Текст книги "Фантастика 2001"

Автор книги: Сергей Лукьяненко

Соавторы: Святослав Логинов,Евгений Лукин,Александр Громов,Андрей Дашков,Дмитрий Громов,Владимир Васильев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 35 страниц)

я не люблю.

– В восемь… – страдальчески повторяет Чингиз.

– В восемь вечера, – уточняю я.

Не зверь же я, все-таки…

– Мне, право же, очень стыдно, – снова начинает Чингиз.

– Проваливай, и чтобы я до завтра тебя не видела! – командую я.

Чингиз кивает – и растворяется в воздухе.

– Дайвер… – только и говорю я.

Прохожу еще несколько шагов – и начинаю смеяться.

Над собой. Над маленькой девочкой, которая хотела собрать паззл

побыстрее, и предпочитала не замечать неточностей. Придумавшей для себя

целую философию. Над глупой девочкой, которая никак не хотела взрослеть.

Интересно, за сколько дней я сумею собрать паззл правильно?

1011.1

«Зеркала»

(Синий финал)

Кто я?

Самой бы хотелось понять. Все мы, предпочитающие жить в глубине,

странные. У всех свои причуды. Но когда причуд становится слишком много,

разница между ними стирается.

Ну что с того, что моя подруга занимается в глубине прыжками с

парашютом, а в жизни боится высоты? Что с того, что мой первый

виртуальный муж в конце концов оказался десятилетним украинским

шалопаем? Что с того, что я иногда люблю зайти в лес, который раскинулся

вокруг Диптауна – бесконечный и довольно-таки унылый лес, он просто

"заполняет фон" – зайти, и бродить часами в клочьях серого утреннего

тумана… там всегда утро, всегда полумрак, и конца этому лесу нет…

Все мы настолько странные, что становимся обыкновенными…

– Я самая обыкновенная, – говорю я Томилину. – Ну… я больше других

брожу в глубине, вот и все… Может быть потому и поняла.

– Денис, выйди, – глядя на меня командует Томилин. – Знаешь… что

делать.

Программист выходит. А Томилин делает шаг ко мне, крепко берет за

локти, заглядывает в глаза, говорит, переходя на "ты":

– Ты откуда, девочка?

Пытаюсь вырваться, но он держит крепко. Без грубости, но и не

вырваться…

– Вы же видели мои документы…

– Твои документы не стоят клавиатуры, на которой их набирали! В

Управлении по Надзору нет сотрудницы Карины Опекиной!

Может быть, у него дип-психоз?

– Что же вы тогда меня не арестуете… – бормочу я, пытаясь

высвободить руки. Когда человек "заблудился", с ним лучше не спорить.

Надо переубеждать, надо быть логичным.

– Я сообщил… наверх… велели ничего не предпринимать. Сказали, что

ты осуществляешь инспекцию… от другой инстанции, – Томилин вдруг

отпускает меня, садится за свой стол. – Так откуда ты? ФСБ? Сетевая

полиция? СБП?

Что за бред!

Но я не спорю. С больными не спорят.

– Какая разница? – дерзко спрашиваю я. – Вам же велели ничего не

предпринимать?

– Откуда ты знала, что эксперимент не удастся? – вопросом отвечает

Томилин.

– Я же сказала – догадалась! Я часто бываю в глубине. Я…

– Еще скажи, что это твой настоящий облик, – саркастически улыбается

Томилин.

Молчу. Зачем спорить, если мне не верят заранее.

– Ну и каков результат инспекции? – спрашивает Томилин. – Что

сообщите, Карина Петровна?

В имя он вкладывает столько иронии, что я поневоле чувствую себя

виноватой.

– Чистую правду, – отвечаю я. – Что за исключением мелких нарушений

трудовой дисциплины в первой виртуальной тюрьме не обнаружено ничего

необычного. У меня, правда, были сомнения. Показалось, что в тюрьму

ухитряются проникать посторонние. Но вы меня убедили, это часть

программы перевоспитания осужденных.

– Все равно проект не закроют, – говорит Томилин, будто себя убеждая.

– Определенные результаты есть…

– Какие результаты? – невинно спрашиваю я. – Сверхвозможностями в

глубине обладают лишь бунтари. Одиночки, индивидуалисты. А это в

тюремной камере не привьешь.

За моей спиной хлопает дверь, появляется Денис.

– Говори, – командует Томилин. – Нечего стесняться.

Я не вижу – чувствую, что Денис разводит руками. Зато слышу, как он

виновато бормочет:

– Это не с нашей аппаратурой… канал скручен кольцом на шестнадцати

серверах, и где он на сторону уходит – не понять…

– Эфэсбэ, – уверенно говорит Томилин, глядя на меня. – Так ведь?

Знали, что мы порожняки гоняем, но молчали?

– Я не стану ничего отвечать, – быстро говорю я, пятясь к двери. -

Всего доброго.

Денис быстро отстраняется, освобождая мне дорогу. И едва слышно

произносит:

– У вас великолепная защита!

Почему-то мне вспоминаются осужденные, которые глядя на меня

рассуждали о тактовой частоте процессора.

Но я не вступаю в дискуссию. Выскакиваю в коридор, быстро иду – мимо

комнат персонала, куда подпускала "жучков", мимо охраны, мимо решетчатых

дверей в тюремный блок.

Надо же! Меня приняли за проверяющего от ФСБ. От наших официальных

союзников, и негласных конкурентов… впору рассмеяться.

И что за чушь насчет свернутого кольцом канала? У меня самый обычный

канал входа, ну, может быть чуть более профессионально поставлена

защита, но не настолько, чтобы ее не вскрыли программисты Томилина…

Расслабляюсь я лишь на улице, в чахлом скверике перед тюрьмой. Вся

ирония происходящего начинает доходить до меня. Томилин спятил. Или

где-то ошибся. Или начальство, решив меня прикрыть, осадило не в меру

ретивого подполковника.

Ну не могу же я не понимать, где на самом деле работаю?

Я присаживаюсь на ограждение высохшего фонтана. Закуриваю, мотаю

головой, и хохочу грубым смехом Ксении.

Надо же. Теперь будут во всем винить неповинных эфэсбэшников. Ну и

пусть, мне с Томилиным детей не крестить. А штамповка дайверов

сорвалась. И это правильно. Нет ничего страшнее, чем не вовремя

поставленное на поток производство чудес. Не пришло еще это время – как

не пришло время для термостойких сверхпроводников, для средства,

продлевающего человеческую жизнь до трехсот лет, для раскрытия правды о

разуме дельфинов и сбитых НЛО, для всех этих тайн – погребенных в самых

секретных архивах сети…

И откуда я сама о них знаю?

Пытаюсь вспомнить, но воспоминания путаются, исчезают – оставляя

томительное беспокойство.

Не надо об этом думать. Все это неважно.

Выбегаю на улицу, вскидываю руку и ловлю машину. Водитель терпеливо

ждет, пока я размышляю.

Куда теперь?

К одной из точек выхода?

Или поискать незадачливых борцов во главе с Чингизом? Успокоить?

Вот только где их искать? Где они станут искать меня?

– Пожалуйста, к… – я опять замираю на миг, размышляя. Может быть, к

памятнику Последнему Спамеру? У памятников принято встречаться… я

знаю… Или к виртуальному аналогу Пасечной улицы, где мы встречались

по-настоящему? – На улицу Пасечную, Москва.

Водитель кивает – значит, адрес существует. Ничего удивительного.

Одним из самых грандиозных и амбициозных проектов мэрии Москвы было

создание в глубине копии Москвы, нашумевший рекламно-туристический

проект. Злые языки утверждают, будто на проект затратили столько денег,

что можно было заново отстроить половину города…

Но это они преувеличивают. На два порядка.

Такси кружит по Диптауну. Выезжает на стык русского и американского

сектора, к исполинской сверкающей арке, чей размах не оставляет сомнения

в авторстве. Говорят, склонный к гигантомании скульптор последнее время

создает свои творения исключительно в глубине…

Мы ныряем в арку, и оказываемся на московских улицах.

Не все они прорисованы достаточно хорошо. Это уж как водится. Но

иногда сходство с реальностью просто поразительное. Когда мы подъезжаем

к Пасечной, я замечаю гаишника, стоящего на том же месте, где он был и в

реальности – прошлой ночью. И вздрагиваю.

Нет, так и до дип-психоза недалеко…

У дома номер пять я расплачиваюсь с водителем, выбираюсь из машины.

Никого, конечно же, нет. Не ждет меня здесь Чингиз, да и людей почти не

видно. Улица выглядит как настоящая, ну и на том спасибо. Может быть

здесь жил один из программистов, работавших над проектом, вот и

постарался…

Я подхожу к тому месту, где парковалась ночью. И замираю.

Ночью, наверное, был дождь. Виртуальный, конечно.

А здесь стояла машина. Прямоугольник асфальта более светлый, основной

напор ливня пришелся на машину.

Нагибаюсь, поднимаю с тротуара размокший окурок. "Милд Севен". Что

там курил Чингиз? Нет… не помню…

Бросаю окурок, и брезгливо вытираю пальцы платочком.

Ничего необычного! Абсолютно ничего! Погода в виртуальной Москве

меняется так же, как и в настоящей. Это обычная поддержка сервера,

никаких сложностей. Ну и машины здесь ездят, создают фон. Простое

совпадение.

Я же встречалась с Чингизом в реальности!

Ведь так?

Я сказала ему, что войду в глубину. Чингиз предложил встретиться в

реальности. Я ответила… как же именно я ответила? Какой-то странной

фразой… "на нейтральной территории"… Чингиз согласился, предложил

этот адрес и проверил, существует ли он вообще.

Диптаун часто называют "нейтральной территорией"…

У меня вдруг начинает кружиться голова. Будто я смертельно устала.

Или думаю не о том, о чем стоит думать…

– Карина?

Оборачиваюсь, и смотрю на Чингиза.

На этот раз он приехал один. А машина та же самая. Теперь я могу ее

разглядеть получше – "Ягуар".

– Почему-то так и подумал, что найду тебя здесь, – Чингиз неловко

разводит руками. – Вначале поехал к памятнику Спамеру. Не нашел,

двинулся сюда… вот.

– Вас отключили? – спрашиваю я. Хочется спросить другое. Я говорю не

о том! Я делаю не то! Но зато я делаю то, что… разрешено?

Кем разрешено?

– Да, – кивает Чингиз. – Все мои способности… они ничего не стоят,

когда провайдер отключает тебя от сети. По одной лишь команде из МВД.

– А как ты вошел? – спрашиваю я.

– По старинке. С телефонной линии, – Чингиз морщится. – Ощущение,

будто пересел на "Жигули".

– Тоже машина, многие и такой не имеют, – машинально отвечаю я. Иметь

машину в глубине – уже роскошь, одно время частный транспорт вообще

запрещали. А уж иметь виртуальный "Ягуар"… налог на него такой же, как

и на настоящий. Так же как на виртуальные "Ролексы" и "Патек Филиппы",

на виски сорокалетней выдержки… человеческое тщеславие живо и в

глубине…

– Извини, не хотел обидеть, – искренне говорит Чингиз. – Ну… и что

там?

– Ничего. У них все сорвалось, – отвечаю я. И начинаю рассказывать -

про водителя, сумевшего вывернуть руль, про убийцу, оживившего

лисичку…

Чингиз улыбается все шире и шире. Мне надо спросить его о другом…

совсем о другом. О том, где же мы встречались на самом деле!

Но я продолжаю рассказ.

– Я надеялся на это, – говорит Чингиз. – Честное слово – надеялся.

– Почему? – спрашиваю я.

– Глубина – это больше, чем принято думать, – убежденно говорит

Чингиз. – Это не только среда обитания. Это что-то еще. Мы – частички

глубины. Она становится такой, какой мы хотим ее видеть. Если бы все

хотели заполнить улицы штампованными дайверами – это бы случилось. Но мы

не хотели – и глубина не позволила.

– Ты говоришь так, будто она живая, – замечаю я.

– А я думаю, что так оно и есть, – Чингиз даже не смущается своих

слов. – Сеть стала слишком велика. Нельзя связать воедино миллионы

компьютеров и ожидать от этого лишь количественных изменений. Мы

оставляем в глубине свои следы. Слепки, отпечатки слов, поступков,

желаний. Мы… учим ее, что ли? Отдаем частицу души… должна же глубина

однажды осознать себя.

– Кем? – спрашиваю я. – Растянутой на весь земной шар паутиной

проводов и миллионами компьютеров? Электронным Франкенштейном? Монстром,

чудовищем, големом, коктейлем из спеси, амбиций, похоти, пустого трепа,

заумного философствования? Ты думаешь, что подобная глубина сможет

понять человека? А человек – понять такую глубину?

– Может быть и не так, – отвечает Чингиз. – Мы ведь не думаем о том,

что наш разум – это искорки на паутине синапсов между кашей нейронов. Мы

осознаем свою личность, а не уровень гормонов в крови и противоборство

древних инстинктов.

Он замолкает, достает сигарету из бело-синей пачки "Милд Севен". И

прежде чем закурить, добавляет:

– Во всяком случае, у нас всегда есть выбор, кем себя осознавать.

Человеком или големом.

– Чингиз, пойдем отсюда, – прошу я. – У тебя есть здесь любимый

кабак?

– Но лучше в настоящей Москве. Есть такой уютный ресторанчик… -

начинает Чингиз.

Я качаю головой. Мне кажется, что стоит сейчас закрыть веки и

посмотреть в темноту – я увижу что-то, чего не хочу видеть. Бесконечную

серую муть, кашу нейронов, помаргивающих огоньками синапсов.

И я не закрываю глаз.

– Начинаю бояться, что на самом деле ты… – Чингиз недоговаривает.

Я беру его за руку. Рука настоящая, живая и теплая. Человек, а не

голем.

– Чингиз, я не мужик, не малолетка, не старуха и не уродина. Я такая,

какой ты меня сейчас видишь. Только такая. Никакой иной Карины не

существует.

– Оки, – произносит он после мимолетной паузы. – Ты извини.

– Да ничего, – садясь в машину, говорю я. – Сегодня такой странный

день… представляешь, Томилин решил, что я – проверяющая из другой

инстанции, из ФСБ…

– Не произноси этого слова вслух, – шутливо отвечает Чингиз. – А с

чего вдруг у подполковника такие тревоги?

– Ну… не смогли пробить мою защиту и проследить канал.

Чингиз кивает. И с уважением признается:

– Я и сам, если честно… попытался отследить тебя. До виртуальной

квартиры дошел – и все. Замечательная закольцовка, я так и не понял, в

чем фокус.

– Это папа, – без колебаний говорю я. – Он хороший программист.

Поставил свою защиту.

– Серьезный папа, – соглашается Чингиз.

"Ягуар" трогается, я откидываю голову. Искоса смотрю на Чингиза.

Как он, все-таки, похож на рыцаря с моего старого паззла…

Этой мозаике никогда не сложиться до конца. Я знаю. Знаю, даже не

закрывая глаз.

Но этого вовсе не нужно знать рыцарю и принцессе.

Сергей Лукьяненко. Переговорщики

Планет у этой звезды не было. Ни одной. Зато имелся роскошный пояс астероидов и две группы гипертоннелей – по и над плоскостью эклиптики. Поэтому звезда G-785 и служила общепринятым местом ведения переговоров. В случае опасности можно было попытаться отст – Сегодня что-то решится, Давид.

Это сказала Анна Бегунец, главный экзопсихолог Флота. Должность ее, много лет бывшая синекурой, последний месяц оказалась востребована в полной мере. В глубине души Давид восхищался тем, как держится эта маленькая, немолодая женщина – на чьих плечах нын – Да? – кратко спросил Давид. Гримёр, занимавшийся раскраской лица, неодобрительно покосился на пилота, но ничего не сказал. Он тоже был профессионалом – лучшим голливудским гримёром из числа немногих прошедших медкомиссию. Ему приходилось заниматься маки – Вы же знаете Давид, какое сакральное значение придают д-дориа числу шесть. Сегодня шестой тур переговоров.

Самоназвание чужих прозвучало из уст Анны очень чисто. Д-дориа. Комки разноцветных щупальцев. Сухопутные осьминоги…

Гример полюбовался разукрашенным лицом, отступил на шаг, кивнул. Потом присел на низенький стульчик и занялся паховой областью.

– Сегодня гениталии должны быть белыми, – сказала Анна. Голос ее был невозмутим и лишен даже тени иронии. – Это знак добрых намерений и надежды на скорое завершение спора. Меня не оставляет ощущение, что д-дориа почему-то не доверяют нам.

Гример покосился на Анну. Несмотря на молодость этот импозантный негр не боялся высказывать свою точку зрения.

– Белые? А как же красные ободки? Вспомните дополнительное толкование к кодексу цветов, мисс Бегунец!

– Один ободок, – согласилась Анна, поколебавшись. – И не больше!

Давид тоскливо смотрел в зеркало. Гримерная на космическом корабле! Боже мой… И он – голый мужик, раскрашенный в немыслимые цвета, должные что-то символизировать. Пять дней назад, после первого тура переговоров, Бегунец рассказала ему русский анекдот И ничего нельзя поделать. Переговоры должны вести те, кто осуществили первый контакт. На переговоры надо приходить обнаженными и в символической раскраске.

Можно, конечно, отказаться. Заявить, что люди не приемлют подобных условий. Но не станет ли это поводом к войне?

Как бы ни старались сейчас на земле правительства и корпорации, строящие Глобальную Сферу Обороны, но у Земли лишь один межзвездный корабль. Первый, экспериментальный, так легко и так не вовремя встретивший чужую разумную жизнь…

У одних лишь д-дориа – сотни космических кораблей.

И вот он, прославленный пилот и немолодой, кстати, человек, ветеран НАСА и участник первой марсианской, идет на переговоры, посверкивая ягодицами. Согласно этикету чужих – то, на чем сидишь, должно блестеть!

Позор. Стыд. Унижение.

Но лучше унизиться, чем погубить человечество.

– Вы не переживайте так, Давид, – сказала Бегунец. – В одном из первых русских фантастических романов при первом контакте с Чужими люди раздевались догола… демонстрировали красоту человеческих тел.

– Как может оценить человеческую красоту сухопутный осьминог? тоскливо спросил Давид. Покосился на гримера. Тот трудился безропотно и отрешенно. Профессионал… все мы профессионалы.

– Вспомним нудизм и боди-арт, роспись по телу, – продолжала Анна. Опять же – североамериканские индейцы…

– Я старый волосатый мужик с отвислым брюхом и кривыми ногами! – не выдержал Давид. – Мусорная урна – и та красивее меня.

Анна суховато улыбнулась, будто давая понять – "разговор закончен". Сказала:

– Вы должны быть уверены в себе, Давид. Насколько нам известно, девять разумных рас мирно сосуществуют в космосе. Девять рас! Они не воюют, они уважительно отзываются друг о друге. Неужели мы не сумеем войти в их число?

– Какой из меня дипломат, Анна? Я и с женой-то с трудом общий язык нахожу. – Давид не удержался от ехидства, и добавил: – Вот если на переговоры позволят прийти вам… уверен, все сразу наладится.

– Как только это станет возможно, я разденусь догола, намажусь краской и пойду на переговоры, – серьезно ответила Анна. – Смотреть на меня будет не так приятно, как лет сорок назад… но что поделать. Рональд, время!

– Все, все… – забормотал гример, быстрыми взмахами кисточки нанося на колени бесформенные желтые пятна. – Последний штрих…

Давид еще раз глянул на себя в зеркало. Вздрогнул, и отвел глаза.

Если проклятые журналисты сумеют раздобыть видеозаписи переговоров его весь мир осмеет.

Конечно, если мир еще будет существовать.

"Колумб" занимал полнеба. Длинные топливные баки, вынесенные на консолях реакторы, медленно вращающееся кольцо жилых палуб, решетчатая антенна гипердвижка. Давид последний раз оглянулся на единственный звездный корабль человечества – и у него защемило сер И вдруг – такая беда… голый разукрашенный человек в тесной кабине космошлюпки. А впереди – причудливые формы корабля д-дориа, гораздо меньшего размером, но при этом куда более совершенного…

Зал переговоров построили д-дориа. Десятиметрового диаметра прозрачный купол на металлической платформе. В куполе была пригодная для дыхания атмосфера. Еще там была гравитация. Настоящая, а не тот суррогат, который создавало вращающееся жилое кольцо "Ко Шлюпка мягко коснулась металлического диска. Скользнула, втыкаясь носом в прозрачный купол. Неведомый материал расступился, обтекая нос шлюпки, герметизируя люк. Появилась сила тяжести.

Давид тяжело поднялся, открыл люк и ступил на теплый пол купола.

Д-дориа сидел напротив. Его шлюпка тоже наполовину вползла в купол. Земной и чужой звездолеты болтались в отдалении, над головой искрился пояс астероидов. Случайных метеоров Чужие словно бы и не боялись. Наверное, у них есть силовое поле…

– Сколько можно ждать? – раздраженно спросил д-дориа. Устройство перевода было встроено в купол. Еще одно напоминание о технологической пропасти…

– Я опоздал меньше чем на минуту, – сказал Давид, усаживаясь на корточки перед инопланетянином. Д-дориа обладал горизонтальной симметрией – бочонкообразное тело с кольцом зрительных и обонятельных рецепторов, шесть мощных щупальцев сверху, шесть – снизу – Мы заняты серьезным делом, мы закладываем основы мира и процветания наших народов! – продолжал возмущаться д-дориа. Устройство перевода либо было безупречным, либо казалось таким. Ни малейшей задержки, ни одной корявой или непонятной фразы…

Давид вздохнул. Самым обидным было то, что раса д-дориа вовсе не страдала излишней пунктуальностью. Чужому ничего не стоило опоздать и на пять минут, и даже на четверть часа, после чего бросить пару слов о трудностях с церемониальной окраской, интересно – Давай же займемся этим делом? – предложил он, уходя от спора. От д-дориа шел густой растительный аромат, чем-то даже приятный. Может быть, так пахло тело Чужого. Может быть – краски, которыми было разрисовано тело.

– Нет, ну ты всегда будешь опаздывать? – возмутился д-дориа.

– Больше опозданий не будет, – сказал Давид.

Как ни странно, но этого вполне хватило, чтобы закрыть тему.

– Все разумные расы с тревогой следят за переговорами, – изрек д-дориа. – Друг мой, ты должен понимать – космические войны невыгодны и опасны. Выходя в Галактику мы поневоле становимся миролюбивы…

– Земляне совершенно согласны! – с готовностью подтвердил Давид. Вчера правительство моей страны…

– Ты можешь выслушать не перебивая? – возмутился д-дориа.

Давид замолчал.

– Так вот, все мы жаждем мира! – продолжил Чужой. – Пусть д-дориа непохожи на кульх, пусть атенои дышат хлором, а зервы вообще не дышат…

Крохи драгоценной информации. Давид надеялся, что установленные в шлюпке микрофоны записывают все откровения Чужого.

– Но все мы боимся того, что в космос вырвется раса слишком молодая и энергичная, чтобы принять принципы мирного сосуществования. Вот почему знакомство с каждой новой расой – процесс трудный и болезненный. Мы знаем, на вашем корабле есть лазер и три рак Поставленный перед фактом, Давид не стал спорить.

– Да, есть. Неужели ваши корабли не вооружены?

– Вооружены! – признал д-дориа. – Но только для защиты от неведомой опасности!

– Наши – тоже.

Д-дориа развел щупальцами. Горестно произнес:

– Вопрос веры! Что может означать наличие у вас столь примитивного оружия? Возможно – знак миролюбия. Но, может быть, это коварная попытка утаить оружие вообще!

"Это значит, что мы отсталые дикари, дурак!" – подумал Давид. Но смолчал.

– Не знаю… – вдруг пролепетал д-дориа. В голосе появилась печаль. Вопросы переговоров – так трудны. Я простой пилот! Я не умею общаться с Чужими!

– Я тоже, – признался Давид. – Но если мы поручим общение специалистам…

– Нельзя, – грустно сказал д-дориа. – Мы не можем ставить вас в невыгодное положение. Ведь наши переговорщики имеют опыт общения с чужими расами. У вас таких специалистов нет. Правило справедливо – договариваются те, кто осуществил первый контакт. Мы до Оба они замолчали.

Проклятые правила! Давид готов был согласиться, что в словах Чужого имеется здравое зерно. Подобная щепетильность даже умиляла…

– Сегодня у тебя замечательная окраска, – пробормотал он, пытаясь занять неловкую паузу. В отличии от русской женщины-психолога и голливудского гримёра пилот так и не разобрался во всех тонкостях цветовой азбуки. Но надо же было хоть что-то сказать…

– Правда? – спросил д-дориа.

– Очень красиво, – сказал Давид. – Синие щупальца, и эти зеленые пятнышки…

– Я очень переживал перед встречей, торопился, второпях все делал… Чужой досадливо покачал верхними щупальцами. – Ты просто высказываешь комплимент, да?

На самом деле так оно и было. Давид ляпнул первое, что пришло в голову, как порой поступал отправляясь с женой на скучный, но обязательный светский раут.

И ответил он по тому же наитию.

– Я совершенно искренен. Блестки вокруг дыхалец – восхитительны.

Пряный запах от д-дориа стал сильнее.

– Спасибо, это была импровизация… действительно, красиво?

– Очень… – Давид едва сдержал волнение.

Мысль была чудовищной.

Мысль была гениальной!

Неужели перед ним – женская особь д-дориа? То немногое, что людям было известно о чужих, ничуть не противоречило подобной гипотезе. Все чужие были двуполы – наиболее удобный способ размножения, обеспечивающий обмен генетическим материалом и легкость рек Но ведь о себе д-дориа всегда говорил "он"!

– Не будет ли нарушением протокола поговорить немного о нас, переговорщиках? – спросил Давид.

– Не будет, – согласился д-дориа.

– Есть ли у тебя семья, уважаемый друг?

– Да, дома у меня осталась жена и трое детей.

Гениальная догадка рассыпалась в прах.

– А я был женат дважды, – грустно сказал Давид.

– Ничто не вечно, даже любовь, – высокопарно, но с пониманием отозвался Чужой. – Как бы хотелось мне вернуться на корабль и сказать: "наши расы близки и могут жить в мире!"

– Что же мешает тебе?

Д-дориа заколебался. Но все же ответил:

– Подозрение, человек. Страшное подозрение о сути человечества.

Давида охватила паника. Неужели просочилась информация о войнах, революциях, голоде, религиозных разногласиях. Неужели Чужие сочтут людей кровожадными и опасными?

– Говори, друг мой, – сказал Давид. – Я отвечу на все вопросы. Чем мы обидели вас?

– Вы слишком хорошо ведете переговоры, – выпалил д-дориа. Слегка привстал на кончиках щупальцев – это был знак предельного волнения.

– Слишком хорошо? – растерялся Давид.

– Между нашими расами – пропасть, – грустно сказал д-дориа. Физиологическое и психологическое несходство. Разные среды обитания. Значительная культурная несовместимость… ты ведь сам говорил, что обычай эмоциональной раскраски считаешь архаичным… Н – Возможно дело в том, начал Давид, волнуясь, – что наша родная планета населена различными формами жизни. Мы привычны к любому внешнему облику…

Щупальца сжались в жесте сомнения:

– Животные твоей планеты разумны?

– Нет… насколько нам известно.

– Тогда это не объясняет странности.

– Люди и сами бывают разными. Цвет кожных покровов у людей…

– Явление цветового диморфизма имеется у всех рас, – отмел его возражения д-дориа. – Но оно не спасало от социокультурного шока. Нет! Мы боимся другого!

– Чего? – обречено спросил Давид.

– Мы подозреваем… – д-дориа даже запнулся от волнения, – что люди уже встречались с иными расами. Но в силу чудовищной извращенности своей психики – уничтожили их, или низвели до положения бесправных рабов!

– Неправда! – Давид почувствовал себя по-настоящему оскорбленным. Такого не было! Да, люди воевали между собой, объединяясь по признаку общего языка…

– Бывало у всех.

– Общей территории…

– Бывало у всех.

– Цвета кожи!

– Бывало…

– Религии!

– Еще как.

– По экономическим причинам…

Д-дориа лишь горько вздохнул.

– У людей раньше была дискриминация по национальному, половому, возрастному признаку…

Д-дориа печально произнес:

– Мы изучили все материалы, которые вы сочли возможным предоставить. В них нет ответа. Ваша цивилизация идет обычным путем разумных рас. Но, почему-то, не испытывает удивления от контакта с нами. Даже ты, рядовой пилот, великолепнейший переговорщик! Выв Наступила тишина. Сквозь едва заметные щели в полу сочился прохладный чистый воздух. Сияло астероидное кольцо, висели вдали корабли. Давид пробормотал:

– Оказаться бы сейчас дома… махнуть на рыбалку…

– Ага… – тоскливо отозвался д-дориа. – Тихая речушка… сидишь рядышком с женой на берегу, остроги наготове…

– Мы удочками ловим…

– Азарта мало. А спортивные состязания у вас развиты?

Давид кивнул.

– У нас хорошая ложа на центральном стадионе города, – похвастался д-дориа. – Если за ближайшие сутки придем к какому-нибудь решению – я еще успею на финал. Жена очень надеялась, что посмотрим вместе.

– Мою супругу ни на рыбалку, ни на футбол не затащишь… – пожаловался Давид. – Вот какой-нибудь прием или благотворительный вечер…

Д-дориа пошевелил щупальцами – жест сочувствия. Сказал:

– Любовь – загадочное чувство у всех разумных рас. Печально, когда она возникает при несходстве интересов.

– Нет, у нас много общих интересов, – проклиная себя за то, что взялся посвящать инопланетного осьминога в вопросы семейной жизни, сказал Давид. – Но рыбалка, спорт… не женское это дело.

– Почему? – удивился д-дориа. – Друг мой, в вас говорит неизжитый половой шовинизм! Нехорошо запрещать женщинам занятия охотой или спортом…

Давид поднял голову. Посмотрел на д-дориа. И заговорил…

Ему едва дали вымыться. Проклятая краска оттиралась с трудом, Давид израсходовал тройную норму воды, прежде чем рискнул выйти из-под душа. Оделся и вернулся из санитарного блока в свою каюту.

Капитан – старый, славный Эдд Куверт и загадочная русская женщина Анна Бегунец ждали. Напряжение уже покинуло их лица, теперь там осталось лишь любопытство.

– Итак? – первой, вопреки субординации, заговорила Анна.

– Все в порядке, – Давид уселся в кресло, поколебался, но все-таки вытащил из чемоданчика с личными вещами фляжку виски. Эдд покачал головой, но потом достал свою.

Бегунец молча приняла от Давида стаканчик.

– Ну? – спросил Эд.

– Они нас боялись, – объяснил Давид. Глотнул, блаженно закрыл глаза. Первая капля алкоголя за последний месяц. И первая спокойная минута. – Они нас ужасно боялись. Знаете, почему? Мы слишком хорошо вели переговоры! Слишком легко адаптировались к их обли – Что же в этом могло не понравиться? – удивился Эдд.

– Д-дориа решили, что у нас уже есть опыт контактов с чужими разумными расами. Но поскольку мы это отрицали – Чужие заподозрили нас в обмане. В том, что мы уничтожили тех, с кем встречались.

Капитан единственного земного звездолета Эдд Куверт засмеялся, схватившись за голову. Бегунец саркастически улыбнулась.

– По их мнению, никак иначе мы не могли приобрести достаточную гибкость сознания, – пояснил Давид. – Расовые, религиозные различия – недостаточная причина. Д-дориа стремились к налаживанию контактов… они ведь очень убедительно объяснили, почему война – Эта гипотеза не выдерживает критики, – Бегунец покачала головой.

– А я и не утверждал, что она верна. Предположил, – Давид плеснул себе еще немного виски. – Все! Мы признаны вполне достойными равноправного общения!

– Давид, я тебя знаю двадцать лет, – Эдд покачал головой. – Хорошо, с д-дориа ты разобрался. Но я же по лицу вижу, у тебя еще одна гипотеза. Настоящая. Которую ты считаешь верной.

Давид торжествующе улыбнулся.

– Да. Понимаете, в разговоре возникла пауза… и я похвалил церемониальную раскраску Чужого. Просто чтобы хоть что-то сказать! А он так оживился… ну, вроде как, когда заметишь, что у жены новая губная помада, и похвалишь цвет…

– Д-дориа была самкой? – воскликнула Бегунец. – Прошу прощения… женщиной?

– Да нет же! – Давид покачал головой. – Вовсе нет. Самец. Но потом мы стали говорить о семьях… он вспомнил, как ходит с женой на рыбалку, на какой-то их инопланетный футбол… Понимаете?

Лицо Анны помрачнело. Эдд крякнул.

– Мужская и женская психология разная, – торжественно сказал Давид. Маленьких детишек возьми: мальчики возятся с машинками, дерутся, лягушек разных ловят, а девочки крутятся перед зеркалом, сплетничают, хихикают невпопад. Мы к этому привыкли. Нам каже Бегунец встала. С негодованием посмотрела на Давида. Возмущенно выпалила:

– Неандерталец!

Ошеломленный Давид молчал. Главный экзопсихолог земного космофлота пулей вылетела из его каюты. Эдд Куверт иронически улыбнулся.