Текст книги "Бомба для Аль-Джазиры (СИ)"

Автор книги: Сергей Соболев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

Глава 26

Катар, муниципалитет Умм Салаль

Это был уже пятый по счету восход, который Анна встречала, находясь в этом странном месте. Она стояла почти посреди периметра, сторонами которого являлись стены четырехметровой высоты с небольшими зубцами. Длина каждого ее отрезка составляла сорок шагов Анны. Стена, обращенная на юг, имела арочный проход с воротами, окованными с внутренней стороны толстыми, в палец толщиной, металлическими листами. Они, кстати, были на запоре с того самого момента, когда сюда попала некая особа, сильно отличающаяся статью, цветом кожи и волос от местных женщин.

Из за этих стен с зубцами объект походил на небольшую крепость, средневековый арабский форт. Внутри периметра находились два строения, сложенные из того же материала, что и стены. Одно из них было двухэтажным, с плоской крышей, на которой установлена спутниковая тарелка. В нем фактически и провела последние несколько суток молодая женщина, которую привез сюда Сахид в ночь на субботу.

Надо сказать, что этот дом выглядел весьма архаично на фоне офисных зданий, торговых центров и роскошных вилл, возведенных в этих краях в последние годы. Зато он имел самую современную начинку. Из пяти комнат три были отданы Анне. В ее полном распоряжении находилась также и ванная, оборудованная, как и гостевая спальня, на втором этаже.

За привезенной в форт гостьей или заложницей – свой нынешний статус сама госпожа Козакова до конца так и не определила – ухаживали три местные женщины. Хотя вернее было бы сказать так: они не только ухаживали, ловили каждое ее слово, любой взгляд и жест, но и присматривали, следили за ней. Женщинам от сорока до пятидесяти. По дому они ходили в чистой опрятной одежде, но когда выбирались во двор, где по очереди караулили охранники, оставленные Сахидом на этом объекте, надевали свои черные или синие халаты и повязывали головы платком.

Первые несколько часов своего пребывания в этом странном месте Анна вынуждена была довольствоваться в качестве одежды банным халатом. Тем самым, в который закутал ее Иван, когда выносил на руках из VIP номера отеля «Доха Марриотт». У нее не было даже белья. Местные дамы то ли не имели женской одежды ее размера, то ли просто не решились предложить гостье облачиться в паранджу, традиционную для этих мест.

Сахид на рассвете уехал обратно в Доху, оставив ее на попечение помянутых здешних жительниц. Анна не знала, что и думать. Сперва чрезвычайное происшествие в отеле, потом попытка задержать их с Иваном в старой части Дохи, полная неизвестность в отношении судьбы мужа – все это навалилась на нее разом. Нет, не таким она представляла себе отпуск и временную остановку в столице Катара.

Тогда же, в субботу, ближе к полудню, к дому подъехал грузовой фургон. Женщины долго носили в комнату на втором этаже, превращенную в гардеробную, какие то пакеты, коробки, свертки. Все, что доставили из Дохи, – одежда, обувь, косметика, прочие полезные, а зачастую и необходимые прекрасному полу вещи – имело дорогой вид, было снабжено бирками или эмблемами ведущих мировых производителей. К сожалению, среди этих вещей не было столь полезных, даже необходимых в данном случае предметов, как ноутбук, планшетник или сотовый телефон.

Сахид, впрочем, предупредил Анну перед отъездом, что некоторое время ей придется обходиться без связи с внешним миром. Он сказал, что это неудобство продлится два три дня.

Гостья или пленница, вынужденная считаться с местными обычаями, тоже повязывала голову платком, когда выходила во двор. Ей хотелось посмотреть на небо, вольно простершееся во все стороны, размять ноги и подышать свежим воздухом.

Вот только такие прогулки ей приходилось совершать исключительно ночью.

Нет, вовсе не потому, что охранники запрещали ей выходить из дома, а по другой причине. Днем здесь нещадно палит солнце. Температура порой зашкаливает за сорок.

Так что большую часть суток, пока снаружи стояло настоящее пекло, Анна проводила в доме, на "своей половине", в комнатах, оборудованных кондиционерами. Она выходила оттуда лишь ближе к рассвету, когда с моря, солоноватое дыхание которого ощущалось даже здесь, за этими стенами, веял ветерок, несущий прохладу.

Между двумя зубцами стены, кажущимися полупрозрачными из за дивного розоватого освещения, как всегда неожиданно для наблюдателя показался край солнечного диска. Анна надела солнцезащитные очки, механически поправила платок, повязанный особым образом. Его концы соединялись не под подбородком, а на затылке. На ней было длинное платье с глухим воротом, просторное, скрывающее силуэт женской фигуры, как того требовали местные обычаи.

Сахид появился в форте около получаса назад. Оделся он очень просто: светлые джинсы, майка, бейсболка. Его можно было бы принять за гастарбайтера, приехавшего из Йемена или Иордании в эту богатую страну на подработку, если бы не пара деталей.

Анна, естественно, обратила на них внимание. Она сразу заметила часы, уже знакомые ей и красующиеся на запястье его правой руки. Их стоимость составляла примерно четверть миллиона долларов. Да и приехал этот загадочный субъект на "Хаммере", отливающем черным глянцем.

– Вы обворожительны, – сказал Сахид. – Не понимаю, почему вы отказываетесь от предложения, озвученного мною.

Анна легонько улыбнулась и заявила:

– Так вы ведь предлагаете мне стать предателем, причем дважды.

– Как это?

Госпожа Козакова загнула палец, заодно проверила, хорошо ли смотрится при дневном свете маникюр, обновленный ею минувшим вечером.

– Вы уговариваете меня остаться в Катаре, то есть предать свою страну, – пояснила она.

– Не навсегда остаться, а погостить здесь некоторое время. Скажем, год или два.

Анна загнула еще один палец и сказала:

– Во вторых, вы предлагаете мне пополнить собой ваш гарем.

– У меня пока что нет гарема, – уточнил молодой человек. – Хотя я, как видите, уже занимаюсь поиском кандидатур, подходящих в жены и наложницы.

– А ведь я замужняя женщина, – заявила Анна и продемонстрировала собеседнику обручальное кольцо, подаренное ей мужем в минувшую пятницу. – Вот, извольте убедиться.

– Могу я посмотреть на ваш перстень? – вдруг спросил Сахид. – Он у вас довольно необычный.

Анна вытянула другую руку, левую, чтобы ее собеседник смог получше разглядеть перстень с зеленым камнем, подаренный ей мужем некоторое время назад. Сахид, не касаясь руки женщины, какое то время внимательно разглядывал эту вещицу.

Потом он подняв глаза на обладательницу перстня и поинтересовался:

– Могу я узнать, откуда он у вас?

– Муж подарил, прислал с оказией из Кабула.

На лице Сахида появилась какая то тень.

Анна опустила руку и сказала:

– Если вы подумали, что Иван снял его с кого то, кого то ограбил, или же этот перстень попал к нему еще каким то криминальным путем, то знайте, что это не так.

– Ничего такого я не имел в виду. Кстати, а где ваш муж раздобыл такое украшение? Если, конечно, это не ваш семейный секрет.

– Никакого секрета нет. Иван рассказывал, что купил этот перстень в Кабуле на рынке, возле площади Майванд, у какого то старика, сидевшего в тамошней ювелирной лавке.

Анна заметила странный взгляд, брошенный на нее Сахидом, и спросила:

– А вам этот перстень что то напомнил? Вы уже где то видели такой или похожий?

– Видел, – сказал Сахид. – В нашей государственной сокровищнице. Знаете ли, он практически идентичен тому, что у вас на руке.

– Вот как? – удивилась Анна. – А почему тот перстень, о котором вы упомянули, определили в государственную сокровищницу? Он что, представляет какую то ценность?

– Огромную, – после паузы сказал Сахид. – Существует легенда – хотя для нас, правоверных, это быль, – что пророк Мухаммед, да благословит его Аллах и приветствует, однажды велел изготовить пятнадцать одинаковых перстней, по числу своих жен. Эти изделия не должны были быть дорогими, поскольку пророк Мухаммед, мир ему и благословение Аллаха, не одобрял вопиющую роскошь, хотя и не призывал жить в нищете и бедности. Вам интересно? – спросил он и посмотрел на женщину.

– Да, очень, – сказала Анна. – Хотя мне не менее, а даже, уж простите меня, гораздо более интересно было бы узнать, где находится мой муж. Сахид, я благодарна вам за помощь и гостеприимство, но все же хочу спросить. Скажите, когда я смогу покинуть эту обитель?

– Всему свое время, – без улыбки, серьезным тоном ответил Сахид. – Думаю, уже скоро. Так я продолжу рассказ о перстнях пророка Мухаммеда?

– Вы сказали, что у него было пятнадцать жен, – напомнила Козакова.

– Каждой из них он подарил по такому вот перстню с одинаковой надписью. – Сахид бросил взгляд на ювелирное изделие с зеленоватым камнем, украшающее ее левую руку. – Этим он показал, что они равны для него перед лицом Всевышнего, и что каждая из жен должна вести себя в соответствии с надписью, выгравированной на ободе перстня.

Анна поднесла руку с перстнем к глазам.

Надпись арабской вязью на ободе была практически нечитаемой. Убедившись в этом в сотый или в тысячный раз, она вопросительно посмотрела на этого молодого человека, довольно необычного, хотя и такого простого с виду.

– Я пыталась прочесть надпись, но не смогла этого сделать, даже вооружившись лупой. Что написано на вашем перстне?

– Не моем, – уточнил Сахид. – Он принадлежит правящей семье Аль Тани, народу Катара и всему исламскому миру. Надпись на нем тоже едва читается, но, как я уже сказал, на всех перстнях она одинакова: "Матерь правоверных". – Собеседник Анны помолчал и добавил: – Таких перстней, насколько мне известно, в настоящее время сохранилось не более пяти.

Анна ощутила, как кровь прилила к ее лицу. Но уже в следующую секунду ей в голову пришла спасительная мысль: "Нет, не может быть!.. Наверняка это поздняя подделка".

Именно это очень своевременное соображение она и озвучила.

– Скорее всего, так оно и есть. – Сахид бросил на нее задумчивый взгляд, вдруг улыбнулся и сказал: – Надеюсь, уважаемая Анна, вы поняли, что мои разговоры про гарем и наложниц это шутка, всего лишь неуклюжая попытка развлечь вас.

– Я это оценила. Но...

– Ваш супруг – весьма достойный человек и сильный мужчина. – Сахид посмотрел сквозь линзы притемненных очков на солнечный диск, полностью заполнивший собой пространство между двумя зубцами стены. – Его не удержать в клетке. Никому не удается посадить под замок ветер или это вот светило.

Они направились к двухэтажному строению.

– Этот форт, поселок, в котором он расположен, чтобы вы знали, и есть истинное сердце Катара, – сказал Сахид, пропуская даму в дом. – Чужие здесь практически не бывают. Сейчас мы с вами позавтракаем, уважаемая Анна, и сразу же отправимся в столицу.

– Мы поедем в Доху?

– Да. Я уже сказал, что здесь находится сердце нашего народа. – Сахид странно усмехнулся и продолжил: – В современной Дохе оказалась его голова, постоянно занятая подсчетом денег и решением меркантильных вопросов.

Глава 27

Карачи, Пакистан, аэропорт – район морских доков

В международном аэропорту Карачи группа граждан, прилетевших из Катара на борту Си 130, надолго не задержалась. К транспортному самолету, замершему у какого то длинного строения, подкатили две машины: синий микроавтобус «Форд» с тонированными стеклами и джип. Гости разместились в них и двинулись в путь, сопровождаемые легковым авто с эмблемой местной сервисной компании. Но машины двигались не к главному зданию аэропорта, а в противоположную сторону, вдоль заграждения, следуя параллельно одной из взлетно посадочных полос.

Вскоре автомобили подъехали к охраняемым воротам. Никакой проверки паспортов и осмотра багажа граждан, прибывших в Карачи, как и предполагал Козак, не случилось. Небольшая колонна, не снижая скорости, свободно миновала КПП. Затем водители микроавтобуса и джипа, следуя за легковушкой, вынеслись на пригородное шоссе и помчали в сторону столицы Пакистана, до окраины которой отсюда было не более пятнадцати километров.

Козак находился среди тех, кого разместили в микроавтобусе. Компанию ему составляли Саид и двое его конвоиров. Еще Мыкола Бойко и тот самый мулат, которого Питер иногда звал Маркусом или же сокращенно – Марком. Управлял машиной смуглый мужчина лет тридцати, по видимому, местный житель. Питер, двое его сотрудников и Джейн ехали в джипе, за рулем которого сидел один из людей, встречавших группу в аэропорту.

Было утро, только начало девятого по местному времени, но духота уже давала о себе знать. Снаружи градусов тридцать, никак не меньше, и сильная влажность. Что будет позже, после полудня, даже трудно себе представить.

Козак заметил, как у Бойко, сидящего впереди, и его соседа рубашки сразу же прилипли к телу. Иван выпил в самолете почти полтора литра воды, но так не взмок. После лагеря, расположенного в Киликии, и нескольких суток, проведенных в камере, разогретой до степени духовки, эти тридцать с небольшим градусов, которыми их встретил Карачи в утренний час, Козака нисколько не напрягали.

Беспокоило его другое, вернее – другой. Мулат продолжал к нему вязаться и после того, как они покинули самолет и расположились в микроавтобусе. Он сидел в кресле позади, за спиной. Складывалось такое впечатление, что Маркус не случайно выбрал для себя именно это местечко в салоне.

– Так это правда, Айвен, что ты называешь нас, цветных, черномазыми? – Эта реплика прозвучала уже в четвертый или пятый раз, начиная с того момента, как они уселись в "Форд". – Ты считаешь нас животными? Мы вроде бы зверушки такие, да? Если это так, то могу ли я считать тебя братом?

Иван затылком чувствовал его огненный взгляд, ощущал запах съеденных гамбургеров, выпитой кока колы, накладывающийся на едкий дух пота. Он промолчал и на этот раз, хотя при других обстоятельствах уже отреагировал бы.

Козак уже почти три года – это не считая его прежнего опыта – жил среди наемников, где цвет кожи зачастую не имеет значения. Такому, как он, вольному наймиту, контрактнику, нужно уметь постоять за себя. В их среде система традиций, обычаев, понятий почти такая же, как и на зоне. Стоит дать слабину, и тебя быстренько опустят. Не отпетушат в прямом и непосредственном смысле, хотя случалось и такое, но задвинут так, что начнешь кукарекать, будешь на побегушках у крутых мужиков до истечения срока твоего контракта.

Он умел за себя постоять. Даже само по себе его нынешнее драматичное положение говорило о том, что Иван чего то стоил. У него имелась вполне определенная репутация. Для объекта разводки в данном случае подбирали человека с умыслом. Какой нибудь рохля на эту роль не подходил, тут нужен был по настоящему крутой мужик.

– Может, потанцуем, мой белый мальчик? – Мулат, похоже, был настроен провоцировать Ивана всю дорогу. – Ты в курсе, что у нас огромные приборы? Не то что у вас, у белых ребятишек.

"Скорее всего, по мне будет работать именно этот тип, – подумал Козак. – Не зря он липнет. Таким вот образом этот самый Маркус себя накручивает. Он ищет что то неприятное во мне, пусть даже придуманное им же или тем человеком, кто ему что то там нашептал".

Иван смотрел в окно, за которым кипела какая то своя жизнь, непонятная посторонним людям. За окном проносились кварталы, напитанные духотой и смогом. Здесь сливались воедино нищета и роскошь.

"Это только кажется, что убить человека можно запросто, как два пальца об асфальт, – думал Козак. – Не всегда так. Некоторые ищут причину или зацепку. Мол, этот гад назвал меня черномазым, держит за зверушку. Мне по любому придется его мочкануть – таков приказ. Но туда ему дорога, ведь он расист, нехороший человек. Примерно так думает этот Маркус. Если ему велят убрать белого парня по окончании сегодняшнего мероприятия, то с такими мыслями будет не сложно это сделать".

– Хорош, Маркус! – рявкнул на мулата Мыкола. – Прибереги свой пыл для более подходящего случая! – Он перевел взгляд на Ивана. – Чего ты провоцируешь его?

Козак и ему ничего не ответил. С того момента, как они покинули салон самолета, он не произнес ни одного слова.

Дальнейшее тоже не было такой уж большой неожиданностью для Ивана. За исключением одного. Их группа поехала на дело не сразу из аэропорта, как он предполагал, а совершила транзитную остановку.

Четыре часа, с девяти до тринадцати по местному времени, они провели в небольшом мотеле, расположенном в припортовой зоне, в районе контейнерного терминала. Ивана ни на секунду не оставляли одного. В комнате, куда его препроводили, с ним постоянно находились трое боевиков, включая Бойко.

За полчаса до выезда в комнату заявился Питер. Он принялся инструктировать Козака, закончил с этим и спросил, есть ли у Айвена вопросы, понял ли он в точности, как именно должен себя вести с теми парнями, которые приедут на стрелку.

Американец не получил ответа, увидел лишь сдержанный кивок и поинтересовался:

– Ты чего такой молчаливый, совсем кислый, Айвен?

Козак, глядя куда то в сторону, пожал плечами и ничего не сказал.

– С теми парнями, конечно, надо держать ухо востро, – поняв по своему его молчание, сказал американец. – Долбаная "Аль Каида", мать их! Никогда не знаешь, чего от них ждать.

Он достал из нагрудного кармана пачку сигарет, сунул одну в краешек рта, другую протянул Козаку. Тот отрицательно покачал головой.

– Да ладно, – пыхнув дымом, сказал Питер. – Не переживай так. Я думаю, мы с ними поладим, как нибудь столкуемся. – Он стряхнул пепел прямо на пол. – Вызовешь на базар их старшего. Аванс мы приготовили, бабки привезли в трех сумках. В случае чего мы подстрахуем, но я не считаю, что возникнут какие то проблемы. – Он поднялся на ноги, хлопнул Козака по плечу и продолжил: – Все будет нормально, Айвен! Договоримся с этими зверушками, получишь лимон за посредничество. – Питер ухмыльнулся, показав белые зубы. – Потом поедешь спокойно отдыхать со своей телкой на теплое море.

Их группа уже готовилась покинуть небольшой мотель, крайнее строение которого они оккупировали на эти несколько часов. Тут и произошло то, что прояснило Козаку цель их приезда сюда.

В какой то момент, когда они уже вышли к машинам, стоящим у этого одноэтажного строения, Иван оказался наедине с молодой женщиной, закутанной в паранджу. Как то странно все случилось. Только что вокруг них стояли крепкие плечистые парни, надевшие на себя боевую амуницию, и вдруг они как сквозь землю провалились!

У микроавтобуса остались только Козак и эта дама в черном.

– Иван, они нас убьют! – Джейн попыталась схватить его за руку. – Придумай же что нибудь!

– Не лезь ко мне, – процедил Козак, почти не разлепляя губ. – Тогда, может быть, уцелеешь.

Он физически ощущал объективы камер, направленные на него. Да, так и есть – снимают сразу с двух сторон.

"Это важный эпизод для фильма, задуманного кое кем, – мрачно подумал Козак. – Но вам еще финал предстоит отснять. А конец – делу венец".

С полминуты, а может, даже и того меньше Ивана и Джейн, двоих, снимали какие то сторонние люди. Они были не из их группы, не из команды Питера. Потом, когда операторы сделали свое дело, появились остальные – кто то вышел из за машины, кто то пережидал этот момент в строении.

Козак как изваяние застыл у "Форда". Двое боевиков потащили в сторону джипа Саида, держа его под руки. Когда они проходили мимо, явственно послышался сорванный голос.

– Молчи, русский!.. – прохрипел недавний сосед Ивана по камере. – Молчи! Ни слова!..

Местные жители именуют Карачи по разному. Самые известные названия – «Город огней» и «Невеста городов». А еще «Город Каида». «Каид» – сокращение от «Каид э Азам». Таково прозвище первого генерал губернатора, отца основателя Пакистана Мухаммада Али Джинна, человека, весьма почитаемого в этой стране.

Но это еще и город "Аль Каиды", печально известной организации, которую в конце восьмидесятых создали американские спецслужбы при активном участии пакистанских коллег для противодействия СССР в Афганистане. Впоследствии, как принято считать, "Аль Каида" вышла из под контроля ЦРУ и пакистанской разведки, превратилась в самостоятельную силу.

Именно на "Аль Каиду", равно как и на страны, которые якобы укрывали у себя лидеров этой полумифической группировки, США возложили ответственность за теракт 11 сентября 2001 года. Именно под предлогом борьбы с международным терроризмом, ядром, символом которого стала "Аль Каида", США сначала вторглись в Афганистан и Ирак, затем окутали земной шар своими базами и наконец устроили слежку едва ли не за каждым жителем планеты.

Поэтому, когда из уст американских военных или политиков звучит слово "Аль Каида", понимающие люди качают головой. Мол, шалят ковбои, опять под видом борьбы с этим мировым злом норовят отхватить себе кусок пожирнее.

В четверть третьего пополудни приветственно взметнулся шлагбаум, открылись ворота. Через проходную на территорию контейнерного терминала порта Карачи проехала небольшая автоколонна.

Легковушка, за которой катили микроавтобус и "Ниссан", вскоре остановилась у складского ангара, выкрашенного в грязноватый желто коричневый колер, напоминающий воды Инда. Синий "Форд" замер неподалеку от прохода, но не в нем. Джип встал и того дальше, почти у самого торца здания.

Он был немаленьким, этот ангар. Но и не огромным. Метров восемьдесят в длину, тридцать в ширину, высотой с пятиэтажный дом.

Козак ни секунды не сомневался в том, что денег в этих сумках нет. Эти баулы, конечно, были чем то нагружены, возможно, резаной бумагой. Для того чтобы снять качественное кино, нужен хороший реквизит. Сумки выглядели убедительно, так, словно в каждой из них и вправду лежали брикеты наличных: пятисотенные купюры евро или, на худой конец, пачки зеленых бумажек с портретом мистера Франклина.

"Для операторов, скорее всего, оборудовали точки для съемки внутри контейнеров, – подумал Иван, как только осмотрелся. – Снимать будут с двух сторон несколькими камерами. Освещение прекрасное. Солнечные лучи под нужным углом проникают через проход, открытый со стороны причала, и ложатся на всю центральную часть ангара. Бойко и мулат наверняка поставят сумки в центре, между колоннами. Но не у самих этих опор, чтобы дать операторам возможность снимать картинку без помех".

Все эти мысли промелькнули у него в голове за те считаные секунды, пока они втроем – он, Бойко и мулат – шли от прохода к центру «съемочного павильона». Бойко, как и предположил Иван, остановился именно в нужной точке, между двумя бетонными колоннами подпорками, находившимися в десяти двенадцати метрах одна от другой.

Мыкола поставил сумку на бетонированный пол ангара.

– Ось! – сказал он. – Смотри, Иван, доверяем тебе большие гроши!

Козак краем глаза наблюдал и за проходом.

Вначале в нем появились двое. Питер держал даму в черном под локоть и что то шептал ей, видимо, успокаивал.

Тут же в проходе возникли еще три человеческих силуэта. Двое боевиков привели к ангару Саида, с которого они еще в мотеле сняли полотняный мешок.

Мулат, здоровяк весом под центнер, тоже поставил сумки на пол и слегка встряхнул руки. Его поклажа оказалась не самой легкой. Козак увидел, как Питер взял Джейн под локоть левой рукой и посмотрел на запястье правой, сверился с часами.

– Эй, ты! – громко позвал Иван. – Да, ты, зверушка!

– Это ты мне?! – Мулат, собиравшийся было уже покинуть сцену, повернулся и посмотрел на него. – Ты мне это сказал?

– Тебе, урод! – Козак показал на одну из сумок, оставленных Маркусом. – Подними и передай ее мне, черномазый!

Глаза мулата мгновенно налились кровью. Он сделал шаг или два вперед, сблизился с Козаком и прорычал:

– Повтори еще раз! – В голосе темнокожего здоровяка явственно прозвучала неприкрытая угроза.

Его правая рука легла на рукоять пистолета, покоящегося в кобуре, являвшейся частью жилета.

– Ты предлагал мне потанцевать, черномазый? – Козак неожиданно для всех, кто наблюдал эту сцену, включая прежде всего самого Маркуса, шагнул к нему. – Потанцевать? Мне?! Ведь так, да?

– Прекратите! – крикнул от прохода Питер. – Брэк, парни!

– Эй, вы чего?! – подал реплику Мыкола, который стоял всего метрах в трех или четырех от них. – Москаль, не цепляйся до парня! – крикнул он.

Иван ощутил, как напряглись мышцы правой руки мулата. Сам же он на миг положил руки ему на плечи, как будто и вправду хотел пригласить темнокожего наемника на танец.

– Прекратите! – долетело от прохода. – Хватит вам!

Но руки Козака легли на плечи мулата лишь на короткий миг. В следующее мгновение он лбом ударил этого быка в нос. Сразу же, не давая опомниться, Иван одним движением рванул тесак из ножен, закрепленных на бедре у Маркуса. Сильным толчком в плечо он развернул бугая так, что тот потерял равновесие, и оказался у него за спиной.

Мулат уже вырвал из кобуры ствол, брызгая кровью из сломанного носа, повернул бычью шею, силясь понять, куда подевался противник. Держа правой рукой литое предплечье, Козак мощным круговым движением провел чужим тесаком по шее, взрезал ее до позвонка, до хрящей. Из перерезанного горла Маркуса толчками хлынула кровь.

Затем, с усилием выталкивая слова, Иван хрипло сказал:

– Крутые парни не танцуют.