Текст книги "Фантастика 2001"

Автор книги: Сергей Лукьяненко

Соавторы: Святослав Логинов,Евгений Лукин,Александр Громов,Андрей Дашков,Дмитрий Громов,Владимир Васильев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 35 страниц)

0111

– Подумала, что заблудилась, – сказала я. Прикурила.

Чингиз кивнул, спрятал зажигалку. Он сидел на переднем сиденье, а

место водителя занимал парнишка лет шестнадцати-семнадцати, хмуро

бросивший мне "приветики", и больше в разговор не вступавший.

– Бывает. Все мы иногда этого боимся, – серьезно ответил Чингиз.

Странная у него была манера говорить, словно все время чего-то

недосказывая. Это немножко злило, и в то же время – интриговало. – Я

совершенно иначе тебя представлял, Карина.

– Ожидал увидеть старую мымру?

– Нет. Более… – он задумался. – Более уверенную и жесткую. Карина,

вы в курсе, что ваша миссия – отвлекающий маневр?

– Были такие мысли, – призналась я. – Так что происходит? И откуда у

вас информация?

Второй вопрос Чингиз попросту игнорирует, зато на первый отвечает

четко.

– Феномен "дайверов" изучали несколько государственных структур. От

МВД и госбеза до налоговой полиции и министерства печати и электронных

коммуникаций. Когда выяснилось, что прогнозированию эти способности не

поддаются, обучить им тоже нельзя, то большую часть исследований

свернули. Но тут в дело вмешалась случайность: у МВД оставался

следственный изолятор в глубине. Несколько раз задержанным удавалось

уйти оттуда в Диптаун, проявив самые настоящие дайверские способности. В

чью-то умную голову и пришла мысль: превращение происходит, если

человека припереть к стенке. Стали разрабатывать крупномасштабный

эксперимент. Информация просочилась по верхам ведомств и сейчас идет

склока. Госбезу нравится сама идея – получить стаю подконтрольных

дайверов, но не нравится упущенная инициатива. Налоговики и чиновники из

министерства никаких дайверов не желают вообще. То ли из консерватизма,

то ли понимают, что джина в бутылке не удержать… В самом МВД тоже

столкнулись различные интересы… Тебя направили в тюрьму для того,

чтобы вызвать легкую панику. Сервер тем временем проверяют из реального

мира.

– Тогда у вас есть союзники, Чингиз.

– Избави Боже от таких союзников! – полушутливо, полусерьезно ответил

Чингиз. – Наступят случайно, и не заметят. Карина, глубина уже много лет

живет по своим законам. Худо-бедно, но справляется. Создает новое

общество, не разрушая старого. Берет из реального мира лишь то, что

действительно жизнеспособно. Да, это своего рода анархия, и как любая

анархия – глубина противостоит государственной власти. Карина, что

должно быть в Диптауне – решают его обитатели. Должны ли там быть тюрьмы

– тоже решать нам.

– Чингиз, – сказала я. – Дело ведь не в тюрьме. Дело в появлении

новых людей. Хомо виртуалис. Человек сетевой. Соединяющий в себе два

мира – настоящий и виртуальный. Одинаково свободный в обоих мирах.

– Карина, это время еще не пришло. Нельзя сажать на велосипед

ребенка, не научившегося ходить.

– Чингиз, а это не ревность? Не страх дайверов потерять свою

уникальность?

– Карина, это не ревность и не страх.

Мы замолчали. Паренек за рулем сопел, прощелкивая по приемнику одну

за другой радиостанции. "Эхо Москвы", "Серебряный дождь", "Ретро"… Тот

же самый набор, что и в глубине. Никакой разницы, местами реальный и

виртуальный мир слились воедино.

Интересно, как в наше время выжили радиостанции? Тем более – в

глубине. Ведь никаких трудов не составляет выкачать любую музыку,

которая тебе нравится, а не повиноваться вкусу ди-джеев и ведущих. Но

нет, мы продолжаем слушать радио. Морщимся, когда нам крутят попсу,

ругаемся, наткнувшись на очередную рекламу, прыгаем со станции на

станцию… и слушаем.

Может быть, человеку важна сопричастность? Сознание того, что именно

сейчас, вместе с тобой, этой песне тихонько подпевают еще тысячи людей?

Мы все индивидуалисты, мы все уникальные и неповторимые – но наедине с

собой можем признаться, как трудно быть одному.

Паренек, наконец-то, бросил блуждать по эфиру. Остановился на

станции, где уже кончалась песня.

– И теперь я знаю, что там за дверью в лето -

Это место для тех, кто выжил зиму и осень.

Эти двери повсюду и в тоже время их нету,

Без замка, зато с табличкой "милости просим".

Я нашел эти двери, когда собирался в ад,

Мне помог в этом деле его величество случай.

И с тех пор так и гуляю туда и назад,

Потому что вечное лето – это тоже скучно…

– Карина? – спросил Чингиз, когда Чиж перестал петь. Самого вопроса

он и не задал, но все было понятно. Определяйся…

– Кто в тебя стрелял? – осведомилась я.

– Кто-то, имевший доступ к "Герани".

Я знала, что такое "Герань". Наша разработка, российская. Атакует

машину встраиваясь в сетевой протокол. Состоит на вооружении полиции

Диптауна… и структур МВД.

– Чингиз, ничего я не смогу сделать, – сказала я. – Нарушать закон не

стану, неужели не понятно? А в рамках закона… ну, выскажу свое особое

мнение… кто на него посмотрит? Сам же говоришь – меня использовали для

отвлекающего маневра. И тебя я арестовывать не стану, и Антона тоже. Вам

же лучше, чтобы не стала. Потому что друг твой за виртуальный побег

рискует получить реальный срок… Слушай, откуда у него такая говорящая

фамилия?

– Стеков? Он всю жизнь был Стеклов. Но однажды потерял паспорт, а в

электронной картотеке произошел какой-то странный сбой. И новый паспорт

почему-то выдали на фамилию Стеков… – Чингиз помолчал. Сказал: -

Карина, я и не прошу невозможного. Единственное, что нам нужно -

общественный резонанс. Шум. Заявление для прессы. Если оно будет

исходить от меня, от любого частного лица – никто внимания не обратит.

Сочтут выдумками желтой прессы. Вот если официальное лицо из МВД…

Как он не понимает?

– Чингиз, ты ведь сам говорил: глубина живет по своим законам.

Создает новый мир, не разрушая старого. А хочешь, чтобы я смешала два

мира! С методами реального мира полезла в виртуальный. Ты говоришь, тебе

не поверят? Граждане Диптауна не возмутятся экспериментом над

заключенными? Значит, так тому и быть. Любое общество имеет то

правительство, которое заслуживает.

Очень неохотно, но Чингиз кивнул. Спросил:

– Тогда, хотя бы, скажи свое мнение.

– Я против того, что делается, – честно сказала я. – И надеюсь, что

проект сорвется. И в отчете свое мнение выскажу. Но выносить сор из

избы, на потеху всему миру, не стану.

– Честно, – сказал Чингиз. – Спасибо.

Я глянула на часы. Уже два, а еще ехать с полчаса…

– Я пойду. Приятно было… пообщаться.

– Извини, Карина, – Чингиз мрачно посмотрел на меня. – Но мы уже

хватаемся за соломинку. За самые фантастические варианты. Срок

приближается, сегодня уважаемый подполковник Томилин намеревается

провести первые сеансы шоковой терапии.

– И получить первых дайверов?

– Да.

Я помедлила секунду и выбралась из машины. Дождь уже кончился, было

свежо и тихо. В домах вокруг почти не осталось светящихся окон.

– Пока-пока, – вежливо попрощался со мной юный водитель. Идя к своей

машине я еще услышала, как он спросил у Чингиза: – Что теперь, к Леньке

поедешь плакаться, или к тем журналюгам?

Похоже, дайвер и впрямь в цейтноте… если готов всю ночь мотаться по

знакомым и журналистам, пытаясь найти выход.

Мне вдруг пришла в голову аналогия, от которой я улыбнулась. Отважный

рыцарь собрался сразить дракона. Но дракон оказался государственный, на

содержании от королевского двора, заботливо пестуемый на случай войны с

соседями и, даже, имеющий положенные чины и награды. И вот теперь

рыцарь, так и не рискнувший обнажить меч, бегает по дворцу, просит

поддержки у фаворитов и фавориток, строчит докладные советникам,

жалуется фрейлинам, пьет с герольдами и возмущается в людской. Как же

так! Ведь дракон! Его положено мечом, да по загривку!

Дракон. Все правильно. И рыцаря жалко, и зверюга уж больно опасная,

но если государственные интересы требуют…

Мои собеседники (если парнишку можно было причислить к собеседникам)

уже уехали, когда я прогрела мотор и выехала с Пасечной. На пути к дому

увидела знакомого гаишника, все так же зорко несущего службу.

Наивно все это, Чингиз, наивно… Дайвер мне понравился, и я почти во

всем была с ним согласна. Но глупо надеяться, что можно победить

государство. Еще наивнее думать, что государство можно переспорить.

deep

Ввод.

Рассыпается и складывается мозаика. Скользят разноцветные огни -

глубина тасует свой паззл.

Как это случается с дайверами?

Будто встает на место тот, последний кусочек паззла, который я не

смогла когда-то найти? Который отделяет рыцаря от принцессы?

Не знаю. И не уверена, что хочу узнать.

Выхожу из дома. Эта точка входа выполнена в виде старинной беседки в

парке. Парк слишком уж красив, слишком картинно неухожен… нет таких в

настоящей Москве, а может быть, и нигде в мире нет…

Я иду по присыпанной крупным черным песком дорожке. Если пойти

направо – там будет дорога из желтого кирпича. Если налево -

самодвижущаяся дорога. Если повернуть назад – парк кончится, и потянется

тропинка сквозь Вековечный Лес, где бродит беззаботный Том Бомбадил, а

временами встречаются хоббиты.

Каждый из нас делает свой кусочек глубины. Творит мир – и дарит его

другим. И чужая глубина не мешает твоей. И тюрьма Диптауну не помешает,

что уж тут поделать – есть на свете тюрьмы. Зря паникует Чингиз…

Но все-таки на душе у меня нехорошо.

Я прохожу мимо "Старого суслика". Это очень милое кафе в стиле ретро,

место богемное, пускай и не слишком известное. То есть, я думаю, что

прохожу, но останавливаюсь, и решительно двигаюсь к дверям. Спала я

мало, завтракать не стала, только глотнула антацида из бутылочки.

Гастрит – такая же профессиональная болезнь у жителей Диптауна, как и

"поехавшая матрица".

"Суслик" – пристанище российских обитателей глубины. И по раннему

московскому времени народа здесь немного. Устраиваюсь за свободный

столик, заказываю яичницу с ветчиной, апельсиновый сок и тосты.

Нет, ну кто мне мешал съесть то же самое в настоящем мире?

За соседним столиком – живописная парочка. Точнее, колоритен один из

собеседников – он изображает сиамских близнецов, юношу и девушку,

сросшихся боками. Рты открываются синхронно, жестикуляция общая – это

нехитрая маска, надетая любителем привлекать внимание. Сиамский близнец

изрядно пьян, и голос его гремит на все кафе:

– Ты скажи, неужто тебе "Хелицеры" не понравились?

Собеседник его, выглядящий вполне обычно, устало отбивается:

– Понравились, Лешка, понравились…

– И что? Нет, ну ведь все говорят "понравились"… ты рецензии читал?

– Читал…

– Лады, треть писал я сам, – самокритично признается сиамский

близнец. – Треть – приятели. Но еще треть – ведь настоящие?

– Настоящие…

– Разве плохо я западников переделал? Там уже почти не видно, откуда

ноги растут, совершенно самостоятельно все стало!

– Ну, кому не видно, а кому и очень даже… – туманно бормочет его

собеседник, пытаясь сосредоточиться на йогурте.

– Ты скажи, разве что-то не так? Я ведь всех конкурентов раздолбал в

пух и прах, по всем прошелся, будто бульдозер. Бульдозеры грязи не

боятся, ха-ха! Интригу такую закрутил, что финала вообще не нужно! Чего

не хватает?

– Души, – слышится в ответ.

Невольно улыбаюсь, отворачиваюсь в сторону, чтобы не смущать сиамское

чудо. Забавное место, этот "Старый суслик".

Только фраза западает в голову. Сиамский близнец тем временем

суетится и требует объяснить ему, что такое душа, и как ее можно

зафиксировать.

Да уж, научились бы душу фиксировать… какой замечательный простор

для работы государственных служб…

Официант приносит мой заказ. Яичница прямо в сковороде, шипящая, в

меру прожаренная, с прозрачными кусочками сала и нежными ломтиками

бекона. Сок свежевыжатый, "витамины в нем так и прыгают", как говорил

один мой знакомый.

– Чего-нибудь не хватает? – вежливо интересуется официант.

– Души, – невольно отвечаю я.

– Извините, нет в меню, – произносит официант невозмутимо. Растерянно

смотрю ему в глаза.

Нет, программа.

– Спасибо, – говорю я. – Я знаю.

– Что-нибудь еще?

Медлю. Незачем мне ехать в виртуальную тюрьму. Материалов для отчета

хватает. А знать результаты испытаний даже и не хочется.

Пусть белокурая бестия Чингиз мечется по Москве, пытаясь найти

союзников! Это его, дайверское дело. А я – простая сотрудница МВД. И

влезать в разборки между ведомствами и отдельными начальственными

шишками – мне для здоровья противопоказано.

– Закажите такси до русского сектора Диптауна, – прошу я.

1000

В этот раз меня пропускают в тюрьму без всяких задержек. Не таясь

отзванивают Томилину, докладывая о моем приходе. Через двор меня

провожает очень молодой и интеллигентный охранник, такого легче

представить в хорошем костюме за столом в серьезном офисе, чем в форме

сержанта и с пистолетом на боку.

Сегодня внутренний двор тюрьмы заполнен людьми. Заключенных вывели на

прогулку… И вот теперь их поведение знакомо. При моем появлении

раздается легкий гул. Меня ощупывают оценивающие, жадные взгляды.

Доносятся отдельные реплики – пристальному изучению подвергаются ноги,

руки, грудь…

Видимо, ни одна "Внутренняя Монголия" не дает возможности

удовлетворить основной инстинкт. Интересно, как это сделано? Мне

представляется, как хакер Стеков пытается приобнять "стандартную жену

стандартного программиста", а та в ответ тает в воздухе… или

превращается в зловонную зеленую жабу.

И все-таки реакция неправильная. Недостаточно сильная. Женщина,

появившаяся на зоне – это событие, это праздник на несколько недель.

Здесь же изрядная часть заключенных не реагирует вовсе, остальные же -

будто по привычке, по инерции, пытаясь завести сами себя… А я ведь не

в теле угрюмой инспекторши, я в теле "Ксении" – очень даже заводной

особы.

– Проблем с ними немного? – спрашиваю охранника, кивая на площадку

для прогулок.

– Они спокойные, – соглашается охранник.

Словно в подтверждение его слов до меня доносится чья-то восхищенная

реплика: "Нет, ты глянь, как попкой крутит! Гадом буду, тактовая не

меньше тысячи, а канал – оптоволокно!"

Я даже спотыкаюсь.

Обидно!

"Ксения" такая пластичная из-за хорошего дизайна, а вовсе не из-за

мощной машины!

Коридорами тюрьмы, уже укрывшись от взглядов заключенных, мы идем к

кабинету Томилина. Я отсчитываю пятое от входа окно – на нем сидит один

из моих жучков…

Сидел.

Окно чисто вымыто. Прямо-таки демонстративно вымыто, а для идиотов на

узком подоконнике оставлена баночка "Лозинского". Как там гласит

рекламный слоган? "Убивает даже неизвестные вирусы!"

Понятно. Товарищ подполковник решил сделать тонкий намек.

Но когда я вхожу в его кабинет, оставляя охранника в коридоре, мое

мнение о тонкости намеков меняется.

На столе Томилина, рядом с телефонами, клавиатурой и дисплеем,

бумагами, парой фотографий в рамочках, появился совершенно неуместный

предмет.

Горшочек с геранью.

– Доброе утро, Карина!

Томилин – само радушие. Встает навстречу, галантно подвигает стул.

– Кофе?

– Краснодарский? – не удерживаюсь я от иронии. Но выходит жалко и

неубедительно. Никак не могу отвести взгляд от герани.

…А смеется Томилин хорошо. Добродушно, словно бы приглашая

присоединиться к его веселью. Людей, умеющих так смеяться, очень любят в

компаниях – они любую неприятность превращают в забавное приключение.

– Нет, Карина. Самый заурядный бразильский. Растворимый порошок.

– Спасибо, с удовольствием, – соглашаюсь я.

Надо сохранять лицо. Надо продолжать играть. Надо отдать инициативу.

Это не шахматы, и не крестики-нолики. Тот, кто делает ход первым,

проигрывает чаще.

– В этом теле вы мне нравитесь гораздо больше, – замечает Томилин

мимоходом. Поднимает трубку телефона, командует: – Два кофе!

И застывает, устремив на меня любопытствующий взгляд.

– Я хотела бы еще раз пройти по тюрьме, – говорю я неожиданно даже

для себя. Ну что мне искать?

– Давайте-давайте, – не спорит Томилин. – Если можно, то постарайтесь

закончить к двум часам дня, Карина.

Светская беседа. Будто я могу пренебречь приказом, пусть и

оформленным столь любезно.

– Конечно, – я киваю. – Какие-то планы?

– Да. Первый сеанс катарсиса, – Томилин досадливо машет рукой. -

Хотели несколько позже, но… обстоятельства заставляют торопиться.

Слишком много ретроградов… вы же понимаете, Карина?

Я понимаю, конечно же понимаю…

И смотрю на герань.

– Карина, вы любите цветы?

– Угу. Кроме герани.

– Почему так? – подполковник искренне огорчен. – А вот мне герань

нравится, Карина.

Он повторяет мое имя так упорно, что приходится ответить тем же.

– Аркадий, а вам никогда не казалось, что держать преступников в

глубине – непредсказуемо опасно? – спрашиваю я.

– Мы ведь уже обсуждали…

– Я не о том. Никто не знает до конца, как действует дип-программа.

Никто не понимает, что же все-таки такое глубина. Что происходит с

сознанием, постоянно погруженным в виртуальность? Какие способности

может обрести человек? Как влияют люди, находящиеся в глубине, на саму

глубину?

– Дайверы… – Томилин улыбается. – Сетевой разум…

– Хотя бы! Легенды не возникают на пустом месте.

– Легенды создают люди, – Томилин достает сигареты. Мрачная

женщина-охранник приносит кофе, бросает на меня косой взгляд и исчезает

за дверью. – Карина, человеку свойственно придумывать страхи. Это

защитный механизм, понимаете? Лучше бояться несуществующей опасности,

чтобы она не застала врасплох. Любое устройство сложнее керосиновой

лампы начинает вызывать подозрение. Вы увлекались фантастикой, Карина?

– Нет.

– А зря. Давным-давно, когда еще не существовало никакой

виртуальности, когда компьютеры были большими, люди начали бояться

электронного сверхразума. Его появление предсказывали и в объединенных

телефонных сетях, и в примитивных ламповых… арифмометрах. Компьютеры

совершенствовались, объединялись в сети, а разума – не возникало. Тогда

стали бояться людей, которые сумеют общаться с электронной сетью на

новом, недоступном большинству уровне, без всяких устройств

ввода-вывода. Но время шло, а людей таких – не находилось. Легенды,

Карина! Защитный механизм человечества. Все непонятное – потенциально

опасно. Все непонятное – страшно.

– Но если такая вероятность есть? Хотя бы потенциально? Если этот

самый сетевой разум уже существует, а мы просто не в силах заметить его

проявления? Если дайверы есть, но таятся?

– Если дайверы есть, но таятся – то они вовсе не опасны. Это лишь

любопытный феномен, подлежащий изучению, – вот теперь Томилин говорит

без иронии. – И пусть наши подопечные обретают ненормативные

способности. Замечательно! У нас очень хорошие следящие системы, Карина.

Мы сразу обнаружим происходящее. Разберемся, что и как произошло. А

телесно весь контингент находится под бдительным присмотром… не хотите

их посетить в реальном мире?

– Это не входит в мою компетенцию, – отмахиваюсь я. – Аркадий, ну а

сам факт того, что в виртуальности находится толпа преступников? Если

допустить, что сетевое сознание существует, и формируется личностями

тех, кто пребывает в глубине?

– Карина, мало ли в глубине бандитов? – серьезно спрашивает Томилин.

– Господи, да что тут две сотни заключенных! Тысячи, десятки тысяч

убийц, насильников, террористов, наркоторговцев пользуются

виртуальностью! Вот кто ее формирует! И все попытки их обуздать…

знаете, вводили такую международную программу: "СРАМ"?

Качаю головой. Нет, не помню…

– Она должна была отслеживать преступников по ключевым словам в

электронной переписке, – морщась поясняет Томилин. – А торговцев

порнографией – по розовому цвету голых тел в видеороликах… И знаете,

что произошло? Возникла мода – каждое, самое невинное письмо, писать на

розовом фоне и сопровождать лозунгами, шапкой из фраз вроде "НЕТ

ТЕРРОРИЗМУ! ВЗРЫВЧАТКУ ДОЛОЙ ИЗ ЖИЗНИ! НАРКОТИКИ – НЕ НАШ ВЫБОР,

ПОКУПАЙТЕ ЙОГУРТ!" Через полгода программу свернули. Невозможно было

контролировать всё! Ревнители гражданских свобод торжествовали… а

преступники продолжали резвиться в виртуальности. Легализовали

бордели… создали электронную марихуану и виртуальный героин…

обменивались планами терактов…

Я не слышала этой истории. И в голосе Томилина – настоящая горечь

человека, вынужденного отступить перед несправедливостью.

– В новом, виртуальном мире, нужны новые возможности для борьбы с

преступностью, – говорит он вдруг. – Неожиданные. Революционные. Дающие

кардинальное преимущество силам охраны правопорядка. Вы не согласны,

Карина?

А я и не знаю уже, с чем согласна, с чем – нет. Нет, и Чингизу я не

лгала. Средства, которыми пользуется Томилин, мне не нравятся. Вот

цели… цели-то самые благие.

– Подготовили отчет, Карина? – интересуется Томилин, так и не

дождавшись ответа.

– Я займусь им вечером. Разрешите еще раз проинспектировать

заключенных?

Томилин устало прикрывает глаза. Нетронутый кофе на столе, горшок с

геранью, фотографии… Я вдруг замечаю, что это фотографии пожилого

мужчины и пожилой женщины. Очевидно, родители подполковника, а вовсе не

жена и дети…

– Разумеется, Карина. Проверяйте все, что угодно, сопровождающего я

вам выделю…

Уже у дверей подполковник окликает меня снова.

– Карина!

Оборачиваюсь.

Пальцы Томилина медленно сминают цветок герани.

– Допустим, что я перестраховался. Испугался за вас. Понимаете?

Бандиты могут быть сколь угодно обаятельны… в отличии от нас с вами.

Но мы по одну сторону. Они – по другую. Этого… не стоит забывать.

Приходите к двум часам, хорошо? Я надеюсь, ваше мнение изменится.

Пальцы его вся комкают и комкают несчастный цветок. Не провинившийся

ничем, кроме того, что есть у нас традиция называть оружие именами

цветов.

Мне ничего не остается, кроме как кивнуть подполковнику.

Когда-то, едва узнав, что я собираюсь поступать в юридический, папа

сказал мне… тогда я не приняла его слов всерьез, задумалась лишь

позже. Нет, отец говорил не насчет опасностей работы следователя или

эксперта. Он просто заметил, что защищая закон – легче всего его

нарушить. Именно для того, чтобы защищать. И что долг службы и обычная

человеческая мораль начнут бороться у меня в душе… пока не победит

что-то одно.

Нет, вначале я не поверила…

Но противней всего понимать, что никакой борьбы уже нет. Я выбрала.

Чингиз с товарищами может быть сколь угодно красноречив. Даже прав… с

общечеловеческих позиций. Вот только и Томилин прав – невозможно в

виртуальности бороться с преступностью старыми средствами.

А еще… неужели я не хочу сама стать дайвером? Понять, увидеть…

сложить свой паззл до конца…

Оставив охранника в камере Антона Стекова я прохожу во "Внутреннюю

Монголию" незадачливого борца за свободу. Зря он отсидел срок, зря твой

приятель раздавал взятки. Ничего вам не остановить. Даже побеги ваши

снисходительно не заметят…

Стеков на этот раз не сидит перед телевизором. Разгуливает по

комнате, размахивая руками и что-то вполголоса говоря. Я останавливаюсь

на пороге "стандартной квартиры" и в недоумении смотрю на заключенного.

Он что, спятил?

Антон Стеков, преспокойно выбиравшийся из виртуальной тюрьмы в

Диптаун, общался со своим фантомным окружением! С "программистом

Алексеем" и его сыночком "Артемом".

– А я говорю – взять за шкирку, и тащить в глубину! – почти ревет

Антон. – Это что ж такое с Ленькой творится? Трудно ему быть Богом,

етыть его…

– Падла, не ругайся, – живым человеческим голосом отвечает

"стандартный программист".

Ничего себе призыв не ругаться!

– Ничего, не маленький уже, – косясь на конопатого "Артема" бормочет

Антон. Но тон все-таки сбавляет: – Обязаны мы его уговорить…

И в этот момент меня, наконец-то, замечают. Скучающий "Артем"

оглядывается, видит меня и бормочет:

– Ну вот, дождались… Чингиз, гости!