно повернул шею и нацелился в середину трапа клювом, на котором раскачивались распахнутые клещи железной лапы. Клюв опустился, острые когти сомкнулись, ломая плетеную ограду, увеча людей, врезаясь в шаткие доски.

Затрещало дерево, в ужасе закричали воины, цепляясь за ломающийся трап. Журавль с непостижимой силой начал поднимать клюв. Конец трапа, облепленный римлянами, обломился и тяжело рухнул в воду. Воины, оставшиеся на его уцелевшей части, покатились вниз, лапа отделилась и вместе с обломками трапа полетела в море.

Разбитая самбука, не разворачиваясь, стала отходить от стены. Ее примеру последовали другие суда; римский флот отошел от стен Ахрадины.

Ополченцы грозили римлянам кулаками, кричали и смеялись, радуясь первой победе. Со стены начали уносить раненых и убитых.

Новый помощник Диона, переводя дух, огромными, очень знакомыми глазами разглядывал Гераклида. Как же звали этого слугу Зоиппа? Парис?

Вероятно, Гераклид произнес имя вслух, потому что юноша ответил:

– Париса больше нет. Я получил свободу и теперь опять называюсь Тиграном.

– Ты ведь из Вифинии? – вспомнил Гераклид.

– Да, – юноша тряхнул черными кудрями, – и я еще вернусь туда.

– Пусть тебе помогут в этом боги! – улыбнулся Гераклид.

От защитника к защитнику передавались вести. Все уже знали, что воины Аппия Клавдия, атаковавшие Тиху, отброшены от Гексапилы, что одна из Архимедовых «железных лап» подняла в воздух бревенчатый навес, под которым укрывались римляне, а потом обрушила его им на головы. Теперь римляне обстреливают стену Тихи, а защитники, посылая тяжелые камни, одну за другой разбивают катапульты врага.

Но рано было торжествовать победу. Передышка оказалась недолгой. Потерпев неудачу, римляне переменили тактику. Теперь самбуки держались на расстоянии, дожидаясь подходящего момента, а к стенам ринулись корабли с катапультами и мелкие суда, где толпились воины с обычными штурмовыми лестницами в надежде осуществить дерзкий план – добраться до зубцов с узкой полоски берега под стеной.

Наверно, Сиракузы имели больше метательных орудий, чем римляне, но защитники, стоявшие на узкой стене, не могли свести их вместе. Зато Марцелл соединил все свои машины в один кулак, направленный правее Львиной башни, в то место, где «железная лапа» разрушила одну из четырех римских самбук.

Обстрел усилился. Камни долбили стену, крошили зубцы, разрушали машины, сбивали со стены воинов.

Катапульты города отвечали меткой стрельбой, на место разбитых машин подъемник Львиной башни подавал другие. Места убитых и раненых воинов занимали новые.

Исполинский журавль, которого целая толпа ополченцев передвигала вдоль стены, протягивал над зубцами длинную шею и обрушивал на приблизившиеся корабли каменные снаряды, пробивавшие суда насквозь.

Гераклид увидел, как невдалеке, около дамбы острова, другая «железная лапа» вступила в единоборство с подошедшей к стене триремой. Громадные клещи вцепились в носовой брус корабля и начали медленно подниматься. Судно послушно задрало нос, корма окунулась, погрузив задние весельные люки, через которые внутрь корабля хлынула вода. Моряки и воины сбежались на передний край палубы, стараясь выровнять корабль, – тщетно: корма скрылась под водой, люди посыпались со вставшего дыбом настила, на миг обнажилось черное дно, потом лапа отделилась от клюва машины, и судно боком ухнуло в воду, выбросив в стороны мутную пенистую волну. Через мгновение на месте, где только что стоял грозный корабль, кружились в водовороте обломки, за которые цеплялись те, кому удалось спастись.

Снова отходили корабли римлян, и опять, перестроившись, с непостижимым, нечеловеческим упорством шли на приступ.

Внезапно среди ударов, крика и стонов, крови и известковой пыли Гераклид увидел учителя, взлохмаченного, в порванном плаще. Он что-то говорил окружившим его воинам, указывая на римские корабли. Заметив Гераклида, Архимед улыбнулся ему и крикнул:

– Держись! Аппий уже отступил от Тихи!

И, не обращая внимания на летящие мимо камни, Архимед со своими спутниками быстро зашагал в сторону Острова.

Место убитого Диона занял другой воин. Гераклид чуть не падал от усталости. Он задыхался, пот застилал глаза, тело было в кровь исцарапано осколками камня, но он не чувствовал боли.

Когда метко брошенный камень вывел из строя Архимедова журавля, над морем пронесся радостный крик римлян. Корабли-метатели расступились, и две уцелевшие самбуки двинулись к стене, не обращая внимания на стрельбу горожан.

Казалось, на этот раз уже ничто не способно помешать разъяренным неудачами римлянам. Качающиеся, словно плывущие в воздухе, трапы были уже совсем близко. Гераклид нащупал за поясом рукоять кинжала, готовясь к смертельной рукопашной схватке.

Но тут перед стеной над морем в пыльной мгле возник удлиненный клубок огня.

Он не был похож ни на что на свете, ослепительный, дымящийся, страшный.

Прекратился стук машин, затихли крики, только весла самбук продолжали бить по воде. Нападавшие и защитники как завороженные глядели на парившее перед ними чудо.

Гераклид вспомнил, что когда-то уже видел такое. Зеркало Архимеда! Значит, учитель не уничтожил его? Или его тайно сберег Гекатей?

Гераклид проводил взглядом луч. Составное зеркало стояло на стене у подъемника.

Гекатей осторожно поворачивал раму, усаженную десятками зеркал. Огонь легко двинулся вправо, навстречу подходившей самбуке и упал на палубу ближнего корабля. Вопль ужаса разнесся вокруг. Прикрываясь щитами, давя друг друга, римляне ринулись к корме. Сотни воинов падали и прыгали с высоких бортов в воду, разбивались о весла и ломали их.

– Тихе, охранительница города! – крикнул кто-то под радостные возгласы защитников.

Ослепительное пятно поползло по дымящемуся настилу, оставляя черный след, подобралось к основанию мачты, вспорхнуло по ней и остановилось там, где сходились растяжки, державшие мачту и трап. Неожиданно огонь вздулся, охватив громадное бревно.

Один за другим лопались пережженные канаты. Лишенная поддержки, мачта наклонилась вперед со скрипом, похожим на стон. Привязанный к ней трап качнулся и, рассыпаясь на части, упал вниз.

Но за мгновение до этого один из стоявших на его площадке воинов спустил тетиву.

Гераклид вскрикнул, выдернул из живота стрелу и привалился к зубцу стены, зажав рану ладонью. Он увидел, как римские корабли, лихорадочно работая веслами, двинулись прочь и как с испуганным лицом метнулся к нему Ксанф. Потом темная пелена сгустилась в его глазах.

_____

Сперва Гераклид ощутил живую горячую боль в правом боку. Постепенно приходя в сознание, он понял, что лежит на мягкой постели, что кругом тишина, не нарушаема/! стуком орудий и криками воинов, только тихий знакомый голос виновато повторяет:

– Я сделал, что мог, Архимед. Но задета печень. Если нагноение пойдет вглубь, то надеяться не на что. Единственный, кто мог бы его вылечить, это александриец Диофант.

«Гиппий», – узнал Гераклид и открыл глаза.

– Он очнулся, – сказал Архимед.

– Наконец-то. – Гиппий из-за спины учителя улыбнулся Гераклиду и отошел к столу, уставленному лекарствами.

– Отбились? – спросил Гераклид, едва шевеля губами.

– Отбились, – успокоил его Архимед. – Тебя ранили в самом конце боя. В ту же ночь Марцелл снова атаковал нас с моря. Но мы успели перетащить в Ахрадину еще три «железные лапы», и римляне ушли сразу. Теперь не скоро сунутся.

– Нас спасло твое зеркало, – с благодарностью прошептал Гераклид.

– Может быть, – кивнул Архимед. – Но только зеркала больше не существует. Его сбросили в море со стены Ахрадины. В тот раз Гекатей обманул меня, но теперь оно было похоронено при мне.

– Как же так, учитель, ведь город в опасности…

– Не преувеличивай. А для обороны от зеркала все равно было бы мало прока, раз враги о нем узнали. Чтобы его обезвредить, достаточно выбрать для боя облачный день. Или напасть ночью, как догадался поступить Марцелл. Другое дело при нападении: наступающий может учесть и погоду, и положение солнца.

Пускай же, как я и хотел, это мое изобретение умрет, едва родившись. И я прошу тебя, никому не рассказывай о нем ни здесь, ни в Александрии, куда я тебя постараюсь переправить при первой возможности.

– Понимаю, – шепнул Гераклид.

Архимед помолчал, погладил плечо ученика:

– Нелепо все это, Гераклид. Не следовало тебе идти на стену. Не могу простить себе, что не сумел вовремя тебя удержать…

Гераклид закрыл глаза. Он не жалел о случившемся.

КОНЕЦ КНИГИ

ераклид смолк. В беседке стало слышно шлепанье босых ног садового служителя, переступавшего по дощатой трубе Архимедова винта, скрип плохо смазанной оси и шум нильской воды, с каждым оборотом вливавшейся в канаву, чтобы напоить эту часть сада Мусейона.

– Разболелась? – тревожно спросил Зоипп.

– Немного, – кивнул Гераклид.

– Может быть, ты дочитаешь мне в другой раз?

– Нет, лучше сейчас. Слушай дальше, Зоипп, осталось совсем немного. – Гераклид приблизил свиток к глазам и продолжил чтение:

– «Больше года стояли римляне под Сиракузами, но идти на приступ уже не решались, устрашенные Архимедовыми машинами. Но и сиракузяне так уверились в своей безопасности, что вконец потеряли осторожность. Этим и воспользовался Марцелл. Узнав, что городская стена в одном месте не слишком высока и доступна для штурмовых лестниц, он совершил на город тайное нападение ночью, застиг воинов врасплох и захватил Тиху. У сиракузян остались Ахрадина и Остров. Говорят, что высоту стены Марцеллу сообщил один римский воин, посчитавший число рядов кладки. Но есть и другой слух, будто это сделал римлянин, который, будучи гостем Гиерона, долго жил в Сиракузах и тайно измерил высоту крепостных стен еще в то время, когда Сиракузы и Рим находились в дружбе. Я не хочу называть имя этого подлого человека, чтобы оно не сохранилось для истории.

Узнав о случившемся, карфагенский полководец Гимилькон вместе с Гиппократом, который привел к нему вспомогательный отряд, двинулся к городу из-под Акраганта, и Марцелл оказался осажденным внутри Сиракуз.

Положение римлян, запертых в Тихе и Эпиполах и отрезанных от моря, было безвыходным, но тут в войну людей вмешались боги. Я не знаю, за какие прегрешения они карали сиракузян, но только в карфагенском войске началась чума. От страшной болезни погибло множество воинов и оба вождя. Тогда в городе пали духом, и какой-то изменник, договорившись с врагами, открыл римлянам ворота.

Говорят, Архимед в это время сидел у себя в саду, занимаясь решением какой-то важной математической проблемы. Вдруг в калитку вбежали римские солдаты, грабившие Ахрадину. Увидев их, ученый, как рассказывают, воскликнул: «Не трогай моих чертежей!» Но солдаты, даже не узнав, кто перед ними, убили старика. Есть и другой рассказ, будто солдаты знали, кто он, и убили от страха, опасаясь, что Архимед напустит на них какое-либо из своих орудий.

Так на семьдесят пятом году жизни погиб Архимед, великий геометр, знаменитый изобретатель, замечательный астроном. Не его вина, что Сиракузы были захвачены. Он сделал для защиты своей родины все возможное и вышел победителем из сражения с двумя римскими армиями».

Гераклид дочитал, свернул свиток и положил на стол жизнеописание учителя.

– Ты сделал большое дело, – сказал Зоипп. – Мне кажется, у Архимеда не было более достойного ученика, чем ты.

– Я плохой ученик, Зоипп, – грустно ответил Гераклид. – Перед самым началом войны Архимед нашел новый способ определения расстояний до планет и рассказал мне о нем. Тогда я не успел его записать и теперь, как ни бьюсь, не могу вспомнить и воспроизвести это его построение, говорящее в пользу гипотезы Аристарха!

ПОСЛЕСЛОВИЕ

адача исторической повести та же, что и у исторического исследования, – попытаться заглянуть в прошлое. Историк, сопоставляя и анализируя дошедшие до нас письменные свидетельства, используя данные раскопок, изучая сохранившиеся изображения, воссоздает образы живших в прошлом людей и происходившие тогда события. И, естественно, далеко не всегда исторические материалы – «источники», как их называют историки, – оказываются полными и подробными, особенно когда речь идет о том, что было 2200 лет назад. Поэтому наши знания о прошлом далеко не полны. Однако там, где историку приходится писать: «Остается только строить догадки…» или «С некоторой долей вероятности можно предположить…», автор повести имеет возможность эти догадки строить и события предполагаемые описывать как случившиеся на самом деле.

Что же в этой повести историческая правда, то есть факты, подтвержденные свидетельствами источников, а что вымысел, заполняющий «белые пятна» исторической картины?

Математическим трудам Архимеда повезло – многие из них сохранились и позволяют нам судить о творчестве великого ученого древности. Архимеда по праву считают одним из величайших математиков всех времен и народов. Сохранившиеся труды ученого (в основном математические) составляют солидный том^[17]. Его достижения в математике огромны, по творчество ученого не ограничивалось математикой. Он был «универсальным» гением с необычайной широтой научных интересов. Он явился основоположником статики, гидростатики и математической физики вообще, был выдающимся астрономом и замечательным инженером.

В повести все, что связано с научной и инженерной работой ученого, основано на имеющихся исторических свидетельствах – трудах Архимеда или упоминаниях античных авторов. Исключение составляет «подъемник Львиной башни», однако возможность постройки подобных машин вполне соответствует уровню техники того времени. Такого рода подъемники (меньшего размера) применялись в театрах для того, чтобы изобразить на сцене появление божества.

Вымышлен и эпизод со «сбойкой» подземного хода в Леонтинах, хотя известно, что подобные задачи были по плечу греческим строителям. На острове Самос сохранился пробитый в скале водопроводный тоннель длиной около километра, построенный в VI в. до н. э. Евполином. Установлено, что проходка его велась двумя группами горняков навстречу друг другу.

Изобретение Архимедом «перископа» также является авторским вымыслом.

О передвижении корабля «силой одного человека» сообщает греческий писатель Плутарх. Описывая этот эпизод, автор опирался, кроме того, на конструкции лебедок, приведенных с косвенной ссылкой на Архимеда александрийским математиком III века Паппом.

Книга «Об устройстве небесного глобуса» до нас не дошла, хотя о самом глобусе имеется ряд упоминаний. (Одно из них – стихотворение римского поэта V века Клавдиана, вложенное автором в уста Зоиппа, приведено в повести.) Кроме того, сохранились двенадцать величин межпланетных расстояний, определенных Архимедом, которые позволили воссоздать его систему мира. В рассказе об этом эпизоде автор основывался на своих научных исследованиях, опубликованных в специальной литературе. Принятие Архимедом в конце повести гелиоцентрической системы мира – авторская вольность.

История со сжигающим зеркалом вымышлена, хотя изобретение такого зеркала Архимедом и его применение во время отражения римского штурма не исключено. В описаниях штурма Сиракуз, близких по времени к событиям, зеркала не упоминаются. О поджоге Архимедом с их помощью римских кораблей сообщают более поздние византийские историки. Техническая возможность такого применения зажигательных зеркал была подтверждена опытами Бюффопа в 1747 году и Сакаса в 1973-м.