Текст книги "Стальной Прометей (СИ)"

Автор книги: Сергей Соболев

Соавторы: Баграт Толорайя
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Глава 6, Седрик

Седрик приходил в себя медленно, но сквозь спутанную кашу шума и пульсирующего красного света, наполнившую его черепную коробку, он все же осознавал, что жесткие металлические клешни тащат его куда-то без всякого сочувствия оббивая обо все пороги и ступени. Ему показалось, что его волокли так целую вечность, хотя на самом деле он знал, что от дока до верхней станции рукой подать: ведь так гораздо удобнее доставлять все самое необходимое жителям верхушки Прометея. Яркий, нестерпимый свет пробирался под сомкнутые веки капитана. Сознание Седрика было прерывистым и спутанным, он то почти осознавал себя, а то словно бы снова проваливался в забытье. Наконец, его приволокли куда-то и все так же бессердечно швырнули на стул, так что металлические ножки с душераздирающим скрежетом проехались по полу добрых полметра.

От этого последнего броска Седрик кое-как пришел в себя и с трудом приоткрыл веки. Он был уже один в маленькой комнатке с двумя стульями и дверью. Стулья были не одинаковыми: тот, на который робот швырнул капитана, был низким, словно бы сделанным для подростка, второй стул был непомерно высоким, с высокой спинкой и парой ступенек, ведущих к сидению. Стены были обшиты все теми же металлическими пластинами, что и в доках, но здешний металл был гладким и блестящим, без следов коррозии или тусклого налета. Здесь было чисто: даже пол сиял так, как никогда не сияли тарелки на Морже. Морж... Роботы забрали только его или всю команду схватили и приволокли сюда? Седрик понятия не имел. От этой холодной сверкающей чистоты, от слишком яркого света с непривычным голубоватым оттенком у Седрика создавалось ощущение, что сейчас его, так детально освещенного, порежут на части и будут с интересом рассматривать. Кто? Наверное, люди. Что ж, пускай попробуют!

Люди... Седрик давненько не видел людей. Ну, если не считать плакатов, которыми были увешаны стены нижнего Прометея: прекрасные светлокожие фигуры, высокие, статные, в развевающихся одеждах, милостиво простирают руку над темной массой жалких сутулых и горбатых существ, таких, как Седрик. Были еще сюжеты, в которых те же светлые фигуры, но уже с суровым выражением на прекрасных лицах посылали молнии в уродливых и гнусных на вид нарушителей – контрабандистов, воров, нерадивых работников. Изображения, намалеванные на рулонах прозрачной пленки, были не весть как хороши, но главную мысль передавали отчетливо.

Седрик поднялся со стула, ощущая противную слабость в ногах, и прошелся по комнатке. Все-таки, что же его команда? И зачем его притащили сюда? Мысли ворочались в голове вяло и хаотично, внимание капитана все время ускользало куда-то. Ответ на вопрос был так очевиден: конечно же, карта. Все из-за карты. Зачем бы еще он мог понадобиться людям? Седрик сжал кулаки. Каждая сволочь на этой проклятой станции покушается на его находку! Ну уж нет! Это ему суждено ступить первым на забытые уровни Прометея, это он раскроет его тайны, это он, Седрик, соберет все сокровища, которые таятся на загадочных старых уровнях! Никакие бандиты, никакие гребаные люди его не остановят.

Капитан упрямо сжал зубы и уставился в стену невидящим взглядом. Конечно, без команды Морж не сдвинется с места. Так что если роботы заграбастали его парней, то никуда он не поплывет и никакие тайны не раскроет. Скорее, сейчас придет какой-нибудь мясник, и раскроет брюхо самому Седрику, в надежде вытянуть из него, где он спрятал карту.

С другой стороны, зачем бы она людям?  Как будто они позволят себе опуститься до того, чтобы рыскать по океану и шакалить по заброшенным станциям! Они сроду не интересовались такими экспедициями, разве что сверху мог поступить заказ на какой-то особенно редкий морской деликатес или какую-нибудь необычную вещицу, и на этом все. Седрик бродил по комнатке, измеряя ее шагами: три в длину, четыре в ширину. Прошло уже порядочно времени, и капитан прекрасно понимал, что за игру с ним затеяли его тюремщики: хотят промариновать его в чувстве беспомощности, неопределенности и бесцельном ожидании. Он криво усмехнулся, с громким скрежетом поставил высокий стул напротив двери, взобрался на него и принялся терпеливо ждать.

Кажется, прошла целая вечность, прежде чем наконец отворилась дверь. По крайней мере, Седрик успел порядком проголодаться и на него уже давно навалилась изнурительная слабость и сонливость вдали от воды, из чего он сделал вывод что его продержали в комнатенке никак не менее двенадцати часов. Человек, почтивший, наконец, своим визитом капитана, остановился в дверях. Он напоминал те фигуры с плакатов лишь отдаленно – та же белая с каким-то розоватым оттенком кожа, темные, коротко стриженные волосы, небольшие глаза, совсем непохожие на глаза Седрика и ему подобных, совсем иначе устроенный нос... Тело человека, точь-в-точь как на плакатах, драпировали роскошные и яркие полотна материи – таких ярких и чистых цветов не увидишь на нижней станции. За этими яркими красками уродство, которое сквозило в каждой черте человека, было не так приметно, но все же до конца его скрыть было невозможно: фигура человека под разноцветной тканью была рыхловатой и аморфной, белые вялые руки с опухшими суставами поигрывали изящной золотистой тросточкой с набалдашником  виде головы какого-то чудища, лицо было одутловатым и каким-то неправильным, непропорциональным, словно бы красивое лицо с плаката кто-то сдавил по бокам клещами, а потом как следует расплющил. Человек задержался в дверях, и высоко подняв подбородок с презрением осмотрел Седрика с головы до ног. Капитан знал, что должен встать и поклониться, но обстоятельства не слишком располагали его к тому, чтобы соблюдать этикет. Из-за спины человека выглянул собрат Седрика, крупный, под стать Алексу, и злобно сверкнул большими круглыми глазами на капитана. Он в один прыжок оказался возле капитана и выбил стул из-под него одним пинком. Седрик успел вскочить, но на его колено тут же обрушился удар сбоку, едва не выбив сустав. Капитан повалился на четвереньки.

– Поклонись господину, дерзкая гнида! – зло прошипел прислужник человека, и тут же отступил в сторону с какой-то жалкой ужимкой склоняясь перед своим хозяином.

Человек не проронил ни слова и остался безучастным. Когда Седрик, наконец, принял подобающее, по человеческому разумению, положение, а прислужник суетливо поднял высокий стул и поставил его на место, он, наконец, не спеша шагнул в комнатенку и, тщательно расправив сладки своего роскошного одеяния, царственно уселся напротив капитана.

– Усади это, – человек вытянул руку и ткнул указательным пальцем в сторону Седрика.

Прислужник расторопно поднял упавший на бок маленький стул и толкнул к нему успевшего уже подняться на ноги Седрика.

– Много лет назад, – неторопливо начал человек, ни к кому не обращаясь и разговаривая словно бы сам с собой, – мой народ, разумный и добрый, нашел жалких существ, пресмыкавшихся в грязи и убожестве, уродливых, ничтожных и недоразвитых. Мы простерли над ними свет разума, даровали им чудеса нашей науки. И что же мы получили взамен? Эти твари лишь тянули нас назад, паразитируя на нашем разуме и нашей доброте, высасывали все соки из нас, портили все, что мы даровали им.

Он сделал паузу, и, кряхтя, уселся поудобнее. Медлительность и размеренность его голоса раздражала уродливого, ничтожного и недоразвитого Седрика сильнее, чем скрип металла по стеклу. Он уже много раз слышал эту историю, перепетую на разные лады: она была извечным ответом на вопрос таких, как Седрик – откуда мы произошли, кто мы такие, почему мы так отличаемся от людей? Вся эта волынка может и впечатляла Седрика, когда ему было лет десять, и когда он еще не видел людей вживую.  Но теперь, трезво посмотрев вокруг, Седрик готов был поклясться жизнью, что что-то в этой сказочке серьезно не так. Капитан скривился:

– На твоем разуме и доброте даже актиния паразитировать не сможет. Давай к делу, высшая гниль.

Тяжелый удар сшиб Седрика со стула, и еще один тут же прилетел в живот, когда он повалился на пол. Пока капитан лежал на полу и хватал воздух ртом, человек лениво рассматривал кончик своей трости, потом так же медленно и неторопливо, как говорил, приложил кончик трости к плечу капитана, словно хотел попробовать, "живо ли оно". Сквозь плечо Сердрика резко прошил разряд тока, такой болезненный, что он едва сдержал вопль.

Громила-прислужник рывком поднял на мгновенье осоловевшего от боли капитана за шкирку и снова швырнул на стул.

– Оно слишком наглое, – поморщился человек. – Великий народ людей даровал ему все, но оно неблагодарно...

Седрик хотел бы вставить ядовитое замечание, но внезапно вспыхнувшее в мозгу воспоминание о только что пережитой боли заставило его придержать язык.

– Оно нашло путь к священным костям наших предков и хотело осквернить их своими гнусными прикосновениями.

Ах вот оно что! Глаза Седрика сверкнули. Что-то важное на нижних уровнях Прометея, что люди не хотят показывать таким как он! Будь он трижды проклят, если эти хитрые сволочи стали бы так беспокоиться ради груды костей, чтобы посылать целую ватагу боевых роботов с фонарями и сиренами. Холодок побежал по спине капитана, когда он понял, как влип. Стоит только сказать им, где карта – и его убьют. Пока он не скажет где карта – его будут держать здесь, потихоньку превращая в прожаренную током отбивную. Чем дольше будут выпытывать, тем более жуткую казнь для него изобретут. Седрик слышал как-то, что правитель верхней станции сам придумывает казни для провинившихся, и у него богатая фантазия.

Ситуация сложилась патовая. Седрик почти машинально обвел взглядом маленькую комнатку. Бесполезно, никуда не деться. Человек, презрительно следивший за капитаном вдруг начал издавать булькающие звуки. Седрик взглянул на него в надежде, что его хватил удар, но нет – человек смеялся, широко раскрыв рот и весело постукивая себя тросточкой по колену.

– Оно поняло! Оно поняло!

Прислужник рядом с Седриком угодливо захохотал следом за своим хозяином. Смех человека прервался так же внезапно, как и начался, и в комнате еще несколько секунд одиноко звучало тявкающее подобострастное хихиканье прислужника, который не сразу понял, что пора заткнуться.

– Тогда оно понимает, что лучше сразу сказать, где карта святынь. Пусть оно скажет – где? – человек смотрел в упор на капитана. Очевидно, этот мутный, стеклянный, ничего не выражающий взгляд, как будто бы у дохлой рыбины, должен был заронить страх и робость в душу Седрика, но вместо этого капитана взяла, как обычно с ним бывало в безвыходных ситуациях, жгучая злость. Среди выжидающего молчания с его губ слетело крепкое словцо вместо ответа на вопрос высшего. Вполне ожидаемо за этим последовал грубый пинок в бок и целый град ударов по его скрюченному на полу телу, а после – один за одним раздирающие удары тока, не дающие опомниться. Несколько мгновений Седрик барахтался на полу, пытаясь подняться: в голове у него мутилось от боли, руки и ноги предательски дрожали и подгибались. Верзила снова поднял его за шкирку, словно тряпичную куклу, и швырнул на стул.

– Пусть оно скажет – где? – бесцветно повторил человек.

Капитан еще не вполне пришел в себя после ударов током и силы снова начать сквернословить у него не нашлось – поэтому он ответил просто смачным плевком, изрядно подкрашенным кровью –  под действием волшебной человеческой трости он крепко прикусил себе язык. Седрик целился прямо в бледное уродливое лицо мучителя, но плевок описал дугу и шлепнулся человеку прямо на грудь, задрапированную прекрасными тканями. Человек неловко вскочил, с ужасом и отвращением глядя на испачканную ткань, словно на груди у него сидела какая-то ядовитая мерзкая тварь. Его распухшие бледные пальцы бессмысленно тряслись над плевком – он явно желал смахнуть его, но в то же время боялся прикоснуться. Прислужник запоздало ухватил капитана за шкирку. Со странным повизгиванием человек оскалился и уставился выпученными глазами на Седрика, вполне довольного произведенным эффектом. Изящная золотая тросточка взлетела вверх, готовясь, видимо, зажарить капитана изнутри, как краба, но внезапно воздух прорезал пронзительный вой сирены. Человек обернулся на пронзительный звук, который оборвался так же внезапно, как и начался. Вместо этого зазвучал механический голос:

– Тревога! Тревога!

– Что еще там такое, – раздраженно пробормотал человек и, опустив тросточку, шагнул к двери и высунул голову наружу, в коридор. Видимо то, что там происходило, взволновало его не на шутку, потому что он через плечо бросил своему прислужнику:

– Когда я вернусь, оно должно заговорить, – и скрылся в коридоре. Дверь за его спиной резко захлопнулась, а потом медленно приоткрылась вновь, показывая капитану едва заметную полоску красноватого освещения, льющегося из коридора. Громила-прислужник, видно, не заметил этой оплошности своего хозяина, и с хищной ухмылкой навис над Седриком. Мысль о том, что это – единственный шанс спастись, придала капитану, только что едва способному шевельнуть рукой, такой резвости, на какую громила явно не рассчитывал. Седрик что есть силы рванулся вперед, поднырнул под тяжелый кулак, размашисто летящий ему прямо в лицо, и одним отчаянным броском достиг двери. Пальцы прислужника ухватили воздух в сантиметре от руки капитана. Не оглядываясь, он бросился вперед по коридору с такой скоростью, на какую даже не мог рассчитывать: мимо мелькали красные лампочки, какие-то двери. Седрик понятия не имел, куда бежать, поэтому бросился в ближайшее боковое ответвление. Люк, ведущий вниз, должен быть где-то недалеко. За спиной слышался все громче тяжелый шлепающий топот прислужника. Из-за поворота короткого бокового коридора показался спасительный красный вентиль люка. Седрик бросился к нему, вцепился в вентиль, чтоб рвануть его, что есть силы, по часовой стрелке, но внезапно непреодолимая сила потащила его назад. Лапища прислужника вцепилась капитану в загривок и неумолимо отдирала его от спасительного красного вентиля. Седрик извернулся, как угорь, оказавшись лицом к прислужнику и что есть силы ударил головой в длинный острый нос своего сородича. Хватка здоровяка на мгновенье ослабла, но стоило Седрику сделать рывок прочь, как тяжелые лапищи вновь уцепились за него и потащили назад. Капитан отчаянно барахтался в железной хватке прислужника, но силы были явно не равны. Еще доля секунды – и ему уже не выбраться из захвата. Отчаянье придало капитану почти ненормальную ловкость и скорость. Он ткнул растопыренной пятерней в глаза противнику, и, выиграв долю секунды, чуть отстранился и крепко пнул верзилу в пах. Прислужник сложился пополам, а капитан, освободившись от захвата, не теряя ни секунды, наконец рванул заветный вентиль и, не глядя, бросился в темноту нижней станции.

Глава 7, Давид

И, похабно подмигнув мне, она скрылась в толкучке своих не менее жирных дегенеративных подружек, хохочущих неподалеку.

– Шевели ногами! – прикрикнул рыб. После этого случая он явно выглядел взбешенным, и мне очень не хотелось злить его еще больше. Поэтому я просто подчинился.

Уже позднее я успел разглядеть болтавшуюся под потолком тяжелую стальную клетку, наполненную рыбами. Они стояли друг к другу вплотную. Выглядели эти рыбы куда более истощенными, нежели их сородичи-прислужники.

Видев это все я смог сделать вывод о кастовости рыбьего общества. Самые сильные – конвоиры. Они же охранники, видимо, наравне с роботами. Все остальные – бесправная масса. Но их объединяет одно – они все рабы. Почему-то меня это не ужасало.

Краем зрения я заметил ажитацию вокруг подвесной клетки. Люди сгрудились вокруг, и с упоением наблюдали, как один из рабов, схватив стальную пику, с ожесточением вонзал ее острие в тела рыб.

Несчастные существа плакали и кричали, просили о пощаде, но их крики только больше возбуждали хохот толпы.

В один момент клетка опустилась, и охранники выволокли из ее нутра одного рыбоподобного страдальца. Тот выглядел настолько истощенным, что ребра просвечивали сквозь толстую серую кожу, а живот казалось прилип к позвоночнику.

Казалось что, он вот-вот упадет и умрет прямо здесь.

Сперва я не понял, в чем дело. Думал, что его просто изобьют или что-то типа того, а затем вновь отправят в клетку.

Но, вопреки моим ожиданиям, дальше произошло нечто поразившее меня до глубины души.

Толпа, озверев, накинулась на несчастного и принялась с ожесточением его избивать.

Люди таскали несчастное создание от одного к другому, под хохот и крики. Так продолжалось сравнительно долго, что-то около минуты.

– Да что вы делаете?! Остановитесь!

– Лежать, банка!

Снова грубый пинок, на сей раз в основание шеи. И я отключился. А когда проснулся, то больше того рыба не увидел. Меня втолкнули в комнату.

И когда я вошел, моему удивлению не было предела. Огромное помещение, освещенное электроприборами до отказу было забито людьми. Они стояли вдоль стен, их было очень много и одеты они были помпезно – все в туниках и тогах (или как там еще это называется?), украшения золотые, камни-самоцветы, и все это так блистает в софитовом свете что аж моим электронным глазам становится больно (или я выдумываю?).

Это кишащее, как рой пчел, людское месиво сливалось в одну большую темно-розово-золотую массу.

Толпа смеялась и шумела, приветствуя меня аплодисментами. Я не мог понять, зачем я здесь? Рыба, приведшая меня, молчаливо встал у входа, сложив на груди мускулистые руки.

А потом зал вдруг замолк, и вошел он. Толстый, рыжебородый тип в пурпурной тряпке. Он молод, но по обрюзгшему лицу его так не скажешь. Он глядел на меня надменно, сквозь плоский изумруд, и я понимаю, что этот любитель излишеств – и есть здесь самый главный.

 – Поклонись Божественному, ты, консервная банка! – злобно шипит рыба. Я не успеваю ничего сделать, как электрический разряд впивается мне в бок, и я падаю на колени. Толстяк машет рукой, и зал взрывается криками приветствий. Тут же побегают (или подкатываются?) какие-то две металлические штуковины, и несут ему роскошное кресло на своих руках-манипуляторах. Он садится, и тут же вынимает (откуда только она у него?!) небольшую арфу из складок своего тряпья. Зал замолкает как по команде, и главный начинает дергать струны, при этом что-то выкрикивая дурным голосом.

Все это кажется мне таким нелепым, что я едва сдерживаюсь чтоб не захохотать.

Наконец, он кончает этот цирк, и начинается что-то другое. Он машет рукой, и в центр зала выкатывается одна из машин-держателей кресла. Больше всего эта штука похожа на здоровенный пылесос с клешней-манипулой. Она хищно глядит на меня красными глазками-датчиками, выставив вперед клешни манипулятора.

«Противник SK-1672, универсальная машина. Уровень 10.» – бодро рапортует женщина в моей голове, и я понимаю, что сейчас все будет очень плохо. Потому что я-то первого уровня!

М-да, недолго мучился, Давидка. Зато умрешь молодым и красивым.

Хотя, с другой стороны, я ведь уже когда-то умирал.

– А теперь дерись, – улыбается рыба. Честно, его улыбкой можно было бы вскрыть вены.

– Чего? – не понял я.

– Дерись, тебе говорят, – зло процедил мой проводник. – боевой робот божественного ждет. Или я прямо сейчас солью тебя на переплавку!

На переплавку мне не хотелось, поэтому я ничтоже сумняшеся шагнул навстречу клешне и уверенно прописал ей "двоечку".

Точнее, попытался. А точнее, не попал. Как я уже отметил, скорость моего удара была много быстрее чем моя, скажем так, "прижизненная". И все же этого было недостаточно. Робот ловко извернулся, вытянул вверх манипулятор, резко ставший невероятно длинным и от души хлестнул меня по спине прежде, чем я успел отскочить.

Послышался лязг металла, толпа взорвалась ревом одобрения.

Но я не упал, нет. Боли я не чувствовал, скорее мне было неприятно.

Внизу поля зрения вдруг выскочило окно:

«Повреждение 10%, сбой в работе аккумуляторной системы»

Красная ленточка заплясала, закачалась вверх и вниз.

Твою мать. Это что-то значит же, да?

А вместе с ней вниз полетела зеленая строка. Теперь-то я понял ее значение. Гребаный аккумулятор. Уровень энергии – вот что это значит.

Обидно будет, если меня вырубит в процессе боя.

Времени не оставалось. Робот двинулся вперед, и угрожающе зашипел, подняв вверх клешню.

«Включить ускоренный режим?» тут же отозвался голос.

Разобраться что такое ускоренный режим, я уже не мог.

Я поднял было ногу чтобы вписать чертовой машине хороший фронт кик, но пылесос был быстрее! Невероятно быстрее меня! Каким-то образом он извернулся, дернулся вперед и влетел мне под опорную ногу, заставив меня нелепо плюхнуться на спину, гремя железом.

Я увидел перед собой небо в алмазах. Точнее, все тот же свет софитов и гремящую толпу вокруг.

–Да, консерва, – скептически хмыкнул подошедший рыб-конвоир, глядя на меня сверху вниз, – боевой робот из тебя так себе.

Я ничего ему не ответил. Подняв голову, я увидел, как злобный пылесос стоит напротив и пялится на меня глазками-датчиками.

У, сука. Треснуть бы тебе, да не могу.

Чуть поотдаль, сидя на кресле, и приложив к глазу изумруд, меня разглядывал тот рыжебородый тип. Скучно разглядывал, надо сказать. Без огонька.

–Ты ему не понравился, – тут же ехидно прокомментировал рыб.

–И чего? – не понял я, – что это значит?

Мое прежнее желание не дерзить рыбе вмиг куда-то подевалось. Я сейчас был самый дерзкий, не смотря на свой позорный проигрыш.

–Да ничего, – рыб ухмыльнулся, наклонившись к моему лицу. Я видел его блестящие желтые глаза прямо перед собой. И сейчас они смотрели на меня как-то торжествующе и с легким оттенком садизма.

–Форматнем тебя завтра, а потом сдадим на переплавку. Никуда ты не годишься.

Разряд тока прошел по телу. Ей богу, я не успел даже удивиться.

«Системная ошибка, код 4859. Отключение». И мое электронное сознание угасло, забрав с собой во тьму всю эту странную реальность.

В сущности, зачем так жить? Если б я мог думать сейчас, то наверное согласился бы и с переплавкой и с форматированием. Со всем чем угодно, потому что то, что имею я сейчас – это нежизнь. Лучше бы мне навсегда остаться в теле того мальчика, Давида. Того, кем я был. Дали б спокойно помереть, и никакого Хабиба с его передовыми идеями и нанотехнологиями. Чертов таджик.

Он-то наверняка теперь в своем раю, с гуриями, а я все еще здесь. В металлическом теле, вынужденный танцевать в угоду каким-то дегенеративным балбесам. И выхода отсюда не видать. Странно, я мыслю, значит существую, да? Но как я могу мыслить, если рыб меня отключил?