Текст книги "Фантастика 2001"

Автор книги: Сергей Лукьяненко

Соавторы: Святослав Логинов,Евгений Лукин,Александр Громов,Андрей Дашков,Дмитрий Громов,Владимир Васильев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 35 страниц)

8

Иуда долго обнимался с ипостасями, особенно усердно тиская когда-то преданного им Сына. Тот прижимал к груди рыжую голову предателя, забрасывая Иуду бессвязными расспросами:

– Наши-то как? Киаифу давно видел? А Понтия? Он как себя чувствует? А Мария, Мария-то там как? Иуда степенно поцеловал его в щеку.

– Как себя в котле чувствовать можно? – рассудительно сказал он. Мучаются, естественно. Дни в покаяниях проводят. Тебе вот привет передавали. Сам-то ты как?

Сын помрачнел, опасливо огляделся и склонился к уху своего бывшего апостола.

– Как себя здесь чувствовать можно? – вздохнул он. – Вино по талонам, на все разрешения необходимы. Хламиды и хитоны раз в год выдают. – Он снова вздохнул и признался: – Очень я, брат, по Марии скучаю…

– Поцелуй тебе передавала, – сообщил Иуда, помялся немного и спросил: На меня не сердишься?

Сын Божий печально усмехнулся.

– А чего мне на тебя сердиться? Сам ведь не раз говорил: не судите и не судимы будете. Да и не ты все это затеял, понимаю, что по нужде поступал.

– Спасибо, – со слезою в глазах поблагодарил Иуда. – А то у меня на душе почти две тысячи лет паршиво было. Веришь, глаз из котла показывать не хотел.

– А говорили, что ты в центре Коцита в пасти у самого Сатаны…

– Кто говорил-то?

– Да Данте, который, значит, Алигьери.

– Ну, значит, приврал. Ты же знаешь, темнейший князь мухи не обидит. Да и брезгливый он. Разве такой станет что-то в пасти держать? Он тебе привет передавал. Догадываешься, о чем речь?

Сын Божий многозначительно прикрыл глаза.

– Все-таки решился?

– Потом расскажу. – Иуда придвинул к собеседнику дорожную сумку с наклейками Чистилища. – Хлебушка тебе передал.

Сын Божий сел, достал из сумки батон белого хлеба, разломил его и обнаружил в хлебе бутылку, обернутую пергаментом. Пергамент он торопливо спрятал за пазуху, бутылку положил за себя.

– Наших позвать надо, – сказал он.

– Петра не зови, – опасливо сказал Иуда. – Злой он. Тогда в саду никто и опомниться не успел, а он ухо рабу первосвященника Малха отрубил. И меня он не любит. Все знает, а не любит. И ненадежен он, Изя. Помнишь, как трижды за ночь от тебя отрекся?

Иуда вздохнул.

– Эх, доля! Я сделал все, как сказано было, а меня за то в Ад и клеймо предателя на все времена, он, гаденыш, трижды за ночь отрекся, а ему – ключи от райских врат. Где справедливость, равви?

– Так задумано было, – сказал Сын Божий. – И ты Петра не замай. Я ему верю. Он только с виду колеблющийся, а в душе ведь истинный камень!

– Поступай как знаешь, – проворчал кариотянин. – Только предупреди, чтобы не лез он ко мне со своими претензиями.

– Хлеба много привез? – сменил тему Сын Божий.

– Двенадцать батонов. Как раз на Тайную вечерю!

– Сам знаешь, апостолам твои двенадцать батонов как слону дробинка, хмыкнул учитель.

– Это тебе не красное милетское, – возразил кариотянин. – Пшеничный, неразбавленный…

– Дидима жалко, – вздохнул Сын Божий. – Он же ничего, кроме виноградных вин, не употребляет.

– Это для души, – упрямо возразил посланник Ада. – А спирт для дела!

– Да, – словно о чем-то незначительном вспомнила ипостась. – Слушок прошел. Говорят, что папаша кого-то в Ад отправил. Говорят, мужик этот настоящий профессионал!

– Это хорошо, что ты мне сказал, – отозвался Иуда. – Найдем мы этого разведчика. Наши весь Ад на уши поставят, но того, кто нужен, найдут. Сейчас соглядатаи ни к чему.

Сын Божий внимательно оглядел своего бывшего апостола.

– Огрубел ты там, Иуда, – подметил он. – Тверже стал, стержень в тебе появился.

– Так ведь со дня смерти по полной программе в Аду гоняли, – поежился собеседник. – Котел, смола, гвозди, олово расплавленное, сера… Лучше не вспоминать!

9

В каптерке у Длиннорыла было уютно, и даже Железная Дева, стоявшая в углу в окружении разнообразных пыточных приспособлений, не портила этого ощущения. К Деве и иным приспособлениям, вроде испанского сапога демон Смоляк отнесся с практичностью бывшего сотрудника госбезопасности.

Сегодня было скучно. Компании не получилось, и Длиннорыл со Смоляком пили коньяк. Расписывать вдвоем пульку – все равно что играть в бильярд одному. Нет в такой игре никакого азарта.

Длиннорыл был настроен поговорить.

Был он безобразно лохмат, и кисточка хвоста у него неухоженной была, а копыта были сбитые и безо всякой лакировки. Даже не верилось, что совсем недавно он занимался дипломатией и только волею обстоятельств опустился на адское дно. Казалось, что он в этой обстановке родился и жил вечно. Но рассуждал он классически трезво, и в формулировках его чеканных сразу чувствовалась выучка.

С осторожностью и дальновидностью оперативного работника демон Смоляк направлял беседу. Осторожно намекнул он на возможность райского блаженства, пытаясь прощупать падшего демона на предмет возможной вербовки. Полномочий на то ему никто не давал, но демон Смоляк резонно полагал, что победителей и здесь никто не судит.

– Райское блаженство! – Длиннорыл фыркнул в стакан и макнул в коньяк рыло. – Ты мне, Смоляк, всех ихних гурий и праведниц посули, я распятие целовать стану, воду святую выпью, а в рай не пойду!

– Что так? – с показным равнодушием спросил Смоляк, пытаясь наколоть на вилку скользкий соленый грибок.

– У них же там сплошной учет! – Длиннорыл хлебнул коньячку, красные глазки его привычно увлажнились и заблестели. – Даже формулировка такая есть, мол. Рай – это учет и контроль. Ты думаешь, что у них, скажем, захотел гурию, иди и пользуйся? Вот тебе! – Длиннорыл сложил когтистую лапу в непослушный кукиш. – У них, браток, на гурий талоны, на амброзию и нектар талоны… А ведь моча, Смоляк, никакой крепости, сам пробовал… На арфы у них списочная очередь, хитоны раз в год выдают. Коньяк пить – грех, водочка и самогон – вообще подсудное дело. Застукают, тут же в Чистилище отправят, херувимам на воспитание. Ты, Смоляк, в Раю не был, а мне приходилось, когда я в демонах внешних сношений служил. А собрания ихние? – Длиннорыла скривило. – Не хочешь идти на собрание, так заставят! Шесть часов в сутки у них распевание псалмов и гимнов. Распевание, говорю, а не распивание! Славословиями приходится заниматься, а то ведь в нелояльности уличить могут. Не-ет. – Длиннорыл погрозил пальцем, плеснул себе в стакан и ткнулся и пряную жидкость розовым мокрым пятачком. – Ихняя жизнь не для чертей. Мы черти простые, а там за карты – в Чистилище, за журнальчики невинные, – он ткнул лапой в порнографический хлам, – в Чистилище! Ляпнешь что-нибудь про… нимбоносца… вообще хана

Длиннорыл откровенничал. Новоявленному демону любопытно было слушать откровения старого черта, а контрразведчик, еще живущий в нем, морщился – не о том, не о том беседа шла! И все прикидывала гэбэшная душа демона, как ей направить разговор в нужное русло.

Длиннорыл еще больше понизил голос.

– Этот… с нимбом… думаешь, он сам безгрешный? Во! – Кукиш снова ткнулся в рыло демона Смоляка. – Этот его голубок, так он и не голубь даже, а истинный бык-производитель, только с крылышками. Кого он только матерью не объявлял, а сам лишит бабу невинности и фр-р-р… – Длиннорыл неопределенно махнул лапой, – ворковать о непорочном зачатии. И кровушка на нем, гадом буду. Помню, один поэт о нем всю правду узнал и поэму правдивую написал…

– Что за поэт?

Длиннорыл задумался.

– Не помню, – признался он. – Курчавенький такой, смуглый. Предок у него еще из эфиопов был, а поэма "Гаврилиада" называлась. А вот как зовут… – Длиннорыл опять задумался, потом безнадежно махнул рукой. – В общем, когда этот узнал, поэта смугленького под пулю по его указанию подставили. Этот, который поэта замочил, у нас посмертное отбывает. Данко его фамилия. А сам он блондин. Такие вот, брат, дела!

– А наш? – провел очередную разведку Смоляк.

– Наш… – Длиннорыл положил мохнатую лапу на плечо товарища. – Ты, Смоляк, случаем, не стукач?

– Нет, – чистосердечно и почти правдиво ответил за демона полковник Двигун. За годы службы в ГБ полковник вербовал не одного информатора, но сам ни на кого не работал. Разве что начальству докладывал о грехах сослуживцев. Но это он совершал по долгу службы, а потому подобные действия к стукачеству он не относил.

– Я тебе так скажу. – Длиннорыл пьяно покачнулся. Чеканность первоначальных формулировок исчезла, перед полковником сидел быстро пьянеющий алкаш, каких Сергей Степанович немало повидал в московских забегаловках. – Все они одним миром мазаны. Кто он, наш-то? Падший Ангел, понял? Ан-гел! Бог его попер, когда они во взглядах на эволюцию не сошлись. А потом, конечно, Мария… Баба, я тебе скажу, не для плотника, конечно, Поначалу ей тот мозги непорочным зачатием пудрил, голубка своего подсылал. А наш, он попроще действовал, он женщин получше знал, еще с Евой Адаму рога наставлял! М-да… Говорят, этот самый Сын, он нашему сын, а тому, значит, как и Иосифу, – пасынок…

Длиннорыл снова прильнул к стакану.

– Эх, братан, – прохрипел он. – Мне такие тайны ведомы, что меня давно уже могли того… Например, спящему в ухо святой воды капнуть, или еще каким способом… Веришь?

– Верю, – сказал Смоляк. – Длиннорыл, а святая вода… она что, действительно опасна?

– Ты откуда взялся, дурилка? – Старый черт на мгновение протрезвел.

– С рудников, – сказал по легенде Смоляк.

– Конечно, – видимо, позавидовал Длиннорыл, – откуда у вас на рудниках святой воде взяться? Эта самая святая вода, брат, честному демону аннигиляцией грозит. С-слышал про такое? Долбанет так, что от любого чес-стного черта только мокрое мес-сто останется. С-страшнее с-святой воды только святой лед бывает или, скажем, с-сущ-шеная пятка левой ноги п-праведника…

Смоляк понятливо кивал, с ужасом припоминая, в каком углу его кожаного передника вшита ампула со святой водой. Шерсть на нем встала дыбом, и это могло бы вызвать подозрения Длиннорыла, но старый черт уже не обращал на перепуганного демона внимания. Уткнувшись рылом в тарелку с грибами, бывший демон внешних сношений спал и постанывал во сне. Хвост его судорожно подергивался, ноздри его ставшего фиолетовым пятачка со свистящими хрипами выдыхали алкоголь.

Смоляк снова представил себе, что произошло бы, разбейся ампула, зашитая в переднике, и холодные мурашки забегали под его снова вставшей дыбом шерстью.

10

Иуда, облаченный в белую хламиду, прогуливался по райским кущам, держа под мышкой золоченую арфу. Был кариотянин в прекрасном настроении и с нетерпением ждал начала вечери. Немного смущала Иуду встреча с Петром. Тот, кто за ночь трижды отрекся, вполне мог сделать это и в четвертый раз. Но равви виднее. Сам Иуда решил просто держаться подальше от неразумного апостола.

Мимо пролетели несколько ангелов из добровольного общества содействия Божьему промыслу. Иуда присел в тени кипарисов, ударил по струнам арфы и запел девятнадцатый псалом Давидов. Добровольные помощники собрались уже лететь дальше, когда молодой, а потому и самый ретивый агнец Божий узрел, что певец нарушает установленный в Раю тихий час. Мгновенно вся стайка спланировала вниз.

– Нарушаем? – молодецки повел крылами старший.

– Господа славлю, – кротко сказал Иуда.

– В тихий-то час?

– Славословие времени не знает, – с достоинством заметил Иуда. – Слова сами из души рвутся.

– Может, пусть поет? – робко сказал пожилой и тихий ангел с калмыцки раскосыми глазами.

– Да ты что? – напустились на него остальные. – Гавриил что сказал? Нарушающий Божий установления есть тайный враг Господа и слуга Лукавого!

Иуда еще оправдывался, но в ангельских глазах добровольных помощников уже вспыхнули опасные огоньки, и ангелы, обступив дерзкого нарушителя райского распорядка, начали теснить его крепкими плечами да надкрылками. И пахло от ангелов амброзией и птичьим пометом.

– Вот тебе именем Господа! Вот тебе!

11

Выйдя на связь с Полуночным Ангелом и передав ему очередное сообщение для Гавриила, Смоляк вернулся в свой Круг Ада. Он долго проверял, выясняя, нет ли за ним хвоста. Не того, что продолжался от крестца и причинял покойному полковнику определенные неудобства, а того, который, будучи обнаруженным, означал провал и был чреват куда более серьезными муками.

Хвоста он не обнаружил, и это успокаивало. Однако спокойствие было преждевременным. На площади имени Дракулы демона окликнули. У постамента, на котором, опираясь на осиновый кол, бронзово сутулился знаменитый вурдалак, стоял уже знакомый Смоляку черт.

– Новость слышал? – спросил черт.

– Какую?

– Перерегистрация началась, – сказал знакомый черт. -Для проведения полной вакцинации Уфира.

Уже знакомые мурашки забегали под шкурой демона Смоляка. Он понял, что слишком поторопился. Рапорт об успешной легализации в Аду оказался преждевременным. Над было спасаться. Бежать надо было, только вот куда?

– У тебя документы в порядке, Смоляк? – спросил знакомый черт.

– В порядке, – солгал демон. – В порядке у меня документы.

– Что-то ты плохо выглядишь, – сказал знакомый черт. – Наверное, ты слишком много времени в каптерке у Длиннорыла проводишь.

12

– Хорошая смоковница, – сказал Иуда, с удовольствием доедая сладкую сочную смокву. – Не то что в Гефсиманском саду!

– Это на которой тебя повесили? – прищурился Сын Божий. – Плохая была смоковница. Высохшая.

Иуда помрачнел.

– Не люблю вспоминать. – Он прилег под деревом, закинув руки за голову. – Больше других суетился Матфей. Он же тогда апостолом не был. Рассчитывал место мое занять. И ведь занял, стервец!

Он задумался.

– А я ведь не хуже их был, – подумал он вслух. – Я бы тоже Евангелие смог донести… В лучшем виде! Сжато, конспективно! Веришь?

– Было уже, – сказал Сын Божий. – Сжато и конспективно. Кодекс строителя коммунизма назывался.

– Побаиваюсь я встречи с апостолами, – сказал Иуда.

Как они меня примут?

– Объяснишься, – ушел от прямого ответа собеседник. – А я тебя поддержу.

Иуда открыл глаза и внимательно оглядел смоковницу. Хорошая была смоковница, крепкая, с надежными толстыми ветвями.

– А вот и наши, – сказал Сын Божий, вглядываясь в приближающуюся толпу из-под руки. Весело звенели арфы. Народ готовился к празднику.

Иуда сел.

Апостолы приближались. Братья Зеведеевы, Фома Дидим, Варфоломей, Иоанн, Иаков, Матфей. Но Иуда смотрел лишь на хмурый лик Петра, оставившего ради старой компании ответственный пост райского привратника. Ничего хорошего мрачный лик Петра не сулил.

Шумная компания принялась рассаживаться под смоковницей, готовясь к вечере. Запахло шашлыком, пахлавой и солеными бананами. Сын Божий достал первую из бутылок, что доставил Иуда.

– Приступим, братья, – хорошо поставленным и звучным голосом сказал он.

Рядом с ним появились Голубь и постоянно меняющий свои очертания Дух.

– Собрались мы здесь не случайно, – сказал Сын Божий и к месту щегольнул своей же цитатой о рабах человеков.

– Хватит образованность показывать, равви, – сдавленно сказал Иаков. Все мы тебя хорошо знаем. Дело говори!

x x x

– Однако есть и неприятные известия, – нахмурил чело архангел.

– Говори! – приказал Бог.

– В Рай по личному приглашению Сына прибыл Иуда.

– Багаж его досмотрели? – поинтересовался Господь. – Обыск на таможне провели?

Архангел гулко всплеснул крылами.

– Да какой у него багаж. Господи! – смиренно сказал он. – Красное милетское и двенадцать хлебов.

13

Стоял демон Смоляк прикованным к стене, и рядом пыточный бес неторопливо перебирал инструменты, призванные, помочь испытуемому в признаниях.

В углу пыточной камеры храпел Длиннорыл, в каптерке которого задержали шпиона. Демон еще не протрезвел после недавних обильных возлияний, а пытать пьяного демона все равно что козла доить – мороки много, а молока все равно не добудешь.

Вельзевул задумчиво покусывал кончик хвоста, пронзая лжедемона ледяным ненавидящим взглядом Взгляд этот наводил ужас на задержанного. "Сознаюсь! лихорадочно думал рогатый разведчик. – Сейчас же, пока не искалечили!"

"А дальше что? – насмешливо спросил внутренний голос. – Котел с кипятком, смола и сера на всю оставшуюся Вечность?"

Иногда трусость рождает героя. Сознание того, что за признанием последует вечная пытка, помогло Сергею Степановичу выстоять. Он орал, хрюкал от боли, молил Вельзевула о пощаде и даже пытался укусить пыточного беса, но стойко молчал о полученном в Раю задании.

Вельзевулу надоело быть зрителем, он подошел к демону Смоляку, схватил его за рога и заглянул в маленькие поросячьи глаза, в которых плескался ужас.

– Ты будешь говорить, козел?

Демон Смоляк испуганно хрюкнул и обморочно закатил глаза. Вельзевул не сомневался, что перед ним райский разведчик.

Беспринципность и подлость демонов ему были хорошо известны. Любой из них уже давно выложил бы все, что ему было известно, и даже немного приврал бы к сказанному. Этот же молчал. Тревожно было Вельзевулу; уж не проведал ли Господь о миссии Иуды?

Он отпустил пленного, и тот сполз по стене на пол.

– В камеру! – приказал Вельзевул. – Инструменты держать в готовности.

Мельком взглянув на храпящего Длиннорыла, Вельзевул пнул демона ногой.

– Этого тоже в камеру! – хмуро приказал он.

14

– Нет, – сказал Петр. – И не уговаривайте. Это не по мне. Я против Бога не пойду.

– А я кто, по-твоему? – поднял брови Сын Божий.

– Бог, – твердо сказал Петр. – Но и он – Бог!

Святой Дух хватил спирта, покривился и саркастически сказал:

– И я – Бог! – Он облачно ткнул в Голубя, лениво клюющего финик. – И он – тоже Бог! Так против кого мы предлагаем выступать?

– Не знаю, – честно признался райский привратник. – Если Ты, Господи, един во всех лицах, то нужно ли вообще выступать?

– Вот и я тебе толкую, – сказал Сын Божий. – Выступая против меня, ты тем самым меня поддерживаешь. Апостол Петр одурело глянул на него.

– Давайте подойдем к вопросу философски, – рассудительно сказал Фома. Вспомним закон единства и борьбы противоположностей, вспомним закон отрицания отрицания, и тогда нам будет ясно, что, ведя борьбу с Богом, мы одновременно поддерживаем Его. Следовательно, свергая Бога, мы одновременно сажаем Его на Небесный Престол.

– Бред какой-то! – сказал грубый Иаков Воанергес. – Где ты эти законы выкопал? У Аристотеля?

– Диалектический материализм, – признался Фома, и апостолы яростно завопили. Чужеродным телом смотрелся этот самый диалектический материализм в идеальном мире, угрозой этому миру он выглядел.

– Ты, Фома, лошадь позади сохи ставишь, – мягко заметил Иоанн. Сказано, что вначале было Слово!

– Чье Слово? – победительно глянул Дидим.

– Бога, конечно.

– А Бог? – Фома торжествующе засмеялся. – Он-то и есть первоначальный материальный объект!

Завязался теологический спор, незаметно переведший в яростную потасовку. За Дидима было четверо апостолов, за идеализм единым фронтом выступили все остальные. Иуда, как и полагалось гостю и парламентёру, держал нейтралитет.

– Хватит! – учительским командным голосом остановил потасовку Сын Божий.

Апостолы принялись приводить себя в порядок, поправляя хламиды и пряча еще гудящие от ударов арфы.

Сын Божий повернулся к райскому привратнику.

– Теперь понимаешь? – модулируя голосом, проникновенно сказал он. – Не может Бог против самого себя выступать!

– Может! – неожиданно встав на материалистические позиции, сказал Петр. – Может, если ему все надоело!

15

Демон Смоляк пришел в себя.

Тело ныло, козлиная шерсть кое-где была содрана, когти на лапах обломаны. На хвост вообще было жутко смотреть. Ну как, по вашему мнению, должен выглядеть хвост, за который испытуемого подвешивали к потолку?

Как-то некстати ему вспомнилась работа в привилегированном Первом Управлении тогда еще КГБ. Двигун тогда в Канаде работал. Активно действовать боялись – не дай Бог, засветишься, вышлют в Союз, станешь тогда невыездным и – прощай, заграница! Поэтому принцип был один: не усердствовать. Ах какое было славное время! И за хвост никто никого не подвешивал, и лапы никто не ломал!

Разведчик, кряхтя и постанывая, сел, шмыгнул пятачком и огляделся.

Камера была маленькой, с единственным топчаном, на котором сейчас спал Длиннорыл. Стены были исписаны заговорами от побега. Да и не нужны были эти надписи, зря, что ли, на воротах этого учреждения писалось с незапамятных времен: "Оставь надежду, всяк сюда входящий!" Но оставлять надежду Сергею Степановичу не хотелось. Забыв о собственной кончине, он страстно желал жить.

Сев рядом с храпящим Длиннорылом и охватив лапами рогатую голову, Смоляк мрачно задумался.

"Пропал! – тоскливо подумал он. – Пропал я! Что будет? Что будет?"

Видимо, он причитал уже вслух.

– Котел будет со святой водой! – сказал проснувшийся от этих причитаний полковника Длиннорыл. – И меня он тоже ждет. За то, что не раскусил тебя, райская образина, не доложил о тебе куда следует вовремя! – Демон безнадежно махнул лапой.

Смоляк прошелся по камере и заметил свой кожаный передник.

Машинально он поднял его и надел.

– Предложения есть? – спросил Длиннорыл. – В Аду с нашим братом-предателем строго. "Двое суток на приговор, и марш-марш на Запретный двор. Двадцать граммов святой воды – ты не бес и не ангел, ты – дым!" процитировал демон чьи-то стихи, и от прозвучавших в камере строк Смоляку стало совсем страшно.

Непроизвольно он зашарил лапами по переднику в поисках карманов и наткнулся на продолговатый предмет, вшитый в верхнюю часть передника на уровне груди. Ампула была цела! Цела!

– Святая вода, говоришь? – Он встал. – Ничего! Мы еще им покажем! Ну-ка, Длиннорыл, скажи мне, куда выходит эта стена?

16

Сатана угрюмо выслушал Вельзевула.

Демон-хранитель, не значащийся в списках Ада… Что это? Случайность? Или бардак, обычный для Ада? Хорошо, если это обычный для Ада бардак, не зря ж твердят, что демонов легионы. И при этом никто не может сказать, сколько же их на самом деле. Надо проверить все. Тщательно проверить. Стойкость неизвестного демона поразила и Сатану.

– В средствах себя не стеснять, – приказал он. – Делайте все, что сочтете необходимым, но этот демон должен заговорить. Что Иуда?

– Молчит, – коротко сообщил Вельзевул.

– Ладно, подождем, – после некоторого молчания сказал Сатана. – А с этим лжедемоном разберитесь немедленно. Выясните все его связи в Аду. Обязательно установите подлинную личину.

Он посидел, задумчиво постукивая когтями по подлокотнику кресла.

– Хотел бы я знать, – задумчиво сказал он. – Хотел бы видеть, что сейчас делает Господь!